Кайо отпил крепкий, горький напиток из тяжёлой железной кружки, скривился, как всегда, но не остановился. Ветер тёр лицо пылью, небо было низким, серым, будто город держали в заперти. Он сидел на крыше Дома Ингуры — отреставрированного, но пустого. Больше здесь не работали ни девочки, ни тени. С тех пор как Ингура погибла, здание стало штабом. Их штабом.
Перед ним, вдалеке, как чёрная глыба, высилась Арена Мортис — всё такая же массивная, холодная, как будто сама городская плоть отторгала её. Она стояла особняком. Неприступная. Как башня боли и славы, не тронутая, будто даже время боялось касаться её стен.
— Мог бы уже давно сгнить где-нибудь под землёй, щенок, — язвительно проговорил Ширан у него в голове. — Но нет. Он, блядь, планы строит. Месть, революция, та-дам, аплодисменты! Кровавый герой, сука.
Кайо тихо усмехнулся.
— Ты завидуешь, что тебе не досталась роль мстителя, — сказал он вслух, зная, что выглядит как псих. — А ведь ты бы всё просрал. Как обычно.
— Да иди ты... — Ширан замолчал на секунду. — Хотя ладно. Если б ты сдох, мне бы скучно стало. Кормишь меня страданиями, как надо.
Кайо налил себе ещё немного. Потом налил и во второй бокал. Руми появилась беззвучно, как всегда. Села рядом, закурила. Её лицо оставалось суровым, но спокойным. Шрамы на руках говорили о недавних боях, глаза — о бессонных ночах. Она молча затянулась и посмотрела на арену.
— Всё готово? — спросил Кайо, не глядя на неё.
Она кивнула. Сигарета засияла огоньком.
— Да. Завтра ночью. Охотники перекрыли восточный вход. Фаца перебросила своих к ложам. Груз прибыл.
Кайо тихо кивнул. Он вытащил из-за пояса перчатку Палача, ту самую — с гербом, когда-то внушавшим страх. Он больше не был просто палачом. Теперь он был бурей.
— Тогда пошли. Завтра Арена вспомнит, кто её щенок, — хрипло сказал он, поднимаясь.
Руми выбросила окурок в темноту.
— Не щенок, Кайо. Ты Палач.
Кайо поднялся было, отряхивая штанины, когда Руми, не глядя на него, вдруг сказала:
— Знаешь... Сегодня ровно год с того дня. С того, как не стало Ингуры. И как распалась Палата.
Он остановился, замер на шаге. Тишина будто усилилась, ветер стих, оставив только их двоих на крыше, среди теней города.
Руми медленно осушила свой стакан, будто провожала воспоминание — горько, но без истерики.
Кайо сел обратно. Тяжело, с осознанием, будто на плечи вновь легли годы, которые он так упорно тащил, неся в себе всё, что когда-то не успел сказать.
— Я уважал её, — тихо начал он. — Ингура... она не просто держала весь бордель в кулаке. Она держала весь чёртов нижний город. Она не прогибалась. И если кого-то и стоило звать хищником в этом месте — так её.
Он замолчал, потом посмотрел на Руми.
— То, какая ты сейчас... Это тоже она. Она сделала тебя цепкой. Сильной. Настоящей.
Руми выслушала молча. Ни одна мышца на лице не дрогнула. Потом она заговорила — просто, без пафоса:
— Она дала мне повод жить.
Она затянулась новой сигаретой, выдохнула в сторону Арены.
— А теперь у меня есть повод драться.
Кайо не ответил. Он просто сидел рядом, пил. Иногда поглядывал на неё украдкой. Как делают те, кто не умеет признаваться в чувствах. Кто прошёл слишком много боли, чтобы знать, как говорить о нежности.
Он не мог объяснить, как много она для него значит. Не знал, как. И потому просто оставался рядом. Старался быть тем, на кого она может опереться. Тем, кто будет нужен.
Он боялся остаться один. Боялся, что Руми уйдёт, как ушли другие. Потому не говорил — просто был.
Они сидели на крыше. Над ними — облака, под ними — город, впереди — месть.
И ни один из них не чувствовал себя одиноким.
