Тишину хижины нарушало лишь потрескивание поленьев в очаге да тяжёлое, хриплое дыхание мальчишки. Егор положил ладонь на его лоб — кожа пылала, будто раскалённая плита. В груди у парнишки клокотало, каждый вдох давался с трудом, а изо рта вырывались кровавые пузыри.
«Чума речная», — с тоской подумал знахарь, и сердце его сжалось от знакомой, ледяной тяжести. Он видел эту болезнь лишь раз, много лет назад, когда был подмастерьем у своего деда. Тогда старик провел над умирающим рыбаком весь обряд, шепча древние слова, в которых слышался шелест тростника и скрежет льда. Но золотой прилив так и не пришел. Только холодный пот на лбу деда и тихий стон отчаяния. Лекарства от чумы не было. Ни в глиняных горшках с травами, ни в толстых фолиантах, что пылились на полке.
Но был другой путь. Тот самый, о котором дед говорил шепотом, озираясь по сторонам, будто боясь, что сами стены хижины его подслушают. Путь, не записанный ни в одной книге, живущий только в крови и памяти. Путь, цена которого была неизвестна, но отказ от которого стоил жизни. Егор отодвинул горшок с травами — его пальцы дрожали, и он злился на себя за эту слабость. Он не был героем. Он был просто человеком, который помнил заветы предков. И сейчас ему предстояло ими воспользоваться.
Егор отодвинул глиняный горшок с травами и встал на колени рядом с лавкой. Он не был магом. Не учился в великой Академии Арканума, не гнул спину над свитками с замысловатыми формулами. Знание, которое он сейчас применит, перешло к нему от деда, а тому — от пращура. Оно жило не в книгах, а в крови, передаваясь шёпотом, из уст в уста, как самое ценное наследие.
Он закрыл глаза, выдавив из себя дрожь и кислый привкус усталости. Не силой её берёшь, сынок. Просишь. Дедов голос звучал в памяти так ясно, будто старик стоял за спиной. Как дождь у неба. Как хлеб у земли.
Егор прижал к огненной груди мальчика свои ладони — шершавые, исчерченные жизнью, как коряги. Под кожей отдавался слабый, сбивчивый стук — крошечный барабанчик, готовый захлебнуться.
И начал. Шёпотом. Потом громче, входя в ритм, впадая в забытый транс. Древние слова, чужие и гортанные, лились сами, будто не он их говорил, а кто-то через него.
Сначала шёпотом, потом громче, находя свой ритм, он произносил древние слова. Они были странными, чужими, не похожими на его повседневную речь. Язык заплетался, но душа помнила каждую интонацию, каждый изгиб звука. Он вкладывал в них всё: свою боль, свою надежду, свою любовь к этому ребёнку, сыну соседа, с которым они вместе пили мёд в прошлое полнолуние.
И оно пришло.
Сначала — едва уловимое покалывание в кончиках пальцев, будто он прикоснулся к спящей молнии. Потом — стремительный, золотой прилив, затопивший его изнутри. Он чувствовал, как живительный жар пульсирует в его венах, собирается в ладонях, готовый хлынуть в иссохшее тело мальчика и выжечь болезнь дотла. Выплавить её, как ржавчину из раскалённого металла.
«Вот оно... Держу...» — пронеслось в его сознании, и на миг его сердце взлетело от благодарного облегчения.
И в следующий миг мир рухнул.
Это не было похоже на боль. Это было похоже на падение в ледяной колодец с самой высокой колокольни. Тот самый золотой прилив не устремился вперёд — его отрезали, как ножом. Не хлынул, а... испарился. Растворился в ничто, оставив после лишь оглушительный звон в ушах и леденящий вакуум в душе. Словно незримую струну, натянутую от его сердца к самому солнцу, перерубили.
Егор судорожно ахнул, и его руки, всего мгновение назад бывшие проводниками чуда, беспомощно шлёпнулись на грудь мальчика, стали просто кусками мёртвого мяса. Он отчаянно цеплялся за ускользающие остатки силы, мысленно взывая, умоляя, приказывая. В ответ — ничто. Глухая, бездушная тишина, в которой застыл его последний надеющийся вздох. Та самая музыка мироздания, что гремела в нём секунду назад, смолкла навеки.
Он открыл глаза. Мальчик по-прежнему тяжело дышал. Кровавые пузыри на его губах лопались один за другим. Лицо было серым, как пепел.
Егор отшатнулся, ударился спиной о стол, с грохотом опрокинув горшок с травами. Он смотрел на свои руки, которые всего миг назад были проводником чуда. Теперь они были просто руками. Старыми, дрожащими, беспомощными.
