Внизу, под скалами, громыхал шторм. Огромные валы бились о каменную преграду, норовя искрошить ее в щебень, в мелкую гальку, обкатанную морем до идеальной гладкости — из такой гальки состояли все пляжи южных берегов Таргодеры.
Вверху, на почти отвесном склоне, горько пахла мелкая горная полынь, цвел душистый тимьян, махал лиловыми метелками шалфей и басовито гудели шмели.
А над головой синело ясное, без единого облачка, летнее небо, сияло солнце, щедро посылая свои лучи на знаменитые виноградники Бьероты, просвечивая насквозь гребни серо-зеленых валов с шапками пены, напекая головы редким путникам. Впрочем, в послеполуденные часы мало кто не пытался скрыться от палящего летнего зноя — в густой ли тени апельсиновых или кедровых рощ, в прохладе ли внутренних двориков, непременно заплетенных виноградом над головой, а в богатых домах еще с фонтаном; на худой конец, хотя бы в полумраке придорожной таверны или постоялого двора. Дорога от Корво до Бьероты, обычно оживленная, казалась вымершей, за последний час Руис не встретил ни души. От нагретых солнцем камней полыхало жаром, и даже Селестия, привыкшая к южному климату, фыркала укоризненно: мол, хозяин, не одурел ли ты вконец, гонять меня по эдакому пеклу вместо того, чтобы оставить отдохнуть в конюшне, перед кормушкой с зерном и поилкой с чистой, прохладной водой?
По правде говоря, этот солнечно-штормовой день очень напоминал внутреннее состояние Руиса Дальено: беззаботное солнце снаружи и штормовые волны в глубине. Руис привык всегда улыбаться, привык казаться беззаботным, даже когда хочется заорать и рассадить кулаки в кровь о ближайшую скалу.
Черт бы побрал все безответные чувства на свете! Безнадежная любовь — это примитивно и пошло, Руис никогда не думал, что умудрится вляпаться в эдакое несчастье. Но мало того, что вляпался — уже больше года не может избавиться от ненужного, неуместного чувства. Его несостоявшаяся возлюбленная давно замужем за другим, а он все страдает, как мальчишка, и ничего не может с собой сделать.
Тамирия Олгрус, то есть уже Тамирия Агидара. Волнующая, притягательно красивая, иногда неуловимо печальная и часто — остроумно-язвительная. Категорически непохожая на всех других девушек, словно бриллиант среди стекляшек. Иногда Руису казалось, что он понимает, почему такая необыкновенная девушка выбрала не его, а сэна Адана, а иногда в голове бился единственный вопрос: «Почему, почему он?» — неотесанный охотник, провинциальный простак, не способный двух слов связать, не запнувшись! Зато способный в одиночку сразиться с разъяренной мантикорой. Не умеющий говорить с девушкой о своих чувствах, зато умеющий кулаками отгонять от нее соперников. Чертов чурбан! Руис рассеянно потер щеку. Рука у сэна Адана была тяжелой, удар запомнился надолго. Как и мучительная неловкость этого ревнивца, когда на следующий день пришел извиняться. Еще и мазь от синяков притащил! Стоило признать, сэн Адан Агидара не был лишен своеобразного обаяния.
Главное, что Тамирия с ним счастлива. Если бы Руис усомнился в этом хоть на миг… о, тогда он нашел бы способ вновь сделать ее свободной! Но она счастлива, даже слепой не сможет этого не заметить.
И потому Руис очень старался не думать о Тамирии. А если думать, то как о дальней родственнице, все же он тоже не чужой семейству Агидара. А родственница — это уже совсем другое. Вожделеть родственницу — отвратительно и мерзко.
«Еще год или два, а может, три, и я сам в это поверю, — усмехнулся Руис своим мыслям. — Смогу встречаться с ней спокойно и смотреть в ее чудесные глаза, не жалея о несбывшемся».
Но проблема в том, что встреча с Тамирией ждала его через несколько часов, а не лет. Скоро дорога свернет с прибрежных скал в долину, разрежет надвое виноградники и упрется в городские ворота Бьероты. А там — немного попетлять по извилистым узким улочкам, и…
И он наконец увидит ее.
Раз уж его занесло в эти края, раз он будет в одном с ней городе, нельзя не зайти в гости. Хоть ненадолго, хотя бы чисто символически. Нарочито и демонстративно проигнорировать родню — это оскорбление. Его не поймет никто. Хотя нет, Тамирия — поймет. Ей даже думать долго не придется, чтобы догадаться об истинной причине. И это самое ужасное.
Кто-нибудь, умеющий говорить красиво, сказал бы, наверное, что душа Руиса Дальено рвалась на части. Что одна часть стремилась к любимой на крыльях искреннего чувства, а вторая предпочла бы оказаться сейчас не на южной окраине королевства, а где-нибудь на севере. Хоть в той же Сеталье, кстати, родном городке Тамирии. А то и вовсе на краю света, хоть на Крокодиловых островах.