То ли вино наконец ударило в голову, то ли просто воспоминания — но в глазах Руми мелькнул свет. Она откинулась на локти, глянула на Кайо с искоркой и ленивой ухмылкой:
— Ты знаешь… ты сильно изменился.
Он приподнял бровь.
— С тех пор как ты был кровавым щенком на Арене Мортис.
Она хихикнула и сделала глоток.
— Тогда ты был тупорылым малявкой. Такой весь серьёзный, надутый, с соплями в шрамах. А теперь…
Она прищурилась.
— Ну, теперь ты вроде даже и подрос. Чуть-чуть. Почти человек.
Кайо цокнул языком, усмехнувшись.
— Вообще-то, я никогда не был малявкой.
Он сделал глоток, откинулся назад и вытянул ноги.
Руми рассмеялась. Весело, с тем самым звуком, которого он не слышал уже вечность.
— Ты был настолько малявкой, что тебя аж выгнали с арены за бестолковость.
Кайо хотел возразить, но вдруг в голове подал голос Ширан — лениво, но точно в цель:
— А если бы ты признался ей, что сбежал с Арены не просто так, а потому что искал её, дурак влюблённый…
Может, она бы и расчувствовалась. А ты бы уже, глядишь, не был девственником года.
Кайо скривился и выдал вслух, сквозь зубы, не разбирая, кому именно адресовано:
— Отвали.
Руми рассмеялась снова. Уже громче, почти от души. Потом вдруг потянулась к нему и крепко приобняла — коротко, по-дружески, но искренне. Щёкой к его плечу.
— Ну ты и псих, конечно.
Чекнулась с ним стаканом.
— Но, я рада, что ты рядом.
Кайо не ответил. Просто остался. Просто выпил. И просто молчал.
Он бы всё равно ни за что не признался, что искал её по всем городам, и нижнему и верхнему. И что сейчас, сидя с ней на крыше, он чувствует себя живым.
Даже если в голове ржёт мёртвый Ширан. Даже если город под ними готов лопнуть от крови.
Пока Руми смеялась рядом — было не так страшно.
Кайо проснулся рано. Солнце ещё не добралось до окон его комнаты — той самой, что когда-то ему выделила Ингура. Всё осталось как тогда: простая мебель, зеркало, умывальник с металлическим краном, потёртые половицы. Только теперь здесь пахло пеплом и железом, а не духами и табаком мадам.
Он сел на край кровати, потер лицо. Глаза не сразу привыкли к свету.
Ширан зевнул в голове.
— Ну что, жив ещё, кровавый? Придётся, значит, снова изображать героя. Кайо не ответил. Умылся, одел серую майку, чёрные штаны и потёртые боевые ботинки.Проверил, на месте ли клинок.Всё было на месте.
Он вышел из комнаты. Коридоры дома Ингуры были почти пусты — в этих стенах больше не работали, не соблазняли, не играли роли. Они собирали оружие, читали карты, шили броню и готовили план. Здесь больше не обслуживали. Здесь воевали.
Многие из бывших служанок Ингуры — женщины, которых когда-то мужчины воспринимали как игрушки — теперь были бойцами. Сёстры по оружию. В отточенных движениях, в тяжёлых взглядах, в их телах, привыкших убивать. И в этом доме они нашли цель, которой у них никогда не было.
У выхода из комнаты Кайо встретил Бертруду, или просто Бертy. Та стояла, скрестив руки на груди. Её взгляд был как натянутый арбалет: прямой, чёткий и жёсткий. Короткие жёсткие волосы, военное телосложение, кожа с рубцами времени. Она была почти ровесницей Ингуры — и, возможно, той самой, кто понимал Ингуру лучше всех.
Она склонила голову и сказала спокойно:
— Господин Кайо.
Кайо остановился и качнул головой:
— Я тут никому не господин.
Он хмыкнул.
— …но от кофе бы не отказался.
Берта едва заметно улыбнулась.
— Тогда я составлю вам компанию.
Они пошли вместе по коридору. Бесшумно, будто каждый шаг — это часть обряда, дань памяти тому, что было и что ещё предстоит.
