Тот момент, когда наконец пришёл в дальний край, где Мороз и Пусто. Но это пока что. Эти земли всегда выделялись своей богатой природой и щедрыми урожаями, которые всегда появлялись, как только земли согревались. Но увы, сейчас были суровые зимы, и всё, что виднелось, — это белая земля и слабая метель.
Из кареты, которую готовили для будущей жены — а скорее, рабыне, — вышел юноша с скучающим видом. До этого сидевший на седле, он, видите ли, захотел вздремнуть. Несмотря на свой молодой возраст, господин был известен как кровожадный и безжалостный командир в Девии. Да и не только в родной стране, но и в соседних землях его имя вселяло ужас. Холодный ветер вздувал светлые волосы, лицо оставалось серьёзным, а хищно блеск серебряных глаз говорил о его уверенности, когда он шагал в территорию ненавистного врага.
В то время в замке, в одной из тёмных комнат, готовили девушку, которая смирно сидела, будто уже давно смирилась с участью своей судьбы. А раньше, до последнего, она мечтала стать воином, чтобы её отец гордился ею. Но у судьбы были другие планы.
Ей помогали надеть украшения на шею служанки, одна из которых жалостливо взглянула на неё. Девушка ответила грустной улыбкой. Она была одета в длинное свободное тёмно-коричневое платье, поверх которого было широкое льняное пальто, расшитое тёмно-рыжими узорами и подшитое чёрным вельветом. Шерстяная ткань украшала шею и нижние края платья, манжеты рукавов. Дополнял образ меховой шапкой. Осмотрев себя в зеркале, девушка вышла на улицу.
Сигрид обладала неземной красотой. Фарфоровая бледная кожа не была свойственна этим племенам. Пухлые вишневые губы, оленьи глаза, тонкие тёмные брови. Тёмные локоны ветром падали ей на плечи. Она почувствовала на себе изучающие взгляды.
От излишнего внимания Сигрид невольно сжала свои нежные руки, которые казались такими, будто никогда не касались самой грязной работы в этом дворце. Сохраняя своё невинное лицо, Сигрид поспешила скрыться, чтобы в последний раз увидеть Берту. Странное предчувствие сжимало её сердце — как будто это был действительно последний раз.
Берта встретила её в своей небольшой комнате у кухни, пахнувшей сушёными травами и чем-то родным, тёплым. Старуха сидела у очага, её морщинистые руки неспешно перебирали чётки.
— Ты пришла, девочка моя, — голос её звучал устало, но в нём всё ещё оставалась та мягкость, которую Сигрид помнила с детства.
Девушка медленно опустилась перед ней на колени, не заботясь о складках своего платья.
— Я уезжаю, бабушка, — голос был спокойным, но в нём звучала горечь.
Берта тяжело вздохнула и коснулась её лица сухой, тёплой ладонью.
— Я знаю.
Конечно, она знала. Берта знала всё. Как и то, что пути назад уже нет. Это женщина, которая не была родной бабушкой Сигрид, но на протяжении её детства занимала важное место в её жизни. Когда Сигрид была ещё маленькой, она часто обращалась к Берте с искренним уважением и даже тёплыми чувствами. В её глазах Берта была не просто пожилой женщиной, а чем-то большим — наставницей, хранительницей традиций, и, возможно, единственным человеком, который по-настоящему заботился о ней в этом холодном, строгом мире. Её волосы, когда-то тёмные, теперь были покрыты сединой и собраны в тугой пучок, который всегда казался немного неаккуратным.
Сигрид опустила взгляд, её руки сжались на коленях.
— Ты ведь говорила, что судьбу можно переломить, если у тебя хватит воли.
— Так и есть. Но ты должна понимать, что воля без терпения — это просто бесполезный огонь, который сожжёт самого носителя.
Девушка не ответила. Она знала, что Берта права, но принять это было тяжело.
Старуха приподнялась, порывшись в своих вещах, и вернулась с чем-то небольшим в руках.
— Возьми.
Сигрид протянула ладонь, и на неё легла небольшая фигурка волка, вырезанная из тёмного дерева.
— Это…
— Амулет. Он был у меня много лет. А теперь — у тебя.
Девушка сжала подарок в ладони, словно впитывая тепло Берты.
— Спасибо.
Бабушка улыбнулась — грустная, полная прощания улыбка.
— Иди. Пусть боги берегут тебя.
Сигрид поднялась, посмотрела на неё в последний раз, и, не оборачиваясь, вышла.
Сигрид вышла из комнаты Берты, всё ещё ощущая тепло амулета в ладони. Оно будто жило своей жизнью — слабое, пульсирующее, но упрямое. Она сжала его крепче, не давая себе ни вздоха, ни дрожи.
Коридор был пуст, только ветер гулял сквозняком, колыхая тяжёлые шторы у окон.
— Наконец-то. Я уж думала, ты там уснула
Голос — узнаваемый до зубной боли.
Сигрид обернулась — и тут же вздрогнула, когда в неё врезалось плечо. Грубее, чем нужно. Специально.
— Ой, извини, не заметила, — с фальшивой мягкостью протянула Гера, скрестив руки. Её зелёные глаза блестели холодно и насмешливо.
Она была как всегда безупречна: тугая рыжая коса подчёркивала высокую шею, лицо с веснушками казалось вырезанным из камня, а гордая осанка будто бросала вызов самой Сигрид. И всё же улыбка на губах у неё была почти довольной — как у хищницы, что уже видит, как добыча начинает дрожать. Выше, сильнее, старше. И каждый её жест напоминал: это она — главная.
— Знаешь, — лениво начала Гера, — я даже рада. Больше не придётся натыкаться на твою унылую физиономию в зале.
Сигрид молчала. Как в детстве. Не давать повода. Не давать слабости всплыть. Она знала, что любое слово — топливо для сестры.
— Хотя, — продолжила та, делая шаг ближе, — иногда мне кажется, что мне бы твоё место пошло куда больше. Но ничего, может, ещё и поменяемся.
Сигрид нахмурилась.
— О чём ты?
— О, ты правда не поняла? Или тебе всё ещё надо рисовать картинки, чтобы понять, где ты оказалась? — Гера фыркнула, склонив голову набок. — Ты даже не представляешь, насколько тебе повезло, сестренка.