Москва утром выглядела как торт «Наполеон»: слоёный, хрупкий и неизбежно крошашийся на ботинки. Снег валил вразнобой — как отчёты к дедлайну — и таял на шарфе, оставляя продолговатые тёмные капли, будто кто-то неаккуратно расставил многоточия. Я подпрыгивала на месте у турникета, ловя слабый вай-фай метро, чтобы дочитать, что там ещё за «срочно!» от Савельева.
«Где смета? Вчера до конца дня.»
Савельев — мой непосредственный начальник и главная причина, почему в нашей агентской курилке заканчивались одноразовые стаканчики. У него был голос, которым в древности распугивали ворон с полей, а ещё привычка произносить «быстро, но качественно» так, будто речь шла о дожиме апельсинов в прессе, где апельсины — это мы.
Я влетела в офис на Тверской. Карта не сразу поняла, что я — это я, дверь злобно пикнула, и только после третьего маха пропуском впустила меня в наш открытый космос «Мятного Коммьюникейшнз». По ковролину уже тянулись мокрые следы — чей-то поздний ноябрь. У стойки ресепшена дремала ёлка: стройная, как будто из фитнес-клуба, но пока голая. Её вечно наряжали в последний момент, когда клиент уже прислал «а сделайте нам визуал с гирляндами в фирменных цветах».
— Лера, — вынырнула из-за стойки Настя, ресепшионистка с лицом ангела и памятью чёрной метки, — тебя искал Савельев. И… — она закатила глаза в потолок, — просил напомнить, что «вчера» — это не «сегодня утром».
— Конечно, — сказала я, улыбнувшись так, что вежливость хрустнула.
Таблица из десяти вкладок, где цифры бились, как форель в горной речке, отказываясь сойтись в «разумных пределах». Заказчик хотел «праздник, чтобы всем стало тепло», но за тепло кто-то обязан платить. И обычно этим «кто-то» становилась я, когда на меня сваливались вопросы и подрядчики, и авансовые, и ещё «зачем у вас в смете две кофемашины». Потому что одна — в гримёрку ведущего, а вторая — в мою жизнь.
Я плюхнулась в кресло, провела рукой по волосам и поймала своё отражение в чёрном, как совесть, экране второго монитора. Чёлка держалась, как боец спецназа, стрелки — как мосты через Москву-реку, а помада — та самая, наглая, «ягодный маркер». Под белой рубашкой спрятался кружевной бодисьют, мой личный талисман уверенности: никто не видит, а ты уже как будто сдерживаешь тайную искру. Чуть-чуть огня — и мир начинает слушаться.
— Доброе, — пропела Яна, моя вечная соперница по отделу. На ней был жакет «я всё успела к девяти утра», и запах дорогого парфюма, от которого бухгалтерия обычно начинала любить цифры. — Ты смету доделала? Ой, прости, странный вопрос.
— Очень смешно, — ответила я. — Иди тренируй улыбку для общего собрания.
Собрание назначили на десять: «вся компания, без исключений». Такое происходило редко. Чат забурлил — кто-то предположил, что нам наконец-то дадут корпоративную страховку не только на «Панадол», кто-то шепнул, что у генерального новая машина и нужно «наращивать выручку, чтобы не стыдно было ездить». Я же знала одно: у нас на носу главный новогодний корпоратив — проект года. Если мы выстрелим — контракт, кейс, награды, и… повышение. Тот самый стул руководителя отдела маркетинга, на который я смотрела как на витрину с идеальными сапогами: дороговато, но ах, как идёт к моему пальто.
К десяти мы уже стояли в переговорной «Большая», где стены были будто из льда — стеклянные и беспристрастные. С потолка свисали лампы, похожие на гигантские снежинки, кто-то украл из кухни печенье, и хруст раздавался, как предсказания. Генеральный, Олег Петрович, вошёл с таким видом, будто лично подогнал снегопад к началу речи.
— Коллеги, — прокашлялся он, — коротко. У нас перед Новым годом — шанс, который бывает раз в несколько лет. Корпоратив для нашего ключевого партнёра. Не просто «потанцевать под каверы», а сделать событие, о котором напишут отраслевые СМИ, на которое будут равняться. Проект года. И да, — он позволил себе паузу, — от успеха этого проекта будет зависеть кадровое решение: кто возглавит отдел маркетинга с января.
Пространство дрогнуло. Яна всем своим безупречным видом постаралась не дрогнуть, но губы выдали лёгкое сжатие. Я сделала вид, что просто потянулась к блокноту, хотя внутри меня завёлся оркестр и уже репетировал победный марш.
