Шесть лет назад.
«Шанс изменить свою жизнь может быть только один. И сегодня именно тот день. Не упустите свою птицу счастья. Но будьте бдительны, ведь вы не знаете, что после будет ждать вас за поворотом. Любое действие всегда влечет за собой последствия. Удача и счастье тоже могут быть не такими, какими вы себе их представляете.
Именно с этих слов начался сегодня мой день. День, который должен был стать началом новой счастливой жизни. А на деле оказался полнейшей профанацией.
«Сейчас или никогда» - прошептала я и распахнула окно ресторанного туалета. Ну просто классика жанра. Бессовестная невеста сбегает от любящего ее красавца жениха. Бедный, бедный Котелков. Господи, я бы стала носить его фамилию, а потом мои дети, и не дай бог внуки. Надо бежать. Нестись, чтобы фата на ветру развевалась и волосы прям назад, прям как у спасателей Малибу.
«Никогда, никогда не вернемся мы к козлу» - задорно подначил внутренний голос, игнорирую законы стихосложения и прочие рифмы.
Я перекинула ногу через подоконник, запуталась в пышном, похожем на кремовый торт подоле платья, и вывалилась наружу как куль с мукой. Затрещал белый гипюр, разделяя мою жизнь на две части. Возврата уже не будет.
«А от любящего ли?»
Вот это вопрос. Всем вопросам вопрос. Правильно говорила Маринка, моя любимая подруга, теперь уже бывшая. Голова у Котелкова похожа на свеклу. Представляю, какая морда у него будет, когда он обнаружит, что его золотая рыбка слилась через туалет. Вот, кстати, еще один повод, что нам не по пути. Вдруг у детей будут тоже «свеклы»? Это же катастрофа. Бедный, бедный.
Потерла отбитый зад, очень радуясь, что пышные воланы смягчили удар, и заковыляла прочь. Подальше от шикарной харчевни, пока никто не хватился.
Я даже примерно не представляла куда мне податься сейчас. Ну куда идти сбежавшей с собственной свадьбы девушке, похожей сейчас на невесту Франкенштейна, только очень толстой и слегка не первой свежести?
«Он ведь мне изменил. Прямо перед свадьбой. И с кем? С моей лучшей подругой». Маринка стонала под лестницей, как кающаяся грешница в последнем круге ада. Бедняга, наверное от разочарования. Прелюбодеи даже не заметили меня. Зато я рассмотрела в подробностях лиловую от натуги морду жениха. Но давать заднюю было уже поздно. Как я вынесла фарс, называемый регистрацией брака, не спрашивайте.
Завтра же подам на развод.
Подол платья намок и превратился в грязную тряпку. Плохая идея разгуливать в подвенечном наряде по раскисшим от осенней тоски улицам.
Мой гороскоп должен был звучать так «Сегодня у вас все получится, но через жопу». Через толстую жопу, пятьдесят четвертого размера. Затянутую в кокетливые трусики, цвета кофе с молоком.
Я бы не обольщалась по крайней мере относительно счастья за углом.
На город спустились лиловые сумерки, и стало еще холоднее. Атласные полусапожки распухли на ногах, превратившись в пыточные колодки. Загадочная вуаль, словно кисея облепила лицо. Я прекрасна и восхитительна, как обычно. Все в моей жизни так. И эти полусапожки я купила только из адской вредности, потому что моей мамуле они не понравились сразу и априори. А вуаль...
Содрав с лица противную тряпку я прижалась спиной к шершавой стене какого – то дома, пытаясь понять куда меня занесла судьбина и как у классика «Что делать?» дальше.
Домой нельзя. Там меня, скорее всего уже ждут взбешенные родственники в компании свеклоголового Котелка, и что – то мне подсказывает, что смерть моя будет лютой и болезненной.
Знаете, бывают такие дни, когда мироздание решает, что слишком ты хорошо живешь на этой грешной планете. Ну там, руки у тебя есть, ноги, зачатки мозга – это уже прекрасно. А если к этому еще прилагаются мама – бывшая прима-балерина, папа – дипломат и бабуля – железная бизнес - леди, то можно считать ты сорвал джек – пот. Так все думают, глядя на меня, и пытаются разглядеть за моей невнятной, лишенной модной скуласкости щекой золотую ложку, которая при рождении оказалась у меня в пасти. Брак с Котелковым должен был стать вершиной, квинтэссенцией волшебной жизни, дальше только райские кущи с яблоками. Ну или какой там фрукт решило вкусить бедное мужское ребро? Хурму что ли?
- Эй, куколка, развлечемся? - раздалось из темноты, и из этого же мрака на меня уставилась пропитая морда представителя местного бомонда. Судя по одутловатости и красивому фингалу, этот куртуазный мачо был безудержным и неэлегантно воспитанным. Мой инстинкт мне подсказал, что надо валить, при чем желательно быстро, бодро и со спринтерской скоростью, ибо такие кадры очень часто сбиваются в стаи. И ареал их обитания отнюдь не безопасен для толстых идиоток, шляющихся по ночам в трусах состоящих из паутины, сотканной слепыми монашками на острове добродетели и разодранном свадебном платье. Со словами -"Простите, господа, но я вынуждена отказать вам в общении ибо меня ждут дела» отлепилась от стены и с ловкостью белки рванула вперед. Монолог во тьме звучал несколько иначе, но для собеседника слова были более привычны. Мой французский явно был слишком вычурным, потому что «красавчик» разозлился, хрюкнул, и совсем не обрадовался тому, что его так вот кидают, даже не представившись и без книксена. Ну точнее это мне так показалось, что я ловкая, смелая и сильная. А на деле я наступила поганым каблуком на подол дизайнерского платья, взмахнула руками и...
Нет, я не упала. Я увидела свет, такой яркий, что кольцо на моем безымянном пальце вспыхнуло как прожектор, двухкаратным бриллиантом. Вот еще один повод не гулять по вечерним улицам, можно и без пальца остаться. Я хоть безымянным пользуюсь редко, но все равно жалко. Я как мотылек бросилась на свет, лишившись ориентации в пространстве всего на мгновение. Мне показалось, что я врезалась в бетонную стену с разбегу. Удар был такой, что меня подкинуло в воздух. Перевернуло в воздухе. Один сапожок слетел и исчез во тьме. Выражение «переобуться в воздухе» заиграло новыми красками. Жаль шелковые чулки, которым теперь точно амба. Бабуля мне привезла из Парижа еще два года назад, и сказала тогда, что они мне принесут счастье. Странное какое-то оно мне прилетело – это счастье. Полет не долгим был, потом пришла боль. Саднящая, яркая, взрывающаяся в мозгу словно пузырики от шампанского, миллионом радужных искр.
День первый.
Наши дни
Опять эти ваши утры. А они, как всем давно известно. Добрыми не бывают. Я с трудом сползла с постели, одергивая ночнушку, вновь задравшуюся до самых ушей. Прислушалась к тишине, несущейся из – за двери детской, и поплелась в ванную.
- Работа, работа перейди на Федота,- вздохнула уныло, рассматривая себя в беспристрастном зеркале. Снова, что ли, на диету сесть? А стоит ли? Те килограммы, которые я скидываю всегда возвращаются, прихватив еще парочку своих друзей. Да и черт с ними. Зато я сильная и независимая. От жениха сбежала «очень перспективного». Отказалась от денег моей чокнутой семейки, решив, что вполне смогу сама вывезти все, на своих сдобных плечах. Вот уже шесть лет прошло, а мои родственники говоря со мной через губу чуть переплевывают, оживляются только слыша имя моей дочери, которая может быть оправдает их ожидания. Но это не мешает мне быть счастливой. Ну, почти счастливой.
