Инстаграм Агаты лопался от восторженных комментариев. Пост с кольцом — идеальный бриллиант на её тонком пальце — собрал рекордное количество лайков. Подпись: «Сказала "ДА" среди роз! Но главное приключение ждёт впереди… Знакомьтесь, мой граф 🖤 #предложение #помолвка #сказкаСтановитсяРеальностью»
Этой «сказкой» был Александр. Красивый, чертовски обаятельный, с состоянием, которое не афишировал, но которое чувствовалось в каждой детали — от часов до лёгкой, ни к чему не обязывающей уверенности в себе. Он был воплощением мечты любой современной девушки. И теперь он вёз её на свою «родину».
Не в загородный коттедж, а в фамильный замок. В Карпаты.
— Расслабься, всё будет идеально, — сказал Александр, отрываясь от экрана ноутбука, где он проверял очередной отчёт. Их внедорожник плавно ел километры серпантина. — Отец не против, чтобы церемония прошла прямо там. Это будет незабываемо.
— "Не против" — это не то же самое, что "в восторге", — усмехнулась Агата, листая на планшете каталог свадебных декоров. — Будем ставить беседку в неоготическом стиле или в стиле модерн? И куда подвести генератор для диджея?
— Думаю, отец предпочтёт струнный квартет, — мягко парировал Александр. — И… не стоит рассчитывать на электричество. В замке свои правила.
Агата подняла бровь. Свои правила. В XXI веке. Это звучало как чудачество эксцентричного миллиардера. Мило и загадочно.
Дорога казалась бесконечной, но Агата старалась поддерживать лёгкий тон, пытаясь разузнать о семье жениха хоть что-то, кроме сухих фактов из Википедии о их состоянии.
— Ладно, признавайся, — игриво толкнула она Александра плечом. — Как зовут того самого, легендарного свекра? Не Джон же, в самом деле?
Александр на мгновение задержал взгляд на дороге, и в его глазах мелькнула тень той самой замкнутости, которая иногда появлялась, когда речь заходила о семье.
— Влад, — ответил он просто.
Агата фыркнула.
— Влад? Серьёзно? Прямо как… Дракула?
Она ожидала, что он рассмеётся, но он лишь пожал плечами, его внимание будто бы поглотила линия горизонта.
— Очень распространённое имя в этих краях, — проговорил он ровным, как бы заученным тоном. — Историческое. Ничего удивительного.
— Ну, знаешь, учитывая, что мы едем в замок в Трансильвании, это немного… клишировано, не находишь? — не унималась она, пытаясь поймать его взгляд.
Он наконец повернулся к ней, и на его лице появилась лёгкая, снисходительная улыбка, которая, однако, не дотянулась до глаз.
— Поверь мне, в нём нет ничего общего с тем вампиром из сказок. Он… обычный человек. Просто со своими странностями. Как и все старые аристократические семьи.
Его слова должны были её успокоить, но почему-то возымели обратный эффект. Эта отстранённость, это «историческое имя», это «обычный человек со странностями» — всё это звучало как тщательно отрепетированная речь. Он не смеялся над её шуткой. Он её опровергал. Слишком быстро. Слишком серьёзно.
Влад. Замок. Трансильвания.
Александр отвёл взгляд, и Агата впервые за всю поездку почувствовала не просто любопытство, а холодок тревоги, скользнувший по её спине. Возможно, это и впрямь было всего лишь совпадением. Но почему-то ей показалось, что её жених врет.
Чем глубже они забирались в горы, тем меньше становилось «мило». Цивилизация отступала, уступая место вековым елям и нависающим скалам. Связь на телефоне пропала. Воздух стал холодным и резким.
И тогда он показался. Замок. Не отреставрированный туристический аттракцион, а мрачная, подавляющая громада, вросшая в гору. Серый камень, слепые окна-бойницы, остроконечные башни, пронзающие низкие тучи. Он выглядел не жилым, а законсервированным во времени. Вечным.
Внедорожник замер у подножия каменной лестницы.
