
Если что-то ещё оживёт, когда я тебя вижу,
Если где-то внутри зажигается свет,
Я никак не пойму. Я тебя не люблю! Ненавижу.
Но от этой потребности видеть спасения нет.
Я закрою все двери, все окна закрою!
Я порву твои снимки. Порежу! Сожгу!
Я не знаю, как быть мне
Один на один с тишиною...
Я не знаю, как мне не споткнуться
На полном скаку.
Где кончается "мы", начинается новое лето,
Без тебя. Без конца! Без твоей нелюбви.
Твоё имя теперь на устах под запретом,
Но оно навсегда запеклось в моей алой крови.
Я начну всё с нуля. Я сумею, я знаю!
Я тебя отпустила. Давай же, ступай!
Что же ты не летишь?
Что ты замер у края?
Словно верить не хочешь, что это и есть самый край.
Стихотворение автора.
❥❣ Читайте с первой книгой: "Твоя случайная измена", https://litnet.com/shrt/grnG
На сидении рядом звонит телефон. Смотрю на него. Вижу надпись «отец», и снимать трубку не хочется. В прошлый наш разговор он сказал, что теперь у него всего двое детей. Ибо я ему больше не сын! В который уж раз?
Неужто, теперь передумал? Откинувшись на водительском кресле, закрываю глаза. Куда сильнее меня в данный момент волнует разговор с Настей. Она, кстати, выглядит так… Словно развод пошёл ей на пользу. А мне? Это вряд ли!
- Твой долг сберечь семью, - наставлял меня папа, - Ты взял на себя обязательства!
- Я не против сберечь её, Настя не хочет, - настаивал я.
- Так это она была неверна тебе? – взвился отец.
Соблазн сказать, что это так, был очень велик. Ведь она, наверняка, уже с кем-то спала?
- Нет, это я, - признался, понурив голову. Будто видел перед собой его хмурый анфас. Хотя это был всего лишь его голос.
- Сулэли[1]! – выплюнул папа и бросил трубку. Но уже через пару минут он снова звонил мне.
Я всегда ощущал себя худшим в семье, с его «лёгкой подачи». Лев был любимчиком! Может ещё потому, что отцу выпало право назвать своего первенца. К моему появлению никто уже не радовался той принадлежности между ног, которая отличала меня от девчонки. Отец хотел дочку! Хотел, чтобы та сидела у него на коленях и щипала за седеющую бороду.
До сих пор представляю себе, как он издал вздох разочарования, когда впервые взял меня на руки. Мама пыталась опять. Ей очень хотелось подарить отцу дочь! Но четвёртым был выкидыш, и больше детей не вышло. Что обозлило отца ещё больше!
Он ожидал, что я хотя бы порадую его выбором жизненного пути. Но, не в пример Левтеру, я выбрал иную дорогу. Окончив школу, уехал искать развлечений на родину матери. И нашёл…
Сцепляю руки в замок. До сих пор не привыкну! Ходить туда, как в чужой дом. Видеть её, в этом фартуке...
- Проси прощения! – велел отец.
- Я попросил! Уже несколько раз, - процедил я сквозь зубы.
- Ещё проси, - убедительно бросил отец, чем несказанно меня удивил. Он! Который всегда говорил мне, что у женщины нет права голоса.
- Я не собираюсь ползать перед ней на коленях, - фыркнул я. Хотя ещё накануне почти был готов сделать это.
- За унижение платят унижением, - заметил отец, - Ты унизил её тем, что отказался от семьи.
- Я не отказывался! – повысил я голос, - Это она подала на развод.
- Ты мужчина, или нет? – рявкнул отец.
Вопрос был с подтекстом. Скажешь «да», - будет объяснить полчаса, что бы сделал мужчина. Скажешь «нет»… Ну, и так понятно, что не поздоровится.
- Пап, мне пора, - произнёс свою вечную реплику.
Хотя за всё время с тех пор, как уехал из Грузии, я не просил у него ни копейки, отец никогда не хвалил. Только хмыкал, не веря в успешность затеи. Зато всегда спешил рассказать об успехах Левтера. Как процветает под его началом новая лавка. Как бы намекая: «Вот что ждало бы тебя, останься ты на родине». Но я не остался!
Как и Алик, что уехал вслед за друзьями в Буэнос Айрес. Разбег плюс-минус два года, давал двум старшим возможность общаться друг с другом на равных. Я же был вечным изгоем! И добровольно изгнал себя дальше из лона семьи и опеки отца.