Сделала глоток калорийного капучино, откусила от бутерброда с маслом и сыром.
Сильная, независимая и толстая. И это не кокетство, а констатация факта.
Посмотрела в сторону двери, в которую распушив хвост вплыл Геннадий Палыч. Единственный мужчина в моей жизни, а по сему обнаглевший в край. Во, кстати. Еще один повод был свалить от женишка. Он ненавидел котов.
- Сыру хочешь? – спросила сама, потому что мой кот считает, что выпрашивать у меня еду ниже его достоинства. Отломила кусочек дорогущего пармезана, и почти пихнула его в пасть благородному «британцу». Почти. Телефон, лежащий на микроволновке разразился трелью. Я вздрогнула от неожиданности, уронила кусок сыра в исходящий паром кофе. Геннадий Палыч взвыл, от того, что я кощунственно наступила на царственно разложенный на полу хвост, ломанувшись к телефону.
- Люся, я тебя предупреждал, Люся. Еще одно опоздание, и ты полетишь смеющейся чайкой в океан безработности и беззаботности. Ты слышишь, моя дюймовочка? Сегодня у нас очень важный банкет. Ах, такие люди придут. Прошу, умоляю, не заставляй меня нервничать.
- Слышу,- отозвалась я уныло. Мой шеф очень любит поэзию, сам слагает вирши. Получается у него из рук вон плохо, и слава Бродского ему вряд – ли грозит. Зато вот мне грозит увольнение, если я и сегодня приду не вовремя. Шикарный ресторан высокой итальянской кухни, в котором работаю, лишится помощника шеф – повара, а де-факто единственного человека, способного приготовить деликатесы, а не варево.- Ашот, я же не специально опаздываю. У меня есть причины.
- Каждый день? Женщина, ты вот уже год, каждый день опаздываешь на час. На моей памяти ты два раза принимала у кошки роды, спасала ребенка из-под колес машины, падала в люк, врезалась в одиноко стоящее дерево и еще миллион приключений, за которые я плачу тебе зарплату. Тебе и твоему коту. Люся, я тебя предупреждаю. Сегодня моё терпение иссякает. Клянусь мамой, уволю. Без выходного пособия.
Не то чтобы я очень уж испугалась, но все равно неприятно стало. Это ж значит, что моя мамуля оказалась права, и я ни на что не гожусь. А это очень и очень прискорбно, должна я вам признаться. Ашотик мамой клялся уже раз двадцать за те пять лет, что я у него работаю. И мамой, и папой и остальными многочисленными родственниками. Но, вот именно сегодня, почему – то мне было жутко не комфортно от его обещаний, хотя я прекрасно осознаю, что шеф-повар Артуро Феллини, в миру Артур Филлипян, угробит и без того не самое процветающее псевдоитальянское заведение веткой укропа. Клянусь, это возможно.
- Эх, Геннадий Палыч, пора мне - вздохнула я, вырвав из цепких когтей котофея кусок вкусной творожной запеканки и поспешно запихнула его в рот, — Там «такой человек» придет сегодня. А это значит, что Люсе у плиты стоять не разгибаясь. А все сливочки снимет Артуро, потому что он похож на жгучего неаполитанца, а я на синего кита. И даже платьюшко новое не спасет меня в этом вопросе.
Кот посмотрел на меня презрительно, соскочил с кухонного уголка и задрав богатый хвост пошел в недра апартаментов, давая понять, что моё нытье его не колышет, не то что запеканка, сожранная мной в момент нервного потрясения.
- Мам,- услышала я сонный голосок моей самой сладкой на свете девочки. Она стояла в дверях кухни, держа за ухо своего любимого зайца, которого почему – то зовет Зюнзюком. И откуда она только взяла это странное, неподходящее косому, имя? Соня терла кулачком заспанные глазки. Такая маленькая, трогательная, пижамные штанишки сползли, делая ее похожей на Филлипка.- Мы же сегодня сходим в парк? Ты обещала.
- Завтра, малыш, маме нужно на работу,- стыдливо опустила я глаза. Она совсем на меня не похожа, ну разве что глаза мои, нос курносый и ямочки на щечках, похожих на наливные яблочки. Но она только моя. Моя. – А сегодня к бабушке. Зато потом у нас будет целых два дня выходных. И твой день рождения. Пять лет – первый юбилей. Ты мне веришь?
- Хорошо, верю. Только недолго, ладно. А то бабуля заставляет меня делать растяжку и есть кашу из толокна, а она буэээ .
- Нельзя так говорить,- вздохнула я, включив воспитательный тон.- Каша полезная, растяжка тоже.
- А папы снова у меня не будет? Мам, ты говорила, что однажды он вернется из этой своей «икспендикции». Когда уже? Я не хочу полезного. Он бы со мной сидел, — грустно вздохнула Сонечка, и чуть слышно шмыгнула носом, сдерживая слезы. Черт, я отвратительная мать. А что я должна была еще сказать ребенку? Что ее отец не пойми кто, что у меня с ним была одна одурительная встреча, и что я до сих пор никого не подпускаю к себе. Что я даже не помню ничего, кроме бархатного голоса. И что он подонок, который просто воспользовался мной. Думаю, что экспедиция, не самый плохой вариант, в данном случае.
- Соня, ты моя жизнь,- выдохнула я в макушку, пахнущую солнцем и конфетами. Как же мне повезло тогда, почти шесть лет назад. В тоя темной подвороьне. Наверное первый раз в жизни. – И никто нам не нужен. Только ты я и Геннадий Павлович.
- Чертов извращенец. Какого черта ты лапал мою грудь? Я даже себе такого не позволяю,- выдохнула я, блаженно улыбаясь и радуясь тому, что могу дышать и смотреть в синющие глаза небожителя.
- Надо было позволить тебе отдуплиться? – поинтересовался «бархат» Кстати, полагаю, что платить за то что мы не заказывали нас не будут заставлять? И моя дама пострадала. Получить в лоб яблоком, выплюнутым шеф – поваром входит в счет? Я давно так не веселился. Это бы я даже оплатил. Аттракцион мне понравился.
- Вам принесли только то, что было в заказе, а веселье у нас бесплатное, - залебезил Ашотик, пока я пыталась собрать в кучу свои конечности, и красиво восстать с затоптанного пола.
- Я не помню, чтобы заказывал поросенка фаршированного яблоками,- хмыкнул спаситель, и уставился на меня льдистыми глазами, в которых плескалась насмешка.
- Какого еще поросенка? – от унижения у меня сдавило горло.- Ну ты и подонок. Ты, ты, ты...
- Явно не молочного, судя по экстерьеру. Думаю он был бы жестковат, в силу возраста и подванивал бы, — скривил губы этот мерзавец. Я чуть не взвыла от унижения и обиды. Так меня еще не оскорблял. Никто и никогда. - Ты еще и заикаешься? Совсем погано. Никто замуж не возьмет, помяни моё слово.
- В нашем меню нет поросенка, — прорыдала я, поднимаясь на ноги.- Вот уж не думала, что зажравшиеся мерзавцы такие крохоборы.
- Люся, замолчи. Имей уважение, это же сам господин Караваев.- зашипел начальник и щипнул меня за бок. Конечно, вы вообще ничего не должны, заискивающе залебезил меня чертов Ашотик. – Мы все вычтем из зарплаты виновной в инциденте сотрудницы. И еще, вам положен презент от заведения.
