— Пусть твой зверь выбрал мою чокнутую сестренку, но ты же знаешь, что я ничем не хуже. Во многом даже лучше, правда?
Томный голос сестры в каминном зале заставляет меня замереть перед приоткрытой дверью. Покрепче сжимаю в пальцах корзину с вышиванием, подаюсь к узкой щели проема и прислушиваюсь. Щеку обдувает теплым воздухом из натопленного зала. До ушей доносится треск поленьев в камине, шелест бумаг, тихое хихиканье — в замке прекрасная слышимость.
В голове разом вспыхивает десяток вопросов. С кем разговаривает Флора? Почему она в замке в такой поздний час? И откуда в ее надменном голосе столько хрипловатой, тягучей истомы?
Я бы зашла и спросила, но отчего-то ноги приросли к каменным плитам. Кошмар, что меня разбудил и подтолкнул спуститься на кухню посреди ночи, корзина с вышиванием, об которое я укололась, жук-летун на остывшей подушке мужа, — все теперь кажется дурным предзнаменованием.
А еще сестра. Ее появление — всегда вестник проблемы, как пиратский флаг, реющий на горизонте.
Не успевает сознание переработать ее странные слова, как раздается голос Даррана:
— Ты для меня — отдушина. Луара нужна для дела.
— Ты рассказал ей нашу задумку? Объяснил, зачем она на самом деле тебе понадобилась?
— Всему свое время. Сначала пусть себя проявит.
— Вот же дурочка удивится! — Флора довольно хихикает. — Хотелось бы мне увидеть ее глаза, когда ты ей скажешь!
Дарран? Они обсуждают меня? Наедине, в такой час? Конечно, они почти родственники, но не кровные же! Это, в конце концов, неприлично!
Опять слышится шелест ткани, непонятные шорохи. Преодолеваю необъяснимое желание убежать в спальню, зарыться под одеяло и сделать вид, что меня тут не было. Заставляю себя пошире открыть дверь, заглянуть в проем и... вмиг каменею от увиденного.
Моя сестра сидит на коленях у мужа, обхватив бедрами его мощный торс. Пальцы левой руки ласкают его кожу под небрежно расстегнутой белой рубашкой, а правой она стягивает с плеч темное платье. Каштановые волосы, обычно собранные в элегантную прическу, сейчас крупными волнами рассыпаны по плечам и обнаженной спине, на которой по-хозяйски расположилась ладонь моего мужа.
Ее протяжный стон и его тяжелое, рваное дыхание слышны даже здесь, в другом конце зала.
Резко отпрянув назад, жмусь к холодной стене.
Как они смеют так… со мной!
Наверно, надо топать ногами, кричать, скидывать вещи на пол, но я не могу пошевелиться, придавленная предательством самых близких людей. Едва дыша, пытаюсь переварить происходящее, как вдруг снова слышу ее вкрадчивый, с хрипотцой голос:
— Мой любимый, мой единственный, я сделаю так, чтобы и ты, и твой зверь хотели лишь меня. Уж мне-то известно, как доставить удовольствие вам обоим. В отличие от сестры неумехи.
Слышны звуки поцелуев и… на большее меня не хватает.
Скрипнув дверью, несусь по ступенькам прочь, к себе в спальню.
И хочу, и боюсь, чтобы муж узнал, что мне все известно. Хочу, потому что его ошибку нам надо обсудить. Ему следует признаться, что оступился, покаяться и попросить прощения. Пообещать, что больше никогда не пустит на порог проклятую Флору. После этого мы попробуем… Нет, мы обязательно начнем все сначала.
А боюсь я, потому что за неделю брака почти не успела узнать мужа!
Что мне о нем известно? Дракон из древнего рода, знатный лорд, приближенный к императору. Глава тайной полиции. Красивый вдовец, растивший малышку дочь от первого брака — он был одним из самых завидных холостяков империи.
И кто я? Скромная швея из семьи обедневших аристократов, с практически бесполезными магическими дарами, которую он ввел в свой дом, чтобы обучать дочь вышиванию. Он мне, конечно, нравился, как нравятся звезды, бесконечно прекрасные и недоступные, хотя никаких надежд я не питала. И вдруг…
Метка истинной на моем запястье.
Сказать, что я удивилась, — ничего не сказать.
Да и в его глазах я особой радости не увидела.
Связь истинных стала неожиданностью для нас обоих, но кто я такая, чтобы противится своему счастью? И разве можно противостоять мощи дракона, вздумай я взбрыкнуть и отказаться?
Если его зверь избрал меня, значит так тому и быть. Я рожу ему сильных сыновей драконов и сделаю счастливым. Так я думала всего несколько дней назад.
А теперь?
Ворочаюсь с бока на бок под тонким шелковым одеялом и проклинаю себя за малодушие. Надо было подойти к ним прямо там, в зале. Нет, не для того, чтобы устроить сцену. Я бы вела себя сдержанно, с достоинством.
Просто, чтоб вышел гной, необходимо вскрыть нарыв.
Но я струсила и ситуация повисла в воздухе. Они там, наверно, ласкают друг друга из-за моей дурацкой нерешительности. И что дальше? Она вернется сюда завтра ночью? Послезавтра тоже? При мысли об этом печет в груди и пересыхает горло.
Нет, я так больше не могу.
Надо что-то делать.
Снова вскакиваю с кровати. На сей раз отодвигаю шторы, впуская в комнату лунный свет. Начинаю переодеваться. Умываюсь, облачаюсь в платье, темное и строгое, зато элегантного покроя и отделанное драгоценными камнями. Расчесываю волосы. Сначала хочу собрать их в привычный пучок на затылке, а потом понимаю, что нельзя прятать самое красивое, что дала мне природа. Пусть будут распущенными.
Я предстану перед ним во всей красоте.
Флора эффектнее меня, выше, ярче, с более женственными очертаниями фигуры. Она всегда умела себя преподнести. На ее фоне…
На этой мысли прячу свое лицо в ладонях.
Боже, о чем я думаю!
Какая разница, кто из нас красивее?
Я его жена, его истинная, и поэтому имею право на верность.
Оглядываю свое отражение в зеркале и снова накатывают сомнения. В лунном свете выгляжу бледной и несчастной. Не хочу показываться мужу в таком жалком виде, чтобы еще раз проиграть на фоне Флоры.
Может, отложить этот разговор на более подходящий момент? Подловить вечерок, когда у мужа будет хорошее настроение, а я буду выглядеть идеально? Ведь матушка всегда учила, что сила женщины заключается в ее красоте. А еще в терпении, гибкости и… то ли мягкости, то ли мягкотелости.
На сей раз, не таясь, открываю дверь каминного зала нараспашку. Дверь громко скрипит, и я решительно захожу внутрь.
Флоры нет. Муж склонился над рабочим столом, перебирает бумаги. Вижу крупный заголовок газеты «Похищения детей аристократов продолжаются. Тайная полиция расследует очередное дело» Еще вчера сердце тревожно забилось бы при виде статьи, а сегодня волноваться за других не получается.
При звуке моих шагов по каменному полу он, не отрывая взгляда от документов, интересуется:
— Ты сегодня рано. Снова плохой сон?
Ни тени замешательства на его лице. Уютный треск огня в камине. Голос мужа самый обычный, будничный, немного усталый, и на миг я теряюсь.
Так ведь не разговаривают после предательства родного человека? Может, мне привиделся кошмар? Может, не было измены?
Мысленно даю себе оплеуху.
Трусиха несчастная, смотри правде в глаза!
Заставляю себя произнести:
— Я была здесь час назад, Дарран.
— И? — взгляд темно-карих глазах, почти черных, с легким интересом скользит по моему лицу и снова возвращается к бумагам.
— Я видела тебя с ней.
Впервые за время разговора он ставит перо в чернильницу.
До сих пор непривычно видеть его таким: с расстегнутым воротом рубашки, слегка помятой за ночь, с засученными рукавами, взъерошенной копной темных волос. Он не успел побриться, поэтому на подбородке проступила щетина, придающая ему небрежно-домашний вид.
Думала, что привилегия видеть лорда Амакиира не при параде доступна лишь мне одной. Как же я ошибалась!
Дарран скрещивает крупные пальцы в замок и смотрит на меня в упор, с интересом. Так, наверно, разглядывают забавную зверушку. Снова спрашивает:
— И что?
От его взгляда и вопроса становится не по себе. Я ожидала, что он будет оправдываться. Молить о прощении, а это равнодушное «и что?» окончательно выбивает из колеи. Закусив губу, молчу.
Беспомощно развожу руками:
— «И что»? Это все, что ты можешь сказать после того, как мне изменил?
— Я могу сказать многое, — его голос вдруг становиться сухим и жестким, как и выражение красивого лица. — Но скажу одно. Не суйся в дела, которые тебя не касаются.
— Не касаются! — выдыхаю с ужасом. — Мой муж изменил мне с сестрой, и это меня не касается?
— Именно, — кивает Дарран. — Знай свое место, Луара. Свободна.
Продолжаю стоять, кусая губы. Из глаз брызжут слезы. Соленый привкус во рту отдается горечью в душе. Чувство такое, будто меня растоптали. Не могу с этим смириться.
Нужно что-то сделать, нужно объяснить ему, что он поступил неправильно, что причинил мне ужасную боль.
Но лорд Амакиир взрослый, состоявшийся мужчина! Как растолковать ему очевидные вещи? Это, как объяснять, что небо голубое, а трава зеленая! Глупость несусветная.
— Дарран, я готова тебя простить, если… — начинаю дрожащим голосом, но меня безжалостно обрывают:
— Твоя истерика меня утомила. Ступай в свою спальню. Сегодняшний день проведешь там. Еду тебе принесут. Если к завтрашнему утру образумишься, то можешь спуститься к завтраку. Твои занятия с Айной пока под вопросом. Все понятно?
В темных глазах столько холода, что по коже бегут мурашки.
Вот и все. Поговорили.
Вытираю мокрые щеки и с легким кивком произношу:
— Понятнее некуда, лорд Амакиир.
Развернувшись, делаю шаг к выходу, как вдруг меня догоняет его тихий голос:
— Луара?
Замираю, а в сердце зарождается робкий росток надежды. Может, он осознал? Вот просто понял, что натворил, и сейчас извинится?
Стоит мне повернуться, все мои упования разбиваются об холодное выражение лица.
— Ты пойдешь сейчас в свою спальню. И пробудешь там до завтрашнего утра, думая над своим поведением.
К горлу подкатывает ком, глаза застилают слезы. Быстро киваю, опустив взгляд.
— Если ослушаешься, — чеканит жестко, — тебе не понравятся последствия.
Так и подмывает спросить, почему виноват он, а наказывают меня, но я не осмеливаюсь. Снова трушу. Еще раз кивнув, исчезаю за дверью.
День проходит, как в тумане. Служанка приносит в спальню подносы с едой, но я оставляю их нетронутым. Лежу весь день на кровати в смятом платье. Не пью и не ем. Перебираю свои поступки за семь дней семейной жизни и гадаю, что могло подтолкнуть мужа на измену.
Сестра обозвала меня «неумехой». Странно слышать от нее подобное, ведь матушка нас обоих воспитывала одинаково.
«Леди обязана вести себя в кровати сдержанно и благопристойно», — говорила она. «Терпеливо лежать на спине, пока муж делает себе наследника, — таков наш женский долг.»
Я исполняла свой долг честно и старательно. Ни разу ни пикнула и не пожаловалась. Даже, когда низ живота взорвался резкой болью в нашу первую ночь, лишь стиснула зубы покрепче и все перенесла с молчаливым достоинством.
В глубине души мне хотелось чего-то большего, чем исполнение долга. Я желала бестолковых обнимашек, болтовни ни о чем, легких касаний, страстных признаний и хоть капельку воздушной нежности.
А, в итоге, все, о чем я втайне мечтала, досталось подлой Флоре. В голове всплывали разрозненные кусочки информации, сливаясь в единую картинку.
После смерти родителей я мыкалась по съемным комнатушкам, работала в ателье с утра до ночи, а она сразу переехала жить в шикарный дом. Намекала на знатного покровителя. Неужели отношения Даррана и Флоры начались задолго до нашей свадьбы?
Узнай об этом матушка, она бы перевернулась в гробу. А батюшка… Повезло моим родителям, что не дожили до такого позора.
Теперь слова Даррана, что сестра ему нужна для отдушины, а я — для дела звучали совсем в ином ключе. Зачем я ему нужна? Может, под «делом» он имел в виду рождение драконят, которых сможет родить ему только истинная? Но разве это секрет? Об этом знает каждый...
За день я выплакала столько слез, что глаза начали болеть от яркого света. На то, чтобы встать с кровати, чтобы закрыть окна шторами, не хватило сил. Когда наступила ночь, я почувствовала облегчение. Скоро устану и отключусь. Хоть немного отдохну от раздирающих душу мыслей.
Дарран
Хмурюсь и устало тру глаза, когда вместо отчетов мысли в который раз за вечер съезжаются к Луаре. Бездна с этими женщинами!
Складываю в стопку бумаги — все равно о делах больше думать не удается! — и, сцепив пальцы за головой, откидываюсь на спинку кресла. Долго пялюсь на языки пламени в мраморном камине и думаю о жене.
Простенькая, тихая, воспитанная, она умудрилась чем-то зацепить моего зверя с самой первой встречи. Казалось бы, в ней ничего особенного.
На милом личике ни грамма косметики. Волосы убраны в незамысловатый пучок на затылке, платье из дешевой ткани выцвело и нисколько не красит ладную фигурку, но дракон внутри меня заворочался, встрепенулся и с интересом уставился на девушку. Она ему приглянулась. Интересно, чем?
Принюхался. Нежный аромат ванили, жаренного миндаля и какого-то полевого цветка — его название выскочило из памяти. М-м. Запах, сложный, но полностью меня устраивал. Даже не так. Он понравился настолько, что хотелось удержать его источник рядом. Под лапой.
Я не сказал ей, зачем она мне понадобилась в реальности. Наплел про вакансию учительницы вышивания для дочери. Эта скромница как-то очень быстро, сходу поладила с Айной, и все сразу встало на свои места. Теперь моя малышка была окружена женской лаской, которой ей так не хватало в последние месяцы, а я мог время от времени наслаждаться неповторимым ароматом и наблюдать, так ли она хороша, как уверяла Флора.
И вдруг метка истинной... Это была настоящая подстава со стороны зверя. Я не собирался жениться. Не так скоро. Еще ведь и года не прошло с момента смерти Вероники.
Ее потеря расплющила мне сердце. Разодрала изнутри в клочья. Сломала напополам.
Одна часть меня, самая главная, так и осталась в ее сгоревшем экипаже, а другая продолжила спать, есть, ходить, удовлетворять мужские потребности.
Но любить?
Чем любить, когда сердца не осталось?
В бездну любовь! Проходить через эту мясорубку во второй раз я не намерен.
Лениво потянувшись, встаю и шагаю к высокому шкафу из вишневого дерева. Достаю граненый стакан из хрусталя и, плеснув туда янтарной жидкости, делаю несколько обжигающих глотков.
