Я проснулась оттого, что за окном было ещё темно. Не ночная темень, а густой, ноябрьский предрассветный мрак, который осязаемо висел над Плейнфилдом. В доме пахло кофе, который я, по привычке, поставила на плиту ещё до того, как полностью стряхнула с себя остатки сна. Я потянулась к застежке-молнии на своём старом, поношенном фартуке — тёмно-синем, в мелкий белый горошек. Поправила его на плечах, завязала тесёмки на талии покрепче, будто готовясь к бою. Этот ритуал придавал мне сил. Фартук был моей униформой, моей бронёй против всей той мелкой суеты и разочарований, что ждали меня за дверью магазина.
Плейнфилд за стеклом медленно просыпался, тонул в предзимней мгле. Фонари отбрасывали на мокрый асфальт жидкие, растянутые пятна света. Я провела ладонью по прилавку, смахивая невидимую пыль, расставляя всё по своим местам. В этом был свой порядок, своя тихая уверенность.
Первым, как всегда, заглянул старик Хеммингс за пачкой своих ментоловых сигарет. Он что-то бурчал про боль в спине и скорый снег, бросил на прилавок мелочь и удалился, хлопнув дверью. Потом пришла миссис Дженкинс с двумя гиперактивными близнецами, которые тут же принялись крушить всё в радиусе досягаемости. Пока я отсчитывала ей сдачу, они успели раскидать пачку скрепок и чуть не опрокинули стойку с гвоздями. Я вздохнула с облегчением, когда этот маленький ураган наконец покинул магазин, оставив после себя гробовую тишину.
И в этой тишине резкий, ни с чем не сравнимый звон колокольчика над дверью врезался, как нож. Моё сердце на мгновение ёкнуло и замерло. На пороге стоял он. Тот самый молчаливый фермер с окраины. Высокий, сутулый, застывший в дверном проёме, словно призрак, рождённый туманом. Его потрёпанная куртка висела на нем мешком.
Я заставила себя улыбнуться, сделать шаг навстречу. Голос прозвучал чуть хрипло.
«Ваш заказ»,— сказала я, протягивая ему узкую картонную коробку с гвоздями.
Его пальцы — бледные, почти бескровные, с длинными фалангами — приняли коробку с пугающей, неестественной медлительностью. Казалось, он не брал её, а она сама прилипла к его руке. Он не сказал ни слова. Только кивнул, коротко и безжизненно, развернулся и вышел. Дверь закрылась за его спиной с тихим щелчком.
И только тогда я позволила себе выдохнуть. Глубоко, с облегчением, будто только что избежала какой-то невидимой опасности. Очередная странная, леденящая душу встреча осталась позади. Я повернулась к витрине, снова поправила фартук. Всё в порядке. Всё как всегда.
К трём часам магазин окончательно опустел. Последний покупатель ушёл, звон колокольчика затих. Привычная усталость накатила на меня тёплой волной. Я начала закрывать кассу, гасить свет. Задняя дверь, ведущая в подсобку, скрипнула, когда я толкнула её плечом. Осенний воздух, пахнущий влажной листвой и дымом, ударил в лицо приятной, бодрящей прохладой.
И тут я увидела его.
Он стоял у своего старого пикапа, всего в нескольких метрах от меня, прислонившись к брезентовому пологу кузова. Стоял и смотрел. Как будто ждал. Как будто знал, что я выйду именно сейчас.
Ледяной ком сжался у меня под сердцем.
«Миссис Ворден»,— его голос прозвучал слишком близко, гораздо ближе, чем он стоял на самом деле. Он был тихим, почти ласковым, и от этого стало ещё страшнее.
Удар пришёл неожиданно. Острый, оглушающий, сзади. Мир накренился, поплыл. Свет в глазах погас, словно перегоревшая лампочка. Я не успела закричать, не успела даже понять, что происходит.
Последнее, что я успела осознать, — это странная, чёткая смесь запахов: едкий бензин, горький порох и сладковатый, прелый дух влажной земли. И его лицо. Его спокойное, задумчивое лицо, склонившееся надо мной в сгущающейся тьме.
Я проснулась в пустоте. Не в темноте — в абсолютной пустоте, где не было ни звуков, ни ощущения тела. Лишь сознание, запертое в неподвижности.
Первый звук, прорвавший тишину, был древним скрипом. Потом — шаги. Медленные, тяжёлые.
Свет обжёг то, что когда-то было глазами. Он вошёл — высокая тень, заслонившая источник света. Его шершавые пальцы коснулись моего лица.
«Скоро, — его шёпот напоминал шелест сухих листьев. — Скоро ты обретёшь форму».
Тишина после его ухода давила сильнее любых звуков.
Из-за стены донёсся хриплый голос: «Новичок. Слышал, он привёл нового».
Что он со мной сделает? — выдавила я мысль.
«Превратит в искусство», — раздался молодой голос из дальнего угла.
Хриплый голос фыркнул: «Он коллекционер. А мы — экспонаты».
Шаги на лестнице. Дверь скрипнула. «Кто тут болтает?»
Влажный звук. Крик. Тишина.
Он... его убил?
Его шаги приблизились ко мне. «Теперь твоя очередь. Мама хочет посмотреть тебе в глаза...»