Единственная, кого я жалел – это мама. Она умудрилась остаться красивой в этом «царстве мужчин». И её любви хватало на всех нас! Сердце её разрывалось между отцом и детьми. Она всегда выступала посредником. Также и в этот раз позвонила мне вслед за отцом. И стала твердить:
- Илюша, сынок, ты прости его. Он успокоится! Это он не со зла.
- Я знаю, - буркнул в ответ.
- Неужели всё так серьёзно? – голос её задрожал. И я крепче сжал зубы. Неизвестно, что лучше – отцовское недовольство, или мамино сочувствие.
- А как же дети? Неужели, я больше не увижу моих дорогих внуков? Диночка и Давид! О! – она разрыдалась…
Один только Бог знает, чего мне стоило не выкрикнуть: «Хватит!».
Я и сам укорял себя множество раз. Хватит! Довольно! Сил больше нет. Ведь судьба наказала меня. Разве не так?
Вспомнилось тут же Снежанкино личико, испуганный взгляд синих глаз.
- Илюшенька, как же это? Никитка… Господи! – шептала она, с каждым словом бледнея всё больше.
Я целовал её руки и убеждал, что всё излечимо. Хотя в голове неустанно крутилось: «Не всё! Чёрт, не всё!»,
Она не винила себя, но однажды сказала серьёзно и взвешенно:
- Лучше бы я умерла тогда.
Я не стал уточнять. Понял и так! После того, как Снежана узнала, что я женат…
Я не сразу сказал. А признавшись, получил отворот-поворот. Она объявила мне, что лучше закончить сейчас. А я не стал спорить! Однако вернулся в Торжок, сам не знаю зачем. По делам? Но я мог бы не ехать. Послать заместителя. Дело не срочное! Но мне нужно было поехать туда самому. Словно чувствовал...
Её телефон в тот раз молчал очень долго. А, когда, наконец, взяли трубку, то я услышал чужой, незнакомый мне голос.
- Не звоните сюда больше никогда, слышите! – огорошил он своим криком.
- Ч-то? Где Снежана? – спросил, прерывая ругательства.
- По вашей вине она чуть не умерла! По вашей! – обвиняла какая-то женщина.
Это была её мать. У которой я чуть ли не силой выведал, что Снежана хотела напиться таблеток и умереть. Причина была очевидна! Делилась ли она с матерью планами о том, что повстречала приезжего? Что это он приезжает примерно раз в месяц, и дарит охапки цветов?
Я пожалел в тот момент, что насмерть не сбил её пса. Я множество раз об этом жалел, хотя очень люблю животных! Тогда бы потребность увидеться снова не была так навязчива и неотвратима.
Я думал об этом каждый раз, держа её тело в объятиях. Любя её, в тот, самый первый. Входя до конца…
- Я преступник, убить меня мало, - констатировал я, откинувшись на спину. Номер в отеле, что нас приютил, обладал теплотой и уютом.
- Если бы все преступления были такими приятными, - прошептала Снежана, прижавшись ко мне своим телом.
В тот раз её откачали. И врач мне сказал, что Снежана беременна. Это было весной. А летом Настя подала на развод!
За окном вечереет. Ночи зимой длинные. И это мне на руку! Витя теперь закрывает свой сервис чуть раньше. Потому, что он знает, что на ночь я не останусь. Поначалу считал, что я замужем. Но я однажды рискнула ему рассказать! Что в разводе, и что у меня есть двое детей.
Он воспринял не просто стоически. Он был рад!
- Я всегда мечтал о семье. Настоящей семье, - поделился со мной наболевшим.
- У тебя ещё есть шанс обзавестись ею, - брякнула я, имея ввиду его собственный шанс. Стать отцом, чьим-то мужем.
Но Витя воспринял по-своему. Глаза загорелись в вечерней прохладе каморки.
- Правда, есть? – повторил он с надеждой.
И мне ничего не осталось, как тихо кивнуть и прижаться к нему своим жарким расслабленным телом…
Единственный яркий фонарь освещает парковку у сервиса. Там написано «Только для клиентов». Но ведь я же клиент? И мой красный Фиат, чуть присыпанный снегом, стоит одинокий и ждущий.
Витина старая Хонда сломалась. Он и есть настоящий сапожник! У которого нет сапог. Чужие он с лёгкостью чинит, а на свои времени нет. И потому Витя ходит пешком.
Смешной он! Наивный. И в этой наивности есть что-то детское. И я в который раз думаю, уж не сглупила ли?
