— Мерзавка!
Хлёсткая пощёчина обожгла моё лицо, я ошалело открыла глаза и уставилась на наглую женщину, которая сверлила меня злым взглядом.
О чём она? И вообще, кто это? Закрытое допотопное платье, рюшки. Искажённое ненавистью лицо. Кто из нас ещё мерзавка?
— Максимилиан чуть не умер из-за тебя! — разорялась дамочка.
— Что?..
— Госпожа, — послышался смущённый голос за её спиной, — она ещё слаба. Вчера бредила.
— И поделом! — напирала на восклицания несносная женщина.
Никогда не любила скандалистов. Плохое настроение? Будь добр, потерпи до выхода из помещения, найди укромный уголок и там уж дай волю гневу или слезам. Но тут? Что я ей сделала, чтобы меня хлестать по щеке?
Она снова замахнулась, но в этот раз я поймала её руку и намеренно сильно сжала запястье. Едва ногтями не впилась, а заодно пригрозила:
— Ещё раз позволите себе такое, и я отвечу, мало не покажется.
Жаль только, силы во мне было немного. Но вот упёртости хоть отбавляй.
— Ха!
Громко хмыкнув, дамочка отдёрнула руку и застучала каблуками по полу, скрываясь из комнаты а-ля обои в несуразный цветочек. Старинный интерьер, потёртости и патина, молодая девушка в костюме средневековой горничной. Фотосессия? Съёмка фильма?
— Где я?
— Вы… — неуверенно начала моя заступница. Во всяком случае, она меня оправдывала. — Вы в доме мистера Саймона Линдерброса. Возможно, вы не узнаёте свою спальню?
— Мою спальню?
— Да, моя госпожа.
Положительное отношение к этой добродушной на вид девушке претерпело некоторые изменения, причём не в лучшую сторону. Неприятным открытием вдвойне был тот факт, что она искренне верила в то, что скармливала мне под видом правды. Ведь я-то знала, эта безвкусица не может быть моей спальней. Я выпахивалась на трёх работах, выплатила ипотеку и на днях забрала справку из банка о закрытии кредита. Я точно помню, как выглядит моя спальня после ремонта.
И вот надо было случиться такому, муж, как назло, повёз меня в автосалон, непрозрачно намекая, что пора бы и машину поменять. Он вырулил на МКАД и втопил на нашей старушке праворукой японке, залез в центральный ряд.
Красные стоп огни — последнее, что отпечаталось в памяти.
Неужели я умерла?
Одинокая слеза от жалости к себе прошлой стекла по щеке, вызывая неприятное жжение. Так, не раскисать. Тяжёлый вздох вырвался непроизвольно.
— Проснулась наконец?
В комнате нарисовался сногсшибательный мужчина в белых лосинах и изумрудного цвета камзоле с золотыми круглыми пуговицами. Мой нервный смешок потонул во множестве звуков, которые вошли в комнату вместе с эталонным образчиком мужчины. Мысль о киносъёмках показалась мне вдруг более здравой.
— Оставь нас, — приказал он моей заступнице. Девушка склонила голову и поспешила исполнить чужую волю. Выходит, она действительно служанка?
— Саймон? — попытала счастье я.
Указывает — значит, хозяин. Логика простая. Вроде бы. Однако реакция мужчины меня сильно смутила, поэтому поспешила уточнить:
— Я ошиблась?
— Никогда, — удивлённо начал он, — никогда ранее ты не называла меня по имени.
Ага, я попала в цель. Опустим его последние слова. Буду переваривать информацию порциями.
— А как надо? Линдерброс?
— По имени дозволительно. — Он кивнул, хмурясь. — Мы ведь супруги.
Всё. На том мой мозг отключился полностью, и я расхохоталась, сбрасывая нервное напряжение.
— Да вы издеваетесь? Муж? Смешно!
Его острый взгляд почти осязаемо ранил. Да… молодец мужик! Круто играет! Я прям почти поверила, что он сказал мне правду. Почти. Но тотчас вспомнила про квартиру, машину, мужа моего настоящего, Серёжу.
— Ясно, — он поджал губы и зло процедил, — ты безумна. Тронулась умом от лихорадки. Прибудем в загородное поместье, я тебя запру. И больше никогда не подпущу к ребёнку, которого ты чуть не убила!
— Я?..
Да ладно. Ну нет. Точно не может быть такого! Совсем!
— Да, ты, Сесилия. Ты и никто больше! Ты выкрала его у кормилицы, сбежала ночью — скрылась в городе, в трущобах, где вы оба чуть не умерли от лихорадки. Зачем ты это сделала?
В подтверждении его слов грудь моя налилась молоком и заныла. Я прикусила губу до боли, чтобы не взвыть в голос. Вы издеваетесь? Как такое возможно? Сесилия?
— Где он? — спросила я словно в трансе.
— Что ты хочешь сделать?
— Покормить…
— Не смеши! — едко бросил якобы муж. — Ты сама отдала его кормилице.
— Быть этого не может. — Я пощупала каменную грудь. Зуд неприятный, нестерпимый. — Говорю же, где он?
Почему он? Может быть, это она? Нет. Злая женщина назвала его «Максимилиан». Значит, мальчик. Я подскочила с кровати и была вынуждена вцепиться за руку супруга, потому что чуть не упала — голова закружилась.
Два дня спустя
— Госпожа, госпожа! — Служанка семенила позади. Я взяла с собой в загородное поместье молоденькую сердобольную горничную по имени Ниа. Она была единственной, кто вёл себя по отношению ко мне подобающе. Остальные же предпочитали игнорировать или ещё хуже — «гадить». Якобы нечаянно вылитый на колени чай с молоком — такие мелочи в сравнении с тем, что в коридоре меня могли толкнуть или вовсе накричать.
Незавидное положение, в котором я очутилась по пробуждении, поначалу сильно возмущало, но на следующий день хозяин вернулся после однодневного отсутствия, и слуги стали как шёлковые.
Понять бы, что такое сотворила Силь, раз её все шпыняют? Незнатное происхождение? И Саймон обо всём знает или нет? Эти и многие другие вопросы волновали меня, пока я с удовольствием брела по ромашковому полю, касаясь пальцами шелковистых лепестков. Карету остановили по моему приказу, правда, не с первого раза. Мне было душно в этой деревянной коробке, вот я и потребовала прогулки.
— Госпожа… — служанка вновь предприняла попытку меня дозваться. — Платье испачкаете.
— Глупости, — отмахнулась я. — Мне жизненно необходима передышка. А скоро опять кормить Максимку.
— Но госпожа, ему нашли новую кормилицу, вам не нужно самой кормить. Повитуха советует перевязать грудь потуже, чтобы молоко сгорело, и вы бы смогли чувствовать себя как прежде.
— Ниа, я не прошу советовать мне, — мягко ответила ей, а на душе стало гадко. Неужели всё решено без моего ведома? — Скажи лучше, почему новая?
— А как же старая, она…
Служанка отвела взгляд, и глаза её наполнились слезами.
— Говори прямо, — приказала я.
— Она на том свете, моя госпожа. После того как вы исчезли, её нашли в петле.
Я села на корточки и обхватила голову руками. Кошмар! Этого просто не может быть, зачем ей это делать?
— Она страдала? Была сильно расстроена?
— Нет, моя госпожа, Фидения. У неё осталось трое. Как она могла думать о таком?
