Саша
Сон ушел от меня еще до рассвета, оставив после себя только горький привкус кошмаров и тяжесть в груди. Лежу в постели и слушаю, как за окном начинается новый день — где-то скрипнула калитка, прошуршали шаги по мокрой листве, пробормотал что-то сосед, выгуливающий собаку. Привычные звуки обычного утра в тихом переулке, где стоит моя лавка. Звуки жизни, которая продолжается, несмотря на то, что я провела очередную ночь в объятиях страхов.
Простыня под спиной влажная от пота — след очередной битвы с призраками, которые приходят ко мне каждую ночь. Это были все те же образы: темный лабиринт без выхода, голоса, которые зовут меня по имени, но когда оборачиваюсь — никого нет. И всегда в самом конце — бабушка, которая медленно растворяется в тумане, как бы я ни пыталась удержать ее за руку.
Поворачиваюсь на бок и смотрю на старые часы на прикроватной тумбочке — стрелки показывают пять утра. Еще два часа до того, как нужно открывать лавку, но я знаю, что больше не засну. Никогда не засыпаю после таких снов — слишком боюсь, что они продолжатся.
За стеной слышится мерное тиканье старых часов — тех самых, что висели здесь еще при бабушке. Их звук раньше успокаивал меня, напоминал о стабильности, о том, что время течет размеренно и все будет хорошо. Теперь каждое тиканье отсчитывает часы до следующей ночи, до новой встречи с кошмарами.
Встаю и босиком иду к окну. Переулок Сонной улицы просыпается медленно — не то что шумные центральные улицы с их утренней спешкой. Здесь люди никуда не торопятся, здесь время словно течет по своим законам. Вон старый фонарь у входа в парк все еще горит, хотя небо уже начинает светлеть. Дворник Семен Иваныч неторопливо подметает тротуар, время от времени останавливаясь покурить.
Дождь за окном моросит тихо, почти незаметно — тот самый, который может идти часами, не принося облегчения, только добавляя меланхолии. Капли стекают по старому стеклу неровными дорожками, искажая мир снаружи. Иногда мне кажется, что и я смотрю на жизнь через такое же искаженное стекло — все размыто, не совсем настоящее.
Надеваю халат и спускаюсь по узкой лестнице в лавку. Здесь еще царит полумрак, пахнет вчерашними травами и воском от свечей. На полках рядами стоят флаконы со снами — моя работа, моя ответственность, мой крест. Каждое утро я спускаюсь сюда и превращаюсь из Саши, которая боится спать, в Сашу, которая помогает засыпать другим.
Морфей встречает меня сонным мяуканьем. Он лежит на своей любимой подушке у камина — единственное живое существо в доме, которое может позволить себе роскошь спокойного сна. Рыжая шерстка взъерошена после сна, один глаз еще закрыт, но он уже знает, что настало время завтрака.
— Доброе утро, солнышко, — шепчу я, поглаживая его за ушком. — Хорошо спал? Хоть один из нас ведь должен высыпаться.
Он мурлычет в ответ и потягивается, показывая белый животик. Завидую ему — этой простой кошачьей способности просто спать, не тяготясь вопросами и не боясь того, что приснится. Наверное, коты видят сны о мышках и теплых подоконниках. Ничего страшного или болезненного.
Кормлю кота и иду на кухню, чтобы поставить чайник. Вода булькает и шумит — звуки, которые стали частью утреннего ритуала. Пока она нагревается, возвращаюсь в спальню и снимаю старый фланелевый халат — он согревал всю ночь, но для работы не подходит. Достаю из шкафа любимый теплый свитер молочного цвета — мягкий кашемир, который бабушка подарила на день рождения три года назад. К нему — длинную вязаную юбку коричневого цвета и уютные шерстяные колготки. Простая, домашняя одежда, в которой чувствуешь себя защищенной.
Одевшись, открываю шкафчик с травами. Для себя всегда завариваю ромашку с мятой — простой состав, который должен успокаивать нервы. Помогает мало, но хотя бы создает иллюзию заботы о себе.
Завариваю чай и возвращаюсь к окну с дымящейся чашкой в руках. Морфей следует за мной, устраивается на подоконнике между горшочков с травами. Лаванда, мята, розмарин — каждое растение я выращиваю сама, в маленьком садике за лавкой. Бабушка говорила, что травы, выращенные с любовью, работают сильнее купленных. Не знаю, так ли это, но традицию поддерживаю.
Делаю глоток чая и чувствую, как тепло разливается в груди. По крайней мере, тело реагирует на заботу, даже если душа остается холодной. Ромашка правда немного успокаивает — не кошмары, но хотя бы дрожь в руках.
За окном мир становится все более четким по мере того, как рассветает. Мимо прошла тетя Клава с авоськой — наверняка идет на рынок за свежими овощами. Она всегда встает рано, говорит, что в молодости привыкла и теперь не может просыпаться позже шести утра. А я встаю рано, потому что не могу спать вообще. Разные причины — один результат.
Переулок медленно оживает. Кто-то выгуливает собаку, кто-то спешит на работу, прикрывшись зонтом от мелкого дождя.
Допиваю чай и начинаю готовиться к рабочему дню. Сначала нужно зажечь свечи для атмосферы. Людям нравится приходить в место, которое отличается от обычного мира, где есть тайна и уют одновременно. Лаванда, ромашка, сандал — запахи, которые настраивают на нужный лад.
Протираю флаконы мягкой тканью, проверяю этикетки. Все должно быть идеально — люди доверяют мне свой сон, самое интимное, что у них есть. Не могу позволить себе небрежность.
Подхожу к двери и переворачиваю табличку с «Закрыто» на «Открыто». Под ней, золотыми буквами на темно-синем фоне, написано «Лавка забытых снов». Признаться, раньше меня всегда немного удивляло это название. Почему это «забытых» снов, если мы наоборот помогаем сон вернуть? Бабушка объяснила мне это название так: «Люди не рождаются с бессонницей, внученька. Они забывают, как спать спокойно — из-за стрессов, потерь, страхов. Мы помогаем им вспомнить».
