Я сделала ещё один обход зала, привычно сканируя лица гостей. Казино «Четыре Ветра» напоминало аквариум с экзотическими рыбами — все яркие, все движутся по предсказуемым траекториям, все в своём собственном мире иллюзий. Мои каблуки беззвучно утопали в толстом ковре, пока я двигалась между столами, невидимая для тех, кто не хотел меня замечать.
Казино никогда не было для меня местом развлечений. Скорее, идеально выверенной декорацией, где каждый сантиметр пространства продуман до мелочей — от высоты стульев до интенсивности света. Здесь ничто не оставлено на волю случая, кроме самой игры.
Мужчина за рулеткой улыбался, но его глаза оставались мёртвыми. Он проиграл уже третью ставку подряд, но продолжал держать лицо. Типичный актёр второго плана в этом тренированном театре. Женщина рядом с ним — вероятно, жена — механически потягивала шампанское, пока её муж спускал их отпускные.
Тут никто не кричал от радости при выигрыше. Никто не рыдал при проигрыше. Свет словно проглатывал все эмоции, оставляя лишь оболочки людей.
Я повернулась к бару, поймала взгляд Михаила — он едва заметно кивнул, подтверждая, что всё спокойно. Между нами не нужны были слова. Достаточно микрожестов, которые никто посторонний не заметит.
Казино было моей клеткой, но я в ней — не птица, а смотритель. Я не играла по правилам этого места, я следила, чтобы другие их соблюдали. И именно эта разница позволяла мне сохранять ясность ума там, где другие её теряли.
Подойдя к зеркальной стене, я проверила своё отражение. Строгий костюм, собранные волосы, минимум косметики. Ничего лишнего. Ничего, что могло бы выдать во мне человека с эмоциями, страхами, с сыном, который сейчас, возможно, не может уснуть в Краснодаре.
Мне нравилось быть хищником среди этих марионеток. Наблюдать, как они дёргаются на ниточках собственных страстей и слабостей. Я не играла — я смотрела. И в этом контроле была моя сила.
Я заняла позицию у барной стойки, привычно расправив плечи. Отсюда открывался идеальный обзор на VIP-зал — мой основной объект наблюдения. Бармен Виктор, зная мои правила, молча поставил передо мной стакан с водой. Ни льда, ни лимона — ничего, что могло бы отвлечь внимание. Я благодарно кивнула.
Между нами существовал негласный договор: я не мешала ему работать, он не пытался меня развлекать. Идеальный симбиоз двух профессионалов.
Мимо прошла девушка в красном — слишком громкий смех, слишком частые прикосновения к спутнику. Наигранность выдавала в ней либо новичка, либо охотницу за чужими кошельками. Я сделала мысленную пометку присмотреться к ней внимательнее.
Рация в ухе тихо зашипела. Голос Стаса, дежурившего у камер наблюдения, произнёс: «Стол номер три, мужчина в сером пиджаке. Слишком нервничает».
Я не повернула головы, лишь чуть сместила угол зрения. Действительно, клиент за третьим столом выбивался из общего ритма казино. Слишком резкие движения, пальцы барабанят по столу, взгляд мечется. Возможно, просто неопытный игрок, но такие нервные гости часто становятся проблемой.
— Вижу. Продолжаю наблюдение, — произнесла я почти беззвучно, зная, что чувствительный микрофон уловит.
Охота требовала терпения. Я не двигалась с места, позволяя залу жить своей жизнью вокруг меня. Люди приходили и уходили, проигрывали и выигрывали, но моё лицо оставалось непроницаемым. Улыбка в этом месте была бы профессиональной ошибкой — она создавала иллюзию доступности, а мне нужна была дистанция.
Через десять минут мужчина в сером успокоился — видимо, выигрыш сгладил его нервозность. Ложная тревога.
Моя сила была в невидимости. Когда охранник сливается с интерьером, люди перестают себя контролировать. Они забывают, что за ними наблюдают, и начинают показывать истинные лица. Тогда-то и проявляются настоящие намерения, скрытые за масками вежливости.