Но Руис, несмотря на то, что умел разговаривать с девушками, не запинаясь на каждом слове, все же был чужд витиеватых красот изящной словесности. Холодная логика чисел была ему ближе. И сейчас он склонен был оценивать ситуацию в привычных терминах бухгалтерского баланса. Дебет и кредит, плюс и минус. У него есть несколько часов, чтобы загнать чувства поглубже и вспомнить все те вопросы, которые будет полезно обсудить с артефактором семьи Агидара — Тамирией, и с добытчиком животных ингредиентов — Аданом. Руис, как финансист семьи, просто обязан донести до них сложившуюся на рынке артефактов обстановку, согласовать стратегию, предложить несколько выгодных направлений работы на ближайший год.
Уйдя в свои мысли, он не обратил внимания на далекое конское ржание, а вот Селестия оживилась, прянула ушами, фыркнула.
— Что там? — Руис похлопал кобылу по белоснежной шее. — Кто-то едет? Ничего, здесь дорога уже не такая узкая, мы друг другу не помешаем.
Действительно, еще с полчаса назад даже два всадника разминулись бы с трудом на дороге, где по одну сторону высились отвесные скалы, а по другую — те же отвесные скалы обрывались пропастью над бушующим морем. А между тем Руис все отчетливей слышал стук колес — быстрый, неровный. Точно не медлительный почтовый дилижанс, скорее легкая карета. И несется так, что разумным будет присмотреть обочину пошире и уступить дорогу. А то разбирайся потом, кто виноват во внезапном столкновении! Да и никакое разбирательство не вылечит покалеченных людей и лошадей.
Рот сухо и противно распирало от третьего по счету кляпа — два предыдущих Кармела уже выплюнула, предварительно хорошенько изжевав. Ну а что еще делать, если эти криворукие дуроломы даже рот нормально заткнуть не в состоянии? Глаза жгло от слишком туго затянутой повязки — и вот с ней ничего сделать не выходило, потому что запястья за спиной стянули на совесть. Хорошо, если к концу пути руки не отвалятся. Она, конечно, не сдавалась — то и дело пыталась шевелить пальцами, чтобы разогнать кровь, но с каждой минутой руки немели все сильнее, и это начинало всерьез беспокоить. Куда эти два безумных идиота ее волокут, хотелось бы знать?
Но гораздо, гораздо сильнее беспокойства была злость. Яркая, ослепительная, и если бы не эти отвратительные онемелые мурашки, сейчас отчетливо ощущалось бы другое, правильное покалывание в кончиках пальцев — за секунду до возможности шарахнуть кому-нибудь молнией по дурной башке. Состояние «кто не спрятался — я не виновата» по личной оценочной шкале дядюшки Луче, «между бурей и штормом» — по философски-рассудительному мнению боцмана Лонца, ну а для всех остальных, особенно для безголовых дядюшкиных остолопов-матросов — «спасайся кто может, а то зашибет».
Только вот и дядюшка, и Лонц, и даже остолопы остались на разгрузке «Маринеры», а потому ни оценить состояние не на шутку разъяренной Кармелы Тебас, ни испугаться и убраться от беды подальше было некому. И самое ужасное — злиться больше всего приходилось не на кого-то там вокруг, а на себя! Нет, не то чтобы Кармела могла ожидать чего-то подобного. Никогда еще ее не пытались так самоубийственно и по-хамски похищать! Да никак не пытались, если честно. Но сам факт!
Кому, вообще, взбредет в голову похищать средь бела дня девицу в Бьероте?! Одном из самых спокойных городов на южном побережье Таргодеры! Бьерота, даром что портовый город, по скучной правильности и выхолощенной безопасности могла поспорить даже со столицей, которая от кормы до носа и от последнего трюма до верхушки грот-мачты была напичкана охранными чарами и стражей. Кроме того, в Бьероте — академия. Да престарелые магистры сожрут свои бороды, если в городе под их защитой и присмотром начнут бесчинствовать ворье, оборванцы или — еще того лучше — головорезы с отбитыми мозгами, вроде тех, что нахлобучили ей мешок на голову в двух шагах от кареты и, взвалив на плечо, как мешок овса, поволокли неведомо куда! Ее! Кармелу Тебас! Вооруженную до зубов, словно какой-нибудь пират с рифа Черного бивня! Как мешок овса! Позорище какое!
Кармела со всей праведной штормовой злостью вгрызлась в очередной кляп. Горло перехватило рвотным спазмом, и уже не кончики пальцев, а ладони целиком вспыхнули жгучим ощущением силы. Только как ее сила может помочь здесь — в повозке, или карете — черти разберут этих олухов, которая летит как взбесившийся чистокровный тессинец по дороге в неизвестность. Разве что сжечь здесь все к адской бабушке, причем, вместе с собой. Красиво, но абсолютно бессмысленно и бесперспективно.