Не помогает.
Мысли упорно возвращаются к сегодняшнему инциденту. Кто бы знал, что Луара проснется посреди ночи и увидит нас вместе с Флорой!
Впрочем, самый возмутительный поворот ожидал меня после.
Вместо того, чтобы, как подобает воспитанной, терпеливой жене, закрыть глаза и промолчать, истинная решила устроить скандал. Принялась отчитывать, как жалкого школяра. Кем себя возомнила?
Ее задача — рожать мне драконов и заботиться об Айне. Быть тихой, незаметной тенью в родовом замке. Рождение наследников и ее способности — вот и все, что от нее нужно. Точка.
На этой мысли дракон внутри заворчал. Что-то явно не устроило его в таком раскладе.
Делаю еще несколько глотков, чтобы заглушить ворчание зверя, и со стуком ставлю стакан на место. Уже направляюсь по коридору в спальню, когда со стороны восточного крыла раздается крик.
«Дарран!»
Все внутри обдает холодом.
Почему в голосе Луары вибрирует тревога? И что она делает в восточном крыле, когда ее спальня — в западном? Разве ей не было велено до утра сидеть в своей комнате?!
«Дарран!» — снова крик.
Быстрым шагом иду на голос, злой, как демон.
Когда понимаю, что Луара кричит из спальни Айны, грудь пронзает укол тревоги, и мгновенно перехожу на стремительный бег.
Мысленно перебираю меры безопасности.
Магическое плетение седьмого уровня по периметру территории замка. Дополнительные плетения на окнах и дверях. Чтобы пробить мою защиту надо быть магом высшего уровня, коих среди преступников до сих пор не водилось.
Что же стряслось? Может, Айна заболела? Нанятая недавно гувернантка еще под вопросом, а я, будучи под впечатлением от выходки жены, мог не заметить симптомов болезни.
Врываюсь в комнату, взгляд сразу выхватывает Айну на руках у Луары. Пухлые, розовые щечки, разметавшиеся волосы, испуганные глазенки, сердечко частит.
Окно раскрыто нараспашку, воздух обдает кожу прохладой. В комнате нет посторонних, только приторный запах. Странный, едва уловимый. Возможно, новое средство для мытья полов?
При виде испуганных глаз своей крошки забываю обо всем на свете. Кто напугал ее или что? Плохой сон? Луара?
Внутри пружиной сжимается гнев. Осторожно беру из рук жены свою девочку, теплую и такую нежную после сна. Та охотно идет ко мне, трогательно льнет к груди, ее волосы щекочут кожу на шее.
«Папочка», — шепчет тихо моя крошка. — «Ты пришел.»
Теперь, когда я убедился, что Айна в безопасности, — самое время успокоиться. Но вместо этого завожусь лишь сильнее. По факту, мне досталась не жена, а непокорная истеричка, перепугавшая меня и дочь своими криками. Пусть не думает, что это сойдет ей с рук!
— Дарран, я… — начинает та, тревожно поглядывая в сторону окна, но у меня не хватает терпения. Какого демона я должен слушать ее оправдания?!
— Ты. Посмела. Нарушить. Мой приказ. Вышла из комнаты, — рычу, едва сдерживаясь в присутствии дочери, чтобы не покрыть строптивицу крепким словом.
— Просто… — снова начинает Луара, но я грубо ее обрываю.
— Тебе не разрешали открывать рот. Ты сейчас же отправишься в спальню и проведешь там последующую неделю. Под замком. Поняла?
— Да, но позволь мне сначала объяснить! Это важно… — в глазах Луары мелькают слезы, от которых внутри что-то переворачивается.
Бездна, она издевается?!
Резким жестом указываю на выход:
— Повторять не буду. Если придется, отведу силой.
Луара поспешно кивает, взволнованно смотрит на Айну. Натянуто ей улыбается и, чуть склонив голову набок, ласково гладит по ручке:
— Желаю сладких снов моей отважной малышке! Я же говорила, что твой папа нас защитит!
Всхлипнув, разворачивается и уходит.
Провожаю взглядом ладную фигурку, и опять внутри скребет мерзкое чувство, словно я неправ. Будто я, глава тайной полиции, ошибаюсь в собственной жене.
Луара
Лежу, калачиком свернувшись в постели. Я думала, что выплакала сегодня все слезы, но оказалось, не все. Несправедливо. Какой нормальный человек в качестве благодарности за дочь ужесточит наказание ее спасителю?
Не успевают слезы высохнуть на глазах, как Дарран врывается в спальню. Пару дней назад я была бы счастлива его появлению, а теперь все внутри каменеет.
Схлопываюсь, как бутон белоцвета на первом морозе. При виде напряженного, злого лица быстро вытираю мокрые щеки, встаю с кровати, оправляю мятое платье и пытаюсь надеть на себя безучастный вид. Судя по отражению в зеркале, у меня получается, а вот у дракона, похоже, от выдержки осталась одна труха. Всего за долю секунды он преодолевает просторную комнату, сбив по дороге пару массивных стульев, хватает за плечи и рычит:
— Ты их видела?
— Пусти, — ахаю от возмущения, но муж не в себе, совсем меня не слышит.
Буравит колким, требовательным взглядом, будто надеется прочитать мои воспоминания, мысли, эмоции — абсолютно все о сегодняшнем инциденте.
Видно, Айна ему рассказала о вторжении незнакомцев. Сердце топит горечью, что к пятилетнему ребенку он прислушался внимательнее, чем к жене. А еще в голове свербит вопрос: он вообще умеет быть благодарным? Или такова она — признательность дракона?
Безуспешно пытаюсь стряхнуть с себя тяжелые ладони.
— Да, видела... Пусти! — с твердостью встречаю взгляд темных глаз, в которых плещется взрывная смесь эмоций: отчаяние, злость, досада.
Надеюсь, он злится и досадует на себя, потому что, видит Бог, мне в этой ситуации каяться не в чем!
Дарран вдруг перестает с силой сдавливать мои плечи. Хмурится, отходит к двери и… начинает лупить стену. С первым же ударом по гладкой поверхности расходятся трещины, и я испуганно ежусь, страстно желая оказаться отсюда подальше. От второго — остается вмятина, а он все продолжает впечатывать в нее свой кулак, пока светлая отделка не покрывается багровой кровью с костяшек. Наконец, лбом вжимается в разбитую стену и замирает, тяжело дыша.
Заговорить с ним страшно, — он сплошной обнаженный нерв! — но той части меня, которая к нему привязалась за последние семь дней, больно видеть его в таком состоянии.
За мощным взрывом кроется уязвимость. Ведь он чуть не потерял свою малышку. Как бы то ни было, Дарран хороший отец — из тех, что по-настоящему заботятся о ребенке.
Набрав побольше воздуха в легкие, выпаливаю:
— Мне хотелось проверить, все ли нормально у Айны, поэтому пошла к ней в спальню. Она так сладко спала, что я немного задержалась. Просто полюбоваться. А потом эти двое сумели открыть окно и пробрались внутрь.
— Опиши их, — глухо требует, по-прежнему вжимаясь лбом в стену.
— Грубые черты лица. Худые. Среднего роста. Грязные, сальные волосы, одеты в темное. У одного шрам на правой щеке.
— Дальше.
На это требование качаю головой, хотя он меня не видит:
— Больше ничего не помню. Айна проснулась от моего крика. Очень испугалась. Пока я пыталась ее успокоить, почти на них не смотрела.
Дарран вдруг поворачивается ко мне всем корпусом и зло выплевывает:
— Считаешь меня идиотом?
От его рыка все внутри сжимается.
Взгляд невольно скользит к незашторенному окну, за которым кусты отбрасывают густые тени в разноцветных лучах магических светильников. Сказочно красиво — будто радуги раскинуты по всей замковой территории. Вот бы вырваться туда, на волю, подальше от этого тирана!
Коротко вздохнув, перевожу взгляд на мужа и пожимаю плечами:
— Я не понимаю, о чем…
— Вот и я не понимаю, — обрывает жестко, — почему ты вздумала навестить ребенка посреди ночи, хотя тебе было велено сидеть в спальне до утра.
Пытаюсь подавить в себе нарастающее чувство паники. Кажется, я недооценила мужа. У главы тайной полиции профессиональный нюх на недоговорки. Почему рядом с ним я всегда чувствую себя меньше и беспомощнее, чем есть?
— Мне очень надо было ее увидеть, — бормочу, нервно теребя складки и без того измятого, темного платья.
— Почему? — повторяет с нажимом, почти по слогам.
— Пожалуйста… — шепчу, умоляюще глядя в хмурое лицо мужа. — Давай не будем об этом! Главное, что Айна жива и находится в безопасности.
— Рассказывай, — приказывает он, нависая надо мной своей мощной фигурой.
Сильными пальцами правой руки обхватывает шею. Просто держит, медленно водя большим пальцем по горлу, не спуская с меня пытливого взгляда. Уголки плотно сжатого, чувственного рта опущены. Странно, что, оказавшись в его власти, не ощущаю от него никакой угрозы. Острота ситуации будоражит, мощь дракона завораживает, будто перышком водит по обнаженным нервам.
— Мне приходят видения, — наконец, выдавливаю из себя. — С самого детства. Они всегда сбываются. Я увидела в комнате Айны две мужские фигуры и не могла не проверить.
— Почему сразу не сказала правду? — укоряет глухо, с минуту помолчав.
Отвожу взгляд. Как объяснить ему, что я стыжусь своих видений? Что этот хаос в моей голове приносил лишь проблемы. Память услужливо подкидывает воспоминание из детства.
Мама на кухне готовит, Флора клянчит у нее кусочки еды, немного не дотерпев до ужина, а я сижу перед камином в гостиной. Греюсь, вытянув перед собой маленькие ладошки. Любуюсь огненным танцем, как вдруг раздается резкий крик — и моя сестра воет от боли, схватившись за обожженную руку.
Вздрагиваю всем телом, тру глаза, осматриваюсь. Флора, веселая, довольная, отряхнув от крошек розовое платье в нарядных воланах, подбегает ко мне с кусочком хлеба и теребит плечо:
— Подвинься. Расселась тут... Королева!
Сдвинувшись в сторону, с тревогой наблюдаю, как она тянет кусок хлеба к огню. Хочет поджарить, чтоб было вкуснее.
— Обожжешься, не надо! — прошу, но она меня не слушает, слишком близко наклоняется к пламени, и я окончательно ударяюсь в панику. — Я видела, что ты обожжёшься. Дай мне хлеб, лучше я сама!
Да, я хочу это знать, но молчу, смущенная резким перепадом настроения. Выражение его лица и тон так быстро поменялись, что никак не могу разгадать причину. Вот он был рядом, изучал, тянулся ко мне. А вот — в глазах неприступная стена. Почему он отстранился?
На языке вертится вопрос, очень личный, но я, трусиха, не смею его задать. Упавшим голосом повторяю:
— Зачем ты меня пригласил?
Он отворачивается к широкому окну и сцепляет руки за спиной. Ровная осанка, широкий разворот плеч. При каждом движении под рубашкой перекатываются литые мускулы. Знать бы заранее, до свадьбы, что скрывается под его по-хищному красивой оболочкой!
Хотя кому я вру? Метка истинной не оставляет выбора. И все же… Я бы могла попробовать. Обратилась бы к друзьям отца, попросила совета. Вдруг есть лазейка, о которой обычные люди не в курсе, но маги о ней знают?
Имя Вальдера Мирта до сих пор висит на табличке почета в магической академии. Он преподавал там более тридцати лет и заработал немалое уважение. Пусть отца больше нет с нами, кто-нибудь из бывших коллег все равно мог проникнуться сочувствием к дочери почившего профессора.
Мои мысли перебивает голос мужа:
— За последние два месяца было похищено шесть детей. В каждом случае родители — богатые и влиятельные драконы. Никто не просит выкуп. Дети исчезают бесследно. Мои агенты и маги сбились с ног, пытаясь их разыскать, но все безрезультатно. Понимаешь, о чем это говорит?
— О чем?
Повернувшись, наконец, в мою сторону, он многозначительно произносит:
— Ребенок — лучший рычаг давления. Родитель пойдет на что угодно, лишь бы спасти свое дитя. В прошлом году группа недовольных устроили заговор против императора. Заговор раскрыли. Если бы заговор устроили сейчас, я бы не был так уверен в благополучном исходе.
Развожу руками:
— Мне очень жаль, что воруют детей, правда. Это чудовищно, но… Дарран, при чем здесь я?
Дракон подходит ближе, уже буквально на расстоянии метра неосознанно давит своей мощью.
— При том, что в похищении замешаны высшие маги. Они искусно подтирают следы и готовят проникновение в дома. Маги способны на многое, но хаос твоих видений им будет не по зубам. Он ведь тебе самой не по зубам, — щерит в усмешке белые зубы с чуть вытянутыми клыками. — К тому же, о твоем маленьком секрете почти никто не знает. В деле о похищении детей ты будешь моим секретным оружием, Луара.
— Я не хочу быть оружием, — мотаю испуганно головой.
— Ты уже им стала, — опять усмехается, — когда спасла от похищения мою дочь.
— Но… — пячусь от него, пока не утыкаюсь в спинку кровати. — Дар проявляется неожиданно. Я… мы не можем на него рассчитывать.
— Мне известно, что твой дар просыпается только с теми, кого ты любишь. Поэтому я пригласил тебя в свой дом и приблизил к Айне.
От услышанного в груди снова печет, а к горлу подкатывает тугой ком.
Предательство Флоры вдруг заиграло новыми красками. Сестра не только воровала по ночам мужа, но и разболтала ему мою главную тайну, которую я многие годы скрывала от посторонних. А муж… Он втайне использовал меня и собирается делать это дальше... Только уже в открытую. Все эти факты никак не укладываются в голове!
Хочется ущипнуть себя, чтобы проснуться. Ну, не может ведь муж поступать так с собственной женой!
— Я не понимаю, — лепечу растерянно. — Ты связался со мной, чтобы использовать меня…
— Твой дар, а не тебя, — перебивает он, многозначительно подняв указательный палец. — Не смешивай все в кучу.
Прикусываю губу. Разницы не вижу, но спорить о мелочах нет ни желания, ни сил. Повторяю за ним:
— Ты хотел использовать мой дар. Но... потом-то я стала твоей истинной.
Говорить об этом тяжело, с мольбой смотрю на дракона — может, догадается, о чем я говорю? Но в его прищуренных, темных глазах лишь настороженное внимание. Он не понимает, к чему я веду... Или не хочет понимать.
Склоняет голову набок, не сводя с меня пытливого взгляда, тянет:
— И?
— Неужели это для тебя ничего не изменило? Я так и осталась для тебя, в первую очередь, оружием? — чувствую, как к щекам приливает кровь, и едва удерживаюсь, чтобы не спрятать лицо в ладонях. — Не жена, не истинная, а оружие?
Бездна! Как же тяжело говорить о чувствах с этим суровым мужчиной!
Дракон подходит еще ближе. Указательным пальцем поднимает мой подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом. В глазах — остро отточенная сталь, даже смотреть в них больно. В голосе лед.
