Глава 1
Я летела домой на крыльях. Наконец–то начались каникулы! Хорошее настроение поддерживалось большим брикетом мороженого и новыми наушниками. Иногда нужно себя баловать. Я уже предвкушала, как положу в чашку огромный кусок пломбира, обильно сдобрю его свежей малиной, надену наушники, включу музыку и улечу в нирвану. Молодая, красивая и свободная!
Я не покривила душой, когда описывала себя: мне двадцать лет, друзья считают меня привлекательной, что я и сама вижу в отражении зеркала, когда привожу себя в порядок, а не брожу по дому нечесаная и в пижаме. И что еще важно – сейчас я совершенно свободна от отношений.
С Артемом у меня давно не ладилось, и я никак не находила причину, пока не обнаружила в сети его фотографию с моей подругой. Я отказалась пойти на вечеринку, так как готовилась к экзамену, и он быстро нашел, с кем приятно провести время. На прямой вопрос получила невнятное: «Ты не так все поняла. Меня кто–то подставил».
Понятно кто. Подруга и подставила, я давно заметила, как ревностно она относится к нашему общению. Дулась, наговаривала на Артема, делала меня виноватой в том, что мы, закадычные подруги, стали реже видеться. Теперь я свободна от них обоих. Пусть и дальше целуются взасос. Мне уже не больно.
Чтобы стать новой, я выкрасила волосы в синий под цвет глаз, накупила провокационных шмоток, которые возьму с собой на море – летящих, тонких, чтобы угадывались прячущиеся под ними формы. У меня высокая грудь, не нуждающаяся в лифчике, тонкая талия, округлые бедра и бесконечные ноги. Я – богиня!
Нет, я не настолько самоуверенная, чтобы думать о себе, как о высшем существе. Просто считаю нужным напоминать себе, что я хороша, иначе вновь упаду духом и погружусь в бездну отчаяния. После измены Артема моя самооценка сильно пострадала.
Чтобы взбодриться и доказать, что я открыта всему новому, я написала план «Как я собираюсь провести лето», где первым пунктом значилось заветное «Влюбиться». Кандидата на летнее приключение я еще не встретила, но мне было достаточно предвкушения, чтобы испытывать волнение и приближение счастья.
Я жила в той части города, где чудом сохранились частные дома. До нашей окраины еще не добрались добрые молодцы, стремящиеся разрушить старое и построить новое – многоэтажное, шумное и подверженное страстям спальных районов. Мы были своеобразными Южными штатами, сопротивляющимися наступлению индустриального Севера. Совсем как в романе «Унесенные ветром».
В нашем непуганом раю шла тихая и размеренная жизнь, где обитатели не скрывали себя за высокими заборами. Мы и без камер слежения знали все о соседях, а соседи о нас. Наши дома утопали в зелени, за калитками тявкали собаки и разгуливали курочки, а на задних дворах прятались парники, где круглый год росло все свое – свежее, вкусное и витаминное.
Отчаянное мяуканье я услышала издалека. Улица у нас тихая, соседи сердобольные – животину за порог не выбросят, оттого и задел за живое этот звериный крик о помощи.
Я остановилась у заросшей шиповником ограды старого полуразрушенного особняка. Звук явно шел из его глубин. Про этот дом ходили легенды, вплоть до того, что там водятся привидения. Враки, конечно. Любителям выпить и не такое померещится.
Среди местных мусолили байку, что из старинного особняка в каждое полнолуние доносятся звуки рояля и женское пение, причем до того прекрасное и манящее, что услышавший его приходил в себя только тогда, когда до крови обдирался о колючие кусты. Так велико было желание посмотреть на обладательницу чарующего голоса.
Еще поговаривали, что перелезшего за ограду больше никто не видел, хотя имени смельчака назвать не могли. Словно оно массово стиралось из памяти жителей нашего закоулка.
Пугали и могильные камни маленького семейного кладбища, раскинувшегося у садовой ограды. Почерневшие кресты можно было разглядеть с соседней улицы. Как шептались старики, их число с каждым годом множилось, хотя на этом погосте давно не хоронили.
