— Господи, горе ты мое! — Юла ругалась, совсем как ворчливая мать. — Чо ты бледная такая?! Как моль в обмороке! Натри хоть щеки-то! Губы покусай! И улыбочку, тяни улыбочку! Я же тебя не на похороны плакальщицей зову! Ты хоть понимаешь, что надо соответствовать?!
— Чему? — машинально интересуется Ева.
— Всему! — решительно отрезает Юла. — Заведению! Клиентам! Шику! Статусу! Ты знаешь, сколько здесь платят на вход?
— Сколько? — машинально ответила Ева, в тысячный раз поправляя на себе ладно и безупречно сидящую униформу.
Униформу официантки, кокетливое платьице с коротенькой юбочкой, еле прикрывающей задницу. Не хочешь перед клиентами-толстосумами сверкать голыми ляжками и трусами — учись приседать, опуская пятую точку пониже. Впрочем, Юла вон наоборот, выпячивала ее, крутя соблазнительной задницей, обтянутой сексуальными кружевными трусами. Авось, клюнет кто. Ну, хоть кто-нибудь из клиентов-толстосумов!
Но те, кажется, были настолько пресыщены женскими прелестями, что уловки Юлы им были без интереса…
— Столько! — агрессивно выдыхает Юла. — По сто штук! Только за вход, поняла? Ты в кино была? Билетик покупала? Вот, они тоже покупают!
Ева присвистнула и Юла сделала страшное лицо. Не свисти, денег не будет!
— В общем, — немного успокаиваясь и вдруг остывая, говорит Юла, — будь приветливой, милой и всем улыбайся. И все. Приставать никто не станет — и не мечтай! С ними такие богини, что нам с тобой до них как до Китая пешком. Если кто и заговорит, ну, там, постебаться захочет, молчи и улыбайся! Прищепками за ушами закрепи эту улыбку, поняла? Я за тебя головой ручалась! Сказала, ты профи! Неконфликтная, расторопная, милая… Ну, пошла! Вот твой столик.
Юла выдохнула, будто собиралась нырнуть в холодную воду, выдохнула точно так же, как когда-то делала перед дверями аудитории, в которой ей предстояло защитить диплом, и кивнула головой:
— Удачи!
От ее сердитой воркотни, от напряжения ее нервов, которое звенело в воздухе, словно гитарные струны, у Евы поджилки тряслись. Юла славилась своей беспечностью и легкостью; а тут…
«Словно ядерную кнопку охранять мне доверяет!» — нацепив дежурную улыбку, подумала Ева, аккуратно лавируя между посетителями заведения.
Заведение и в самом деле было крутое; крутая цветная подсветка превращала помещение в таинственный синий сапфировый грот, музыка приглушенная — достаточно громкая, но не бьющая по нервам, — и сотни, тысячи блистающих драгоценных камней на посетителях!
В ушах и на шеях женщин, длинноногих и оттюнингованных, как блестящий Феррари на выставке. В массивных перстнях солидных мужчин, на булавках для галстуков, в запонках на дорогих сорочках. Ева даже жмурится от радужных брызг света, слетающего с бриллиантов.
Черт, настоящие?!
Да иначе и быть не может.
Это такие, как она и Юла, бриллиантами хвастаются друг перед другом. Те, кто ходит в этот клуб, используют камни как пуговицы.
Ева подходит к столику, и у нее перехватывает дыхание, потому что ее первый клиент на сегодня личность очень известная.
Итан Ханс, красавец и плэй бой, самый молодой толстосум этого полушария, растиражированное лицо с обложек всех уважаемых бизнес-изданий. Его недобрый прищур черных и блестящих, как агаты, глаз знаком, наверное, всем женщинам, грезящим о нем во сне. От одного взгляда этих глаз можно воспламениться и сгореть дотла. А он только посмеется над очередной птичкой, полетевшей бездумно на свет и опалившей перышки.
«Слишком красив и порочен, — обреченно думает Ева, делая последние шаги к столику и останавливаясь, всем своим видом показывая, что готова принять заказ. — Словно Сатана из преисподней, полон греха и разврата!»
Итан сидел, развалившись в удобном кожаном кресле. Расслабленный и вальяжный, как сытый хищник. Как пантера — почему-то именно этот зверь приходил на ум Еве, рассматривающей богатого клиента. Пресыщенный и грациозный сильный зверь, щурящий свои смеющиеся глаза.
Даже когда он сидел, было видно, какой он высокий, рослый, крепкий. Наверное, он нарочно вытягивал ноги, чтобы обслуживающий персонал бегал кругами вокруг него, чтоб не запнуться. Да что там запнуться — чтобы лишний раз не коснуться уважаемого клиента и не потревожить его.
Холеные руки, белеющие в праздничном полумраке заведения. Очень красивые руки. Свободно лежат на подлокотниках кресла, будто Итан смертельно устал, утомился, поднимая к губам бокал с коктейлем.
А вокруг него женщины; Еву даже замутило, когда она увидела, что трущиеся вокруг его кресла красотки, прекрасные как богини, в платьях за сотни тысяч долларов, ухоженные, великолепные каждым миллиметром своих роскошных тел, все как одна были в ошейниках.
В красивых, украшенных драгоценными камнями, ошейниках.
Они стояли позади кресла, они красиво лежали и сидели у ног Итана, обнимая его колени, они пританцовывали в такт музыке, рассыпая блестящие волосы по плечам, стараясь соблазнить мужчину своими гибкими, восхитительными телами.
И ото всех их ошейников тянулись длинные, тонко позванивающие серебристые цепочки.
И Итан держал их, небрежно зажав в ладони.
«Как животных! — яростно подумала Ева, расширенными от гнева глазами рассматривая девушек, которых такое отношение к ним, кажется, не смущало. — Он к ним относится, как к животным! Он же дрессирует их!»
Одна из девушек исполняла зажигательный и страстный танец прямо перед Итаном, и тот с интересом скользил взглядом по ее формам, по соблазнительно изгибающемуся телу.
Это была не дешевая стриптизерша, не танцовщица на шесте.
Это лицо Ева тоже видела на разворотах глянца. Дорогая модель; из тех, что говорят, что за двадцать тысяч и с постели не встанут. Значит, тут она зарабатывает не двадцать, если так охотно вертит задом.
Вглядываясь в раскрасневшееся лицо девушки и, зажав между длинными пальцами крупную купюру, Итан медленно вел ею вверх, показывая, до каких пор девушка должна поднять свое платье, чтобы оголить свои ноги под его ненасытным, полыхающим похотью взглядом.
— Вы что-нибудь желаете?
