- Ты что творишь?! – зашипела я, пытаясь прикрыться, но цепкие и обжигающе холодные пальцы сжали горло. Стало страшно даже шевелиться, и я замерла, словно послушная марионетка, стараясь не думать о том, что на мне лишь тонкое кружевное белье сквозь которое видны сжавшиеся от холода соски.
Я видела его взгляд в отражении – злой и удовлетворенный, казалось, он впитывает исходящий от меня страх и наслаждается им.
Ранион потянул меня назад и заставил прижаться спиной к себе. Мне казалось, что я прислоняюсь к совершенной ледяной статуе.
- Мне холодно, - взмолилась я, чувствуя на глазах слезы, но он не думал убирать руку и отстраняться, только сдавил горло сильнее и шепнул на ухо.
- А, думаешь, мне нет?
Свободная рука Раниона скользнула по моей щеке. Я видела в отражении, что кожа покрывается кристалликами льда, по спине и рукам пробегали мурашки, я стремительно замерзала, а он наблюдал за мной из-под опущенных снежно-белых ресниц. Холодное, словно северный ветер, дыхание у шеи заставляло дрожать.
Я забыла, как дышать, когда Ранион все же освободил из захвата мое горло, но рука скользнула ниже по груди туда, где шла кружевная каемка лифчика.
- Ты стала невероятно красивой, Рыжик.
- Не надо, - шепнула я, прикрывая глаза и стараясь не смотреть на пальцы скользящие к моему соску. Но не чувствовать прикосновений было невозможно - словно кубиком льда ведут по разгоряченной коже.
- Мы только начали с тобой, Рыжик, - припечатал он и ужалил шею поцелуем. Я прикусила губу, чтобы не закричать. Слезы брызнули из глаз, а когда ледяной отстранился, на моей шее у ключицы осталась отметина - бледное пятно с розоватыми краями, след от морозного поцелуя. Так выглядят обмороженные щеки.
- Я пометил тебя, - усмехнулся он. – А теперь готов смотреть за твоей примеркой!
Да пошел ты! - всхлипнула я, поспешно оделась и выскочила из примерочной под хрустальный хохот.
8 лет назад
Снег за окном усиливался. Валил пушистыми, похожими на пух хлопьями. Девочка лет двенадцати сидела на подоконнике, уткнувшись носом в стекло и наблюдала за снегопадом. За кружащимися в свете городских фонарей снежинками – непривычно крупными и ажурными, за поземкой, бегущей по мостовой под окнами, за тем, как улица укутывается белым пледом. Первый снег в этом году выпал очень поздно, прямо перед самым праздником зимы. Совпали два волшебных события, когда можно загадать самое заветное желание, и оно обязательно сбудется. Такое желание у девочки было одно, но очень и очень сильное. И почему-то именно сегодня в такой сказочный день, казалось, оно сбудется. Не прямо сейчас, конечно, а через несколько лет, но мечтать-то можно!
- Валенси! Иди сюда! – радостно крикнула мама с первого этажа. – Скорее! У нас такая радость! Ты даже не представляешь!
Валенси, не выпуская из рук книжку, которую читала тогда, когда не таращилась в окно на снежинки, соскочила с подоконника, кинулась из комнаты на лестницу и потом вниз в зал, уже украшенный к празднику. Длинные кудрявые волосы развевались за спиной, словно языки пламени – такие же непослушные и ярко-рыжие.
У камина стояла огромная почти трехметровая ель, которую они с сестрой закончили украшать с утра. Под елью лежали подарки, а рядом, взявшись за руки, стояли парень с девушкой.
Девушка тоже рыжеволосая, очень симпатичная, но значительно старше Валенси, а парень блондин с голубыми глазами и очаровательной улыбкой.
Валенси замерла на лестнице и бросила недоуменный взгляд на маму. На парня она старалась не смотреть. Он был таким красивым, взрослым и принадлежал ее сестре. Пока. Но когда-нибудь, когда Валенси вырастет, все изменится. Не зря же она загадала желание… от этих мыслей, сердце сжималось в сладостном предвкушении, но мама все разрушила одной лишь фразой.
- Поздравь сестру, Вал, у нее после зимнего праздника будет свадьба! Ранион сделал ей предложение! А ты будешь прекрасна, как маленький ангелок, и понесешь сестре фату.
- Что… - бледнея пробормотала Валенси и взглянула на сестру, как на предательницу. Хотя она таковой не была.
- Мы женимся, Вал, - усмехнулся парень и открыто улыбнулся так, как умел делать только он. – Ну же, рыжик, иди поздравь нас! Что за взгляд!?
«Что за взгляд? Да как он может!»