Морфей наблюдает за мной одним открытым зеленым глазом, словно упрекая за пессимизм, который я не могу перед ним утаить.
Лучи солнца пробиваются сквозь тучи и попадают на полки с флаконами. Сотни маленьких стеклянных сосудов начинают переливаться всеми цветами радуги — розовые сны о любви, голубые для спокойствия, золотистые для вдохновения. Каждый флакон хранит чью-то надежду на покой, чью-то мечту о спокойной ночи.
Только не мою. Моя надежда живет отдельно, в секретном уголке сердца, куда я стараюсь не заглядывать слишком часто. Надежда на то, что когда-нибудь кошмары отступят, я смогу засыпать без страха, а моя магия сработает и для меня самой.
Но пока этого не происходит, я живу чужими мечтами и надеждами. Помогаю другим обрести покой, который сама найти не могу. И может быть, в этом есть свой смысл — отдавать то, чего тебе не хватает, делиться тем, что не можешь получить сам.
Первые посетители уже поглядывают в мою сторону через витрину, кто-то останавливается, читает вывеску «Забытые сны», кто-то проходит мимо с любопытным взглядом. Поправляю волосы и готовлюсь встретить первого клиента с улыбкой, которая, надеюсь, выглядит более искренней, чем ощущается.
Руки сами знают, что делать — два года ежедневного повторения одних и тех же действий превратили утреннюю подготовку в медитацию. Может быть, это единственное время в сутках, когда мой разум находит хоть какое-то спокойствие. Перебираю баночки с травами, вдыхаю знакомые ароматы, и на несколько минут кажется, что бабушка все еще рядом, направляет мои руки, шепчет советы.
Беру первую деревянную коробочку — лаванда. Открываю крышку, и меня окутывает волна знакомого аромата. Эти сухие фиолетовые цветочки я собрала еще в июле, в нашем с Морфеем маленьком садике за лавкой. Тогда стояла невыносимая жара, пчелы жужжали над кустами, а я, как и каждое лето до, терпеливо срезала веточку за веточкой, представляя, скольким людям они помогут заснуть спокойно осенними ночами.
Проверяю количество — хватит еще на неделю, может быть, две. Обычной лаванды из садика достаточно для большинства снов, но для особых случаев — когда нужны по-настоящему глубокие, исцеляющие сновидения — приходится заказывать редкие сорта у поставщика из Прованса. Дорого, но качество того стоит. Бабушка всегда говорила: «Экономить на травах — это экономить на людских душах. А души дороже денег». Хорошо, что большую часть трав я выращиваю сама — это и экономно, и душевно, и позволяет контролировать качество от семечка до готового сбора.
Следующая коробочка — ромашка. Белые лепестки крошатся между пальцами, выделяя сладковатый медовый запах. Эту я выращиваю сама. Каждое лето я собираю эти цветы в одно и то же время — рано утром, пока не сошла роса. Традиция, которую я не решаюсь нарушить.
Мелисса пахнет лимоном и свежестью. Корень валерианы — горьковато и резко, но именно он помогает при самых тяжелых случаях бессонницы. Каждая трава имеет свой характер, назначение и силу. И каждая требует особого обращения.
Маленькие флаконы для детских снов, средние — для взрослых, большие — для тех, кто покупает сны впрок. Розовые для любви, голубые для покоя, золотистые для вдохновения. Есть еще серебряные — для снов о прошлом, и перламутровые — для снов о будущем.
Зажигаю ароматические свечи по периметру лавки. Сначала лавандовую у входа — чтобы люди сразу почувствовали умиротворение, войдя внутрь. Потом сандаловую у прилавка — она помогает сосредоточиться на выборе. Ромашковую у кресла — там клиенты иногда ждут, пока я готовлю индивидуальные составы.
Свечи — не просто атмосфера, хотя и это важно. Огонь очищает пространство, выжигает негативную энергию, которую люди приносят с собой вместе со своими проблемами. Бабушка учила меня этому: «Человек несет в себе не только свою боль, внученька. Он несет боль всех, с кем общался за день. Наша задача — взять эту боль на себя, очистить ее и отдать покой».
Теплый свет свечей смягчает утренний полумрак, делает лавку живой, дышащей. Морфей одобрительно мурлычет с подоконника — ему тоже нравится, когда пахнет травами и горят свечи. Иногда думаю, что он единственный, кто понимает магию этого места лучше меня.
Иду к двери проверить письма. Каждое утро под дверью лежат записки от тех, кто не может долго ждать, пока я приготовлю состав. Они оставляют свои пожелания заранее, чтобы потом просто зайти и забрать готовую смесь. В основном это старики, молодые мамы с маленькими детьми, люди, которые работают допоздна. Поднимаю несколько конвертов, узнаю почерк постоянных клиентов.
Первое письмо от Веры Ивановны, той самой пожилой женщины, которая недавно овдовела. Ее почерк дрожащий, как и руки — сказывается возраст и горе. «Дорогая Саша, не могли бы вы приготовить сон от одиночества? Ночи такие длинные… Прилагаю деньги. Заберу завтра утром. Ваша Вера».
Сердце сжимается от сочувствия. Знаю эту боль — не от потери супруга, но от потери человека, который был всем миром. После смерти бабушки я тоже не знала, как жить дальше, как заполнить пустоту, которая образовалась в груди. Только у меня была лавка, работа, цель. А у Веры Ивановны — лишь одиночество и тоска.
Достаю нужный флакон с полки — нежно-розовая жидкость с перламутровыми переливами. В составе экстракт розы для нежности, ромашка для тепла, капелька меда для сладости снов. Но самое главное — намерение. Создавая этот состав, я думаю о любви, которая не заканчивается со смертью, о том, что дорогие люди остаются с нами в сердце и приходят во сне.