Он не знал имени тому, что случилось. Не знал о профессоре Леране, делавшем в это время пометки на полях манускрипта. Не знал о Собирателе, пробуждающемся в бездне времён.
Он знал лишь одно: магия, которую он берег и передавал как величайший дар, покинула его. И больше ему не на что было надеяться.
С последним отчаянным стоном он прижал ладони к лицу, ощущая леденящий холод собственного бессилия. А за спиной у него, в полной тишине, слышалось лишь тяжёлое, предсмертное хрипение ребёнка.
Воздух в аудитории «Основ теории арканума» был густым и сладковатым, как всегда после полуденных лекций. В нём витал запах старого дерева лектория, воска для паркета и чего-то неуловимого — собственно, самой магии. Она была похожа на аромат озона после грозы, смешанный с пылью с полок древней библиотеки.
Профессор Леран, облокотившись на массивный дубовый пюпитр, водил длинной, отполированной до черноты указкой по сложной трёхмерной схеме, парившей в воздухе и медленно вращавшейся. Сотни золотистых линий, символизирующих потоки силы, сплетались в причудливый узор, похожий на строение снежинки или галактики.
— И потому, — его голос, низкий и ровный, не требовал повышения, чтобы быть услышанным в самой дальней угловой скамье.
Вечером, разбив лагерь в глухой пещере, Алиса не выдержала:
— Профессор, эта ваша «сделка» с эфиром... На лекциях это звучало красиво. Но здесь, на деле, что это значит? Я просто чувствую, как сила уходит, а ничего не происходит.
Леран, сидя у потухающего костра, устало улыбнулся.
— Представь, что магия — это не бездонный колодец, из которого ты черпаешь вёдрами. Представь, что это великая, спящая река. Ты можешь кричать на неё, приказывать ей течь быстрее. Она проигнорирует тебя. А можешь... попросить. Встать на колено, зачерпнуть горсть воды и сказать: «Мне нужно напоить этого раненого зверя». И река позволит тебе это сделать. Потому что твоя цель — часть её же гармонии.
— Но как просить? Я знаю слова, жесты...
— Слова и жесты — это просто... ключи. Формальность. Суть — в намерении. Ты должна ощутить ту каплю воды, которую просишь. Её прохладу, её вкус, её жизненную необходимость. Ты должна отдать ей что-то взамен — не энергию, нет. Частичку своего понимания, своего уважения к ней.
Он протянул руку над углями костра. Он не произносил заклинания возгорания. Он просто... вспомнил. Вспомнил, как первый человек добыл огонь, какой это был восторг, какое чудо. Он поделился этим воспоминанием с эфиром, этим чувством благоговейного трепета.
И угли костра вспыхнули. Не ослепительным факелом, а ровным, тёплым, почти живым пламенем, которое пахло не дымом, а древностью и домашним очагом.
Алиса смотрела, завороженная.
— Вы... вы не колдовали. Вы... рассказывали историю.
— Именно, — кивнул Леран. — Магия — это и есть история. История мира, вплетённая в его ткань. А мы... всего лишь рассказчики.
И чем сложнее сделка, чем могущественнее заклинание, тем выше цена...
Он на мгновение замолчал, давая тридцати молодым умам в аудитории осмыслить эту мысль. Его собственный взгляд, тёмный и внимательный, под густыми бровями скользнул по лицам студентов. Одни вдумчиво конспектировали, другие смотрели на схему с открытыми ртами, третьи — уже мечтали о будущих подвигах. Леран мысленно вздохнул. Они всё ещё видели в магии лишь клинки из света и огненные шары. Они не понимали её истинной, сокрушительной и прекрасной механики.
Его взгляд, скользя по залу, машинально нашёл опору в привычном — в идеальном фацете кристалла Люмена, парящего под куполом. Десятилетия он был немым свидетелем его лекций, сердцем аудитории, чей ровный, дневной свет был таким же незыблемым, как стены Академии.
И мир споткнулся.
По безупречной поверхности, от самого ядра к позолоченной оправе, змеилась тончайшая нить небытия. Не царапина, не пылинка — именно трещина. Для глаза постороннего — невидимая, для него, годами изучавшего каждый его грамм, — ослепительная, как молния на чёрном небе. И в тот же миг свет внутри кристалла не дрогнул — он икнул. Короткий, глухой спазм, сбой в ритме вечного двигателя.