Ева изо всех сил старалась изобразить на лице приветливое выражение.
Подобострастно сжимала меню побелевшими пальцами и заглядывала в черные, как ночь, глаза, и улыбалась, словно улыбку ей и в самом деле закрепили за ушами двумя прищепками.
Итан тоже смотрел на нее.
На миг ей показалось, что ее лица коснулась его аура — морозный аромат его парфюма, запах дорогой кожи и еле уловимая нотка алкоголя, выпитого им коктейля, — черные глаза, гипнотизируя, вспыхнули так, что ей показалось — Итан поднялся со своего места и стоит прямо перед ней, заглядывая в ее лицо.
Он был красив так, что у Евы закружилась голова, и она с трудом сдержала вздох восхищения. Восторги обслуживающему персоналу тоже не положены. Высокий, стройный, полный жгучей мужской ненасытной силы и желания. От его мимолетного внимания Еве казалось, что она заперта в тесной комнатке с хищником. С опасным зверем, который раздевает взглядом. Который покоряем одним движением брови.
От его улыбки тряслись поджилки, и Ева, все так же приветливо, деланно улыбаясь, искренне радовалась, что может спрятать за этой улыбкой свое потрясение, свою беспомощность гибнущего в когтях хищника существа.
«Он может заставит меня выпить море огня, и сделает так, что мне понравится корчиться в агонии, сгорая изнутри!..»
— Желаю? — насмешливо произнес меж тем Итан, чуть приподняв черные широкие брови. — А вы у нас сегодня в роли Деда Мороза? Исполняете желания?
«Издевается, сволочь, — под гаденькие смешки полуголых девиц подумала Ева, искренне желая всем этим дорогим, элитным шлюхам облезть и неровно обрасти. — А вы чего смеетесь? Да, я приношу напитки, но хотя б не полирую своим силиконовым гудком его башмаки!»
— Разве что некоторые, — весело ответила Ева, хотя все внутри нее кипело от ярости, и этого нахального красавчика очень хотелось треснуть по голове серебристым подносом так, чтобы звон наполнил его пустую голову. — Я не волшебник, я только учусь!
Итан прищурился, разглядывая девушку перед собой. На лице его было написано совершенно ленивое и равнодушное выражение, словно сами мысли о том, как еще можно развлечься, чем подразнить эту девчонку, утомляли его.
— Ева, — прочел он на ее бэджике. Металлическая пластинка в форме сердечка, приколотая на груди на форменном платье слева. Голос его прозвучал глухо, тягуче и невероятно сексуально. От звука этого голоса Ева почувствовала, как ее кидает в холод, а потом в жар, да так, что мурашки бегут даже по щекам. И она ощутила себя беспомощной мухой, которую угораздило влипнуть в смолу дерева, чтобы однажды стать необычным янтарем. — Как прародительница рода людского?..
Ева снова улыбнулась:
— Люцифер?! — сделав удивленное лицо, произнесла она.
Девицы у ног Итана так и прыснули, разразились издевательскими смешками от этой немудреной и неуклюжей шутки. Они прикрывали рты ладошками, отворачивали лица, на которых Ева читала презрительное «ну и дура!». Но она упрямо продолжала улыбаться.
«Я с ним разговариваю, а не с этими половыми тряпками в стразиках, — упрямо думала она, нарочно не замечая хихикающих девиц и глядя в лицо Итана с преувеличенным интересом, ожидая его ответа. — Развлекаю клиента болтовней. А вот они и задницы свои с пола поднять без команды не смеют! Так что не им смеяться!»
А вот Итану шутка внезапно понравилась, да настолько, что он поднялся, выпрямился, оттолкнув прижавшихся к нему девушек и весь подался вперед, глядя в лицо Евы еще пристальнее и все более испытующе.
— Ну, почти, — загадочно ответил он на ее вопрос. — Так ты готова исполнить мое желание, Ева?
В его длинных пальцах вдруг оказалась зажата купюра.
Точно такого же достоинства, какой он до этого водил по телу танцующей модели.
Точнее, несколько купюр! Новеньких, как из-под пресса, гладеньких купюр! В пульсирующем разноцветном клубном сиянии Ева отчетливо увидела, как деньги в руке Итана предательски ощетинились несколькими уголками. В ее сторону смотрело штук двадцать, не меньше. А девицы у ног Итана готовы были от зависти рычать.
— Станцуешь для меня, Ева, дочь Евы? — вкрадчиво поинтересовался Итан, деньгами указывая на ноги Евы. — Искусишься снова?..
Точно на то место на бедре, которого касался край юбочки.
На лице Итана выписался живейший интерес. Он давал приличную цену, и теперь ему было интересно, а как скоро женщина, которой он платит, продаст себя, и какие оправдания найдет своему поступку. И как скоро…
Нашел новую, свежую игрушку.
«Интересно, Юла брала? Да наверняка брала. И наверняка больно обожглась, иначе не предупреждала бы, что деньги брать нельзя. Что ей сделали, интересно? Насиловали? Несколько человек сразу?»
Глядя на деньги в его руках, Ева непроизвольно сглотнула.
Огромные деньжищи!
Это сразу и переклеить обои вместо тех, полосатых, оторвавшихся, и побелит потолки, и сменить разбухшие двери, и… и на мечту, такую заветную и такую тайную, что о ней ни единая живая душа не знает, хватит.
Да, такая небольшая мечта, но она намного важнее для Евы, чем работа в престижном кабаке.
«Все проблемы решатся разом. За один только вечер…»
Черные глаза Итана манили. В них действительно словно ад разверзся; Ева уже видела в их непроглядной глубине извивающиеся, сплетающиеся в самом безбашенном сексе тела. В ушах ее звенели стоны и вопли наслаждения и боли, сотканные в одно целое, в симфонию страсти, покорности и власти.
— Ну, — выдохнул Итан так тихо, но так обжигающе сексуально, что, казалось, в лицо девушки дохнул раскаленный ад, самое его сердце. — Подними юбочку…
Он не угрожал и не просил. Не заставлял. Он шутливо давал команду. Дразнил; завораживал, подчинял себе.
Его улыбка ослепляла; в его огненные зрачки было страшно смотреть. Ева поняла, что Итан действительно ее захотел, но не так, как мужчина хочет женщину.
Он захотел ее как новую вещь. Как игрушку, как существо, из которого жадный и жестокий мир еще не выпил всю чистоту и свежесть.
Ева была уже совсем не рада такому пристальному вниманию со стороны важного клиента заведения.
«Ему скучно, он развлекается, а у меня нервы перегорают, как дешевые лампочки!» — ругалась она.