Я стояла неподвижно, как часовой на посту. Мой разум фиксировал малейшие детали: кто с кем разговаривает, кто избегает камер, кто пьёт больше обычного. Эта информация складывалась в мозаику, которая рано или поздно выдаст мне того, кого я ищу.
В этой охоте моё одиночество было не проклятием, а преимуществом. Никаких привязанностей, никаких слабостей. Только холодный расчёт и абсолютная концентрация.
Стеклянные двери VIP-зала раздвинулись, и время словно замедлилось. Он вошёл, как входит хозяин в собственный дом — без лишней спешки, но с абсолютной уверенностью в своём праве находиться здесь. Не оглядывался, не искал глазами свободный стол. Просто шёл, как будто уже знал, куда направляется.
Первое, что я отметила — его костюм. Дорогой, но не кричащий о цене. Тёмно-синий, идеально сидящий по фигуре, но без показной элегантности. Функциональная роскошь — так я это определила для себя.
Второе — его движения. Чуть медленнее, чем у большинства посетителей. Как будто он находился в своём собственном временном потоке. Каждый шаг — выверенный, каждый поворот головы — осознанный. Это не была манерность богатого человека. Это была... осторожность хищника.
Моя рука невольно напряглась на стакане с водой. Что-то в нём нарушало привычный порядок вещей, и моё профессиональное чутьё забило тревогу.
Он прошёл мимо столов, кивнул крупье за рулеткой — знакомый жест, значит, бывал здесь раньше. Но я не помнила его лица. А я помнила всех завсегдатаев VIP-зоны.
И тут он посмотрел на меня. Не мимолётно, как большинство мужчин, оценивающих женщину у бара. Нет, его взгляд зацепился за мой, задержался. В этом не было ни флирта, ни праздного интереса. Он смотрел так, как я обычно смотрю на других — изучающе, аналитически. Он сканировал меня.
Я не отвела глаз. Профессиональная привычка не показывать слабость. Но внутри что-то дрогнуло — ощущение, что мои собственные методы используют против меня.
Уголок его рта приподнялся в едва заметной полуулыбке. Он слегка наклонил голову, будто признавая, что наш молчаливый поединок закончился вничью, и направился к бару. Не к моему концу стойки, а к противоположному. Достаточно далеко, чтобы не вторгаться в моё пространство, но достаточно близко, чтобы при желании начать разговор.
Свет бил в глаза привычно и безразлично. Мраморные полы, приглушённые голоса, звон фишек — всё это давно стало фоновым шумом. Я скользил между столами, улыбаясь, кивая знакомым лицам. Не настоящим знакомым — просто фигурам на доске.
Охранник у входа в VIP-зону кивнул, пропуская меня без вопросов. Здесь меня знали как успешного инвестора, любителя покера с хорошей интуицией. Образ, отточенный годами. Один из многих.
— Господин Прокопенко, ваш обычный стол готов, — метрдотель склонил голову.
Я кивнул, не тратя слов. Слова — валюта, которую я расходовал экономно.
Казино «Четыре Ветра» — идеальное место для сбора информации. Здесь политики сидят рядом с бизнесменами, а чиновники пьют с теми, с кем официально никогда не встречаются. И все они говорят больше, чем следовало бы. Особенно когда проигрывают.
Я уже собирался пройти к столу, когда заметил её. Женщина у барной стойки. Форма охраны сидела на ней слишком естественно — не как униформа, а как вторая кожа. Она не просто стояла там — она работала глазами, сканировала пространство.
Что-то в её позе заставило меня на долю секунды сбиться с шага. Десять лет в поле научили меня узнавать своих. Она была профессионалом. Не тем, кто просто носит форму и получает зарплату. Она была хищником среди травоядных.
Наши взгляды пересеклись — мимолётно, на доли секунды. Но этого хватило. В её глазах не было пустоты, характерной для обслуживающего персонала казино. В них жил огонь, тщательно спрятанный под маской безразличия. Слишком яркий для этого места.