Никто не заметил. Студенты переписывали формулу, кто-то смотрел в окно, кто-то — на него. Они всё ещё плавали в океане привычного, а он уже один стоял на тонущем плоту.
Леран почувствовал это не взглядом, а нутром — внезапной тошнотой и ледяным комом под ложечкой. Крошечный, но чудовищный диссонанс в великой симфонии мироздания. Словно в слаженном оркестре виолончель внезапно вскрикнула и умолкла, и только он один услышал эту тишину, зияющую, как открытая могила.
— Цена... — он снова начал говорить, заставив свой голос не дрогнуть, и почувствовал, как пальцы сжимают указку так, что кости побелели. — Цена может быть разной. Энергией, концентрацией, временем... или чем-то гораздо более фундаментальным.
Он больше не смотрел на кристалл. Но образ трещины жёг его сетчатку.
Старый Архив находился в самой старой, подземной части Академии. Воздух здесь был холодным и неподвижным, пах сырым камнем и тлением веков. Вместо привычных магических светильников тут горели факелы, бросившие на стены, заставленные стеллажами до самого сводчатого потолка, тревожные, пляшущие тени.
Леран и Мариэль спустились по витой лестнице, и профессор сразу почувствовал — что-то не так. Не просто «что-то странное», а фундаментальный сбой. Магия, обычно ровным гулом наполнявшая стены Академии, здесь была искажена. Её будто вытягивали в одну точку, создавая вихрь безмолвия.
В отделе редких манускриптов царил хаос, но не разрушения, а тихий и оттого ещё более жуткий. Несколько фолиантов лежали раскрытыми на большом дубовом столе. И с их страниц на глазах исчезали тексты. Это не было похоже на горение или растворение. Чернила просто переставали существовать, оставляя после себя идеально чистый, пожелтевший пергамент. Процесс шёл бесшумно, и в этой тишине было что-то кощунственное.
Над одним из таких умирающих манускриптов склонилась молодая девушка. Рыжие волосы, выбившиеся из беспорядочного пучка, обрамляли бледное, испуганное лицо с веснушками. Это была Алиса, одна из его самых способных — и самых неусидчивых — студенток. В её руках, сжатых в белых костяшках, поблёскивал тусклым, сероватым металлом странный амулет. Он был простой формы, без изысков, но от него веяло такой немыслимой древностью, что по сравнению с ним даже стены Архива казались новоделом.
— Профессор! — выдохнула она, увидев Лерана. В её зелёных глазах стоял не испуг, а скорее шок первооткрывателя. — Я клянусь, я ничего не делала! Я просто изучала его для своего реферата по артефактам Допотопной эры... и... он начал впитывать чернила! Сначала с одной страницы, потом с другой!
Леран подошёл ближе, не сводя с амулета напряжённого взгляда. Его карие глаза, обычно погружённые в раздумья, сейчас были сконцентрированы, как у хищника. Он не чувствовал от артефакта ни злобы, ни агрессии. Лишь бесконечную, ненасытную пустоту. Древний, всепоглощающий голод.
— Отойди, Алиса, — тихо, но твёрдо приказал он.
Девушка послушно отступила на шаг. Леран медленно протянул руку, намереваясь провести стандартным диагностическим заклинанием. Он мысленно выстроил формулу, собрал крошечную щепотку собственной силы и направил её на амулет в виде невидимого луча-сканера.
Ничего не произошло.
Вернее, произошло, но не то, чего он ожидал. Его магия, коснувшись поверхности амулета, не отразилась и не прочитала его свойства. Она... втянулась. Бесшумно и безвозвратно, как вода в песок. Леран даже физически почувствовал лёгкий, неприятный «щелчок» внутри себя — ощущение потери, крошечной, но отчётливой.
Он отдернул руку, будто обжёгшись.
— Что? — спросила Мариэль, стоявшая поодаль. Её эльфийские черты были искажены тревогой.
— Он поглощает магию, — констатировал Леран с ледяным спокойствием учёного, за которым скрывалась буря. — Не просто читает или блокирует. Поглощает. Как губка.
Именно в этот момент из самого тёмного угла Архива, из щели между стеллажами, доверху забитых древними свитками, донёсся звук. Это не был голос. Скорее, шёпот самой пустоты, скрип трущихся друг о друга пыльных веков. Он был едва слышен, но каждое слово отпечаталось в сознании с ясностью колокольного звона:
«Он проснулся... Собиратель возвращается».
Леран резко обернулся к темноте. Алиса ахнула, сжимая амулет так, что пальцы её побелели. Даже невозмутимая Мариэль сделала шаг назад, и на её лице на мгновение мелькнул неподдельный, древний ужас.