— Добро пожаловать домой, — Александр поцеловал её в щёку, но его поцелуй показался ей холодным.
Их встретил мужчина в безупречном тёмном костюме — не слуга, а скорее управляющий. Его лицо не выражало ничего.
— Граф ждёт вас.
Слово «граф» прозвучало так естественно, что Агата едва не фыркнула. Всё это было похоже на съёмки исторического фильма.
Вестибюль поразил её не размерами, а давящей, ледяной тишиной. Воздух пах старым камнем, воском и чем-то ещё — сладковатым и неуловимым, как запах увядших роз. Вместо портретов на стенах висели тёмные гобелены, и ей почему-то не захотелось разглядывать их сюжеты.
Он вышел из тени так бесшумно, что Агата вздрогнула.
Она ожидала увидеть затхлого старца в бархатном халате, существо из пыльных фолиантов. Реальность оказалась опаснее.
Весь вид графа был вызовом самому времени. Молодой, может, лет тридцати пяти — но молодостью, в которой чувствовалась тяжесть не лет, а веков. Его черные волнистые волосы, ниспадавшие до плеч, обрамляли лицо, в котором чувствовалась та редкая гармония, где природа и характер сплелись в единое целое. Высокие скулы — чёткие, но не резкие — придавали благородную строгость, а тёплый оливковый оттенок кожи, будто слегка припорошенный солнцем, говорил о южных корнях. От него веяло мощью, дикой, необузданной силой, прикрытой тонким лоском современности.
После ужина Влад кивком отпустил их, и его тень будто растворилась в сумраке коридора, прежде чем он повернул за угол.
Александр взял Агату за руку, и его прикосновение, обычно такое тёплое и успокаивающее, сейчас показалось ей слабой защитой от гнетущей атмосферы замка.
— Пойдём, я покажу, где мы будем жить, пока тут, — сказал он, и в его голосе прозвучала вымученная бодрость.
Они пошли по бесконечному коридору, освещённому редкими факелами в железных держателях. И тут Агата начала их замечать. Портреты. Они висели на стенах с неравными интервалами, и чем дальше они шли, тем старее становились рамы и холсты.
Сначала это были изображения людей в камзолах и пышных платьях XVII-XVIII веков. Затем — в доспехах и бархатных накидках эпохи Возрождения. Потом — в суровых одеяниях средневековых бояр. Лица, стили живописи, причёски менялись, подчиняясь ушедшим эпохам. Но одно оставалось неизменным.
Черты.
На каждом портрете, будь то рыжебородый граф или бледный юноша с ястребом на руке, угадывалось его лицо. Та же линия скул, высеченная будто одним резцом. Тот же разрез тёмных, пронзительных глаз, смотрящих с холста с одинаковым холодным высокомерием. Та же искажённая тень улыбки на губах. Иногда художник слегка менял форму носа или бровей, но суть, ядро — неумолимая, тревожная похожесть на Влада — проступала сквозь века.
Она не просто напоминала — она была идентичной. Словно один и тот же человек позировал разным художникам на протяжении сотен лет, лишь меняя костюмы и прически.
— Твоя семья… все такие… выдающиеся, — с трудом выдавила Агата, остановившись перед портретом мужчины в парике, чьё лицо было копией лица её свекра, если убрать бороду.
Александр нервно рассмеялся.
— Да, у нас очень сильные гены. Все мужчины в роду на одно лицо. Прямо как у Габсбургов. — Он произнёс это слишком быстро, словно заученную скороговорку, и потянул её за руку дальше.
— Похоже на тебе гены сломались — не уступала Агата.
— Не зацикливайся на этом. Это просто старые картины.
Но Агата не могла не зацикливаться. Её рациональный ум отчаянно цеплялся за версию с «генами», но это было невозможно. Сходство было не семейным, а идентичным.
Они дошли до двери их спальни, но Агата уже не думала об отдыхе. Она стояла в коридоре, залитом дрожащим светом факелов, и смотрела на галерею лиц одного и того же человека, растянутую во времени.
«Возможно ли это?» — проносилось у нее в голове.