Я двинулся дальше, но внутренний компас уже сбился. Что-то в ней... Не просто красота — её здесь хватало. Что-то настоящее. В мире, где всё — декорация, она казалась чем-то подлинным.
Привычно расположившись за столом, я сделал ставку, но часть моего внимания осталась у бара. Кто она? Обычно я безошибочно считывал людей, их роли, их слабости. Но эта женщина... В ней чувствовался внутренний стержень, которого не было у большинства окружающих.
— Ваши карты, господин Прокопенко.
Я взял карты, но мысли текли в другом направлении. Возможно, она работает не только на казино. Слишком внимательна, слишком собрана. Я должен узнать больше.
Сделав ещё одну ставку, я украдкой бросил взгляд в её сторону. Она переместилась, теперь наблюдая за другим сектором зала. Движения — экономные, выверенные. Военная выправка? Полиция? Спецслужбы?
Странно. Обычно я не отвлекаюсь на работе. Особенно на женщин. После Леры это стало правилом. Но что-то в этой охраннице зацепило меня, пробило брешь в броне.
— Господин Прокопенко, ваш ход.
Я посмотрел на свои карты. Комбинация была неплохой, но я почему-то решил сбросить их.
— Пас, — произнёс я, вставая. — Сделаю перерыв.
Мне нужно было узнать, кто она.
Я двинулся к бару, занимая позицию, откуда мог наблюдать за ней, не привлекая внимания. Годы работы научили меня становиться частью интерьера, когда нужно. Бармен поставил передо мной виски без льда — мой обычный заказ здесь.
Она не из наших. Эту уверенность я почувствовал нутром. В спецслужбах все ходят с определённой печатью на лице — незаметной для обычных людей, но очевидной для своих. У неё была другая метка. Возможно, МВД? Или служба безопасности какого-то конкурирующего ведомства?
Я сделал глоток, наблюдая. Слишком внимательно изучает определённых гостей. У неё было задание — и, судя по всему, оно пересекалось с моим.
Вопрос: чья она? Работает на кого-то из тех, за кем я наблюдаю? Или, может, на конкурентов Полякова, чьи финансовые потоки я отслеживаю последние три недели?
Женщина поймала мой взгляд, и на мгновение между нами проскочило что-то. Не просто узнавание — понимание. Мы оба играли роли в одном спектакле, просто из разных театров.
— Повторить? — спросил бармен, кивая на мой опустевший стакан.
— Нет, — я положил купюру на стойку. — Достаточно.
Она определённо не случайный элемент. И это меняло правила игры. Теперь мне нужно было не только собирать информацию о Полякове, но и разобраться, кто она и не помешает ли моей операции.
Я поднялся, направляясь обратно к игровому столу. Краем глаза заметил, как она переговаривается с другим охранником, что-то показывая на планшете. Профессиональные жесты, сдержанность... Военная выучка чувствовалась в каждом движении.
Сейчас я не мог рисковать прямым контактом. Нужно было сначала выяснить, кто она, на кого работает. Союзник или противник — это вторично. Главное — она не та, за кого себя выдаёт. Как и я.
Усаживаясь за стол, я мысленно перестроил план действий. Придётся действовать осторожнее, возможно, изменить некоторые точки контакта. И, определённо, узнать о ней больше — до того, как она узнает обо мне.
— Делаете ставки, господа, — произнёс крупье.
Я поставил фишки, но мысли мои были далеко от игры. Внезапно казино «Четыре Ветра» стало гораздо интереснее, чем я ожидал.
— Бокал вашего лучшего красного вина, — я обратился к бармену, когда снова оказался у стойки. Моя партия закончилась с минимальным выигрышем — ровно столько, чтобы поддержать образ успешного, но не слишком выдающегося игрока.
Бармен кивнул, выбирая бутылку с верхней полки. Я дождался, пока он наполнит бокал, затем добавил:
— И передайте, пожалуйста, еще один той охраннице у левой колонны.
