Хотейск умирал.
Кирилл Левин знал это с той же несомненностью, с какой чувствовал ледяной укус декабрьского ветра на скулах. Город не рушился - нет, он методично, день за днём, выдыхался. Истекал тишиной. Не той благородной, звенящей тишиной горных вершин, а усталой, вязкой, похожей на осадок в старом чайнике. Тишиной выцветших желаний.
Он стоял в тени арки напротив Площади Последнего Звона, руки глубоко в карманах дорогого, но не кричащего пальто. Тридцать первое декабря, двадцать три ноль-ноль. До Нового года - час. До начала великого лицемерия - ещё меньше.
На площади кипел предпраздничный базар. Яркие ларьки с глинтвейном и шаурмой, мигающие гирлянды на ёлке, которая год от года казалась всё искусственнее. Смех, крики детей, запах жареного миндаля и выхлопных газов от старых «жигулей», пытавшихся просочиться сквозь толпу. Обычный людской муравейник, стремящийся забыться в ритуале. Никто не смотрел на центр площади - на старый колодец, обложенный грубым серым камнем. Для них он был просто достопримечательностью, поводом бросить монетку и загадать что-то вроде «чтобы сбылось».
Они не видели, как воздух над ним колыхался, словно над раскалённым асфальтом. Не слышали того, что слышал Кирилл: низкого, едва уловимого гула, похожего на работу огромного трансформатора где-то под землёй. Эфир Намерений. Сырая, неоформленная материя возможностей. В ночь на первое января он бурлил, как перегретый котёл, готовый взорваться от давления тысяч, десятков тысяч «хочу».
И у его края, как жалкий дирижёр перед оркестром титанов, стоял человек в сером казённом пальто.
Кирилл знал его. Сергей Петрович, инженер 2-го разряда Института Исполнения Желаний. Пять лет стажа, примерный сотрудник, дважды премирован за безаварийную работу. Он нервно поправлял очки и бормотал под нос пункты регламента, глядя на планшет. Светящийся интерфейс отбрасывал на его лицо призрачное синее сияние - единственный намёк на волшебство в этой процедуре.
Ритуал начался.
Сергей Петрович не делал широких пассов рук, не пел заклинаний. Он работал. Его пальцы быстро и чётко стучали по голографической клавиатуре. Он настраивал, перенаправлял, балансировал. Из колодца, невидимо для толпы, начали подниматься нити. Мириады тончайших, разноцветных струй - желаний. Одни - яркие и острые, как иглы (детские мечты о пони). Другие - тягучие, тёмно-бордовые (желания, отравленные завистью). Третьи - тусклые, серые, едва теплящиеся («чтобы хоть что-то изменилось»).
Инженер ловил их своей системой. Специальные резонаторы, спрятанные в каменной кладке колодца, улавливали каждую «ниточку», анализировали её эмоциональный состав, энергетический потенциал, конфликтность с другими желаниями. А затем начиналась обработка.
Кирилл наблюдал, как ярко-золотая нить чьего-то «хочу любви» проходила через фильтр и становилась... бледно-розовой. Безопасной. Умеренной. Вероятностный алгоритм заменял конкретного человека на «встречу с интересной личностью в течение полугода». Желание «разбогатеть» дробилось на сотню микро-событий: «найти на тротуаре монетку», «получить неожиданную премию в пятьсот рублей», «выиграть в лотерею билет на ещё одну лотерею».
Это была не магия. Это была бухгалтерия. Учёт души.
И тогда он увидел её.
Девочка, лет девяти, в синей дублёнке и розовой шапке с помпоном. Она вырвалась из руки матери, подбежала к самому краю колодца. В её маленькой руке зажат не рубль, а что-то белое. Бумажка. Она шёпотом, но с такой силой, что Кирилл почувствовал резкий, чистый всплеск в Эфире, произнесла своё желание и бросила записку в чёрную воду.
Нить, вырвавшаяся из колодца в ответ, заставила Кирилла затаить дыхание. Она была не яркой. Она была глубокой. Цвета тёмного янтаря, тяжёлая, плотная, вибрирующая низкой, болезненной частотой. В её узоре он прочитал всё: пустое кресло за ужином, взгляд отца, уставший до самого дна, запах дешёвого портвейна, который заменил собой запах старой папиной одеколона после увольнения с завода. Желание было простым и страшным: «ХОЧУ, ЧТОБЫ ПАПА СНОВА СТАЛ КАК РАНЬШЕ. ДО РАБОТЫ. ВЕСЁЛЫМ».