Тишина снова сомкнулась, став ещё гуще, ещё тяжелее. Но теперь она была наполнена новым, жутким смыслом. Трещина в кристалле, исчезающие заклинания, ненасытный амулет... Всё это были не разрозненные явления.
Это были симптомы. И у болезни, оказывается, было имя.
Собиратель.
Следующие несколько дней в Академии прошли в гнетущем, звенящем спокойствии, словно кто-то натянул над её стенами невидимый барабан. Леран почти не спал. Его башня превратилась в штаб по расследованию надвигающегося апокалипсиса, о котором, казалось, не подозревал никто, кроме него, его студентки и, возможно, декана Мариэль, чьё молчание было красноречивее любых слов.
Он перелопатил горы манускриптов, искал любые упоминания о «Собирателе». Результаты были скудными и обрывочными. В древнейших хрониках, тех, что были написаны на заре магической эры, встречались намёки. «Первый, от кого всё пошло». «Тот, чьё дыхание стало эфиром, а слово — заклятьем». «Хранитель Источника, возжелавший вернуть свои дары». Ничего конкретного. Ничего, что давало бы ключ к пониманию его сути или способов противостояния.
Амулет, конфискованный и запертый в самой защищённой магической лаборатории Академии, вёл себя тихо. Эксперты Совета Магов, наконец-то снизошедшие до расследования, проводили над ним диагностики. Их отчёты, копии которых Мариэль тайком передавала Лерану, сводились к одному: «Артефакт не проявляет активности. Поглотительные свойства не воспроизводятся. Угрозы не представляет».
«Они слепцы», — с горькой яростью думал Леран, просматривая эти пергаменты. Они пытались измерить бездну с помощью линеечки.
Единственным лучом света в этом мраке была Алиса. Вечером третьего дня она прокралась в его башню, неся под мантией свёрток. Её глаза горели не страхом, а азартом исследователя, напавшего на след.
— Профессор, я кое-что обнаружила, — она развернула свёрток на его столе, заваленном бумагами. Это была самодельная карта окрестностей Академии, испещрённая её пометками. — Я изучала старые отчёты о «фоновых магических аномалиях» за последний год. Всё, что Совет списывал на «естественные колебания эфира». И вот, смотрите.
Она указала на три точки, образующие почти ровный треугольник.
— Здесь, здесь и здесь... зафиксированы кратковременные, но мощные всплески магии, после которых уровень фона падал почти до нуля. Как будто... кто-то делал большой глоток из реки, а потом река мелела.
Леран внимательно изучил карту. Его взгляд зацепился за одну из точек. Она находилась совсем недалеко от Академии, в Зачарованном Лесу.
— Камень Предтеч, — тихо произнёс он. Легендарный менгир, один из древнейших артефактов мира. Считалось, что именно у таких камней первые маги учились черпать силу.
— Именно! — воскликнула Алиса. — И последний всплеск был там две недели назад. Как раз перед тем, как начали исчезать заклинания!
Решение созрело мгновенно. Ждать милости от Совета было бессмысленно. Нужны были доказательства. Осязаемые и неоспоримые.
— Будьте готовы до рассвета, — сказал Леран, поднимаясь. — Мы идём к Камню.
Они покинули стены Академии с первыми проблесками зари, когда туман ещё стелился по земле, цепляясь за корни деревьев. Леран шёл в своей тёмной, лишённой каких-либо знаков отличия мантии. Он чувствовал себя странно без профессорского облачения — голым и уязвимым. Алиса, напротив, казалась, порхала, её глаза впитывали каждую деталь пробуждающегося леса.
Путь к Камню Предтеч, который на карте выглядел простой прогулкой, на деле оказался дорогой через кошмар.
Первые часы ещё сохранялись признаки жизни: Алиса, как гончая, шла впереди, её глаза по-прежнему горели азартом первооткрывателя. Леран, тяжело дыша, пытался не отставать, и его профессорские ботинки, идеальные для паркета аудиторий, жестоко натирали ноги.
— Вы никогда не выбирались из города, профессор? — через плечо бросила Алиса, с лёгкостью перепрыгивая через гнилой ствол.
— Мои путешествия... ограничивались путём от башни до лекционного зала и обратно, — с трудом выдохнул Леран, с неприязнью глядя на преграду. — И то и другое, замечу, имело лестницы.
Уголки губ Алисы дрогнули в улыбке. Но вскоре и ей стало не до смеха.