Рука бармена замерла над бутылкой. На его лице промелькнуло удивление — быстрое, профессионально скрытое, но заметное для тренированного глаза.
— Власовой? — уточнил он, слегка понизив голос.
Имя. Первый кусочек головоломки лег на место. Я сделал глоток, не показывая интереса.
— Если это та высокая с темными волосами, то да.
Бармен покачал головой, протирая стойку салфеткой с излишней тщательностью.
— Она не берет ничего. Никогда.
Интересно. Полная самодисциплина. Либо параноидальная осторожность. Либо и то, и другое.
— А имя вы запомнили? — спросил я небрежно, будто это мелочь.
Будильник не понадобился — проснулась за час до звонка. Тело отказывалось лежать, мысли — останавливаться. Вскочила, как от выстрела.
Квартира встретила меня привычной тишиной. Не дом — временное пристанище. Достаточно функциональное, чтобы существовать. Недостаточно личное, чтобы жить.
Поставила кофе. Пока турка нагревалась, механически проверила телефон. Сообщение от куратора — обычный запрос статуса. Ответила коротко: без изменений. Хотя всё изменилось.
Кофе поднялся, сбежал. Чертыхнулась, вытирая плиту. Даже такая простая операция не давалась. Руки, которые могли разобрать пистолет с закрытыми глазами, теперь не справлялись с бытовой задачей.
Налила в чашку то, что осталось. Села у окна, обхватив кружку ладонями. Кофе остывал, нетронутый. Я смотрела на город, но видела его глаза. Глаза человека, который не просто скользит взглядом — а смотрит вглубь. Видит то, что спрятано. Видит меня.
Отчёт. Мне нужно было составить отчёт о вчерашнем дне. Но вместо чётких формулировок в голове царил хаос. Образы, обрывки диалогов, ощущения. Я ловила себя на мысли, что вспоминаю не оперативные детали, а как он держал бокал. Как двигался. Как смотрел.
Телефон в руке. Палец завис над контактом. Вика. Мы не говорили по-настоящему уже месяцы. Короткие сообщения, дежурные звонки. Я отдалилась от всех, кто знал меня настоящую.
Нажала кнопку вызова прежде, чем успела передумать.
— Вик, привет. Ты сейчас можешь говорить?
— Для тебя — всегда. Что случилось?
— Нет, ничего страшного, просто...
Запнулась. Что я собиралась сказать? Что потеряла профессиональную дистанцию? Что мужчина, которого я видела всего раз в жизни, пробрался мне под кожу?
— Ну давай, выкладывай, — Вика говорила с той самой интонацией понимания, которая всегда заставляла меня открываться.
Выдохнула, словно перед прыжком:
— У нас в зале есть один тип. Проблема не в нём. Проблема в том, как я на него реагирую.
— Красавец? — в голосе Вики мелькнула улыбка.
— Да не в этом дело. Понимаешь, он... будто бы видит меня. Не как охранницу, не как удобную функцию, а меня.
Пауза. Я почти видела, как Вика откидывается в кресле, обдумывая мои слова.
— И ты забыла, что ты на задании, да?
Я молчала. Правда была слишком опасной, чтобы произнести её вслух.
— Катя, — Вика заговорила мягче. — Ты можешь себе позволить, хотя бы один раз, просто почувствовать.
Горло сдавило. Эта простая фраза била по самому больному.
— Вот только если я почувствую — я могу всё испортить. Я уже была там. И знаешь, чем закончилось.
Мы обе знали. Предательство. Боль. Одиночество с ребёнком на руках.
После звонка я долго смотрела в выключенный экран телефона. Отражение показывало усталую женщину с напряжённым взглядом. Женщину, которая слишком давно забыла, что значит просто жить.
Допила холодный кофе. Горький. Как выбор, который мне предстояло сделать.
Добраться до казино я успела ровно к началу смены. Ноги привычно несли мимо главного входа к служебной двери. Сканер отпечатков, короткий кивок охраннику, и я оказалась внутри — в том самом мире, где была не Катей, а тенью, функцией, наблюдателем.