В бессильной ярости Кармела замычала, мусоля очередную гадскую тряпку. Может, и зря, конечно, — не хотелось бы, чтобы этот огромный идиот, пыхтящий рядом на сидении, в конце концов вырубил ее, треснув по голове, но не было никаких сил молча сидеть тут и чего-то ждать! Приехать бы уже, куда там ее везут, поскорее! И понять, наконец, что, а главное, кому от нее понадобилось. А там, глядишь, и подвернется подходящий случай, чтобы высвободить руки и поквитаться с похитителями. Или сначала выбраться из этой сверхдурацкой истории, а потом поквитаться! О, тогда ее уже никто и ничто не остановит!
Но пока «поквитаться» маячило где-то в далеком и прекрасном «когда-нибудь», не мешало бы придумать план на сейчас, а не на потом. Отец прав: трезво и спокойно оценивать ситуацию со стороны, какой бы сложной она ни была, Кармеле всегда нравилось меньше, чем действовать. Однако тут, как говорится, нравится — не нравится, а если уж тебя смыло волной за борт, придется барахтаться, а не ждать, пока спустят на воду шлюпку или бросят канат.
Кармела медленно вдохнула, стараясь унять то и дело с новой силой вскипающий внутри гнев, пожевала тряпку еще — это каким-то невероятным образом немного успокаивало, как и любая однообразная работа, требующая терпения. Рядом по-прежнему пыхтел бандит, для надежности стискивая ручищами ее плечи. То ли боялся, что она как есть, с завязанными глазами и связанными руками-ногами, сиганет из кареты прямо на дорогу… Чтобы что, интересно знать? Лежать кулем в пыли и ждать, когда ее снова схватят и затащат обратно? Нет уж, для таких выкрутасов надо быть совсем безмозглой. То ли чтобы она ненароком не въехала ему со всей дури затылком в челюсть.
Ну да, Кармела поначалу вела себя слегка буйно и изо всех сил пыталась сопротивляться, потому что а как иначе? Она бы и сейчас еще подергалась — невероятно бесило ощущение чьих-то мерзких, потных, горячих лап! — но он ведь все равно не успокоится. А получить по голове все-таки не хотелось. Тот, второй, что сидел на козлах, и так порядочно взбеленился после второго выплюнутого кляпа, орал что-то про «успокою навсегда». Вряд ли, конечно, ее бы и впрямь убили — похищали же зачем-то, значит, она им нужна живой, но рисковать зря все же не хотелось. Не пришло еще время оголтелого риска, это Кармела знала точно. Кто бы что ни думал на ее счет, она всегда отлично чуяла попутный ветер. Как, впрочем, и надвигающийся шторм.
Судя по глухому топоту копыт, они ехали прочь от города. Пахло не морем, а пылью и раскаленной на солнце травой. Не так уж много дорог уводило из Бьероты, а так пахнуть и так звучать в начале лета могла и вовсе только одна — дорога на Корво, что вилась через бесконечные виноградники, а потом взбиралась на скалистые кручи. Здесь не бывало караванщиков, что покрикивали бы на медлительных мулов и переругивались между собой: торговцы предпочитали переправляться по морю, а не по скалам, так было проще и спокойнее, хоть и медленнее.
А дилижанс, к крайнему неудовольствию отца, ходил всего дважды в день — утром и вечером. Неудобно для деловой переписки, но посыльный на приличной лошади стоит на несколько медяков больше. «Как ты не понимаешь, Кармелита, это лишние траты! Не стоит разбрасываться деньгами впустую, даже если всех денег — медная монетка. Монетка там, монетка здесь, так и разориться недолго. Да и ведь дилижанс на то и дилижанс, чтобы доставлять почту куда потребуется. Не даром же он на иждивении городской казны!» Кармелита понимать отказывалась, но запоминала. Она вообще запоминала многое, даже то, что могло никогда не пригодиться.
Он отставал. Медленно, почти незаметно, но абсолютно безнадежно. Уставшая Селестия не могла тягаться со свежими гнедыми, а Руис не мог заставить себя пришпоривать ее, гнать беспощадно, зная, что кобыла не выдержит долгой гонки. С другой стороны, здесь он не упустит карету из вида, а что отстает, так, может, и к лучшему: это должно успокоить похитителей. Как и то, что он один. Всего лишь случайный путник, который торопится куда-то настолько, что не может даже переждать послеполуденную жару.
Карета отдалялась, оседала поднятая колесами пыль, и, казалось, вместе с этой пылью развеивались охватившие Руиса в первые минуты сумбурные, беспорядочные и бестолковые эмоции. Паника, страх не за себя — за незнакомку, которой никто, кроме него, не поможет. Изумление пополам с возмущением — чтобы в Бьероте похищали и насильно увозили девушек?! Да когда такое было?! Руис большую часть сознательной жизни провел в этих краях, на самой южной оконечности Таргодеры. И пусть он жил в Корво, а не в Бьероте, два этих порта достаточно близко, чтобы прекрасно знать, как обстоят дела у соседей.