— Получается? — И тут до меня дошло то, что Ниа пыталась донести до меня между строк. Её убили. Наказали за мой побег? Сочли соучастницей?
Ужас пробежал по телу удушливой волной. А что, если Саймон причастен к этому? Желания спорить с ним резко поубавилось, но оставался другой насущный вопрос.
— А её дети, что с ними?
— Их отдали в приют.
— Узнай, куда их направили, и держи меня в курсе. Как появится возможность, я найду выход и попрошу их привести в поместье, чтобы они были под присмотром.
А немного посомневавшись, горько усмехнулась. Что я могу? Слуги меня ненавидят, и если ситуация в загородном поместье в корне не изменится, то я буду не в силах помочь самой себе, не то чтобы ещё кому-то.
Нет. Я должна. Никогда не бежала от работы и лишней ответственности. Будучи простой закупщицей, быстро выросла по службе до начальницы отдела. И даже тогда не смущалась заезжать в супермаркет и закупать туалетную бумагу упаковками и жидкое мыло канистрами. Не гордая.
Быстро поднявшись на ноги, я постаралась унять хандру. Мир жесток. А этот, видимо, не исключение. Значит, будем пробиваться. Осталось только определить, как вести себя с Саймоном. Отстранённо, но вежливо? Он меня ненавидит, и это сильно осложняет ситуацию. С другой стороны, Максимилиан не из пальца появился.
Да уж, загадка, которая ищет своего кропотливого исследователя. Но одно ясно точно, никакой кормилице Максима я не отдам.
— Я буду сама кормить и точка. Идём.
— Но госпожа…
* * *
Молодая цыганка по имени Зара в цветном ярко-красном облачении поправила шаль и бросила хитрый взгляд в сторону ближайшего прилавка со сладостями. Продавец обмахивал товар старым потрёпанным веером, отгоняя мух, и украдкой посматривал на нежеланных визитёров рынка. А кто-то из опытных полез закрываться, зная наперёд, что ничем хорошим это не закончится.
Другая — гадалка по имени Аза — сплюнула себе под ноги, обнажая железные коронки. Молодая кивнула, поняв родственницу без слов: «Работать будем здесь».
— Ой, дорогой, какой товар у тебя сладкий, да? — мелодично затянула цыганская красавица в цветной шали. Развязав хлипкий узелок, она перевернула ткань другой стороной и опустила сложенный треугольником платок прямо на плечи — отвлекала внимание и прятала руки, заставляя торговца нервничать. Ведь, как известно каждому лавочнику, с этими из кочующего по графству табора надо держать ухо востро. Оглянуться не успеешь, а потеряешь не только кошелёк, но и цепочки, кольца и тем более браслеты.
— Иди отсюда, — проворчал торговец. Сладкие речи его не обманули, он лишь принялся усерднее обмахивать сладости веером.
— Ой, а что тут у тебя, пахлава? М-м, вкусная, да?
Не дожидаясь разрешения, Зара подхватила кусочек и отправила его прямо в рот.
— М-м-м, как сладко!
— Ты! — Торговец побагровел. — Да как ты смеешь своими грязными руками! Трогать! А ну, живо иди отсюда!
Ветер разносил душистый аромат травы, овевал моё лицо, высунутое в приоткрытое окошко кареты. Скорость движения была такая, что пешком добраться быстрее, поэтому ни о каких сильных сквозняках речи и не шло, но нянька Максимилиана, приставленная к нему будто надзирательница, кривилась и смотрела осуждающе.
— Свежий воздух полезен, — оправдалась я.
И без того невыносимые отношения с ней достигли своего апогея. Она фыркнула и посильнее укутала Максимку. Совесть кольнула, и я прикрыла окошко. Не хватало ещё, чтобы он простудился как раз из-за того, что вспотеет и его продует.
— Чем больше его кутаете, тем хуже ему будет привыкать к перемене температур, — назидательно произнесла я, выдерживая тяжёлый взгляд.
— Милорд распорядился глаз с вас не спускать, — подчёркнуто вежливо ответила эта дама. Лет ей было чуть больше сорока. Понять бы, кто она такая? Аристократка? Или просто чопорная служанка?
Из того, что успела узнать, мы сейчас находимся в Норидже, герцогство Норфолк. Первое время, как я услышала это, то не могла поверить своему «везению». Но нервная система так устроена — ко всему быстро привыкаешь. Вот и мне пришлось свыкнуться с мыслью, что я нахожусь в Восточной Англии XVII века.
— Это наследник герцога, единственный, — повторила в который раз нянька. Я скривила губы в приязненной улыбке и промолчала. Как же жаль, что Ниа не может ехать в карете со мной вместо этой чопорной дамочки. — А вы, смею себе заметить, незаконнорожденная дочь учёного, которой выпала честь получить благословление монарха на брак с его светлостью. Генри Саймон Линдерброс, шестой герцог норфолкский.
Вот это уже куда ни шло. Я попыталась скрыть интерес, слушала дальше. Так сказать, впитывала информацию. Но нянька умолкла и не спешила делиться дальше.
— Но почему герцог выбрал в невесты низкородную?
— А почему Яков II выпустил декларацию о снисхождении? — Встретив моё молчаливое изумление, она пояснила: — Откуда ж мне знать? На всё воля небес. Вот только я никогда не приму пуританство! Тьфу, мерзость.
— Вы это о чём?
Теперь настала её очередь смотреть на меня изумлённо.
— Как о чём? О Франции и её шпионах в лоне нашей церкви. Гугеноты всегда были гонимы на континенте, так почему мы должны относиться к ним терпимее? Чтобы они и у нас подняли восстание, как в Беарне? Не хватало нам этого. Да простят меня предки за такие слова.
Поняв, что сказала лишнее, она умолкла. А я напрягла извилины, припоминая, что же помню о восстании гугенотов? Ответ пришёл почти сразу — ничего. Я никогда не интересовалась английской историей и теперь немного сожалела об этом. Немного. Потому что так мне было бы проще воспринимать информацию.
— Имя это, опять же, Максимилиан. Латинское, означает «великий», но почему было не выбрать Чарльз, Фредерик, Генри? Вопросительный взгляд в мою сторону подсказал, что это была моя вина. Пожала плечами, а нянька продолжила ворчать. — Вот уже много лет, как мы выгнали римлян с наших территорий, а их идеи до сих пор живут в умах и сердцах людей. Непозволительная роскошь.
Несмотря на информативность, ворчание собеседницы быстро стало надоедать, и я уставилась на поле, усеянное кустами одуванчиков. Но я ошиблась, потому что это было другое растение.
— Лекарственный дудник, — заметив мой интерес, нянька продолжила умничать. — Вот это я понимаю, правильное использование земли. Помогает пищеварению.
— А знаете что? Я, пожалуй, пройдусь пешком.
— Как?
— Легко. Остановите карету. — Я постучала по стенке у окна и услышала приказ кучера. Карета мягко остановилась. Определённо, надо найти управу на эту няньку. Может быть, то, что она мне сейчас сказала, как-то поможет?
Нет. Надо вначале во всём разобраться, чтобы ненароком не вляпаться в чужие экскременты. Например, конный навоз. Спрыгнула вниз и как раз чуть не угодила. Фу-ух.