— Благодарю, — сухо ответила она, глядя на яблоко в его руках. — Но я беру лишь то, что мне по карману.
Глаза Итана ярко вспыхнули.
— Так я вам его продам по сходной цене, — вкрадчиво предложил он.
«Вот прилип! — почти с отчаянием подумала Ева. — Как клещ!»
Ее спасение пришло в виде еще одной беды.
Высокая и длинноногая девушка, огненно-рыжая, почти с алыми, как пламя, волосами, покачивая красивыми бедрами и цокая острыми каблучками-шпильками, неспешно вышла из темноты и направилась к Итану.
— Нашел себе новую игрушку? — проговорила она, опускаясь рядом с ним в кресло и закидывая ногу на ногу.
Ноги у нее были нереальной длины и красоты. Кожа сияла, словно мед и перламутр. Лицо было мелово-белоснежным под алым пламенем пышных волос, черные глаза пылали так же, как и у Итана, черными блестящими агатами.
И улыбка…
«Фу, гадость-то какая, — подумала Ева, с содроганием глядя на нарощенные клыки красотки. — Словно вампир какой. Взрослая же женщина. А глупости как у малолетки прыщавой».
— Чего жалкая такая? — меж тем произнесла девица, бесцеремонно и брезгливо разглядывая Еву с головы до ног. — Неужто никого поинтереснее выбрать не мог?
Странно; Ева могла поклясться, что эта девица была одета и оттюнингованна так же дорого, как и прочие, те, что пресмыкались у ног Итана. Но, в отличие от них, она знала себе цену, и за пачку денег елозить задницей по полу не собиралась.
Она вела себя так, будто была вылеплена из другого теста. Так, будто ничего общего у нее с другими женщинами не было, и быть не могло. Она была равна Итану и запросто могла посадить на цепь любого из присутствующих мужчин.
При ее появлении девицы, до того с удовольствием позирующие с ошейниками и цепями, вдруг как-то съежились, постарались убраться подальше с глаз. А рыжеволосая красотка, недовольно поморщившись, снова оглядела Еву, взбила тонкими пальцами с остро отточенными ногтями свои яркие волосы и неприятным голосом произнесла:
— Ну, чего встала? Тебе что, платят за то, чтобы ты тут строила глазки чужим мужчинам? Неси коктейль «Тропический шторм», да поскорее… тупая корова.
Ева опустила взгляд, с невозмутимым видом записывая в блокнотик заказ. Злобный выпад этой рыжей стервы был словно пощечина. Ева уловила, как напрягся Итан, как он всматривается в ее лицо, ловя хоть один оттенок эмоций, но она не доставила ему такого удовольствия.
«Что, закончились игры? Хотел помотать мне нервы, но тут пришла твоя пассия, и все испортила? Обойдешься, милый! Вместо игр будешь по самые уши наливаться элитным поганым пойлом и сидеть, как пай-мальчик, — снова натягивая дежурную улыбочку, подумала Ева, хлопая ресницами так беспечно, будто оскорбление прошло мимо ее ушей, да и вообще относилось не к ней. — Сначала со своей дамочкой разберись, а потом строй из себя властелина мира. В вашей паре сразу видно, кто господин. И это не ты!»
Итан вдруг вздрогнул, словно тоже заработал пощечину или словно он прочел мысли Евы. Его черные глаза налились яростью, тонкие ноздри гневно вздрогнули, а рыжая пакостно хихикнула, будто тоже могла слышать мысли Евы.
Но это, разумеется, только показалось Еве.
Скорее всего, мужчина злился на то, что его пассия помешала ему развлекаться.
«И за это ей спасибо, — подумала Ева. — Хотя она сама та еще тупая корова!»
— Желаете что-нибудь еще? — прощебетала Ева доброжелательно, заглядывая в черные глаза рыжей.
Та злобно сжала губы, прищурилась, словно действительно могла слышать неуважительные мысли Евы.
— Принеси-ка мне, дорогая, — нарочито доброжелательно произнесла рыжая, накручивая на пальчик яркий локон, — са-а-амый дорогой коктейль в этом заведении! Тот, что подают с огоньком, знаешь?
Сказала и рассмеялась, облизнув гибким язычком яркие губы. И на пол посмотрела, на котором уныло сидели позабытые всеми модели.
— Зажжешь его прямо перед барной стойкой, — продолжала рыжая стерва. — Хочу посмотреть на романтичный язычок пламени, когда ты будешь идти через зал к нам.
У Евы сердце ушло в пятки.
«Что она задумала, эта стерва на двух ходулях?!»
— По правилам нашего заведения, — твердо ответила Ева, — коктейль поджигается тогда, когда он стоит на столике клиента. Не раньше.
Рыжая гаденько, тихо расхохоталась. Весь ее великосветский лоск с нее вмиг сполз, она резко подалась вперед, как пьяная дешевая шлюха, пристающая к мужику с деньгами. И снова рявкнула Еве прямо в лицо:
— Я сказала, неси через весь зал! — крикнула она. И голос у нее действительно был нетрезвым, похабным и грубым. — Поняла? А ослушаешься — я тебя на куски порежу и сожру, тварь наглая!
И она снова заливисто расхохоталась, закинув огненно-рыжую голову и блестя острыми клыками.
Ева молча отошла от столика; руки ее тряслись. Она сейчас не взялась бы и «докторскую», напластанную толстыми ломтями, на крохотной тарелке нести, не то, что горящий коктейль.
Что задумала эта рыжая мерзавка?
Ева припомнила ее недобрый взгляд, прижавшихся к полу притихших девушек вокруг. Кажется, одну из них рыжая даже пнула, как мелкую собачонку, когда та замешкалась и не успела освободить рыжей проход к креслу.
Рыжая хочет скандала; устроить что-то жестокое, ужасное, например, разлить горящий коктейль по полу, чтоб загорелись платья на моделях, их длинные волосы. И ей все равно, что они получат ужасные ожоги, потеряют красоту, а вместе с ней и работу и по сути всю жизнь. Рыжая хотела развлечься, и точка.
— Я на это не подписывалась! — свирепо рычала Ева, выскользнув из зала и несясь по коридорам подсобного помещения. — Обслуживать психопатов и садистов не мой профиль!
Отыскать Юлу удалось не сразу; та словно нарочно избегала Еву, пряталась от нее. А когда та все же ее нашла и поймала, зайдя со спины, Юла подскочила и нервно вздрогнула. И даже запоздалая улыбка на ее лице вышла какая-то испуганная, вымученная и виноватая.
«Ну все, это конец».
