Андрес Гарсиа не любил находиться в кабинете босса. Его раздражало в этом месте буквально все: огромные металлические шкафы со старыми кодовыми замками, выкрашенные в грязно-зеленый цвет стены, дубовый стол и даже картина с изображенными на ней волнами, готовыми поглотить горстку людей, потерпевших кораблекрушение. Гарсиа никогда не интересовался живописью, но из-за того, что ему приходилось смотреть на картину слишком часто, однажды спросил у босса о ней. Тот удивился, но ответил и даже объяснил некое видение того, что на ней изображено. Естественно, в присущей ему манере, не терпящей возражений и не принимающей иного мнения, кроме его собственного. Гарсиа промолчал, потому что никакого «луча надежды» на холсте не увидел. Лишь беспощадная нетерпеливая вода, бесчувственная стихия, готовая смести тех, кто стал на ее пути. И если раньше мужчина проводил параллель со своим характером, то после пояснения босса, картина начала его откровенно бесить. Он даже предпочел забыть ее название и художника. Всегда так делал, чтобы не держать в голове то, что вызывало неприязнь.
Больше картины и комнаты раздражал, как бы это ни было удивительно, сам босс. Его кабинет и так тяготил своей уродливой и несуразной обстановкой, а сам мужчина был центром всего этого. Даже не так. Источником всей это несуразности. Обманчиво тучный, широкоплечий, с аккуратной короткой стрижкой и сединой, покрывающей большую часть темных жестких волос. Всегда выглаженная военная форма цвета хаки скрывала сильные натренированные руки, – в свои года босс мог уложить на лопатки почти любого из тех юнцов, которыми командовал.
Глаз Гарсиа дернулся от воспоминаний о месте их с боссом встречи.
Юный испанец, попавший в регулярную армию чужой страны, агрессивный и несдержанный, он ненавидел подчиняться. Кажется, его терпели за выдающиеся качества, необходимые для несения службы в горячих точках: идеальное владение любым видом оружия, выносливость, безжалостность... Именно там, на войне, Гарсиа понял, что ему не нравится убивать людей просто так, слишком скучно спустить курок и лишить жизни. Другое дело – блестящее лезвие, которое вызывает утробный ужас у жертвы, понимающей, что смерть наступит не сразу.
Сначала испанец пытался сдерживать свои наклонности, но потом вдруг понял, что его братьям по оружию безразлична судьба тех, в чьи земли они приходят с войной. А командующий состав и сам зачастую был не против развлечься с пленниками.
Гарсиа совсем не интересовала выпивка, а похотливые развлечения тех, с кем он сражался бок о бок, – тем более. После выполнения очередного задания он просил забрать одного пленника, запирался с ним где-нибудь и совершенствовал искусство пыток с помощью любых острых предметов. Ему не нужны были сведения, которые предлагали его жертвы, когда от страха и боли мочились в штаны или молчаливо тряслись, стараясь держаться до последнего. Гарсиа любил ломать их. Каждого. Он делал это с упоением, получая от процесса удовольствие, даже почти физическое удовлетворение. Обычный секс по сравнению с таким казался чем-то обыденным и неинтересным, а женщины вовсе вызывали тонну презрения.
Тогда-то испанец вдруг понял, что может совмещать эти две вещи. Добившись нужного эффекта, он начал экспериментировать и вскоре отмел в сторону детей. Да, дети слишком быстро ломались. Другое дело взрослые мужчины и женщины. Особенно мужчины. Гарсиа выбирал тех, кто больше всего походил на прирожденного бойца. Таких можно было определить по взгляду и выражению лица. Обычно они держались дольше всех, и испанца буквально трясло от их эмоций, он будто питался ими, пробуя на вкус их кровь и захлебываясь своими же ощущениями, развивающимися приятным теплом внизу живота. Редко кто выносил все унижения, чаще просили убить их, и это была самая неинтересная концовка из возможных...
Босс нашел его на третьем году службы, сразу оценив военные качества, и перевел к себе, в отряд для особых поручений. Гарсиа все никак не мог понять, почему того не смутили слухи о нем и его увлечениях, но вскоре осознал, что все просто: боссу нужны были парни для грязной работы. Очень грязной работы. И испанца такой расклад устроил. А когда босс решил покинуть места активных боевых действий, Гарсиа охотно последовал за ним, потому что постоянные сражения порядком утомили его. Правда, поначалу его беспокоило то, что в городе будет проблематично найти новых жертв, но босс старался не оставлять его без работы. Будто чувствовал, что постоянно держать испанца на цепи чревато последствиями. Любому бойцовому псу нужен регулярный выгул и кормежка.
И вот сейчас намечалось что-то масштабное и... вкусное. Гарсиа нутром это чуял, сверля взглядом темно-карих, почти черных глаз мужчину, сидящего напротив и разглядывающего содержимое довольно толстой папки. Мотивы босса казались испанцу странными, но ему было все равно, лишь бы иметь возможность заниматься любимым делом. Он нетерпеливо провел ладонью по смолянисто-черным, немного волнистым волосам, зачесывая их назад. Непослушная короткая прядь упала на висок, туда, где на смуглой коже виднелся грубый зарубцевавшийся шрам от снайперской пули, чудом не убившей его.
Босс наконец поднял на него серые словно сталь клинка глаза, прикрыл папку и небрежно, с некоторой брезгливостью придвинул ее к краю стола, оставив у себя только одну фотографию.
– Вылетай в ближайшее время, я буду позже, – сказал мужчина, не выдавая голосом своих эмоций. – Ты знаешь, что делать, ничего нового. Пора уничтожить эту клоаку вместе с ее обитателями. Здесь краткая информация на такарских боссов и их ближайшее окружение. Ознакомься.
Последнее было сказано с нажимом, и стальные глаза внимательно уставились на испанца. Гарсиа не спешил забирать папку, зацепившись взглядом за фото в руках босса: