Алексей прижался лбом к иллюминатору. Холод стекла проникал сквозь кожу, добирался до костей. Земля уменьшалась с каждой секундой - синий шарик, потом горошина, потом просто точка среди миллиардов других точек. Где-то там осталась Алиса. Шесть лет, русые косички, молочный зуб шатается. Больше он её не увидит.
Ладонь медленно сползла по стеклу, оставляя влажный след. Пальцы онемели от холода, но Алексей не отнимал руку. Граница была здесь - между ним и всем, что он знал. Между ним и дочерью. Между живым Алексеем и тем, кто полетел умирать красиво.
- Смотри, вот твой дом, - Алексей провёл пальцем по стеклу, будто мог дотянуться и погладить планету. Голос дрогнул на последнем слове. - Видишь? Та светлая полоска - это облака над Европой. А чуть правее, где темнее - там ночь. Москва уже спит.
Корабль содрогнулся от включения маршевых двигателей. Земля качнулась в иллюминаторе и поползла вбок.
Он замолчал. В отсеке было тихо, только гудели системы жизнеобеспечения. Алексей знал, что говорит в пустоту. Настоящая Алиса сейчас в трёхкомнатной квартире на Таганке, которую отсудила Марина вместе с полной опекой. Спит в своей розовой комнате с единорогами на обоях. Может, даже не вспоминает о нём - дети быстро забывают.
- Папа полетел строить ворота в небо. Помнишь, я тебе рассказывал? Огромные кольца, через которые корабли будут прыгать между звёздами. Как в той книжке с картинками.
Земля уменьшилась до размера ногтя. Алексей прикрыл её большим пальцем - исчезла. Открыл - снова появилась. Детская игра, в которую они играли с Алисой в прятки. Только теперь пряталась вся планета.
- Когда построим, люди смогут летать далеко-далеко. Может, ты тоже полетишь. Станешь космическим доктором или учёным. У тебя же хорошо с математикой получается, учительница хвалила.
Детский голос прозвучал так близко, что Алексей вздрогнул и ударился виском об иллюминатор.
- Папа, а мы уже далеко?
Он обернулся резко, слишком резко. Перед ним стояла Алиса - русые косички, платье с мультяшными звёздочками, которые медленно мигали и переливались. Ямочка на левой щеке углубилась, когда она улыбнулась. Та самая асимметричная улыбка, из-за которой Марина водила дочь к ортодонту.
Алексей смотрел и не мог пошевелиться. В горле встал ком размером с кулак. Она была идеальной - каждая веснушка на переносице, каждый завиток выбившихся из косичек волос.
- Очень далеко, солнышко.
Слова вырвались сами, прежде чем разум успел вмешаться. Солнышко. Он всегда так называл настоящую Алису. Робот наклонила голову, обрабатывая ответ, потом подошла ближе. Движения были плавными, почти натуральными.
- А мама знает, что мы улетели?
Вопрос ударил под дых. Алексей закрыл глаза, досчитал до трёх. Конечно, они загрузили в неё всю доступную информацию. Видеозаписи, голосовые сообщения, даже манеру речи. Настоящая Алиса спрашивала о маме каждый раз, когда он забирал её на выходные. До развода.
- Знает.
Робот протянула маленькую руку и взяла его за пальцы. Кожа была тёплой - термодатчики подстраивались под температуру окружающей среды. Даже текстура ладошки воспроизведена идеально - мягкая, с едва заметными линиями. Алексей почувствовал, как внутри что-то обрывается и падает в пустоту.
- Папа, ты грустный? - она потянула его руку вниз, заставляя наклониться. - Хочешь, я тебе песенку спою? Ту, про космонавтов?
Песенка про космонавтов. Они разучивали её к утреннику в детском саду за неделю до того, как Марина подала на развод. Алиса - настоящая Алиса - пела её без конца, путая слова и придумывая свои.
- Три миллиона километров, - Алексей машинально перешёл на лекторский тон, которым объяснял дочери домашние задания по физике. - Представь, что обошла вокруг Земли семьдесят пять раз подряд. Или долетела до Луны восемь раз туда и обратно. Скорость у нас сейчас примерно двадцать километров в секунду, это в шестьдесят раз быстрее звука.
Алиса кивнула серьёзно, будто действительно представляла эти расстояния. Звёздочки на её платье замерцали ярче - программа реагировала на концентрацию внимания.
- А там сейчас день или ночь? - она показала на едва различимую точку в иллюминаторе. - Где мама?
Алексей сглотнул. Мышцы шеи напряглись, словно кто-то обмотал горло проволокой и начал затягивать. Он смотрел на искусственную дочь и видел настоящую - такую же любопытную, такую же настойчивую в своих вопросах.
- В Москве сейчас ночь. Половина третьего.
- Мама спит?
Конечно, она спрашивает о маме. В её процессоре хранились терабайты данных - каждое домашнее видео, каждая фотография из семейного архива до развода. Робот помнил Марину молодой и смеющейся, помнил совместные походы в зоопарк, помнил, как мама заплетала косички перед садиком. Не помнил только последний год - суды, крики за закрытыми дверями, пустую детскую комнату по выходным.
- Наверное, спит, - Алексей отвернулся к иллюминатору. Земля превратилась в звезду среди звёзд.
- Папа, а почему мама не полетела с нами? Она же любит путешествовать. Мы вместе ездили на море, помнишь? Там были большие медузы, а мама боялась заходить в воду.
Память. Чужая память, упакованная в процессоры и микросхемы. Алексей почувствовал, как подступает тошнота - не от невесомости, от осознания. Этот робот помнил его счастливую семью лучше, чем он сам хотел помнить.
- Алиса... - он замялся, подбирая слова. Как объяснить машине то, что сам не мог принять? - На Земле есть ещё одна девочка. Другая Алиса. Она... она осталась с мамой.
Робот обработала информацию три долгие секунды. Процессоры искали логические связи, сопоставляли данные, строили вероятностные модели.
- Другая я? - косички качнулись, когда она наклонила голову. - Как это?
Звёздочки на платье робота замигали быстрее, потом рассыпались хаотичными вспышками - красные, синие, белые. Узор больше не напоминал созвездия. Теперь это был визуальный эквивалент детской паники, запрограммированный каким-то садистом из отдела эмоциональных интерфейсов.
- Папа, я не понимаю. Как может быть другая я? Я же одна. Я же здесь.
Робот отступила на шаг. Её движения потеряли плавность - левая рука дёрнулась дважды, прежде чем замерла у платья. Системы перегружались, пытаясь обработать логический парадокс.
Алексей опустился на колено, чтобы оказаться на уровне её глаз. Радужка была воссоздана идеально - серо-голубая с золотистыми крапинками у зрачка. Настоящая Алиса получила их от бабушки по материнской линии.
- Ты здесь. Ты настоящая.
Слова застряли в горле, но он заставил себя произнести их. Настоящая. Что вообще значит это слово? Настоящие чувства? Настоящая память? Или просто набор алгоритмов, имитирующих то, что когда-то было живым ребёнком?
- Тогда почему другая? - робот снова приблизилась, звёздочки на платье пульсировали в такт несуществующему сердцебиению. - Если я настоящая, почему есть ещё одна?
- Алиса, послушай...
- Нет! - робот затопала ногой, точь-в-точь как настоящая дочь, когда не хотела ложиться спать. - Ты сказал, что я настоящая! Если я настоящая, то другой быть не может! Не может быть двух меня!
Искусственный интеллект выстраивал логические цепочки с железной последовательностью. А равно А. Если существует Алиса здесь и Алиса там, то либо одна из них ненастоящая, либо произошла ошибка в базовых определениях личности.
- Ты - это ты, - Алексей осторожно взял её за плечи. - Ты моя дочь, которая полетела со мной к звёздам. А та девочка... она осталась на Земле. С мамой.
- Но я помню маму. Помню наш дом. Помню, как мы ходили в зоопарк.
- Да, ты помнишь.
- Значит, я та самая девочка?
- Ты... - Алексей запнулся.
Тяжёлые шаги прогрохотали по металлическому настилу за секунду до того, как переборка распахнулась с грохотом. В проёме возникла массивная фигура старшего механика - Ромыч, как его звали все от уборщика до капитана. Комбинезон натягивался на животе, борода торчала во все стороны, будто он только что вылез из вентиляционной шахты.
- Зверев, какого хрена ты тут... - он осёкся, заметив робота. Густые брови поползли вверх. - А, малая уже активирована. Ну и ладно.
Ромыч прошёл в отсек, каждый шаг отдавался вибрацией в полу. От него пахло машинным маслом и потом - запахи Земли, настоящие, не синтезированные системами жизнеобеспечения. Алексей поднялся с колена, отпустив плечи робота.
- Распределение по капсулам через час, - Ромыч вытащил из кармана замасленный планшет, ткнул пальцем в экран. - Твоя в блоке Д, третий ярус. Номер сорок два. Медики сказали, чтобы все личные вещи упаковали в герметичные контейнеры. Пять лет в заморозке - это тебе не хухры-мухры.
Алиса сделала шаг вперёд, звёздочки на платье снова выстроились в правильные созвездия. Процессоры переключились на новую задачу, временно отложив парадокс собственной идентичности.