— Дорогуша, вы устанете к концу дороги, — наставляла нянька. Можно подумать, это я ребёнок, а не Максим.
— Значит, это будет моя проблема, а не ваша.
Не стала грубить почём зря, закрыла дверцу кареты и аккуратно отошла подальше от воняющей лепёшки.
Позади как раз тащилась телега с нашим скарбом. Я так понимаю, Линдерброс перевозит с собой половину дома, когда перебирается из загородного поместья в город. Или же это провиант, накрытый одеялами?
— Ниа? — позвала я служанку. Только сейчас поняла, почему она была не такой как все. Смуглый цвет её кожи наводил на определённые мысли. Она, как и я, была гонима среди остальных. В этом мы с ней и сошлись.
— Госпожа? — Служанка спрыгнула с телеги и поспешила подойти. — Вам что-то нужно?
— Не хочешь прогуляться?
— По полю дудника? — Она посмотрела на меня изумлённо.
— А есть какие-то проблемы с этим, аллергия? — предположила я.
— Нет, что вы. Просто его запах мало кому по нраву, поэтому и садят подальше от города.
— По-моему, нет ничего хуже спёртого запаха, — тонко намекнула я, бросая взгляд через плечо, где стояла карета.
Никто, видимо, не решался тронуться в путь без меня.
Размеренная монотонная жизнь в этой глуши разбавлялась искренней радостью материнства, поэтому я, несмотря на все трудности, частенько улыбалась. Я была несказанно счастлива получить новый шанс и постаралась использовать его на полную катушку. Тем более издевательства надо мной во время трапезы прекратились после того разговора в кабинете. И это был небольшой успех. Но останавливаться на этом я не планировала.
Тайком от мистера Батлера, чопорного мужчины из столовой, я наводила мосты с остальными слугами. Стоит заметить, что слово «butler» в переводе на русский и означает «дворецкий». Так что здесь можно сделать выводы заранее. Человек родился в семье слуг, и его будущее было заранее предопределено. Немудрено, что он такой чопорный и преданный своему делу и хозяевам. Его я оставлю на закуску.
А вот остальные слуги оказались более общительны, сговорчивы и легче шли на контакт. Действовала я аккуратно, выспрашивала, узнавала и даже иногда помогала по работе швеям и кухаркам. Таким образом уже на четвертый день моего прибытия в поместье я составила список всех слуг и их должностей, чтобы запомнить на будущее и знать всех поимённо.
Мистер Генри Батлер — дворецкий, был старшим работником, заведовал слугами и нёс ответственность за управление домашними делами. Хранил ключи от шкафчика со столовым серебром, кладовой, винного погреба и лично доставлял корреспонденцию герцогу. Он, если не считать камердинера его светлости, имел «доступ к телу» хозяина поместья, пользовался заслуженным авторитетом, чем безумно гордился и при любом удобном случае напоминал об этом остальным слугам. Чтобы знали своё место, так сказать.
В этом была его самая большая проблема, о существовании которой он даже не догадывался. Но обо всём по порядку.
Экономка по имени Люси Перилз первое время задирала нос в моём присутствии, но даже она сменила надменность на более приятный тон, стоило расположить к себе старшую горничную Грейс Табот и её помощницу Кристин Чардж, они обе отвечали за спальни господ. Ниа с моей подачи выросла по карьерной лестнице сразу на несколько ступеней и стала моей личной горничной. У её светлости, герцогини Йоркской, служила пожилая дама по имени Изабель Гамс. Но госпожа звала её просто Бель. Одно из двух: или они были закадычными подругами, или это демонстрация пренебрежения. Ведь простые горничные не имели права представляться по полному имени, о чём я тоже успела узнать. Аманда, Эмми, Сара и Анна — кухарки. До прачек я ещё не добралась, потому что они были наёмными, приходящими из города работницами. Оказывается, герцог охотно нанимал вдов моряков на разные подработки, чтобы те могли сводить концы с концами.
Но большее увлечение для меня из повседневных дел составляло чтение книг новостей под названием «Mercurius». Представляли они из себя толстенькие записные книжечки размером в две женские ладони. Бумага грубая, чернила смазанные, но это был хоть какой-то источник информации, помимо сплетен, конечно. Ведь корреспонденцию я не получала, обо мне даже не вспоминали, присылая стопками приглашения погостить. Так что я была представлена сама себе, чем и воспользовалась, придумывая план, как бы избавиться от настырной няньки Максимилиана. Всё ей было не так. Гулять — простынет. Сидеть на месте нельзя. Тут не сиди, там не стой. Иными словами, изводила она меня, как только могла.
Но и я в долгу не осталась. Во время праздного общения со служанками пару раз обмолвилась, что няня по имени Кэтрин считает пуритан мерзкими. Кухаркам это явно пришлось не по вкусу, поэтому овсянка у моей противницы вдруг стала слишком солёной и несъедобной. Об этом она на полном серьёзе призналась мне, едва прибыла на свой надзирательный пост утром. Я же поселилась в комнате Максимилиана и не поддавалась никаким уговорам занять подобающее место в соседней спальне, рядом с покоями его светлости.
Насколько мне известно, София была только рада этому факту, поэтому меня очень быстро оставили в покое, позволив поступать по собственному разумению.
Чем я, конечно же, беззастенчиво пользовалась, отказываясь напрочь ехать со всеми на воскресные собрания в местном храме в Грейт-Ярмуте. Попросту я ничего не знала о таинствах и вероисповедании протестантов, только и успела почерпнуть, что основано это движение было в результате Реформации в тысяча пятьсот семнадцатом году человеком по имени Мартин Лютер. Спасибо книжечке новостей, из которой я, помимо прочего, узнала про строительство храма Падмавати в другом уголке света. Неясно, правда, зачем мне было это знать. Но миниатюры украшений и убранства выглядели интересно, невольно привлекали взгляд.
Дальше несколько страниц были посвящены трудам учёного-ихтиолога, который проводил классификацию видов рыб с таким пафосом — наводил скуку и сонливость. Я начала зевать и клевать носом, поглядывая в люльку Максима. Или же всему виной способ изложения мысли? Не суть. Но вот кое-что меня заинтересовало и заставило взбодриться. Знакомое имя мелькнуло перед глазами. Исаак Ньютон! Ему была посвящена объёмная статья, но не в самом начале, а жаль. Оказывается, в прошлом году он завершил работу над великим трудом: «Математические начала натуральной философии», в котором посветил львиную долю исследования закону всемирного тяготения.
— Госпожа! — Ниа вошла в комнату и выглядела встревоженно.
— М-м-м?
— У меня плохие новости, — она понизила голос.
— Что не так?
— Помните, вы просили узнать про детей кормилицы?
Я кивнула и бросила многозначительный взгляд на приоткрытую дверь детской и моей спальни. Девушка поняла меня без лишних слов. Плотно закрыла дверь, прежде чем продолжить разговор.
Всё шло своим чередом. Крысы разбегались по норам, прохожие стаптывали подошвы о твёрдую брусчатку небольшой площади крупного города под названием Норидж. Понурый мальчик обиженно взирал на лужицу упавшего фруктового щербета. Жизнь била ключом, слышалось конное ржание и стук колёс овощных повозок. Торговцы окрикивали прохожих, предлагая свежие продукты. Рыбаки обмахивали рыбу прутиками.