Руки дрожали, а из глаз катились слезы. Он всегда видел в ней только ребенка, она была ребенком. «Тебе еще рано любить, - смеясь, говорила мама - Тебе надо играть в куклы». Валенси и играла, а еще иногда подглядывала за Ранионом и понимала, для любви нет возрастов, а он решил жениться на Женевьеве!
- Я вас ненавижу! – воскликнула Валенси, помчалась вверх, в свою комнату, но на ступенях обронила старинную книгу в кожаном переплете. На обложке была нарисована девушка на фоне замка и парящий в небе снежный дракон, а внизу написано название «Ледяная душа». Девчонка пробежала несколько ступеней, но потом остановилась, как вкопанная, подобрала книгу и гордо удалилась, с трудом сдерживая слезы, и только у себя в комнате разрыдалась, повторяя вновь и вновь: «Ненавижу!»
Валенси снова открыла любимую книгу, которую ей подарили на прошлое рождество, тогда Женевьев и Ранион только начали встречаться. Парень напоминал ледяного дракона из сказки, такой же красивый и немного отстраненный, а еще он оказался добрым, и веселым, и вообще просто замечательным! Чувство к Рианиону нельзя было назвать любовью, это было всепоглощающее детское обожание, которое переросло в такую же безграничную ненависть. Решение пришло внезапно. Ярость была сильной, и Валенси уселась на кровати, скрестив ноги, открыла книгу и начала плести первое в своей жизни самостоятельное заклинание, благо подсказок в тексте было много. Заклинание получилось с первого раза потому, что его подпитывали искренние чувства, и очень сильные. Разбитое сердце всегда усиливало магию в несколько раз. Когда с губ слетели последние слова, Валенси отключилась. Пришла в себя от тихого шепота побледневшей мамы, которая замерла в дверях комнаты.
- Милая, что же ты натворила!
Сейчас
- Что же ты натворила? – эти слова преследовали меня последние восемь лет. Их говорили родные, когда спешно собирали мои вещи, чтобы навсегда выставить из родительского дома, их не раз повторяла я сама себе. Даже сейчас они крутились у меня в голове привычным, шумовым фоном. Я сидела в почтовом экипаже и чувствовала, как мерзнут руки. Не спасали, ни меховые рукавицы, утепленные заклинаниями, ни отопительные камни в повозке. Пэрсику тоже было некомфортно. Он жался ближе к шубе из густого серебристого меха и смотрел на меня укоризненно своими янтарными и круглыми, как у совы глазами. На приплюснутой морде явно читалось: «Хозяйка, ты совсем того, раз привезла нас в такое отвратительное место?» Наверное, и правда, того. Мне, действительно, не стоило сюда ехать и не только из-за кошмарной погоды.
- Ну прости, пушистый, - пробормотала я, чтобы как-то побороть волнение. - Тут зверски холодно, мы с тобой к такому не привыкли. Но так надо, поверь.
- Это последние лет десять! – поморщился мужичок с сидения напротив, кутаясь в овчинный тулуп. - А раньше нормальная погода была, а как этот в замке на горе поселился, так холодища настала! Хоть, как в давние времена, начинай девственниц в жертву приносить! Может, хоть тогда потеплеет!
- А ты дурь не мели! – шикнула на него толстая жена в необъятной шубе. - Девственниц! Иш! Где ж их в нонешние времена найдешь?
Я молчала. Я действительно помнила Сноухельм другим. Снег в предгорье иногда выпадал рано, но весной таял быстро, а лето радовало жаркой погодой. Раньше в это время только начинала опадать листва с деревьев, и долина казалась усыпанной золотом. Золото в кронах, золото в лужах – я любила такую погоду. Она мне подходила. Волосы не казались осенью такими полыхающе-яркими. Но все изменилось. Только не десять лет назад, а восемь. Из-за меня. И с тех пор, как я сотворила нечто ужасное, погода в долине испортилась, а я ни разу не была дома.
В себя меня привел только обиженный до глубины души вопль Пэрсика из недр меховой переноски. Оказывается, я пребывала в таком шоке, что забыла выпустить на волю свою любимую мохнатую скотину. Кот честно подождал какое-то время, а потом все же выразил недовольство мявом и скрябаканьем.
- И что же нам теперь делать, Пэрсик… - простонала я, прижимая к себе брыкающееся пушистое тельце. – Мне очень, очень не нравится, что мы тут с тобой застряли. А еще мне очень и очень страшно, потому что в детстве я была плохой девочкой и натворила много дел.
- Мыр-р-р? – спросил Пэрсик, вывернулся у меня из рук и, спрыгнув на пол, с деловым видом пошел к сумке, на дне которой лежала кошачья мечта - кусочки вяленого мяса.
- Тебе хорошо, зверь, - заметила я. – А меня кто покормит?