– Нечисто там, Дина. Не смей даже близко подходить к нему, – предупреждала меня бабушка, когда я расспрашивала ее об особняке.
Ольга Владимировна Криницына – мама моего отца. Бывшая учительница химии, вполне себе ученый человек, но и она с опаской относилась к заброшенным домам. Нечисть обитает там или бомжи – не суть важно, лучше держаться подальше.
С некоторых пор, а именно после смерти их общей с Вероникой подруги Любочки, бабушка начала верить в потустороннюю жизнь. Я слышала их разговор, что люди после смерти не исчезают, а переносятся в иные миры. Мол, баба Люба передала им оттуда привет. Я конечно же, списала их веру в небылицы на возраст. Чем ближе порог, который всем однажды придется переступить, тем больше хочется надеяться, что это не конец.
Я с младенчества жила с бабой Олей. Родители – вулканологи, мотались по всему свету, пока окончательно не обосновались за границей, получив какой–то престижный грант в одном из исследовательских институтов.
Полгода назад к ним перебралась и бабушка: нянчить нового внука. На старости лет родители осчастливили всех нас младенцем. Я осталась одна, но совсем не скучала. Друзья, учеба, подработка репетитором – родительских денег хватало, но хотелось иметь свои, чтобы лишний раз не напрягать папу.
Глава 2
Я шире распахнула дверь и оказалась в просторном салоне, хорошо освещенном солнечными лучами. На возвышении стоял огромный белый рояль. Вокруг пугали пыльными покрывалами ряды кресел. По их числу я поняла, что хозяин особняка был богат и мог пригласить на музыкальный вечер едва ли не полгорода. Я будто наяву видела обмахивающихся веерами дам и джентльменов с моноклями, слушающих прекрасную игру и не менее прекрасное пение.
Я вздрогнула, когда из рояля полились расстроенные звуки. По клавишам бежал котенок, понявший, что его спасительница, наконец, явилась. Спрыгнув, он понесся между рядами кресел. Только когда он подбежал, я поняла, что зверек лишь отдаленно напоминает кошку. И вовсе не голубой цвет шерстки был тому виной. Сейчас многие хозяева окрашивают животных в яркие цвета.
Я перестала дышать, когда поняла, что на голове котенка растут рожки, а на спине крылышки, как у стрекозы. Они переливались всеми цветами радуги, когда неизвестное науке животное попыталось взлететь. Я присела на корточки. Я все еще верила, что найду ремешки, прячущиеся среди густой шерсти. Знавала я золотистого ретривера, которому хозяйка на прогулке пристегивала крылышки бабочки, а в зубы давала маленькую дамскую сумочку.
Стоило мне протянуть руку и дотронуться до мягкой спинки, как мир потемнел и перевернулся. Я утратила способность слышать, видеть и двигаться. Мое тело онемело, к горлу подкатила тошнота, словно я летела в неизвестном направлении. Вскоре я почувствовала удар спиной о воду и поняла, что утону, если не заставлю свое тело двигаться. Я набрала полную грудь воздуха, прежде чем погрузилась в черную пучину.
Я страстно хотела жить. Выйдя из оцепенения, я что есть сил заработала руками. Они плохо слушались. Имея первый разряд по плаванию, я гребла по–собачьи, ведь на большее я почему–то не была способна. Только почувствовав твердую почву под ногами, я выбралась на берег и рухнула.
Легкие раздирало от боли, голова гудела колоколом. Я потянулась за сумкой, чтобы достать телефон и посветить, чтобы понять, куда я провалилась, но обнаружила, что не могу сделать привычное движение – завести руку за спину.
Первой мыслью было: меня частично парализовало. Но когда нащупала, что на мне вместо ветровки и джинсов шуба из кроличьего меха – так во всяком случае показалось в полной темноте, я закричала. И не узнала свой голос. Я издала какой–то нечленораздельный ор.
Поднеся пальцы ко рту, их я тоже не обнаружила. Это было что–то вроде когтистой лапки! Я взревела и понеслась куда глаза глядят. На всех четырех конечностях! Так оказалось гораздо удобнее. А страх лишь придавал сил.