Как вдруг дикий истошный вопль разрезал настоящее крупного города на «до» и «после». Прачка из герцогского поместья, вышедшая по делам из дому, наткнулась на труп цыганки. Лицо убиенной искажал предсмертный ужас, синие губы уже отдавали чернотой, пепельная седина выглядывала из-под цветного платка.
Двое констеблей, вышедших на смену в этот неудачный солнечный день, уже спешили на место происшествия, расталкивая собравшихся зевак.
— Расступитесь, кому говорю! — проворчал один из них. Попутно он выхватил из нагрудного кармана блокнот и свинцовый карандаш. — Что тут у нас?
— Цыганка. — Умник из толпы сплюнул себе под ноги. — Воровка, стащила у меня два кошеля.
— Так это ты её?
— Нет, ну что вы! — воскликнула жертва обстоятельств. — Я её не догнал в тот раз. Видать, кто-то сделал это за меня.
— Разговорчики, — прервал его другой полисмен. — А ты пойдёшь с нами.
— Да как же это, у меня лавка. У меня сладости. Не могу.
— Закроешь её, коли вздумал трепаться. Всё, не до разговоров. Уходите, сейчас приедет труповозка.
— Погоди, — остановил его первый констебль. — Кто обнаружил тело? И есть ли в толпе тот, кто знает, как зовут жертву?
Прачка герцогского поместья подняла дрожащую руку. Толпа вокруг неё расступилась.
— Я… я… её увидела, но не знаю, кто это…
— Заза её зовут, — ответил всё тот же торговец сладостей. — Она представилась мне, прежде чем нагадать утрату и пополнение. И ведь ни словом не соврала, а сама в ящик сыграла.
— Сожгут её. — Констебль кивнул в сторону убитой. — Вряд ли найдётся тот, кто будет её оплакивать, поэтому в землю закапывать точно не станут.
После этих слов толпа принялась расходиться, а торговец сладостей и прачка остались дожидаться собственной участи. Неожиданно погожий денёк превратился для них самым мрачным событием на долгие и долгие годы, стал судорожным воспоминанием, от которого так хотелось поскорее избавиться. А констебли лишь делали свою работу, сыпали вопросами, поочерёдно записывая ответы в собственные блокноты.
Прибывшая телега и работник коронерской службы, не дрогнув лицом, подхватил жертву и вынес из узкого переулка на улицу, где и погрузил её в кузов.
— Говорите, кёльнеры в питейных на окраинах должны её знать? — записывал первый полисмен. — Что ж, проверим.
— Не могу сказать наверняка, это её слова, — лавочник охотно делился информацией, не юлил. Оба констебля пометили себе сей факт. — Она предлагала найти её, если пожелаю узнать подробности предсказания. А!
Он ненадолго умолк, но тотчас вскинул брови, припоминая подробности:
— С ней была ещё одна, молодая, наглая, пальцами лезла в мой товар. Вышел её прогнать, Заза и заступилась, отвлекла меня. Кстати, карманы у неё пусты? Уже успели обчистить, или есть моё добро?
— Так вот зачем ты остался? — констебль усмехнулся. А лавочник признался без обиняков:
— Я же здесь пострадавший, поймите, семь соверенов, эти деньги нужны мне как воздух. Поставщик должен прибыть вот-вот. А я сижу без пенни в кармане.
Один из констеблей поднял сощуренный взгляд на лавочника:
— А пополнение, о котором нагадали, это у нас…
— Племянница родила сына. Вот и думаю, угадала ли эта, или на самом деле знала, что так будет? Увидела по ладони? Вы думаете, она и впрямь гадалка?
— Обманщица, — фыркнула прачка, справившись с первым шоком. — Мало ли рожениц в вашем окружении, мистер. Все мы что-то теряем и находим, вон как я сегодня. — Она горько вздохнула, прежде чем поделиться новыми соображениями: — Их табор стоит за городом. Не первая и не последняя цыганка шляется тут по рынкам. Видать, не одного врага себе нажила, обчистила кого-то ещё.
Переглянувшись, констебли задали последние вопросы, записали адреса очевидцев и отправились в участок с совместным докладом, чтобы успеть заполнить бумаги, пока коронер не раскрыл дело за них после вскрытия трупа, как бывало неоднократно. Прибывший молодой сотрудник из Лондонского Скотланд-Ярда демонстрировал чудеса в буквальном смысле.
Мысли о Томасе и детках кормилицы не давали покоя, и я, едва дождавшись возвращения няньки, ушла, ничего ей не сказав. Думаю, выговор получу обязательно по возвращению, потому что Максима нужно будет кормить через минут сорок. А до тех пор, раз это моя прерогатива, слуги не будут вмешиваться. Значит, надо успеть закончить дела до этого момента.
Впереди, за дверью кабинета, слышалось громкое восклицание:
— Ты офицер моего полка, исполняй приказ!
— Но, сэр, погода?
— Успеешь. Возьми моего рысака. — Голос герцога звучал грозно. Испугалась, что и мне влетит, попади я под горячую руку, отступила за стену как раз в тот момент, когда кто-то дёрнул за ручку двери. Повезло ещё, путь гостя пролегал через анфиладу, а не коридор, связывающий кабинет и детскую. С неудовольствием пришлось признать, что наши комнаты находятся близко, в одном крыле.
— Сесилия, покажись, — позвал меня Саймон. — Я вижу край твоих юбок.
Усмехнулась в ответ.
Никак не привыкну к здешним нарядам. В них то душно, то холодно. И сквозняки по дому гуляют, так и хочется заставить слуг забить ватой и обклеить бумагой окна, чтобы заделать щели между кривыми откосами. Иной раз насквозь видно кусочек неба. Особенно сверху.
— Сесилия?
— Иду.
Нехотя вышла из укрытия.
— Я лишь хотела узнать про деньги на моё содержание, — ответила на ходу, опережая вопрос а-ля очередной допрос: кто, зачем и почему?
— Деньги ты не получишь, все расходы будешь согласовывать со мной, — припечатал муж. Вот так новости! Неужели боятся, что я сбегу?
Но этим он не ограничился, дальше больше:
— И шкатулку с драгоценностями будет хранить у себя личная служанка моей матушки.
Прикусив губу почти до боли, решила, что настало время поговорить по душам. Раз он в открытую объявляет мне войну, хотелось хотя бы узнать — за что? За что такое строгое обращение? Я ему враг?
Зашла в комнату и закрыла дверь, встречаясь с хмурой синевой его глаз. Он будто видел меня насквозь и просчитывал каждый ход заранее. И почему в голове возникла ассоциация с шахматами?
— Е2-Е4? — пошутила я, чтобы разрядить обстановку.
Не удалось.
— Первый ход для детского мата? — понял меня, как оказалось, игрок. — Это тут при чём?
— Притом, что я чувствую себя пешкой, — парировала, не глядя. — Сколько ещё меня будут унижать непонятно за что? Что я вам сделала такое, чтобы поступать так со мной?
— О, теперь давим на жалость? — парировал герцог. — Это мы уже проходили.
— А ты всегда о себе в третьем лице говоришь? — уколола я.
— Иногда бывает.
Он лишь отмахнулся.
— Мне нужны личные средства.
— Зачем? — упирался несговорчивый поставщик. Буду считать его таковым, чтобы легче было дожимать.
— М-м? — сделала вид, что раздумываю. — Мне перечислить все женские штучки или пожалеть твои уши? Косметика, элементы туалета… — начала было я.