— Ты моя. Вся моя. В качестве истинной, жены и предсказательницы. Точка. Еще вопросы?
Качаю головой. На меня внезапно накатывает усталость. Как ни пытаюсь к нему пробиться, он не пускает. Уходит от ответа. Прячется за своей позицией мужа диктатора. В ней ему, наверняка, привычно и комфортно, поэтому и не хочет сближаться.
Лорд Амакиир, собранный, деловой, тем временем учтиво кивает и уже шагает к выходу, когда я его окликаю:
— Дарран?
Он оборачивается, взявшись за ручку, и тогда я выдыхаю:
— Я волнуюсь за Айну. Они могут снова прийти. Позволь мне спать с ней.
— Она не останется одна. Повода для волнений больше нет, — сухо отвечает и вдруг добавляет: — Я не запру тебя под замок. Можешь спуститься к завтраку. Только… — он неодобрительным взглядом осматривает мои растрепанные волосы и мятое платье, в которое одета уже почти сутки. — Переоденься и расчешись. К завтраку я ожидаю гостя на важный разговор, так что изволь выглядеть, как подобает леди.
***
Несмотря на выматывающий день, сплю урывками и просыпаюсь рано, с рассветом. Вчера я забыла зашторить окно, поэтому мягкий, солнечный свет игриво скользнул по лицу и запрыгнул на веки, вырывая из сладкого забытья.
Долго лежу, уставившись на вмятину в стене, — сомневаюсь, стоит ли спускаться к завтраку. Поведение мужа убило всякое желание садиться с ним за общий стол. Даже смотреть на него не хочется. Но, с другой стороны, это мой шанс увидеть Айну, узнать, в порядке ли она. Утешить, подбодрить после пережитого испуга.
Когда вхожу в просторную столовую, за длинным обеденным столом уже сидят Айна и ее гувернантка Милана. От запаха еды рот мгновенно наполняется слюной. Боже, я даже не представляла, насколько голодна!
С облегчением замечаю, что у девочки тоже неплохой аппетит. Она с безмятежным видом тянется к булочке с корицей и принимается уминать ее под неодобрительные взгляды престарелой дамы.
— Не стоит увлекаться мучным, леди Айна, — с отлично поставленной дикцией вещает дама. — Иначе ваша стройная фигурка расползется по швам, и это возымеет трагические последствия для личной жизни.
— Бывают дни, когда леди просто необходимо побаловать себя вкусненьким, — подмигнув девочке, усаживаюсь за изысканно сервированный стол. — Доброе утро, Милана!
Отозвавшись на приветствие, женщина принимается изучать мой наряд. Под ее оценивающим взглядом сразу улетучивается хрупкий слой душевного равновесия, с немалым трудом отвоеванный у самой себя за утро.
Да, я изменила обычаям. Вместо темного платья, облачилась в пепельно-голубое, прекрасно подходящее под цвет глаз. Оно слегка открывает зону декольте, а обтягивающий лиф плавно переходит в широкий низ, придавая моей фигуре чуть больше женской округлости. Ничего сверх выдающегося, но каким-то чудом я вдруг перестала выглядеть серой мышкой.
Ужасно голодная, принимаюсь за румяный пирожок с мясом и капустой, в душе надеясь, что женщина не воспримет мой выбор еды, как маленький бунт против ее воспитательных реплик. Просто, когда больше суток ничего не ела, одной кашей, сваренной на воде, не насытишься. И фруктовых кусочков, красиво разложенных на подносе, тоже не хватит.
Наконец, закончив меня пытать своими гляделками, Милана многозначительно приподнимает бровь:
— Вижу, вы сегодня во всеоружии, леди Луара?
— Вижу, у вас до сих пор прекрасное зрение, Милана, — весело подхватываю ее тон.
— Не жалуюсь, — заключает, поджав тонкие губы. — Не всем же нужны очки или пояснения, чтобы замечать очевидное.
Беру следующий пирожок, больше не переживая, что обо мне подумает эта «правильная» женщина. На сей раз мне достается яблочный. Нежный, так и тает на языке. И кисло-сладкая начинка — все, как я люблю. М-м, вкусно!
— Лорд Амакиир еще не спускался к завтраку? — несмотря на усилия, голос слегка дрожит, выдавая мое волнение.
Одна часть меня не хочет видеть мужа, молит о передышке от эмоциональных бурь, а другая нашептывает: «Вот бы увидеть его реакцию на платье!»
— Еще не изволил, — пожимает плечами гувернантка и после долгого придирчивого изучения подбирает с подноса шпажку с яблоком.
Мне, наверно, тоже стоит побольше есть фруктов, пока идет сезон. Под легкую болтовню Айны беру первый попавшийся кусочек яблока на шпажке и тяну его в рот. М-м. Медовый, хрусткий, с едва заметной кислинкой.
— Леди Луара, мы сегодня позанимаемся? — с надеждой тянет малышка. — Я покажу тебе свою уточку. Весь вечер вышивала ей голову. Тебе понравится!
— Пока не знаю, милая, — виновато улыбаюсь. — Надо спросить у папы. Возможно, у него немного другие планы.
— Я тебя вчера ждала, а ты не пришла, — девочка огорченно надувает губки и горестно вздыхает. — Ты нужна не только папе. Мне тоже нужна — так ему и скажи!
От ее слов меня с головой топит волна нежности и умиления. Не удержавшись, всхлипываю. Если бы нас не разделял стол и… строгий взгляд Миланы, то прижала бы к себе малышку и заобнимала!
— Леди Луара, — снова обращается ко мне девочка, сложив крохотные ручки трубочкой и понизив голос почти до шепота. — А тот большой дядя… Он теперь все время будет за мной ходить? Как хвостик?
— Леди не пристало говорить о других в третьем лице в их присутствии… — чеканит гувернантка, а я мигом забываю обо всех правилах этикета.
Не дав ей договорить, с тревогой выдыхаю:
— Какой дядя?
Окидываю взглядом помещение. Несмотря на внушительные габариты, здесь мало мебели. Длинный стол с удобными стульями, где мы сейчас завтракаем. Кресла с резными ножками и широкими подлокотниками, расставленные по кругу в другом конце зала. Видимо, они предназначены для тесной мужской компании. Если «большой дядя» и мог где-то спрятаться, то только там.
В следующую секунду из-за высокой спинки кресла раздается зычный, мужской голос, в прекрасной акустике зала заставляющий меня вздрогнуть:
— Я буду вашим хвостиком, маленькая леди, пока лорд Амакиир оплачивает мои услуги... Простите, что не представился сразу, леди Луара. Не хотелось перебивать вашу занятную беседу. Хэйден Ламар, телохранитель леди Айны, к вашим услугам.
Передо мной, ошарашенной, предстает огромный, высокий бородач. Поверх широченных плеч наброшены шкуры. На рукавах — металлическая защита, на поясе болтаются ножны. На красивом лице застарелые шрамы. В глазах — острое, колкое выражение, которое не раз замечала у мужа.
Серьезный. Опасный… И не воспитанный, раз подслушивает чужие разговоры.
И все же слово «телохранитель» словно отпускает во мне пружину, и я нахожу в себе силы собраться и пролепетать вежливые приветствия.
Вот только, пока разбиралась с «большим дядей», я случайно сжала пальцы в кулак и серебряная шпажка, которую я держала, воткнулась мне прямиком в ладонь. Теперь оттуда обильно кровит, а моей реакции хватает лишь на то, чтобы стремительно занести руку над тарелкой.
Как назло, я в новом платье, а свою шелковую салфетку я успела передать Айне, когда та во второй раз замазала личико.
Не успеваю моргнуть, как рядом со мной оказывается Хэйден. Садится на корточки и, обхватив мою ладонь, плотно закрывает ранку невесть откуда взятой салфеткой, пахнущей крепким напитком.
— Сожмите покрепче, вот так! — он легонько стискивает мой кулак в своем.
Растерянная, с благодарностью ему улыбаюсь.
Счастье, что мое новое платье спасено от пятен!
— Какого хрена здесь происходит? — вибрирующий от гнева голос хлестко ударяет по нервам.
Медленно поворачиваюсь.
Дарран
Магистр появляется у парадного входа еще до рассвета. Темные волосы взлохмачены, пуговицы застегнуты через одну, даже неизменный шейный платок отсутствует, — видно, что собирался впопыхах и не вполне проснувшись. Да и как могло быть иначе, когда тебя призывают срочным сообщением среди ночи!
Пока поднимаемся в комнату Айны, Фабиан без конца зевает. У окна в нем, наконец, просыпается профессионал. Теперь он напоминает себя — въедливого преподователя из Имперской Академии Магии. На лице появляется азарт, а серые глаза внимательно фокусируются на фальшивом плетении.
Минут через пять он оживает, чтобы качнуть головой и восхищенно прищелкнуть языком:
— Чувствуется рука мастера.
Склоняется к широкому окну, ловко подцепляет из магического кружева почти прозрачную нить, подтягивает ее к глазам и задумчиво бормочет:
— Точечно настроена на пропуск двух человек. Настоящее произведение искусства. Немногие так могут.
— Немногие — это кто? — чувствую, как ноздри жадно раздуваются, словно у гончей, почуявшей след.
— Магистр Вернан, ректор магической академии, — загибает палец и, подумав, добавляет: — Магистр Гленн, советник императора по вопросам магии. Несколько магистров из военной братии — не помню их имен. Ну и, собственно, я.
— К вечеру составь мне поименный список, — только выпалив приказ, вспоминаю, что Фабиан мне не подотчетен.
— А мои адепты? — посмеивается маг. — Как прикажешь готовиться к занятиям? Предлагаешь мне свою работу отложить в сторону, чтобы заниматься твоей?
— Раскрытие дела о похищении детей — приоритет для любого чиновника, — сухо парирую. — Даже если ты не дракон.
— Ладно, ладно, — ворчит, махнув рукой. — Повезло тебе, что я не слишком занят. К вечеру на твоем рабочем столе будет список.
Кивком благодарю и указываю на мерцающую вязь:
— Ты можешь по плетению понять, на кого была настроена магия? Имена? Внешность?
— Могу попробовать, — Фабиан с сомнением чешет иссиня-черную шевелюру, всматривается в полупрозрачную нить, зажатую в руках, и добавляет: — Хотя нет. Не могу. В плетение встроена защита. Начну разгадывать имя — и все исчезнет. Пробовать?
Мотаю головой, мол, оставь!
Если он не умеет считывать имена, возможно, сумеет кто-то другой. Разглядываю фальшивое плетение и размышляю, к которому из магов лучше обратиться. Конечно, Фабиан — один из самых лучших и талантливых, плюс его, легкого на подъем, можно всегда вызвать среди ночи. Но он молод. Есть маги с большим опытом. Тот же Вернон…
— Как она? — своим вопросом гость обрывает цепочку мыслей.
Он подобрал из корзины с шитьем кусочек ткани, на котором вышита птичья голова. Стежки ровные, четкие, и прекрасно сочетаются по цвету.
Хм. Неужели это работа моей крошки? Я не разбираюсь в женских штучках, но даже мне понятно, что для подобной вышивки нужны и навыки, и уйма терпения.
Еще несколько недель назад Айна вообще не умела орудовать иголкой. Должно быть, Луара забыла в этой корзине свою работу. Не могла же она обучить малышку так быстро… Или могла?
Чувствую, как на мыслях о жене учащается дыхание, а в груди собирается тугой ком раздражения и… жадного интереса. Она вечно творит что-то мимо моих ожиданий! Не сказать, что это всегда плохо, но мне нужна послушная и предсказуемая жена, — такую легко не замечать и держать на расстоянии — а не мешок с сюрпризами!
— Так как она? — повторяет Фабиан.
— Ты о ком?
— Об Айне, конечно, — маг кивает на вышивку с птичкой с такой уверенностью, будто на ней стоит подпись дочери. — Ей ведь несказанно повезло, что ты оказался рядом и спугнул похитителей. Не бодрствуй ты ночью…
Отбираю вышивку у гостя и с многозначительным взглядом возвращаю ее в корзину. Нечего трогать чужие вещи! И нечего выпытывать подробности инцидента своими сочувственными репликами!
Холодно откликаюсь:
— Она в порядке.
— А леди Амакиир? — не унимается маг. — Я знал ее отца. Да и с ней тоже был знаком, правда, еще под девичьим именем. Как она?
— Живет и здравствует, — отмахиваюсь.
Разговаривать о личном нет желания.
— Я знаешь, что не понял? — он, видно, не представляя, чем занять руки, теребит теперь бахрому на шторах. — Почему преступники выбрали Айну? Ведь до сих пор похищали мальчиков. Я где-то читал, что из крови мальчиков драконят можно создавать особо ценные артефакты. Думал, в этом их цель.
— Я тоже думал, что пол ребенка для похитителей что-то значит. Но это оказалось ложной теорией, как видишь.
— В чем тогда истина? Зачем им дети?
Хороший вопрос. И бесцеремонный. На который так и хочется рявкнуть: «Не твоего ума дело!» Но он подорвался посреди ночи в мой дом, когда мне понадобилась помощь, поэтому вместо того, чтобы грубить, вежливо осведомляюсь:
— Надеюсь, не откажешься с нами позавтракать?
— Ни за что не откажусь! — усмехается Фабиан. — Имей в виду: после меня на твоем столе вряд ли что-то останется!
Про завтрак я уточняю для проформы. Маг тратил столько энергии на свои магические плетения, что всегда отличался зверским аппетитом. Зная, какое количество еды он поглощал, даже странно видеть его подтянутым.
Перекидываясь шутками, мы направляемся к столовой, хотя на деле мне не до смеха. После разговора с Фабианом вопросов стало еще больше.
Пока спускаюсь по лестнице, перечисляю в уме имена магов высшего уровня и прикидываю, кто из них мог стать предателем.
Но, как только открываю дверь в столовую, картина, представшая глазам, сметает все мысли, как цунами щепки.
Моя жена сидит у стола, счастливая, улыбчивая, а ее руку сжимает… Ламар?!
Она впервые такая красивая. Даже на нашей свадьбе из-за траура выглядела, будто хоронит девичью жизнь.
Почему Луара для него нарядилась? Они знакомы?
Перед глазами темнеет. Зверь мгновенно просыпается и рычит на соперника, посмевшего посягнуть на истинную. На мою истинную!
Луара
— Что значит «хрена»? — раздается тонкий, растерянный голосок.
Вопрос Айны помогает выйти из ступора. Девочка вертит головой, переводя взгляд с окаменевшей гувернантки на меня и обратно. Милана поджимает губы и принимается тщательно вытирать уголки рта шелковой салфеткой — она явно не собирается отвечать на неудобный вопрос. Приходится выкручиваться самой.
— Это слово значит, что папа очень сердит. Но его ни в коем случае не должна произносить леди, — на этих словах вздыхаю, потому что говорю, как чопорная гувернантка.
Пока малышка не начала допытываться, почему леди нельзя произносить папино "сердитое" слово, быстро обращаюсь к мужчине, так и стоящему в дверях:
— Прошу вас, проходите, присаживайтесь!