Коридоры дома Ингуры наполнялись жизнью. Особой, новой жизнью — без мужчин, без клиентов, без притворства. Стены, что раньше слышали стоны и шёпоты, теперь гудели от ударов, криков и движения. Дом стал крепостью. Дом стал домом.
Кайо шёл рядом с Бертой в сторону столовой, а за тонкими деревянными створками слева — внутренний двор. Он краем глаза увидел, как под лёгким утренним светом двадцать девушек выстраиваются в шеренгу на тёплом камне тренировочной площадки. Их называли «Слёзы». Не от слабости, а наоборот — как напоминание. Слёзы Ингуры. Слёзы, что теперь превращались в сталь.
— Глядишь на них, а сам даже не краснеешь, — бросила Берта с усмешкой, не поворачивая головы.
— Я вообще не краснею, — ответил Кайо, чуть замедлив шаг.
Он поймал себя на том, что разглядывает одну из девушек — она была тонкая, гибкая, в лёгком тренировочном топе, мышцы под кожей двигались, как у хищного зверя. Она заметила его взгляд и вдруг… улыбнулась. Широко, дерзко, по-настоящему.
Кайо резко отвёл взгляд, будто его застукали за чем-то постыдным. Быстро оглянулся по сторонам — нет ли Руми?
Девушка внизу насмешливо надула губы и подняла брови, гротескно копируя его выражение лица. Он фыркнул, отвернулся и пошёл дальше. Берта хмыкнула.
— Что? — спросил Кайо.
— Ничего. Просто наблюдаю, как ты теряешь хватку, — сказала она и направилась вперёд по коридору.
Когда они зашли в столовую, там уже заканчивали завтрак несколько из Слёз. Кто-то доедал кашу, кто-то уже тянулся, собираясь на утреннюю пробежку. Помещение было чистым, уютным, свет бился сквозь большие окна, отражаясь в начищенных металлических чашках.
При их появлении девушки встали, некоторые поклонились Бертe — как командиру, с уважением. А Кайо…
— Доброе утро, господин Палач, — бросила одна, игриво, чуть склонив голову.
— Поглядите, кто проснулся, — сказала вторая.
— Легенда собственной жопой пришла поесть, — вставила третья, и все прыснули.
Кайо лишь тяжело вздохнул и махнул рукой. Он не привык к такой лёгкости. Ему было неловко.
Берта же гордо прошла вперёд, сделала короткий кивок, и всё стихло.
У стойки раздачи им подали две кружки свежего, крепкого кофе. Чёрный как ночь. К нему — тёплые булочки с румяной корочкой и кусочек сливочного масла. Всё просто, но пахло так, как будто это был завтрак в доме матери.
Кайо принюхался.
— Пахнет как... Детство богатея— пробормотал он.
— Ты был ребёнком? — удивлённо приподняла бровь Берта.
Он усмехнулся, взял булочку и размазал масло пальцем, без ножа.
Берта смотрела на него.
— Ты стал чаще улыбаться, — сказала она, не глядя, делая глоток.
Кайо тут же спрятал улыбку.
— Не выдумывай.
— Угу, — кивнула она. — Не выдумываю.
Они ели молча. Снаружи слышались крики: "Раз-два! Удар! Вдох! Выдох!" — это Слёзы отрабатывали новые приёмы. В доме Ингуры начинался ещё один день войны, ещё один шаг ближе к цели. Но в этом коротком утре, в кофе и булке, была какая-то редкая, простая тишина.
И она обоим была очень нужна.
Утро всё ещё держало в себе ту уютную медлительность, когда горячий кофе с паром приятно щекочет нос, а булочка в руке даёт хоть какое-то ощущение, что жизнь имеет смысл. Берта допивала свой кофе и уже планировала обсудить с Кайо тренировку Слёз, как вдруг дверь в столовую отворилась.
— О, боги, — выдохнула Берта, не сдержав цоканья зубами.
В дверях стояла Руми. Слегка пошатываясь, с мятым видом, явно не выспавшаяся, с явным перегаром вчерашнего вина и внутренней философией "плевать, как я выгляжу".
На ней была растянутая футболка, которую она наполовину вывернула во сне, одна бретелька съехала с плеча, а под ней — обнажённая кожа и намёк на сосок.