Подписываю этикетку красивым почерком — еще один навык, унаследованный от бабушки. «Для теплых воспоминаний и покоя сердца». Ставлю флакон на видное место — завтра Вера Ивановна обязательно придет за ним.
Второе письмо от студента Коли — он готовится к защите диплома, нервничает, не может сосредоточиться на учебе из-за плохого сна. Для него нужен отвар другого типа — прозрачный, с золотистыми искорками, в составе розмарин для памяти, мята для ясности мыслей, щепотка молотого жемчуга для удачи на экзамене.
Третье письмо меня удивляет — от молодой пары, которая планирует свадьбу. Просят сны для двоих, чтобы им снились одинаковые красивые сны накануне церемонии. Такие заказы бывают редко, но я знаю, как их грамотно выполнить.
Работаю молча, сосредоточенно. Каждый сон — это маленькое произведение искусства, каждый флакон — чья-то надежда. Смешиваю травы в определенных пропорциях, добавляю эфирные масла, настаиваю на родниковой воде. Процесс требует не только знания рецептов, но и интуиции, умения почувствовать, что именно нужно конкретному человеку.
Иногда ловлю себя на мысли, что создаю сны для других легче, чем дышу. Руки сами знают, какие травы взять, в каких пропорциях смешать, какие слова шепнуть над готовым составом. Но стоит попробовать сделать что-то для себя — и магия словно отворачивается от меня.
Может быть, в этом есть какая-то высшая справедливость? Тот, кто лечит других, не должен быть здоров сам? Или это проклятие нашего рода — помогать всем, кроме себя? В бабушкином дневнике я не нашла ответов на эти вопросы. Хотя… признаться, я читала его урывками, перескакивая с места на место, ища только рецепты и практические советы. До сих пор было слишком больно вчитываться в личные записи, размышления о жизни — я просто пролистывала эти страницы. Может быть, она тоже мучилась, и все-таки стоит найти в себе силы прочитать дневник полностью, от начала до конца?
Расставляю готовые заказы на полке, раскладываю письма стопкой. Каждое — чья-то история, чья-то боль, чья-то надежда на лучшую ночь. Удивительно, как много людей не могут спокойно спать. Раньше мне казалось, что кошмары и бессонница — это моя особенность, мое личное несчастье. Теперь понимаю, что таких, как я, множество.
Однако у них есть я. А у меня лишь флаконы, которые помогают не больше, чем обычный чай с ромашкой.
Колокольчик над дверью издает звонкую трель — звук, который всегда напоминает мне о бабушке. Она повесила его сорок лет назад, когда только открыла лавку, и говорила, что каждый звонок — это маленькое благословение. Сегодняшнее благословение приходит в виде отчаявшейся молодой мамы, которая выглядит такой же измученной, как и я после бессонной ночи.
Женщина входит неуверенно, словно не знает, стоит ли ей здесь находиться. Она молодая, лет двадцати пяти, с растрепанными русыми волосами, собранными в небрежный хвост. На ней джинсы и свитер, который, судя по пятнам, явно давно не стирался. Коляска у нее новая, дорогая, но сама она выглядит так, будто не спала минимум неделю.
Ребенок в коляске плачет — не просто капризничает, а плачет тем отчаянным, безудержным плачем, который говорит о том, что и маленький человек, и его родители находятся на пределе.
— Простите. — Женщина заходит и останавливается у порога, не решаясь идти дальше. — Я слышала… мне сказали, что здесь… — Она замолкает, видимо, не зная, как объяснить, зачем пришла.
— Проходите, пожалуйста, — говорю мягко, выходя из-за прилавка. — Меня зовут Саша. Чем могу помочь?
— Анна, — представляется она, и я невольно вздрагиваю: так звали бабушку. — А это Миша. — Она указывает на коляску, где продолжает плакать малыш. — Он… он не спит уже три дня. Совсем не спит. Я перепробовала все — и теплые ванны, и колыбельные, и укачивание, и даже к врачу ездила. Врач сказал, что ребенок здоров, но что-то его беспокоит.
Подхожу ближе к коляске, и малыш постепенно затихает, словно чувствует что-то особенное в моем присутствии. Так происходит всегда. Дети и животные реагируют на мою магию инстинктивно, без предрассудков и сомнений. Взрослые тоже ее чувствуют, но стараются не думать об этом, списывая на атмосферу лавки или мое обаяние.
— Ой, — удивляется Анна, — он перестал плакать. Как вы это сделали?
— Небольшой профессиональный секрет, — улыбаюсь я, осторожно заглядывая в коляску. — У людей, которые работают со снами, особая аура. Дети это чувствуют.
Четырехмесячный малыш лежит, широко распахнув темные, как у мамы, умные глаза. Он смотрит на меня внимательно, изучающе, и я вижу в этом взгляде что-то знакомое. Усталость. Он устал так же, как и его мама, как и я.
— Сколько ему месяцев? — спрашиваю, хотя уже знаю ответ, могу определить по тому, как он держит голову.
— Четыре, — подтверждает мои догадки Анна. — Первые три месяца все было нормально. Он спал, как положено младенцам, — по шестнадцать часов в сутки. А потом начались проблемы — сначала засыпал с трудом, просыпался чаще. А последние три дня вообще не спит. Просто не спит. Лежит с открытыми глазами, плачет, если пытаешься его укачать.
Она садится в кресло у окна — то самое, где обычно сижу я, когда пытаюсь бороться с дневной усталостью. Анна выглядит так, будто может заснуть прямо сейчас, не снимая куртки.
— А вы сами как спите? — спрашиваю, хотя ответ уже читается на ее лице.