Широкоплечий, высокий, красивый брюнет с веселым интересом наблюдает за происходящим, чуть приподняв бровь. Он смутно кого-то напоминает, и я принимаюсь копаться в закутках памяти.
Еще при жизни отца я часто заходила в магическую академию. Мне нравилась атмосфера волшебства: профессора с артефактами, зажатыми под мышкой, жизнерадостные адепты, яркие всполохи магии в широких коридорах. Кажется, лицо этого мужчины из той моей счастливой жизни.
Внезапно кроет тоской. Вот бы вернуться назад, в те времена, когда родители были живы!
— Мы уходим, Айна, — поднимается гувернантка. — Пора вложить в вашу голову более стоящие знания, чем… вкладывают некоторые.
Милана одергивает темно-серое платье резкими движениями худых рук и бросает на меня укоризненный взгляд. То ли злится, что я объяснила «плохое» слово, то ли считает, что на мне можно отыграться за действия мужа.
Хочется спрятать лицо в ладонях. Даже не так. Хочется спрятаться от этого мира. Что бы я ни сделала, как бы ни старалась, мои поступки все время кого-то злят, и это порядком утомило.
Девочка послушно встает. По примеру гувернантки одергивает на себе нежно-розовое платьице, делает пару шагов в сторону двери, как вдруг срывается с места, обегает длинный стол и обвивает меня теплыми ручонками. Шепчет:
— Я нашла вчера красивое перышко. Когда ты придешь, я тебе покажу! Только тебе, больше никому!
И снова меня топит нежностью и благодарностью — лишь от нее, единственной, я ощущаю принятие и поддержку.
Обнимаю покрепче тонкую фигурку, глажу по шелковистым волосам, целую в мягкие щечки, и уже через минуту девочка вместе с Миланой исчезает за дверью.
В столовой остаемся мы с незнакомцем. В наступившей, неловкой тишине размышляю, что мне делать. Наверно, не стоит проводить время с чужим мужчиной наедине. Боюсь даже представить, как отреагирует на это Дарран. Вторую сцену ревности за одно утро я не перенесу.
Но, с другой стороны, невежливо бросать гостя одного.
Уйти или остаться? Задумчиво смотрю на дверь.
— Лорд Амакиир будет не против, если вы составите мне компанию на время завтрака, — вдруг улыбается мужчина. — Признаться, завтракать одному не так уж весело. Несмотря на поразительно богатый выбор еды, — он иронично поднимает бровь, наткнувшись взглядом на водянистую кашицу в серебряной миске.
У него приятное, располагающее лицо, хотя улыбка затрагивает лишь губы. Густая щетина и пара расстегнутых пуговиц придают ему небрежный, легкомысленный вид, но эта простоватость обманчива. Маг далеко не прост, раз умеет по языку тела определять ход чужих мыслей. Мысленно приказываю себе не терять с ним бдительности.
— Откуда вы знаете, как отреагирует лорд Амакиир? — пожимаю плечами. — Вы его близкий друг?
— О, нет. Я просто знаю, что нравится и не нравится драконам. К примеру, они не переносят запах чужих самцов на своей истинной. Я не оставлю на вас своего запаха, так что… — он обезоруживающе улыбается и разводит руками. — Буду рад с вами познакомиться! Меня зову Фабиан Луций. Я преподаю в Академии — там же, где некогда преподавал ваш почивший батюшка. Мы даже пару раз встречались с вами в его кабинете. Мельком.
Упоминание об отце все решает. Пожалуй, останусь и развлеку гостя беседой!
Всего несколько теплых слов о Вальдере Мирте — и я уже чувствую симпатию к этому человеку, помогающему окунуться в дозамужние воспоминания.
Мы говорим о многом. Забавные привычки отца. Погода. Светские новости. И снова возвращаемся к отцу и преподаванию в Академии.
Поначалу поглядываю на массивную дверь — жду, когда Дарран вернется, и правила вежливости позволят мне уйти. Но, чем дольше мы общаемся, тем меньше хочется уходить.
Вовсю наслаждаюсь непринужденным разговором, пока он не поворачивает в неожиданное русло. На лице Фабиана вдруг появляется озабоченное выражение, и он заявляет:
— Хочу, чтобы вы знали, Луара. Ваш отец очень помог мне, когда я начал преподавать в Академии. Я его должник. До сегодняшнего дня я жалел, что не успел вернуть ему долг, но тут встретил вас и понял, что... — он с минуту молчит. — Будь ваш отец жив, он бы не допустил, чтобы его дочь страдала.
Его слова, словно обухом ударяют по голове. Мгновенно напрягаюсь, и вся радость от общения сходит на нет. Взглядом упираюсь в светло-песочную стену, обдумываю услышанное.
Значит, понаблюдав за мной пол часа, он решил, что я страдаю? И он, совершенно чужой мне человек, считает уместным лезть в мои проблемы вот так, сходу?
— О чем вы? — холодно уточняю и снова бросаю взгляд на массивную дверь, за которой так некстати скрылся муж. "Ну же, возвращайся скорее, Дарран!"
— Я не слепой, — ухмыляется. — Помните, что вы не обязаны мучиться. Есть способ избежать всего этого… — широким жестом он обводит помещение рукой.
В смятении поглаживаю метку истинной на запястье. Багровый круг, а внутри — герб Амакииров, напоминающий причудливой формы рубец от ожога. Метка появляется один раз и остается на всю жизнь. Даже на краю света дракон сможет меня найти. Никуда не деться от истинного. Так говорили все, кого я знала.
В последние сутки мне хотелось верить, что есть решение нашим с Дарраном проблемам, а, если нет... То есть лазейка другая. Побег. Но эти мысли относились, скорее, к несбыточным надеждам. Когда мечтаешь о солнце среди бури или надеешься на глоток воды, потерявшись в пустыне.
— Скажите, магистр Луций, вы знали, что у почившего профессора остались две дочери?
— Разумеется, — он склоняет голову, настороженно блеснув умными глазами.
Видно, чувствует в моем вопросе подвох так же, как я — в его словах. Продолжаю:
— После смерти родителей я жила впроголодь. Ютилась по съемным комнатушкам, пока не вышла замуж. Почему вам в течение всех этих месяцев не пришло в голову озаботиться моей ситуацией? Зато сейчас, когда я живу в замке, вы вдруг решили меня спасти?
Он молчит. Неподвижным взглядом буравит мои глаза, а длинные пальцы с широкими ногтями вдруг начинают нервно крошить над тарелкой начатый им пирожок. Вопрос ему явно не по душе.
— Я виноват перед вами, — выдавливает из себя глухо. — Прошу меня простить. Вы это хотели услышать?
— Нет, — мотаю головой. — Я хотела понять чуть лучше ваши мотивы. Вы сказали, что не друг моему мужу. Возможно, точнее будет "недруг"?
— Луара, вы… — красивое лицо досадливо морщится, но фразу докончить ему не дают.
Дверь, наконец, открывается, и в столовую входит Дарран, сразу заполняя своей энергетикой большую часть пространства.
— Надеюсь, вы не скучали?
С тревогой его оглядываю и облегченно выдыхаю! Рубашка по прежнему белоснежная, одежда не порвана, все пуговицы на месте — значит разговор с Ламаром обошелся словами. Но это единственное, что мне удается понять. На лице дракона застыло каменное выражение. В темных глазах — стена отстраненности. Будто захлопнутая книга — никаких эмоций не прочитать.
— Не скучали, благодарю, — находится маг, тут же расплываясь в дежурной улыбке. — Леди Амакиир была так любезна, что скрасила мой завтрак своим обществом. А теперь мне, пожалуй, пора. Ведь один разлюбезный дракон повесил на меня непростую задачку.
Фабиан встает со стула и идет на выход, перекидываясь вежливыми фразами с мужем.
Тоже поднимаюсь. Рассчитываю, что Дарран проводит гостя до кареты, а я тем временем потихонечку ускользну в комнату, где смогу обдумать сегодняшнее утро. Вот только у дракона, оказывается, другие планы. Он перекладывает проводы гостя на дворецкого, возвращается в столовую, закрывает дверь и загораживает ее широкой фигурой. Резким кивком указывает на ближайший стул:
— Сядь.
Коротко выдыхаю.
Никак не могу привыкнуть к его жесткости. Да и надо ли привыкать? Разве можно находиться в такой атмосфере всю жизнь? Если только сойти с ума и отрешиться от реальности. Никому не пожелаю подобной участи!
— Спасибо, Дарран, — мотаю головой. — Уже насиделась, развлекая твоего гостя. Я вообще-то собиралась съездить в город. Так что, если позволишь… — тянусь к дверной ручке.
— Сядь, — повторяет опять, уже жестче, не двигаясь с места.
С губ так и рвется: «Хватит мной командовать!» Но по глазам вижу, что он не собирается уступать. Фыркнув, сажусь на стул, поворачиваюсь в его сторону. Развожу руками и вопросительно поднимаю брови. Теперь доволен?
Вот только дракон ни капли не выглядит довольным. Наоборот. Разъяренным.
Он чеканит:
— Во-первых, ты не выйдешь из замка, пока я не разрешу.
— Но я не согласна! — у меня на миг даже язык отнимается от возмущения. — Я не рабыня!
— Во-вторых, — он просто игнорирует мои слова. — Ты больше не будешь разговаривать с другими мужчинами, пока я не позволю. Разумеется, слуги не в счет.
На секунду я радуюсь, что он заставил меня сесть. Его решения рисуют передо мной такое безрадостное будущее, что разом вышибают все силы.
Не ездить в город, где у меня остались приятельницы. Где я могу сходить в кофейню или в дамский салон, в конце концов. Не общаться с его гостями. Ведь он только мужчин к себе приглашает... ах да, еще Флору. Значит, из всех, кого он предлагает мне в общение, — это сестра предательница и гувернантка, от которой уже сводит зубы! На этой мысли меня душит гнев.
— Тогда заодно запрети мне дышать! — с обидой кричу, вскочив со стула. — Потому что дальше так жить невозможно! Когда я согласилась стать твоей женой, мне никто не объяснил, что брак с драконом — это рабство! Я не собираюсь терпеть все твои запре...
Не успеваю договорить фразу, как он берет со стола графин с водой и его холодное содержимое летит мне в лицо. Случайно вдыхаю воду, и в следующий миг в носоглотке дерет — я захожусь кашлем. Пока отфыркиваюсь, отплевываюсь, он хватает меня, мокрую, беспомощную, за плечо и зло шипит:
— Ты сейчас же прекратишь истерить. И сделаешь все, что тебе сказано.
— А то что? — удается прохрипеть сквозь кашель.
— А то будет хуже, — сильные пальцы вонзаются мне в плечо.
На этих словах он обхватывает пальцами подбородок и поднимает, заставляя встретиться с ним взглядом. Быстро моргаю, потому что глаза щипет то ли от воды, то ли от слез. На миг мне кажется, на его лице мелькает жалость или… сострадание, но следующие слова доказывают, что мне показалось.
— Хочешь раздвинуть границы — сначала заслужи мое доверие. Будь послушной, тихой девочкой, и у нас все наладится.
Он резко отпускает подбородок и отправляется на выход. Слышу тихий щелчок от двери. Ушел.
Продрогшая, жалкая, как мокрая кошка, иду быстрым шагом в свою комнату. Стараюсь избегать людных лестниц и надеюсь всем сердцем, что по дороге не натолкнусь на слуг. Если в таком виде меня увидят слуги, разговоров не оберешься! Мое унижение будет при каждой встрече отражаться в их глазах.
К счастью, удается проскользнуть к себе никем не замеченной. Случайно натыкаюсь на отражение в зеркале. Платье вымокло и выглядит уныло, совсем как его дрожащая хозяйка с прилипшими ко лбу прядями. С трудом стаскиваю с себя тряпочку, что еще пол часа назад была шикарным нарядом, которым я втайне надеялась впечатлить мужа. Выжимаю и вешаю сушиться. Сначала хочу и себя обсушить полотенцем, но вместо этого решаю принять ванну. Слишком замерзла. И слишком устала, хотя, казалось бы, день только начался.
Обычно я моюсь быстро, полная планов на предстоящий день. А сейчас у меня отобрали планы. Появилась масса времени, и куда его деть не представляю.
В велюровом кресле, расположенном у окна, устроилась Флора, а на краю чайного столика примостилась ее кокетливая шляпка с изящно завязанной голубой лентой. Похожая шляпка есть у меня, да и копия бархатного платья, в которое одета сестра, тоже висит в моем шкафу. Видимо, Дарран, особо не мудрствуя, поручил жену и любовницу одной и той же модистке.
Едва удерживаюсь от стона. Как же хочется стереть с ее лица самоуверенную улыбку, а ее саму выдрать из кресла… и своей жизни, как занозу!
Сначала переспала с моим мужем, а потом заявилась в нашу спальню. Не постеснялась!
От такой вопиющей наглости хочется кричать в голос.
Но я уже столько раз обожглась, что заставляю себя замереть. Подумать.
Если дам волю чувствам, на шум сбегутся слуги, а я в неглиже... Потом донесут мужу, что жена учинила скандал. Вела себя неподобающе. Нет уж. Я не собираюсь дарить Флоре роль жертвы. Надо самой, по-тихому разобраться с предательницей.
Медленно втягиваю в себя воздух и также долго выталкиваю его из легких — и снова по кругу. Когда дыхание выравнивается, указываю на дверь:
— Уходи!
— Ну что стоишь, как неродная, — в ее вкрадчивом, с хрипотцой голосе слышна издевка. — Садись!
Правой рукой указывает на кресло, расположенное напротив. Сегодня она без перчаток, поэтому на пальцах хорошо заметны шрамы от ожога — того самого, из детства.
Еще при жизни родителей я долго копила деньги, чтобы Флора смогла залечить шрамы у целителей. Но, сколько бы я ни давала сестре, на целителя всегда не хватало. Зато хватало на новые безделушки вроде милых брошей и красивых заколок.
Когда матушка узнала, куда исчезают мои монеты, то очень рассердилась:
— Зачем ты даешь ей деньги, глупенькая? Мы давно хотели отвести Фло к целителю, да она отказалась. Не хочет — на здоровье, это ее выбор! Только не вздумай себя винить и ей не давай!
Вот и сейчас своим шрамом она будто вслух мне говорит: «Ты передо мной в долгу!»
Криво усмехаюсь. Как бы не так, сестренка!
Показываю ей на порог:
— Выметайся!
Она только шире улыбается, демонстрируя белоснежные зубки, игриво грозит тонким пальцем и цокает язычком:
— Где твое воспитание! Зря ты водилась с босотой из соседнего квартала. Набралась у них вульгарных манер. Раз уж выпал тебе счастливый билет, радуйся и соответствуй. Притворись хоть раз в жизни умной и достойной.
Подхожу к кровати, над которой висит шнур для вызова прислуги и обещаю:
— Если не уйдешь сама, я позову слуг и велю тебя гнать взашей.
Она заливается серебристым смехом, изящно прикрыв рот ладошкой.