Меня хлестали мокрые ветви, я проваливалась в наполненные грязью ямы, но упорно выкарабкивалась, чтобы вновь нестись по черному лесу. Сколько раз я стукалась головой о стволы деревьев или ухала в глубокую лужу – не сосчитать.
Я шарахалась от хруста ветвей, издаваемого вовсе не моим изменившимся телом, а кем–то невидимым в темноте. Я взвизгивала, когда вдруг встречалась взглядом с горящими огнем глазами, плакала, когда очередной колючий куст оставлял на моем измученном теле царапины или я на нем клочки шерсти.
Не знаю, то ли я бежала всю ночь, то ли густые кроны были до того плотно переплетены, что не пропускали солнечного света, но неожиданно я вывалилась на поросшую травой дорогу, идущую меж стоящими стеной деревьями–великанами. Прямо под копыта лошади, на которой восседал мужчина в черной шляпе. Это было последнее, что я видела, покатившись кубарем.
Очнулась я верхом на коне. Нет, я не сидела впереди всадника и уж тем более не тряслась на лошадином крупе за его спиной. Я ехала в дорожной сумке, укутанная во что–то мягкое, похожее на рубашку и пахнущее здоровым молодым телом.
Я девушка сообразительная и не лишена фантазии, поэтому отмела такие причины моего погружения в нереальность, как кома и шизофрения. Куда приятнее думать, что я переместилась в другой мир, попав в тело кошки. На этом я решила остановиться и не терзать мозг догадками и паническими атаками. Иначе на самом деле сойду с ума.
– М, пришла в себя, киса? – всадник в черной шляпе покосился на меня. – Сейчас доберемся до ближайшего трактира, и я сдам тебя в более надежные руки. Прости, но возиться с кошками у меня нет ни времени, ни желания. Я на службе у короля и редко бываю дома. Сдохнешь, ожидая, когда я налью тебе молока.
Я смотрела на мужчину во все глаза и боялась открыть рот. Мало ли какие звуки оттуда польются? Пусть лучше думает, что я самая настоящая кошка, чем ведьма, умеющая превращаться в мелких животных. Такой, испугавшись, и утопить может.
По одежде и по способу передвижения было понятно, что образчик мужской красоты не является представителем современного мира. И чем дальше вглубь веков, тем больше вероятность, что меня, приняв за ведьму, сожгут на костре. Пока понятно было одно: мой новый знакомый не является злодеем, иначе не подобрал бы мокрую и грязную животину и не завернул бы в собственную рубаху.
Я хотела оглядеть себя, чтобы понять, на что похожа, но меня укутали по самую шею, и все, что мне дано было увидеть, так это то, что я стала обладательницей шикарных усов. Славненько. Но в моем превращении обнаружилось и одно полезное свойство. Став кошкой, я обрела тонкий нюх.
Я чувствовала не только, как пахну сама – влажной шерстью, болотной тиной и дорожной пылью, но и запахи, идущие от мужчины. Дым костра и конского пота – скорее всего всадник давно не покидал седло. А еще застарелый запах крови и вонь какой–то лекарственной мази. Судя по всему, его путешествие не было безопасным.
Глава 3
Я с обожанием посмотрела на прекрасное мужественное лицо. И осеклась. Боже, что я творю! Почему я выискиваю в незнакомце черты, за которые в него стоит любиться? Откуда такое желание мурчать и тереться о его ноги? Хорошо, что я сижу на скамье, а между нами его вещи. Сейчас без стеснения выгибала бы спинку, лишь бы он меня погладил.
И тут я со всей очевидностью поняла, что мой восторг по отношению к спасителю был проявлением чисто животных инстинктов. Не зря же говорят: «Влюбчива, как кошка». Будь я сейчас собой и встреться мне на пути человек неземной расы, я бы бежала от него без оглядки. А тут смотрю преданно в глаза и мечтаю забраться к нему на колени. Фу! Нехорошая девочка!