Есть хотелось неимоверно, я еще не завтракала, а время близилось к обеду. Снег за окном не прекращался, завывал ветер, и я искренне надеялась, что в гостинице есть ресторан. Совсем не хотелось бы искать кафешку за пределами этого здания.
Моя южная одежда не подходила для Сноухельма. Я не предполагала, что тут стало настолько холодно – это раз, и не рассчитывала, что задержусь – это два. Придется покупать себе что-то по сезону. Я думала об этом, влезая в узкое красное платье с открытыми плечами. В нем одном было холодно, пришлось взять серую вязаную кофту, которая совершенно не взялась с образом. Мне было все равно, так как голова оказалась полностью занята. Меня пугали послания на стеклах. Я не была дурой и понимала - они только начало. Но какие действия он предпримет дальше? Не убьет же меня? Если бы хотел, сделал бы это, пока я ехала сюда. Я в очередной раз совершила глупость. Сама угодила в ловушку. Ведь знала же, что нельзя возвращаться.
Я заплела непослушные рыжие волосы в косу и спустилась вниз, чтобы узнать, где здесь кормят.
А в холле меня ждал сюрприз. Женская фигура у стойки показалась мне знакомой.
- Жен… - удивленно протянула я, все еще не веря собственным глазам.
Женщина обернулась, и я узнала сестру, которая казалась крупной из-за пушистой шубы в пол. Черный мех казался глянцевым. На фоне капюшона глаза Женевьев смотрелись особенно яркими.
- Привет. - Она устало улыбнулась. – Прости, что выставила тебя вчера. Просто растерялась и испугалась. Нам надо поговорить, в этом ты права.
- Хорошо, - я была обескуражена. К чему такая смена позиции?
- А еще я принесла тебе несколько теплых платьев. Смотрю на тебя и понимаю, что решение верное. Ты представления не имеешь, в чем тут нужно ходить, чтобы не замерзнуть к демонам, - в голосе нескрываемый укор, но я лишь слегка улыбнулась, глотая намек. Мне нечего сказать, Женевьев права.
Она протянула мне пакет с вещами, и я приняла его из рук.
- Так, может быть, поднимешься со мной? Поговорим в номере у камина, - предложила я, правда, скорее, из вежливости, потому что все еще лелеяла мечту о завтраке. Желудок сводило от голода, и я готова была продаться в рабство за тарелку каши.
- Можно, - не стала спорить сестра. - Но ты зачем-то спускалась вниз.
- Просто не завтракала, - не стала отпираться я.
- Тогда я составлю тебе компанию. Я уже ела, но кофе попью с удовольствием. Только сначала переоденься. Мне смотреть на тебя холодно.
- А тут есть ресторан?
- Конечно, - важно кивнула администратор, которая стала свидетельницей нашего разговора. На минус первом этаже. Спуститесь по лестнице и там не промахнетесь.
- Тогда, давай остановимся на ресторане. Я и правда очень хочу есть, вчера только обедала.
Женевьев кивнула и устроилась ждать меня на диванчике. Шубу она только расстегнула, но снимать не стала.
Моя сестра была более фигуристой, нежели я, поэтому ее платье сидело на мне свободно, но это совершенно не портило его внешний вид. Да и мой, если честно, тоже. Платье, которое принесла мне сестра, оказалось великолепно. Длинное в пол, светло-голубое с воротником хомутом из нежнейшей шелковистой шерсти, очень тёплое и мягкое. Только переодевшись в него, я поняла, насколько мне было неуютно до этого.
Ресторан оказался вполне приличным и уютным, единственное, что его портило – отсутствие окон. Его стилизовали под настоящий погреб. У стен стояли бочки, и на специальных подставках лежали бутылки вина. Симпатично и мило, а то, что нет окон, даже к лучшему. Нет окон, нет морозных узоров, которые меня изрядно пугали.
Я заказала себе завтрак, а Женевьев кофе. Сначала мы просто молчали. Прошло восемь лет с нашей последней встречи, и тогда сестра рыдала в три и ручья и говорила, что ненавидит меня. Я сама себя ненавидела. Да и до сих пор эта ненависть не утихла.
- Зачем ты приехала, Валенси? – наконец произнесла сестра. - Правда, зачем? Мама с папой так много сделали, чтобы этого никогда не произошло. Бабушка последние годы доживала недалеко от тебя и оставила тебе наследство, чтобы ты ни в чем не нуждалась и, не дай боги, не сунулась сюда. Но ты все равно приехала. Я не понимаю этих суицидальных наклонностей. Тебе жить надоело?