Ева, осторожно ступая по полу, который теперь казался ей блестящим льдом, звонко цокающим под каблуками ее туфель, несла пылающий хрустальный кубок.
Синее пламя весело плясало, освещая лица людей. В его призрачном свете она казались Еве чудовищами. Причудливые тени то превращали их лица в оскаленные морды, то обратно — в лица. Они смотрели с интересом и издевкой на Еву и расступались. Кажется, с этой шуткой они были хорошо знакомы и знали, что произойдет дальше.
Ева шла, гордо выпрямив спину и упрямо сжав зубы. Ни словом, ни жестом она не выдавала свое нервное напряжение. Перед глазами ее были только пляшущие синие язычки пламени и Итан. Она видела его, небрежно развалившегося в кресле. Он с интересом смотрел, как она восходит на свою личную Голгофу… да черт, почему эта религиозная чушь лезет в голову?!
Рыжая, кажется, нарочно сманила поближе всех моделек, что сидели у Итана на цепи. Они окружали их столик и преданно выглядывали из клубной темноты.
Взгляд приближающейся Евы метался с одной девушки на другую, отчего-то вычленяя всякие мелкие, ничего не значащие детали. То бретельку платья, ушитого пайетками, то округлое плечико, которое девушка нарочито выставляла вперед, принимая вычурную и соблазнительную позу, словно в темноте прятался фотограф и запечатлевал ее красоту на снимках.
Они ничего не подозревали.
Они просто делали свою работу. Украшали собой праздник жизни жестоких толстосумов.
На которую из них рыжая собралась выплеснуть жидкий огонь?
Ева крепче сжала зубы, чтоб не разрыдаться в голос, и на миг закрыла глаза, продолжая неспешно и плавно идти вперед.
«Черта с два! Вылью себе на ноги!»
Предвидение предстоящей боли и ужаса обожгло нервы, но видение голой Юлы, которую насилуют и хлещут кнутом, ранило больше. К боли примешивался стыд и ужас, что это унижение никогда не кончится, и Ева твердо выбрала.
«К тому же, я стану уродливой, — думала она, вся трясясь. Ее ноги проделывали последние шаги, и коленки тряслись. — И никто меня не захочет. Никому из них я принадлежать не буду!»
В эти мысли ворвалась тревога, острая и сильная, сметающая все на своем пути. Взгляд Итана, его горящие черные глаза… Ева, шагая вперед, видела только эти глаза. Смотрела только в них, упрямо и непреклонно. Мысленно говорила им о своей готовности тотчас, прямо под этим внимательным немигающим взглядом, вспыхнуть, как живой факел. И не сворачивала с намеченного пути.
До столика осталось три шага… два… Блестящий поднос на пальцах Евы вдруг задребезжал сам собой, словно при землетрясении, и она, сама не понимая, как, вывернула кисть так, чтоб падающий бокал окатил ее горящей жидкостью.
Но хрустальный кубок словно жил своей жизнью. Против всех законов физики он покатился вверх по подносу и на глазах изумленной Евы спрыгнул с края на пол.
Прямо посреди рассевшихся моделей.
И те не успели бы ни встать, не отползти. Да и цепочки слишком короткие… отпустит ли их Итан, сообразит ли, что произошло? Да и захочет ли, может, шутки рыжей его тоже развлекают?
«Простите меня, девочки…»
Ева закрыла глаза, ожидая хрустального звона и криков ужаса, когда синее жидкое пламя лизнет пол и разбежится, жадно и зло ухватывая своих жертв.
Но ничего этого не последовало.
Три секунды, которые Ева стояла, словно парализованная, зажмурившись, текли вечность. Когда же она распахнула изумленные глаза, перед ее взглядом предстала весьма интересная картина.
Девушек - моделей под ногами не было; Итан ослабил их поводки и они разбежались, спасаясь от падающего огненного кубка.
Но и коктейль был цел. Удивительно, но он не разбился об пол, и даже не упал на то место, в какое ему полагалось свалиться. Тонкая хрустальная ножка кубка была зажата в белых сильных пальцах Итана, и тот с ухмылкой отпивал горящее голубое пламя, весело глядя на перепуганную Еву.
— Великолепно, — пророкотал он глубоким, полным удовлетворения голосом. — Так сладко…
И весьма недвусмысленно облизнул красные губы.
Ева вздохнула полной грудью, ощутив, ка судорогой свело плечи. Кажется, она не смела дышать все то время, что несла сюда, к столику, смертоносный коктейль, а теперь просто захлебывалась воздухом. Кровь стучала в ее висках, пьянила ее, Ева едва ли не падала в обморок от пережитого ужаса. И никак не могла успокоиться.
«Черт вас дери! Но это еще не конец! И что они прикажут мне сделать в следующий раз? Отрезать кусок мяса у любого гостя с ляжки?! Да вот хрен вам!»
Теперь она осмелилась посмотреть и на рыжую.
Та, казалось, сходила с ума от ярости и бессильной злобы.
Ее алые кудряшки, казалось, шевелились на голове, как клубок змей, она скалилась и едва не рычала на Итана, который каким-то невероятным волшебством поймал кубок, не позволил ему разбиться.
— Сука, — шептала рыжая, глядя на Еву. Воздух между ними звенел от ненависти. — Дрянь! А ну-ка!..
Но договорить она не успела. Не успела дать очередной смертоносный приказ.
Итан вдруг оказался на ногах, и рыжая тоже. Они подскочили одновременно с той лишь разницей, что рыжая изготавливалась накинуться на Еву, а Итан — затем, чтобы остановить ее.
Кубок, догорая, стоял теперь на столике, а белые сильные пальцы мужчины стискивали лицо рыжей, поднимая его вверх. Рыжая скалилась и рычала, словно дикое животное. Ее острые яркие ногти бессильно рвали воздух, не осмеливаясь, однако, прикоснуться к мужчине. А Итан, посмеиваясь, смотрел в ее искажающиеся, каждый миг меняющиеся черты, с удовольствием упиваясь ее бессилием. Казалось, яростный огонь, вспыхнувший в рыжей, ему нравился, и мужчина искренне наслаждается ее беспомощностью перед ним.
— Ты что, — рычала рыжая, скаля острые, как кинжалы, клыки, брызжа слюной, как бешеная собака. — Ты что, пожалел эту… для меня пожалел?!
Она вопила, рычала, извивалась и корчилась, словно Итан не руками ее держал, а накинул на шею удавку из колючей проволоки. Весь вид рыжей говорил о том, что ей невыносимо больно терпеть наказание от Итана, и Ева испытала подобие удовлетворения от того, что та, что хотела так запросто оборвать несколько жизней себе на потеху, так жестоко наказана.