Тишина нарастала постепенно. Сначала замолкли птицы. Потом исчез назойливый гул насекомых. Ветер, прежде игравший в кронах, замер, и листья повисли неподвижно, словно вырезанные из олова. Воздух стал густым, тяжелым, безвкусным. Им было трудно дышать, будто они вдыхали не кислород, а инертную пыль.
— Здесь что-то не так, — прошептала Алиса, и в её голосе впервые прозвучала тревога. — Это не просто тишина. Это... пустота.
Леран почувствовал это своей вышколенной магической интуицией. Обычный лесной эфир, та незаметная глазу жизнь, что наполняет собой природу, здесь отсутствовала. Её вынули. Словно из картины вырезали самый главный цвет, оставив лишь блёклый фон.
— Он уже был здесь, — тихо сказал Леран, останавливаясь. — Собиратель. Он не просто поглотил магию этого места. Он высосал саму его душу.
Алиса посмотрела на него, и в её зелёных глазах он увидел не просто испуг ученицы, а понимание равного. Впервые за все время их бегства, пропасть между профессором и студенткой исчезла. Их было всего двое против непостижимой угрозы, затерянные в мёртвом лесу.
— Что мы будем делать, если Камень окажется таким же? — спросила она, и её голос был тих и серьёзен.
— Тогда, — Леран сглотнул ком в горле, — тогда нам придётся идти дальше. Потому что отступать некуда.
Холодный ночной воздух обжигал лёгкие, как иглы изо льда. Леран, всю жизнь проведший в уютной, наполненной теплом книжной пыли башне, чувствовал себя слепым и оглохшим. Каждый шорох под ногами — хруст замёрзшей травы, шелест последних осенних листьев — заставлял его вздрагивать. Его сердце, привыкшее отмерять ритм лекциями и перерывами на чай, теперь бешено колотилось где-то в горле, сбивая дыхание. Он шёл, сжимая в кармане кулак, в котором лежал тот самый, отколовшийся фрагмент амулета. Его холодная, металлическая поверхность казалась единственной твёрдой точкой в этом поплывшем, враждебном мире.
Алиса, напротив, двигалась бесшумно, как тень. Её тёмный плащ сливался с ночью, и лишь лёгкий пар от дыхания выдавал её присутствие. Она не шла, а скользила, её тело инстинктивно обходило сухие ветки и выбоины на дороге, о которых Леран спотыкался с завидной регулярностью.
— Они не будут искать нас в старых кварталах, — её шёпот был едва слышен, но в ночной тишине он резал слух, как нож. — Стража Варга — щеголи. Им и в голову не придёт сунуть свои начищенные сапоги в эти переулки.
— Откуда ты... это знаешь? — с трудом выдохнул Леран, спотыкаясь о невидимый в темноте камень.
В темноте он уловил её короткую, беззвучную улыбку.
— Я выросла здесь, профессор. Мои родители держали лавку травника. Пока не погибли от магического мора, что принесли в квартал с подветренной стороны от Академии. Говорили, это был "побочный эффект" одного из экспериментов Совета. Эти улицы... они не просто были моей азбукой. Они были моей крепостью.
Леран впервые задумался о том, как мало он знал о своей студентке. Для него она была просто одним из талантливых, но неугомонных умов, которые требовали направления. Её дерзкие вопросы на лекциях, её способность находить нестандартные решения сложных задач — всё это он видел сквозь призму академического интереса. Теперь же он смотрел на неё и видел человека, чья жизнь была полна лишений, о которых он, профессор из знатного магического рода, не имел ни малейшего понятия. Она вела его по тёмным, плохо пахнущим переулкам его же города, который оказался для него чужим.
Наконец, они свернули в особенно грязный и узкий проулок, заваленный гниющими ящиками. Алиса на ощупь нашла скрытую в тени дверь, отодвинула тяжёлый, не запиравшийся засов, и они проскользнули внутрь.
Воздух в амбаре был густым и спёртым, пах старым сеном, пылью и мышами. Лунный свет, пробивавшийся сквозь щели в стенах, выхватывал из тьмы груду пустых мешков, сломанную телегу и паутину, свисавшую с балок, как похоронные траурные полотна.
Леран прислонился к стене, чувствуя, как дрожь от перенапряжения и страха наконец-то накрывает его с головой. Ноги подкашивались, в висках стучало.
— Они... они назвали меня врагом, — прошептал он, глядя на свои длинные, изящные пальцы, которые умели выводить сложнейшие магические формулы, но оказались беспомощны перед грубой реальностью побега. — Варг сказал... «враг Системы». Я тридцать лет служил этой Системе! Я учил её будущих магов, я развивал её науку!
