Шампанское было тёплым. От этой простой, но неприятной истины у Светланы скривился рот. Она поставила бокал с недопитым напитком на высокий столик, застеленный белоснежной скатертью с едва заметным золотым шитьём, и постаралась придать своему лицу выражение заинтересованного слушателя. Перед ней, жестикулируя и расплёскивая содержимое своего бокала, стоял Артём из отдела маркетинга. Его лицо было раскрасневшимся и чуть влажным от алкоголя и восторга.
«Представляешь, Свет, мы используем нейросети для анализа эмоционального отклика! KPI просто взлетит до небес!» — его голос звенел, перекрывая безликий джазовый мотив, лившийся из скрытых колонок.
«Потрясающе, Артём, — выдавила Света, чувствуя, как у неё затекает челюсть от вынужденной улыбки. — Очень смело. Просто революция в… вириальности». Она сама не знала, что это за слово, но в устах Артёма оно звучало так, как и должно было — модно и бессмысленно.
Она окинула взглядом зал ресторана «Зимний сад». Всё было безупречно, до тошноты стерильно. Гигантская живая ель, усыпанная дорогими шарами и мерцающими огнями, казалась не живым деревом, а дорогой инсталляцией. Накрытые столы ломились от изысканных блюд, больше напоминавших произведения искусства, чем еду. Коллеги в вечерних платьях и идеально отглаженных костюмах образовывали маленькие стайки, их губы растягивались в улыбках, но глаза оставались пустыми или бегающими в поисках более выгодного собеседника. Новый Год? Магия? Нет, просто ещё одно корпоративное мероприятие, обязательное к посещению, очередной пункт в её личном KPI под названием «Социальная адаптация и поддержание командного духа».
Её взгляд упал на массивное панорамное окно, за которым кружил густой, слепящий снегопад. Хлопья падали в свете уличных фонарей, создавая гипнотизирующий узор, и на мгновение ей не просто захотелось оказаться там — в тишине, на холодном, колючем воздухе, одной — а показалось, будто в гуще снежной пелены мелькают не городские огни, а холодные, незнакомые звёзды. Без этих масок, без необходимости быть «командным игроком».
«Коллеги! Друзья!» — разнёсся по залу бархатный, поставленный голос гендиректора, Игоря Петровича. Все тут же притихли, как школьники на линейке, повернувшись к нему с подобострастными, застывшими улыбками. Света использовала суматоху, чтобы отступить к задним рядам, взяв свой тёплый, противный бокал в качестве щита.
Игорь Петрович говорил плавно и уверенно, как на еженедельной планёрке. «…и в уходящем году мы достигли впечатляющих результатов! Процент выполнения плана составил сто двенадцать! Мы не просто команда, мы — семья!»
«Семья, которая в понедельник в девять утра снова будет требовать отчёты по продажам и закатывать глаза на опоздание в пять минут», — мысленно процедила Света, заставляя себя не крутить глазами.
Она ловила себя на том, что считает секунды. Пять минут речи. Десять. Её телефон вибрировал в кармане — вероятно, уведомления из рабочего чата. Даже сегодня, в канун праздника. Она ощущала знакомую тяжесть под ложечкой — тревожный комок, состоящий из невыполненных задач, предстоящих дедлайнов и этого вечного, гнетущего чувства, что она должна быть где-то ещё, делать что-то более важное, или, наоборот, просто лежать дома на диване под тёплым пледом, смотря глупый рождественский фильм.
Восемнадцать минут. Аплодисменты. Музыка снова заиграла. Света почувствовала, что её тошнит от этого всего. Ей нужен был глоток воздуха. Настоящего, зимнего, а не кондиционированного, пахнущего едой, духами и фальшью.
Она двинулась к выходу из зала, придерживая свою маленькую блестящую сумочку, чувствуя себя нелепой рыбкой, плывущей против течения.
«Света, куда это ты? Танцевать будем!» — окликнула её Ольга из бухгалтерии, её лицо расплылось в улыбке, но глаза оставались усталыми и пустыми.
«Минутку, на балкон нужно, проветриться», — улыбнулась Света в ответ, чувствуя себя актрисой в очень затянувшейся и скучной пьесе.
Накинув на плечи лёгкое пальто и распахнув тяжёлую стеклянную дверь, она вышла на балкон. Резкий ледяной воздух ударил в лицо, и она с наслаждением вдохнула его полной грудью. Здесь, наконец-то, было тихо. Только отдалённый, приглушённый гул города и завывание ветра. Она прислонилась лбом к холодному, почти ледяному стеклу ограждения, глядя на размытые огни мегаполиса, тонувшие в снежной пелене. Снег казался таким настоящим, таким чистым по сравнению с тем, что творилось за её спиной.
Вот он, её мир. Мир Яви, как назвали бы его в какой-нибудь сказке. Суета, бег по кругу, бесконечные списки дел, которые только растут. Она была успешным менеджером, у неё была хорошая зарплата, квартира в ипотеку, она могла позволить себе поездку за границу раз в год. Но где-то по пути, на этой беговой дорожке, она потеряла что-то важное. То самое детское чувство чуда, когда загадываешь желание под бой курантов и искренне веришь, что оно сбудется. Теперь Новый Год стал для неё не временем надежд, а точкой подведения итогов, и итоги эти часто оказывались не в её пользу — несделанные дела, несбывшиеся мечты, несостоявшиеся отношения, которые разбивались о её же карьерные амбиции и вечную занятость.
Пальцы в тонких кожаных перчатках нашли в кармане пальто гладкий, прохладный предмет. Она достала его. Брелок. Кристалл размером с крупную виноградину, идеально прозрачный, отполированный до зеркального блеска, с едва заметной воронкой внутри, словно это был крошечный, застывший ледяной торнадо. Его подарила ей вчера странная пожилая женщина.
Света возвращалась поздно с работы, забежав в круглосуточный магазин за печеньем и молоком — ужином успешного менеджера. У выхода, присев на скамейку, сидела старушка. Не просто пожилая, а… древняя. На ней было длинное, потрёпанное пальто цвета промокшего войлока и с огромным, суковатым деревянным посохом, что было очень необычно для центра города. Её лицо, испещрённое морщинами, напоминало высохшую кору дерева.
«Замерзла совсем, милая, — хрипло, с каким-то скрипом сказала она, поднимая на Свету колючий, не по-старчески острый взгляд. — Дай монетку на хлебушек».