- Спасибо, не нужно. Я еще от предыдущего не отошел,- издевательски хохотнул подонок мне в спину. Я с трудом сдерживалась, чтобы не ломануться со всех ног, но показывать этому гаду своего состояния не желала. Хотя мне хотелось рыдать в голос. Интересно, он настолько богат, что красотка, которую он втоптал при посторонних в грязь не плюнула ему в самодовольную морду, а просто спокойно села на стул, и досмотрела начало представления со мной в главной роли, приложив к шишке на ботоксном лобике бутылку минералки. Почувствуй себя убогим клоуном.
Никогда не жалейте своих начальников. Скорее всего это приведет к фатальным последствиям.т
- Посуда - бой – около десяти тысяч, два столовых прибора из мельхиора – три пятьсот, скатерть, минестроне, два французских багета, икра красная, икра черная, — перечислял, схватившись за голову, Ашотик.
- Заморская икра - баклажанная,- вякнула я, в надежде разрядить ситуацию
- У нас элитный ресторан, э,- вызверился начальник. – такого человека обидела, женщина. Это же был сам Караваев. Телевизор смотришь? Представляешь, если бы завтра там сказали, что сам Федор Караваев в нашем ресторане предложение сделал избраннице? Народ бы к нам косяком попер. А теперь что?
- Что? – понурилась я.
- Дед Пихто,- проорал Ашотик.
- Эту поговорку говорят в другом случае.
- Да плевал я на случаи, Люся. У тебя только эти самые случаи выходят великолепно. А если бы ты врезала дуба прямо в зале? Представляешь, как бы отреагировал Бубновский, а он критик в вестнике «Рестораны», и он сидел в зале. Завтра нас уделают в этом чертовом журнале. Люся, я тебя убью, клянусь мамой. Четвертую
- Это было бы прискорбно.- Я обиженно засопела. Ну, вообще – то готовлю в этом заведении я. Все съедобное, что подают здесь гостям – моих рук дело. То, что выходит из-под жадных лапок Артуро, чаще всего не съедобно. С детства я мечтала стать шефом ресторана, только вот родственнички мои не разделяли моих мечт никогда. А я ведь почти добилась своего. И если бы я не опоздала сегодня, то «ах, какой человек», скорее всего успешно бы надел кольцо на пальчик той расфуфыренной ведьмы, которая вылила мне на голову соус, адски воняющий чертовым укропом. А мужику, при виде которого яблоко, застрявшее у меня во рту, напрочь перекрыло кислород, не пришлось бы производит прием Геймлиха. И этот чертов райский фрукт не вылетел бы из моей пасти прямо в лоб его невесте, ну или кто она там. Он же ей вроде сказал, что кольца ей не видать. Я вдруг вспомнила темные кусты, чужие руки на своем теле. И кольцо с двухкаратным бриллиантом, которое отдала на память совершенно постороннему мужику. К горлу подскочила едкая тошнота, а внизу живота сжался тугой узел. Черт, черт, черт. С чего бы вдруг я вернулась в прошлое? Ведь заставила же себя забыть все, вымарать из памяти. И года три мне успешно удавалось не вспоминать.
- Не правда, я готовлю самые лучшие спагетти,- вякнула я, пытаясь не смотреть в налитые кровью глаза разъяренного горца.- Ты не можешь меня уволить, я дочь должна растить, у меня ребенок. Знаешь же моё положение.
- Это уже не важно, Люся. Твое положение, моё положение, и положение, в которое меня поставил Караваев. Точнее поза. Знаешь, что я чувствовал? Короче, через неделю приезжает Альфредо Рогацци. Я выписал шефа из Неаполя. У тебя есть семь дней, чтобы подыскать себе новое место. Ты уволена, — выдохнул Ашотик, и по страху в его голосе я поняла – он не шутит в этот раз. А еще по тому, что он закрыл подносом голову, явно вспомнив, как в прошлый раз у меня случайно вылетел из руки молоток для отбивания мяса
- Хрен тебе,- рявкнула я, сдирая с головы измятый колпак,- через два дня ноги моей не будет в этой рыгаловке. Я сама увольняюсь. САМА, понял ты?
- Права не имеешь, по договору обязана доработать,- проблеял из – за подноса начальничек. – А то я тебе такую характеристику организую – в столовку заводскую не устроишься. Мамой клянусь, Люся.
- Ну хорошо,- с улыбкой людоеда племени мумба - юмба, хмыкнула я. – Сам напросился.
Фыркнула и с видом королевы пошла к двери, прихрамывая на босую ногу.
- Я вообще не понимаю. Нафига тебе работать, с такой – то бабушкой? – поинтересовалась Глашка, отхлебывая кофе из отколотой чашки. Жлоб Ашотик для персонала только такую посуду выделил.- Но этот козлина, конечно, сволочь. Надо же, поросенок. Странные у него фантазии какие – то. Зоофильские. Люсь, ты чего задумалась.
Караваев
Чертово кольцо. Я в очередной раз достал его из сейфа и повертел в руках. Камень красивый, чистый и ... Большой, как его бывшая хозяйка. Странно, но почему – то именно это ночное приключение так въелось в мою память и вытравить его не получается уже гребаные шесть лет. Вредная булка оказалась слишком вкусной, как тот запретный плод из пословицы. Голова после вчерашнего гудела, будто корабельная рында. И валяющаяся в моей кровати, кукольная Лялька только усугубляла раздражение. Бросил кольцо на барную стойку и пошел в ванную, очень надеясь почувствовать себя человеком, а не разлагающимся зомби.
- Котик, не топай, у твоей Лялечки головка бо-бо, — простонало небесное создание. Господи, я делю с ней кровать уже три года. Зачем? Почему до сих пор не дал пинка по силиконовой заднице? Может потому, что эта дура удобная, как фирменные трусы и такая же искусственная, дурацкая, слишком пафосная и ненастоящая? Иногда хочется надеть простые семейники, чтобы не было на них лейблов и прочей наносной роскоши. И сожрать вредную пышку, истекающую жиром, но гадски сладкую, от воспоминаний о которой чертовы боксеры, с именем известного модельера на резинке, становятся малы, как у прыщавого школьника. «Это наш Кузенька с жиру бесится» - простонал ехидный внутренний голос. Я хмыкнул. Прав, я чертовски прав, как и всегда. Я божество, а им как известно не пристало сомневаться и мучиться. Сам всего достиг, пер по головам напролом, не думая о том, что могу кого - то сожрать, работал локтями. Всего сам добился. И баба у меня должна быть под стать. Холодная, холеная стерва, а не квашня.
Я назло зашлепал босыми ступнями громче, чем обычно, с трудом борясь с чувством горькой злости и яростной уверенности в своей непогрешимости. Эта овца вытерпит все от меня, потому что я Федор Караваев.
Чуть не сломал щетку, остервенело счищая с зубов остатки вчерашнего загула и вкус чужих, похожих на толстых пиявок, надутых губешек своей любовницы.
- Вау,- заверещала Лялька где –то там в недрах огромной квартиры. Моей квартиры. Дверь открылась и в нее проскользнула чертова баба, сверкая в искусственном освещении сияюще-белой кожей.
- Я кажется не приглашал тебя,- выплюнул я, вместе с остатками пасты в раковину.