«Не сглупила», - твердят его руки. Лаская меня, не по-детски. Совсем по-мужски! И губы, сухие горячие, жмутся к чувствительной впадинке на сгибе локтя.
- А Деня хочет машины чинить, представляешь? – говорю я зачем-то.
И чувствую, как замирает рука у меня на плече.
- Хорошее дело, - отзывается Витя, - И прибыльное! Мастера на вес золота. Это я тебе, как специалист по подбору кадров, говорю. Найти хорошего мастера – это как алмаз отыскать в груде камней.
- Его отец так не думает, - произношу с сожалением.
С тех пор, как я приоткрылась ему, стало чуть легче. И теперь я могу говорить, не таясь.
- А кто он, твой бывший? – интересуется Витя, впервые за всё это время.
- Директор ЗАО «Картон-Полиграф», - я вздыхаю. Когда-то давно эту фразу я произносила с гордостью.
Витя какое-то время молчит, а потом обнимает меня ещё крепче.
- Дурак, вот он кто, - говорит, накрывая меня своей тяжестью.
- Почему дурак? – вопрошаю игриво. Удивляясь, что могу вот так преспокойно, говорить об Илье, пребывая в объятиях Вити.
- Потому, что тебя упустил, - шепчет мой пылкий, мой юный любовник.
И там, внизу, где наши тела жмутся друг к другу, я ощущаю, как он напряжён. Словно беседа о бывшем его завела.
- А если бы я была замужем? – я верчусь, не давая ему разомкнуть свои бёдра.
- И? – ему удаётся, и палец уже между ног. Или… это не палец.
- Ты бы спал с замужней? – упираюсь ладонями в грудь, - Может, тебе не впервой?
Меня накрывает какая-то ревность. Чувство, что кроме меня, на этом скрипучем диванчике он отымел сотню разных автовладелиц.
- Такое со мною впервые, - шепчет он, не давая мне выползти. Не давая его оттолкнуть!
Я извиваюсь, пока его хваткие пальцы ни ловят запястья. Вжимают в подушку с обеих сторон от лица.
- Будешь послушной девочкой? – шепчет он и сверкает глазами. Так близко, что я выдыхаю:
- А если не буду?
Он делает ловкий захват и прижимается пахом ко мне, обездвиженной и обнажённой. И от «твёрдости» этих объятий из груди вырывается стон.
- Тогда мне придётся тебя изнасиловать, - слышу вполуха. А внизу, между тем, ощущаю толчок…
- Ааах, - позволяю проникнуть в себя, расслабляюсь.
Губы Виктора в то же мгновение приникают в ответном порыве. Он движется точно, уверенно. Меняет ритмичность, попутно лаская губами доступные шею, ключицы и грудь…
Всё изумительно! Только вот скрип. Что звучит так тоскливо и жалобно! Точно кошечку тянут за хвост. Решаю молчать. А в следующий раз предложу включить музыку. У него же есть ноут? Если своей не найдётся, то я поделюсь! Принесу «романтик» из любимых…
И в тот же момент меня осеняет! Ведь у нас могут быть разные вкусы? Когда мне было 17, то Виктору 7. И хиты моей собственной юности для него – прошлый век. Вот, умора!
С этой мыслью я чувствую выплеск. И тут же пытаюсь изгнать его прочь.
- Ты презик надел? – шепчу раздражённо.
Хотя, стоит заметить, сама проворонила этот момент. Не хватало ещё залететь! У меня же вот-вот овуляция.
- Даааа, - стонет Виктор и накрывает собой.
Когда он выходит, я вижу резинку на члене. И, успокоившись зрелищем, остаюсь неподвижно лежать.
- Ты снова не кончила? – сокрушается он, отдышавшись.
- Отвлеклась, - машу я рукой.
- Сейчас мы это исправим, - улыбается Витя, и зачем-то встаёт надо мной.
- Ты о чём? – я пугаюсь. Неловко ползу, захватив одеяло. Кутаюсь в ткань, словно куколка в лист.
Он берётся меня «распаковывать». Ныряет под край одеяла.
- Что ты делаешь? – я извиваюсь, верчусь. Не даю ухватиться за бёдра.
Но Виктор уже вынуждает меня их раздвинуть. Его очертания в ткани пугают, смешат! Но, то, что он делает там, под завесой тугих одеял… пленяет мой разум и тело. Приводит в восторг!
- Ммм, - я кусаю губу в исступлении, чувствуя жар его ласк.