После посещения Раниона, как ни в чем ни бывало вели себя только Китти и Пэрсик. Пэрсик залез к племяшке на руки и нагло спер с ее тарелки кусок мяса, Девид явно был не в восторге от такого поведения приблудной скотины. Ей богу, я даже покраснела от стыда за своего домашнего питомца и попыталась отобрать у поганца добычу, но кот предусмотрительно сожрал ее в углу за шкафом докуда никто не смог дотянуться. А Китти так и вообще была просто счастлива. После ужина она лично отловила Пэрсика и сказала:
- Он со мной спать.
Я не очень была уверена, что мохнатый согласится, но сейчас кот покорно болтался в руках малявки и не делал попыток сбежать, напоминая жирную лохматую сардельку. Женевьев отправилась укладывать дочку спать, и я, пользуясь случаем, тоже сбежала. Не хотела оставаться один на один с Девидом, испытывала необъяснимую скованность. Он хоть и молчал, но был сильно недоволен моим присутствием в доме.
Я сослалась на усталость и сбежала в свою комнату. Мне требовалось время, чтобы все обдумать. Девид провожал меня тяжелым взглядом. Я его понимала, так как именно я внесла сумятицу в их размеренную жизнь, и сейчас страдала по этому поводу.
Женевьев не обманула. Моя комната на втором этаже ничуть не изменилась с того момента, как я уехала отсюда. Домашний дух исправно наводил порядок. Пыли не было, но вещи лежали на своих местах. Любимые куклы, книги, милые двенадцатилетней девочке безделушки, плед и подушка на окне, где я любила читать. И там же старинная книга в кожаном переплете, как напоминание о том, что маленьким ведьмам нельзя озвучивать свои желания.
Точнее можно, но очень осторожно. Моим первым заклинанием – было проклятье. Я превратила того, кого боготворила в безразличную и холодную ледяную статую, ледяного дракона, который управляет стихией и обитает в замке на горе, потому что рядом с ним погибает все живое.
Когда Ранион и Женевьев объявили о своей помолвке, именно так я чувствовала себя – маленькой, замороженной девочкой, у которой перестало биться сердце. Ледяная сказочная история, которую я любила читать вечерами, злость и отчаяние дали импульс колоссальной силе, и она выплеснулась в уродливом проклятье, разрушившем сразу же несколько жизней, одной из которых оказалась моя собственная. Почему я тогда сама не заледенела? По крайней мере, это было бы справедливо.
Сегодня я даже не смогла заставить себя подойти к подоконнику и впервые за восемь лет взять в руки любимую историю. Но я помнила ее наизусть. Каждое слово, только вот у сказочной истории хорошая концовка. Ледяной дракон влюбился по-настоящему и оттаял, но в душе моего ледяного, одна только ненависть. Ненависть ко мне.
Сегодняшний день вымотал, но я все равно думала, что не сумею уснуть, потому что едва закрывала глаза, как перед ними возникал образ ледяного Раниона, с мертвенной бледностью кожи, с жестокой ухмылкой на губах и тоской в глазах. Он действительно не заслуживал того, что я с ним сотворила. И он имел право мне мстить, и если бы я знала, как искупить свою вину, непременно бы это сделала. Даже отдала бы свою жизнь, если бы это могло вернуть к жизни его. Только вот я знала, эта жертва будет напрасна, проклятье она не снимет. Я подозревала, что проклятье не снимет ничего. Красивый финал в сказке – это всего лишь красивый финал в сказке, а в жизни только потерянный, невероятно красивый ледяной дракон, которого я обрекла на вечное одиночество.
Холодный ветер пробрал до костей, скользнул по голым ногам под одеялом и заставил меня проснуться. В комнате было темно, только серебристый свет луны падал в открытое окно. Я подскочила и с ужасом уставилась на подоконник. На распахнутые настежь ставни и снег на ковре, а еще на задумчиво разглядывающего меня Раниона.
Он сидел на подоконнике, прислонившись спиной к откосу, и наблюдал за мной. В длинных светлых волосах запутались сосульки, словно изысканное украшение, а лицо в мертвенном свете луны казалось серебряным. Он напоминал призрака. Наверное, потому что черное одеяние сменил на светло-серое. Узкие брюки, обтягивающие длинные подкаченные ноги – я сейчас хорошо видела выделяющуюся мышцу бедра – легкая рубашка, с небрежно расстёгнутыми пуговицами. Ранион был нереально и пугающе красив.
- Что ты здесь делаешь? – прошептала я, кутаясь в одеяло, то ли от холода, то ли от страха. Кончик носа начал мерзнуть.
- Пришел насладиться своим триумфом. Ты стала красивой, пожалуй, даже красивее, чем была твоя сестра в этом возрасте. На такую тебя я бы запал. Серьезно.
Он говорил об этом тихо с усмешкой, а у меня в груди свернулся ледяной комок, и к горлу снова подступили слезы. Я мечтала о том, что понравлюсь ему, когда вырасту. Но и предположить не могла, что судьба повернет все так. Злая насмешка.