- Конечно же, я согласна, наконец-то. Я так долго ждала, милый. Ты пупсик, — обвив меня руками и ногами взвизгнула Лялька.
- С чем, что ты вперлась в моё личное пространство? – прорычал я. И мне показалось, что ванная вдруг раздулась в пространстве и сейчас лопнет. А объятия Ляльки, я ощущал как смертельные кольца питона, душащего свою жертву. На пальце этой дуры сверкало кольцо, переливаясь крупным чистым бриллиантом. Чужое кольцо. Обручалка невесты Франкенштейна. – Только размер нужно подогнать. Ты же не думаешь реально, что у меня такие сардельки?
- Кольцо сними,- прохрипел я, борясь с головокружением. – И никогда ничего не трогай в этом доме без спроса. Поняла?
- Боже, милый, прости. Ты хотел сделать мне... О, какая я дура,- прошептала чертова идиотка, прижимаясь ко мне своим, вылепленным руками хирургов, телом. Если я не отвлекусь, то просто лопну от ярости, вихрящейся в душе.
- Да, круглая дура. Хорошо хоть ты это осознаешь. Иди в кровать, быстро,- приказал я, отталкивая от себя глупышку.- Хотя...
Она не сопротивлялась, когда я толкнул ее на пол. Глупая, неужели и вправду думает, что я женюсь на ней, или на ком либо еще? Я животное, не способное жить в стае. Кот, который гуляет сам по себе. Мне не нужна самка, для продолжения рода. Мне никто не нужен.
Кольцо я убрал в сейф. Оно сейчас казалось мне отвратительным. Оскверненным, что ли? Давно пора было загнать его каким нибудь барыгам, выкинуть из памяти, как страшный сон. Но мне все время что – то мешало так поступить. Какой - то мистический рок.
- Я сейчас к маникюрше, на массаж, потом спа. Но вечером я вся твоя,- с придыханием шепнула Лялька целуя меня в щеку спустя полчаса. А я едва сдерживался, чтобы не вышвырнуть девку через порог, к чертовой матери.- Куда ты меня поведешь?
- В ресторан,- ухмыльнулся я, вспомнив рыгаловку, в которой имел неудовольствие отужинать неделю назад. Да еще сдуру пригласил туда своих итальянских партнеров. Вспомнил скорченные морды макаронников и хмыкнул. Там этой дуре с раздутым самомнением самое место. Несварение ей обеспечено.
- Оооо,- многозначительно проныла невестушка. Наверняка уже и свадьбу распланировала, овца. Жаль будет ее разочаровывать. Хотя нет, вру, не жаль. Очень хочется увидеть на глупенькой мордочке хоть какую-то эмоцию, кроме глупой уверенности в собственной неотразимости.
День пролетел, как сумасшедшая птичка выпущенная из рогатки. И в ресторан идти не хотелось. Зато хотелось забуриться куда-нибудь, где можно расслабиться, окунуться в грохот идиотской пульсирующей музыки и полуголых извивающихся тел. Туда, куда я не могу позволить себе пойти, в силу статуса и положения в обществе. Да, я сноб, но я очень долго шел к этому званию. Ухмыльнулся, рассматривая разряженную в пух и прах Ляльку. Подготовилась, выдра, даже вопреки своему вкусу, а-ля Туево – Кукуево, надела юбчонку до колен, а не похожий на пояс кусок ткани. Да уж, правильно говорят, можно девку из села вывести, а вот село из девки...
- Пусичек, я заждалась,- капризно оттрюнила губку «невестушка»
- Не называй меня этой идиотской кличкой, Писечка,- в тон ей просюсюкал я, едва сдерживая рвотные позывы. Надо просто выставить ее из тачки, и дать по газам, а не таскаться с этой курицей по ресторанам. И в эту чертову забегаловку мне совсем не в кайф идти, даже для того, чтобы охладить пыл этой дуры. Но, я хоть и мерзавец и подонок. Но все же джентльмен.
В душе шевельнулось нехорошее предчувствие, которое я гнал от себя с утра. Лялька гудела в ухо назойливой мухой, пока мы усаживались за зарезервированный мной столик. Он ей не понравился, интерьер оказался мигренозным. Глупышка уже примерила на себя образ госпожи Караваевой, и теперь строила из себя невесть что. День строителя, блин.
Люся
Этот день, наверное, никогда не кончится.
- Иди, посмотри, он жив? – простонала я, не в силах отлепиться от шершавой стены.
- Ага, конечно,- испуганно пропыхтела Глашка,- ты убила, ты и проверяй.
- Между прочим, это ты масло пролила, на котором этот придурок подскользнулся,- от возмущения у меня даже голос прорезался. Но смотреть на неподвижно – лежащее тело, обряженное в дорогущий костюм, сил у меня все так же не было. А тем более ощупывать его в поисках пульса.
- Да. Только вот гнался он не за мной. И рубаху не на моей груди рвал. Лифон у тебя, кстати, классный. Где брала? – поинтересовалась эта поганка, бочком обходя поверженного Караваева.
- Мать из Италии привезла, — глупо вякнула я и тут же заканючила.- Глань, ну ты же медучилище закончила.
- Ага. Только жмуров с тех пор я вообще боюсь. У нас когда занятия в «секционке» были, я старалась прогулять. Люсь, ну давай вместе посмотрим.
- Давай,- выдохнула я, и на ватных ногах засеменила к пострадавшему. – Не оставлять же его здесь. То-то Ашотик завтра утром обрадуется. Обнаружив такой дорогой подарочек. Это похлеще банкирши с осьминогом будет. Предынфарктом не отделается, болезный.
Караваев дышал. Крепкая грудь слабо вздымалась. Ну, хоть что – то. Глашка с умным видом пыталась нащупать на его шее яремную вену, но судя по слишком сосредоточенной физиономии, выходило у нее из рук вон плохо. Прогульщица, блин. Она наверное не только походы в морг прогуливала, иначе зачем бы ей носиться с подносом, имея в руках нормальную, очень гуманную профессию.
- Пациент скорее жив, чем мертв. Во башка у парня – чугунина,- изрекла подруга, плюнув на бесплодные попытки нащупать пульс.- У нас случай был, когда я в ЦРБ работала, такого же твердолобого привезли, так он...
-Эта история прямо сейчас просит выхода? – ехидно поинтересовалась я, лихорадочно соображая, что же делать с «ах, таким человеком», валяющимся сейчас на грязном полу, который давно не видел швабры.- Глаш, слушай, подгони машину к порталу.
- Какую? Люсь, ты тоже что ли башкой ударилась, или тебя так сразили домогательства несчастного? Портал в другие миры мы с тобой еще не научились открывать. Так что если ты надеешься избавиться от тела магическим образом, хрен получится. Авадакедаврить нам не позволяет образование.
- Посудомоечную, блин. Глань, не тупи, — уже не сдерживаясь рявкнула я,- смоем тело.
- Не, он в нашу не поместится. Так себе план,- почесала щеку Глафира. А мне захотелось положить ее рядом с Караваевым, ей-богу. Дать по глупой башке. В конце – концов, какая разница от скольки тел избавляться. Судя по всему, на моей физиономии отразилось такое страшное, кровожадное нечто, что до Глаши наконец дошло, что ей уготована участь незавидная. Она боком двинула куда – то в сторону кухни.
- Ключи возьми в моей сумке. Подгони тачку к двери. Туда, где мы получаем продукты и чеши сюда, — отдав приказ, я уставилась на, не подающего признаков жизни, красавца олигарха. Черт, ну почему мне так везет? За что?