Но когда Агата переступила порог спальни, все невысказанное негодование обрушились на Александра.
— Ты это видел? — её голос дрожал, срываясь на шёпот. — Он со мной говорил, как с пустым местом! Как с… с прислугой, которой выдали инструкции! Это же наша свадьба! Наша! Почему всё решает он?
Александр вздохнул, проводя рукой по своим белым как лён волосам. Он выглядел уставшим, как будто эта сцена повторялась в его жизни бессчётное количество раз.
— Агата, успокойся. Это его дом. Его правила. Он просто хочет помочь, сделать всё как лучше.
— Как лучше? — она фыркнула, и в звуке слышались слёзы. — Или как правильно по его мнению? Я не хочу свечей и меланхоличной музыки! Я не хочу чувствовать себя на собственной свадьбе, как на… на похоронах!
— Не драматизируй, — его голос стал твёрже. — Отец — человек старой закалки. Он предлагает аутентичность, историю! Разве это не уникально? Свадьба в настоящем замке с настоящей историей?
— Историей? — Агата с истерическим смехом указала на дверь, за которой остался коридор с портретами. — Александр, ты смотрел на эти портреты? Ты правда не видишь? Они все на него похожи! Все! Как будто один и тот же человек живёт здесь веками! Это не "гены", это… это ненормально!
Александр замолчал. Его лицо на мгновение стало закрытым, почти чужим.
— Хватит, Агата, — сказал он тихо, но с железной интонацией, которую она раньше никогда не слышала. — Хватит этих фантазий. Мой отец — почтенный человек, и он принимает тебя в свою семью. Прояви немного уважения и благодарности.
— Благодарности? — она смотрела на него, не веря своим ушам. Её Александр, всегда такой поддерживающий, вдруг превратился в отстранённого защитника этого мрачного места и его хозяина.
— Он меня даже не видит! — выдохнула она, и голос её сломался. — Он смотрит сквозь меня. Как будто я…
Последнее слово повисло в воздухе. Александр резко отвернулся и подошёл к окну, за которым лежала непроглядная тьма.
— Я не хочу это больше обсуждать, — произнёс он, глядя в ночь. — Устал. И ты устала. Ложись спать. Завтра всё будет выглядеть иначе.
Но Агата знала — нет, не будет. Она стояла посреди роскошной спальни, обставленной антикварной мебелью, и чувствовала себя в самой надёжной из ловушек. Её жених выбирал сторону. И это была не её сторона. Её свадьба превращалась в ритуал, в котором она была лишь разменной монетой между отцом и сыном.
Гнев всё ещё кипел в Агате, когда она с силой проводила щёткой по волосам, глядя на своё отражение в зеркале. Она была готова к одинокой ночи и молчаливой войне. Но затем в отражении появился Александр. В его руках была небольшая шкатулка из тёмного дерева, покрытая сложной резьбой.
Со следующего утра началась подготовка к свадьбе, до которой оставалось три недели.
С того самого вечера в Агате что-то сломалось. Самым мучительным последствием той ночи была не злость и не обида, а всепоглощающий, физический стыд. И порожденная им невозможность встретиться взглядом с Владом.
Каждое утро за завтраком в столовой было для нее пыткой. Она чувствовала его присутствие, даже не глядя в его сторону. Она изучала узоры на своей тарелке, отражение свечей в полированном дереве стола — лишь бы не поднять глаза и не встретиться с тем взглядом, который видел ее обнаженной.
Когда он обращался к ней — а делал он это с прежней, вежливой отстраненностью, — ее кожа покрывалась мурашками. Она чувствовала, как кровь приливает к лицу, и надеялась, что в тусклом свете свечей это не так заметно.
— Агата, надеюсь, комнат для ваших гостей будет достаточна? — мог спросить он своим бархатным баритоном.
Она кивала, уставившись в свой бокал с водой, чувствуя, как ее шея горит под воображаемым весом того самого ожерелья.
— Да, все прекрасно, спасибо, — выдавливала она, и голос звучал чужим и хриплым.