Но он продолжил вместо меня:
— А также подарки прислугам, чтобы они были к тебе более лояльны, не так ли? Хотя правильнее сказать взятки, я прав?
— И это тоже проходили?
— Как я вижу, ты решила поиграть со мной в игру «здесь помню — здесь не помню»?
— А что, если так и есть? После лихорадки у меня есть некоторые проблемы с памятью.
— Кто он?
— Кто? — удивилась я.
Прямой острый взгляд герцога пугал до дрожи в поджилках, но я выдержала это испытание и не дрогнула.
— Ты знаешь, о ком я.
— Вот и нет.
Герцог устало выдохнул и отвернулся.
— Одна брачная ночь, одна, необходимая для выполнения сделки, и ты задрала нос, будто герцогиня?
— Не понимаю, о чём это ты?
А перед глазами проплыла череда образов, вгоняющих в краску.
— Не знаю, в какую игру ты со мной играешь и на чьей стороне, но я это непременно выясню! А теперь вон! Вон из моего кабинета!
Он указал на дверь и воззрился на меня так, будто сделает что-то очень плохое, если я ослушаюсь.
— Но как же няня, как же дети? — прибегла я к последним аргументам. Уж если ненависть ко мне столь велика, детей-то он любит? Или в нём совсем ничего человеческого не осталось?
Оказалось, было хоть что-то. Но немного.
— Если успеют до них добраться вперёд остальных, то их привезут мои офицеры. Весть отправлена в город. А тебе положено терпеливо ждать и кормить Максимилиана, если уж ты решила сама этим заниматься.
Глянув на часы, он ещё больше меня удивил:
— Ему осталось спать час без четверти, а затем он проснётся голодным.
— Знаю, — ворчливо ответила я. Вместе с тем исполнила волю муженька, избавила его от столь ненавистного ему общества. И только одна мысль прочно засела в голове. Кто же это стучит ему с таким рвением, раз он знает весь распорядок дня ребёнка и график кормления?
Что ж, раз со мной так неласково, значит, и я не должна ощущать никакие угрызения совести за то, что произойдёт дальше. Манипулировать людьми можно не только с помощью денег. Зачастую деньги — самый ненадёжный способ заставить кого-то сделать то, что тебе нужно. Они имеют свойство быстро заканчиваться, и тогда ощущение одолжения проходит, а тому, кто получил взятку, хочется ещё.
Что легко пришло — легко и уйдёт, не осев в карманах. Как правило, со многими эта схема работает. Но только не со мной. Не зря же я позволила себе купить двухкомнатную квартиру на Долгопрудной, закрыла ипотеку за три года и планировала семейный бюджет на несколько месяцев вперёд? Замечу также, что и взятки я не брала, хотя были случаи, когда мне их прямо подсовывали, пытаясь добыть пальчики на меченных купюрах. Кто-то из конкурентов стуканул в нужные структуры, и меня пытались устранить чужими руками. Они хотели, чтобы я изменила заявку на тендер, предлагали деньги. Но ничего не вышло.
А теперь пришло время продемонстрировать супругу Сесилии, что я не просто красивая белокурая куколка или ещё хуже — корова с выменем. Жаль только, развернуться будет сложно. Придётся всячески отводить от себя подозрения в шантаже и прочем. Но здесь имеется и другая сторона медали, я — мать герцогского наследника, и меня так просто никуда не упрячут. Теперь-то я уверилась в этом. Если бы хотели, сделали бы это до путешествия сюда. Могли бы прикончить меня ещё там, в Норидже, пока я бредила.
Замерла перед дверью детской и попыталась додумать мысль, пролетевшую перед глазами. А вдруг лихорадка как раз следствие того, что Сесилию пытались убить?
Мурашки пробежали по коже от запоздалого страха — осознание догоняло неспешно.
Замешан ли герцог в смерти кормилицы и про кого он меня спрашивал с такой ненавистью? Вот уже второй раз он говорит о ком-то мне неизвестном. Мне, Светлане, начальнице отдела закупщиков крупной фирмы-поставщика продтоваров в разные сети. В нашем распоряжении были арендные площади во всех областных распределительных центрах. Сроки жесточайшие, дедлайны, контракты, обязательства. И я работала безвынимачки, попутно тянула ещё несколько должностей, пока искали замену. Занималась тендерами и согласованием полного пакета документов перед выкладкой на Фабрикант.
Зачем я всё это делала? Зачем столько времени убила на курсы документооборота? Глядя сейчас на свою новую жизнь, на дверь, пережившую не одно поколение герцогов норфолкских, я с ужасом поняла, насколько ничтожно мало полезного я знала, полезного в этом времени, здесь и сейчас. Но вот желания жить и умения крутиться у меня не отнять.
Перво-наперво надо избавиться от няни-надзирательницы, которая сливает любую информацию обо мне. Поскорее бы вернулась Ниа с хорошими новостями. Лишь бы детей успели забрать до того, как увезут в Уэльс или отдадут цыганам.
— Вот ты где, — ворчливо приветствовала меня нянюшка, едва я открыла дверь. — Он уже ворочается во сне. Пелёнки я ему поменяла.
За что можно сказать «спасибо», так это за сноровку. Но во всём остальном спокойно жить и работать рядом с ней просто невозможно. Тем более откуда мне знать, что ей взбредёт в голову рассказать обо мне герцогу? Вдруг она клевещет и по большей части выдумывает?
Прищурилась, разглядывая её суровое, испещрённое морщинами лицо, и пришла к выводу — она почти никогда не улыбается. У улыбчивых людей расположение складок вокруг рта другое. У угрюмых они направлены вниз к скуле. Прямая черта от носа и выше — складка, которая образуется, когда сводишь брови. В молодые годы она не видна, но когда становишься постарше, начинаешь замечать малейшие детали своего лица, особенно если каждый день смотреть на себя в зеркало перед выходом.
Мне кажется, краситься я умею теперь уже даже будучи вдрабадан или на автопилоте из-за недосыпа. Абы как на работу не придёшь, поэтому и приходилось приобретать навыки экстренного мейкапа и таскать с собой в сумке половину домашнего набора косметики на всякий случай.
— Что ты на меня уставилась? — Няня не выдержала пристального внимания, отвела взгляд. Оно и понятно. Не каждому нравится, когда тебя разглядывают, будто скульптуру. Итак, первое оружие против неё найдено. Она не любит, когда на неё пялятся. Люди, которым есть что скрывать, очень не любят пристальное внимание. Оно их раздражает, выводит из состояния равновесия. Этим я иногда пользовалась, затягивая переговоры.
Зато тех, кто юлит и пускает пыль в глаза, выводит на чистую воду. Никогда не позволяла себе выбирать лёгкий путь. Да, я прекрасно знаю и прочувствовала неоднократно методы «сушки» и прочие манипуляторские штучки. Когда в назначенный срок подписант просто не является на встречу. Он может в этот самый миг находиться в СПА-салоне или застрять в пробке. Не это важно. Факт оставался фактом, редко когда на моей памяти сделки совершались день в день, минута в минуту, как и было назначено за несколько месяцев до всех этих дополнительных согласований условий контракта. Обязательно вылезет где-то очередной юрисконсульт со своими советами, и процесс получения итоговой формы договора, считай, запускается по-новому.