- Ты же мне говорила, что я макака с гранатой, и машину не доверяла свою,- замерла на месте Глафира.- Только через мой труп, и все такое.
- Сейчас условия изменились, тем более, что если ты так и будешь вставать в позу, труп скоро у нас нарисуется, - от моего вздоха подругу как ветром сдуло. Жаль машину, конечно, но в тюрьму мне нельзя. У меня дочь. Да и Гланя ухаживает за больной матерью В общем, от этого чертова сноба одни неприятности. Я и с семьей из – за него рассорилась. Хотя, он конечно косвенно виноват. Эх. Зато у меня теперь есть Сонечка. И она самое лучшее, что случилось в моей дурацкой жизни. И за ее рождение я должна благодарить это дорогое тело, валяющееся возле моих рабочих тапок.
- Эй, я придумала. Давай его выкинем на крыльцо больницы. Ну, он все равно тебя сдаст, когда в себя придет. Но мы докажем, что это была самооборона. Я свидетель,- Глафира появилась, словно из-под земли. И в ее словах конечно был резон, но...
- Ага, а пока он в себя не пришел, нас заластают. Там же камеры всюду теперь. Попробуй, докажи потом, что ты не соучастница, а свидетель,- я захохотала. Видимо от нервов, а еще от того, что Глашуня так смешно начала бледнеть. Черт,- я замерла от пронзившей мысли.- У нас же тут тоже камеры.
- Да они не работают,- махнула рукой подруга.
- Ты то откуда знаешь?
- Ну, я к Вовке к нашему когда ходила, ну к начальнику охраны. Я там суп пролила на какой –то аппарат. А он не стал стучать, иначе бы Вовасику тоже прилетело. Ему ж запрещено на рабочем месте жрать. Ну вот, а потом, когда я блузку засте... Ну, короче, когда я тарелку забирала, он сказал, что накрылся какой-то тумблер, что ли. И камеры сдохли к чертям собачьим.
Я хмыкнула. Иногда то, что у Глафиры руки растут оттуда, откуда у нормальных людей растут другие конечности, очень даже неплохо. А Вовасик, пухлый мужик с прической ветерок, оказывается Дон Жуан. За тарелку супа осчастливил Глашуню. А тут вся жизнь пролетает мимо меня, как метеор, а у меня ни мужа, ни любовника. И их не будет никогда, потому что я ...
- Ты за ноги, я за руки,- пробухтела я, хватаясь за каменно тяжелые, широченные плечи. – На раз, два, три – поднимаем.
- Тяжелый, лосяра,- пожаловалась мелкая, тощая Глафира.- Может покатим его?
- Может ты прекратишь пороть чушь?
Ну, так – то она конечно была права. Караваев оказался страшно тяжелым. Мне казалось, что я пытаюсь поднять грузовик.
-Раз, два, три,- скомандовала я, и выронила свою ношу. Голова миллиардера – мецената с глухим стуком приложилась об пол в очередной раз.
- Ну, так-то да, так лучше. Добьем мужика. Все лучше, чем слюни пускать после ЧМТ. Прикопаем в лесочке. Пусть потом ищут, кто его шлепнул. Это твой план? – Голос этой заразы сочился ядом.
- Ладно, давай катить,- пришлось согласиться с идиотским предложением соучастницы.
Никогда не доверяйте никому то, что можете сделать лучше. Нервы у Глашки оказались – железяка. Она заснула, едва мы вырулили на оживленную, даже ночью, дорогу и даже захрапела. Я даже обрадовалась, что у меня появилась возможность обдумать ситуацию. И я уже жалела о своем опрометчивом решении везти домой сто кило проблем, лежащих на заднем сиденьи в позе недоструганого Буратино. Зачем мне этот бесчувственный чурбан? А если он и вправду откинет свои стодолларовые носки в моей квартире? Туфлишки то отбросил уже в подсобке ресторана.
- Чертовы баретки,- пробурчала я под нос.
- Люсек, знаешь что главное в танке? – сонно спросила Гланя, сладко причмокнув, и сама же и ответила,- в танке главное не бздеть. Заберу я завтра баретки. Никто и не заметит. Мало ли дряни валяется у нас в рестике? Даже тараканы ушли, бардака не вынесли.
- Может все таки выгрузим его где-нибудь на лавочке в сквере? – с надеждой промямлила я, прекрасно зная, что не поступлю так. Караваев, конечно гад, подонок, и скот, но не могу же я позволить отцу моей дочери сдохнуть на ледяной скамейке черте где, в полном одиночестве. Никто же не подойдет к нему, народ стал очень равнодушным.
- За дорогой следи лучше, чем глупости предлагать. Не май месяц, так – то, а парниша изнеженный. Припаяют нам оставление в опасности, плюс похищение человека группой лиц, убийство и алая – улю, гони гусей. У красавчика сто пудово сотряс, ушибы всего миллиардера, плюс возможны переломы. Не, мне нельзя в тюрягу, у меня клаустрофобия, и тошнит, знаешь ли от баланды и любвеобильных зэчек.- Завтра приведу доктора знакомого. Подшаманим миллиардера, и решим что с ним делать. А пока дай отдохнуть. Нам еще этого хряка на третий этаж переть.
К дому я подкатила накрутив себя до предела. Мне казалось, что все соседи сейчас сидят возле окон и зырят во двор, дожидаясь первой части Марлезонского балета. Двор, погруженный во тьму тоже не внушал доверия. Вот не внушал и все тут. И в кустах, как мне показалось кто – то был. Не удивлюсь если полицейский патруль с натасканными на киднэпперов овчарками.
- Я толкаю ты тянешь,- икнула я, оглядываясь по сторонам, как заправский шпион. Даже очки темные нацепила, всегда их вожу в бардачке. Вот, пригодились. Глашка на меня посмотрела, как на умалишенную, но предусмотрительно промолчала. Мало ли, что можно ожидать от лохматой толстухи находящейся в остром психозе.
- Чего это я тяну? – заупрямилась подельница, чисто из вредности, как я поняла.
- Ну толкай иди,- моему шипению позавидовала бы сейчас черная мамаба.
- Ладно, тянуть буду. Слушай, а чего это ты командуешь?
- Потому что мне некогда,- голосом Кисы Воробьянинова проворчала я, толкая неподвижного Караваева. Господи, пусть он будет жив. И пусть скорее снова исчезнет из моей жизни. Милый боженька, пусть он исчезнет и больше никогда не появляется.
- Жив, курилка,- пропыхтела Гланя.
- Интересно, как это ты определила? Нащупала таки пульс?
- Нет, просто он меня лягнул. Видимо мышцы сокращаются. Такое при ЧМТ бывает. Организм регулирует свои функции, типа теста.
Нам наконец удалось вытолкнуть неподъемное тело, и теперь мы стояли над лежащим на земле богатеем, переминаясь с ноги на ногу.
-До лифта волоком не допрем,- умно изрекла я, почесав переносицу под дужкой очков.
- Слушай, тебе дышать не темно? – поинтересовалась поганка Глафира.- Знаешь, ты похожа в этих оккулярах на фашистского летчика. Караваев если сейчас очнется, точно отдуплиться от ужаса.
- Отвянь,- сказала я беззлобно, стаскивая очки. Ну да, переборщила. Так от страха же.