Не успела переодеться, как рация на поясе ожила. Короткий треск, затем голос дежурного:
— Власова, зайдите в кабинет 318. Срочно.
Триста восемнадцатый — административный блок верхнего уровня. Туда вызывали либо для премии, либо для увольнения. Но я знала — ни то, ни другое меня не ждёт. Это был кабинет, который обычно пустовал. Кроме случаев, когда приезжал он.
Дверь открылась бесшумно. За столом — Лебедев, мой куратор из "конторы". Человек без возраста, с лицом, которое забываешь, едва отвернувшись. Идеальный оперативник — невидимка в толпе.
— Садись, — он не поднял глаз от папки.
Я осталась стоять. Между нами всегда был этот молчаливый поединок — кто первым проявит слабость.
Он усмехнулся уголком рта. Выложил на стол фотографию. Снимок с камеры наблюдения, распечатанный на обычной бумаге. Человек входит в казино, полуоборот — и я узнала этот профиль, эту осанку.
— Прокопенко Александр Борисович, — Лебедев постукивал пальцем по фото. — Знаешь его?
— Видела вчера в зале, — ответила ровно, стараясь, чтобы голос звучал профессионально безразлично.
— Что заметила?
— Наблюдательный. Держится особняком. Пьёт мало. Играет осторожно, но не боится рисковать.
Лебедев кивнул.
— Наблюдай. Поведение подозрительное. Данных мало. Работай под контролем, как есть.
Я кивнула. Механически. Как солдат, получивший приказ. Но внутри, где-то между сердцем и диафрагмой, всё сжалось в тонкую, напряжённую линию: «Он — теперь объект. А значит, не твой. Никогда».
— Вопросы? — Лебедев сложил папку.
— Что именно ищем?
— Контакты. Разговоры. Особенно с персоналом казино. Возможно, он ищет кого-то конкретного.
Я снова кивнула. Профессионал. Машина. Функция.
— Свободна, — бросил Лебедев, уже уткнувшись в телефон.
Выходя из кабинета, я почувствовала, как внутри разрастается холод. Теперь у моей странной реакции на Александра появилось оправдание — работа. Я могла наблюдать за ним, изучать его. Законно. По приказу.
И это делало всё только хуже.
Спустилась в мониторную — крошечную комнату без окон, заставленную экранами. Бункер, где никто не мешает. Где можно спрятаться от мира и от себя.
Разложила на столе бумаги, включила планшет. Зашла в систему. Пальцы отстукивали привычный ритм по клавиатуре, создавая новый файл в базе. "Объект наблюдения: Прокопенко А.Б."
Сухие факты — как броня. Возраст: 35 лет. Частота посещений: трижды за последние две недели. Предпочитаемые игры: покер, иногда рулетка. Алкоголь: скотч, один бокал за вечер. Контакты с персоналом: минимальные, строго функциональные.
Данные стекали в протокол — чёткие, выверенные, безопасные. Но вместо цифр в голове крутились совсем другие кадры. Его взгляд — прямой, изучающий, без тени смущения или игры. Взгляд человека, который не скрывает, что смотрит, но и не раскрывает — зачем.
Полоска света из-под штор резала глаза. Я лежал на кровати в одежде, глядя в потолок номера — такой же безликий, как и все потолки в отелях, где мне приходилось останавливаться. Счёт шёл на десятки, может, сотни. Я давно перестал их различать.
Часы показывали 5:37. Бессонница — мой верный компаньон. Не из-за тревоги или стресса. Просто сон казался пустой тратой времени. Ещё одна форма самообмана.
Номер — типичная пятизвёздочная клетка. Дорогая мебель, приглушённые тона, мягкий ковёр. Всё сделано, чтобы создать иллюзию дома. Но дом — это не место. Это ощущение принадлежности. У меня его не было уже давно.
Поднялся с кровати. Ноги коснулись холодного пола. Прошёл к окну, отодвинул штору. Город просыпался — неохотно, лениво. Внизу редкие машины скользили по мокрому асфальту.