Штаны на ней были не застёгнуты, и ремень болтался, как петля для самоубийц, — из-под штанов высовывались полосатые трусики.
Кайо в этот момент ел булку, и, увидев это...
Захлебнулся.
— Хгфгх! — резко отодвинулся от стола, хватаясь за горло.
Тренировка подходила к концу. Деревянные палки, бинтованные руки, пот на полу, запах женской кожи, лёгкий гул усталости и адреналина — всё как надо.
Кайо только что размялся с тринадцатой по счёту, и вот теперь — финальная. Худенькая, юркая, с копной тёмных волос, которую все звали Мышкой. Хотя хваткой она была, как хорёк на под током.
Она оплела его бедро, повисла, как змея, захватывая ногу и крутя корпус. Ещё секунда — и он реально бы упал. Но Кайо, сдерживая усмешку, одним точным нажатием ткнул её пальцем под рёбра — в болевую точку.
— АаАаАааААах!!!
Крик-простон стоял такой, что кто-нибудь с крыши мог бы решить, что там не боль, а оргазм.
— …это сейчас что было? — пробормотал Ширан.
В следующий миг в песок перед Кайо вонзился кинжал.
— Эй, ублюдок! Красавиц не обижают! — донёсся крик с крыши.
И в следующее мгновение фигура в тёмном плаще уже летела вниз, выставив ногу, прицельно в голову Кайо.
Тот увернулся, как будто всё знал заранее — и, ухмыляясь, встретил удар блоком. Вскинулись руки, серия стремительных ударов, подсечки, шаги. Комбинация, но и Кайо, и тень в плаще двигались слишком ловко, чтобы нанести хоть один прямой урон.
— На него! — закричала Берта.
"Слёзы" среагировали мгновенно — групповое нападение. Пятеро сбоку, трое в спину, кто-то метнул нож. Фигура отпрыгивала, как могла, но через три секунды была скручена и повалена в пыль. Кинжал под горло.
Кайо расхохотался.
— Ну что, герой, получил, чего хотел?
Он подошёл ближе, сорвал капюшон — и перед ним оказался знакомый, чуть постаревший, но всё такой же дерзкий Лаки. Только теперь в его глазах не было прежней беззаботности.
Шрамы на шее, новая серьёзность в лице, но он всё равно выдал своё коронное:
— Ну и встречаете вы, конечно… Хуже, чем бывшая с новой женой!
Берта всё ещё стояла в стойке, но уже опустила нож.
— Лаки?.. Да ты что, совсем рехнулся?
— Ну простите, — Лаки хмыкнул и поднял руки. — Просто соскучился по женской агрессии. А то всё на делегациях да в каналах… Душа требует опасных баб!
Слёзы помогли ему подняться. Все улыбались. Кто-то даже поржал в голос, хоть тренировка и сорвалась. Девушки обступили его, как звезду, кто-то уже гладил его плащ, кто-то щупал мышцы, а одна — та, что Кайо прозвал Мышкой — просто шепнула:
— Умеешь ворваться, красавчик.
Лаки покраснел, почесал затылок.
— Да уж… По-царски. Теперь только бы Руми меня не убила. Хотя она и так всегда хочет этого.
Кайо хлопнул его по плечу:
— Пошли. Раз ты уже тут, значит новости важные. Надеюсь, не такие, что нам всем придётся жрать землю?
Лаки подмигнул:
— Смотря, любишь ли ты новости со вкусом крови.
Кайо вёл Лаки через темные коридоры, каждый шаг отдавался эхом в мраке. Бывшая комната Ингуры теперь принадлежала Руми. Кайо уже привык к её беспорядку, к тому, как она запрещала убирать здесь. Пол был усыпан пустыми бутылками и старым мусором, а стены украшали зарисовки, которые Руми оставляла себе на память. В углу стоял старый шкаф, а на столе, покрытом бумагами и пустыми чашками, Руми сидела, колола орехи, будто мир вокруг неё был не более чем разрозненная игра. Она читала доклад от Фаци, внимательно вглядываясь в текст.