Искренность ударила, как ток.
Инженер Сергей Петрович вздрогнул. Его планшет завибрировал, выдавая предупреждение красным. «Объект: желание № 34-781. Уровень эмоциональной заряженности: 8.7 из 10. Риск эмоционального реверберационного коллапса у реципиента - высокий. Риск формирования стабильной негативной петли в семейной системе - критический. Рекомендуемое действие: смягчение и переадресация».
Кирилл видел, как лицо инженера стало сосредоточенным, почти суровым. Это был не злодей. Это был техник, видящий аварию на пульте. Его пальцы замелькали. Он активировал целый каскад фильтров. Он не гасил желание - нет, ИИЖ никогда не гасил. Он переформатировал.
Янтарная, тяжёлая нить дрогнула. Её болезненная, но честная частота начала меняться. Из неё вытягивали боль, вытягивали тоску, вытягивали саму память о «прежнем» папе. Вместо этого вплетали безопасные, социально одобряемые паттерны: «стабильность», «поиск нового места», «время на адаптацию».
Процесс занял меньше минуты.
На выходе из виртуального «станка» повисла новая нить. Бледно-оранжевая. Умеренно тёплая. Её смысловой узор теперь гласил: «ПАПА НАЙДЁТ ХОРОШУЮ РАБОТУ ЧЕРЕЗ ПОЛГОДА. ВСЁ НАЛАДИТСЯ».
Сергей Петрович вытер лоб, нажал кнопку «Применить». Нить, как послушная змея, устремилась обратно в город, в пространство вероятностей, чтобы материализоваться в виде случайной вакансии, удачного собеседования или письма от старого знакомого через полгода.
Девочка всё это время стояла, затаив дыхание. Она ждала чуда. Мгновенного. Явного.
Ничего не произошло. Колодец не засветился, папа не появился из толпы с улыбкой и подарком.
Её плечики опустились. Она обернулась, пошла назад к матери, которая уже звала её, суетясь с пакетами. На её лице было не горе. Было разочарование. Тусклое, привычное. «Опять не сбылось». Она стала на микрон взрослее. На микрон циничнее.
Календарь лгал.
Это была первая мысль, которая пришла в голову Артёму Каменеву, когда он поднял глаза от экрана и уставился на стену. Там висел фирменный календарь Института Исполнения Желаний: двенадцать идиллических картинок, по одной на каждый месяц. Декабрь изображал сияющий зимний лес, по которому резвились серебристые единороги, а с неба сыпался конфетти-снег, похожий на сахарную пудру. За окном же реального Хотейска декабрь выглядел как грязная тряпка, выжатая над свалкой. Снег, падавший на тёмные крыши «старого пригорода», был сероватого оттенка, словно городская зима уже с самого начала устала от собственного существования. Сугробы у подъезда ИИЖ напоминали не пушистые шапки, а слежавшиеся, обледеневшие комья ваты, брошенные небрежной рукой.
Артём поправил очки, которые сползли на кончик носа, и снова погрузился в цифры. Годовой отчёт по сектору «Старый Пригород» не хотел складываться в красивую картинку. Не хотел - и всё тут. Статистика в норме, да. Но какая-то... безжизненная.
«Обработано заявлений (желаний): 17 842 (среднегодовой показатель: 17 800 ± 50)».
«Средний уровень эмоциональной заряженности: 4.2 из 10 (норма: 4.0–4.5)».
«Успешно нивелировано потенциально деструктивных сценариев: 214 (на 12% меньше, чем в прошлом году - положительная динамика)».
«Количество запросов на возврат/пересмотр исполнения: 47 (в пределах статистической погрешности)».
Всё гладко. Всё ровно. Как поверхность мёртвого озера. Артём откинулся на спинку кресла, заставив его жалобно скрипнуть. Пустой офис отдела мониторинга звучал как гигантский стетоскоп, приложенный к грудной клетке спящего зверя. Где-то гудели серверы «МЕЧТАтеля» - центрального процессора ИИЖ. Шипела система вентиляции, вытягивая запах старой бумаги, пыли и лёгкой, едва уловимой озоновой мигрени, которую оставляла после себя активная магия. Тикали часы на стене - большие, круглые, с фирменным логотипом ИИЖ вместо цифр. Секундная стрелка двигалась с таким видом, будто каждое движение давалось ей через нечеловеческое усилие.