- Ну и ладно,- согласилась подруга по несчастью и вдруг встала на карачки и подползла к поверженному мной титану. Ввинтилась куда-то в район его подмышки и закряхтела. До меня дошла вся гениальность ее плана.- Ну, чего встала, ползи сюда. Руку его через шею перекидывай, да через свою. Ты ему еще крыло сейчас сломаешь, блин. Так, а теперь на раз - два – три встаем.
Теперь мы стали похожи на загулявшихся алкашей, тащащих слабака – товарища к месту прописки. Пошатываясь поволокли красавца миллиардера к подъезду. Он цеплялся носками за камни, но мы, как героические медсестры перли к цели буром. Небо уже начало подергиваться розовым рассветом, похожим на сладкую вату. Господи, только бы успеть, пока баба Тося с первого этажа не вывела на свою извечную прогулку мелкую шавчонку, по возрасту стремящуюся к книге рекордов Гиннеса. Тогда новость о том, что у толстой проститутки из квартиры на третьем этаже, завелся еще и бойфренд наркоман, станет достоянием всего района. А мне этого прямо вот жутко не хотелось.
- Постельное у тебя – блеск. Ты с отбеливателем стираешь, или новое просто еще? – поинтересовалась Гланя, сваливая в мою кровать, на мои простыни грязного, как лесной кабан, мужика.
- Новое. Было,- шмыгнула я носом.- Глаш, надо его раздеть. Заодно на предмет повреждений проверим.
- Ух, извращенка,- хихикнула вредная язва. – Но, ход твоих мыслей мне нравится. Трусы чур ты меняешь.
- А трусы зачем? – ахнула я, покрываясь горячими красными пятнами.
- У него все брюки насквозь маслом пропитались. Трусы сто пудово менять придется. У тебя есть, кстати? Или свои пожертвуешь? Ну те, уродские, в ромашку которые. Прикинь, какой секси он будет в твоих панталонах? Ух.
- Есть мужские. Ну с корпоратива, помнишь? Мы для конкурсов покупали. А с ромашками не отдам. Они удобные, ничего не чешется, не колется.
- Вот поэтому ты и одна до сих пор. Ладно, тащи мужские, — приказала чертова мата – харя, деловито расстегивая пуговицы на рубашке Караваева. Мне, почему – то стало неприятно, что она его касается. Нет, я не ревную, точно. С чего бы? – И таз с водой.
- А таз зачем? – тупо спросила я, выныривая из самокопания.
- А таз уполномочен заявить. Я вот всегда в детстве думала, что там таз может заявить, или он как кривоногий и хромой Мойдодыр, выползает из ванной и выступать начинает.
Караваев
Это не может быть правдой. Невозможно. Я не могу быть мужем этой странной толстухи, в пристальном взгляде которой читается плохо скрываемое презрение. Не могу. И эти тряпки, которые принесла моя так называемая сестра, они точно не могут быть моими. Подозреваю, что она дралась за них с бомжами и победила в этом неравном бою. Но не силой, а своим феерическим безумием. Ее я ненавижу больше всех. У меня нет семьи, я это знаю. Я это чувствую. Мне никто не нужен.
- А что, хорош,- хмыкнула сестрица, в сотый раз обмакивая в бокал с чаем, уже размокшую до состояния пены, сушку.
- Глаша, что лучше то не было ничего? – простонала толстуха, рассматривая меня исподлобья.- Как я его Соне покажу? Он же... Это... Катастрофа.
- Катастрофа, Люся, вдовой при живом мужике быть, а это так, временные трудности. Все ,что у мамочки нашей нашлось Борькиного, притаранила, не капризничай. И так все деньги пульнула, — радостно гаркнула Глафира,- Она барахлишко то Борискино все продала. Чем богаты. Сушки у вас, дрянь. Мягкие через чур.
- Сушки у нас нормальные,- рявкнула та, которою Люсей зовут.- А вот подруги, которым поручить нельзя даже собаку одеть, совсем даже наоборот.
Черт, у нас еще и Соня какая – то есть. Собака, что ли, не зря же эта выдра вспомнила про шавку? Я уставился в бесстрастное зеркало и полностью согласился с притворщицей, которая выдает себя за мою жену. Тут она оказалась права. Дурацкие тренировочные штаны едва доходят мне до колен, майка белая, покрытая россыпью мелких желтых пятен, не прикрывает живота. Покосился на ботинки и содрогнулся, представив, что мне придется натянуть на ноги эти колодки. Искусственная кожа переломилась пополам, краска местами с них сошла. Боже, это какой – то адский перфоманс, со мной в главной роли.
- Это что, пранк? Вы просто надо мной издеваетесь? – прорычал, больше не сдерживаясь, схватил с пола ботинок и запустил его в мирно пьющую чай сестру.- Я понял, вы авантюристки. Опоили меня какой – то дрянью, и теперь издеваетесь. Где мои документы? Где фотографии, черт вас побери. Люся, где свадебные снимки. Где это все?
- Наверное там же, где и твой чемодан,- невозмутимо дернула плечом чертова пышка.- Боря, тебя ударили по голове, обокрали. Но даже в этом состоянии ты приперся домой. У меня есть только свидетельство о браке, и твой СНИЛС.
- Да – да,- поддакнула Глашка, так кажется зовут проклятую мартышку.- Вот только Люся забыла тебе напомнить, как ты промохал свой чемодан. Зачем ты его жалеешь, Люсь? Он ведь совсем не изменился. Ты, братишка, как тот свин, грязь везде находишь. Видимо кофр дружки твои поперли из клуба по интересам. Ты же быстро заводишь новых приятелей. А приползаешь все равно к этой дурынде. И по голове тебя приложили пустой бутылкой, из крепкой мужской дружбы. Ты сколько там в экспедиции своей шоркался. Люсь, сколько?
- Три года,- насупилась, так называемая, жена. Ладно хоть она более – менее адекватная.- Точнее три года и семь месяцев. Борь, я тебе куплю завтра нормальную одежду. Что еще надо?
- Мне надо побриться, принять душ и почистить зубы. Еще нужны чистые трусы, одеколон, носки из смеси мериноса и шелка, и бутылка бурбона, — приказал я, поддергивая растянутые трикотаны на бедрах.
- А в рот не плюнуть, аристократ? – вредно поинтересовалась сестра.- Ты там отморозился что ли? Оглянись вокруг, принц крови, и погрузись в наш мир. И бриться тебе нельзя. У тебя аллергия. Морда отекает, потом лечи тебя. Обойдешься без бритвы. Люсь, пусть бороду отращивает. Она ему идет очень. Ты помнишь, как ты любила зимой у него в бороде нос греть? И про вискарь забудь. Калдырить вредно, в программе здоровье сказали. Бьет по печени гепатитом, а по зубам кастрюлей
- Ага,- икнула Люся, и как мне показалось, уставилась на Глашу непонимающе.- борода это хорошо. И зимой не холодно. И другим человеком тебя, Боря, сделает. Новая борода, новая жизнь.Молодец, Глашка. Хоть одна умная мысль за сегодня.
Я последовал совету наглой девки. Оглянулся. Нет. Это точно не мой мир. Это все чужое. Куча безделушек на полочках. Фотографии в рамках, которые я не имею желания рассматривать. Какие – то плюшевые собачки, раскиданные по велюровому дивану, цвета взбесившейся моркови. Странный выбор для тетки в цветастом халате. Я сделал шаг, заинтересовавшись фотографией, стоящей на розовом комоде, украшенном рисованными облаками и взвыл. В ногу впилась какая – то дрянь. От боли я ослеп, а еще от ярости, заполонившей мозг так, что стало трудно дышать.