— Что вам нужно от меня?! — выпалила Ева, нервно стискивая колени.
Нагретое рыжей кресло кажется Еве раскаленным камнем, на котором сидеть не то, что неудобно — невыносимо. Напряженные плечи едва не сводит судорогой. Мысли в голове носятся, как ошалелые, путаются, и все, как одна, неприятные. Чувства случившегося несчастья не покидает Еву, она тоскливо думает о том, что эту работу, конечно, потеряла (да и к лучшему!), а значит, средств рассчитаться с долгами у нее нет.
И Итан… он напрягает больше всего.
Ему все равно, какие страхи и сомнения гложут ее, Еву. Ему безразлично, что она умирает от страха, потому что ей чудятся шаги директора заведения, который в гневе мчится, чтобы с позором вышвырнуть ее прочь из своего клуба. Это было бы невыносимо стыдно, страшно и так же невыносимо хорошо. Потому что за дверями этого поганого места можно вздохнуть свободно и всплакнуть от облегчения.
«Да уже скорее бы! — молится Ева. — И кончится эта пытка! Должен уволить; персоналу этой пафосной забегаловки точно не разрешается сидеть рядом с гостями…»
Итан с интересом смотрит на Еву, потягивая отвоеванный у рыжей коктейль.
— Это заведение принадлежит мне, — смеется он, снова угадывая ее мысли. Ева едва сдерживается, чтоб не присвистнуть. Так вот куда, в чей карман, утекают все денежки за дорогое элитное пойло! — Поэтому здесь только я решаю, что можно делать обслуживающему персоналу, а что нельзя. Но доход от этого клуба — это капля в море, Ева. Капля моих доходов.
Грозные шаги директора клуба из воображаемых стали вполне реальными. Ева вжалась в сидение, услышав сипение рассвирепевшего толстяка, который принимал ее на работу. Он мчался собственноручно сдернуть ее с кресла гостьи и извиниться перед Итаном.
Она уже ощутила на своем запястье его жесткие волосатые пальцы, стискивающие ее руку до боли, но Итан остановил эту гору жирного мяса одним только взглядом черных жестоких глаз.
— Пошел вон, — рыкнул он, к большому удивлению Евы обнажая такие же острые, как у рыжей Лили, клыки. — Эта девушка со мной! Мог бы догадаться и не портить нам настроение. Видишь, ты напугал мою даму, болван!
Толстяк, задыхаясь от быстрого бега и страха, подобострастно согнулся чуть не вчетверо, кланяясь, и отступил. Ева снова осталась наедине с Итаном.
— Сегодня вы — моя гостья, Ева, — небрежно продолжил он, облизнув горячую сладость с губ и проводив недобрым взглядом директора клуба. — Расслабьтесь и не переживайте. Я не хочу, чтобы что-то портило вашу красоту. А страх… он искажает ваши черты. Вы становитесь холодной, жесткой и неприступной, Ева. А дочери Евы хороши не этим, нет.
Ева, завороженная его словами, вдруг обнаруживает, что он переместился и теперь сидит рядом с ней, на подлокотнике кресла, и склонятся к ней так близко, что она чувствует сладкое, как самый желанный яд, дыхание мужчины.
Сладкое и горячее.
В нем все еще полыхает коктейль, пьянящий и невероятно вкусный.
— Дочери Евы, — промурлыкал Итан, словно играя, поправив локоны Евы, лежащие на ее плече. Он откровенно любовался девушкой, беззастенчиво рассматривая ее. — Они должны быть мягкие, теплые, податливые. Они полны солнца и света, так и льнут, а в глазах доверчивость, такая же бескрайняя, как море.
Он склонился, придвинулся еще ближе, и Ева, предчувствуя поцелуй, выставила ладошку, едва успела прикрыть свои губы от его. И поцелуй достался ее пальцам.
— Можно подумать, — выдохнула она, — дочери Лилит хуже?
Итан рассмеялся тихонько. В его черных глазах полыхнул такой дьявольский огонек, что девушка обмерла, на миг ослепленная его красотой.
— Они другие, — пояснил Итан, не уточнив, хуже или лучше. — В их сердцах буря и гроза, во взгляде ночь и беда. Нет, это определенно не то, что мне нужно.
Его губы снова осторожно коснулись теплой ладони Евы, и та ахнула, словно вместе с этим поцелуем в ее сердце ударила молния и пробила ее насквозь. Черные глаза мужчины смотрели в ее глаза, не мигая, и Ева почувствовала, как ее непреодолимо тянет вперед, в руки Итана.
Итан снова поцеловал ее дрожащие пальцы, черные ресницы его дрогнули, он прикрыл глаза, ласкаясь осторожно и нежно, да так, что Ева с трудом подавила в себе порыв. Желание поверить в то, что эти поцелуи не часть игры, а настоящее, неподдельное чувство.
Итан говорил что-то о доверчивости и тепле.
«Не обольщайся, — твердила она себе, а сама не могла оторвать взгляд от мужчины. От его невероятно красивого в ночном свете лица, от бледного высокого лба, от ярких глаз и бровей, от шелковистых черных волос. — Он всего лишь проверяет, а такая ли ты дура, как он об этом думает… доверчивая дочь Евы!»
— Так что вам нужно, Итан, — шепотом повторила она, с трудом сглотнув ставший в горле ком. Всем своим видом она отважно показывала, что не поддастся на чары мужчины, и его, кажется, забавляла ее ершистость.
Итан усмехнулся, снова показав острые клыки, и медленно поднял на девушку ласковый взгляд завораживающих черных глаз.
— Не стану лгать, — с чарующей улыбкой произнес он, глядя на Еву все так же нежно, — ты нужна мне, Ева. Твоя нетронутость. Твоя чистота. Твоя непорочность.
— У вас много девушек, — возразила Ева. — Зачем вам я? Эти модели, эти королевы красоты… Я им и в подметки не гожусь. Я же простая официантка. Не умею ни по подиуму ходить, ни носить модельной одежды от кутюр.
Итан, чуть отстранившись от Евы, с видимой брезгливостью глянул на сбившихся в стайку девушек, которыми до того момента украшал свой вечер. Теперь, в тени, они выглядели как старые, пыльные, облезлые театральные декорации.
— Эти? — холодновато произнес он, поднявшись и возвращаясь на свое место. — Жалкие существа… Изломанные картонные куклы. Разукрашены красиво, а возьмешь в руки поиграть, и у них то голова отвалится, то нога. Нет; мне нужна целая. Не испорченная. Не вычерпанная до дна. Живая и теплая. Настоящая. Полная жизни. Полная души. Есть у вас душа, Ева?