И самое неприятное — смятение, в котором даже себе самому не хотелось признаваться. Да, в его жизни были времена, когда приходилось выживать, рассчитывая только на собственные кулаки, ловкость и не слишком сильную магию. Но это в прошлом. Сейчас его оружие — ум и знания, но Руис не обольщался: похитителей не победить умением выстраивать выгодную торговлю и находить дыры в финансовых документах. И даже не факт, что ему поможет заряженный магически усиленной пулей пистолет, который постоянно при себе в любой поездке после случая с мантикорой. Пуля, хоть и артефактная, всего одна, да и стрелок из финансиста Руиса Дальено так себе. По мантикоре, наверное, не промажет — по крайней мере, Руис очень на это надеялся, хотя еще больше надеялся, что проверить никогда не придется! А по человеку — очень даже может.
Но после первого всплеска эмоций возвращалась способность мыслить рационально. Немедленная опасность незнакомке не грозит: убить проще на месте, если ее похитили, значит, она зачем-то нужна живой. Зачем? Судя по мелькнувшей пиратской бороде, логичнее всего предположить, что ради выкупа, а значит, чести ее тоже ничего не угрожает. Только кошельку ее семьи.
Меньшая вероятность, которую все же не стоит отбрасывать совсем: девушка приглянулась кому-то, кто никак не может заполучить ее законным путем. Отвергнутый жених или уже женатый мерзавец, который возжелал ее в любовницы, а может, какой-нибудь пиратский капитан, контрабандист или авантюрист без роду-племени. Это хуже, но сколько-то времени в любом случае будет. Нужно всего лишь проследить за каретой, не привлекая внимания, а там — действовать по обстоятельствам. В конце концов, разве его не учил когда-то сэн Гармиано, известный в Корво не только как финансист, но и как опасный человек, которому даже отъявленные мерзавцы боялись переходить дорогу? Разве не пришлось ему еще тогда убедиться, что все эти бандитос и пиратос, которыми пугают своих детей обыватели — всего лишь падальщики, которые ищут легкой поживы, но боятся наткнуться на силу? Это не мантикора, против которой вышел в одиночку сэн Адан. Совсем не надо быть умелым охотником и невероятно сильным магом, чтобы справиться с кучкой швали. Достаточно не потерять голову от страха.
Карета свернула с дороги, и Руис мысленно кивнул: отлично, дело упрощается. Было бы довольно сложно вызволить незнакомую девушку из незнакомого же дома, где ее могли запереть в любой комнате, от хозяйской спальни до подвала, и где Руис автоматически стал бы проникшим в чужой дом нарушителем закона. Но это — в Корво. А разбитая грунтовка, по которой вывозят в сезон урожай с виноградников, может привести разве что в какой-нибудь тайный притон, где девушкам не место, а блюстителям закона и порядка — тем более. Там придется действовать на свой страх и риск, зато у него будут развязаны руки.
Он позволил Селестии пройти немного шагом. По левую руку зеленели ровные ряды виноградных кустов, окруженные легким флером защитной магии — не от воров, против человека чары слишком слабы, но отпугнуть жадных до сладких ягод птиц и насекомых хватит. Справа серебрилась между камней полынь, покрывала склоны густая, непроходимая ежевика. Руис наклонился с седла, сорвал иссиня-черную блестящую ягоду. Эти заросли скрывали немало тайных тропинок, по которым можно незамеченным спуститься к морю, к какой-нибудь укромной бухточке, в которой выгружают товар контрабандисты. Как воспитанник и ученик сэна Гармиано, Руис неплохо знал все эти тайные места. И тропы к морю, и пещеры, в которых можно укрыть товар от пограничной стражи, и потаенные бухты. Похоже, придется вспомнить молодость.
Как ни странно, эта мысль совсем не вызывала отторжения. Разве что легкую иронию — право же, можно подумать, что в свои двадцать восемь он старик. Пожалуй, не слишком полезно для мужчины дни напролет просиживать в кабинете над бухгалтерскими книгами.
— Поднажми немного, девочка, — он похлопал Селестию по шее и послал в галоп. Совсем недалеко отсюда домик охраняющего виноградники сторожа, старый Винченцо наверняка обратит внимание на подозрительную карету и уж точно не согласится покрывать похитителей, а раз так, те должны свернуть с дороги раньше. Если, конечно, у них есть хоть капля мозгов. Плохо, что неподалеку сразу несколько и удобных спусков, и неплохих укрытий внизу в скалах. Все стало бы гораздо проще, если бы Руис заранее понял, куда они направляются.
С другой стороны, было бы гораздо сложнее, если бы он вовсе не знал здешних мест.
Дорога вильнула, карета скрылась за поворотом, Руис пришпорил Селестию:
— Быстрее, девочка, осталось недолго. Старик Винченцо о тебе позаботится.
Кобылу, конечно, придется оставить, не тащить же ее по кручам, где и человек пройдет с трудом. Хорошо, что Винченцо — давний приятель сэна Гармиано. А вот куда денут коней и карету похитители?