Мысли вернулись к вчерашнему вечеру. К казино. К ней.
Екатерина Власова. Служба безопасности казино — официально. Неофициально... интересный вопрос. Слишком профессиональный взгляд. Слишком точные движения. Она явно не простой охранник.
Её глаза выдали её — на долю секунды. Когда я заговорил с ней, что-то мелькнуло. Растерянность? Интерес? Что-то личное, не связанное с работой.
Это было... неожиданно.
Я провёл рукой по лицу. Усталость накапливалась под кожей, как яд. Сколько ещё я смогу так? Менять города, имена, личности. Жить между строк собственной биографии.
Достал телефон. Открыл зашифрованный файл с информацией на Власову. Всё стандартно: бывший оперативник МВД, безупречное досье, разведена, сын. Ничего, что объяснило бы её реакцию на меня.
Но было что-то ещё. Что-то, чего не было в файлах. Какая-то уязвимость под маской профессионала.
И почему-то меня это зацепило. Я, человек, который годами отрабатывал искусство не привязываться, вдруг почувствовал... любопытство? Интерес?
Отложил телефон. Прислонился лбом к холодному стеклу. Внизу город продолжал просыпаться, равнодушный к моим мыслям.
Мне нельзя отвлекаться. У меня есть задание. Есть цель. Всё остальное — помехи.
Даже если эти помехи имеют самые красивые глаза, которые я видел за последние десять лет.
Душ не помог. Мысли о Екатерине Власовой не смывались горячей водой. Застревали где-то между рёбрами, как заноза.
Я натянул свежую рубашку, поправил запонки. Мой отражение в зеркале было идеальным — человек, которому доверяешь с первого взгляда. Александр Прокопенко, успешный инвестор. Гладкий, как отполированный камень.
Телефон завибрировал. Сообщение от Полякова: "Встречаемся в 11:00. Ресторан «Белуга»."
Андрей Поляков. Застройщик, бизнесмен, вор государственного масштаба. Человек, которого я изучал последние три месяца.
Впервые увидев его, я понял всё за секунды. Идеально сидящий костюм от итальянского портного. Часы, которые стоят как квартира в центре Москвы. Улыбка, отточенная перед зеркалом — широкая, но не затрагивающая глаз. Портфель из крокодиловой кожи — блестящий, как его репутация в определённых кругах.
Всё фальшивое. Всё — фасад.
Поляков крал из бюджета с той же лёгкостью, с какой другие дышат. Миллионы, выделенные на социальное жильё, утекали сквозь его пальцы в офшоры. А дома строились из материалов, которые разваливались через год после сдачи.
— Ничего личного, — говорил он мне за коньяком. — Система работает, если ты умеешь брать.
Как будто это его право — обкрадывать страну. Как будто это какая-то игра, где все участники согласны с правилами. Сегодня у меня встреча с Поляковым. Очередной шаг к его разоблачению.
Прижать Полякова казалось невозможным. Я изучал его досье снова и снова, искал слабое место, зацепку. Не находил. Идеальный преступник — так его называли в кулуарах.
Поляков развёлся десять лет назад. Чисто, без скандалов. Обеспечил бывшую жену недвижимостью в таком объёме, что она потеряла всякий интерес поддерживать с ним контакт. Умно. Ни детей, ни семейных уз — ничего, что могло бы стать рычагом давления.
Не пьёт, не ходит по саунам с девочками, не светится на сомнительных вечеринках. Даже его любовницы — все совершеннолетние, добровольные и щедро оплаченные. Никаких скелетов в шкафу.
Я отхлебнул остывший кофе, просматривая файлы в ноутбуке. Его финансовые схемы напоминали паутину — сложную, многослойную. Все взятки проходили через тендеры и субподрядчиков. Ничего напрямую, никаких конвертов с деньгами. Только цифры на экране, только движение средств между юридическими лицами.
— Прижать можно только одним, — пробормотал я, захлопывая ноутбук. — Уголовным делом, от которого не отмыться.