- Зачем ты издеваешься надо мной? – спросила я тихо, зная ответ. Это месть, на которую он имеет право. - Что ты хочешь?
- Сейчас я хочу гулять. Пошли. Мне очень скучно и нужно, чтобы кто-то меня развлекал. А ты мне должна, Рыжик. Очень сильно должна.
- Я не пойду с тобой никуда, - комок страха сжал горло, и я упрямо замотала головой. – Там ночь, метель и зверский холод.
- Ну, допустим, метели не будет, а касаемо холода… тебе ли жаловаться? Это ведь все по твоей вине!
- Я и не спорю! Я знаю, что виновата на все сто процентов! Просто… ну что мне сделать?
Метель закончилась к утру, так как я успокоился. Точнее ненависть просто из буйной стадии перешла в отстраненно холодную, и это отразилось на погоде. Я перестал носиться, словно угорелый, над долиной и бороться с желанием разнести все к снежным демонам и вернулся в замок. Успокоиться стоило великих усилий, я словно вернулся в тот день восемь лет назад, когда вместо крови по венам потек лед. Тогда я еще не понимал, что со мной произошло. Все казалось какой-то дурацкой шуткой, которая со дня на день прекратится, и я продолжу жить, как и прежде. Я не испытывал ненависти к Рыжику, она все еще оставалась милой сестричкой девушки, на которой я планировал жениться. Ненависть пришла позже, вместе с осознанием, что как раньше не будет уже никогда. Она разъедала мою душу день за днем, пока не стала единственной целью никчемного существования. Я превратился в чудовище не только внешне, но и в душе. Валенси тогда создала идеальное ледяное чудовище, которое не остановится ни перед чем в желании поквитаться.
Я мечтал, что наступит день, и я смогу отомстить, но Рыжика прятали хорошо. Там, куда я не мог добраться. Но судьба расставляет все по своим местам, и теперь Валенси в моей власти. Я не звал ее, не пытался заманить, не шантажировал Жен (хотя мог бы), чтобы она выдала мне сестру. Рыжик сама приехала сюда, а значит, мои руки развязаны.
Демоны, как же сложно оказалось сегодня сдержаться и не убить ее сразу. Такая хрупкая, наивная с огромными колдовскими глазами и кудряшками, которые мороз превратил в свисающие вокруг заплаканного личика сосульки. В этот миг из глубин души подняла голову жалость, отравив минуту торжества, и тогда я психанул. Оставил ее в этой ледяной коробке на верную смерть. Потом еще долго летал над городом и мучился угрызениями совести, хотя к чему они? Валенси заслужила все эти страдания, они лишь мала часть того, через что пришлось пройти мне. Так почему же я малодушно решил ее отпустить и даже развернулся обратно к окну, но в комнате Рыжика уже не было. Ее кто-то выпустил до моего возвращения. Наверное, Женевьев. Она хорошо меня знала, и понимала, как я зол.
Сейчас на долину упал трескучий мороз. Такой сильный, что я уверен, передохнет половина птиц в округе. Они просто не долетят до теплых домов. Да и людям лучше не высовываться сегодня на улицу. Это просто опасно. Этот мороз отражение состояния моей души. После такого гнева и злости мне нужно успокоиться, поэтому я выбрался в мастерскую, расположенную на заднем дворе. Физическая работа и творческий процесс – это лучшие способы усмирить гнев. Для работы со снегом и льдом мне необходимы были низкие температуры, да и просто я сейчас мог либо психовать и заваливать долину снегом, либо культивировать в себе ледяное спокойствие. Что-то мне казалось, снега людям достаточно. Морозы они, правда, тоже не любили. Но иного я предложить им не мог. И виновата была в этом маленькая, рыжая дрянь с оленьими глазами!
Я никогда не знал, что у меня получится на выходе за исключением, пожалуй, сегодняшнего дня. Сегодня я вырезал из ледяной глыбы чуть вздёрнутый нос Валенси, ее полные чувственные губы и этот олений напуганный взгляд. Будто это не она восемь лет назад отправила меня в ад, одним взмахом вот этих длинных ресниц. Будто не ее губы шепнули слова проклятья, и моей жизни пришел конец. Она сама уехала в теплые страны подальше от ледяного монстра, моя невеста вышла замуж за моего лучшего друга, а я? А я вынужден сидеть в своем ледяном заимке на горе и не портить им жизнь? Если я смог убедить себя не трогать Девида и Женевьев – все же они не виноваты в случившемся (хотя лучший друг вполне мог бы выбрать себе любую другую девушку), да и Жен тоже, но они просто жили дальше, а вот Валенси… Валенси была виновата по всем статьям.