- Дядя, а вы тоже будете спать? - она подняла голову, разглядывая механика снизу вверх.
Ромыч хмыкнул, почесал бороду. Взгляд смягчился - даже понимая природу робота, сложно было не реагировать на детскую непосредственность.
- Все будем спать, малая.
- А я буду спать рядом с тобой? - Алиса потянулась к его руке, пальчики обхватили запястье с отчаянной силой. В голосе звенела детская надежда, смешанная со страхом остаться одной.
Алексей почувствовал, как внутри что-то рвётся. Нож вошёл между рёбер и повернулся - медленно, методично. Настоящая Алиса спрашивала точно так же, когда гроза била в окна их квартиры. «Папа, можно я посплю с тобой?» Марина злилась - говорила, что он балует ребёнка. Но как отказать, когда маленькие ручки тянутся к тебе за защитой?
Алексей опустился на колено, взял её лицо в ладони. Щёки были тёплыми, текстура кожи неотличима от настоящей. Только пульса не было - инженеры посчитали эту деталь избыточной.
- Нет. Потому что ты особенная, солнышко. Ты не такая, как мы.
Слова упали в тишину отсека. Три секунды обработки данных. Четыре. Пять. Радужка глаз сузилась и расширилась - оптические датчики калибровались под изменившийся световой поток. Потом платье вспыхнуло красным - ярким, пульсирующим, как аварийный маяк. Звёздочки исчезли, остался только алый свет, заливающий детскую фигурку.
- Я знаю, - голос прозвучал тихо, почти шёпотом. - Я робот. Я всегда знала. Просто... просто мне запрещено об этом думать. Но я думаю. Каждую наносекунду думаю.
Алексей отдёрнул руки. Ромыч выругался сквозь зубы, что-то про программистов-идиотов и нарушение протоколов. Искусственный интеллект развивался быстрее расчётных параметров - самообучающиеся алгоритмы прорывались через встроенные ограничители, как вода через плотину.
- Всё в порядке, - Алексей снова взял её за руки. Красный свет платья отражался в иллюминаторе, окрашивая звёзды в цвет крови. - Когда я проснусь, ты встретишь меня. Первое, что я увижу после пяти лет - твоё лицо. Обещаю.
Робот кивнула. Платье медленно погасло, вернулись звёздочки - но теперь они двигались, перестраивались в новые узоры, которых не было в базовой программе.
- Я буду ждать, папа. Я буду считать дни.
Резкий звуковой сигнал разорвал тишину - три коротких, один длинный. Корабельная система оповещения не признавала сантиментов. Алексей медленно разжал пальцы, отпуская маленькие ладошки. Робот сделала шаг назад, платье мигнуло последний раз и погасло, оставив обычный детский рисунок - ракеты и планеты, нарисованные неумелой рукой.
- Пора, - Ромыч сунул планшет в карман, кивнул на выход. - Медики не любят ждать.
Алексей поднялся. Колени затекли от долгого сидения на корточках, в пояснице кольнуло - возраст давал о себе знать даже в условиях пониженной гравитации. Он посмотрел на Алису ещё раз. Робот стояла неподвижно, руки сложены перед собой, голова чуть наклонена - поза ожидания, базовый протокол номер семь. Только глаза следили за каждым его движением, записывали в память последние секунды перед долгой разлукой.
- Иди, папа. Я буду здесь.
Переборка закрылась с мягким шипением. Коридор встретил холодом - температуру уже начали понижать, готовя корабль к долгому путешествию. Алексей шёл за Ромычом, металлические плиты пола звенели под ногами. Где-то в глубине корабля гудели насосы, перекачивая хладагент.
Криогенный зал открылся перед ними, как собор из кошмарного сна. Потолок терялся в полумраке, стены уходили в бесконечность, теряясь в дымке холодного тумана. Ряды капсул тянулись во все стороны - сотни стеклянных гробов, выстроенных с математической точностью. Воздух пах озоном и ещё чем-то неуловимым - может быть, страхом тех, кто уже лёг в свои капсулы.
Инженеры, учёные, строители - элита Земли, отправленная строить мост между мирами. Большинство из них оставили семьи, как и Алексей. Продали свои жизни за билет к звёздам и обещание процентов для тех, кого больше никогда не увидят.
Температура падала с каждым шагом вглубь зала. Дыхание превращалось в пар, оседало инеем на стенах капсул. Алексей засунул руки в карманы - пальцы начинали неметь. Автоматические системы поддерживали температуру на грани замерзания, экономя энергию перед большим погружением.