— Позови, будь добра! — добавляет, отсмеявшись. — Я попросила принести нам мятный чай с медом, но забыла про лимон. Пусть придут, я распоряжусь насчет лимона. Зови, зови скорей, — она снова машет покалеченной рукой в сторону шнура.
При виде такого нахальства каменею. Задумчиво смотрю на графин с водой, что стоит на чайном столике! Простое, но крайне эффективное средство, чтобы смыть с человека самоуверенность. Испытано на себе.
За долю секунды она перехватывает мой взгляд и сдвигает графин к себе поближе, настороженно сузив глаза и поджав пухлые губы. Мигом меняет свой тон с жеманно-тягучего на деловой:
— Ладно, не кипятись. Обсудим по-хорошему. Мне ведь теперь придется делить с тобой своего мужчину, так что давай договариваться.
— Своего? — перевожу взгляд на обручальное кольцо на пальце. — Когда мужчина иногда захаживает к тебе под юбку, он при этом не становится твоим. Я достаточно аристократично выразилась?
— Дура, — выплевывает сестра, нервно хлопнув ладонью по широкому подлокотнику. — Он был моим задолго до твоего появления. Тебе отводилась роль предсказательницы или учительницы вышивания для его девчонки — уж как пойдет. Женой планировала стать сама. Если бы не ты, уже давно была бы леди Амакиир, поверь!
Ее хорошенькое лицо сердито кривится, пальцы рисуют по поверхности стола витиеватые фигуры, а мои снова сжимаются в кулаки, врезаясь в обручальное кольцо. В груди разливается горечь. Если бы я знала в день свадьбы, при каких обстоятельствах буду его носить!
Вдох-выдох, вдох-выдох.
— Ты же хочешь иногда видеться с Айной, да? — вдруг выдает сестра, принимаясь разглаживать на коленях подол. — Если честно, твоя привязанность к чужому ребенку выглядит странно. Ты понимаешь, что из-за Айны нашим детям достанется меньше?
Мне кажется, я ослышалась. «Нашим детям достанется»? О чем она? У нее спуталось сознание? Она рассчитывает рожать от моего мужа? Как она смеет вплетать в свои расчеты малышку?
— При чем здесь Айна? — выдыхаю упавшим голосом.
— При том, что Дарран прислушивается к моим советам. Я не скажу, что именно нашептываю ему по ночам, но... ты уже заметила, что стала с ней реже видеться?
Перед глазами всплывает расстроенное личико девочки, — она сокрушалась, как мало мы теперь проводим времени вместе! — и я ахаю:
— Это твоих рук дело?
— А то чьих же! — пухлые губы растягиваются в самодовольной улыбке. — Понимаешь расклад? Ты всего лишь чрево для рождения наследников. А я ему нужна и для души, и для тела. Дарран ко мне прислушивается. Так что давай договариваться! Мне ведь много не надо. Сиди тихо, рожай драконят и не мешай. Тогда я разрешу тебе видеть своих детей вместе с Айной. Вот и все.
В голове настоящий хаос.
Муж к ней прислушивается?!
Она «разрешит» мне видеть собственных детей?!
Такого я стерпеть не могу.
И никакие вдохи-выдохи мне больше не помогают.
Указываю на дверь. На сей раз мой голос вибрирует от неприкрытой злости:
— Я стала его женой, и ты должна уйти из нашей жизни! Есть много свободных, богатых мужчин, способных оценить по достоинству твою раскрепощенность. Моего мужа больше не тронь!
— Наивная… — она опять цокает языком. — Вся в матушку. Думаешь, если я уйду, то твой муж к тебе потянется? К той, что ровно лежит на спине и через силу терпит его прикосновения?
Служанка заносит серебряный поднос, в центре которого стоит пузатый чайник, а рядом — две белых чашки в красную крапинку.
— Принеси лимон. Он будет очень кстати, — бросает сестра уходящей девушке.
Пока Флора разливает чай, я, ошарашенная, растерянная, пытаюсь прийти в себя. В груди холодеет от ее подлости. Лишить меня материнства ради того, чтобы прибрать к рукам мужа? Какой же дрянью надо быть, чтобы сотворить такое с другой женщиной!
Когда она успела так очерстветь? Когда начала дерзить родителям и, позабыв мое имя, принялась называть чокнутой?
Сколько ей было лет, когда матушка перестала убирать сердечные капли в коробку с лекарственными заготовками? Так и держала на кухонном столе, чтобы всегда были под рукой. А батюшка… Когда он из-за постоянной бессонницы начал забывать дома учебные артефакты?
До ноздрей долетает приятный аромат мяты, когда струя дымящейся янтарной жидкости до краев наполняет чашки. Краешком сознания отмечаю, что на изящную полировку столика не пролилось ни капли. Раньше у нее так не получалось. Наверно, сестра освоила много навыков, готовясь к роли леди Амакиир. Один из них — ловко управляться с чаем и травами.
— Еще немного цедры красноплода, — сыплет щепотку в мою чашку, а затем и в свою.
Затем, изящно оттопырив тонкий мизинчик, Флора подносит ко рту чашку, отпивает глоток, и на ее лице расползается довольная улыбка. Теперь она напоминает сытую кошку.
— То, что надо, — указывает на мою чашку. — Ну же, попробуй! Что, я зря старалась? Если оценишь мой чай, так и быть, пойду тебе навстречу. Хочешь уже сегодня встретиться с Айной?
— Я хочу, чтобы ты исчезла из жизни моей семьи, — чеканю. — Навсегда.
Флора недовольно морщит аккуратный носик, словно услышав неуместную шутку, пожимает плечами и делает очередной глоток.
Пока она потихоньку пьет чай, обхватываю чашку обоими ладонями, чтобы хоть немного согреться и унять дрожь. Думаю, что делать дальше.
Мой первый порыв — отнести чашку с чаем мужу. У него на работе есть доступ к анализу жидкостей. Если Дарран увидит, что Флора собралась оставить его без наследников драконят, ей не поздоровится!
Но когда ловлю на себе улыбчивый взгляд сестры, понимаю: с ее наглостью и актерским талантом она попробует убедить мужа, что ни в чем не виновата, что это я, коварная, подсыпала сама себе отраву, чтобы избавиться от соперницы.
И снова в груди все вымораживает от новой волны отчаяния. Дарран Амакиир, как мы дошли до того, что я вынуждена в одиночку бороться за жизни наших будущих детей?
Хотя...
Даже если и так.
Пусть я одна, что с того!
Я сделаю все, в лепешку расшибусь, но не позволю сестре отобрать самое дорогое.
Странно. Стоило мне решиться дать ей отпор, как в сознании наступает ясность, а на душе — спокойствие. Сжимаю чашку покрепче. Кажется, я поняла, что надо делать.
Снова раздается стук в дверь.
— Войдите! — отзываюсь, повернувшись к двери.
В комнату заходит служанка. Винна — кажется, так ее зовут. Она испуганно поглядывает то на меня, то на сестру, пока несет нам блюдце с дольками лимона. Наверно, бедняжка впервые обслуживает хозяйку и любовницу ее мужа. Хочу надеяться, в последний раз!
— Наконец-то! — ворчит Флора, нетерпеливо постукивая розовыми ноготками по столику. — Почему так долго?
— Винна, — обращаюсь к служанке. — С каких пор гости в нашем доме распоряжаются насчет чая?
— Я не просто гостья... — начинает было сестра, но быстро замолкает, потому что я игнорирую ее. Неотрывно смотрю на густо краснеющую девушку.
— Госпожа Флора сказала, что это вы распорядились насчет чая. Вот я и... — девушка, прикусив губу, замолкает и виновато опускает глаза. — Простите.
— Пока я не лишилась голоса, я предпочитаю сама отдавать поручения. Прошу вас отныне исполнять только те просьбы, которые поступили лично от меня.
— Да, леди Амакиир, — кивает девушка с явным облегчением.
— Будьте добры, пригласите сюда моего мужа, — слышу на этих словах нервный вздох Флоры.
— Боюсь, это невозможно. Лорд Амакиир отлучился.
Киваю своим мыслям.
Теперь понятно, почему Флора заявилась именно сейчас.
— Хорошо. Как только он вернется, попросите его зайти. Спасибо, Винна. Можете идти.
Стоит девушке юркнуть за дверь, как сестра вонзает в меня злой взгляд и шипит:
— Я расскажу Даррану, что ты обезумела. Скажу, что ты на меня напала. Сама себе наставлю синяков, а обвиню тебя. Он мне поверит, вот увидишь! И Айну ты больше никогда не увидишь. Он не подпустит ее к безумной...
Подношу чашку с остывшим чаем ко рту. Красивое лицо сестры замирает, и сама она затихает, ожидая мой следующий шаг.
Только вместо того, чтобы глотнуть, я поднимаюсь с кресла, отхожу на шаг и выливаю чай на свою одежду. Едва теплая жидкость струится по телу, впитывается в кружева и шелк, так и не коснувшись губ. Непонимание в глазах сестры быстро сменяется страхом. Она тревожно ерзает на кресле и бормочет:
— Дарран все о тебе узнает, ненормальная! Совсем уже спятила...
Задумчиво произношу:
— Ты достаточно умна, чтобы не оставлять улик. Выбить из рук чашку с чаем легко. А вот мокрое неглиже с меня снять будет труднее. Достаточно выжать отсюда одну каплю, чтобы травники эксперты в тайной полиции оценили состав чая. Здесь явно больше, чем капля, — указываю на мокрую ткань, с которой продолжает капать на пол.
— Мерзавка, — шипит сестра, со звоном отставив свою чашку. — Змея-я. Га-адина.
Тонкие пальцы сжимаются в кулаки до побелевших костяшек, а лицо искажается от злости — сейчас она почти дурнушка. Жаль, что муж не видит ее такой. Заставляю себя продолжить:
— Дарран рассказывал про конфискованные на днях артефакты. Оказывается, на черном рынке все еще торгуют артефактами правды. Когда его наденут на твою голову, актерский талант тебе не поможет.
Я отчаянно блефую. Понятия не имею, можно ли где-то раздобыть артефакт правды. И даже не представляю, сколько потребуется жидкости травникам экспертам. Вот только Флора этого не знает. Она буравит меня ненавидящим взглядом, уголки рта опущены и нервно подрагивают, а пышная грудь тяжело вздымается.
Через три недели
Дарран.
— Милый, я так соску-училась, — томно шепчет Флора, пристроившись рядом на подлокотнике широкого кресла.
Резкий запах цветочных духов заставляет поморщиться. Перестаралась. Хотя уж лучше духи, чем ее собственный запах, въедливый, терпкий, приторно-сладкий — от него даже мысли слипаются в кучу и клонит в сон.
Теплая, гибкая фигура жмется ко мне, будто ненароком задевает затвердевшим кончиком груди мое плечо. Мягкие пальцы забираются под рубашку и невесомо скользят по прессу все ниже, вызывая привычно-приятную гамму ощущений в паху.
— Целую неделю без встреч, — выразительно тянет она. — Еле выдержала. А ты скучал по своей девочке?
— Ты сама этого хотела, — отрезаю, одним рывком устраивая ее на своих бедрах.
Три недели назад у нее вдруг проснулась совесть. «Мне жаль бедняжку Луару. Давай проявим к ней чуточку сострадания!» Она попросила сделать наши встречи тайными — перенести их в двухэтажный домик, который я снимаю ей последние несколько месяцев.
Конечно, здесь мило, хотя и тесновато после просторов замка. Впрочем, отличная, крепкая кровать и наличие всех удобств искупает низкие потолки и отсутствие зальных комнат.
Единственный неисправимый минус -- неудобно таскаться сюда во время рабочей недели.
Работа отнимает львиную долю суток, и внезапные перемены в любовнице делают жизнь лишь сложнее.
Вместе с состраданием во Флоре внезапно проснулось неуемное любопытство к работе. С какой-то стати она начала интересоваться конфискованными предметами. Смешно смотреть на ее неловкие потуги узнать, не хранится ли у меня на работе артефакт правды и сколько необходимо материала для анализа травника эксперта.
Зря стараешься, девочка! Подобные вещи я не собираюсь разглашать даже такой умнице, как ты!
Сейчас, после разрядки, она, раскрасневшаяся, довольная, льнет ко мне и заискивающе заглядывает мне в глаза:
— Заварю тебе чай, милый? Как ты любишь…
В голосе — бархатная нежность, во взгляде — трогательная забота. Едва хвостом не виляет. Ещё неделю назад это умиляло а сегодня… начинает раздражать.
Дракон внутри меня вдруг просыпается и рычит. Обычно он тихий, когда я с любовницей. А тут… Явно недоволен.
— Обойдусь, — мотнув головой, ссаживаю ее с себя и резко поднимаюсь.
— Ты уже уходишь? — в ее голосе тревога, даже страх.
Чего она боится? Что уйду, нарушив нашу давнюю традицию чаепития? Так я к ней не за чаем хожу. Её необъяснимый страх задевает за живое. Резко бросаю:
— Мне пора.
— Я хотела с тобой поговорить, милый… — торопливо начинает она.
— Сколько?
— Не о деньгах, — она быстро мотает головой. — О Луаре.
— Говори, — велю, застегивая пуговицы на рубашке, — но побыстрее. Мне некогда.
— Помнишь, я упоминала, — сбивчиво тараторит, — что ее дар тем лучше работает, чем реже она видится с любимым человеком?
— На память не жалуюсь, — хмурюсь. — И?
— Ты же не позволяешь ей часто видеться с Айной, правда? Это важно для безопасности девочки!
В ответ на прозвучавшие слова дракон внутри вдруг зло щерит пасть.
Она дала мне информацию. На этом все. Дальше я сам. Лезть в мои выводы и решения — верх наглости, и мне казалось, для неё это было очевидно. Куда подевалась её обычная сообразительность?
Двумя пальцами хватаю ее за подбородок, и пристально всматриваюсь в глаза. Она быстро хлопает длинными ресницами, будто желая сморгнуть мой взгляд, и пытается нацепить на лицо милую улыбку. Выглядит фальшиво и... жалко.
Вижу её будто впервые.
— В чем подвох? — рычу.
— Я просто переживаю за Айну, — лепечет она. — Это же твоя дочь. Я ее люблю, как свою. Мы должны подумать, как ее защитить.
— Я уже подумал. Что-то еще?
Флора, всхлипнув, шепчет:
— Нет. Мне стыдно об этом говорить, но… Нет, это глупо, наверно, так думать… Зря я начала.
— Раз начала, то заканчивай! — бросаю нетерпеливо.
Бездна, ненавижу женские недоговорки!
— Я слышала, что в нашем роду дар проявляется ярче, когда женщина практикует воздержание. У меня дара нет, а вот дар сестры очень бы нам пригодился… — она испуганно зажимает рот. — Ну вот… Сказала, и сама теперь понимаю, что не стоило. Тебе же нужны наследники...
— Правильно, — киваю, прищурившись. — Не стоило.
Одевшись, выхожу на улицу.
Резкий запах духов, что остался после ее прикосновений на рубашке и коже, почему-то мешает. Приду домой — и сразу в ванну! С раздражением, понимаю, что теперь каждый визит к любовнице придется таскать с собой комплект одежды для переодевания и выделять дополнительные четверть часа на отмывку.