Вот и ещё одна «галочка». Новый дебют! Ведь никто, кроме бывшего мужа, никогда не ласкал меня там…
За постыднейшим действом мы не слышим, как к сервису подъезжает машина. И только стук в дверь заставляет прервать изнурительный квест. Он называется: «Где мой оргазм?».
- Кто это? – шепчу я, толкая Витю.
Он так увлечён, что слышит не сразу.
- Вить! – сдвигаю я бёдра, ловлю его голову между колен.
- Ну, что опять? – раздражается он.
- Стучится кто-то, - шепчу я испуганно.
- Кто стучится? Ляг ты уже и расслабься! – он тянет назад.
- Да нет же! Стучит.
- Это в голове у тебя стучит, Настя.
- Тук-тук, - раздаётся стук в дверь.
Мы замираем в неестественной позе. Затем он встаёт, надевает штаны.
- Сиди тут, - командует Виктор.
И мне на мгновение кажется, что там, за дверью, какой-то бандит. Как в фильмах! И сам Витя сейчас достанет из тумбочки пистолет. Тот всё это время лежал у него наготове…
Квартира в кирпичном доме не слишком большая. Но я постарался создать в ней уют. Обустроил детскую спальню. А зал превратил в место отдыха для двоих. От прежнего минимализма не осталось следа.
Снежане понравилось! Она была просто в восторге, когда я развязал ей глаза. Сначала ходила и трогала каждую ведь. Осторожненько! Кончиком пальца. Как будто в музее. А после расплакалась. Села, держась за живот, на диван. И сказала сквозь слёзы:
- Спасибо.
Речь вовсе не шла о женитьбе. Когда я узнал, что она на сносях, то хотел откупиться. Вспомнить стыдно! Хотел намекнуть на аборт. Но Снежана заверила твёрдо, что будет рожать. Что хочет ребёнка. И, невзирая на то, признаю я его, или нет, готова растить в одиночку.
Я не смог бы её убедить. Я не стал и пытаться. Решил – будь, что будет! Торжок – это близко. Пока деньги есть – помогу. А она уже вслух представляла себе, каким будет наш сын.
- Мой сын, я назову его в честь папы, Никитой, - сказала Снежана, и погладила плоский живот.
Я хотел поправить её, сказать, что он наш. Но тогда ещё так не считал. А теперь?
Мальчик вышел забавным, хорошеньким. Глазки тёмные, в папу. В меня. А волосики – наш симбиоз со Снежаной. Я помню момент, когда Снежка сказала:
- Рожаю, - и сползла по стене.
Всю дорогу, до самой больницы она повторяла:
- Не бросай меня! Масичка, миленький, ты только меня не бросай!
А я лишь держал её за руку, руля одной левой. И отвечал:
- Я не брошу, не брошу…
Захожу, доезжаю на лифте до нашего с ней этажа. И с порога встречает Снежана. В проёме двери её невысокий, окутанный светом теплеющих ламп, силуэт, напоминает мне что-то нездешнее. Она точно ангел! С копной белокурых волос. Всегда чуть печальной улыбкой. И взглядом, настолько пронзительно синим, как небо. Что именно в нём я тогда утонул…
Был пасмурный вечер. Осеннее небо сползало на город Торжок. Я ехал, пытаясь пробраться по узким дорогам. Паркуются все абы как! Мне хотелось найти супермаркет, купить сигарет. А потом отправляться в отель.
День был трудный! Поездка в Новгород не дала результатов. Найти компаньона в лице совладельца одной из компаний не вышло. Конкурент он и есть конкурент! Или я не дожал?
С этой мыслью я вёл по дороге, петляя меж хмурых домов. И в этот момент какая-то тень буквально метнулась вперёд, под колёса. Я помню толчок и скулёж. Звук самый жуткий, из всех, что я слышал!
Мгновение спустя из зарослей вырвалась девушка. Она закричала, упала на мокрый асфальт. Высокий капот не давал мне увидеть картину. Я выбрался, сам весь дрожа. И увидел лежащие лапы.
Собака ударилась о колесо. Благо, что я на неё не наехал! Крови не было. Видно, ушиб оглушил её, обездвижил. Животное тихо скулило. А девушка плакала громко, навзрыд.
Она была юной, в куртюшке с чужого плеча и штанах, напоминавших пижаму. Видно, вышла с питомцем из дома. А тут я…
- Где травмпункт? – я присел рядом с ней на корточки. Попытался её успокоить.