Ева насмешливо фыркнула.
— А если я не соглашусь? — спросила она.
Вот так, запросто, соглашаться на условия, и кого?! Демона! В голове не укладывалось, но, похоже, Итан не врал.
Перестав натягивать гладкую личину человека, он показал свою демоническую сущность. Глаза его разгорелись алым, как пылающее сердце преисподней. В черных волосах сверкнули витые черные рожки, на щеках сверкнули раскаленными лавовыми реками извилистые алые полосы. То под кожей текла огненная, обжигающе-горячая кровь…
На его широкой груди, прямо напротив сердца, просвечивая сквозь одежду, горела алая печать. В середине кружилась пятиконечная звезда, по периметру, над ободком, бежали письмена. Завораживающее зрелище; словно звездопад ночью.
И все алые, полные кипящей крови сосуды, тянулись к этой печати, подпитывали ее и были заперты ею.
Ослушается, применит силу — и печать просто взорвет его, выплеснет наружу его жизнь и кровь.
А за спиной его черной тенью раскрылись угрожающе-огромные, вороново-черные крылья.
«А тебя здорово поймали. Надежно привязали, — подумала Ева. — И ничего ты мне не сделаешь. Договора с демонами? Черта с два, милый! Особенно если речь сразу пошла про душу!»
— Что, впечатляю? — буркнул он, исподлобья глядя на опешившую девушку. Резко изогнутые угольно-черные брови его только подчеркивали неприветливость и хищность взгляда, и Ева лишь кивнула, не найдя в себе сил ответить.
— Но я не согласна! Нет! — выдохнула она, когда угрожающее и прекрасное видение рассеялось, и вместо падшего ангела перед ней снова сидел просто красивый черноволосый мужчина.
Итан недобро посмотрел на нее. В его чертах, еще недавно таких расслабленных, нежных и ласковых, сейчас не было ни намека на человеческое тепло и понимание.
Он словно сбросил маску и предстал перед Евой таким, каким он был на самом деле: циничным и жестоким.
— Ты согласишься, — злобно произнес он. — Я знаю о тебе все, абсолютно все, маленькая дочь Евы. Ты в моей власти больше, чем думаешь.
В руках Итана словно по волшебству появились какие-то документы, которые он выложил перед онемевшей Евой неспешно и вкрадчиво, как выгодную комбинацию покера.
— Твои долги, — пояснил Итан. — Я выкупил их все, до последнего гроша. Теперь ты должна мне довольно кругленькую сумму. И я не стану с тобой церемониться; если ты будешь брыкаться, я в суде тебя раздену догола.
— О, нет…
— О да. Я уничтожу тебя — и не из-за денег, а из-за того, что ты своим упрямством пытаешься разрушить мое могущество. Меня это здорово злит.
Расширившимися от ужаса глазами Ева рассматривала свою подноготную, свою жизнь последних дней, запечатленную в сухих цифрах на бумаге, а Итан нахально усмехался.
Кровь бросилась в лицо Евы, девушка вскипела.
— Но причем тут я?! Я тут причем?! — закричала она гневно. — Я просила у тебя выкупать мои долги?! Я просила у тебя денег?! Нет! Ты сам это затеял, а меня обвиняешь в своих неприятностях!
— У меня нет неприятностей, — хладнокровно заметил Итан. — А вот у тебя они будут, если не прекратишь дерзить мне. Я не люблю дерзких; женщины должны быть покорны и выполнять любое желание мужчин.
— Да неужели?! — возмутилась Ева, подскакивая на ноги. — Знаешь что? Забирай мой дом, мою машину… что еще? Хватит этого, чтобы покрыть мой долг? Забирай все, от меня только отстань! Найди себе другую дурочку!
— Ты невнимательно слушаешь меня, Ева, — недовольно заметил Итан. — У меня нет времени искать что-то другое, более-менее подходящее. Совсем нет. Свои воспитательные речи о том, что надо было думать раньше, оставь себе. Я нашел то, что мне нужно; заставить тебя — дело техники. Не умеешь носить дорогие наряды от кутюр? Поверь, абсолютно все девушки учатся этому в кратчайшие сроки. Пройтись в дорогом шикарном платье, в бриллиантах, попить элитного вина и потанцевать — согласись, не пыльная работенка?
— Я не хочу! Не хочу плясать на потеху чертям! И никакие деньги не стоят этого!
Итан вдруг поднял со стола бумажки и стиснул их в ладони, комкая с хрустом.
— Но об этом, о твоем жалком долге можно забыть, — вдруг жестко произнес он, хищно глядя в глаза рассерженной Евы. — Деньги ведь ничего не значат, по большому счету. А вот твоя маленькая тайна… твоя мечта… Я и о ней знаю, — произнес он.
Словно Джокера выложил.
Это было сокрушительное поражение. Это убило желание Евы сопротивляться в один момент. Оставив в сердце гулкую пустоту, в которой болезненно пульсировал проросший росток надежды.
Зачем так жестоко?! Зачем давать эту надежду?! Зачем?!
Девушке хотелось кричать и выть, но никто не услышал и не пожалел бы ее. Никто не утешил и не сказал бы, что мучительная надежда обязательно реализуется. И мечта сбудется…
Никто не отдал бы часть своих сил ей, Еве, чтобы не было так невыносимо трудно дышать, чтобы глаза не наполнялись слезами, чтобы не рвало грудь от желания орать во все горло.
В этот миг Ева побледнела так, что это стало заметно в пульсирующем ночном свете.
— Откуда?! — выдохнула она. Итан усмехнулся, за спиной его снова шевельнулись черные крылья.
— Ты забываешь о том, кто я такой, — туманно ответил он. — Все же кое-какие силы у меня остались. Я легко читаю твои мысли… и мысли людей, что с тобой связаны. Узнать об этом было легко. И я знаю, что за эту мечту ты готова продать свою душу.
Силы изменили Еве, ноги ее подогнулись, и она плюхнулась в кресло, тяжело переводя дух.
— Но мне твоя душа не нужна, – небрежно произнёс Итан, посматривая на девушку. — Точнее, мне нужно, чтобы ты предстала на балу целенькой, со своей душой на положенном месте, неиспорченной и чистой, как сейчас. Поэтому не бойся, я не растерзаю тебя в страшном ритуале, — Итан хрипло хохотнул. — Вижу, до тебя начало доходить, что мне лучше не перечить, так?
