История не любит чистых красок — она предпочитает сложные оттенки, где рядом с героями неизменно обретаются предатели, а за благородными поступками скрываются корыстные расчёты. Самым главным подлецом Столетней войны, пожалуй, можно назвать Карла Злого — человека, чьё вероломство и жадность не имели границ.
Представьте себе Западную Европу тысяча триста тридцатых — тысяча триста восьмидесятых годов. Континент словно охвачен лихорадкой перемен. Феодальные монархии, ещё недавно казавшиеся незыблемыми, начинают превращаться в нечто принципиально иное. Короли больше не могут довольствоваться традиционными доходами с королевских земель и случайными военными повинностями вассалов. Долгая война требует постоянных денег, профессиональных солдат, разветвлённой администрации. Так рождается новый тип государства — где главная задача власти состоит в том, чтобы выжать из подданных максимум средств на содержание армии.
Генеральные штаты во Франции и парламент в Англии из редких совещательных собраний превращаются в постоянно действующие институты, без согласия которых король не может собрать налоги. Старая система личных связей между сюзереном и вассалом постепенно уступает место бюрократическим механизмам. Рыцарская конная атака, веками определявшая исход сражений, оказывается беспомощной против длинных луков английских лучников и растущей мощи артиллерии.
В самом центре этих грандиозных преобразований разгорается конфликт, которому суждено длиться более столетия. Столетняя война началась в тысяча триста тридцать седьмом году как спор между английским королем Эдуардом Третьим и французским Филиппом Шестым о том, кто имеет больше прав на французскую корону. Формальным поводом стала смерть Карла Четвертого Красивого в тысяча триста двадцать восьмом году — последнего короля из прямой мужской линии Капетингов.
Эдуард Третий, внук Филиппа Четвертого Красивого по материнской линии, заявил о своих наследственных правах на французский престол. Французы ответили, что корона не может переходить через женскую линию — так называемое салическое право, которое, впрочем, было сформулировано уже задним числом, для обоснования выбора в пользу Филиппа Валуа.
Но династический спор — это лишь верхушка айсберга. Под ним скрывались гораздо более прагматичные вопросы. Главный из них — статус Аквитании, обширного герцогства на юго-западе Франции, которое английские короли держали как французские вассалы. Парижский двор стремился ограничить английскую автономию в этих землях, Лондон же требовал полного суверенитета. Компромисс казался невозможным.
Первые десятилетия войны принесли англичанам череду блестящих побед. В тысяча триста сороковом году их флот разгромил французов при Слейсе, обеспечив господство в Ла-Манше. Шестью годами позже при Креси английская армия наголову разбила значительно превосходящие силы противника. Длинные луки валлийцев и английских йоменов превратили цвет французского рыцарства в месиво из людей и лошадей.
Казалось, что традиционная военная машина Франции окончательно сломана. В тысяча триста сорок седьмом году пал Кале — стратегически важный порт, который должен был стать английской военной базой на континенте на следующие двести лет. А в тысяча триста пятьдесят шестом при Пуатье случилось немыслимое — в плен попал сам французский король Иоанн Второй Добрый.
Франция погрузилась в хаос. Дофин Карл, будущий Карл Пятый Мудрый, был вынужден созвать Генеральные штаты и согласиться на серьёзные ограничения королевской власти. По стране прокатились крестьянские восстания — Жакерия тысяча триста пятьдесят восьмого года стала символом того, как война и налоговое бремя довели простой народ до отчаяния.
Именно в эти кризисные годы на политической арене появляется наш герой — Карл Наваррский. Но об этом чуть позже. Сначала стоит понять, что происходило с самой важной институцией средневекового мира — католической церковью.
В тысяча триста девятом году папа Климент Пятый перенёс папскую курию из Рима в Авиньон, небольшой городок на юге Франции. Формально это было временной мерой, вызванной политической нестабильностью в Италии. Фактически же семьдесят лет Авиньонского пленения превратили пап в послушных союзников французских королей.
Когда в тысяча триста семьдесят седьмом году папа Григорий Одиннадцатый вернулся в Рим, казалось, что единство церкви восстановлено. Но уже через год после его смерти случилось нечто поистине катастрофическое — Великий западный раскол. Кардиналы, недовольные политикой нового римского папы Урбана Шестого, избрали своего кандидата, который обосновался в Авиньоне. Христианский мир раскололся: одни страны признавали римского папу, другие — авиньонского.
Этот раскол имел далеко идущие политические последствия. Франция, естественно, поддержала авиньонского понтифика. Англия и большинство германских княжеств — римского. Таким образом, даже в религиозной сфере противостояние шло по тем же линиям, что и в светской политике.
На фоне всех этих потрясений особое положение занимало Королевство Наварра — небольшое государство, зажатое между Францией и Кастилией в Пиренейских горах. По европейским меркам Наварра была карликом, но географическое положение делало её важным игроком в большой политике.
Через наваррские перевалы проходили торговые пути, связывавшие Иберийский полуостров с остальной Европой. Здесь же пролегала одна из главных дорог паломников в Сантьяго-де-Компостела. Наварра контролировала стратегически важные горные проходы, что делало дружбу с ней крайне желательной для всех крупных держав региона.
Но главное — Наварра была связана династическими узами с французской королевской семьёй. В начале четырнадцатого века наваррскую корону унаследовала Жанна, дочь короля Франции Людовика Десятого. Она вышла замуж за Филиппа д'Эврё — представителя младшей ветви Капетингского дома, получившего от своего дяди короля Филиппа Четвертого Красивого богатые владения в Нормандии.
Так сложилась уникальная ситуация: правители Наварры были одновременно французскими принцами крови и крупными нормандскими землевладельцами. Они имели права на наследство в двух королевствах, владели замками и городами в трёх регионах, а их подданными были баски, французы и кастильцы.