Когда я заметил внизу под холмом карету, которая по извилистой горной дороге подбиралась к моему убежищу, очень удивился. Во-первых, гости у меня бывают нечасто, во-вторых, с погодой я, действительно, перестарался. Город толком не успели очистить от снега после ночной бури, от мороза птицы примерзали к веткам, а кто-то решил нанести мне визит? Так странно. Впрочем, я подозревал, кто это мог быть.
Видеть никого не хотелось, и первой мыслью было устроить занос на подъезде к замку. Мне ничего не стоило сделать дорогу непроходимой. Наверное, я так бы и поступил, но был слишком увлечён, вырезая лицо Валенси, такое живое, почти настоящее. Не получились только кудри, пришлось сделать прямые длинные волосы, которые трепал ветер. Эта льдянка вышла почти безупречная. Осталось немного доработать пропорции фигуры, которая получилась лучше, чем была у тощего Рыжика. Полная, красивой формы грудь, узкая талия и длинные ноги. Идеальная ледяная спутница, которую хотелось уничтожить одним взмахом руки, потому что в ней, как и во мне, не было жизни. А мне до зубного скрежета хотелось согреться теплом маленькой рыжей Валенси, только ее тепло не отогреет меня, лишь даст секунду облегчения, а вот мои прикосновения – это путь в ад. Впрочем, именно там я и приготовил ей место.
- Господин, к вам гости, - прошелестело над ухом. Леван – один из первых созданных мною снежных помощников – умел приближаться неслышно даже для меня. Он не имел формы и состоял из вороха снежинок. Это уже позже я понял, что в качестве обслуживающего персонала мне нравятся фигуристые снежные девушки, я назвал их льдянки.
Я кивнул, и вихрь снежинок прокатился по двору, скрывшись за воротами.
- Ран… - раздался за спиной голос, и я лениво развернулся. Даже не сомневался в том, что навестить меня решила моя бывшая.
Я настроилась, не видеть и не замечать ледяного, по крайне мере, пока у меня есть хоть малейшая возможность. Подумаешь, снежная поземка под ногами? При такой погоде совершенно неудивительно, что в приоткрытую дверь или форточку влетают снежинки. Я настроилась хотя бы чуть-чуть взбодриться и переключиться, выбирая одежду.
Мода в Сноухельме сильно отличалась от южной. Это и понятно, выглядеть красиво, когда примерзаешь к пудренице очень сложно, поэтому тут проявляли хитрость и смекалку, в моде были длинные невесомые платья из материала, напоминающего морозные узоры на стекле. Их ткали из очень теплой шерсти амапак, обитающих в горах. Мех животных был густым и очень нежным. Стоили такие вещи недешево, но я могла себе позволить, спасибо бабушкиному наследству.
Первый же магазин меня покорил и очаровал. В этом месте я сразу почувствовала себя сказочной снежной принцессой. Только вот принц у меня бракованный, и вместо любви у него в сердце ненависть.
Я брела мимо вешалок и манекенов с кружевными невесомыми и, по заверению производителя, удивительно теплыми нарядами, а внизу по полу вилась поземка. Девушки продавщицы поглядывали на меня настороженно. Незнакомое лицо в дорогом магазине привлекало внимание, а стихия у моих ног пугала. Но я и не нуждалась в помощниках. Размер я свой знала, и примерно представляла, что хочу. Просто, тут было столько всего красивого, что глаза разбегались. В итоге я остановилась на нескольких моделях – все длинные в пол, на плотном подкладе из светло-серой ткани, а сверху узоры, снежинки завитушки, просто абстрактные линии. Одно платье светло-голубое, другое снежно-белое с тонкой серебряной нитью, вплетенной в орнамент, а третье - глубокого изумрудного цвета. Оно не очень вписывалось в снежно-зимний колорит города, но зато я знала, будет смотреться на мне очень хорошо. Так же я сделала себе отметку взять что-нибудь в подарок Женевьев. Сестра не отвернулась от меня, и я это очень ценила. Возможно, у нее самой этих платьев целый шкаф, но я знала свою сестру, еще одному она точно обрадуется.
Единственное, что портило впечатление от покупок это не пропадающее ощущение холода. Он скользил по ногам, промораживал пол там, где я ступала. Я пару раз едва не поскользнулась, когда вместо плитки под моими ногами оказывался лед. Ранион изводил меня мелочно и как-то по-детски но, слава богу, не показывался на глаза. Видимо, не хотел демонстрировать свое присутствие местным. Интересно, почему?
Я сгребла понравившиеся платья и отправилась в примерочную. Настораживало только то, что пробирающий до костей ветер со снежинками скользнул по полу за мной в приоткрытую дверь кабинки. Ощутимо похолодало. Когда я стягивала с себя теплое платье, мороз пробрался по обнаженной спине и рукам, я поежилась и едва не заорала, когда в стремительно замерзающем зеркале сзади себя увидела обретающую материальность фигуру ледяного.