— Лера, — сказал Савельев из угла, где он любил сидеть тенью контролёра на станции, — у тебя основной фронт. Сметы, подрядчики, креатив. Яна — коммуникации, пресс-лист. Остальные — по задачам.
Пальцы мои сами нашли ручку. Я быстро записала: «площадка», «свет», «звук», «ведущий (НЕ прошлогодний!)», «тематика». В голове, как на новогодней ярмарке, уже мельтешили огни, запах корицы и даже гипотетические хоры детей сотрудников, которые несогласно фальшивят и всё равно прекрасны. Ипотека, шепнула другая часть меня. Двушка где-нибудь, где по утрам слышно, как грузовики вывозят серый снег. Не московская мечта, а московская реальность, но моя.
— И ещё, — продолжил генеральный, — чтобы у нас всё не превратилось в «праздник для отчётности», курировать финансовую часть проекта будет наш новый финансовый директор. Человек с жёсткой дисциплиной, но, поверьте, именно это нам сейчас нужно. Он пришёл к нам из… — Олег Петрович назвал крупную компанию, у меня по спине прокатился ледяной зигзаг, — и приступает к работе… сегодня. Познакомлю после обеда.
— Новый финдир? — шепнула мне Настя, тихо как конфетный шуршок. — Ну всё, теперь кофе по талонам.
Я улыбнулась, но сердце уже било тревожный марш. «Из...» — я знала эту компанию. Я знала их «жёсткую дисциплину», их педантично ровные бюджеты, из которых нельзя было вынуть ни рубля без трёх согласований, двух молитв и одного жертвоприношения. И я знала человека, который мог прийти оттуда руководить нашими цифрами.
Оптимизм отступил, но отчаянно махал флажком: не сгущай краски, Лера, вдруг это не он. В Москве много Андреев. И много людей, которые умеют крайне ровно произносить «не укладываемся».
Собрание распалось на ровных, но шумных волнах. Все растворились в своих делах, как сахар в кофе. Я — в смете. Сначала — площадка. «Останкино Холл» нас не потянет, «Фабрика Люмьер» занята под кинопремию, «Манеж» — это если мы хотим бюджет уровня «продайте квартиру». Вариант, который светился зелёным, был набережной: стекло, вид на замёрзшую реку, балкон для фейерверков (если выбить разрешение), и большой зал, чтобы танцы не заглушали речи.
Планёрки по понедельникам в «Мятном» похожи на групповую терапию с элементами цирка: все улыбаются, пока под столом жонглируют нервными тиками. На этот раз даже ёлка у стены будто подтянулась и стала строже — украшения до сих пор не повесили, но настроение у неё было «всё по регламенту».
Я пришла заранее и выставила на столе папки с пометками, как шахматы: креатив — вперёд, смета — за ним, презентация — в резерве. Внутри щекотало, как от шампанского натощак. Не от страха — от того, что сейчас всё поедет, запоёт, и… тут дверь открылась.
Андрей вошёл как человек, у которого договорённость с гравитацией: уверенно, чуть медленнее, чем надо, чтобы все успели заметить. Тёмно-синий пиджак, белая рубашка безупречных пропорций, часы, которые знали своё место на столе ровно на ширину ладони от ноутбука. Волос — предсказуем, как график квартальной прибыли. Запах — не «офисный одеколон», а что-то сухое и тёплое: кедр, чек-листы, сумма по итогу.
Я услышала себя со стороны: «Спокойно, Валерия. Мы взрослые люди. Мы не говорим сердцу «сидеть» — мы покупаем ему поводок».
— Доброе утро, коллеги, — Андрей сел напротив и кивнул ровно на всех, не задерживаясь ни на ком. Яна подсобрала плечи, Савельев сделал вид, что не впечатлён, хотя по блеску глаз было видно — оценил «новую метлу». Я открыла ноутбук и поймала его взгляд — на долю секунды, как вспышка камеры у папарацци чувства собственного достоинства.
Флэшбек выстрелил сам: другой офис, другие стены цвета «сдержанный бежевый». Две ночи без сна, проваленный дедлайн по проекту со сложным брендом, и я — на взводе, но держусь. Мы с Андреем стоим над столом, на котором разложены бумаги, как карты Таро. И тогда он, не повышая голос, словно подписывая акт сверки:
— Вы эмоциональны и непрофессиональны, Валерия. Цифры не терпят «кажется» и «чуть-чуть».
Я дернула плечом, как кошка, по которой проехались неправильным ладонью.
— А вы — бездушный калькулятор, — слетело у меня с языка, шипящее и горячее. — Который считает всё, кроме людей.