Я знал, что именно такое дело мне предстояло создать. Собрать доказательную базу, которую не разрушат даже его связи в прокуратуре. Задача казалась почти невыполнимой.
Мой телефон зазвонил. Номер с защищённой линии.
— Прокопенко.
— Доброе утро, Александр Борисович, — голос куратора звучал как обычно — без эмоций. — Как продвигается?
— Медленно. Он хорошо зачистил все следы.
— Время поджимает. Есть информация, что он готовит крупную сделку. Если она пройдёт, пострадают сотни людей.
Я поморщился. Это я знал и без напоминаний. Очередной жилой комплекс, построенный из материалов, не соответствующих нормам безопасности. Очередная катастрофа, ждущая своего часа.
— Понимаю. Мне нужен доступ к его банковским транзакциям за последние три года.
— Это невозможно без ордера.
— Тогда дайте мне ордер.
Молчание на линии. Затем:
— Мы работаем над этим. А пока... используйте все доступные ресурсы.
Все доступные ресурсы. Я знал, что это означает. Казино. Полякова. И Екатерину Власову, которая могла стать ключом ко всему этому делу.
После окончания звонка я долго смотрел в окно. Что-то подсказывало: чтобы добраться до Полякова, придётся открыться больше, чем я привык. И это пугало меня сильнее, чем любое задание.
Сел обратно в кресло, открыл ноутбук. Файл с грифом "Совершенно секретно" светился на экране. Я перечитал главную директиву операции, хотя знал её наизусть.
Понедельник начался, как обычно — шум будильника, скрип старых половиц под ногами, привычная утренняя боль в суставах. Сорок лет в медицине научили меня просыпаться мгновенно, даже если тело просило ещё пять минут сна.
Каша булькала на плите, пока я заваривала чай. Всё как по часам — семь утра, пар от чайника, запах гречки с маслом. Кухонные часы отстукивали секунды, напоминая о времени, которое летит слишком быстро.
— Артёмка, вставай, соня! — позвала я, выкладывая кашу в тарелку с космонавтами. — В школу опоздаешь!
Послышалось недовольное бурчание, а затем шлёпанье босых ног по коридору. Мой внук, растрёпанный и сонный, появился на пороге кухни, сжимая в руках какую-то книжку.
— Бабуль, а ты знаешь, что чёрные дыры могут поглотить целую галактику? — вместо приветствия спросил он, плюхаясь на стул.
— Доброе утро и тебе, астроном, — улыбнулась я, поставив перед ним тарелку. — Сначала каша, потом космос.
Артём принялся есть, одновременно листая свою книгу и рассказывая о звёздах, планетах и чёрных дырах. Я слушала вполуха, поправляя ему воротник рубашки и проверяя, чтобы носки были надеты правильно — не наизнанку, как в прошлый раз.
Смотрела на него и думала — как же он похож на Катю в детстве. Те же вихры, та же привычка говорить с набитым ртом, та же страсть к космосу. Катенька тоже мечтала стать космонавтом, пока жизнь не развернула её совсем в другую сторону.
— А мама когда приедет? — вдруг спросил Артём, прерывая свой монолог о Сатурне.
Что-то кольнуло под сердцем. Вот уже третий месяц, как Катя звонит только по выходным. Говорит коротко, сухо — работа, командировки, всё в порядке. А в голосе — металл и усталость.
— Скоро, золотко, — соврала я, гладя его по голове. — У мамы очень важная работа.
Артём кивнул, словно понимал, хотя куда ему понять. 7 лет — это когда ещё веришь, что мама — самая главная в мире, даже если видишь её раз в месяц.
— Она нас защищает, да? — спросил он, поднимая на меня глаза — Катины глаза.
— Да, милый. Она защищает.
Только вот кто защитит её саму? Кто обнимет, когда страшно? Кто скажет — всё будет хорошо, Катюша?
Я смотрела, как Артём доедает кашу, и молилась, чтобы дочь вернулась целой. Чтобы однажды этот ребёнок проснулся и побежал не ко мне, а к той, кто должен быть рядом.