Алиса, тем временем, нашла в углу жестяную кружку и несколько сухих щепок. Она сложила их в маленькую пирамидку и, коснувшись пальцами, прошептала короткое, бытовое заклинание возгорания. Крошечный, почти незаметный огонёк вспыхнул, отбрасывая на стены гигантские, пляшущие тени.
— А Система, похоже, враг здравому смыслу, — отрезала она, грея над пламенем руки. — Они предпочли запереть вас в Крипте, где из вас медленно высосали бы всю магию, а не посмотреть правде в глаза. Какая разница, как они вас назвали? Враг, еретик, сумасшедший... Главное, что они хотели вас уничтожить.
— Они боятся, — Леран провёл рукой по лицу. — Любая бюрократия, даже магическая, видит угрозу в том, что не укладывается в её протоколы. Страх — худший советчик для учёного.
— А что для нас советчик? — Алиса подошла к нему и села на корточки, так что их глаза оказались на одном уровне. Её лицо в отсветах пламени казалось взрослее, веснушки почти не видны в полумраке. — Мы не можем просто бежать. Улицы города скоро заполнятся патрулями. Нам нужен план. Направление.
Леран глубоко вздохнул. Дрожь в руках понемногу утихала, уступая место леденящему чувству ответственности. Он вынул из кармана фрагмент амулета. Осколок лежал на его ладони, тусклый и безжизненный, как обычный кусок ржавого металла.
— Он реагировал на Камень Предтеч, — сказал Леран, и в его голосе вновь зазвучали нотки учёного, анализирующего данные. — Значит, он может вести нас. Служить компасом, указывающим на другие места силы. Или... на другие жертвы Собирателя.
— Как компас, — кивнула Алиса, с интересом глядя на осколок. — Но как его настроить? Он просто лежит.
Леран закрыл глаза, пытаясь отогнать усталость и сосредоточиться. Его ум, вышколенный годами работы с абстрактными концепциями, лихорадочно искал аналогию.
— Он поглощает магию, — рассуждал он вслух, больше для себя, чем для неё. — Но в Архиве... он не просто поглощал. Он впитывал её, как губка. А у Камня он... стонал. Он чувствовал пустоту, оставшуюся после поглощения. Значит, он не бездумный потребитель. Он... чувствует магию. Тянется к ней. Или... тоскует по ней.
Он сосредоточился на осколке, отбросив все попытки применить силу. Вместо этого он просто... прикоснулся к нему своим магическим чутьём. Осторожно, как к дикому, раненому зверю, протянул не луч энергии, а тончайшую нить осознания.
Сначала — ничего. Лишь холодная пустота, отзывающаяся эхом в его собственной, вымотанной душе. Потом — едва уловимый толчок. Словно на другом конце невидимой лески кто-то дёрнул. Фрагмент не засветился, но его тусклая поверхность на мгновение будто прояснилась, стала глубже. И Леран почувствовал слабый, но отчётливый импульс. Тягу. Стремление в определённом направлении. На северо-восток.
Холодные каменные стены подземного хранилища Академии хранили не только древние артефакты, но и память. Тень от высоких стеллажей Подземного Архива ложилась на юношу длинными, искажёнными полосами. Воздух пах пылью, вековым пергаментом и тихим отчаянием забытых знаний. Варг, тогда ещё не Магистр, а просто одарённый выпускник с глазами, горящими холодным огнём амбиций, с благоговением проводил пальцами по потрескавшемуся переплету «Анналов Раскола».
«Сердце Мира», — эта фраза преследовала его с тех пор, как он наткнулся на неё в полуистлевшем свитке. Не метафора, не аллегория. Ключ. Ключ к силе, которая сделает магию Академии детской забавой.
— Ищешь что-то конкретное, юноша? — из глубины прохода возникла высокая, сутулая фигура. Магистр Каэлен. Его мантия, некогда алая, выцвела до цвета увядшей розы, а глаза хранили усталую мудрость, граничащую с равнодушием.
Варг не вздрогнул. — Истину, Магистр. — Его голос прозвучал тверже, чем он ожидал. — Летописи говорят о «Сердце Мира». Я хочу понять его природу.
Каэлен усмехнулся, но в глазах его не было насмешки — лишь та самая, бесконечная усталость. — Истина — опасная добыча, Варг. Она редко бывает такой, какой мы хотим её видеть. Иногда... некоторые двери лучше оставить запертыми. Ради нашего же блага.