Лаки вошёл вторым. Сначала его взгляд задержался на Руми, на её спокойном лице, пока не заметил её холодный взгляд, который как будто предупреждал: «Не суйся». Он сделал пару шагов и, чуть наклонив голову, почтительно сказал:
— Приветствую вас, Руми.
Она взглянула на него, но никакого особого приветствия не последовало, только едва заметная усмешка на губах и в глазах, как будто она могла задушить его прямо здесь, с наслаждением, и не оставить следов.
За ним вошли Берта и Улья. Берта, как всегда, была спокойна, её строгий взгляд скользнул по Лаки, и она сразу прошла к стене, прочно встала, внимательно следя за происходящим. Улья же, напротив, была менее заметна, её худое тело выглядело почти болезненно, и её депрессивный взгляд немного затмевал её строгое поведение. Её костяшки были сбиты от жестоких тренировок, а на шее заметен лёгкий след от укуса. Кайо заметил это, но ничего не сказал. Он знал, что Берта владела этой девушкой больше, чем просто в бою. Их отношения были сложными, но, возможно, здесь было больше, чем просто власть.
Лаки медленно подошёл к столу и начал свой доклад.
— Одна голова Арены Мортис уже отрезана рукой Руми, — начал он с уважением, но в его голосе всё ещё звучал лёгкий страх. — Ещё два главы продолжают снабжать город зрелищем, а верхний город по-прежнему держит удовольствия смерти, бойцов на арене и ставки на живых рабов.
Он сделал паузу, чтобы отхлебнуть воды, и продолжил:
— Сегодня состоится закрытая встреча глав, где они инициируют нового, третьего главу Арены Мортис. Кто это будет — неизвестно, но если Кайо сумеет пробраться туда, он сможет уничтожить всех разом.
Кайо выждал несколько секунд, оценивая услышанное. Лаки продолжал:
— Проходы через шахты и стены закрыты после того раза с островитянами, но есть ещё один шанс — один единственный. Главы ещё не собирались вместе, чтобы решить вопрос открыто, изолировано.
Тишина в комнате была тяжёлой, и каждый понял, что момент был критическим. Руми молчала, её взгляд не отрывался от бумаги, но Кайо знал, что она уже всё обдумала, всё просчитала.
Он подошёл к столу, бросив взгляд на доклад, и, не переставая думать, сказал:
— Мы знаем, что делать. Но нужно больше, чем просто пробраться. Мы уничтожим их всех. Одним ударом.
Лаки, чуть напрягаясь, кивнул:
— Это и есть план. И я буду с вами. Но помните, Арена Мортис не так проста, как кажется. Кто-то стоит за этим, и мы все, в том числе ты, Кайо, — пешки на этой доске.
Наступило одиннадцать вечера. Воздух стал гуще, тяжелее, будто сам город чувствовал приближение чего-то смертельно важного. Ветер гулял по крышам, шуршал у каменных стен, трепал плащи и волосы — в последний раз, возможно. Все уже были на местах. Отряд Слёз рассредоточился по зданиям. Охотники притаились у дворов под тенью кладки. На вершине старого склада, у самого края южной стены, Кайо стоял рядом с Руми и Лаки у заряженной гарпунной установки.
Руми внешне была спокойна, но палец, не прекращающий ритмично постукивать по бедру, выдавал её.
Кайо посмотрел на неё, хотел сказать что-то успокаивающее, но не смог. Вместо этого он кивнул Лаки и отвёл его в сторону, за мешки с тряпьём, туда, где никто не услышит.
— Обещай мне, — сказал Кайо, схватив Лаки за плечо. — Если всё пойдёт не по плану… ты вытащишь Руми. Понял? Забудь про меня. Только её.
Лаки с ухмылкой зашептал:
— А можно наоборот? Я тебя вытащу, а её там оставим, ну мало ли… с её характером...
Он явно пытался снять напряжение. Но, увидев лицо Кайо, сразу стал серьёзным.
— Ладно. Клянусь. Я её вытащу. Обещаю.
Вернулись к установке. И вот из тени, как будто вырос из неё, появился человек в капюшоне — представитель гильдии воров. Без звука, без взгляда. Его лицо терялось в тени, но голос был внятный.
— Всё чисто. Ни на арене, ни снаружи подозрений нет. Можем начинать.