После завтрака и сборов в школу мы с Артёмом, как обычно, успели на последнюю минуту. Он вбежал в класс, когда прозвенел звонок, а я помахала ему через стеклянную дверь. Учительница улыбнулась мне, и я пошла домой — делать уборку, готовить обед, стирать, гладить. Обычные дела, заполняющие пустоту.
Вечером, после ужина и проверки уроков, настало время нашего еженедельного ритуала. Артём нетерпеливо устроился на диване, прижимая к груди планшет.
— Бабуль, скорее! Уже семь! Мама будет звонить!
Я присела рядом, чувствуя, как учащается пульс. Странно, что даже в моём возрасте сердце может так волноваться перед встречей с собственной дочерью.
Экран ожил, и вот она — моя Катя. Волосы собраны в строгий хвост, на лице — привычная сдержанность. Профессионал до кончиков ногтей.
— Мама! — закричал Артём, подпрыгивая на диване. — Мамочка, привет!
— Привет, космонавт, — улыбнулась Катя, и я увидела, как напряжение на её лице чуть отступило. — Как твои дела? Как школа?
Артём прижался к экрану, словно пытаясь пролезть сквозь стекло, чтобы обнять её. Я смотрела на них и чувствовала, как в груди разливается тепло. Моя девочка. Моя. Сильная, красивая, упрямая — вся в меня.
— Мама, я получил пятёрку по окружающему миру! И мы с бабушкой ходили в планетарий на выходных! Там показывали Марс и Венеру, и знаешь что? Я решил, что буду астрофизиком!
Катя рассмеялась, и я поймала себя на мысли, что давно не слышала её смеха.
— А как ты, мама? — спросила она, когда Артём перевёл дыхание.
— Всё хорошо, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Погода налаживается, в саду помидоры пошли. Артём помогает.
Я не стала говорить, что ночами плохо сплю, прислушиваясь к каждому шороху. Не сказала, что вчера перебирала её детские фотографии и плакала. Не призналась, как скучаю.
Катя кивнула, и на мгновение в её глазах промелькнуло что-то — тревога? усталость? Но она быстро вернула себе контроль.
— У тебя всё... нормально? — осторожно спросила я.
— Всё отлично, мама. Просто работа, — она улыбнулась, но я-то знала эту улыбку.
Гордость и боль переплелись внутри меня. Гордость за дочь, которая никогда не сдаётся. И боль от невозможности защитить её, как раньше.
Когда Артём потянулся за третьей ложкой клубничного варенья, я не смогла сказать "нет". Его пальцы, испачканные в сладком соке, заставили меня улыбнуться.
— Бабуль, можно ещё немножко? — его глаза светились детской жадностью к сладкому.
— Конечно, золотко, — я подвинула банку ближе.
А у нас варенье было только на праздник. И то — из крыжовника. Кислое, с толстой кожицей, которую мама не успевала срезать из-за усталости. Помню, как сидели мы на кухне коммуналки — пятеро детей, прижавшись друг к другу на скрипучей скамейке. Ждали, когда мама принесёт хлеб. Вернётся с ночной смены и принесёт буханку. И это было событием.
Хлеб был свежий — а это было уже счастье. Хрустящая корочка, тёплый мякиш. Мы делили его по кусочку, стараясь растянуть удовольствие. Никакого варенья — просто хлеб.
— Бабуль, а почему ты так смотришь? — Артём прервал мои воспоминания.
— Просто вспомнила своё детство, — я погладила его по голове. — Знаешь, мы жили совсем иначе.
Помню, как наша учительница, Мария Степановна, говорила: «Последнюю крошку в ладошку сметаем со стола и в рот — хлеб — всему голова». И мы верили. Каждую крошку собирали, ни одной не оставляли.
А сейчас смотрю, как Артём небрежно откусывает бутерброд, оставляя недоеденные кусочки, и думаю — хорошо, что он не знает того голода. Не знает, каково это — ждать, когда тебе достанется очередь надеть единственные колготки на троих сестёр.