От терзаний меня отвлекла молоденькая подавальщица, поставившая на пол блюдце с молоком. Я мягко спрыгнула со скамьи и подошла к блюдцу, не забыв при этом погладить хвостом ногу господина Венчура. Понюхала и, только поняв, что молоко не горячее, принялась лакать. Надо же, у меня получалось!
Подавальщица умилялась. Стояла, сложив руки в замок на округлом животе, и смотрела на меня с улыбкой.
– Нравится? – спросил Венчур, отодвинув ноги, чтобы мой хвост оставил их в покое.
– Красивая, – кивнула подавальщица.
– Забирайте!
Я перестала лакать, поняв, что пришел час расставания со спасителем. Желудок сжался болезненным спазмом, и я нырнула под скамью, чтобы там изрыгнуть из себя все выпитое молоко. Естественный отклик организма на неприятное известие. Я к господину Венчуру со всей душой, а он так легко передает меня в чужие руки!
– Бог с вами! – девушка сменилась в лице. Я из–под скамьи видела, как она побледнела. – Сирену в дом? Я еще в здравом уме!
– Сирену? – не понял Венчур.
– А вы разве не знаете, кого подобрали в Туманном лесу? Это же с некоторых пор пристанище фей, – голос подавальщицы от волнения звенел. Я высунулась, чтобы ничего не пропустить. Я – фея? – Люди его стороной обходят. Лучше сделать крюк через город, чем подвергнуться искушению.
Я осторожно вышла, чтобы увидеть реакцию Венчура. Так вот, оказывается, чем я только что занималась – искушением. Я делала все, чтобы спаситель стал моим хозяином: смотрела влюбленными глазами, мурчала и урчала, терлась о ноги. Да, кошки – великие искусительницы.
Вот только я думала, что искушают совсем по–другому. И в моем представлении фея – это нечто доброе, раздающее по заслугам с помощью волшебной палочки. А подавальщица говорить о нас, как о злобных существах, которых следует объезжать десятой дорогой.
Венчур внимательно смотрел на меня. Я быстро сделала невинные глаза.
– Но почему они называются сиренами?
– А разве вы взяли ее с собой не потому, что вас пленил ее голос?
– Пленил? Да я не слышал более отвратительного голоса. Я просто пожалел несчастное мокрое животное, которое кинулось под копыта моего коня. Стыдно сказать, но я впервые слышу о таких тварях, как сирены.
Я расстроилась. Как же быстро я из феи превратилась в тварь!
– Не верю, что ни в одном из трактиров, где вы останавливались на ночлег, вам не рассказали местную байку. А я–то думаю, какой смелый господин, не побоялся приручить сирену.
– Обычно я малоразговорчив. Поел, отдохнул и снова в путь. И как давно в ваших краях поселились сирены? И почему Ясный лес вдруг переименовали в Туманный? Правда, я проезжал через него в последний раз лет пять назад.
– С тех пор и переименовали, как начали пропадать люди. Точно не скажу, когда. Сначала один домой не вернулся, потом второй сгинул. А уж когда толпами принялись исчезать, смекнули, что лучше эти места стороной обходить. А все этот проклятый туман. Как рассказывали чудом уцелевшие, в его пелене виднелись нагие женские фигуры, а чарующее пение даже самых стойких сбивало с пути. Стоило слезть с лошади и шагнуть в чащу – все, считай, пропал.
– Но я сам только оттуда и не видел никакого тумана!
– Значит, повезло. Некоторые из отчаянных, не желая тратить день на объезд, залепляли уши воском, а на лицо надевали конские шоры, лишь бы не поддаваться соблазну. Феи же обычно на дорогу не выходят. Манят из тени, окутанной туманом.
– Повезло, что я не глазел по сторонам, – задумчиво произнес Венчур, уставившись в одну точку. – Я приболел, и боль была такой ноющей, что я думал только о ней. Поэтому, наверное, и не понял, что нахожусь в опасном месте. Пришел в себя, когда мой конь едва не раздавил кошку. Что же мне теперь с ней делать?
Чтобы показать, что я безобидна и не доставлю хлопот, я жалобно мяукнула. После молока мой голос обрел чистоту и нежность.