- Мать вашу,- взревел, заскакав на одной ножке, как Петрушка на веревочке. Ухватил пальцами прилипшую к ступне пластмассу и уставился на маленького радужного единорога лежащего на моей ладони. – Это еще что за хреновина? Вы сектантки что ли? Поклоняетесь рогатым коням?
Ответить эти дуры не успели, потому что хлопнула входная дверь. Я напрягся. Сообщник? Точно, они меня одурманили, а теперь принесут в жертву. Тело отреагировало молниеносно, резкий разворот, рывок вперед.
- Мам, я пришла,- зазвучал звонкий голосок, заставивший меня замереть.- Ба, то есть Лейла, сказала, что у нее сегодня прием. Меня Волька привез, ну водитель еёшный. Ма... Ой.
На меня уставились распахнутые синие глаза, обрамленные ресничками – бабочками, такими длинными, что на фарфоровых щечках тени от них не лежали, порхали.
- Соня, ты же еще день должна была быть у бабушки, и что это за слово "Еёшный". Нужно говорить "Ее водитель". Воспитанные девочки должны говорить правильно, — прошептала Люся, и мне показалось, что она сейчас свалится на пол.
Девочка не ответила. Она смотрела на меня, раскрыв рот в котором не доставало переднего зуба. Черт, у нее мои глаза, и ямочка на одной щеке, такая же как у меня. А еще, аккуратно – подстриженная челка отличается по цвету от остальных волос. Это значит, что я и правда нищеброд, живущий в маленькой квартирке, с женой, похожей на сдобную булку? У меня чокнутая сестра, и вот это вот беззубое существо, похожее на меня как зеркальное отражение. Но она мне не нужна. Они все не нужны. Я хочу жить, а не прозябать.
Краваев
- Е –ха –ли мед-ве-ди,- я смотрел за пальчиком, бегущим по строчке, как зачарованный. И не слушал, то что щебетало это мелкое существо. Странно, но сейчас мне было спокойно, как никогда. Горящая в груди, как уголь в печи, ярость отступила.- Пап, у меня получается читать, и вот.
Мне в руку лег маленький клочок бумаги, сложенный, наверное, в десять раз.
- Это я специально так сложила, чтобы глотать удобнее было,- зашептала малышка, округлив свои невозможные глазищи. – Девчонки в саду сказали, что надо желание написать на бумажку, а потом проглотить ее. Ну, после того, как свечи на торте задую. И тогда все точно сбудется. А у меня даже раньше сбылось. Только чур это секрет.
- Нельзя глотать всякую дрянь, девочка,- растерянно сказал я, разворачивая цидульку. Зачем? Непонятно. Что я там надеялся увидеть? Свое прошлое, которое испарилось из памяти, словно стертое ластиком. Скорее всего это очередной идиотизм, в котором я живу последние несколько часов.
- Меня зовут Соня,- насупилась девчонка, и снова уткнулась в свою дурацкую книгу.- Мама сказала, что ты потерял память. А где?
- Что где? – спросил удивленно.
- Ну, где потерял? Я вот один раз потеряла бабушкино кольцо. Знаешь как меня ругали? Бабуля сказала, что я мерзкая девчонка. А я не мерзкая, я просто его посмотреть хотела. Красивое, как у королевы. Бабушка, то есть, она так не разрешает себя называть, на репетицию тогда опоздала из – за меня. А кольцо...
- Подожди, кольцо,- в голове возник неясный образ, который я так и не смог уловить. Кольцо, что –то важное. Связанное с моей жизнью
- А тебя мама тоже поругала, я слышала. Ты на нее не обижайся. Мама у меня самая лучшая, только непутевая. Так большая Бабу сказала,- малышка вытерла рукавом маленький носик, и меня передернуло. Терпеть не могу этот жест. Не помню почему, но мне вдруг стало больно и душно. Будто кто – то накинул на голову ватное одеяло. Все мысли испарились, осталась лишь вихрящаяся злость.
- Платок. Есть платок,- прорычал я.- Сопливый нос вытирают платком. И что это за дурь ты читаешь? Какие медведи? Велосипеды? Как можно вообще поджечь море? Что это за психоделика? Я не знаю тебя, не помню. Не зови меня папой. Никогда. Поняла? У меня нет детей. И тебя нет.
Схватил книгу и с силой запустил ее в стену. Девчонка сжалась на своем маленьком стульчике, как воробышек. Но не заплакала, просто поджала губки. Так же, как ее мать, когда злилась сегодня.
- Я есть, — тихо прошептала малышка, подобрала с пола развалившуюся на две части книгу и сгорбившись пошла к выходу из детской, шаркая ногами, как малюсенькая старушка. Я остался сидеть на крохотном идиотском стульчике. Возле такого – же игрушечного столика. И выглядел я идиотом. Мужик в женском халате, из-под которого торчат волосатые ноги. Сидящий на троне маленькой феи, С рожей обиженного гоблина из сказки. Как там сказала сегодня эта полоумная толстуха? Если увидит на личике своей спиногрызки слезинку – мне не жить. Что ж, пусть она меня лучше сожрет, чем вот это вот все.
Я повертел в пальцах скомканную записочку, и бездумно ее развернув пробежал глазами по корявым строчкам, выведенным неуверенной детской рукой.
«Милый бог, я не знаю, есть ли ты там на небе. Но если есть, пусть у миня будит папа. Пусть он вирнетца из искпидикции. Я буду сибя харашо висти и мама тоже.»
Мне показалось, что в груди вдруг образовалась черная дыра. Комната заплясала перед глазами, словно детские игрушки на веревочках.
- Ты...- услышал я звенящий от ярости голос «жены», но ответить не смог. – Эй. Ты чего? Ты в порядке? – теперь она звучала испуганно.
- Да, — еле выдавил я, сквозь сжавшиеся, словно от удушья, связки.- Люся, я правда был в экспедиции, или ты ее обманула? Девочку обманула? Эту, как ее, забыл имя.
- Пойдем, я отведу тебя в спальню,- вздохнула женщина. И я вдруг понял – я ее знаю. Помню запах, и родинку на пальце, в форме маленькой запятой. Наверное это и вправду моя жизнь, хоть это и очень трудно принять. Но я впервые в жизни чувствую себя нужным. Уверен, что впервые, потому что судя по рассказам мерзкой мартышки Глафиры, я не самый лучший представитель рода человеческого. И это странное чувство сбивает с толку. А еще взгляд толстухи, который она отводит постоянно, словно меня боится до одури.
- Ты не ответила? – прохрипел я.- Я ведь вас бросил? И девочка поэтому меня не знает.
- Ее зовут Соня,- тихо прошептала Люся.- И ты порвал ее любимую книгу.
- Я ее заклею,- выдохнул я, борясь с желанием дотронуться до Люсиной щеки. Она отшатнулась, когда я поднес пальцы к ее лицу. Странная реакция. Она вообще на меня странно реагирует.
- Ты нас бросил, — выдохнула жена. Моя жена, черт бы ее побрал. Ну вот, я оказывается еще и подонок.- И снова исчезнешь, я это знаю точно. Ты неисправим, дорогой. Но пока ты здесь, будь любезен следовать правилам этого дома. Сегодня отдохнешь, а завтра у тебя много работы. Я написала список дел. Он висит на холодильнике. И у Сони в садике карантин по ветрянке.
- Ты хочешь оставить ее со мной? – испуганно спросил я. – Я же псих. И я не знаю, что с ней делать.