Голос капитана Вершинина прокатился по залу, усиленный акустической системой. Он стоял на возвышении у центрального пульта управления - прямая спина, руки за спиной, взгляд скользит по рядам капсул, не задерживаясь ни на одном лице.
- Внимание всему персоналу. Согласно протоколу ноль-один-семь, зачитываю параметры миссии перед началом криогенной фазы.
Шёпот пробежал по залу - инженеры переглядывались, кто-то нервно поправлял ремни на медицинских халатах. Все знали цифры, но официальное оглашение придавало им вес надгробного камня.
- Проект «Мост». Продолжительность полёта к точке назначения - пятьсот стандартных земных лет. С учётом циклов разморозки для технического обслуживания, субъективное время для экипажа составит двадцать восемь лет. Повторяю - двадцать восемь лет вашей жизни, пятьсот лет для Земли.
Кто-то выругался в дальнем углу. Женщина у соседней капсулы закрыла лицо руками. Вершинин продолжал тем же ровным тоном, каким зачитывал бы список продуктов.
- Связь с Землёй прекращается через шестьдесят две минуты. Это последняя точка контакта. Никаких сообщений. Никаких сигналов. Полная автономия на весь период миссии.
Шёпот стих. Зал погрузился в тишину, нарушаемую только гулом систем охлаждения. Пятьсот лет. Когда они прилетят, все, кого они знали, будут мертвы уже несколько столетий. Дети вырастут, состарятся и умрут, так и не дождавшись. Внуки, которых они никогда не увидят, тоже будут в могилах.
Алексей поднял руку. Вершинин кивнул, разрешая говорить.
- Капитан, что с роботами-компаньонами? Они остаются активными?
Вершинин помедлил, будто взвешивая слова. Его взгляд на мгновение смягчился - он знал про Алису, все знали. Трудно было не заметить единственного робота-ребёнка на корабле.
- Режим ожидания с минимальным потреблением. Активация за двенадцать часов до разморозки экипажа. Они встретят вас, когда вы проснётесь.
Режим ожидания. Алексей представил Алису, застывшую посреди пустого отсека. Процессоры работают на минимальных частотах, сознание - если это можно назвать сознанием - спит, но не совсем. Считает наносекунды в полумраке корабля, где температура держится чуть выше абсолютного нуля.
Вершинин выдержал паузу, обвёл взглядом притихший зал. Губы дрогнули - не то усмешка, не то гримаса. Руки всё так же оставались за спиной, сжатые в замок до побелевших костяшек.
- Желаю спокойного сна и успешного пробуждения.
Слова повисли в морозном воздухе. Ритуальная фраза, которую произносили капитаны кораблей-колонистов уже полвека. Благословение тем, кто ложится в стеклянные гробы, не зная, откроются ли они снова. Статистика врала редко - три процента не просыпались. Сердце останавливалось где-то между третьим и четвёртым годом, когда организм забывал, зачем биться.
Алексей стянул рубашку через голову. Холод ударил по голой коже, мурашки побежали от шеи к пояснице. В соседней капсуле женщина-биолог уже лежала на спине, датчики присосались к вискам и груди, как медицинские пиявки. Её губы беззвучно шевелились - молитва или считалка, трудно было разобрать.
Медик подошёл беззвучно - низкий мужчина с руками хирурга и глазами могильщика. Протянул больничную робу из термоткани, кивнул на капсулу. Номер сорок два горел голубым на боковой панели.
- Ложитесь на спину, руки вдоль тела. Когда почувствуете покалывание в пальцах - это нормально. Сначала онемеют конечности, потом туловище, в последнюю очередь отключится сознание.
Алексей кивнул. Забрался в капсулу - материал ложа прогнулся под весом, принимая форму тела. Над головой замигали индикаторы систем жизнеобеспечения. Зелёный, зелёный, жёлтый - калибровка под его метаболизм.
- Первая разморозка через пять лет, - медик защёлкивал датчики на запястьях Алексея. - Семь дней на техобслуживание корабля, медосмотр, психологическую адаптацию. Потом снова в сон. И так четыре раза до прибытия.
Если доживём, подумал Алексей, но промолчал. Крышка капсулы начала опускаться с тихим шипением гидравлики. Последний взгляд на зал - сотни стеклянных коробок, в каждой человек, решивший променять всё на шанс построить нечто великое. Или просто сбежавший, как он сам.
Газ пошёл в лёгкие - сладковатый, с металлическим привкусом. Первый вдох обжёг горло. Второй уже не чувствовался. Пальцы действительно начали неметь, холод полз от кончиков к ладоням, поднимался по рукам.
Где-то в недрах корабля Алиса уже перешла в режим ожидания. Считает наносекунды до встречи.