Или, может быть, они вовсе не знают о домике сторожа? Если ехать по этой дороге, не сворачивая ни в виноградники, ни на тайные тропки, она попетляет по склонам и выведет к отмелям. Там не пристать даже рыбацкому баркасу, но если их ждет лодка…
Кармела поняла, когда они съехали с накатанной дороги. Повозка кренилась, подпрыгивала, дергалась, так что настойчиво хотелось выплюнуть собственные внутренности — никакой качке даже не снилось! К счастью, мучительно тряское ожидание длилось не очень долго. После резкого оклика они остановились, и снаружи донеслось:
— Хватай ее и тащи! Будет дергаться — тюкни по башке или придуши. Слегка! А не как в прошлый раз, дурья твоя хребтина!
— А чего так высоко встали? — недовольно пробубнил дуролом рядом. — Ты б еще на скалу влез и там встал. Небось, не ты ее на горбу волочишь!
— Поболтай мне тут! — прикрикнул мерзавец снаружи, которого Кармела определила для себя как «буйного». Вспыхивал он, судя по всему, от любой искры. А вот как долго после этого полыхал, с последствиями или без, было непонятно, а выяснять — слишком много чести. Со вторым сложнее. «Дуролом» ему подходило отлично, только вот и дуроломы бывают разные. «Как в прошлый раз» звучало нехорошо и опасно — если у дурня совсем нет мозгов, то, пожалуй, он и «тюкнет» запросто, не рассчитывая силу, и придушит от души. С таким шутить стоит только на расстоянии, а не тогда, когда ты «на горбу» в его полной власти.
— Если лошади тут ноги переломают, Лысый с нас шкуру спустит. — Нехотя добавил буйный заметно спокойнее. Значит, отходчивый. Или слегка опасается своего здоровенного дружка? — Да и светиться нам сейчас не с руки. Салага денники проверять теперь на закате пойдет, так что пока здесь пусто.
Но что еще за «Лысый»? Кармела не знала ни одного пиратского капитана с таким имечком, а когда ты ходишь на «Маринере», то, само собой, знаком со всеми, если не лично, так понаслышке.
Причем одними капитанами не отделаешься, стоит помнить еще старпомов и боцманов — всякое в море случается. А уж тех, чей парус чернее южных ночей, а душа давно продана пиратскому дьяволу, и подавно. Значит, точно какая-то скороспелая шайка из прибрежных крыс. Что ж, тем лучше. Проучить береговое отребье проще, чем бывалую банду на стремительных бригах с поддержкой пушек и опытных абордажников. Можно не опасаться серьезных последствий. Конечно, возможные последствия ее останавливали редко, но все же приятно знать, что здесь и сейчас у тебя развязаны руки для любого безумства! Впрочем, руки-то как раз пока еще очень даже связаны. Но это ненадолго, не будь она Кармела Тебас!
Дуролом тем временем бесцеремонно сгреб ее в охапку, закинул на плечо, как и в первый раз, и поволок неведомо куда. Пробасил:
— Что-то она притихла. Не окочурилась бы раньше времени.
— Раньше какого еще времени? — окрысился Буйный. — Окочуриться она может только дома у папочки, а туда должна попасть живой и целой, иначе не видать нам золота как своих ушей. Понял?!
— Понял, не дурак. Я ее и пальцем не трогал, что я, враг себе? Может, со страху сомлела?
— Шлепни ее по заднице, сразу оживет, — со смешком предложил Буйный, и Кармела напряглась. Если хоть одно из этих ничтожеств и вправду посмеет…
— Спятил? Я ж потом не сдержусь. Она хоть и не особо мягонькая, а все ж девка, — пропыхтел Дуролом. Судя по тому, как ее трясло на его плече, он то карабкался куда-то, то спускался по неровному каменистому склону. — И сиськи, и бедра — все на месте.
— Где ты бедра разглядел, дурень? Под юбки эти проклятущие, что ли, заглядывал?
— Так видно ж! В поясе-то она тонкая, а ниже…
— А ниже юбки! — возразил Буйный.
Создатель, им что, больше не о чем поговорить?! Они волокут заложницу в свою берлогу, явно собираясь стребовать с отца немаленький выкуп, а треплются о юбках?! Черт знает что за идиоты!
— А куда мы ее денем? — вдруг забеспокоился Дуролом. — Остальные прознают — церемониться с ней не станут, а то и вовсе назовут своей добычей. Наше слово против их — чья возьмет? Лысый-то с парнями только к ночи, небось, вернутся.
— Опомнился, — выплюнул Буйный. — Сказал же: держись меня, будет тебе и почет, и золотишко, много не обещаю, но на побрякушки для твоих «мягоньких» да на веселую гульбу в тавернах хватит. Чего тебе еще?
— Значит, спрячем? — спросил Дуролом с надеждой.
— Спрячем, — согласился Буйный и нехорошо, лающе расхохотался. — В клетку Ильхады засунем и запрем. Миску воды ей притащишь, чтоб не загнулась ненароком. Очухается — полакает. Всю ее гордость и дурь как рукой снимет.
— А не подхватит она эту… ну, что-там у Ильхады было, что она так внезапно сдохла?