- Ты ее отец в первую очередь. А у меня завтра смена на работе, еще месяц по договору все таки придется дорабатывать. Торт я испеку. Гостей не будет, дети из группы похожи на зеленых гуманоидов. половина родителей тоже в крапинку и чешутся. Короче, им не до праздников. Моя мама уехала, Большая Бабу боится ветрянки. Она ею не болела. Так что, дорогой...
- Эй, так нельзя. Я не...
- Сделаешь все. Я не стану кормить дармоеда. И, Боря, прошу, пока ты здесь, постарайся быть человеком, а не козлом, — проигнорировала глас вопиющего в пустыне эта наглая фурия, явственно указывая моё место в этой убогой квартире.- Мне как раз нужна была няня и помощница по хозяйству. Так что ты вовремя явился, медовенький.
-Ты чокнутая дура, и хреновая мать, раз бросаешь на меня свое чадо, - проорал я. Люся лишь дернула плечом и пошла из комнаты. Я поплелся за ней.
Караваев
Пункт 1. Завтрак.(сделано, ну почти)
Я уставился на свернутый в трубочку папирус, пришпиленный к холодильнику магнитом в форме кошки и почувствовал себя Золушком.
Заглянул в холодильник, пытаясь понять, чем можно накормить мелкое беззубое существо, шляющееся по дому в уродской пижамке, цвета спелого банана, разрисованной какими – то уродцами. От чего у меня начала разрываться голова, а в глазах взрываются атомные шары. Колбасы может ей нарезать. Интересно, можно кормить детей дешевой «Докторской», в составе которой скорее всего нет мяса?
- Девочка, эй, девочка. Что такие, как ты едят на завтрак?- поинтересовался я, поймав пробегающую мимо малышку за шкирку. Под столом зашипел проклятый кошак. Пришлось разжать хватку, не хватало еще мне какого – нибудь бешенства. То, что кот нападет сомневаться не приходилось.
- ...
- Соня,- подсказала мелкая заноза.- Мама обычно готовит мне яйцо пашот или бризоль с сыром и шпинатом, кашу рисовую иногда с корицей. Мама готовит очень вкусно. А когда я болею...
- Достаточно, все остальное лишняя информация, — надо же, бризоль. Ухватил с полочки на дверце рефрижератора два глянцевых яйца и двинул к плите. Осмотрел кухонного монстра, понял, что даже включить не смогу идиотскую варочную панель и крепко задумался. Девчонку накормить нужно, но главное, что у меня у самого кишки сводило от голода. - Что же она не приготовила тебе ничего, раз такая рукодельница?
- Завтрак должен быть не разогретым, а только приготовленным, так мама говорит,- сморщила нос малышка.
- Будем есть вареные яйца,- хмыкнул я, открывая дверцу микроволновки. Уж с этой приблудой то я справлюсь. Ничего сложного, просто нажать пару кнопок, выставить режим - варка и ...
- Это не очень хорошая идея,- испуганно прошептала девочка Черт, все время забываю ее имя. – Мама говорила...
- Твоя мама не всегда права, и вообще...
Я не успел договорить. Раздался оглушительный хлопок. Девчонка свалилась на пол и активно работая руками и ногами заползла под стол. Мерзкий кот взвыл от ужаса и ломанулся к окну. Как раз в это время дверца микроволновки распахнулась, словно ее кто-то вышиб изнутри с ноги. Яйцо, вылетевшее со скоростью болида, прошло по странной траектории.
- Ложись,- вякнул ребенок. И я бы последовал совету этой мелкой зануды, но не успел. Чертова куриная икра с силой врезалась мне в висок. Показалось, что меня уделал своей кувалдой сам Тор, не меньше. Я заскользил ногами по стекающему с моего лица белку, и услышал странный треск, похожий на звук ломающегося дерева. Раздался вой, что – то свалилось мне на плечи. Что-то пушистое и воняющее. Кот, чертов мурлыка. От неожиданности я рухнул на пол, посмотрел вверх и обмер от ужаса. Этот паразит от страха, видимо запрыгнул на люстру. И теперь она болталась на одном проводе прямо над моей бедовой головой. Я едва успел откатиться в сторону. Бандура все таки упала, пробила плитку в сантиметре от моей щеки. Попытавшись подняться, я зацепился рукой за первый попавшийся выступ. Что – то грохнуло, меня обсыпало штукатуркой с головы до ног, возле которых приземлился карниз. Я стал похож на Кончиту Вурст изваянную в мраморе. Симпатичная занавеска обвилась вокруг моего тела наподобие шикарного платья. Толстая меня уроет. Она меня освежует, вырвет сердце и спляшет на костях
- Вот это позавтракали,- донесся из – под стола восторженный голосок. – Пап, а ты в искпидикции точно был не поваром, да? Значит мама ошиблась, или ты ей наврал? Ты наверное отвечал за развлечения? Клево. С Азалией так весело никогда не было. Только вот чашку мамину ты зря разбил. Это ее любимая.
Я обозрел масштаб разрушений и застонал. Чумазая девочка жевала колбасу, откусывая прямо от батона и при этом блаженно щурилась. Стены небольшой кухни в потеках яйца, выглядели как декорация к фильму о пришельцах, мажущих все вокруг ядовитой слюной. Кота надо мыть, от ужаса с ним произошла катастрофа. Мочевой пузырь животного не выдержал стресса. И что – то мне подсказывает, что позора зверь мне не простит. И чашка. Чертова чашка, расписанная котиками, как погребальный холм в центре кухни. Ее осколками меня и закалампуцают, если до этого кот не перегрызет мне яремную вену, во время банных процедур.
Пункт второй. Помыть кота.(это я дописал в список)
- Геннадий Палыч не дастся,- вздохнула девочка, имя которой никак не могу удержать в голове.
- Ты его главное поймай, Света,- приказал я, рассматривая полотенца висящие не вешалке в форме медведя. Да что у них тут за культ мультяшек? Выбрал самое большое, в надежде спеленать орущего усатого – полосатого, которого девчонка, пыхтя, доставала из-под дивана.
- Меня, Соня зовут, вообще – то, — пробухтела она, глянув на меня своими глазищами. – Пап, кота может не будешь...
- Не учи отца ... Это самое... Котов мыть,- злобно выдохнув, замотал кота в полотенце. Он, кстати даже не сопротивлялся, только энергично размахивал толстым хвостом, торчащим из импровизированных пут, и утробно рычал.
- Он тебя убьет,- пообещало мелкое недоразумение и быстро выскочило за дверь. Очень вовремя, кстати, потому что монстр взвыл в моих руках, выгнулся дугой и вывалился из смирительного полотенца. У меня екнуло в груди, когда я увидел существо, стоящее напротив.
- Котик, я пошутил,- попытка договориться действия не возымела. Я схватил лейку душа, крутанул кран и направил его в раздувшегося кота. Он побежал по стенам, клянусь, при этом, пытаясь, достать меня лапой, увенчанной стальными когтями, похожими на тесаки Фреди Крюгера. Баночки, скляночки, зеркало, мочалки, куски мыла. Все посыпалось на пол, превращаясь в крошево. Я бросился к двери, отбросив душевую лейку, брызжущую во все стороны, словно фонтан. Наглый усач сделал последний рывок, и таки достал меня. Лицо обожгло болью. Да, сегодня я в ударе. И в каком – то адском угаре. Может это просто сон, как в фильме про того же Фредди? И я сейчас проснусь?