Так вот, пережив все мучения, ты сидишь и ждёшь подписания, а лицо, визирующее договор с другой стороны, просто не явилось на встречу в назначенное время. Два часа, три часа. Допекающая изжога из-за кофе с печеньками, которыми тебя пичкают в извинение, — стандартное заболевание любого договорника.
Знаю об этом не понаслышке. И тогда, когда ты уже проклянёшь весь свет и наконец дождёшься какого-нибудь очередного и.о. директора, тебе вишенкой на торте попытаются подсунуть совершенно другую форму договора с теми пунктами, от которых отказались ещё на начальных этапах согласования.
Тёмный чердак был полон звуков. Дождь барабанил по крыше настоящей канонадой. На полу собрались лужи, слышалась капель. Было холодно и сыро. Плотные слои паутины окутывали каждый угол. Кругом стояла темнота кромешная.
— М-м-м! — промычала пленница, пытаясь в который раз оглядеться сквозь плотную повязку на глазах. Связанные руки и ноги ей в этом сильно мешали. Её цветное платье потускнело от пыли и грязи. Волосы были всклочены, а на затылке алело место удара тупым предметом.
Превозмогая боль, она приподнялась на колени и истерично подвигала плечами, пытаясь освободиться. Красные следы от верёвки изрядно саднили, но она не обращала внимания. Как вдруг впереди послышался громкий скрежет, будто ключ провернулся в замке.
— Очнулас? — произнёс незнакомец в плаще. Гэльский акцент коверкал слова, но она его хорошо понимала. — Нужда здеса, в углу. В ведро. Еду принесу, если ты будет паинькой.
— М-м-м-м!
— Зачем ты здеса? — хрипловато спросил тот, склоняясь со злорадной ухмылкой на обезображенном шрамами лице. — Хозяин наказал стеречь тебя до его возвращения. Мне неведомы его замыслы.
— М!
— Отпустить не могу-с и не проси-с. Всё, не мычи, никто-с тебя не услыхает.
В этот самый миг внизу послышались спешные шаги.
— Корб! — окликнул слугу хозяин. — Ты где?
— Наверху, сэр! — охотно отозвался съёмщик верхних комнат.
Секунду спустя на узенькой лестнице на чердак послышались громкие шаги.
— Что ты тут делаешь? — грозно спросил хозяин своего слугу. Аристократический прононс говорящего подсказал похищенной — дело дрянь. Она присмирела и отползла к стене, лишь бы оказаться подальше от обладателя низкого баритона.
— Цыганка изволила мычат-с.
— Иди отсюда, — прогонял его хозяин. — Корми два раза в день, пока я её не увезу.
— М-м-м-м!
Поняв, что разговор неизбежен, пленница, наоборот, подалась вперёд и взмолилась, всем своим видом демонстрируя покорность.
— Корб, вон отсюда! — аристократ обернулся на любознательного проныру, который не спешил покидать чердак. Испуганный злым нагоняем, съёмщик проворно закрыл за собой дверь, но ключами не гремел, отчётливо понимая: запирать хозяина себе дороже.
Едва шаги стихли внизу лестницы, мужчина перехватил удобнее трость и, протянув её вперёд, поддел тряпку и стянул её с лица жертвы. И вместе с тем пригрозил:
— Будешь кричать, к шишке на затылке добавится ещё кровоподтёк у виска.
— Простите меня, я не виновата. Я ни в чём не виновата, прошу… — взмолилась цыганка. — Я лишь видела его мельком, где он — не знаю, куда его увезли — тоже. Я п-посредница, пожалуйста!
— О чём ты толкуешь? — аристократ хищно оскалился, скрипя подошвами кожаной обуви по влажному полу.
— Мальчик, малютка, вы же его ищете, так?
— Может быть и так, — неопределённо ответил незнакомец. Он не спешил раскрывать своего интереса, дабы не поставить себя в невыгодную переговорную позицию.
— Аза, она должна знать, куда его увезли, а я совсем в этом ничего не смыслю, сэр!
— Не кричи!
Мужчина замахнулся тростью — девица отпрянула назад, отчаянно шепча:
— Простите, сэр, я глупая, ничего не знаю, умею только карманы обчищать, за этим меня и держат на первых ролях.
— Твоя приятельница нам уже ничего не расскажет, — опустив руку, признался аристократ, — а тебе я советую сейчас же поумнеть. Иначе ты очень скоро к ней присоединишься.
— Я знаю, знаю! — воскликнула шёпотом цыганка. — Есть ещё одна, кто может рассказать. Она приняла малыша. Она может…
— И как её звать?
— Фи… — девица начала припоминать, сморщив лоб. — Фи…
— Фидения мертва.
Немой ужас отразился на лице жертвы, едва она поняла, что не представляет для человека, довлеющего над ней, подобно плахе, совершенно никакой ценности, чтобы выторговать жизнь. Её жизнь, которую она хотела прожить, как прежде, вместе со своим табором и возлюбленным, который ждал её возвращения. Но теперь всё тщетно, теперь она скоро присоединится к Азе. Вот только одна мысль вырвалась против воли:
— А откуда вы знаете имя кормилицы?
Хлёсткий удар по щеке вызвал тупую боль.
— Вопросы здесь задаю я! — Аристократ показал цыганке её подлинное место. — Что ты помнишь о том дне, рассказывай всё! И, быть может, я тебя пощажу в этот раз, отпущу назад, но только если ты докажешь, что можешь быть полезна.
— Я могу! — хрипло попросила Зара, сплёвывая кровь из разбитой губы.
Пощупав языком десну, она с ужасом поняла: зуб, на который пришёлся удар металлического фигурного набалдашника трости, шатается. А место удара саднит, как от открытой раны.
— Что ж, — истязатель аккуратно подобрал края дорогого пиджака и присел на корточки, — расскажи-ка мне, чем можешь быть полезна?
Вечер после нашей перепалки с мужем и воспитанием няни прошёл на удивление спокойно и почти без эксцессов, если не считать мой выбор литературы на ночь.
«Тит Андроник» Шекспира казался мне увлекательным чтивом, но ровно до тех пор, пока не дошло до кровавых сцен. И ведь, как назло, оторваться было уже невозможно. Королева готов, Тамора, прибывает в Рим вместе со своим пленителем, римским полководцем, Титом Андроником, который должен был стать новым правителем после смерти римского императора. В плен взяты её дети и, как ни странно, тайный любовник по имени Аарон. Поразительная история, наполненная человеческими слабостями, взаимной ненавистью и откровенной жестокостью, произвела на меня неизгладимое впечатление и оставила после себя липкое ощущение ужаса, от которого хотелось поскорее избавиться и забросить чтение, чтобы совсем не впасть в депрессию.
Собственно, в этой связи я и попросила Нию набрать кадку, чтобы помыться.