— Не сплю, — честно отвечает она. — Как можно спать, когда ребенок не спит? Муж пытается помочь, но он работает, не может каждую ночь дежурить. А я в декрете, значит, это моя работа.
В ее голосе слышится не только усталость, но и вина. Она винит себя в том, что не может успокоить собственного ребенка. Знакомое чувство — упрекать себя за то, что не можешь контролировать.
— Расскажите мне про Мишу, — прошу я, наклоняясь к коляске. — Каким он был до того, как перестал спать? Что изменилось в вашей жизни за последний месяц?
— Ничего особенного. — Анна морщит лоб, пытаясь вспомнить. — Разве что… мы переехали. В новую квартиру, побольше. Думали, ребенку будет в дальнейшем лучше в отдельной комнате. Но с тех пор он и перестал спать.
Понимаю. Малыш испугался. Новое место, новые звуки, новые запахи. Для взрослого это просто переезд, а для четырехмесячного ребенка — полная смена мира. Все, что было знакомым и безопасным, исчезло.
— Миша боится, — говорю я мягко. — Представьте, что вы проснулись в совершенно незнакомом месте, где все не так, как было вчера. Для него ваша старая квартира была всем миром. А теперь мир изменился.
Анна кивает, в глазах появляются слезы.
— Я не подумала… мне казалось, он еще слишком маленький, чтобы понимать.
— Дети понимают больше, чем мы думаем, — отвечаю, вспоминая слова бабушки. — Они чувствуют наши эмоции, наши тревоги. А еще они очень тонко реагируют на изменения.
Иду к полке с детскими снами. Эта секция особенная — флаконы здесь меньше, цвета нежнее, составы деликатнее. Детская магия требует особой осторожности. Слишком сильно — и можешь навредить. Слишком слабо — не поможешь.
Беру маленький флакон с почти прозрачной жидкостью. В составе — липовый цвет для мягкого убаюкивания, но совсем немного, детская дозировка. Фенхель для спокойного пищеварения — малыши часто не спят из-за колик. И еще один секретный ингредиент, который знала только бабушка и теперь знаю я — несколько капель родниковой воды, настоянной на лунном свете. Для защиты и покоя.
— Это детский сон, — объясняю, показывая флакон Анне. — Очень мягкий, очень деликатный. Добавьте три капли в теплое молоко или воду перед кормлением. Но самое главное…
Делаю паузу, смотрю ей в глаза.
— Самое главное — ваше спокойствие. Дети чувствуют наше состояние острее, чем мы думаем. Пока вы тревожитесь, он будет тревожиться тоже. Попробуйте создать ритуал — каждый вечер в одно и то же время купайте его в теплой воде, потом кормите с добавлением сна и обязательно спойте колыбельную.
— Какую колыбельную? — спрашивает Анна.
— Неважно какую, — улыбаюсь я. — Главное от всего сердца. Можно даже придумать свою. Дети чувствуют нашу любовь сильнее, чем магию.
Анна достает кошелек, но я качаю головой.
— Сколько я вам должна?
— Ничего. Это подарок для Миши, — отвечаю я. — Но есть условие.
— Какое?
— Если поможет — расскажите другим мамам. Если не поможет — приходите снова. Не мучайтесь в одиночестве.
Анна кивает, прижимая бутылочку к груди, как талисман.
— А если… а если я сделаю что-то не так? Если навредит?
— Не навредит, — уверяю ее. — Это просто травы, настоянные на любви и заботе. Никакой химии, никаких побочных эффектов. В худшем случае просто не поможет.
Она благодарит меня еще раз. Миша спокойно лежит в коляске, уже почти засыпая. Видимо, мое присутствие его успокоило.
— Саша, — говорит Анна, уже у двери. — А вы сами… вы хорошо спите?
Вопрос застает меня врасплох. Обычно клиенты не интересуются моим состоянием — они приходят за помощью, получают ее и уходят, не задумываясь о том, кто им помог.
— Бывает по-разному, — отвечаю уклончиво.
— Просто… вы выглядите усталой. Может быть, кто-то должен позаботиться и о вас?
Ее слова эхом отзываются в душе. Кто должен позаботиться обо мне? Кто может создать для меня такой же сон, какой я создала для ее малыша?
— Спасибо за заботу, — улыбаюсь я. — Все будет хорошо.
Смотрю, как женщина уходит, крепко прижимая к себе бутылочку с лекарством для сына. В ее походке появилась легкость — то, чего у меня нет уже два года. Малыш сегодня будет спать спокойно, а его мама наконец сможет отдохнуть. Почему же я не могу подарить такое облегчение себе? Наверное, целителю нужен другой целитель? Но где найти толкового?
Дневник бабушки пахнет лавандой и пылью от времени — странная смесь, которая сразу переносит меня в детство. Каждая страница исписана ее четким почерком, каждый рецепт проверен десятилетиями практики. Здесь собрана мудрость, которую она копила всю жизнь, чтобы передать мне. Рано или поздно придется прочитать его от корки до корки, сколько бы я ни откладывала это. Может, ответ на вопрос о кошмарах тех, кто дарит другим сладкие сны, лежит именно на тех страницах, которые я не решалась внимательно изучить?
Открываю дневник на знакомой странице — рецепт детского сна, который отдала Мише. Бабушкин почерк такой ровный, красивый, что кажется, будто каждая буква написана с любовью. «Главное — понять, что нужно маленькой душе. Не сон нужен, а покой. В составе — давно проверенные травы, знакомые каждой снотворице. Но самое важное — материнская любовь. Без нее никакая магия не сработает».
Провожу пальцем по строчкам, и на секунду мне кажется, что слышу бабушкин голос — тихий, мудрый, полный понимания. Она всегда знала, что сказать, как успокоить, как объяснить сложное простыми словами.