- Я… Ах… Н-не знаю! Не з-на-ю, - сквозь всхлипы твердила она.
Кое-как я её уболтал сесть в машину. Пёс лежал у неё на коленях. Дышал! Я нашёл в навигаторе ближайший травмпункт. Ближайший… Единственный! И ворвался туда, держа пса на руках.
Женщина в белом халате послала подальше:
- Я вам не ветеринар!
- А куда мне её?
- Утром откроется ветеринарка…
- Утром?! – взревел я, и сам превращаясь в животное.
Собака так тихо дышала, что я опасался – помрёт у меня на руках! Я буквально заставил жирдяйку-врачиху её осмотреть. Заплатил ей, конечно! По тихому. Хотя эта девочка, хозяйка собаки, не видела никого, кроме пса. Кобель! Какой-то курчавый.
«Пудель, что ли?», - рассеянно думал я.
Собаке вкололи какую-то дрянь, наложили компресс, забинтовали лапу. Оказалось, бедняга сломал её. Я стоял, как виновник всего. Было стыдно и больно! И я предложил подвезти. А после – заехать куда-нибудь, выпить горячего кофе.
Она так дрожала. Девчонка. И я, отыскав автомат на дороге, взял ей какао.
- Прости, я и сам в шоке, - протянул в приоткрытую дверцу напиток, - Он выбежал! Я не успел тормознуть.
- Это я виновата, - сказала девчонка, - Ошейник ослабила. А Джек взял и выскочил.
- Джек, значит? – я улыбнулся.
Она посмотрела на пса, и так нежно погладила мягкое ухо. А потом подняла на меня свой пронзительный взгляд…
- Масюля, ну где же ты был? Мы заждались, - воркует Снежана. И обвивает руками, пройти не даёт.
- Привет, лапуль, - шепчу я в макушку.
И вдыхаю знакомый букет. От неё пахнет нежностью, юностью. Пряным шампунем, весной и прохладой. Аромат этот будит внутри неизменную тягу! Вынуждает меня замирать и вдыхать его снова и снова.
- Ты ужинать будешь? – произносит она приглушённо, - Я суп приготовила.
Я вспоминаю её кулинарный «шедевр» из сырков с шампиньонами. И смеюсь про себя. Отвечаю:
- Конечно.
Хотя по дороге поел. Взял жаркое и борщ со сметаной.
Из гостиной на свет появляется заспанный Джек. Он устало виляет хвостом. И стоит, поджав заднюю лапу. Она у него до сих пор чуть хромает. Как вечная память о том инциденте, который нас свёл.
Я пыхчу, перебираю ногами в попытках быть вровень с подругой. Бежим. В этот раз в помещении зала. В связи с тем, что зима, я решила испробовать на себе всю прелесть её «АтмосфЭры». Спортклуба, которым Машка гордится больше, чем своими детьми.
На мониторе компьютер рисует мне трассу. Подъём. И дорожка вздымается, формируя уклон. Я хватаюсь за поручни! В парке было значительно проще бежать.
А ещё там не было так людно. Там, в окружении дикой природы, мы с Машкой бежали вдвоём. А здесь, вокруг нас толпа разномастных людей.
Одинокие дамы за сорок сгоняют жиры под надзором красавчиков-тренеров. Машка поведала мне, что по такой «индивидуальной программе» занимаются в основном одинокие женщины.
- А мы не такие? – спросила я, глядя на задницу тренера. И про себя отмечая – у Вити не хуже!
- Ещё чего! – фыркнула Машка.
У неё теперь есть мой Эльдар. Точнее, не мой! Он теперь вроде как Машкин. Отчасти.
Мне хочется слышать подробности. Хотя подруга стесняется ими делиться со мной.
- Вы уже спали? – интересуюсь я. Точно, как Машка сама, ещё летом пытала меня: «Вы уже?».
- Нет, - вздыхает подруга. Что так ей несвойственно!
Машка из тех, кто считает «тест-драйв» обязательной частью проверки. К чему расходовать ценное время, если вы антиподы в постельных делах?
- А чего? – хмурюсь я, продолжая идти.
Машка, взяв полотенце, на ходу вытирает вспотевшую шею. Ей идёт быть вспотевшей! Капельки, точно дождинки, блестят на плечах.
- Он такой… Как бы это сказать? Целомудренный что ли.
Я усмехаюсь:
- У него сын, если ты не забыла! Значит, он уже не девственник.