Кивок Руми. Она была готова.
Она взяла Кайо за руку. Мягко, цепко, как будто хотела оставить отпечаток на коже.
— Только не лезь на рожон, — прошептала она. — И не вздумай помирать. Слышишь?
Кайо посмотрел ей в глаза.
— Всё будет хорошо. Ты главное — не бросай Сопротивление. Ни за что.
Руми усмехнулась.
— Прекрати быть таким унылым скептиком, щенок.
Она наклонилась и чмокнула его в нос, как будто они были подростками, а не солдатами перед боем.
В этот момент она не заметила, как он, мягко отстранившись, уже зацепил карабин на тросе к себе. Он спрятал лезвие в ладони и незаметно перерезал канат в нужной точке.
— Пора, — сказала она.
— Пора, — повторил он.
Выстрел.
Гарпун сорвался с лязгом и прошил небо, исчезая за верхушкой стены. Верёвка натянулась и зазвенела, как струна.
Руми уже собиралась пристегнуться, но тут же услышала — резкий щелчок сзади. Обернулась.
— Что?.. — начала она, но только успела увидеть, как Кайо, уже уходящий по тросу, отбрасывает перерезанный конец верёвки вниз.
Он ушёл один.
В темноту.
На край смерти.
Чтобы не дать Руми умереть.
Она скривилась от мгновенного понимания ситуации. Кайо оставил её без боя, без мести. Он пошел сам.
Она собралась бежать за ним, и сама взобраться на сткру, и выкрикнула ему в след :" Ну ты и сволоч поганая Щен... " Лаки прикрыл ей рот ладонью сзади, дёрнул на себя. Руми крутанула, вывихнула ему руку, но 5 его охотников рванули на неё утаскивая назад. Троих она взяла в захват одним своим худым телом. Шею одного сжала между бедром и икрой ноги. Второго взяла на удушение руками. Третьего рубанула в челюсть ногой а затем прижала к земле. Остальные двое накинули на неё верёвку пока она, как зверь рычала и душила парней. Она сорвалась с них и те упали. Руми взяла верёвку и натянула на себя, охотник державший её попятелся в её сторону и она встретила его ударом с локтя в грудь, он упал на колени не сумев вздохнуть. Последний от испуга достал кинжал, Руми оказалась перед ним быстрее чем он смог на ней сфокусировать взгляд. Руми замахнулась в смертельный удар. Но её остановил Лаки, который лëжа на земле корчась от боли, схватил её за сапог.
– Остановись Руми. Он сам просил меня.... Он взял с меня обещание что я не дам тебе пойти. Кайо все решил уже тогда, в твоей комнате.
Взгляд Руми был схож с волком зажатым тысячей охотников. Не от того что её пытаются удержать, а от того что Кайо не даст ей туда попасть.
– Идиот ебучий! Куда он полез, я же сказала план говно! Я же сказала как будем действовать, я увольняю его с должности палача.. Пусть там и сдохнет кусок щенячьего дерьма.
Лаки видел как слезы уже не могут удержаться на её девичьих глазах, как одна за одной они падали с её подбородка.
– Поверь в него, он не просто так стал личным палачом организации которую основала твоя мать. Дай ему шанс. – Лаки все еще держал Руми за сапог, но уже не требовалось.
– Гандон мелкий. Новый приказ! Достану его оттуда и подвешу под крышей дома Ингуры... И закидаю ножами. – Еë голос перешёл на захлебвания слезами когда она это произносила. Руми отпустила охотника, тот отпрыгнул и сел в отдышке.
– Дурак.... Кровавый ДУРАК БЛЯТЬ!!!
Лаки подсел рядом и осторожно приобнял, боясь за свою жизнь. Но не смог иначе, и Руми позволила, она сжалась в свои колени и плакала в них. Глухо, всхлипывая носом. Как маленькая девочка.
– Вернись дурак.... Пожалуйста не ходи одиииин... – Мычала она себе в колени, а Лаки сильнее прижал её и гладил волосы рукой. – Тише тише Руми, достану я этого придурка оттуда.
Этой ночью точно поменяется весь уклад. Этой ночью не уснет никто.