Перелистываю несколько страниц назад, к самому началу дневника. Первая запись датирована сорок лет назад — день, когда бабушка открыла лавку. Ей было столько же, сколько мне сейчас. «Сегодня открыла лавку. Страшно, но волнующе. Мама говорила, что дар передается по женской линии, и я уже несколько лет практикуюсь, но открыть собственное дело — совсем другое. Теперь люди будут приходить ко мне за помощью, и я должна быть готова. Пока делаю все интуитивно — смешиваю травы и думаю о том, кому хочу помочь».
Какая же она была молодая тогда. И такая же неуверенная, как я сейчас. Странно думать, что моя всезнающая бабушка когда-то тоже сомневалась в себе, тоже училась методом проб и ошибок.
Листаю дальше, читаю записи разных лет. «Сегодня помогла маленькой девочке, которая боялась темноты. Мама плакала от благодарности. Я понимаю теперь — мы не просто продаем сны. Мы даем людям надежду».
«Иван Петрович умер во сне, спокойно и без страданий. Его внуки говорят, что в последние дни он улыбался, видя хорошие сны о молодости. Это тоже наша работа — помогать людям уходить без страха».
Пролистываю страницы, открываю дневник ближе к середине.
«Родилась внучка. Маленькая Сашенька. Такие зеленые глазки, совсем как у меня. Интересно, передастся ли ей дар? И захочет ли она продолжить семейную традицию?»
Сердце сжимается. Она так надеялась, что я смогу продолжить то, что начала она. И я продолжаю — веду лавку, помогаю людям, создаю сны. Только почему чувствую себя обманщицей? Почему мне кажется, что я подвожу ее?
Ищу записи о моем детстве, о том времени, когда я только училась магии. «Саша показывает удивительную интуицию. В семь лет уже может определить, какая трава нужна человеку, просто посмотрев на него. Но есть что-то, что меня беспокоит, — она слишком чувствительная. Реагирует на чужие эмоции острее, чем нужно. Боюсь, что это может ей навредить».
Значит, бабушка знала. Знала, что я буду страдать от собственной чувствительности. Но почему ничего не предприняла? Почему не научила меня защищаться?
Читаю дальше: «Учу Сашеньку основам. Она быстро схватывает, но я вижу, как тяжело ей дается работа с чужими снами. После каждого сеанса выглядит усталой, словно пропустила через себя все беды клиентов. Нужно будет научить ее ставить барьеры, не пускать чужую боль слишком глубоко».
Но она не успела. Болезнь пришла слишком быстро, и последние месяцы бабушка больше спала, чем бодрствовала. А я была слишком молода, чтобы понимать, что нужно успеть спросить о самом важном.
Перелистываю к последним записям, сделанным за несколько месяцев до смерти. Почерк уже не такой ровный, рука дрожала: «Саша взрослеет. Скоро мне придется передать ей лавку. Боюсь, что она не готова. Боюсь, что повторит мои ошибки. Хочется защитить ее от всего плохого, но понимаю — каждый сновидец должен найти свой путь».
«Последнее время мне снятся странные сны. Темные, тревожные. Никогда раньше такого не было. Может быть, это знак? Неужели в мире снов что-то изменилось, и Саше предстоит столкнуться с тем, с чем не сталкивалась я?»
Руки дрожат, когда я читаю эти строки. Бабушка предчувствовала, что со мной тоже что-то будет не так?
Последняя запись короткая: «Завтра расскажу Саше о защитных техниках. Нельзя больше откладывать».
Но «завтра» так и не наступило. В ту ночь бабушка умерла во сне, тихо и мирно, и я осталась одна со всеми вопросами, на которые она не успела дать ответы.
Закрываю глаза и вспоминаю тот последний день. Мне был двадцать один год, я только закончила университет и собиралась искать работу. Магия казалась мне чем-то второстепенным — интересным семейным хобби, но не основным занятием в жизни.
— Внученька, — позвала меня бабушка с кухни. — Иди сюда, покажу тебе кое-что важное.
Но я была занята: разговаривала по телефону с подругами, строила планы на будущее.
— Потом, бабуль, — крикнула я. — У меня дела.
Сколько раз за эти два года я проклинала себя за эти слова?
Утром я нашла ее в постели, с мирным выражением лица и легкой улыбкой. Врач сказал: сердце. Тихо остановилось во сне. «Лучшая смерть для снотворицы», — добавил он, не понимая, о чем говорит.
И тогда я поняла — лавка осталась мне. Вместе с клиентами, которые привыкли приходить сюда за помощью. Вместе с ответственностью, к которой я оказалась не готова.
Первые месяцы все было проще. Я работала по дневнику, точно следуя рецептам, не пытаясь ничего изменить. Клиенты были снисходительны — понимали, что я учусь, что мне нужно время.
А потом начались кошмары.
Сначала изредка — раз в неделю, может, реже. Я думала, это от стресса, от горя. Но постепенно они становились чаще, ярче, страшнее. И я поняла — что-то идет не так. Что-то в магии сломалось, когда бабушка ушла.
Перелистываю дневник, ищу хоть какую-то подсказку. Может быть, бабушка все-таки написала что-то о защите? О том, как справляться с темными снами?
Нахожу запись, сделанную много лет назад: «Магия снов — это не только умение создавать приятные грезы. Это умение балансировать между светом и тьмой, между покоем и тревогой. Сновидец словно стоит на границе двух миров и должен быть очень осторожен, чтобы не пустить темноту в свой собственный разум».
Дальше идет рецепт защитного сна — сложный, требующий редких ингредиентов и особых условий приготовления. Но инструкция оборвана на полуслове, страница надорвана. Может быть, бабушка собиралась дописать ее позже? Или передумала? Засомневалась в рецепте?
Вспоминаю слова бабушки из детства: «Запомни, внученька, мы лечим не сны. Мы лечим души».
— А кто лечит наши души, бабуля?
— Те, кто нас любит, дорогая. И те, кого любим мы.