Артём потёр переносицу. За окном сгущались сумерки, окрашивая серый снег в синевато-свинцовый цвет. Улицы пустели - народ спешил по домам, готовиться к празднику, который, как всем казалось, должен был волшебным образом разрешить все накопившиеся за год проблемы. Артём знал лучше. Праздник, особенно новогодний, был для их службы горячей порой. Пиковое время. Колодец на Площади Последнего Звона превращался в геенну огненную из неоформленных, сырых «хочу», и их, инженеров, задачей было не дать этой геенне спалить город дотла. Мягко. Аккуратно. Согласно регламенту.
Он вздохнул и потянулся за кружкой. Чай остыл, на поверхности образовалась маслянистая плёнка. Он всё равно отхлебнул. Вкус был такой же, как и всё вокруг, - пресный, с лёгкой горчинкой усталости.
Ему было двадцать восемь, а он чувствовал себя на все пятьдесят. Иногда, ловя своё отражение в тёмном экране монитора, он видел не молодого мужчину, а какого-то вечного стажера с тенью на лице. Тёмные волосы, коротко стриженные, но одна прядь вечно выбивалась и падала на лоб. Очки в тонкой металлической оправе. Лицо, которое ещё не обросло морщинами, но уже научилось принимать нейтральное, служебное выражение. Пальто, аккуратно висящее на спинке стула, единственная дорогая вещь в его гардеробе, купленная в кредит, чтобы «соответствовать статусу госслужащего». Иногда ему казалось, что он сам становится частью интерьера ИИЖ: ещё один предмет мебели, функциональный и неброский.
Он донабирал последние строки отчёта.
«...Таким образом, общая стабильность магического поля в секторе «Старый Пригород» сохраняется на приемлемом уровне. Рекомендации на следующий отчётный период: продолжить мониторинг кластера домов по ул. Некрасовской (повышенный фон неудовлетворённости бытовыми условиями), а также рассмотреть возможность установки дополнительного стабилизатора в районе детской площадки у дома 14 по ул. Гоголя (зафиксированы спонтанные материализации агрессивных форм из пластилина, что может указывать на наличие неучтённого источника детской фрустрации) ...»
Рука сама потянулась к клавише «Сохранить». Ещё одна капля в море отчётности. Ещё один кирпичик в стену, отделяющую Хотейск от хаоса. Работа была важная. Неблагодарная. Невидимая. Как работа сантехника, который не даёт канализационным трубам взорваться и затопить весь город. Никто не благодарит сантехника, пока всё течёт как надо. Зато когда случается потоп...
Мысль прервал резкий, пронзительный звук.
Это не был обычный системный сигнал. Это был визг. Короткий, высокий, похожий на крик раненой птицы. Экран монитора Артёма померк, а потом вспыхнул кроваво-красным. По нему побежали строки диагностики, слишком быстро, чтобы успеть прочесть.
- Что за чёрт? - пробормотал Артём, инстинктивно отодвинувшись от стола.
Система редко паниковала. «МЕЧТАтель» был спроектирован для хладнокровия. Даже при серьёзных сбоях он выдавал предупреждения сонным, меланхоличным голосом синтезатора речи. Этот звук... он был живого. Панического.
На экране хаотичное мельтешение остановилось. Вывело крупный, жирный шрифт:
>> ВНИМАНИЕ: ОБНАРУЖЕНА АНОМАЛИЯ.
>> СЕКТОР: «СТАРЫЙ ПРИГОРОД», КВАДРАНТ 7-Г.
>> ТИП: ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ КОНТРАФАКТ УРОВНЯ 4.
>> ПРИЗНАКИ: НЕФОРМАТИРОВАННОЕ, БУКВАЛЬНОЕ ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЯ.
>> КОД УГРОЗЫ: ЖЁЛТЫЙ (ВОЗМОЖНО НАРУШЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННОГО СПОКОЙСТВИЯ).
>> АВТОМАТИЧЕСКОЕ НАЗНАЧЕНИЕ ИСПОЛНИТЕЛЯ: КАМЕНЕВ А. С.
>> ССЫЛКА НА ПРОТОКОЛ: 14.7.