— Не подхватит, — как маленькому, с заметной долей превосходства заявил Буйный. — Она ж не волчица, что ей сделается. Да и клетку потом и в море полоскали, и на солнце жарили. Если там что и было, давно выветрилось. Заканчивай трепаться. В пещеру спускаться будем по-тихому, и смотри мне... чтоб ни одна шавка тебя не услышала, понял?
Они замолчали, а Кармела напряженно думала не столько о клетке какой-то там волчицы (хотя было интересно, на кой черт пиратам сдалась волчица, понятно если б штормовой кот, или еще какая живность, привычная к морю), сколько о пещере. Судя по всему, остальные из шайки в эту пещеру не особенно суются, иначе Буйный не счел бы ее безопасной. Значит, место укромное, и вряд ли эти двое будут неусыпно караулить пленницу — скорее наоборот, вернутся к остальным и будут отвлекать внимание до возвращения Лысого.
Что ж, похоже, это именно тот шанс, которого она ждала. Клетка ее не удержит. На сколько бы замков ни заперли, с ними легко справиться. Раздевать и обыскивать они наверняка уже не будут, раз не озаботились этим с самого начала. Ну да что взять с изнеженной папиной дочурки, кроме юбок? Именно так и думают эти идиоты, которые даже не удосужились поспрашивать хоть в порту, хоть в тавернах, какие слухи ходят по Бьероте о Кармеле Тебас и что она, такая изнеженная и гордая, забыла на самом большом фрегате южного флота. Впрочем, и отлично, что не удосужились — проще будет с ними разобраться. Ишь какие ловкие, решили выслужиться перед главным. Ну ничего, скоро она им устроит, и «почет», и уважение, и золото с бриллиантами.
Следопыт из Руиса был, прямо сказать, никакой. И даже с сэном Аданом не нужно было себя сравнивать, чтобы осознавать полную свою ничтожность в деле поиска следов и прочих охотничьих хитростей. Настоящих лесных разбойников он выследил бы, скорее всего, ровно в тот момент, когда они соизволили бы приставить нож к его горлу. Но даже Руису несложно было найти на влажной земле след от кареты.
Этот след привел его к полуразрушенному сараю, со всех сторон заплетенному диким плющом так, что с десяти шагов не заметишь. На логово пиратов, да на чье угодно логово эта развалюха никак не тянула. Руис подумал было обойти ее вокруг и поискать какую-нибудь щель, сквозь которую можно незаметно заглянуть внутрь, но почти сразу наткнулся на густые, поистине непроходимые заросли ежевики и отступил. Насмешливо фыркнула Селестия, и Руис едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу: и правда, что за дурь в голову стукнула? Подкрадываться незаметно с тыла, оставив на виду лошадь?
— Что же нам с тобой делать, девочка? — прошептал он. Совершенно ясно, что тащить Селестию дальше нет никакого смысла: верхом по этим зарослям никак не проберешься, и лошадь вместо подспорья станет обузой. Но не бросать же ее здесь?
Он все-таки подкрался к сараю, уже по дороге, и едва не расхохотался в голос. Там, где он предполагал наличие стены и ворот, несколько полугнилых досок поддерживали густую зеленую завесу. Поднять ее осторожно — и путь для повозки открыт. Хитрости контрабандистов.
Сарай оказался не таким тесным, как выглядел. Внутри, кроме уже знакомой Руису кареты, обнаружилась телега с высокими решетчатыми бортами, а в глубине были огорожены несколько узких денников для лошадей. Ими пользовались: в поилке плескалась свежая вода, из кормушек торчали пучки сена. Вот только гнедых почему-то так и не выпрягли из кареты. Одно из двух — или мерзавцам было не до того, чтобы как следует обиходить коней, или они собирались, припрятав пленницу, тут же ехать куда-то еще. Да хоть бы обратно в Бьероту, требовать выкуп с семьи девушки или докладывать о ее поимке заказчику похищения.
Идея, которая пришла Руису в голову при виде сена в кормушках, устланного соломой пола и пары лошадиных скребков на стене, была абсолютно сумасшедшей. Но здесь, на южном побережье, безумные идеи часто приносят удачу — в отличие от чопорной столицы, где нужно трижды взвесить и продумать любой серьезный шаг. А Руис, хоть и перебрался в Таргоду, все еще ощущал себя южанином. Все еще оставался учеником сэна Гармиано, финансиста, сколотившего состояние на торговле с пиратами и контрабандистами. Да черт возьми, он даже до сих пор помнил многих капитанов, с которыми тогда приходилось иметь дело!
Быстро вернувшись к Селестии, он провел ее в самый дальний из денников. Расседлал, переложил по карманам пистолет, складной нож, бумажник. Нож, правда, был бы так же бесполезен в драке, как и пистолет с единственной пулей: то лезвие, что побольше, Руис использовал за столом в трактирах, а меньшим чинил карандаш. Но перерезать веревки или открыть не самый сложный замок — сгодится.