Тогда мне казалось, что это такая фигура речи. У меня была бабушка, которая любила меня больше всего на свете, и я любила ее. Но вот уже два года, как ее нет, и моя душа словно потерялась в лабиринте из кошмаров и бессонных ночей.
Возможно, в этом и проблема? У меня больше нет никого, кто бы любил меня так, как любила бабушка. И я никого не люблю так сильно, как любила ее. Получается замкнутый круг: чтобы исцелить душу, нужна любовь, но как полюбить, когда душа болит?
Родители могли бы помочь, но их нет уже больше десяти лет. Мама и папа погибли в автокатастрофе, когда мне было двенадцать — ехали в очередную командировку в районную больницу. Они оба были врачами и считали своим долгом помогать людям там, где не хватало специалистов. Мама-терапевт, папа-хирург — рациональные, практичные люди, которые верили в науку больше, чем в магию.
К бабушкиному дару они относились с уважением, однако без особого трепета. «Мама у нас снотворица», — говорили они знакомым, когда те спрашивали про лавку, и в их голосе звучала гордость — все-таки настоящий дар, не подделка. Сейчас многие любят называть себя сновидцами, но истинных сновидцев наперечет. Мама с папой знали цену бабушкиному таланту: люди ехали к ней из других городов, когда местные шарлатаны с их травяными снотворными и дешевыми «сонными» амулетами не помогали. Но для родителей это скорее была удачная семейная профессия, редкая и прибыльная, как талант хирурга или ювелира. Они не запрещали мне учиться у бабушки — понимали, что, если дар передастся, это обеспечит мне безбедную жизнь.
После их смерти бабушка стала для меня всем — и мамой, и папой, и учительницей, и лучшей подругой. Она окружила меня такой заботой и любовью, что я почти не чувствовала себя сиротой. Может быть, поэтому сейчас, когда ее нет, пустота кажется особенно огромной. Я потеряла последнего близкого человека, который понимал меня полностью и без остатка.
Иногда думаю, что родители были правы, относясь к магии скептически. Может быть, если бы я пошла по их стопам, стала врачом, то жила бы нормальной жизнью? У меня была бы специальность, коллеги, четкое понимание того, как устроен мир. Я помогала бы людям лекарствами и процедурами, а не загадочными снами в красивых флаконах.
Но нет — даже в детстве я чувствовала, что мое призвание здесь, в лавке, среди трав и тихих разговоров с людьми, которые потеряли покой. Родители хотели, чтобы я стала «нормальной», но бабушка понимала, что нормальность — это не для меня. Она видела мой дар и знала, как важно его развивать.
Листаю дневник дальше, читаю записи о других сновидцах нашего рода. Эта магия передается в семье уже больше двухсот лет. Каждое поколение или через поколение — новая хранительница снов, новая женщина, посвятившая жизнь помощи другим.
«Прабабушка Мария умерла молодой — в тридцать лет. Говорили, что она слишком глубоко погружалась в чужие кошмары, пытаясь их исцелить, и однажды не смогла вернуться. Мама всегда предупреждала меня об этой опасности».
Сердце екает, но я читаю дальше: «Но мама научилась защищаться. Она открыла тот самый способ, который помогает в таких обстоятельствах. Удивительно, насколько все оказалось просто и сложно одновременно. Суть рецепта от кошмаров я записала на отдельной странице».
Лихорадочно ищу эту страницу, но не нахожу. Может быть, она потерялась? Или бабушка специально ее убрала, считая, что мне это не понадобится?
Чувствую, как наворачиваются слезы. Сколько ответов могло быть в тех несказанных словах! Сколько боли я могла избежать, если бы не была такой легкомысленной!
Но слезами горю не поможешь. Вытираю глаза и продолжаю читать. Должны же быть где-то еще подсказки?
«Сновидец не должен работать в одиночестве. Магия снов требует баланса, а баланс невозможен без поддержки близких людей. У меня есть Иван — мой муж, который заземляет меня, возвращает в реальность после сложных сеансов. А у Саши кроме меня никого нет. Надеюсь, у нее кто-то появится. Иначе, боюсь, что ей будет очень тяжело».
Дедушка умер, когда мне было десять лет. Я помню его смутно — добрый, спокойный человек, который всегда знал, как успокоить бабушку после тяжелого дня. Он не обладал магией, но понимал важность ее дела, поддерживал, создавал дома атмосферу покоя.
А у меня и правда теперь никого нет. Только Морфей, который мурлычет на подоконнике и не может понять, почему его хозяйка так часто плачет.
Дочитываю дневник до конца, но новых откровений не нахожу. Только обрывочные записи, недосказанности, планы, которым не суждено было сбыться.
Закрываю дневник и бережно убираю его в шкафчик рядом с другими бабушкиными вещами. Сегодня не день для грустных воспоминаний — впереди еще целый рабочий день, много клиентов, чужие проблемы, которые нужно решить. Нужно работать, помогать, улыбаться. Жизнь продолжается, даже когда хочется спрятаться от нее под одеялом.
К середине дня лавка наполняется привычной суетой — тихой, размеренной, почти медитативной. Люди приходят сюда не за покупками, а за облегчением, надеждой, маленьким чудом в стеклянном флаконе. И я стараюсь дать им именно то, что нужно.
Колокольчик мелодично звенит, и входит мужчина лет сорока в помятом деловом костюме. Галстук криво повязан, под глазами синяки от усталости, плечи напряжены так, словно он несет на них весь мир. Я таких вижу каждый день — офисных работников, менеджеров, людей, которые забыли, что такое покой.
— Добрый день, — говорю мягко.
— Да, здравствуйте. — Он оглядывается по сторонам, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Это… здесь правда продают сны?
— Правда. Что вас беспокоит?