- Ты что творишь?! – зашипела я, пытаясь прикрыться, но цепкие и обжигающе холодные пальцы сжали горло. Стало страшно даже шевелиться, и я замерла, словно послушная марионетка, стараясь не думать о том, что на мне лишь тонкое кружевное белье сквозь которое просматривались сжавшиеся от холода соски.
Я видела его взгляд в отражении – злой и удовлетворенный. Казалось, Ранион впитывает исходящий от меня страх и наслаждается им.
Ранион потянул меня назад и заставил прижаться спиной к себе. Мне казалось, что я прислоняюсь к совершенной ледяной статуе.
- Мне холодно, - взмолилась я, чувствуя на глазах слезы, но он не думал убирать руку и отстраняться, только сдавил горло сильнее и шепнул на ухо.
- А, думаешь, мне нет?
Свободная рука Раниона скользнула по моей щеке. Я видела в отражении, что кожа покрывается кристалликами льда. По спине и рукам пробегали мурашки, я стремительно замерзала, а он наблюдал за мной из-под опущенных снежно-белых ресниц. Холодное, словно северный ветер, дыхание у шеи заставляло дрожать.
Я забыла, как дышать, когда Ранион все же освободил из захвата мое горло, но рука скользнула ниже по груди туда, где шла кружевная каемка лифчика.
- Ты стала невероятно красивой, Рыжик.
- Не надо, - шепнула я, прикрывая глаза и стараясь не смотреть на пальцы скользящие к моему соску. Но не чувствовать прикосновений было невозможно - словно кубиком льда ведут по разгоряченной коже.
- Мы только начали с тобой, Рыжик, - припечатал он и ужалил шею поцелуем. Я прикусила губу, чтобы не закричать. Слезы брызнули из глаз, а когда ледяной отстранился, на моей шее у ключицы осталась отметина - бледное пятно с розоватыми краями, след от морозного поцелуя. Так выглядят обмороженные щеки.
- Я пометил тебя, - усмехнулся он. – А теперь готов наблюдать за твоей примеркой!
Да пошел ты! - всхлипнула я, поспешно оделась и выскочила из примерочной под хрустальный хохот.
- Ничего не подобрали? – устремились вслед за мной девочки-продавщицы, но я лишь отмахнулась от них и выскочила на улицу. Проклятый холод преследовал меня везде. Окоченевшие пальцы ног и рук, замерзающие на щеках слезы. Не хотелось ничего. Какая разница, когда замерзнуть насмерть прямо сейчас в ближайшем сугробе или когда этого захочет Ледяной. А ведь я знала, все закончится именно так.
- Эй, - раздался голос со стороны. – Почему такая красивая девушка плачет? В наших краях это чревато обморожением.
Быть рядом с ней невыносимо. Такая живая, юная и соблазнительная. Интересно, она сама понимает, насколько красива? Чувствует ту власть, которой обладает. Пока я сидел там, в кресле, смотрел, как она лениво стягивает с себя платье, а потом в двух кружевных кусочках ткани прохаживает по комнате и соблазнительно изгибается, пытаясь застегнуть непослушные пуговицы на платье, не знаю, что хотел сильнее убить ее или обладать ею.
Хотелось подойти сзади, обнять, с силой притянуть к себе, развернуть и впиться в сочные губы поцелуем, но ей было холодно рядом со мной. Им всем было холодно. Раньше я пытался отогреться рядом с живыми женщинами, но это было нереально, пару раз я остановился на грани. Нет, они теряли от меня голову, пожалуй, я привлекал их даже сильнее чем раньше. Необычной внешностью, способностями, а потом они хотели растопить меня и мое сердце. Только, увы, это невозможно, а вот я вполне мог заморозить кого угодно, и Валенси тоже.
Интересно, каково это наблюдать за тем, как она умирает от наслаждения в моих объятиях? Замерзает от поцелуев, ее руки холодеют, а Валенси просит еще и еще, понимая, что это последние мгновения ее жизни. И убивают ее мои поцелуи.
Картина вышла заманчивая, только вот я не готов ее убить. Не сейчас. Возможно, когда я решу, что пора, ее смерть будет именно такой. Валенси погубила меня во имя детской влюбленности, а ее саму погубит вполне осознанная любовь ко мне. Я верил, что где-то в глубине души этой роковой красавицы еще сидит маленькая девочка, которая меня когда-то боготворила.
Ну а пока мне нужно проветриться. Пролететь вьюгой над городом, повалить парочку деревьев порывами ветра, засыпать подъездной путь - все равно к утру расчистят. Жители наловчились, и заносы им были не страшны. Да я и не старался особенно. Гонял по дороге снежные барханы. Вьюга прошла по улицам, с завыванием билась в стекла, и я начал успокаиваться. Только последний раз решил пролететь мимо ее окон. Вдруг еще не погасила свет? Вдруг еще не спит, а может, думает обо мне?
