На Розенкрантс Гата был один непримечательный особняк. Та же близость к набережной Вестре Стремкайен, всего пятьдесят метров до кромки воды, тот же забор воль участка из кованных металлических прутьев, те же наличники на окнах, выкрашенные в белый цвет. Особенным, среди других домов его делали люди, что собирались там под покровом темноты.
Тайному книжному клубу «Искатели истины» исполнился год. Но собрание в ту ночь было совсем по другому поводу.
В подвале дома семьи Терье по обыкновению находилось семеро молодых людей. Сив стояла во главе стола. На правой стороне её лица темнел лиловый синяк. Она смотрела на настенные часы, недовольно шмыгая носом. Наверху спал её муж и новорожденная дочь, которую в скором времени предстояло покормить и уложить обратно, чтобы она не подняла на ноги Ивара. Он злился, когда его будили в ночи.
Юстейн Гримстад писал о чём-то в своём дневнике. Такие имелись у каждого члена их маленького общества. На страницах обычно можно было увидеть запавшие в душу цитаты, мелкие наблюдения и вопросы, для обсуждения в пятничную ночь, когда группа единомышленников собиралась вместе.
Тобиас Микельсен листал книгу Ибсена. Потрепанный томик выглядел плачевно после того, как через десятые руки попал сначала к старшему брату, а потом и к самому Тобиасу.
По правую руку от него сидела Мона Нильсен. Она устало потирала глаза покрытыми мозолями кончиками пальцев, после долгой смены на ткацком производстве. В доме она была единственной незамужней женщиной, что работала наравне с мужчинами, пусть и на менее оплачиваемой работе.
Сюнне Брекке спорила с Матео Волль, пока Бьёрн Ларсен с раздражением раскладывал бумаги на столе. Он был зол последние несколько недель. Семейный бизнес катился в пропасть, рыбный промысел страдал, и многие жители Калфарета мучились от кризиса, который потряс весь Берген.
– Это недопустимо! – кричал Матео Волль, закатывая рукава. Его предплечья были покрыты множеством шрамов от ожогов, после использования печей для копчения. – Бунт на Кальмесетере был только началом! Они посадили Эмиля! – почти кричал он, голосом полным боли. – Это самый настоящий беспредел, что, будто воронка, разворачивается всё больше, чтобы поглотить недовольных. – он замолчал, чтобы перевести сбившееся дыхание. Сюнне Брекке скривилась, будто вынужденная «передышка» уже предрекла Маттео Волль проигрыш в их споре. – Рыба начинает гнить с головы, и мы все это знаем! – добавил он, с ненавистью глядя на девушку, сидевшую перед ним.
Сюнне Брекке, раскрасневшаяся от недовольства вскочила с места. Светлые волосы наэлектризованной шапкой покачнулись на её голове, делая образ Сюнне сродни ощетинившемуся ежу, что оборонялся от хищников.
– Ты сам знаешь, что твой брат воровал. – сквозь зубы процедила она, от чего Матео скривился, будто ему нанесли личное оскорбление. – Он мог уйти с верфи. – эти слова привлекли внимание Бьёрна Ларсена, чья семья тоже оказалась в затруднительном положении. – Бросить Акер Меканиск Веркстед и переметнуться к нефтяникам, но вместо этого решил потрошить кошельки! – Сюнне стукнула кулаком по столу, от чего Тобиас Микельсен вздрогнул и отложил книгу.
Его мало волновали склоки среди участников клуба, привыкший держаться особняком, он свысока смотрел на таких, как Маттео Волль и Бьёр Ларсен, те владели кораблями и рыбным промыслом средней руки, в то время как Микльсены славились политической карьерой, как раз в сфере расширений жилой застройки.
– Хватит. – попыталась успокоить их Мона Нильсен, потирая виски. – Вы впустую сотрясаете воздух.
– Её брат, – Матео Волль ткнул пальцем в Сюнне Брекке. – вместо того, чтобы разбираться с реальной угрозой для общества, сажает за решетку невиновных! – последние слова она прошипел с особой ненавистью. – Сив, что тебе сказали в участке, когда ты туда пришла?
Сив Терье посмотрела на Маттео с неприкрытым раздражением.
Наученная молчать годами бесконечных побоев, она злилась, когда кто-то говорил об этом. Сама же Сив предпочитала окружать себя таким же молчаливым обществом, что не стало бы поднимать столь унизительную тему.
– Что домашние разборки их не касаются.
Маттео Волль поднялся с места и раскинул руки в стороны.
– Вот! Видите? Во что превращается Берген? Кругом одни нефтяники! – Маттео Волль обращался со словами, точно с оружием: они всегда попадали в цель и больно ранили остальных. – Город выкашивают и выжигают дотла, чтобы строить новые районы. Исторические здания перестали иметь для всех значение! А когда на их месте окажемся мы?
Тобиас Микельсен и Юстейн Гримстад недовольно переглянулись. Оба они работали строителями и развитие Бергена дало немало рабочих мест, как для тех, кто держал гостиницы и управлял, так и для тех, кто клал кирпичи и укатывал дороги.
Семья Маттео Волль издавна ходила в море, но из-за активной добычи нефти на севере их дело, как, впрочем, и многих других жителей Бергена, загибалось на корню. Рыбаки из Лексвога, большая часть рабочей силы, бросала свои суда и уходила в море за черным золотом. Нефтяные вдовы были вынуждены растить детей в одиночку. Участились случаи нападений и грабежей, женщин попросту некому было защитить.
Одной из таких несчастных была Сюнне Брекке. Третий ребёнок состоятельной семьи Брекке, дочь профессора и скрипачки, она стала жертвой насильника пару лет назад.
Родила сына, занималась научно-просветительской деятельностью в университете Бергена, где работал её отец. Замуж её, конечно же, никто не взял. Опороченная чужим преступлением, она яро поддерживала старших братьев, что верно служили букве закона.
«Я мечтала назвать свою дочь Сольвейг. Думала, что это будет звучать мило. Сюнне и Сольвейг[1] Брекке. Счастливая семья, которой нестрашна непогода и буря. Но, после четырнадцати часов непрекращающегося ужаса, когда мой малыш вскрикнул, врач сказал мне, что это мальчик. Я дала ему имя Эстен[2].»
- из дневников Сюнне Брекке
[1] В данном фрагменте дневника имеется ввиду, что значение имён Сюнне и Сольвейг – солнце. Одно из значений имени Сольвейг также является «сила».
[2] Эстен – в переводе с норвежского «удачливый» или «прочный, как камень»