Тишина после этого была густая, как сироп. Потом всё пошло вразнос: бюджет «улетел», подрядчик «слетел», и меня — по негласной традиции — сделали ветром в открытое окно. Андрей тогда смотрел спокойно, даже с оттенком сожаления: «не моя зона ответственности». Я ушла, хлопнув дверью достаточно сильно, чтобы по периметру вылетели иллюзии.
— Валерия, — вернул меня в настоящее ровный голос Андрея. — Вы будете представлять смету?
— Я — креатив и производство, — ответила я мягко, но с пружинкой. — Но цифры знаю в лицо. Смета — наша общая.
Он кивнул. Я включила слайды. На экране вспыхнула Москва — стекло, снег, вечер. Концепт «дом в большом городе»: тепло, свет, опора. Сцена в виде уютной гостиной, только эта «гостиная» на двести человек и с акустикой, от которой мандарины сами начинают пахнуть сильнее.
— Освещение — тёплое, направленное, — я вела голос, как дирижёр палочку. — Музыка — три блока: каверы в начале, живой вокал — к середине, в финале — электронный сет, но не «клуб», а «вдохнуть и выдохнуть». Фото-зона не «шарики и золото», а «шерсть, древесина, стекло», чтобы не липко. Сценарий — через истории сотрудников, там наступит магия.
— С магией осторожнее, — негромко сказал Андрей, не улыбаясь, но уголком голоса намекнув, что слышит меня, — она редко входит в смету.
— Мы её учли, — парировала я. — В виде режиссёра.
Улыбнулся ли он? Чуть. Миллиметр. Яна записала в блокнот «магия дорого», Савельев посмотрел на меня взглядом «не дразни зверя».
— По цифрам, — Андрей листнул документ. — Аренда площадки — завышена минимум на восемнадцать процентов. Параметр «звук + мониторинг шума» дублируется в двух строках. Две кофемашины — с учётом вашей кухни — одна лишняя. Бутафорский «снегопад» в финале — оставьте себе в Инстаграм*, — (*мы все дружно сделали вид, что не услышали), — на площадке он даст риск по технике.
Он говорил спокойно, почти ласково — как стоматолог с тёплыми руками, объясняющий, почему надо удалить ещё один зуб. Каждая фраза — ровная, как линия в Excel, после которой спорить не хочется, но очень хочется.
— Если убрать «снегопад», — я подалась вперёд, и рубашка незаметно натянулась на плечах так, что я почувствовала кружево своего бодисьюта — тихое, но упрямое. — Мы потеряем кусок финального вау-эффекта. У нас концепт «город глотает, дом согревает». Снег — про «глотает», а тёплый свет — про «согревает». Цифры это не поймут, но люди — да.
— Людям счёт приходит после праздника, — сухо отозвался Андрей. — И нам тоже.
— А романтике — сразу, — сказала я и поймала его взгляд. Там не было улыбки. Там было «вы не убедили». И ещё — что-то, как будто воспоминание, которое он закрыл.
— Дальше, — он перевёл страницу. — «Ведущий». Впечатляющая сумма для человека, у которого в портфолио — шутки про тёщу и вопрос «где ваши руки?» каждые полчаса. Я бы попросил альтернативы.
— У нас есть два варианта: актёр с тонким юмором и один стендапер без пошлости. И да, — я сгладила голос, — без тёщи.
Савельев ожил:
— Валерия, вы же знаете, у партнёра алергия на стендап…
— Не на стендап, — тихо поправил Андрей, не поднимая глаз. — На предсказуемость. Валерия, пришлите мне оба портфолио и тайминг выхода спикеров. И ещё — «фото и сторис с реальной парой». На кого заложили расходы?
— Пока в «прочие». Мы ещё обсуждаем формат.
— Обсуждайте быстрее, — он поднял глаза. — Партнёр хочет «ценности семьи и стабильности». Бюджет не любит неопределённость.
«Семья и стабильность», — эхом отозвалось во мне. Вчерашние слова партнёра вдруг перестали быть просто пунктом брифа — как будто они повернули ко мне лобовую. На секунду я ощутила странную сцепку — не то с прошлым, не то с будущим, где у меня ипотека, тёплые батареи и кто-то, кто спрашивает «купить хлеб?» вместо «где смета?».
Андрей между тем аккуратно переложил ручку из правой руки в левую — мелочь, от которой меня, к моему ужасу, бросило в жар. Нотка эротики — это когда ты замечаешь, насколько у него длинные пальцы, и как на запястье ходит тонкая синяя жилка, будто стрелка на графике. Я сделала вид, что мне очень нужно поправить слайд, иначе выдам себя нецелевым «пользовательским сценарием».