То, что я увидел, заставило заржать. Валенси определенно думала обо мне. Загнувшись в нелепую позу, девушка пыталась расстегнуть треклятое платье. Она закусывала губы, хмурила брови и кажется, ругалась сквозь сжатые зубы. Рядом у ее ног крутился толстый рыжий кот. Хорош зверь. Именно он так забавно и брезгливо тряс лапами, когда я пытался его погладить. Не знаю почему, но поведение наглого животного тогда обидело.
Я затаился за окном, намереваясь посмотреть за забавным представлением. Я просто сбежал от нее, сбежал, чтобы не наделать глупостей, и о том что если платье нереально застегнуть, то и расстегнуть будет проблематично, я как-то не подумал. Зато сейчас меня ждало весьма интересное представление.
После того, как Ранион неожиданно испарился, я какое-то время просто не могла прийти в себя. Его присутствие, оказывается, невероятно выматывало. Я прикрыла форточку и упала в кресло у камина, спрятав пылающее лицо в руках. Так странно, от его прикосновений шел мороз по коже, и горели щеки. Руки дрожали до сих пор. Он снова видел меня практически обнаженной, но зато до завтрашнего вечера я могу быть свободна, если он, конечно, сочтет нужным сдержать обещание. Раньше всегда сдерживал. Но я уже успела заметить, что за последние восемь лет очень многое изменилось.
Пэрсик, который во время визита ледяного прятался под кроватью и вообще никак не заявлял о своем присутствии, осторожно выполз на свет, брезгливо обнюхал подол моего платья. Потрогал лапой искусно сделанную снежинку на подоле и раздраженно дернув хвостом, отошел в угол. На руки не полез. Ну и молодец, не хотелось, чтобы он оставил зацепки на дорогой ткани. Как любые котики Пэрсик был линюч и когтист. Причем, эти два его качества проявлялись в самые неподходящие моменты.
Платье было великолепно. Удобное, мягкое и очень теплое. На юге таких, просто, не делали. Несмотря на то что его подарил мне Ранион, я была рада, что оно у меня есть. Точнее не оно, а они. Стоял еще целый не распакованный пакет.
Единственным недостатком были эти треклятые пуговицы, которые я просто не представляла, как расстегнуть без посторонней помощи. Благодарна я им была только за то, что пока ковырялась с ними, выкинула из головы ледяного. Точнее я помнила про него всегда, но все мои ресурсы были направлены то, чтобы изогнуться в нелепую позу и достать до мерзких круглых бусинок, не желающих вылезать из петелек. Я ругалась как сапожник, вся взмокла, но осилила только треть. Часть у воротника и часть в районе поясницы, а вот пространство между лопаток не давало мне ни вылезти из проклятого платья так, ни расстегнуть пуговички. Рвать дико не хотелось.
Я почти не удивилась, когда в спину дунул холодный ветер, а у моих ног закружились снежинки. Пэрсик подпрыгнул на все четырех лапах и, проскальзывая на полу, умчался на кухню, откуда раздался грохот и звук падающей посуды.
- Ты напугал моего кота, - отозвалась я, не поворачиваясь к Раниону, но чувствуя, что он стоит у меня за спиной.
Ледяные пальцы нечаянно скользнули по коже спины, и я вздрогнула. Зато корсет перестал жать.
Ледяной молчал. Только медленно пуговица за пуговицей расстёгивал платье, до тех пор, пока оно не упало к моим ногам.
- Хороших тебе снов, Рыжик, - шепнул он мне на ухо, и от его ледяного дыхания кожа покрылась мурашками.
- И тебе, Ледяной, - отозвалась я, а он унесся с порывом ветра. Сейчас между нами не чувствовалось ненависти, но я не уверена, что завтра она не вернется. Точнее, почти на сто процентов была уверена, завтра последует новый виток. Я переоделась в теплое и уютное платье Женевьев. Оно было удобным и очень домашним. Отыскала вязаные носки и забралась с ногами в кресло. Камин загорелся, едва я о нем подумала. Поленья весело зашипели. В доме было тепло и без него, но живой огонь создавал уют, а на колени мне прыгнул Пэрсик. Я повернула голову к окну, чтобы бросить взгляд на противоположную сторону дороги, на окна дома, в котором жила сестра, но стекло оказалось плотно покрыто ледяным орнаментом. Острые углы и иглы, так похожие на решетку. Наваждение прошло, Ранион четко дал мне понять, где я нахожусь – в клетке. И решает, выпустить меня или нет, только он.