Она ловила на себе взгляд Александра — растерянный, вопрошающий. Он видел ее странное поведение, но списывал его на каприз или усталость от подготовки. «Она просто нервничает из-за свадьбы», — читала она в его глазах. Эта его слепота ранила почти так же сильно, как и знающий взгляд его отца.
Иногда ей казалось, что он делает это нарочно. Влад мог занять позицию напротив нее, или пройти так близко, что пола его пиджака едва касалась ее руки, заставляя ее вздрагивать. Он будто проверял границы ее стыда, наслаждался ее замешательством, которое было единственной реакцией, которую она могла ему предложить.
Она начала вычислять его маршруты по замку, прислушиваться к шагам. Если в коридоре появлялась его высокая, мощная фигура, она делала вид, что рассматривает гобелен, или поворачивала в первую попавшуюся дверь, лишь бы избежать встречи.
Первым делом Влад, без всяких обсуждений, утвердил «расписание подготовки». Оно напоминало не план праздника, а некий древний ритуал.
— Сегодня мы осмотрим Бальный зал и определим расположение гостей, — объявлял он за завтраком, и это звучало как приказ.
— Завтра вы примерите фамильное кружево для фаты.
Агата пыталась протестовать, вставлять свои идеи, но её слова разбивались о его непробиваемую уверенность. Он не спорил. Он просто переводил взгляд на Александра и говорил что-то вроде: «Сын, разве традиции нашего рода не заслуживают уважения?» И Александр, избегая взгляда Агаты, мямлил согласие.
По коридорам сновали не только бледные тени-слуги, но и приглашённые из города специалисты: флористы, декораторы, портные.
Но Агата быстро поняла: вся эта активность была иллюзией выбора. Каждое её предложение мягко, но неуклонно отклонялось и подменялось решением Влада.
Она хотела светлые, воздушные ткани для драпировок.
— Граф распорядился использовать бархат цвета бургундского вина, — безэмоционально сообщил управляющий. — Он лучше гармонирует с дубовыми панелями зала.
Она показала эскиз современной свадебной арки.
— Граф считает, что каменная готическая арка в восточном крыле будет смотреться… уместнее.
Она попросила составить меню из лёгких, изысканных блюд.
Шеф-повар, бледнея, ответил, что меню уже утверждено графом и включает в себя дичь, приготовленную по старинным семейным рецептам.
Однажды утром Влад привел её в пошивочную мастерскую в одном из крыльев замка. Там, на манекене, уже стояло свадебное платье. Оно не было белым. Это был платиново-серый бархат, отороченный темным мехом и вышитый причудливыми серебряными узорами, напоминающими паутину. Оно было старинным, пугающе красивым и абсолютно не своим.
— Но я уже выбрала платье! У меня есть своё! — воскликнула Агата.
— Это платье носили невесты нашего рода на протяжении столетий, — парировал Влад, проводя рукой по бархату. — Оно хранит историю. Ваше же... — он мягко, но уничижительно запнулся, — ...масс-маркетное творение, здесь неуместно.
Александр, стоя рядом, с восхищением смотрел на реликвию.
— Агата, это же честь! Надеть то, что носили твои предшественницы!
Слово «предшественницы» прозвучало зловеще.
По вечерам Влад начал проводить для них «исторические беседы» в библиотеке. Он рассказывал не о счастливых событиях рода, а о клятвах верности, о долге крови, о том, что брак — это не союз двух любящих сердец, а «слияние двух судеб в единую, вечную линию». Его слова, произнесенные низким, гипнотическим голосом в окружении фолиантов, завораживали и пугали. Александр слушал, зачарованный, а Агата чувствовала, как её собственная личность, её мечты о простом человеческом счастье, растворяются в этой давящей атмосфере вечности.
Она пыталась отстраниться, уйти в телефон, но связь в замке была призрачной, а Wi-Fi, как выяснилось, Влад считал «вредной суетой». Она оказалась в полной информационной изоляции и не могла вести свой блог.
Агата чувствовала, что ее свадьба превращается в средневековую реконструкцию.