— Но какие гарантии, что ты потом, воспользовавшись, не причинишь мне вред…
— Никаких. У кого ты хочешь получить гарантии? — цинично усмехнулся Итан. Ему явно нравилось мучить и пугать девушку. Запах ее страха, бушующего в крови адреналина, казался ему изысканным ароматом, словно самые дорогие духи. — О, прости, не мог удержаться. Обожаю пугать и дразнить.
Лили вывалилась из лифта, который вывез ее на самый верх сверкающей в лунном свете стеклянной башни-небоскреба. Здесь, на самых высоких этажах, в пентхаусе, было расположено самое сердце тьмы.
«Странное желание быть повыше, словно поближе к отвергшему нас божеству», — со злобой думала она.
У самого входа в преисподнюю она подхватила с подноса у официанта рюмку с крепким алкоголем, кажется, с чистейшей водкой, одним махом опрокинула ее в рот и зажмурилась. От спиртовой сушащей горечи на глазах выступили слезы. Или не от спирта?..
Психуя и ругаясь, рыча сквозь сжатые зубы самыми грязными словами, она неслась по ночным полутемным комнатам, наполненным лунным зыбким светом и стонами, более чем откровенными, и призывала, словно исступленный верующий:
— Дамиан! Ну, где же ты, ублюдок Сатаны? Это все ты придумал, засранец, и тебе и дела нет до того, что кто-то мучается из-за тебя!
Она отыскивала старейшину демонов, металась по полутемным апартаментам, хотя точно знала, где он.
На Обряде Обращения. Самое гадкое, самое извращенное, самое грязное действие… Обычно глядя на него, Лили испытывала лишь брезгливость, но порой то, что там происходило, тонкая смесь страха, стыда, наслаждения и мучений заводили ее. И она наслаждалась каждым всхлипом терзаемой жертвы.
Но только не сегодня. Сегодня ее выворачивало от мысли о том, что она может увидеть корчащееся тело, и — подумать страшно! — над ним Итана. От мысли о том, что он может именно сегодня участвовать в оргии, Лили хотелось выть и орать, раздирая себе ногтями грудь.
Еще одна извращенная выдумка Дамиана. Пока демоны развлекаются и служат ему, демоницы поджариваются в огне ревности.
— Злобный извращенный ублюдок!
Ее слова звенели в мертвенном лунном свете, и Лили словно наяву увидела ухмылку на его красивом, но холодном, словно мертвом, лице. Ему бы понравилось, что Лили роняет злые горячие слезы ревности…
Стоны жертвы она уловили обостренным слухом издалека, и, бегая в поисках Дамиана, Лили надеялась, что он уже закончил. Но надеждам ее не суждено было сбыться.
Чутье демоницы привело ее к дверям в Большой Зал, и Лили зажмурилась, прежде чем открыть их.
Большой Зал, или главный, походил то ли на карьер, в котором жадные люди добывают алмазы, то ли на девять кругов ада. Сегодня все ярусы-ложи, окружающие сравнительно небольшую площадку внизу, были заполнены демонами, мужчинами и женщинами. Их глаза мерцали во тьме, они шумно дышали, их страдания и похоть перемешивались в изысканном и порочном коктейле.
Внизу, на жертвенном столе, была привязана жертва.
Обнаженная женщина.
Ее растянутые в разные стороны руки и ноги были крепко схвачены ремнями, рот, из которого рвались рыдания и крики, заткнут резиновым кляпом в виде веселенького ярко-красного шарика.
Женщина умирала от страха и стыда. Она рвалась из своих пут, старалась сжать колени и спрятаться, прикрыться, но у нее не получалось. Все, что ей удавалось — это извиваться, судорожно и возбуждающе.
Ее бедра заметно тряслись, белая кожа блестела от пота, по некрасиво перекошенному лицу текли слезы, целые ручьи слез, и Дамиан, прогуливающийся мимо жертвенного стола, нет-нет, да утирал ее лицо платком.
Он не притворялся ни бизнесменом, ни богатеем, ни тусовщиком.
К одежде этого мира он испытывал брезгливое отвращение.
Черная кожа одевала его стройное, статное тело. Костюм его был изысканным и угрожающим. Светлые волосы лежали на плечах, словно лучи луны. Холодные серые глаза бесстрастно смотрели на жертву.
«Невинная жертва в последнем кругу Ада, — насмешливо подумала Лили, поспевшая к самому началу ритуала. — Иронично! С кем ты споришь, с кем ты меряешься могуществом, больной ублюдок?»
Меж тем Дамиан обвел собравшихся холодным и безразличным взглядом и произнес звучным голосом, что взлетел к далекому потолку:
— Добродетельная женщина… впрочем, что она считала добродетелью? Вы ведь замужем, милая?
Его узкая ладонь коснулась ее спутанных волос, и женщина, вздрогнув, часто-часто закивала головой, надеясь, наверное, заслужить себе помилование своей покорностью.
— Замужем, — почти ласково произнес Дамиан, всматриваясь в полные стыда и слез глаза. — То есть, на ложе с мужчиной ты ложилась. Уже не невинна. И знаешь, что происходит в постели. Так отчего же ты рыдаешь?
Она услышала его слова и взвыла еще громче, зажмурившись. Тело ее снова стало извиваться, и Дамиан с нескрываемым удовольствием огладил его, влажное и холодное.
— Замерзла, — отметил он. — Ну, ничего, скоро тебе будет даже жарко. Потому что тебя будет греть не один мужчина, а несколько.
Он щелкнул пальцами, и из темноты к жертвенному столу выступили сразу несколько обнаженных мужчин. Они были возбуждены; скудный свет играл бликами на их телах, красоте которых позавидовали бы и самые идеальные античные статуи.
— Отчего ты орешь? — уже грубо спросил Дамиан. — Неблагодарная… я даю тебе самое лучшее, что у меня есть! А? Что? Что ты там бубнишь? Я не понимаю ни слова!
Он склонился над ее залитым слезами лицом и сделал вид, что прислушивается. Его светлые волосы легли рядом с ее волосами и смешались, как смешиваются волосы любовников на подушке.
Лили, наблюдающая это представление, усмехнулась. Она точно знала, что Дамиану не нужно прислушиваться, чтобы знать все самые потаенные мысли этой женщины.
— Ничего не понимаю, — брезгливо произнес он, наслушавшись вдоволь ее всхлипов и жалких стонов. — Хорошо, я освобожу тебе рот, если ты обещаешь мне не вопить. А если ты разорешься, как ослица, я отрежу тебе язык. Поняла?
Жертва часто-часто закивала, подвывая от ужаса и заливаясь слезами, и Дамиан неспешно и почти благоговейно приподнял ее голову и расстегнул застежку на ее затылке.