Этот покровительственный тон обжёг Варга сильнее любого заклинания. «Ради нашего же блага». Вечная песня тех, кто у власти. Кто боится, что кто-то окажется сильнее.
— Моё благо — в знании, — парировал Варг, чувствуя, как сжимаются его кулаки.
Он не слушал старого мага. Его взгляд уже уловил едва заметную аномалию на полке — серию фолиантов, чьи корешки были идеально чисты, без единой пылинки, будто к ним часто прикасались. Слишком часто для «забытых» манускриптов.
Три ночи. Три бессонные ночи он провёл в Архиве, игнорируя усталость и назойливые предостережения Каэлена. Он нашел их. Зашифрованные отчеты о «резонансных аномалиях», датированные периодом Великого Раскола. Его острый, как отточенный клинок, ум уже разгадывал шифр, и то, что проступало сквозь него, заставляло кровь стынуть в жилах.
Это не были сухие строки официальных хроник. Это был дневник. Исповедь мага по имени Элидар, одного из величайших умов эпохи. И он участвовал не в изучении Собирателя, а в попытке его приручить. Не для благых целей, не для защиты мира. Страницы, написанные дрожащей рукой, описывали создание оружия. Оружия, способного подчинять волю целых народов, стирать память, переписывать реальность. И самое ужасное — в конце, под последней записью, стояла печать. Не личная печать Элидара. Официальная печать Тайного Круга — высшего органа Совета Магов того времени.
Руки Варга задрожали. Он отшвырнул от себя пергамент, будто его чернила были ядом.
— Они... — его голос сорвался на шёпот, полный невыразимого ужаса и осквернённой веры. — Они использовали его. Они осквернили сам Источник... ради власти?
В его сознании рухнул весь мир. Академия, Совет, Магистры — все они были не хранителями знания, а... смотрителями в зоопарке, которые тайком от посетителей пытались выдрессировать самого опасного зверя, чтобы самим стать царями природы.
Он пошёл к Каэлену, своему наставнику, с доказательствами. Он ждал гнева, возмущения, немедленных арестов.
Магистр выслушал его молча, его лицо оставалось невозмутимым.
— Ты талантливый юноша, Варг. И поэтому опасный. Некоторые истины... слишком тяжелы для мира.
— Но это предательство! — взорвался Варг. — Они чуть не уничтожили всё! Мы должны...
— Мы должны сохранять стабильность, — холодно прервал его Каэлен. — Тот инцидент был исчерпан. Виновные... устранены. Но огласка посеет панику. Доверие к Совету будет подорвано. Иногда ради высшего блага нужно хранить молчание.
Варг смотрел на своего наставника, и в его душе что-то надломилось. Он видел не мудрого лидера, а испуганного бюрократа, готового замести правду под ковёр. В тот день умерла его вера в систему. И родилась новая, тёмная убеждённость: если Совет не способен поддерживать порядок, даже ценой правды, то нужен кто-то, кто будет сильнее. Кто возьмёт на себя эту тяжёлую ношу и установит порядок любой ценой.
Он вышел из кабинета, сжимая в кармане копию украденных документов. Теперь он знал правду. И знал, что он один может помешать истории повториться. Ему нужна была сила. Сила, чтобы контролировать тех, кто злоупотребляет магией. Сила, чтобы защитить мир от него самого.
Он посмотрел на свои руки. Руки мага, который больше не верил в добродетель, но всё ещё верил в необходимость порядка. Пусть даже ценой, которую другие сочтут неприемлемой.
Путь от Гремящих Утёсов на север был вдвойне опасен. Теперь за ними охотились не только стражи Варга, но и таинственный Соглядатай, чьё появление каждый раз замораживало кровь в жилах. Леран почти не спал по ночам, чутко прислушиваясь к каждому шороху, его нервы были натянуты до предела.
Они шли глухими тропами, избегая поселений. Лерану всё чаще приходилось полагаться на навыки Алисы — она умела находить съедобные коренья, отличать ягодные кусты от похожих, но ядовитых, и устраивать почти невидимые укрытия. Профессор, всегда ценивший знание, теперь по-новому смотрел на практическую мудрость, которой не учили в стенах Академии.
На пятый день пути они наткнулись на следы. Не животных и не людей — на краю лесной поляны земля была опалена странным узором, словно по ней провели раскалённым прутом. Воздух над этим местом дрожал, и от него веяло той же леденящей пустотой, что и от мёртвого Камня Предтеч.