– Вот видите! – тут же ткнула пальцем в мою сторону подавальщица. – Началось! Аж самой захотелось взять в руки и погладить эту тварь. Сжечь ее надо! Сжечь! Пока она всех нас за собой в Туманный лес не увела. Если попадете в село Сороки, сами увидите, там ни одного жителя не осталось. Всех вот такая милая кошечка–оборотень в лес заманила. Дети первые пошли, а за ними остальные, даже старики.
Меня возмутили ее слова. Никого я не собиралась уводить в лес. Мне самой туда страшно сунуться. Я зашипела и выгнула спину.
– Подождем жечь, – задумчиво сообщил Венчур. – Сначала нужно изучить странный феномен. Давненько в нашем королевстве не появлялись неизведанные твари. Знать бы, кто их здесь поселил и для чего. И почему местные старосты в столицу о них не донесли.
Глава 4
Венчур сунул меня себе под плащ. Вот тут я почувствовала острый запах крови. Старой и свежей. Хозяину бы поменять бинты и отдохнуть на кровати, а он из–за какой–то кошки покинул постоялый двор.
Набравшись наглости, я перебралась под другую руку и скрутилась калачиком там, где сильно пахло болью – как раз под сердцем. Возможно, у Венчура были поломаны ребра, потому что он зашипел от боли, когда я поудобнее устроилась.
Я помнила, как Вероника – бабушкина подруга, говорила, что кошки лечат. Ее белая Пуся всегда чувствовала, когда у бабы Веро – так я ее называла с детства, болят суставы. Кошка пробиралась под одеяло и ложилась на нужное место, а утром Веро уже лихо давила на педали своей автомашины. Вот и я понадеялась, что тоже являюсь лечебной.
«У коровки боли, у зайчика боли, а у Венчура не боли», – промурлыкала я и уснула.
Проснулась на рассвете. Солнце еще не взошло, но уже разогнало серость ночи. Слышался плеск воды. Ветер шелестел кронами деревьев и доносил запахи тины и полевых цветов. Я все еще была закутана в плащ, но он лежал на траве. Рядом пасся стреноженный конь.
Плохая из меня кошка. Совсем не чуткая. Хозяина потеряла.
Я вытянула шею. Венчур сделал привал у реки. Спаситель шумно плескался за кустами, временами фыркая, словно был одной породы со своим конем.
Я зябко повела плечами. Теперь я прекрасно понимала, почему кошки не любят купаться. От одной мысли о воде у меня начиналась паническая атака.
Прямо над головой подала голос кукушка. Я навострила ушки и, пользуясь приметой, принялась считать, но всплывшая в голове мысль сбила меня со счета. А сколько лет живут здешние кошки? Земные редко доживают до восемнадцати, особенно бродячие. А я какой считаюсь? Уж точно не домашней. Дают ли преимущество рога и крылья? Дотягивают ли сирены хотя бы до тридцати?
Мне стало обидно. Я профукала долгую человеческую жизнь. И все по доброте душевной. Как пить дать, тот орущий котенок заманивал меня, убегая все дальше и дальше, а я шла за ним, как коза на веревочке. И ведь как эти сирены знают психологию! Если бы орала взрослая кошка, я бы сто раз подумала, прежде чем лезть через колючие кусты. Правильно говорила подавальщица – с феями связываться себе дороже.
Но если сирена попала в мой мир, выходит, есть дорога назад? А значит, я могу вернуться домой, нужно только найти точку отправления? И ведь наверняка она находится в Туманном лесу, куда побоюсь даже сунуть нос.
Правда, с Венчуром я бы пошла. Он сильный, и у него есть большой нож. Но как ему объяснить, что я заколдованная красавица? Он собирается меня изучать, не зная, что я неправильная сирена. И петь я не умею. А вдруг он из–за меня сделает неверные выводы, решив, что сирены мягкие и пушистые, а все страшное – это местные байки. Отправится в Туманный лес, чтобы наладить отношения с феями, и вместе со мной там сгинет? Надо срочно найти способ общения и объяснить, кто я и откуда.