Ее прощальные нежности внезапно кажутся надоевшей мишурой, а само место и все, что с ним связано, ненастоящим. Обманкой.
Пока мы гонялись за похитителями детей драконов, мой отдел раскрыл дело о пропавших детях бедняков.
Старый маг создал на окраине города иллюзию сахарного домика, с яркой глазурью по площади крыши, со стенами, утыканными разноцветными леденцами. Туда он заманивал детей бедняков, накачивал дурью и продавал профессиональным попрошайкам. Дети были найдены, возвращены родителям, старик отправлен на исправительный остров, но воспоминание о его магии занозой сидит в голове.
Никак не могу изгнать из себя ощущение, что я сам себя заманил в сахарный домик.
Быстро обернувшись, замечаю льнущую к окну фигуру любовницы, одетую в янтарное платье, со сладкой улыбкой на лице — точь-в-точь леденец. Соблазнительно изогнувшись, она вскидывает руку в прощальном жесте. Не отвечаю. Одергиваю сюртук и иду к карете.
Перед тем, как забраться внутрь, кидаю извозчику:
— В замок!
Вот где все настоящее.
Даже розовый куст -- и тот пахнет по-особенному.
Там моя дочь. И Луара. Моя истинная.
Отношения с ней, наконец, стали налаживаться, если можно, конечно, так обозначить отношения без ссор и конфликтов.
Луара
После нашей стычки Флора исчезла из поля зрения, но напряжение из моей жизни никуда не делось. Я знаю сестру. Она упряма, как бес. Если что-то вбила себе в голову, то не остановится, даже если придется идти по головам.
В тот раз меня спасло видение, но спасет ли в следующий? Мой дар проявляется хаотично — я никогда не была ему хозяйкой. Казалось бы, муж — мой главный защитник.
Можно было бы рассказать Даррану много историй про Флору, вот только станет ли он слушать? Мои слова прозвучат в его ушах выдумкой ревнивой жены.
При мысли о драконе сразу распирает от эмоций.
Насколько бесчувственным надо быть, чтобы относиться к жене, как к племенной кобыле!
Холодные взгляды и запреты я могла бы еще стерпеть, а вот запах чужих духов на его шее разрывает мне сердце.
Больно до трясучки, что он ходит к своей пассии, а потом возвращается ко мне по ночам, ради наследника.
Чего ему не хватает?
Почему для счастья нужна другая?
Перед глазами проносится сцена из каминного зала.
Флора прижимается к мощному телу и стонет от удовольствия.
Неужели ему это надо?
Неужели, пока не начну наслаждаться его ночными визитами, муж так и будет ходить к любовнице?
От этой мысли хочется завыть, потому что невозможно получать удовольствие от прикосновений предателя!
Замкнутый круг.
И выхода здесь не вижу.
Тру свою метку — ту, что обрекла меня на страдание. Сама не замечаю, как начинаю ее царапать, желая соскоблить с себя багровые рубцы. Когда из царапин начинает сочиться кровь, с трудом заставляю себя остановиться.
Бесполезно.
Как бы я ни старалась, метку не содрать.
Всхлипнув, срываю листик смородины, сминаю в пальцах и подношу к носу — пряный, яркий аромат помогает немного отвлечься.
В саду сейчас красиво. Ночью прошел дождь — трава и листья до сих пор покрыты россыпью сверкающих капель. Пахнет сырой землей, травой, свежестью. Шагаю по дорожке, выложенной белыми плоскими камнями, взгляд скользит по разноцветным цветочным грядкам. Пытаюсь впитать в себя хоть каплю того умиротворения, которого здесь в избытке.
Наконец, дохожу до нашей с Айной скамейки под раскидистой яблоней. В жару мы прячемся здесь в тенечке от палящих лучей, а от дождя укрываемся в ажурной беседке, расположенной по соседству.
Расстилаю на влажной скамье шерстяной плед в крупную клетку. Он широкий — на двоих точно хватит. Сажусь с краю, расправляю подол изумрудно-зеленого платья. Достаю из корзины пяльцы и оценивающе рассматриваю свою работу.
Я всего пару раз вышивала портреты, но, несмотря на недостаток практики, получается похоже. Ровный носик, пухлые щечки, карие глаза — личико, на которое невозможно смотреть без умиления. До сих пор не понимаю, как у такого сурового дракона могла родиться настолько нежная девочка!
До ушей долетает звонкий голос:
— Господин Ламар, можно я побегу к леди Луаре?
— Бегите, только не слишком быстро, а то не догоню.
Под радостный хохот девочки Хэйден делает вид, что отстает. Этот верзила из Миларских островов, одетый, как самый настоящий дикарь, отлично ладит с ребенком. Не знаю, о чем они говорили с Дарраном, но после сцены в столовой Ламар остался в замке, и теперь я видела Айну только в его сопровождении.
Возможно, на решение мужа повлияли профессиональные навыки телохранителя, а, может, слово честного человека — мне оставалось только догадываться.
Через несколько секунд малышка подбегает ко мне, залезает на колени, и мы стискиваем друг друга в объятиях. Вдыхаю родной, теплый запах ее волос — лаванда с ноткой жасмина. Эту минутку чистого счастья жду всегда с нетерпением. Обычно, вдоволь наобнимавшись, Айна рассказывает мне, как прошел ее вчерашний день, но сегодня начинает совсем с другого.
Наклоняется к самому уху и шепчет:
— Почему госпожа Милана делала странные звуки в своей комнате?
— Ты стояла за ее дверью и слушала? — удивленно выдыхаю.
Кажется, у нас назрел разговор про «леди не подслушивают».
Девочка мотает головой, и я тут же с облегчением вспоминаю, что после вторжения злоумышленников гувернантку поселили в соседней комнате.
Воображение услужливо рисует, что Айна могла услышать в комнате человека с расстройством кишечника. Как бы теперь объяснить ей, не вдаваясь в физиологические подробности?
— Вот вы где! — раздается знакомый голос за спиной, и сердце пропускает удар.
Оборачиваюсь.
Дарран, как всегда собран, элегантен. Ворот белоснежной рубашки, кажется, вот-вот заскрипит от крахмала, жилет застегнут строго на все пуговицы, к поясу золотой цепью пристегнуты карманные часы. На лице непроницамое выражение.
Приветствую его кивком и опускаю глаза.
Зачем он здесь? Соскучился по дочери?
Я привыкла, что он с утра до вечера на работе. Видеть его дома при свете дня также необычно, как поймать губами снежинки в самый разгар лета.
Айна, взвизгнув от радости, кидается обнимать отца, и тот, прижав ее к себе, несколько раз кружит в объятиях. Малышка захлебывается от восторга и продолжает улыбаться, даже когда оказывается на земле. В такие мгновения, как сейчас, мне кажется, что между нами все еще поправимо. Ведь есть в нем что-то человеческое, доброе. И эта невероятная улыбка, когда он обнимает дочь...
— Поиграй пока с господином Ламаром, — предлагает ей Дарран.
Когда девочка, чуть взгрустнув, поворачивается к Хэйдену, тяжелый взгляд дракона упирается в меня. Вот тогда понимаю, что он пришел ко мне.
Первая реакция — уйти, убежать, забиться в свой уголок, спрятаться от той боли, что он обычно приносит. И тут же сама себя одергиваю.
Нельзя бесконечно бегать от собственного мужа!
— Есть разговор, — Дарран указывает на белокаменную дорожку, ведущую к беседке, и протягивает мне руку.
При виде предложенной ладони сердце бьется пойманной птицей, с каждым ударом разжигая едва тлеющий огонек надежды. Может, он понял, что был не прав и раскаялся? Иначе к чему эти нежности?
Тут же себя одергиваю.
Страшно надеяться на того, кто столько раз обманул ожидания.
Возможно, сегодня лорд Амакиир настроен ходить за ручку с женой, а завтра этой же рукой собирается ласкать любовницу. С него станется!
Хочу проскользнуть в сторону беседки, избежав его прикосновений, но внезапно ловлю на себе взгляд Айны. Ротик полуоткрыт, в карих глазках застыла тревога. Ребенок считывает мои эмоции в сторону отца и делает свои выводы. Ламар пытается отвлечь девочку от взрослой драмы, но, когда в крошке просыпается драконья кровь, она становится непреклонной. Вот и сейчас стоит, как вкопанная, не сводит с меня глаз.
Бездна! Коротко ей улыбнувшись, принимаю предложенную ладонь мужа, и... к горлу подкатывает тошнота. С трудом удерживаюсь, чтобы не согнуться в три погибели. К счастью, через несколько секунд приступ проходит.
Пока мы шагаем к ажурной беседке мимо подстриженных кустов, с тревогой вспоминаю, что я ела на завтрак. Ничего необычного. Все блюда выглядели свежими и аппетитными. Неужели кишечное расстройство Миланы оказалось какой-нибудь заразной болезнью?
Заболеть сейчас, когда с каждым днем все глубже увязаю в собственных проблемах, стало бы последним гвоздем в крышку моей ситуации.
Сильные пальцы всю дорогу крепко сжимают мои. Дарран словно боится, что убегу. Видимо, чувствует, что все мои мысли в последнее время сводятся к одному.
Как сбежать от мужа?
Меня грызет сомнение, не наябедничал ли на меня новый конюх, когда я в отсутствие мужа велела заложить себе экипаж для поездки в город. Слуга в то утро отказался выполнить мою просьбу, видимо, предупрежденный хозяином. Так же, как старый привратник отказался выпустить за ворота меня, под дорожным плащом экипированную для побега.
Мне казалось, раз уж мои бестолковые попытки сбежать не возымели последствий, значит, Дарран о них не узнал. Но сейчас начинаю в этом сомневаться. Возможно, он просто хотел отчитать меня при свете дня. Например, сейчас.
Буквально пара минут — и мы оказываемся внутри беседки, чьи ажурные стены скрывают нас от окружающего мира.
Сразу отбираю ладонь. Прячу кисти в карманы, отхожу подальше и выжидающе молчу.
В тихой полутьме строения всегда было уютно. По периметру стен расставлены белые скамьи, а в центре расположен круглый столик. Мне нравилось вышивать здесь с Айной, пока по крыше глухо стучали капли дождя. Здесь было создано столько теплых воспоминаний! Боюсь, теперь это место будет ассоциироваться с чем-то неприятным.
Дарран тоже убирает руки в карманы и больше не отрывает взгляда с моего лица, жадно отслеживая мимику.
— Будь добра, расскажи мне про магические дарования в своем роду.
Не приказывает? Вежливо просит. Странно.
Нейтральный тон вопроса вызывает неожиданный прилив облегчения. Сейчас отвечу, и наш разговор быстро закончится. Надеюсь.
— У отца был дар к созданию порталов и пространственных завихрений. Матушка оказалась магически пустой. Ее родителей я ни разу не видела, — продолжаю перечислять. — У бабушки со стороны отца был дар к исцелению. Дедушка занимался простыми плетениями. Ничего особенного. Мог костер в камине разжечь или ловушку для мышей сплести. Это все, что я знаю.
— Хорошо. Спрошу по-другому, — кажется, он слегка разочарован моим ответом, потому что между бровей залегает морщинка, а в глазах появляется нетерпение. — Чем можно усилить твой дар?
— Ничем.
— Точно?
— Мой дар всегда был мне не подвластен, — пожимаю плечами. — Нельзя усилить бурю. Или ураган.
Его глаза неотрывно буравят лицо. Такое чувство, что мои ответы его не устраивают. Хотя чему тут удивляться? Когда его устраивала моя правда? Становится не по себе, и нервы не выдерживают:
— Дарран, к чему все эти вопросы? Чем я заслужила твое недоверие? Если ты меня в чем-то подозреваешь, скажи прямо! Зачем ходить вокруг да около? А если тебе нужна моя помощь, то скажи…
— В том то и дело, — в глазах вспыхивает раздражение. — Я не знаю, чем ты можешь помочь. И можешь ли. Беда в том, что я ничего о тебе не знаю. Что происходит в твоей голове? О чем ты думаешь? — он вдруг оказывается рядом, и своей близостью заставляет вжаться в беседку, а его ладони прижимаются к стене на уровне моих плеч так, что не дернуться.
Он вглядывается в меня с такой жадностью, будто желает проникнуть в мои мысли.
Отворачиваюсь, мне не по себе.
Зачем он это делает?
Сначала взял за руку. А теперь стоит так близко, что между нами не втиснулась бы даже Айна.
Случайно встречаюсь с его взглядом. В них немой вопрос. Он действительно хочет узнать, о чем я думаю?
А потом, когда ему не понравится услышанное, опять обольет водой из графина и посадит под домашний арест?
Горько усмехаюсь своим мыслям. Я ведь и так в тюрьме, в которой меня едва не отравила его любовница. Мне ли бояться мокрых тряпок и запертой комнаты?!
Накатывает такая злость, усиленная отчаянием и безысходностью, что я вываливаю на него правду, которую давно носила в себе, как мешок с медленным ядом.
— Три недели назад ко мне в спальню пришла Флора. Попыталась опоить меня чаем, чтобы сделать бесплодной. Если бы не мое видение, я бы выпила ее чай, и тогда все, понимаешь? — на несколько секунд замолкаю, придавленная этой мыслью. — Руками твоей любовницы я бы стала бесплодной. Но самое ужасное, Дарран… Я начинаю думать, что бездетность — это недорогая цена за то, чтобы ты со мной развелся и оставил в покое!
Чем дольше говорю, тем тяжелее становится его взгляд. На последних словах его ноздри раздуваются, а в глазах загорается бездна. Он приближается к моему лицу и выплевывает:
— Не смей. Даже думать. С детьми или без. Ты моя. Навсегда.
Не верю своим ушам. Из глаз брызжут слезы обиды.
В последний момент успеваю вынырнуть под его рукой, наклониться, упереться об столик, и меня тут же позорно выворачивает прямо на дощатый пол беседки. Чудом успеваю подобрать подол платья.
Мне плохо, горло саднит, глаза слезятся, а на душе и того хуже.
Стыдно. Так опозориться на глазах у мужа.
Что теперь будет? Прочитает лекцию, чтобы берегла свое здоровье? Разозлится?
Вот бы подо мной открылся портал и перенес меня на другой конец света!
Неожиданно замечаю, что, пока я стояла, согнувшись, он держал мои распущенные волосы, чтоб не испачкались. А теперь, когда выпрямилась, протягивает мне носовой платок, в уголке которого узнаю знакомый вензель.
Ошарашенно вытираю рот собственной вышивкой. Еще до свадьбы я приготовила ему несколько носовых платков, но даже не надеялась, что Дарран будет носить их с собой. Это был просто маленький символ моей заботы. На шелк у меня не хватило денег, а ситец, пусть даже с любовью украшенный, — далеко не статусный материал. Обнаружить, что он пользуется моим подарком, неожиданно и... очень приятно.
Странно, что сознание, оглушенное происходящим, фиксирует такие мелкие детали. Хотя… Все, что связано с мужем, для меня важно. Ведь моя судьба, похоже, переплелась с ним гораздо теснее, чем раньше казалось.