Устроенная в соседней комнате большая деревянная бадья была наполнена всего-то за час с небольшим. Оставалось только вздохнуть и посочувствовать «простым смертным», чьи неряшливые наряды периодически мелькали в окне кареты, когда мы выбирались из Нориджа. Респектабельный образ жизни могли позволить себе далеко не все городские жители, молчу про провинциальных деревенских из числа арендаторов (вольных крестьян), хуже подневольных, но тех в Англии уже осталось немного, если верить книжечке новостей. В этой связи многие из нуворишей — буржуа, ростовщиков, кораблевладельцев, чайных плантаторов и далее по списку — большую часть своей прибыли получали за рубежом, используя невольный труд завоёванных народов. Наверняка по этой причине новости чаще всего касались Ост-Индской компании, которая, по сути своей, являлась частным инвестиционным партнёрством — получила легализацию от правительства. Была выпущена хартия, которая закрепляла монополию на торговлю со странами Индо-Тихоокеанского региона за этой компанией. Кто-то явно сорвал джекпот. Как бы цинично это ни звучало, но поражало меня другое — пафос и гордыня, с которыми в новостях отражались списки захваченных территорий с целями, конечно же, торговли и процветания. Список разорённых островных государств оказался довольно внушительным даже на текущую дату. И кругом, в каждой статье подсчитывались деньги, деньги, одни лишь деньги. Смерти и потери — вскользь, будто нечто несущественное.
А ведь купцы прибывали туда не только с грузом для торговли, но и солдатами, основывали колонии, грабили, жгли, убивали, переманивали на свою сторону местных вельмож. Сама по себе Англия имела скудный потенциал, земельных ресурсов — кот наплакал, в Шотландии так вообще заниматься земледелием и скотоводством без удобрений и современных технологий чаще всего себе в убыток. Призадумалась, ныряя рукой в остывающую тёплую воду. Эрозия — выветривание плодородного слоя могло быть тому причиной. Частые неурожаи, падёж скота и прочие напасти.
Настало время вылезать, но я никак не могла отделаться от мысли, будто что-то делаю неправильно. Словно что-то упускаю и зря трачу время на чтение и выяснение окружающего меня мира. Какой толк от этих знаний, когда мне нужно решить вопрос с финансами и как бы заставить супруга вернуть мне шкатулку с драгоценностями? Поступать радикальным образом, устранять личную горничную Софии только потому, что она оказалась невольно втянута в наши семейные дрязги — нечестно. Нет, я бы даже сказала, бесчестно. Её выгонят без рекомендаций. А в таком возрасте это почти что смертный приговор. Нигде в городе в её возрасте она не сможет найти работу, если только не устроится куда-нибудь на мануфактурное предприятие, взвешивать товар и упаковывать в бумагу.
Попробовать другой способ?
Вздохнула, припоминая резьбу на полудрагоценных камнях. Новости про храм Падмавати изобиловали разными названиями, припомнить бы, что меня заинтересовало?
Я быстро вскочила на ноги, едва перед глазами промелькнул образ гравюры на малахитовом камне. Глиптика! Точно ведь!
Брызги полетели в разные стороны, но мне было не до того.
Так, и что дальше? Заставить мужа раскошелиться на моё хобби, а самой заняться контрабандой или просто откладывать драгоценности на чёрный день? И вообще, вдруг это занятие сильно энергоёмко? Сколько камней я испорчу, пока не получу годный продукт?
Нет, во всяком случае, можно сделать вид, будто я этим интересуюсь и хочу заняться, а там посмотрим, выгорит ли идея?
Вошедшая в комнату Ниа застыла, глядя на мою наготу.
— Госпожа, — взвилась служанка, — вы простынете! Надо было позвать меня!
— А, да, благодарю, — нехотя отвлеклась, полуобернувшись в её сторону, тотчас чистая простынь укрыла меня до талии.
Спешно выбралась из кадки и спряталась за ширмой, где была приготовлена одежда. Волосы я не мочила, предварительно заколола на затылке туго заплетённые косы. Иначе никак. В умах людей ещё гнездились старые суеверия. Часто моешься — ведьма или больная. В какой-то степени жизнь сама диктовала условия и правила проживания. Вот только мне, привычной к современным удобствам, даже при наличии личной горничной было тяжко приспособиться и ощущать себя хотя бы просто сносно.
Однако информационный голод мучил сильнее всего, точнее нечто конкретное. Почему именно сейчас? Почему я попала в это время и что должна сделать? Какая миссия на меня возложена? Неужели воспитать Максима и только? Я должна доказать себе, что могу справиться с задачами материнства в любых условиях? Или дело в моей прошлой потере, боли и затаённой скорби, которую я глушила карьерой и дедлайнами?
Поздний вечер случился в крупном городе норфолкских владений аккурат после проливного дождя, сырая промозглая ночь постепенно вступала в свои права, когда одна немолодая женщина рискнула покинуть герцогское городское поместье, чтобы вернуться на место преступления.
Прихватив с собой палку на всякий случай, она покрепче её сжала, чтобы был хоть маленький шанс отбиться от бандитов, если те пожелают в этот глухой тёмный час оказаться у неё на пути. Но, к счастью, проливной дождь выполнил большую часть работы за охранителей правопорядка — убрал с улиц даже самых ушлых, отпетых негодяев, промышлявших в разных районах Нориджа, в обычное время — да, но только не сегодня и не в этот час.
Поворот к узкому переулку. Два шага в сторону, и женщина присела возле лужи, не заботясь о чистоте собственных юбок. Сейчас её интересовал вопрос другого свойства. Вот-вот она станет богаче на несколько соверенов и вдобавок к тому разживётся разменной мелочью из второго кошелька, которые успела стащить и перепрятать до того, как поднять панику. Тонкий расчёт ей в этом помог. Зная о том, что искать улики будут в непосредственной близости от трупа, прачка выбрала вонючую мусорную кучу, в которой даже собаки брезговали ворошиться и воротили носы.
Вооружившись палкой, она прощупала первую кучу, обливаясь потом от страха и предвкушения. Постепенно паника завладела бедняжкой — её маленькое предприятие, ночная вылазка пока не увенчалась успехом. И это немало так нервировало. Создавало ощущение полной безнадёжности, как вдруг, другим концом этакой дубинки, она нащупала что-то твёрдое, металлическое, глухой звон характерно зазвучал в тишине, разбавляя ритмичную капель с крыш и карнизов.
Несказанно обрадовавшись, прачка отбросила в сторону брезгливость и запустила руку в склизкую, противную мусорную кучу, ощущая в руках мягкие, вялые, воняющие тухлятиной кухонные объедки. Рвотный позыв подкатил к горлу, она сглотнула слюну, заочно сожалея о недавнем плотном ужине. Одна из привилегий господского дома — хорошее питание и чистая одежда. Последнее — её основная работа, о которой она напрочь позабыла, едва пустилась во все тяжкие. Недовольно оттеснив в сторону прочий мусор, она мысленно проворчала, сетуя на саму себя. Могла бы спрятать не так глубоко. Однако у страха глаза велики. Будучи в сложном положении, она думала и действовала без малейшего промедленья. Не далёк был тот миг, когда её могли застукать за столь скверным занятием.
Но вот наконец долгожданный мешочек очутился у неё в руке, и она облегчённо выдохнула, запуская туда же вторую руку, чтобы найти ещё один. Тонкий свист в конце широкой, параллельной улицы сильно её напугал. Служанка поскорее сунула мешок в карман и подскочила на ноги, собираясь бежать. Одна лишь жажда наживы заставила её засомневаться и застыть на месте. Второй кошель она не нашла. А вдруг это и есть соверены? Вдруг она взяла тот, что с разменом и мелочью?