Похлопал кобылу по белоснежной шее:
— Я вернусь. Здесь тебе будет безопаснее, чем в лесу. Не думаю, что кто-то рискнет тебя оседлать, ты слишком хороша для отребья. Скорее подумают, что кто-то из городских дельцов заявился на переговоры к главному. Но если какой-нибудь наглец потянет к тебе руки, не стесняйся лягаться и кусаться.
Селестия фыркнула и потянулась к сену.
Ну а Руис пошел искать следы. Или тропинку — должен же кто-нибудь сюда ходить, хотя бы чтобы за лошадьми присматривать?
Тропинка, конечно же, нашлась. Тот, кому приходилось пробираться по горам в тайные места контрабандистов, не заметить ее никак не смог бы: где спилена слишком низкая ветка, чтобы не мешала таскать тюки, где в слишком крутом склоне выбиты почти незаметные подобия ступенек, да и вытоптанная трава говорила сама за себя. Пока обзор закрывали густые заросли чахлых деревьев и ежевики, Руис шел осторожно, прислушиваясь, но вскоре склон стал круче, и из растительности вокруг осталась только трава и редкие кривые сосны.
Контрабандисты всегда любили эту часть берега. Здесь было так много небольших, прикрытых от ветра и волн бухточек, так часто встречались глубокие гроты, пещеры с одним выходом к морю, а другим где-нибудь в скалах, что береговая охрана давно не пыталась перекрывать места выгрузки товара. Проще было отлавливать нарушителей закона в открытом море: увертливые у берега шлюпы и баркасы там проигрывали в скорости и от единственного предупредительного выстрела тут же спускали паруса. Вот только, пока потрошат одного нарушителя, десяток других успеют пробраться в потаенную бухту…
Руис не знал, конечно, всех тайных мест, и совсем не был уверен, что тропа приведет его к одному из знакомых по прежним временам тайников. Но какая разница? С одной стороны, за прошедшие годы даже хорошо известное место могло измениться, с другой же — все эти «схроны» были похожи один на другой. Видел один, а лучше два — считай, что знаком со всеми, ничто тебя там не удивит.
О привычках тех, кто укрывается в этих скалах, Руис тоже имел довольно ясное представление. Тайные дела проворачивались под прикрытием непроглядно темной южной ночи, а сейчас, в самый полдень, все эти искатели удачи, борцы за свободу торговли и прочие сомнительные личности должны отдыхать. Поэтому Руис, хоть и шел с оглядкой, пользуясь любым возможным укрытием, почти не боялся неожиданных встреч.
Тем неприятнее оказалось едва ли не нос к носу столкнуться с одним из пиратов. Спасла Руиса счастливая случайность, вернее, целая цепочка случайностей. Сначала нога поехала на гладком, словно отполированном корне, Руис ухватился за ствол сосны, чтобы удержать равновесие, и, раз уж такое дело, остановился под прикрытием той самой сосны — осмотреться. Спустя всего несколько секунд до него донеслось, словно из-под земли, ругательство, а в следующее мгновение буквально в десятке шагов чья-то рука, появившись словно из глубин камня, сдвинула в сторону густую завесу плюща.
Первым делом надо было как следует проморгаться, чтобы привыкнуть к хоть и совсем тусклому, но все же свету. Он лился откуда-то сверху, а с боков кое-где проникал тонкими пучками солнечных лучей, казалось, прямо из стен. Видно, там были сработанные самой природой извилистые коридоры, проходы и тесные отнорки от основной пещеры, которые выходили наружу или сливались с другими, более светлыми.
Еще Кармела разглядела пару факелов неподалеку, в держателях, вбитых в покрытую влагой стену грубыми железными штырями. Но сейчас ни один из них не горел. Наверное, после того, как сдохла эта волчица Ильхада и за ней все вычистили, сюда никто не входил. Что ж, тем лучше. Раз Лысый вернется не скоро, этим двум дуроломам придется отвлекать остальных до вечера, и вряд ли кому-то взбредет в голову искать что-то в этой пещере. Значит, у нее предостаточно времени, чтобы освободиться и придумать отличный план возмездия.
Изжевать третий кляп оказалось самой простой задачей из предстоящих. Тряпка к тому моменту уже и так превратилась в мерзкий склизкий комок, оставалось только выпихнуть ее наружу, сосредоточенно борясь с рвотными позывами. Кармела справилась, с наслаждением провела языком по пересохшим губам, подышала, пытаясь избавиться от отвратительного привкуса тряпки и стараясь не думать, откуда она взялась у бандитов и как использовалась, прежде чем оказаться у нее во рту. Ужасно хотелось пить, но лакать из стоящей неподалеку миски — нет уж, обойдутся. Сначала освободить руки, а дальше — дело нескольких минут.
