Молодой человек, недавно назначенный руководителем небольшого предприятия лёгкой промышленности, деловито, с чувством собственного достоинства восседал в своём кабинете, внимательно просматривая неразобранную почту, оставленную предшественником, вернее предшественницей.
— Да, уж, — ёрзая на стуле, ворчал он, время от времени недовольно и скептически бросая взгляды на ворох деловых неуменьшающихся писем и бумаг, разбросанных по всему столу и не только, — надо же так безобразно относиться к своим обязанностям, даже толком дела передать не удосужилась.
С детства приученный к порядку, он не понимал неаккуратных, а подчас и несобранных и неряшливых людей. В человеке всё должно быть прекрасно, считал он. Требовательно относясь к себе, он и другим не давал спуску. Вот и сейчас сидел он одетый с иголочки, по классической моде, что придавало его приятной внешности респектабельный вид.
— Все папки должны быть пронумерованы и сведены в единое делопроизводство, — бурчал он, — и разложены на полке в шкафу, в моментальной доступности, на расстоянии вытянутой руки, что будет способствовать более оперативному решению вопросов.
Увлёкшись просмотром и изучением материалов, директор не сразу услышал осторожный стук в дверь.
— Войдите, — выждав несколько секунд, произнёс он и, подняв голову, устремил свой взгляд на входившего посетителя. Его взору предстал мужчина лет тридцати — тридцати пяти, не более того. И был он в милицейской форме со звёздочками капитана на погонах.
— Купин Пётр Васильевич, инспектор пожарной части, — подавшись вперёд, не замедлил представиться он. И, хмуро ухмыльнувшись, лаконично добавил: — Мне поручено вести ваш объект.
— Хорошо, — озадаченно кивнув, проговорил хозяин кабинета. И, стараясь придать лицу доброжелательную улыбку, сдержанно пригласил: — Что ж вы, товарищ капитан, стоите? Проходите, присаживайтесь. Коль такое дело, будем знакомиться.
И пожарный, как-то подобострастно улыбнувшись, неуверенной походкой прошаркал к столу.
— Артём Максимович Егоров, прошу любить и жаловать, — сцепив пальцы рук, представился директор и, выйдя из-за стола, крепко пожал протянутую лодочкой аккуратненькую, совсем не мужскую руку инспектора.
— Однако, Артём Максимович, ну и силища, скажу я, у вас, — сморщившись от боли, пролепетал проверяющий.
— Да уж, наградили родители, — расплывшись в довольной улыбке, радушно откликнулся Егоров.
Кратко изложив цель своего визита, пожарный инспектор с позволения директора удалился, как он сказал, на неопределённое время для проверки вверенного ему подконтрольного предприятия с намерением вернуться для представления предписания по соблюдению правил пожарной безопасности.
Потом был разбор нарушений, после которого были установлены и согласованы сроки их исправления. Разговор затянулся до самого вечера и как-то незаметно перешёл в другое русло — в непринуждённую беседу на житейские темы.
Видно, пожарному так понравились первая встреча и душевный разговор с молодым руководителем, что с того времени он стал частым гостем на этом предприятии.
Теперь он приходил по делу и без дела, то есть просто поболтать, а чаще всего — излить душу. А поговорить было о чём. Егоров умел слушать, а где-то и подсказать или даже помочь. Хотя частенько нытье человека, пользующегося своим положением, надоедало ему, но он всё равно слушал, заложив руки за спину. А это импонировало Купину. И как-то незаметно начал делиться сокровенными мыслями и тайнами. А в какой семье без тайн? Вернее, у кого нет секретов?
Главное переживание, которое навязчиво преследовало его, — это то, что к тридцати пяти годам он так и не обзавёлся семьёй. И полезли дурные мысли в голову, что никто и никогда его не полюбит, потому что он некрасив, да, наверное, и как мужик недееспособен и, соответственно, не в состоянии удовлетворить женщину.
— Может, у вас есть на примете хороший доктор, который помог бы мне в этом деликатном деле? — смущённо отведя глаза, как-то в очередной приход спросил Пётр Васильевич.
— А почему бы и не помочь хорошему человеку, — подмигнув, понимающе улыбнулся Егоров.
После последней встречи прошло месяца три. Долгое время не появлялся наш герой, как в воду канул, ни слуху, ни духу. А тут вдруг заявился. Радостный и счастливый такой, сияет, словно медный пряник. И прямо с порога заявил:
— Влюбился я. Наконец-то нашёл свою любовь. Надей зовут. В больнице медсестрой работает. Красавица, глаз не оторвать. Фигурка точёная, кожа бархатистая, ты только б видел. Лишь прикоснусь к ней, так тотчас трепет по всему её телу гибкому да упругому. А как раскинет огненные волосы по подушке, да вытаращит свои огромные зелёные глазищи, да начнёт смеяться, извиваясь, что аж в дрожь бросает.
И Купин, блаженно улыбнувшись, на миг задумался.
— Правда, ребёнок у неё есть от первого брака, — потирая мочку уха, почему-то добавил он. — Зато хозяйка хорошая. А как готовит! Пальчики оближешь. И аккуратистка неимоверная. Короче, повезло мне с ней. Если бы не вы, Артём Максимович, не встретил бы я её. Так что огромное вам спасибо!
— А я-то тут причём? — удивлённо посмотрев на Купина, спросил Егоров.
— Как это причём? Это же вы свели меня с врачом. Он, конечно, здорово мне помог, но самое главное, там, в его отделении, я и познакомился со своей Наденькой.
После долгой разлуки с отчим домом возвращалась Сонька на малую родину. Устремив свой грустный задумчивый взор, смотрела она на мелькающие за окном автобуса знакомые пейзажи с того далёкого детства. Путь был неблизким. Ещё вчера была Москва, и ничего не предвещало поспешного незапланированного отъезда. Но иначе поступить Соня не могла. По крайней мере, так она думала.
Сначала был поезд и место на верхней боковой полке плацкартного вагона. А теперь вот пазик, трясущийся по колдобинам провинциальной дороги, от чего, конечно же, ощущалась накопившаяся усталость. Да и не молода она уже была. К тому же распутный образ жизни в столице давал о себе знать.
С тяжёлым вздохом откинувшись на спинку неудобного сидения, женщина задумалась. Вроде бы совсем недавно молоденькой девчонкой сбегала она из отчего дома в большой город от родителя-алкаша, к тому же ещё и тирана. Её детские годы нельзя было назвать радостными, а тем более счастливыми. Сколько себя помнит, отец всегда приходил домой пьяным. И тогда доставалось всем: и ей, и младшенькому брату Васе, а больше всех маме Варе — этой кроткой и худенькой женщине, которую иначе как «божий одуванчик» никто и не называл. Но всё-таки только теперь, по прошествии стольких лет, Софья почему-то начала вспоминать то беззаботное детство, когда ребята и девчата с утра пораньше собирались перед окнами её дома и зазывно кричали: «Соня, открывай глаза спросонья и скорее выходи!»
И она, сладко потянувшись, быстро вскакивала и, прыгая на одной ноге и второпях натягивая на себя простенькое ситцевое платьице, выскакивала на кухню.
— Ты это куда спозаранку-то?! — бросая на дочь удивлённый взгляд, как всегда вопрошала мать.
— Как куда? — недоумённо уставившись на родительницу, вопросом на вопрос отвечала девочка. — Ты же знаешь, что каждое утро мы ватагой бегаем купаться на озеро.
— А есть кто будет?
— А я хлеб возьму да пару огурцов с грядки сорву. — И она, чмокнув мать в щёку, выскакивала на улицу, где её уже поджидали ребятишки.
— Вот егоза, ну вся в отца! — лишь и успевала кинуть ей вслед Варвара.
Поначалу это были невинные походы на природу. Играли, плескались в воде. Но с годами, по мере взросления, всё стало меняться. Среди этой разношёрстной публики были и дети из неблагополучных семей, которые непроизвольно приносили в детский мир всю жуть, творимую родителями. К такой семье относилась и наша героиня. Она уже с пяти лет начала понимать многое обо всём происходящем и в семье, и на улице, а впитывать как губка всю информацию ещё намного раньше. С лёгкостью переняв от отца ненормативную лексику, она, как заядлый матерщинник, использовала её для связки слов. Немного повзрослев, стала тревожиться за родителей, зачастую испытывая стыд перед окружающими за отца-алкоголика и за то насилие, что он творил. В такой семейной ситуации о внимании и заботе, а тем более о любви со стороны родителей приходилось только мечтать.
Вот поэтому-то с радостью и убегала она с друзьями подальше от дома.
В какой-то момент на живописном бережке наряду с нехитрой закуской стали появляться бутылки с лёгким вином, а со временем и с более крепкими алкогольными напитками, после употребления которых, как правило, следовали любовные утехи.
С грехом пополам окончив школу, укатила наша Сонька в Москву.
— Сонька мятая гармонька, — провожая на перроне, кричали земляки, — не забывай, наведывайся!
— А почему «Сонька мятая гармонька»? — уже в вагоне спросил попутчик, с интересом рассматривая её.
— Да всё просто: развлекала я на деревенских вечеринках под растрёпанную дедову гармонь, — улыбнувшись, ответила девушка.
— А в Москву надолго? — подвинувшись почти вплотную к Софье, полюбопытствовал сосед.
— Навсегда, — отодвинувшись, резко отрезала она.
— Ух, какая дерзкая девчонка!
— Какая есть! — грубо съязвила девица, напустив на лицо притворную серьёзность.
— А может, познакомимся? — не унимался незнакомец. — Меня Колей зовут.
— А меня — Клавой, — натянув недовольную улыбку, съязвила Сонька.
— Клавой, так Клавой, — склонив голову чуть набок, легко согласился Николай. — А в Москве есть где остановиться? — выдержав паузу, спросил сосед.
— Не-а, — шмыгнув носом, ответила девица.
Пересев на свою полку, Николай задумался. Теперь он хорошо мог разглядеть юную попутчицу. Она не была красавицей, но и страшненькой её нельзя было назвать. Перед ним сидела хорошо сложенная девушка, если не сказать — симпатичная.
— Ну, что уставился! Понравилась, что ли? — с иронической улыбкой, насмешливо произнесла она.
— А что, не можешь понравиться? Вполне даже привлекательная особа!
— Тогда удочери, а лучше женись.
— Хорошая идея, но для начала надо поближе познакомиться.
— Переспать, что ли? — съехидничала Сонька.
— Почему сразу и переспать? Другое у меня предложение: могу выделить комнату в своей квартире, живу я один, очень часто езжу в командировки. Всё равно тебе жильё придётся искать, а в столице это не так просто. Вот и поживёшь у меня, обживёшься, а там видно будет.