Убираю платок в карман, избегаю при этом смотреть ему в лицо. Буравлю взглядом белоснежный узор в стене беседки. Дарран бережным, мягким движением убирает несколько упавших локонов мне за ухо. Подушечки пальцев ласково скользят по вискам и щекам, вызывая мурашки по телу и взрывную волну возмущения на саму себя.
Куда подевался мой инстинкт самосохранения? Гордость, самоуважение, в конце концов? Почему короткие прикосновения предателя пробуждают в теле бурную реакцию и прилив какой-то необоснованной надежды на счастливое будущее?
— Ты как? — подобной заботы в его голосе я не слышала ни разу.
Мне казалось, голос сурового дракона в принципе не способен на такую бархатную теплоту.
Все еще не отрывая взгляда от ажурной стены, бормочу:
— Спасибо, уже в порядке. Наверно, съела что-то не то. Я пойду, если ты не против?
— Пойдешь. Сегодня же к целителю.
Он вдруг вскидывает меня на руки, заставляя ойкнуть. Прижимает к груди и несет по дорожкам к замку, будто пушинку.
Лицо так близко и так ярко освещается солнцем, что я впервые различаю черные зрачки в темной радужке карих глаз. К моменту, когда он приходит по ночам, всегда успевает обрасти щетиной, а сейчас подбородок и шея гладко выбриты — так что меня грызет соблазн коснуться его кожи, обвести четкую линию скул.
Случайно встречаемся взглядами, и…
Испуганно опускаю глаза.
Не понимаю, что происходит.
Почему он вдруг переменился ко мне?
Он ко всем немощным испытывает сострадание и нежность?
— Пусти, — вяло трепыхаюсь. — Меня ждет Айна.
— У тебя что-нибудь болит?
— Нет.
— Тошнит?
— Да. Немного. Поэтому лучше отпусти.
— Ты хочешь заниматься с Айной, пока тебя тошнит? — он с сомнением приподнимает бровь.
— Да... То есть… Она меня ждет. Я просто не хочу ее расстраивать.
Он нехотя опускает меня на землю, но вернуться к малышке не дает. Придерживая за плечи, словно тяжело больную, доводит до замка. Безропотно терпит мой улиточный темп, пока взбираемся по лестнице. В спальне помогает устроиться, взбивая поудобнее подушки за спиной.
Наливает воду из граненого графина, что всегда стоит на столике у окна, приносит мне в кровать. Растерянная, отпиваю несколько глотков и возвращаю ему хрустальный стакан.
Что. С ним. Такое?!
Его отношение пугает. Мне не нужна забота, которую выдают с барского плеча по особым случаям, в то время, как в обычные дни щедро пичкают жестокостью или равнодушием. Сердце молит о стабильности и покое!
— Отдыхай, — приказывает Дарран, накинув на меня шерстяной плед. — А я пока прикажу заложить карету.
— Ты поедешь на работу? — втайне именно на это надеюсь.
Если уж не получилось пообщаться с Айной, я предпочитаю остаться наедине с собой, чтобы обдумать ситуацию в тишине, без помех.
— Мы поедем к целителю, — ставит меня перед фактом. — Если ты беременна, надо убедиться, что с ребенком все в порядке.
Прежде, чем успеваю заверить, что у меня всего лишь легкое отравление, его силуэт исчезает за дверью.
Мне становится так горько, что хоть плачь!
Значит, ребенок. Он все-таки догадался.
Вот почему окружил меня заботой.
А если вдруг окажется, что я заболела, что беременность тут не причем, он снова окунет меня в полынью ледяного безразличия?
Возмущение клокочет в груди, ищет выхода. Вместо того, чтобы лежать, вскакиваю и принимаюсь мерить шагами комнату. Складки платья мягко шелестят в такт поступи, легкие домашние туфли скользят по мраморному полу, нисколько не мешая думать.
Неужели мое недомогание и правда признак беременности? В последнее время я странно себя чувствовала. То плакала в подушку, то мурлыкала в саду веселые песенки, пока меня никто не видел. И аппетит у меня стал значительно лучше - это то немногое, что я знаю про беременность из рассказов матушки.
Жарко. Хочется постоять у открытого окна, подышать свежим, прохладным воздухом. Но с тех пор, как в одном из кресел побывала Флора, чувствую себя неуютно в том уголке комнаты. Будь моя воля, избавилась бы от мебели, к которой прикасалась сестра, вместе с памятью о ее наглой ухмылке.
Подумать только! Она собиралась лишить меня детей!
Пока свой ребенок был заоблачной концепцией, я не ощущала так остро, чего могла лишиться. А сейчас при одной мысли о планах Флоры меня начинает трясти.
Боже, спасибо, что уберег!
Рука непроизвольно ложится на плоский живот и ласково его поглаживает.
Пока хожу по помещению, меня раздирает от противоречивых чувств. Когда выходила замуж, ребенок всегда присутствовал в моих мечтах, но еще в них были счастье, взаимоуважение, нежность, согласие, а не… вот этот вот драконий произвол.
Будто солнце меркнет, за долю секунды погружая мир во мрак, и загорается снова.
На краю кровати примостилась корзина из ивовых веток. В ней разложены отрезы светлой ткани, а из верхнего, рабочего куска, обрамленного пяльцами, торчат три иглы с разноцветными нитями.
На вид типичная картина для любой вышивальщицы. Вот только теперь на острие каждой иглы притаилась смерть. Одного укола об палец хватит, чтобы крошечная жизнь внутри меня оборвалась, и никогда не зародилась опять.
Из тонкой, зыбкой реальности меня выдергивает глухой стук.
Быстро сморгнув, начинаю воспринимать мир в текущем режиме.
В открытое окно из сада льются трели птиц. Щиколотки обдает сквозняком. У моих ног валяется корзина, которую только что держала в руке. Множество нитей, накрученных на специальные палочки рассыпались по белому мрамору, как разноцветные леденцы. Яркий, почти праздничный беспорядок не дает до конца осмыслить мрачное видение.
Неужели иглы отравлены?
Без сил опускаюсь на колени, поднимаю пяльцы и внимательно вглядываюсь в вышивку, будто вижу впервые. Коричневая ваза с желтыми прожилками и стебельки ирисов уже готовы, недоделанными остались лишь бутоны. Внезапно понимаю, что рабочие нити здесь не те.
В моем видении была синяя, голубая и фиолетовая, а сейчас в иглы воткнуты три оттенка зеленого. Вчера я успела закончить стебли и листья, а сегодня собиралась приступать к ирисовым бутонам.
После короткого раздумья решаю вставить "правильные" нити, чтобы не менять подсмотренный кусочек будущего. Ведь оно сулит мне доказательство злого умысла Флоры.
Не люблю пользоваться магией. Силой мысли слишком долго продевать нить в ушко иглы и ужасно скучно втыкать острие в дырочки канвы. Вот только теперь лучше заскучаю до смерти, чем дотронусь до иголок.
Когда старые нити вытащены и вдеты новые, очень аккуратно убираю в корзину рукоделие и ставлю ее на край кровати — точно, как в видении.
Сама сажусь рядом и, задумавшись, смотрю в распахнутое окно.
Вряд ли Флора посмела бы проникнуть сюда посреди бела дня. Скорее всего, она нашла союзницу среди слуг.
Моя спальня всегда открыта. Любая служанка может сюда зайти в течение дня, чтобы прибраться, принести свежий графин с водой или… обмазать иглы ядом.
Никто никогда не трогает мою вышивку, поэтому яд без помех добрался бы до цели.
Скорее, всего иглы отравят, когда мы оба уедем к целителю.
Значит, сейчас нет смысла рассказывать Даррану.
Он не обнаружит подтверждения моим словам и запишет меня в истерички.
Накатывает паника.
Чувствую себя мышкой, запертой в клетке с кошкой. Бездна! К лицу приливает кровь. Принимаюсь обмахиваться полотенцем.
Дверь в спальню внезапно открывается, заставляя вздрогнуть всем телом.
От моей нервной реакции вздрагивает у порога и Винна, резко хватаясь за грудь пухлой ладошкой. И тут же начинает тараторить, почтительно склонив голову:
— Простите, миледи! Вы не ответили на мой стук. Я беспокоилась, поэтому осмелилась войти без разрешения, — на эти слова киваю, желая поскорее прервать поток ее излияний. — Лорд Амакиир велел помочь вам собраться в город. Экипаж почти готов. Лорд будет ждать вас внизу.
Я могла бы переодеться и сама, но вторая пара рук заметно ускорит процесс. Для визита к целителю выбираю элегантное, удобное платье василькового оттенка. Оно нигде не жмет, очень мне к лицу, и, если в дороге случайно запачкается, будет не так заметно.
Набираю с собой побольше платков — вдруг в карете растрясет, и мне снова станет плохо.
Когда служанка выходит за порог, быстро прячу под дорожный плащ вещевой мешок, в который давно уже сложила все необходимое для побега. Кошелек с накоплениями, миниатюру с изображением родителей, не сыреющие спички, законченную вышивку, изображающую Айну, и несколько иголок с набором нитей.
Верчусь перед зеркалом.
Мешок, прикрепленный к поясу за спиной, совсем не виден под плотным плащом.
Похоже, выехать сегодня из замка — это мой единственный шанс сбежать. Его ни за что нельзя профукать!
Я не останусь в месте, где моему ребенку грозит смерть, а его отец не способен даже осознать и устранить опасность в собственном доме.
Винна сопровождает меня по лестнице ужасно напряжённая. Всю дорогу ни отходит ни на шаг. Видимо, следуя распоряжению хозяина, готовится подхватить, если вдруг начну падать. Ее навязчивая помощь успевает порядком надоесть, пока мы добираемся до мужа, поджидающего меня у парадного входа. Он помогает забраться в карету и устроиться на мягком сидении, обитом темным бархатом.
Дарран садится напротив, снимает камзол, остаётся в тонкой, белоснежной рубашке, не способной скрыть мощную мускулатуру. Нахмурившись, он сразу утыкается в документы. Таким образом дает понять, что мое место — десятое после работы, любовниц и прочей всячины.
Может, все-таки рассказать ему о видении? Пока задумчиво наблюдаю за драконом, он ни разу не отрывается от документов, хотя наверняка почувствовал мой взгляд.
Грудь заполняет горечь. И действительно. К чему разговаривать с женой?
Отворачиваюсь к оконцу. Голубое небо, яркая зелень лесов. А у меня в сердце контрастом серые тучи, ливень и штормовой ветер. От волнения трясутся пальцы. Сжимаю подол платья, но внутренняя дрожь не уходит. В голове красной строкой вибрирует мысль.
Я. Должна. Бежать.
— Никто не должен узнать о твоем даре, — вдруг срывается с губ мужа.
Удивленно вглядываюсь в его лицо. Он в упор смотрит на меня, наконец, оторвавшись от бумаг.
— Если преступники узнают о твоем даре, ты станешь для них целью номер один. Ни при каких обстоятельствах. Никто. Не должен узнать. О твоем даре предвидения. Ты поняла?
Я киваю, но ему этого мало.
— Поклянись, что ты никому не расскажешь. Пока я не позволю.
— Клянусь, — я не слишком серьезна, потому что все мои мысли о побеге, и он будто это чувствует.
— Он уехал в Магическую Академию, милорд! — скороговоркой сообщает слуга, довольный, что выполнил поручение. — Оказывается, он преподает там целительство.
Дарран кивает и громко стучит по задней стене кареты:
— В Академию, быстро!
Затем поворачивается ко мне.
— Адамс мой должник. Единственный, кто не будет трепаться о твоем положении. О беременности никто не должен знать.
— Почему?
На мой вопрос зло ухмыляется:
— Ты правда не понимаешь? Даже после попытки похищения Айны? — он замолкает, поменявшись в лице, и сжимает пальцы в кулаки до побелевших костяшек.
Я растерянно пожимаю плечами:
— Понимаю, ты хочешь уберечь меня и ребенка... если он есть. Но ведь беременность невозможно спрятать! Первые месяцы симптомы еще можно списывать на плохое самочувствие, а потом начнет расти живот, и даже самые невнимательные все поймут.
— К тому моменту похитители будут схвачены.
Дарран, нахмурившись, отворачивается, и дальше мы едем в молчании.
Лошади, подгоняемые возницей, звонко цокают по брусчатке. Дорога неровная, тряская, поэтому скоро случается то, чего я так боялась. Меня начинает мутить.
Закрываю глаза. Жадно втягиваю воздух носом, выдыхаю через рот. Работает это плохо. По сути, просто оттягиваю неизбежный позорный финал.
Внезапно, на плечи опускается тяжелая рука, и меня обдает терпким запахом одеколона. Вздрогнув, открываю глаза. Муж сидит рядом и... обнимает. Его близость, запах и теплота во взгляде неожиданно облегчают симптомы. Становится чуть лучше, и я с благодарной улыбкой прислоняюсь к широкой груди, как цветок потянулся бы к солнцу.
— Открой рот, — просит он тихо, без обычного напора. — Моей жене… Некоторым женщинам помогают во время тряски медовые леденцы.
Хотя в его голосе слышны заботливые нотки, но два первых слова задевают меня за живое.
«Моей жене»… Не «первой», не «погибшей», а просто «моей жене». Мать Айны для него по-прежнему жена. А я тогда кто?
Навязанная драконом сбоку припека?
— Открой рот, — повторяет он настойчивее.
Делаю, что он просит, и муж аккуратно вкладывает в рот леденец, будто случайно, неторопливо проводит пальцами по губам, своим прикосновением вызывая волну мурашек.
Стоит ощутить на языке вкус, жмурюсь от наслаждения. Сладость с кислинкой. То, что надо! Очень скоро тошнота сходит на нет.
Вскидываю на него взгляд и таю от такого количества внимания. Даже не верится, что муж по-прежнему рядом, обнимает. Не спешит вернуться к бумагам.
Похоже, любое недомогание, связанное с беременностью, цепляет его за живое. Была бы похитрее, безбожно этим бы пользовалась.
Но хитрить, изворачиваться — это не мое.
Когда я посвящаю себя человеку, жду от него того же.
Если взаимности не предвидится, таких отношений мне не надо.
И все же…
Вот он сидит рядом, забыв ради меня свои дурацкие документы, а в его глазах впервые чистая, неподдельная забота, о которой так долго мечтала.
— Спасибо, — шепчу с улыбкой. — Ты очень добр.
Он пожимает плечами и небрежно бросает:
— Разумеется. Ты ведь носишь моего ребенка.
Бездна! Лучше бы этого не говорил!
Будто носом ткнул в горький факт.
Лорд Амакиир заботится лишь о ребенке. Мать ему глубоко безразлична.
Как бы я ни надеялась, муж никогда меня по-настоящему не примет.
Не услышит. Не поверит. Не обезопасит крошку внутри меня от Флоры.
А раз так... Бежать! Бежать любой ценой!
Вскоре мы приближаемся к Академии. Нас пропускают сквозь ворота, первый уровень ограды, после того, как Дарран протягивает привратнику свой пропуск. Таких пропусков, открывающих любую дверь владельцу, в Империи всего несколько штук. Один из них принадлежит моему мужу.