— Это не его работа, — тихо сказала Алиса, обходя опалённый участок. — Это что-то другое. Что-то... что пыталось бороться с пустотой.
Леран наклонился, разглядывая узор. Его учёный ум лихорадочно работал.
— Ты права. Это следы контрзаклинания. Невероятно мощного. Кто-то пытался создать барьер, восстановить поток магии на этом месте... но сила Собирателя была сильнее.
Он провёл рукой над почерневшей землёй и почувствовал отголоски отчаянной битвы — не физической, а магической. Эхо чьего-то поражения.
— Здесь был маг. Очень сильный. И он проиграл.
Это открытие заставило их удвоить осторожность. Если даже могущественный маг не смог противостоять Собирателю, что могли сделать они?
К вечеру они вышли к руинам. Полуразрушенная башня из тёмного камня возвышалась на холме, её шпиль был обрушен, а стены покрыты трещинами. Но что было страннее всего — вокруг башни, на расстоянии примерно ста шагов, земля была чистой и нетронутой, будто пустота не смогла переступить через невидимую черту.
Фрагменты амулета в кармане Лерана вдруг замолкли. Их постоянная, нудная тяга куда-то на северо-восток исчезла, сменившись настороженным, почти живым ожиданием.
— Что это за место? — прошептала Алиса.
— Не знаю, — ответил Леран, всматриваясь в очертания башни. — Но кажется, оно... сопротивляется.
Они осторожно поднялись на холм. Войдя через полуразрушенную арку, они оказались в круглом зале. Воздух здесь был неподвижным и сухим. Пыль лежала толстым слоем на полу, но на ней не было следов. Ничьих. Очень давно сюда никто не заходил.
В центре зала на каменном подиуме стояло кресло. А в нём — сидел скелет. Костяные пальцы всё ещё сжимали посох, на котором тускло мерцал кристалл. Рядом на столе лежала раскрытая книга.
Леран медленно подошёл ближе. Скелет был облачён в истлевшую мантию, на шее висел медальон с символом, который Леран узнал — скрещённые ключ и свиток. Знак Ордена Хранителей Истока, легендарного братства, о котором ходили лишь смутные слухи.
— Кто он? — спросила Алиса, останавливаясь в почтительном отдалении.
— Один из тех, кто пытался остановить неизбежное, — тихо ответил Леран. Его взгляд упал на книгу. Страницы были покрыты плотным почерком. Он осторожно перелистнул несколько страниц.
«...он возвращается. Сны стали явью. Первый из нас пробуждается от долгого сна, и его голод неутолим...»
«...пытался создать щит. Использовал знания, дарованные самим Истоком. Но его сила пожирает всё. Он не злобен. Он — голод. Он — сама пустота, желающая вновь стать пустотой...»
«...последняя запись. Силы нет. Он подошёл к самым стенам. Башня держится на памяти. На том, что помню я. Но я — последний. И когда я умру, память умрёт со мной...»
Леран оторвался от текста, его лицо побледнело.
— Он знал. Он знал о Собирателе. И он пытался его остановить. Один.
— Почему один? Где же другие? Где этот Орден? — Алиса обвела взглядом пустой зал.
— Думаю, мы нашли одного из последних, — Леран положил руку на каменную спинку кресла. — Они пали, пытаясь сдержать его. И этот... этот маг по имени Каэлен, он держал оборону до самого конца. Его воля, его память создали этот пузырь, эту зону безопасности. Но теперь и она угасает.
Внезапно фрагменты амулета в его кармане резко задрожали. Но на этот раз это была не тяга, а тревога. Предупреждение.
Из теней в углу зала послышался мягкий, скрипучий голос:
— Вы потревожили покой моего господина.
Они обернулись. Из тьмы выплыло нечто — низкое, приземистое, состоящее из потрескавшегося камня и живой, ползучей лозы. Две светящиеся точки горели в его каменной голове.
— Сторож, — прошептал Леран, отступая на шаг.
— Я — Память Камня. Я — эхо воли господина Каэлена, — проговорило существо. Его каменные суставы скрипели при движении. — Вы принесли с собой голод. Вы привели его сюда.
— Мы не ведём его! Мы пытаемся остановить! — воскликнула Алиса.
Светящиеся глаза уставились на неё.
— Мало кто приходит сюда с иными намерениями. Но все они приносят голод с собой. Он следует по следам магии, как гончая по кровавому следу.
Леран вынул амулеты. Они вибрировали теперь с такой силой, что гудели, словно разгневанные шершни.
— Эти артефакты... они ведут нас. Но мы ищем способ остановить Собирателя.