Кармела перекатилась на бок, чувствуя, как впивается в бедро неприметный, но смертоносный дядюшкин подарок — трехзарядный Имельс, карманный пистолет, уже проверенный ею лично и надежный, словно штурвал «Маринеры». И как же жаль, что перед возвращением домой она засунула его в набедренную кобуру. Чтобы отец, если вдруг решит обнять при встрече, не наткнулся случайно ни на что подозрительное. По той же дурацкой причине под юбкой, а то и под штанами оказался весь остальной ее арсенал. Адская пучина бы побрала ублюдков, додумавшихся похищать ее в такой неподходящий момент! Но главное, она могла бы поклясться, что они ничего не продумывали, просто пошли и сделали, а удачно совпавшие обстоятельства сыграли им на руку! Нечестно! Со стороны обстоятельств, конечно, а не пиратов. От этих честности стал бы ждать только полный идиот.
Ладно, слишком много чести думать о них сейчас. Кармела извернулась, сгибая ногу, и, напрягшись, кое-как разворошила чересчур пышный подол юбки, почти дотянувшись до голенища сапога. И замерла, даже дыхание затаила, напряженно вслушиваясь. К ней кто-то шел. Эхо от шагов разлеталось не такое оглушительное, как от двух дуроломов, но все же… Все же она отчетливо слышала осторожные, будто неуверенные шаги.
Это еще что за новости? Кто-то заметил, как ее тащили в пещеру и решил проверить, что за ценным грузом разжились прыткие подельнички? Черт! Только этого не хватало! Она дернула руками, стараясь поскорее добраться до кортика. Веревка остро впилась в запястья, наверняка обдирая кожу. Но от торопливости в таких делах еще никогда не случалось ничего хорошего. Пальцы только скользнули по гладкой коже голенища, а Кармела едва не выругалась вслух. Шаги приближались, а она не собиралась валяться тут по полу перед не пойми кем!
Она рывком села на колени, еще одним рывком, едва не потеряв равновесие, подтянула себя ближе к прутьям клетки, уперлась в них плечом, настороженно вглядываясь в мутный сумрак пещеры. И наконец разглядела идущего. В первый момент даже не поверила глазам. Такого явления посреди бандитского логова она точно не ожидала. Это же не Лысый, да? Он просто не может быть… настолько… таким!
К ней неуверенно, плохо ориентируясь в явно незнакомом пространстве, двигался… совершенно непонятно, кто! Сэн придворный из столицы, не меньше. Пожалуй, такое определение подошло бы ему лучше всего. Начать хотя бы с того, что этот неуместный здесь модник был весь в белом. Честное слово, с ног до головы! Кармела чуть не присвистнула, во все глаза разглядывая это чудо в белоснежном новомодном укороченном сюртуке, белоснежном жилете с дорогущей тьерской вышивкой, нежно-кремовых брюках и ослепительно белой шляпе. Картинка — залюбуешься! Где-нибудь посреди бального зала сэньи Гарсино, конечно. Но не посреди пещеры в диких прибрежных дебрях Бьероты! Откуда он взялся, хотелось бы знать. И что здесь вообще забыл? В том, что он не имеет никакого отношения к местной банде, Кармела уже уверилась, уж слишком осторожно двигался и слишком чужеродно смотрелся. Тогда…
— Ты откуда взялся, сэн красавчик? — насмешливо спросила она, все-таки не сумев сдержаться. Если бы не связанные руки-ноги, ужасно неудобная поза и абсолютно дурацкое положение в целом, посмеялась бы от души, а так хотелось только фыркать и хихикать.
— А, вы здесь! — обрадовался незнакомец. — С вами все в порядке? Черт, глупый вопрос! И все же, эти мерзавцы не сотворили ничего… непоправимого? Я услышал вас на дороге к Бьероте. Здесь неподалеку лошади, вы не волнуйтесь, сэнья, мы быстро выберемся. Сейчас разберусь, как открыть эту…
И, не договорив, принялся изучать замок на клетке.
На дороге… Неужели тот самый всадник, которого она тогда услышала? Значит, не показалось? Это что же, он ехал следом? Но зачем? Кармела с любопытством наблюдала за развернувшейся перед глазами суетой. Белоснежный красавчик, видимо, решил первым делом выпустить ее из клетки. Только вот он понятия не имел, как именно провернуть это нелегкое предприятие. Осмотрев замок, зачем-то подергал дверь, будто сомневался, что она заперта. Пошатал прутья, словно надеясь, что железная клетка рассыплется от одного его желания, снова подергал замок, вздохнул и достал из кармана… перочинный нож.
Создатель! Перочинный нож с инкрустированной драконьей костью рукоятью. Которым можно разве что впечатлить какого-нибудь падкого на дорогие вещи посетителя или, собственно, очинить перо! Ну, еще, пожалуй, сгодится, чтобы от души воткнуть кому-нибудь в зад. Или в глаз. На большее эта зубочистка попросту неспособна. Но Белоснежный пытался открыть им замок! Настойчиво пытался, причем, с очень сосредоточенным лицом и явно со знанием дела. А вот это уже интересно. Только его пальцам сейчас лучше подошла бы отмычка, а не этот глупый ножик. И Кармела даже не удивилась, когда лезвие жалобно хрустнуло в недрах замка, и в руках незадачливого взломщика остался ни на что не годный огрызок.