— Стресс, — выдыхает он, словно это слово болезненно произносить. — Работаю по четырнадцать часов в день, дома двое маленьких детей, жена устала… А я просто не могу расслабиться. Даже когда ложусь спать, мысли все крутятся — о деньгах, о проектах, о том, что не успеваю…
Я уже знаю, что ему нужно. Подхожу к полке с голубыми флаконами и выбираю тот, что переливается, как морская волна. В составе — мята для ясности мыслей, лаванда для расслабления, немного мелиссы и секретный ингредиент — капелька морской воды, которую я специально покупаю в небольшом магазинчике эзотерики. Не знаю, работает ли она на самом деле, но что-то в ней есть — спокойствие бескрайнего океана.
— Этот сон поможет отпустить дневные заботы, — объясняю, протягивая флакон. — Три капли в стакан теплой воды за полчаса до сна. И постарайтесь не думать о работе хотя бы час перед сном — почитайте что-то легкое или послушайте музыку.
— А это… безопасно? — Он с сомнением вертит флакон в руках.
— Абсолютно. Это просто травяной настой с небольшим добавлением… скажем так, хорошего настроения.
Мужчина кивает, расплачивается и спешит на выход. У выхода оборачивается.
— А если не поможет?
— Тогда приходите завтра. Подберем что-то другое.
После его ухода размышляю о том, сколько людей живет в постоянном стрессе, забыв, что такое настоящий отдых. Мои дни в целом проходят размеренно и спокойно. Но проблема в другом — в том, что ждет меня ночью.
Следующей входит девушка студенческого возраста с рюкзаком, набитым учебниками. Волосы растрепаны, одежда помята — явно ночевала в библиотеке.
— Мне нужно что-то для концентрации, — говорит она без предисловий. — Послезавтра экзамен по физике, а я как будто все забыла. В голове каша полная.
— Что именно изучаете?
— Квантовую механику. — Она смеется устало. — Представляете? Квантовую механику! А я даже простые формулы путаю.
Иду к полке с флаконами золотистого цвета. Выбираю тот, в котором плавают маленькие искорки — это розмарин для памяти, мята для ясности мыслей и немного измельченного янтаря. Последний компонент — моя собственная находка. Янтарь считается камнем мудрости, и хотя научных подтверждений этому нет, мои клиенты всегда довольны результатом.
Иду к полке с флаконами золотистого цвета. Выбираю тот, в котором плавают маленькие искорки — это розмарин для памяти, мята для ясности мыслей и немного измельченного янтаря. Последний компонент — моя собственная находка. Янтарь считается камнем мудрости, и хотя научных подтверждений этому нет, мои клиенты всегда довольны результатом.
— Две капли утром в чай или кофе, одну — в обед, — инструктирую ее я. — И не пытайтесь зубрить всю ночь. Мозгу нужен отдых, чтобы информация улеглась.
— Спасибо! — Девушка рассматривает флакон на свету. — А знаете, вы говорите, как наш профессор по квантовой механике. Он тоже всегда повторяет про важность отдыха для усвоения информации.
— Конечно, — улыбаюсь я. — Некоторые истины одинаковы и в науке, и в магии.
Девушка кивает и убегает. А я остаюсь думать о том, как странно устроена жизнь. Она изучает квантовую механику — науку о том, как устроен мир на мельчайшем уровне. А я работаю с магией, которую наука пока объяснить не может.
Протираю прилавок мягкой тканью и готовлюсь к следующему посетителю. В лавке пахнет лавандой и воском от свечей, за окном по-прежнему моросит дождик, Морфей дремлет на подоконнике. Все спокойно и размеренно.
Дверь открывается, и входит пожилой мужчина с тростью. Двигается медленно, осторожно, но глаза живые, внимательные. Одевается аккуратно — чистая рубашка, выглаженные брюки, начищенные ботинки. Из тех людей, для которых внешний вид — дело принципа.
— Добрый день, милая, — говорит он с легким акцентом. — Меня зовут Владимир Семенович. Соседка рассказала про вашу лавку.
— Очень приятно. Чем могу помочь?
— Понимаете, мне семьдесят восемь лет. — Он осторожно садится в кресло для посетителей, которое я поставила рядом с прилавком. — Всю жизнь работал инженером, привык к логике, к фактам. Но последние годы… — он замолкает, подбирая слова, — сны стали такими блеклыми. Как будто цвет из них ушел. А раньше я мог во сне путешествовать, встречаться с покойной женой, видеть себя молодым…
Сердце сжимается. Такие просьбы самые сложные — как вернуть человеку то, что забрало время?
— Расскажите мне о своих лучших воспоминаниях, — начинаю я издалека. — О чем вы мечтали в молодости?
Глаза мужчины загораются.
— О музыке. В молодости играл на скрипке, даже хотел поступать в консерваторию. Но родители настояли на техническом образовании — говорили, музыкой сыт не будешь. А я до сих пор помню, как звучал мой инструмент… И с Людочкой, женой моей, мы часто ходили в филармонию. Она так любила Чайковского, всегда плакала, когда звучала «Лебединая песня»…
Я уже знаю, какой сон ему нужен. Иду к особой полке, где стоят флаконы с самыми сложными составами. Беру тот, что переливается всеми цветами радуги — в нем смешаны десятки компонентов, каждый из которых отвечает за определенные воспоминания и эмоции.
— Этот сон поможет вам вернуться к лучшим моментам жизни, — объясняю я. — Увидеть их в ярких красках, почувствовать себя молодым. Возможно, даже встретиться с теми, кого больше нет рядом.
Владимир Семенович внимательно изучает флакон.
— Сколько это стоит?
Называю цену. Он протягивает деньги дрожащими руками.
— Спасибо, дорогая. А знаете, что удивительно? Я не верил в такие вещи, но стоило войти в вашу лавку — и сразу стало легче. У вас особенная атмосфера.