Алый мячик с рыданиями вылетел из распухших губ. Дамиан вопросительно приподнял брови, и женщина стихла, вся содрогаясь от ужаса.
— Ну? — нетерпеливо произнес он. — Что тебя так пугает?
Еву притащили — нет, нет, не в Ад, — в богатые апартаменты. Даже свисая с плеча охранника в нелепой и стыдной позе, она почувствовала приступ головокружения от великолепия обстановки.
«Пентхаус», — только и смогла подумать она.
Кричаще дорогое убранство… И много-много света. Итан словно хотел осветить каждый уголок своего жилища, чтобы не оставалось ни единого темного местечка.
«Чтоб это место не было похоже на его темную душу!»
Но долго думать на эту тему Еве не позволили.
Охранник затащил ее в комнату с зеркальными стенами, свалил, как куль с тряпками, на низкую софу, обитую нежным лиловым велюром, и удалился, пока она, тяжело дыша, приводила в порядок одежду под издевательским взглядом Итана.
— Это лишнее, — произнес он гадким голосом, когда она вернула на место задранную юбку и прикрыла бедра, на которые Итан до того любовался безо всяких препятствий. — Я, напротив, хотел бы рассмотреть как следует товар. То, с чем мне придется явиться на глаза многим уважаемым людям.
— Товар?! — вспыхнула Ева, подскочив на ноги. — Перед уважаемыми людьми?! Скажи лучше, перед чертями на шабаш!
— Можно и так сказать, — покладисто согласился Итан. — Но дела это не меняет. Я хочу видеть тебя. К тому же, мне надо прикинуть, что на тебе будет хорошо смотреться. Ну, давай. Раздевайся.
— Что?! — гневно выкрикнула Ева, краснея. — Да ты с ума сошел?! Я же сказала — никаких личных контактов…
Итан одним быстрым, неуловимым движением оказался рядом, и испуганно отпрянувшая Ева стукнулась затылком о зеркало. На своих запястьях она ощутила жар его ладоней, его сильное тело прижалось к ее телу. Этот порыв можно было бы принять за страсть и нетерпение, если бы не взгляд мужчины.
Его темные, как самая непроглядная ночь, глаза смотрели прямо в перепуганные глаза Евы, и были они холодны и равнодушны.
— А никаких личных контактов и не будет, глупая курица, — зло прошептал он, распластывая ее по блестящей зеркальной поверхности и прижимаясь так яростно и страстно, что его слова и его действия отказывались увязываться в одну логическую цепочку. — Я же сказал — ты не интересуешь меня. Нет! Ни при каких обстоятельствах! И мне лучше не касаться тебя совсем, если я хочу сохранить твою душу в сохранности до мероприятия. Но я не хочу явиться туда с… деревенской неумытой девкой. Помимо тонких ценителей душ, там будут еще и эстеты, которым обертка так же важна, как и внутреннее наполнение. Так что будь добра, веди себя благоразумно.
Его взгляд обжигал холодом, а тело вело себя так, словно сгорает в огне страсти. Ева вдруг ощутила невероятную негу, почти блаженство, когда заметила, что Итан томно и очень неспешно потирается об нее, словно ласкаясь. Запугивает ее грозным голосом, а сам льнет, едва не поскуливая от удовольствия, и разорвать это шелковое, тончайшее касание у него сил нет.
— Я разденусь не прежде, — выдохнула Ева, собирая в кулак остатки воли и стараясь не поддаться на странную, влекущую магию Итана, — чем мы подпишем контракт, чертов инкуб!
Итан дрогнул. Его черные глаза сузились, превратились в две щелки, сильное тело напряглось словно перед прыжком… словно он сейчас накинется и растерзает…
— Я не инкуб, — отчётливо произнёс он. — И никогда им не был. Что за странные фантазии. Не нужно выдавать свои ожидания и желания за действительность. Никто не собирается тебя соблазнять.
— Тебя трясет и колотит, как восьмиклассника на первом свидании, — огрызнулась Ева. — И ты так прижимаешься, что кое-что просто невозможно не почувствовать.
— Это телефон в кармане, — соврал Итан, все еще не отпуская Еву и прижимаясь к ней еще крепче, так жарко и страстно, что «телефон» стало просто невозможно скрыть и игнорировать.
— Такой огромный?!
— Я люблю большие модели, — хрипнул он внезапно севшим голосом, склоняясь над Евой, ловя губами ее дыхание.
Соблазн был слишком велик. Возбуждение и страх бились в висках Евы частым пульсом, Итан с каждым мигом казался ей все более привлекательным и… желанным. Не отталкивающе-грубым насильником, а нежным и трепетным. Она чувствовала его волнение, словно все это — смелые касания, близость разгоряченных губ, — у него действительно было впервые. Она чувствовала его неуместную, странную, неуклюжую нежность, желание успокоить ее, Еву, и сделать ей хорошо, вопреки своим холодным, колким и обидным словам.
— Нет, — шепнула она, стараясь, чтобы ее дрожащий голос звучал твердо и уверенно. — Только после… подписания контракта.
— Хорошо, — ответил он так же тихо, будто опасаясь, что его умоляющие интонации услышит кто-то из обслуживающего персонала, его охрана, кто-то, кто привык видеть его властным и циничным, всегда получающим и берущим то, что хочется. — Контракт.
Он отпрянул, и Ева судорожно глотнула воздух, понимая, с какой жадной силой до сих пор была стиснута, измята его жадными и сильными руками. Итан своей близостью, горящим в нем пожаром просто высосал из нее все силы, весь воздух, которым она дышала, довел до головокружения одним своим присутствием…
«Вот это я влипла! Если начало такое горячее, то что будет дальше? Я выдержу? — от этих крамольных мыслей Ева отряхнулась, решительно качнув головой. — Я должна! Должна выдержать!»
Итан молча стоял напротив, глядя, как она приходит в себя после объятий с ним.
В его руке как по волшебству оказался плотный лист бумаги, и на нем под изумленным взглядом Евы огнем и пеплом выписывались совершенно простые слова.
— Ты присутствуешь со мной на приеме, — озвучил написанное Итан, — а я… я исполняю твою заветную мечту. Все. Больше никаких обязательств с обоих сторон не предусмотрено.
— Но…
— И никаких «но». На этом приеме ты должна выглядеть моей. Принадлежащей мне. И если мне вздумается ухватить тебя за задницу — я ухвачу.
Огненные буквы перестали ползти по бумаге, и Ева даже дышать перестала, заметив, что они остановились перед тем, как сложиться в слова, описывающие ее желание.