Я посмотрела на свои лапки. Я даже прутик взять не смогу, чтобы написать на песке буквы. Ну, чтобы он знал, что я только выгляжу хищной тварью, в на самом деле существо милое и разумное. Уж не знаю, какой у них здесь алфавит, но раз понимаю, речь, то и писать, скорее всего, смогу.
– Выспалась?
Занятая рассуждениями, я пропустила момент, когда Венчур вышел из реки. Поэтому первой моей реакцией был кувырок в воздухе, приземление на четыре лапы, выгнутая горбом спина и шипение. Вторая реакция – уже человеческая, последовала, когда я увидела, что спаситель стоит предо мной в одних подштанниках, которые во влажном состоянии ни–че–го не скрывают. Ну правильно, зачем беспокоиться, что о тебе подумает кошка? Животное и животное.
А подумать было о чем. С его мокрых волос срывались капельки воды и блестящими жемчужинами скатывались по рельефному телу и скрывались за завязкой низко сидящих подштанников. Единственное, что нарушало гармонию красивого мужского тела – это безобразный шрам под левыми ребрами. Воспаленный, с разошедшимися краями. Их бы зашить...
– Уже лучше, – сказал спаситель, словно понимая, о чем я думаю. – Почти не болит. На этот раз удивительно быстро затянулось. Как только прибудем во дворец, меня окончательно подлатают.
Я только хотела посмотреть, где находились шрамы, которые зажили не так быстро, как была схвачена за шкирку. Я извивалась всем телом, когда поняла, почему Венчур не оделся и для чего понес меня к реке. Нет, я не сирена. Мой голос был отвратителен.
Я сопротивлялась до последнего, но в битве с человеком проиграла. Меня так долго держали под водой, то ли желая успокоить, то ли пытаясь утопить, что я обмякла тряпочкой и лишилась сил не только вырываться, но и орать.
Я смиренно позволила себя дважды намылить и трижды прополоскать.
– Какая же ты доходяга! – сокрушенно произнес Венчур, когда экзекуция была завершена, и меня, трясущуюся от холода и злости, завернули в чистую тряпицу.
Хотя я находилась в полуобморочном состоянии, отметила, что изверг отдал мне единственное полотенце. Сам оделся, наплевав, что вытереться было нечем. Перед тем, как накинуть чистую рубашку, он оторвал от ее края длинную полоску и, шипя, перебинтовал рану.
Бросив меня на траву и накрыв от ветра краем плаща, Венчур развернулся и куда–то ушел. Я заплакала. Чувствовала себя одинокой и несчастной. Лизала лапы и жаловалась самой себе на судьбу.
Глава 5
Я мысленно нарисовала яркую картинку, как благодетель с руганью отрывает меня от себя, и я лечу ласточкой до ближайшей стены. Нет, так не пойдет. Нужен добровольный поступок «жениха». Как в сказке про спящую красавцу. Увидел, поразился красотой, поцеловал. Но какой мужчина захочет целовать кошку?
Мне взгрустнулось. Я не знала, как надо вывернуться, чтобы Венчур изволил чмокнуть меня в клыкастую пасть. Я провела языком по зубам. Как бы мило я не выглядела, я была самой настоящей хищницей с клыками–кинжалами. Еще изувечу.
И совета спросить не у кого.
Из моей груди вырвался вздох. Это свойственно кошкам или во мне проявилось нечто человеческое?
Ладно, будем действовать путем проб и ошибок. Я же могу поцеловать Венчура сама. Например, глубокой ночью, когда он будет спать. Ну отмахнется, как от мухи, не поняв, что это мои усы его пощекочут. Не прибьет же.
Поняв, что у меня есть план, я приободрилась и начала мечтать, как явлюсь ему прекрасной девой и все–все объясню. И мы уже вместе будем думать, как спасти меня и его королевство. Главное, чтобы не сжег мою шкурку, как это сделал Иван–царевич, подвергнув жену смертельной опасности.
– Цезарь! Вот так встреча!
Я встрепенулась. Кого это называют Цезарем? Венчура? Я вытянула шею. К столу подошел крупный мужчина в броне и алом плаще. Ничего себе! По королевству разгуливают не только мужчины с кошками подмышкой, но и самые настоящие воины.