После его ухода сажусь в кресло и думаю о том, что он сказал. Особенная атмосфера. Наверное, это то, что я унаследовала от бабушки — умение создавать пространство, где люди чувствуют себя в безопасности.
Между клиентами размалываю сушеные травы в старой бабушкиной ступке. Ритмичные движения пестика успокаивают, запах трав создает ощущение домашнего уюта. Это одна из немногих вещей, которая помогает мне расслабиться — физическая работа, требующая концентрации, но не напряжения.
В ступке сегодня лаванда для вечернего чая и ромашка для детского сна. Растираю их медленно, тщательно, превращая сухие цветы в ароматный порошок. Добавляю немного меда — он помогает активным веществам лучше усваиваться и делает вкус мягче.
Смешиваю получившийся порошок с родниковой водой, которую покупаю в специальном магазине. Обычная водопроводная не подходит — в ней слишком много химии, которая может нарушить деликатный баланс составляющих. Наливаю смесь в маленькие флаконы, подписываю этикетки красивым каллиграфическим почерком. Все как обычно.
Дверь снова открывается — входит молодая женщина с ребенком лет пяти. Малыш держится за мамину руку и с любопытством оглядывает лавку.
— Мы ищем что-то от ночных страхов, — объясняет женщина. — Максимка боится темноты, говорит, что в углу спальни живут монстры.
Приседаю на корточки, чтобы быть на одном уровне с ребенком.
— Привет, Максим. А какие они, эти монстры?
— Большие, — серьезно отвечает мальчик. — И с черными глазами. Они хотят меня съесть.
— Понятно. А ты знаешь, что монстры очень боятся приятных запахов? Особенно запаха ванили и апельсина?
Максим качает головой.
— Тогда я дам тебе специальный сон, который пахнет так хорошо, что монстры убегут далеко-далеко. А вместо них к тебе придут хорошие сны — про игрушки, мороженое и путешествия.
Беру флакон с прозрачной жидкостью, в которой плавают маленькие золотистые хлопья. Это ваниль, ромашка и цедра апельсина — самая мягкая смесь для детей. Протягиваю состав маме мальчика.
— Три капли в стакан теплого молока перед сном. И обязательно почитайте ему сказку — лучше всего веселую, про храбрых героев.
— А если не поможет? — спрашивает женщина.
— Поможет, — отвечаю с уверенностью, которой сама не чувствую по отношению к собственным снам. — Но если что-то пойдет не так — приходите. Подберем другой состав.
Мальчик машет мне на прощание, и я машу ему в ответ. Дети доверяют так легко, без вопросов и сомнений. Взрослые всегда спрашивают: безопасно ли, поможет ли, сколько стоит, а детям это все не нужно.
К вечеру поток посетителей иссякает, как всегда в будние дни. Переворачиваю табличку на двери с «Открыто» на «Закрыто» и начинаю привычный ритуал закрытия лавки. Гашу свечи одну за другой, убираю флаконы, протираю прилавок. Каждое движение отточено до автоматизма — два года одних и тех же действий превратили вечернюю уборку в своеобразный ритуал.
Морфей потягивается на подоконнике и переходит к миске с едой. По крайней мере, у одного из нас все в порядке с аппетитом. Я же уже несколько дней ем через силу — желудок сжимается от тревоги при одной мысли о приближающейся ночи.
Поднимаюсь в свою маленькую кухню над лавкой и ставлю чайник. Сегодня заварю что-то посильнее обычного — может быть, валериану с мятой. Хотя знаю, что это лишь попытка обмануть себя. Никакие травы не помогают, когда приходят кошмары.
За окном стемнело окончательно. Фонари на Сонной улице зажигаются один за другим, отбрасывая мягкие желтые круги света на мокрый асфальт. Где-то вдалеке играет музыка — наверное, у Марии в кафе снова вечер живой музыки. Нормальные люди проводят вечера в компании друзей, слушают песни, смеются. А я готовлюсь к очередной битве с собственным подсознанием.
Завариваю чай и сажусь у окна с дымящейся кружкой в руках. Дождь усилился, капли барабанят по стеклу размеренно, почти гипнотически. В такую погоду хочется закутаться в плед, зажечь свечи и читать что-то уютное. Но я боюсь расслабляться — стоит позволить себе почувствовать себя в безопасности, как тревога накатывает с удвоенной силой.
Достаю из ящика стола блокнот, где записываю мысли о работе. Интересно, если проанализирую сегодняшний день, удастся ли тогда отвлечься от дурных предчувствий? Пишу о каждом клиенте, о том, какие сны им помогли, какие вопросы они задавали. Анна с малышом Мишей, студентка с экзаменом по физике, пожилой Владимир Семенович с его мечтами о музыке…
Каждый получил то, что ему было нужно. Каждый ушел с надеждой на лучшую ночь. А я снова останусь наедине со своими демонами, которые не боятся никаких трав и настоев.
Допиваю чай и иду готовиться ко сну — хотя знаю, что настоящий сон придет нескоро. Надеваю самую мягкую пижаму, зажигаю ночник у кровати, ставлю на тумбочку флакон с собственным сном.
Ложусь и закрываю глаза. За окном шумит дождь, где-то тикают часы, Морфей мурлычет внизу. Обычные звуки обычной ночи. Почему же мне так страшно?
Может быть, завтра будет по-другому? Может, завтра найдется кто-то, кто поможет мне так же, как я помогаю другим? Глупые мысли, знаю.
Проваливаюсь в тревожную дремоту, где границы реальности размываются, а кошмары уже ждут своего часа, притаившись в углах сознания. Еще одна ночь, еще одна битва. А утром — снова работа в лавке, клиенты, улыбка, за которой придется скрывать усталость души.
Но пока этого утра не наступило, я одна со своими страхами в маленькой квартирке над лавкой забытых снов, где надежду обретает всякий, кроме ее хозяйки.