- Да я не об этом! – возражает подруга, - Он меня даже ещё не касался. Всё говорит-говорит.
- И о чём? – хмурюсь я.
- О созвездиях, книгах… ежах, - улыбается Машка. Так странно и мило! Как будто открыла незримую дверь.
- Он говорил, что ежи имеют…
- Десять тысяч колючек? – подхватив, Машка тихо смеётся, - Говорил! А ещё говорил, что моё имя с древнееврейского переводится, как «госпожа». И правильно будет Мириам. Поняла? Так меня теперь зови!
Она, горделиво пришпорив, продолжает «идти на рекорд».
- Ага, ещё чего! – язвительно фыркаю я.
И вспоминаю, как тот же Эльдар мне сказал по поводу имени «Настя». Что оно носит греческий корень. И значит буквально «вернуться к жизни», «воскреснуть». Что кажется мне символичным!
Ведь именно это со мной происходит сейчас. Я умерла, а теперь возрождаюсь с нуля. И в моё возрождение к жизни Эльдар внёс значительный вклад.
- Это всё хорошо, но что у вас с ним на личном? Когда ты опробуешь в деле его… агрегат? – я зазывно моргаю.
А Машка глядит на меня, как на дуру:
- Насть, у тебя на уме один секс!
- У меня? – удивляюсь, и тут же беру под контроль свой позыв.
Да, я в последнее время сама поражаюсь тому, что со мной происходит. Смотрю откровенные фильмы. Купила в отделе у Нины бельё. Красивое, ужас! Порочное, жуть!
Даже хозяйка одобрила выбор.
- Боди для смелых, - кивнула она. И, вдобавок к нему, подарила чулки.
Я надела всё это под свой повседневный наряд. Обычное платье из плотной акриловой нити. «Рейтузы» под низ. Которые тут же сняла! Попросив отвернуться того, кому предназначен был весь этот образ.
Витя спорить не стал. И ждал терпеливо, пока я разденусь до самых низов. Боди с просветом в районе грудей, и тонкой ниточкой сзади, облегало мой трепетный стан.
- Ох*еть, - обронил он, и тут же смутился, зажав рот рукой.
Я тоже смутилась. Прикрыла ладонями грудь:
- Так ужасно?
Витя сглотнул, подошёл. И убрал мои руки по швам.
- Я боюсь, что порву это всё на тебе, - прошептал хриплым голосом.
Я задышала порывисто. Отчего грудь в окружении шёлка задвигалась. А Витин взгляд, к ней прикованный, стал буквально темнеть на глазах.
- Рви, - отозвалась, отчаянным жаждущим тоном.
- Ррррр! – взвился он.
Словно зверь подхватил, и упал со мной вместе на мягкий диван. Тот громко крякнул и ножки разъехались. Я завизжала, хватаясь за Витю! А он удержал на весу нас обоих.
Я казалась себе невесомой с ним рядом. Такой молодой и безбашенной! Забывая, что мне в мае сорок. А дома ждут двое детей…
- Ну, всё! – яростно выдохнул он, - Покупаю кровать!
«Интересно, купил, или нет», - думаю я, загребая ногами.
- Насть, ну ты где? – злится Машка.
- А? – возвращаюсь на землю. Смотрю на неё.
Подруга растерянно щупает лоб:
- Скажи мне, я выгляжу плохо?
- С чего ты взяла? – возражаю я всем своим видом.
Машка, глядя вокруг, поправляет своё декольте:
- Эльдар говорит, что я для него не гожусь.
- Что, прям вот так и сказал? – уточняю с сомнением.
- Ну, не совсем, – отвечает она, - Говорит, что моя красота равносильна картинам Ван Гога. В то время, как он тяготеет к эстетике классицизма.
Её голос становится очень похож на учительский. А лицо с выражением «синий чулок», завершает картину. Я смеюсь, незаметно съезжая с дорожки. С трудом удержавшись, давлю на педаль.
- Чё ты ржёшь? – возмущается Машка, - Влюбила в себя мужика! Ему теперь другие бабы по боку.
- Я? – изображаю недоумение.
А внутри неожиданной болью звучит его фраза: «Я хочу, чтобы ты улыбалась».
«Я улыбаюсь, Эльдар! Улыбаюсь», - мысленно шлю ему свой запоздалый ответ. И тут же думаю… Вот, значит, что за стилистику он мне присвоил? Классицизм – это я?
«Надо погуглить», - решаю, и жму на педаль. Тренажёр загорается снова. Приглашая меня совершить новый круг.