Я высунулась чуть больше положенного, чтобы разглядеть, что к поясу высокого незнакомца с толстой черной косой был приторочен короткий меч. Венчур, заметив мой маневр, положил руку на сумку, заставив меня спрятаться. Не хочет показывать. Не доверяет? Перед нами враг?
Только поняв, что я не попытаюсь вылезти, Венчур поднялся и крепко по–мужски обнял незнакомца. Прячась в тени сумки, я подглядывала за ними одним глазом.
– Густав, рад тебя видеть. Как супруга, как дети? – он показал ладонью на свободный стул, Густав с радостью занял его. Оба широко улыбались.
Нет, не враги. Друзья.
– Все хорошо, Цезарь. Мы с любовью ждем нового малыша.
Я расплылась в улыбке. Как хорошо он сказал. «Мы с любовью ждем нового малыша». С любовью. В груди растеклось тепло.
– Третий? Ну молодцы!
– А у тебя до сих пор ни одного?
Я навострила ушки. Венчур женат? Тогда от ночного поцелуя придется отказаться. Надо будет поискать себе другого принца. Свободного. Если я превращусь в девицу, как бы не соблазнить чужого мужа. Но все равно хорошо, что в трактире появился его друг. Избавил от фатальной ошибки. Вдруг от поцелуя с женатым я превращусь в жабу?
– Ты же знаешь...
Я вытянулась в струнку. Сейчас я узнаю про личную жизнь... Венчура. Я привыкла его так называть. Тем более, что имя Цезарь мне показалось дурацким.
– ...чтобы появились дети, сначала нужно жениться, – рассмеявшись, закончил за Венчуром его друг. – И когда это событие случится? Есть уже на примете?
«Я! Я есть!» – меня так и подмывало выкрикнуть эти слова. Знаю я этих многодетных папаш. Сами счастливы и хотят других осчастливить. Сейчас начнет Венчуру сватать родственницу. А у меня личный интерес. Мне нужно благодетеля поцеловать, чтобы я превратилась в человека. Кошачьим ртом не очень попросишь о помощи. В лучшем случае покормят. В худшем пнут ногой, чтобы не орала.
– Нет пока той, кому бы я захотел отдать свое сердце.
– Ни за что не поверю, что вокруг тебя девицы не вьются. Их у тебя целый дворец.
«Неужели все–таки принц? Вот свезло так свезло, как говорил Шариков».
– С моей работой? Я не могу позволить себе завести кошку, а ты говоришь о жене.
– Заведешь жену, а кошку она сама домой притащит, – со смехом парировал Густав.
– Передавай Любе привет, – Венчур ловко ушел от ответа. – Скажи, мы с сестрой всегда будем рады видеть ее во дворце.
– Как королева?
– Сам знаешь, роды были тяжелые. Она никак не может оправиться, хотя прошло столько лет. Лекари руками разводят.
– Да, жаль.
К столу подошла трактирщица с подносом. Начала выкладывать миски. Густав поднялся.
– Останься. Поешь с мной, – предложил Венчур.
– Я уже закончил. Мне пора. Граница ждет, – Густав оглянулся на стол, за которым сидели бравого вида ребята. У их ног стояли огромные щиты, на поясах прикрытые плащами кинжалы, и под руками грозного вида ружья. Такие оставят в теле дыру с футбольный мяч.
– Опять неспокойно?
– Да чертовщина какая–то творятся, – Густав дождался, когда трактирщица отойдет от стола, и понизил голос. – Мутно все. Вроде камнепада не было, а наутро камни не на своих местах. Подойдешь посмотреть – камень как камень, а на следующее утро он еще ближе к границе. На тропах следов нет, а кусты обломлены. Скот пропадает. Пастухи жалуются, а волков или еще какого хищника не видно. Мы уже устали ночами круги в небе наворачивать, чтобы выследить хоть кого–то.
– Король знает?
– Я только из дворца. Здесь передохнуть останавливался. Видишь, теперь по приказу Его Величества с охраной хожу, – он кивнул на сидящих за столом воинов.