Плюнув на риск, прачка вновь уселась на корточки и приступила к прежнему занятию. Снова запустила руки в грязь, охотно расталкивая в стороны бумажные свёртки и прочую гниль. Ей было не до того, чтобы смотреть по сторонам, она была настолько увлечена, что совершенно не замечала присутствия в темноте некоего наблюдателя. Тот стоял молча, привалившись к стене. Ждал и смотрел, смотрел и ждал, когда же наконец жадная до денег товарка достанет второй кошель и уберётся обратно в поместье. Его дело — маленькое, его дело — исполнить желание господина в точности, как велено. И он сделает всё, скажем так, возможное, чтобы оправдать ожидание того, кто вытащил его из нищеты, дал кров и пропитание. Того, кто позволил ему существовать с гордо поднятой головой.
— Ай! — взвизгнула женщина.
Капелька крови выступила на её пальце, когда она отдёрнула руку. Краткий приступ страха случился с незнакомцем в тени, когда он с изумлением уставился туда, где чокнутая прислуга копошилась в мусоре и ещё повизгивала, совершенно не боясь бандитов и мародёров. Ему так и хотелось покрутить у виска да сказать ей, мол, что ты творишь? Совсем сдурела, глупая? Но вот она наконец выудила второй грязный мешочек. Взвесила его на ладони с тихим звоном и резво, не по годам, подскочила на ноги, чтобы уже после дать дёру до ближайшего чёрного хода — тайного хода в герцогское поместье.
Если не считать некоторые детали, всё случилось ровно так, как и предсказал хозяин, поэтому слуга не стал утруждать себя лишними телодвижениями. Вслушался в тишину, ожидая, когда шаги служанки затихнут. Но вместо одних быстрых лёгких шагов, он услышал настоящую канонаду. Коляска повернула в узкую улочку, сильно рискуя бортами кузова. Сумасшедший, не иначе, собирался стать новым участником ночных событий.
Слуга в замешательстве застыл, не зная, что сделать наперёд, скрыться за ближайшим поворотом или же пробраться ближе и понаблюдать, послушать? Поняв, что второе предпочтительнее, ибо хозяин наверняка спросит подробности, он тихонько вздохнул и принялся перебежками перемещаться по темноте, приноравливаясь к звукам топота копыт.
— Тпру! — приказал кучер.
Тотчас послышалось громкое конное ржание. Тонкие детские голоса потонули в настоящей мешанине звуков: фырканье, стук, скрипы.
Шлёп!
Кто-то грузный спрыгнул на землю, приводняясь прямо в центре лужи. Но волновало наблюдателя другое.
Армейские сапоги!
Опытный слуга без проблем узнавал их из тысячи, потому что и сам был когда-то солдатом. Сейчас же перед ним в нескольких десятках шагов стоял в луже и брал на руки детей, по меньшей мере, кондотьер. Но точно не бифитер — страж Лондонского Тауэра. Скорее всего штабс-ротмистр или ротмистр, судя по выправке и окантовке формы. Иных опознавательных знаков было не видать, кроме того, что человек этот был ладен и высок.
В открытое настежь окно проникал тусклый лунный свет. Дождь недавно кончился, небо очистилось, а ветер усилился, прогоняя прочь низко плывущие по небосводу кучевые облака.
Старый ценитель звуков природы сидел за столом, аккуратно нарезал филейную часть цыплёнка, долька к дольке, кусочек к кусочку. Тонкий скрежет столовых приборов по фарфору разнёсся по комнате. Мужчина скривился и замер, закрыв глаза.
Он ждал, когда стихнет эхо его непростительной ошибки.
Ветер тем временем крепчал, занавески летали по воздуху с тихим шелестом, деревья из тенистой аллеи гнулись, ветви трещали от натуги. Мужчина в классическом костюме сидел на высоком стуле со спинкой.
Ел.
Белоснежная салфетка была аккуратно заправлена в воротничок. Манжеты застёгнуты драгоценными гербовыми запонками. Спина прямая, будто обладатель жилистой фигуры проглотил шест; ноги сдвинуты, как положено. Стул стоит ровно относительно стола. Одиночный набор приборов был почти не тронут, если не считать вилки и ножа.
Как вдруг правая занавеска взметнулась выше обычного, послышался треск ткани. Петелька надорвалась, едва порыв ветра сорвал её с металлического крючка.
— Генри? — позвал дворецкого хозяин дома.
— Да, мой господин, — откликнулся тот, входя в комнату. — Как вам курица в сидре?
— Стоит тебе раскрыть рот, и ты несёшь всякий вздор, — проворчал господин. — Напомни мне, за что Яков II наградил меня высшей милостью и пожаловал титул?
— За ваше преданное служение, сэр, — ответил немолодой слуга, склоняя седую голову в знак почтения. — Титул, медаль и особая привилегия породниться с герцогским семейством.
Кивнув с поистине королевским достоинством, аристократ выхватил салфетку и промокнул губы.
— Цыплёнок суховат. Скажи кухарке, чтобы в следующий раз добавляла меньше приправы, но больше сливочного масла.
— Я ей передам, сэр. — Дворецкий вышел вперед, чтобы отодвинуть стул. — Могу ли я осмелиться предложить вам ночной горшок, или вы хотите пройти в гостиную и выпить разбавленного бренди?
— Мой разум должен быть в чистоте, — загадал задачку аристократ. — Я генеалог Его Величества. От одного моего росчерка пера с политической карты могут пропасть целые династии. Но несмотря на то, я с достоинством исполняю свой долг, изучаю и составляю родословные всех ветвей королевской семьи. Устанавливаю родственные связи с именитыми прародителями, веду картотеку. Неужели ты забыл об этом?
— Если позволите, — слуга чопорно заметил, — вчера вы отчитали меня за то, что я согласно этикету не предложил вам бокал бренди.
— То было вчера, — не согласился хозяин, смерив спесивого дворецкого уничижительным взглядом, — а сегодня я должен быть готов к любому сценарию. Неровен час, король вызовет меня к себе в Лондон, чтобы я мог отчитаться о положении дел в Норидже.
— Об этом, сэр. — Дворецкий по имени Генри понизил голос. — Только что прибыл тот самый джентльмен с гэльским акцентом, и он хочет вас видеть.
— Из него такой же джентльмен, как из меня куртизанка.
Смерив господина оценивающим взглядом, Генри и в самом деле пришёл к выводу, что аналогия была выбрана удачно. Ибо заносчивый спесивый характер нового владельца Гроунвер-сквер за один лишь год набил оскомину и вызывал желудочное недомогание у всех слуг поголовно.
— Так почему же ты молчал столько времени? — возмутился господин, поднимаясь из-за стола. — Я приму его в нижней гостиной. И никакого бренди, слишком много чести для мелкой уличной сошки.
— Да, сэр.
Старший слуга охотно ретировался, чтобы исполнить свои прямые обязанности, перепоручив прочие заботы господина дежурящему в коридоре лакею. Попутно распорядившись закрыть наконец створки окна балкона, когда надменный ханжа покинет столовую. Трое из его подчинённых уже слегли с воспалением лёгких, а этому хоть бы хны. Сидит себе, смотрит в тёмное небо, звёзд не видать, погода лютует, а он молча ест, словно клюёт по зёрнышку, медленно пережёвывая каждый кусочек.
Ночь была в самом разгаре. Невдалеке, на соседней улице, громко завыла плешивая дворняга, узрев бледный край луны, вышедшей из облаков.