Когда въезжаем во двор, липну к оконцу, жадно рассматривая здание. Флюгеры на темных крышах в виде золотистых драконов напоминают леденцы из детства. Цветочные клумбы придают месту нарядный, ухоженный вид. А знакомые стены из красного кирпича, где-то обвитые плющом, кажутся такими же родными, как некогда отчий дом.
Форма на адептах тоже ничуть не изменилась за много лет. Девушки носят клетчатые юбки до щиколоток и белые блузки, а юноши — темные штаны и белые рубашки. Веселыми стайками ходят по двору, зажав в руках новые, только что полученные учебники и артефакты. Буквально через пару дней начнется учебный год. Вот бы вынырнуть из своих проблем и окунуться сюда, в атмосферу предвкушения и легкости!
Внезапно раздается стук — вернулся запыхавшийся слуга. Стоит мужу отворить дверцу, как в нос врезается запах пота.
— Простите, милорд, меня не пускают в здание.
— Ты объяснил, кто тебя послал?
— Там… — круглолицый мужчина пучит глаза и виновато разводит руками. — Не пускают. Никак.
Выругавшись, Дарран пронзает меня сердитым взглядом, будто это моя вина.
— Иди один, — говорю ему внезапно пересохшими губами. — Ты пригласишь сюда господина Адамса и он осмотрит меня прямо здесь.
Зарычав, дракон берет меня за руку и тянет из кареты. Помогает аккуратно спуститься по ступенькам подножки и ведет к парадному входу.
Напрасно он надеется пройти вместе со мной.
Охрана здесь прекрасная и, если не знаешь, как я, лазеек, то проникнуть внутрь без нужного уровня допуска просто невозможно.
Полчаса Дарран ругается на входе. Это ничуть не помогает. Грозный вид главы тайной полиции не влияет на полупрозрачную магическую стену. Ее невозможно запугать или заговорить ей зубы. Она позволяет пройти лорду Амакииру, а меня... впускать-то впускает, но выхожу я с той стороны, откуда только что зашла.
Обычно здесь снуют адепты и преподаватели, но как раз сейчас никого нет. Некого попросить привести целителя Адамса.
— Ладно, — рычит Дарран. — Подождешь меня в карете.
Сглотнув, быстро киваю.
Вот он, мой шанс.
Добраться до магистра Вернона, ректора магической академии. Умолять, чтобы в память об отце он помог избавиться от метки. Если Фабиан знает способ порвать связь с драконом, то магу с большим опытом и статусом этот способ тем более должен быть известен.
Там должен быть черный вход, через который я раньше приносила отцу горячие пироги от матушки. Вот только сейчас здесь висит огромный, блестящий замок, а поверх двери мерцает защитное заклинание.
Бездна, тут не пройти!
Бросаюсь дальше. На мое счастье, далеко бежать не приходится.
В десятке шагов от двери — кусты рододендрона, а за ними надежно спрятано подвальное окно. Старое магическое плетение не обновлялось много лет. Оно, конечно, мерцало, создавая видимость защиты, но никого не могло бы остановить. И задвижка едва держится. Надавить посильнее — и внутрь проникнет любой желающий.
Быстро обогнув куст, приседаю, нажимаю на раму, и через секунду она поддается, позволяя юркнуть внутрь.
Стоит мне закрыть за собой окно, зажимаю нос рукой, чтобы не расчихаться от поднятой пыли, и тут же слышу приглушенные расстоянием мужские голоса:
— Куда она подевалась?
— Миледи!
— Хозяин нас убьет!
Пока слуги суетятся на улице, лавирую мимо испорченных, пыльных артефактов. Их складывали сюда по распоряжению прежнего ректора в надежде, что однажды найдутся средства для починки. Но в реальности было проще покупать новые, чем исправлять старые, отслужившие свой век. Чудом ни разу не упав, добираюсь до выхода.
Быстро шагаю к лестнице, сопровождаемая загорающимися магическими светильниками, поднимаюсь на первый этаж и, легко ориентируясь в знакомых коридорах, иду к кабинету ректора.
Надеюсь, он там, потому что иначе мне останется лишь примотать себя поясом к перилам на лестнице, чтобы… Боже, о чем я думаю?! Что для дракона какой-то дамский пояс? Разорвет одним пальцем, а другим вскинет меня на плечо и утащит в свой замок.
Пожалуйста, пусть магистр Вернон окажется на месте!
Вот он, тупичок, ведущий к кабинету. Перед заветной дверью с позолоченным вензелем ректора установлен столик секретарши, госпожи Клары, милейшей седовласой дамы. Сейчас ее нет — видимо, отлучилась в дамскую комнату.
Стучусь и, — о чудо! — тут же раздается мужской голос:
— Войдите!
Захожу. Быстро осматриваюсь, собираясь с мыслями.
Кабинет такой же, каким я его запомнила. Стол, стулья, шкаф из красного дерева. Два кожаных кресла у окна и столик. На полу красивый, узорчатый ковер. Каждая вещь дорогая, изысканная, лаконичная — в стиле своего хозяина. А ректор Вернон — все такой же эффектный шатен, и не скажешь, что ему уже за сорок. Правильные черты лица, прямой нос, умные голубые глаза, ни единой морщинки.
Он встает со стула, обходит широкий стол и приветствует меня легким кивком, даже не скрывая удивления:
— Леди Луара?
— Магистр Вернон, — я склоняю голову и растерянно тереблю рукав платья, не зная, с чего начать.
В мыслях, окрашенных отчаянием, все было гораздо проще. А теперь, когда я ворвалась на чужую территорию к этому дракону, аристократу от макушки до кончиков пальцев, моя затея внезапно кажется нелепой и провальной.
Ректор тем временем внимательно оглядывает меня, неловко мнущуюся на пороге. Платье покрыто светло-серыми пятнами, а кое-где разорвано розовыми шипами. Видок у меня такой, будто только что спаслась от стаи диких горгулий.
Магистр первым берет слово:
— Не поймите меня неправильно, вам всегда рады в Академии, но… Как вы сюда попали?
Под оценивающим, серьезным взглядом приходится выдать правду:
— Меня впустило подвальное окно, ведущее на склад испорченных артефактов.
Ректор хмурится — уверена, через час после моего ухода окно окажется наглухо запечатанным! — и кивает:
— Поверьте, если бы вы сообщили о своем желании навестить мое заведение, я бы выписал вам пропуск. Вам бы не пришлось… — он с насмешливой улыбкой указывает на мое когда-то васильковое платье, — собирать подвальную пыль.
— Благодарю вас, — во рту все пересохло, едва ворочаю языком. — Просто… У меня возникли непредвиденные обстоятельства. Мне пришлось... Это было спонтанное решение.
— Надеюсь, лорд Амакиир пребывает в здравии? — спрашивает, настороженно сузив глаза.
Боже, какой конфуз!
Конечно же, для него я теперь, в первую очередь, не дочь почившего коллеги, а жена главы тайной полиции! О нашей свадьбе трубили все газеты. И, конечно же, он вряд ли захочет помочь сбежать жене одного из самых влиятельных людей Империи!
О чем я думала, когда к нему шла?!
Хочется постучать себе по лбу, наивной, но отступать уже поздно. Слуги наверняка доложили мужу про мой побег. Если потерплю неудачу, я окажусь запертой в родовом замке Амакииров на всю оставшуюся жизнь. Только вряд ли плен до конца моих дней можно будет назвать жизнью.
Поглубже вздохнув, выпаливаю:
— Вот как раз о нем я и собиралась с вами поговорить. Я хотела узнать у вас, как у человека опытного и сведущего в магии, а также как у старинного друга моего отца... Как мне стереть метку истинной?
Вскидываю на него робкий взгляд, и читаю явное недоумение на его лице. Он складывает руки на широкой груди и хмурится.
— Что, простите? Мне показалось, вы спросили, как стереть метку истинной…
— Вам не показалось, — лепечу едва слышно. — Мне очень надо ее стереть.
— В таком случае, вы хотите невозможного, леди Амакиир, — заявляет ректор, раздраженным жестом одергивая камзол. — Метка ставится не человеком, не драконом, и разумеется не нам с вами ее стирать.
— Да, но, возможно, есть какой-то магический способ… — начинаю неуверенно, но замолкаю, натолкнувшись на каменное выражение лица.
На глаза наворачиваются слезы, и я невольно опускаю ладонь на живот. Мой малыш. Я не вернусь туда, где ему грозит опасность.
Пересиливая себя, дрожащим голосом прошу:
— Пожалуйста. В память о моем отце. Подскажите, как я могу разорвать связь с мужем!
— В память о магистре Мирте я забуду о нашем разговоре и посоветую вернуться к мужу. Чем скорее, тем лучше.
Его слова острым лезвием проходят по сердцу.
Сглатываю ком в горле. Отчаянно пытаюсь не разрыдаться в голос. Едва держу лицо. Сдавленно прошу:
— Вот ты где, дорогая! — мне на талию опускается тяжелая ладонь, с силой вжимая в твердые бедра. — Что же, Армин... Было очень любезно с твоей стороны развлечь мою жену. Теперь нам пора идти.
Стою, окаменевшая от шока и страха. Не смею обернуться. Боюсь столкнуться с ним взглядом и прочитать там свой приговор. Хотя по голосу, в котором вибрируют злые нотки, уже понятно, что ждет меня дома, помимо отравленных иголок.
Мотаю головой в такт своим мыслям.
Домой не вернусь.
Ни за что.
— Дарран, — кивает магистр, приветствуя мужа с едва заметным холодком. — Не знаю, как принято в твоем ведомстве, а в моей Академии стучатся прежде, чем войти.
— Ты же знаешь, мне плевать на условности. Я беру свое, — усмехается муж, — без стука и светской чепухи.
Чувствую, как пружинят каменные мышцы под его одеждой. Муж тянет меня к выходу, а я скольжу по лакированному паркету и безуспешно пытаюсь стряхнуть с талии широкое запястье. Вот только легче, наверно, было бы сдвинуть гранитную глыбу.
Он мог бы закончить этот фарс, закинув меня на плечо, но в присутствии чужого дракона вынужден соблюдать хотя бы толику условностей, о которых только что отзывался с презрением.
— Думаю, тебе будет любопытно, — небрежно бросает Вернон, склонившись над кипой бумаг, разложеннымх по столу. — Мы как раз обсуждали с адепткой условия поступления. Можешь остаться и послушать. По дружбе.
Слова ректора медленно доходят до мозга, но как следует осознать их не получается.
Какая адептка? Какое поступление? О чем он? Неужели все-таки решил мне помочь?
Но я ведь не собиралась учиться магии! Хотя... Если учеба поможет мне выбраться из клетки, то дайте мне учебники, и я с радостью превращусь в самую прилежную заучку!
Хватка Даррана ослабевает, позволяя, наконец, освободиться из его рук. Похоже, он задается теми же вопросами, что и я, и перед уходом собирается все прояснить.
— Значит, адептка, — он передергивает плечами и буравит собеседника пристальным взглядом, от которого воздух в помещении сразу холодеет на несколько градусов.
Тот ни капли не тушуется.
— Я знал, что ты будешь не в восторге. Но леди Амакиир умеет быть невероятно убедительной, — вежливо кивает в мою сторону.
— Вот как, — муж щурит глаза, словно приценивается к противнику. — И кто оплатит ей учебу? Насколько мне известно, годовой курс в Академии обходится в двадцать тысяч рахм. Видимо, леди Амакиир забыла, что таких денег у нее нет.
— Статья двести тридцать пять внутреннего устава Академии, — ректор с безмятежной улыбкой разводит руками. — На основании десятилетнего стажа преподавателей их дети, имеющие магическое дарование, имеют право на бесплатное обучение в Академии. Против устава не попрешь, сам понимаешь.
— В таком случае, попросим Луару продемонстрировать нам какое-нибудь магическое дарование, — Дарран выдвигает меня в сторону ректора, словно артистку на сцену, и ехидно добавляет: — Вперед, дорогая, не стесняйся! Покажи нам что-нибудь эффектное!
Его слова бьют по больному. Муж считает, что мой единственный дар — предвидение, о котором с сегодняшнего дня я вынуждена молчать. Он не знает, что жена шьет, бывает, не только руками. Я и сама не уверена, сойдут ли мои фокусы с иголкой за «дарование», но ничего другого показать все равно не смогу.
Отцепляю от пояса вещевой мешок под темным плащом. Стараюсь при этом не обращать внимания на потяжелевшее дыхание мужа — он только теперь понимает, что я заранее готовилась к побегу.
Под настороженным взглядом Даррана вынимаю из плотной мешковины коробочку с иголками, вдеваю в ушко синюю нить.
На темно-сапфировом камзоле мужа с самого утра болтается пуговица, удерживаясь на одном честном слове. Вот на ней сейчас и продемонстрирую свои навыки!
Подкидываю иглу в воздух, мысленно ею управляя, вонзаю в блестящую пуговицу и семью стежками намертво пришиваю к ткани. Привычно закрепляю нить, отрываю. Все также, силой мысли, убираю иголку в коробочку и засовываю обратно, в вещевой мешок.
Готово. Пуговица пришита. Без единого прикосновения. Без всяких плетений. Но сойдет ли это для поступления?
Перевожу взгляд с Даррана на Вернона. На лицах драконов ничего не возможно прочитать, а я взволнованно дышу, понятия не имея, как растолковать их молчание.
Я никогда не училась магическим плетениям. Отец показывал мне, совсем маленькой, как делать порталы, но на втором уроке что-то пошло не так. Вместо соседней комнаты меня занесло в лесные дебри, с комарами, слепнями, ядовитыми растениями и воющими хищниками. Родители насилу нашли меня, зареванную, покусанную насекомыми, перенесли домой и долго отпаивали успокоительным чаем.
С тех пор я панически боялась магии в своих руках. Отец уговаривал меня вернуться к занятиям, но при одной мысли об обучении меня бросало в дрожь. В конце концов, даже он, портальный магистр со стажем, отступил. Когда меня отдавали в школу, так и записали в документах: «магически пустая». Только члены семьи знали про дар предвидения, но по вполне понятным причинам старались его не афишировать.
А иголки и нитки — это же не магия! Это часть моих будней. Я их чувствую, как продолжение кончиков пальцев. Просто руками действовать приятнее и как-то привычнее. Казалось, когда я вышиваю вручную, то оставляю в своей работе частичку своего тепла. Поэтому к бесконтактному шитью я прибегала редко. Только, когда поранюсь.
— Значит, вы управляете предметами без магического плетения, — подытоживает магистр и как-то странно при этом смотрит на мужа.
А тот с непонятным выражением смотрит на меня.
Смесь досады и… удивления?
Киваю.
Вернон, встрепенувшись, буравит взглядом гостя и укоризненно цокает языком:
— И ты хотел спрятать в своем замке такой талант, а?
Ничего не понимаю.
Я талант?
В недоумении перевожу взгляд с ректора на Даррана, злого и мрачного.
Впрочем, последний быстро переводит тему: