Мой мир последние дни сузился до одной цели: сделать юбилей Стаса незабываемым. Сорок лет! Целая эпоха. И хоть между нами легла почти десятилетняя разница — я ни на секунду не пожалела о выборе, сделанном когда-то под трепетным светом свадебных свечей. Он был моей скалой, моей тихой гаванью, и сегодня я хотела стать для него праздником.
Душа буквально трепетала от предвкушения, выплёскиваясь в нервной энергии: я то напевала что-то бессвязное под нос, то замирала, прислушиваясь к мнимому шуму двигателя за окном. Каштановые волосы, тщательно уложенные в пышные, как у старинной куклы, локоны, пахли дорогим термозащитным спреем и лёгкой пудрой для объёма. Под кружевным халатиком, купленным специально для этого вечера, шелковисто шелестело нижнее бельё — настоящая паутина из чёрного кружева: бюстгальтер, подвязки, чулки с ажурной резинкой. Корсет, хоть и декоративный, легко стягивал талию, напоминая о том, что фигура моя, хоть и ухоженная, давно не двадцатилетней девицы на выданье. Но я знала — ему нравится именно такая, живая, настоящая.
Кухня была наполнена соблазнительным ароматом свежей выпечки. Из раскалённой духовки я извлекла румяного красавца-растягая — пышный, с золотистой корочкой, источающий пар и запах сливочного масла, лука и мяса. Накрыв его вафельным полотенцем, чтобы сохранить тепло и мягкость, я в последний раз метнулась в ванную. Прохладная пудра легла на разгорячённые щёки, тушь осторожно разделила и без того длинные ресницы, а помада цвета спелой вишни завершила картину дерзкой элегантности.
Финальные штрихи: классические лодочки на изящной, но не убийственной шпильке, ведь вечер предполагал не только ужин, и тот самый халат, скользнувший по коже как обещание. Готово! Я была воплощением праздничного волнения и нежности, готовая к самому жаркому и интимному юбилею — только для нас двоих в нашем уютном гнёздышке.
Последний ритуал: облако его любимых духов с нотами сандала и бергамота окутало меня. Я бережно расставила длинные восковые свечи в подсвечниках — их колеблющиеся огоньки отбрасывали таинственные тени на стены, превращая гостиную в грот из тепла и полумрака. Выключатель щёлкнул, и комната погрузилась в интимное мерцание. На журнальном столике, рядом с праздничным ужином, скромно ждал охлаждённый мускат — его любимое белое вино к рыбе. Я устроилась в глубоком кресле у окна, поджав под себя ноги, и взяла планшет — скорее для вида, чтобы занять дрожащие руки.
На часах — 20:55. По всем расчётам, его чёрная Audi A6 уже должна была свернуть с шумной магистрали на нашу тихую улицу и замереть у подъезда. Я прильнула к холодному стеклу, вглядываясь в сумеречную синеву за окном. Фары проезжающих машин выхватывали из темноты мокрый асфальт, силуэты деревьев, но знакомых очертаний — не было. Сердце стучало набатом где-то в горле. «Пятница, пробки, совещание затянулось...» — шептала я себе, пытаясь унять подступающую тревогу. Гул большого города, доносящийся с магистрали — ровный, непрерывный, равнодушный — казалось, поглотил его машину.
Взгляд беспомощно скользнул по экрану планшета — какой-то сериал бессмысленно бубнил фоном. Я беспорядочно ткнула в паузу. Тишина комнаты, нарушаемая лишь потрескиванием свечей, вдруг стала гнетущей. «Стас, ну, где же ты?» — прошептала я в полумрак, обнимая себя за плечи. Прохлада вечера, казалось, пробиралась сквозь стекло. А где-то на кухне одиноко остывал румяный растягай, и аромат духов медленно таял в воздухе, ожидая того, для кого всё это было затеяно. Кот Васька запрыгнул на подлокотник и тычется мокрым носом в руку — он тоже чувствует, что что-то не так? Или просто ждал своего кусочка ужина?
Тряхнув головой, будто отгоняя назойливую муху, я отчаянно попыталась стряхнуть эти липкие, непрошеные мысли. Но они, словно заезженная пластинка на старом патефоне, снова и снова прокручивали в сознании один и тот же тревожный мотив: «Где он? Почему не едет? Что-то случилось?». Каждый повтор вонзал под рёбра ледяную иглу страха, заставляя сердце бешено колотиться в грудной клетке, как пойманная птица.
Ну уж в такой-то день, мог отпроситься пораньше! Сжимая в руке прохладный корпус планшета до повеления костяшек всё думала о том, что сорок лет всего раз в жизни! Неужели нельзя было вырваться из душного офиса? Неужели он не чувствует, не понимает, как я... Как я ждала?! Образ Стаса, спокойно листающего бумаги в своём кабинете под ровным гудением кондиционера, пока я тут дрожу от неизвестности в кружевах и на шпильках, вспыхнул в голове с обидной ясностью. Каждая минута ожидания капала на нервы, как едкая кислота.
Паника, сначала лишь лёгкое озабоченностью в груди, теперь набирала силу. Она пульсировала в висках горячими, тяжёлыми ударами, совпадая с ритмом уличной дроби осеннего дождя, который, кажется, только начал стучать по подоконнику. Пальцы сами собой запутались в локоне, нервно накручивая прядь на палец, вытягивая и портя тщательную укладку. Дыхание стало поверхностным, частым, как у загнанного зверька, и комок подступил к горлу.
Я беспомощно оглядела нашу погруженную в трепещущий полумрак гостиную. Пламя свечей, ещё недавно такое романтичное, теперь отбрасывало на стены гигантские, пляшущие тени, которые казались зловещими. Аромат свежей выпечки вдруг смешался с приторной сладостью духов и восковым запахом горящих свечей, создавая душную, почти удушливую смесь. Румяный растягай под полотенцем на столе выглядел уже не праздничным угощением, а символом тщетности и остывающих надежд. Даже мускат в бутылке казался неестественно ярким пятном в этом тревожном сумраке.
«Просто пробки. Просто пятница. Просто задержался на пару минут...» — заклинала я себя, впиваясь взглядом в тёмный прямоугольник окна. Но каждый новый луч фар, прорезающий мокрую мглу улицы и не сворачивающий к нашему подъезду, обжигал сетчатку. Гул города за окном превратился в монотонный, угрожающий рокот, поглощающий все другие звуки. Тиканье настенных часов на кухне вдруг зазвучало громко, навязчиво, отсчитывая пустые, потерянные минуты.
В эту ночь я не сомкнула глаз. Даже на секунду прикрыть их было физически невозможно. Веки дёргались, словно натянутые струны, а под ними жгло от бессонного напряжения. Тысячи мыслей острых, как осколки стекла, лезли в голову, раня и путая. Факты: галстук, презервативы, использованный... Воспоминания: его опоздание, его запах... Вопросы: Где? С кем? Почему? Желание вцепиться ему ногтями в лицо. Вышвырнуть его вещи на лестничную клетку. Подать на развод сию же секунду.
Я вскочила с кровати, не в силах выносить его тяжёлое, хриплое дыхание и запах перегара, смешанный с чужими духами. Холод паркета обжёг босые ступни. Часы на тумбочке светились ядовито-зелёным: 2:30. Но вряд ли мне бы удалось провернуть всё запланированное, в такое время никто не работал. Сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони, оставляя чёткие, болезненные полумесяцы, я металась по квартире. Боль была конкретной и осязаемой, единственный островок реальности в этом кошмаре.
Надежда. Последний хрупкий мостик над пропастью. Это бред. Сон. Ужасный сон! Заклинала я себя, прижимая раскалённый лоб к ледяному стеклу окна. Идиотская шутка коллег. Месть какого-нибудь подчинённого. Издёвка над шефом в юбилей... Они же знали, что я жду! Они подстроили! Образы добродушных сослуживцев трансформировались в злобных карнавальных придурков, смеющихся над моим горем.
Не мог! Мой Стас? Порядочный? Адекватный? В сорок лет — и на такое свинство? На это самоубийственное безумие? Его образ в моём воображении раскалывался: один — любящий муж, опора, другой — пьяное животное, предатель. Какой из них настоящий? Или я просто слепая дура, годами не замечавшая волка в овечьей шкуре? Мысли, как перепуганные, оглушённые птицы, бились о череп изнутри, свистели, кричали, наполняя голову невыносимым гулом потревоженного улья. Каждое «а вдруг...» отдавалось тошнотворной волной в животе.
Чем выше вползало осеннее солнце, тем сильнее сжималось кольцо паники вокруг горла. Его бледные, косые лучи пронзали комнату не согревая. Они высвечивали пылинки в воздухе, как частицы грязи, и падали прямо на его спящее, отвратительное лицо. Обида, горькая, удушающая, поднималась комом в горле. Раздражение клокотало, как кислота, разъедая изнутри. «Столько лет... — мысли выкрикивали. — Столько лет рядом! Доверие! Забота! Я вылизала эту квартиру до блеска для него! Надела это бельё для него! И это вся благодарность?!» Взгляд упал на валявшийся на полу корсет — символ глупых, растоптанных надежд. Нет! Невозможно! Не заслужила! Не приму!
Желание сбежать стало физическим, как голод или жажда. Вырваться! На улицу! Куда угодно! Подальше от этого запаха, от этого храпа, от этой кровати, где лежало доказательство моей глупой наивности. Я металась по спальне, из угла в угол, обходя островком предательства на ковре, галстук, презервативы. Каждый шаг по холодному полу был ударом по нервам. За окном просыпался город — гудели первые трамваи, сигналили машины. Обычный день. Для всех, кроме меня. Для меня мир раскололся пополам: до полуночи и после. До предательства и после.
Я остановилась перед зеркалом в прихожей. Отражение полоснуло: растрёпанные каштановые локоны, размазанная тушь тенями под глазами, бледное, искажённое болью и гневом лицо. Кружевной халат висел как жалкий рубец на плечах.
— Кто ты? — прошептало отражение.
Ответом был лишь метроном тикающих часов, неумолимо отсчитывающих секунды до того момента, когда живой кошмар на кровати зашевелится. Сердце стучало в горле глухими, тяжёлыми ударами. Нет... Это не может так закончиться... Не может быть бессмысленным... Он проснётся и объяснит. Обязательно объяснит! Я лихорадочно перебирала варианты в голове, цепляясь за эту соломинку с последними силами.
Стас заворочался. Сперва просто застонал, ковырнув одеяло грязным носком. Потом резко перевернулся на спину, шмякнувшись на подушку с влажным хлюпом. Я замерла у зеркала, словно окаменев, впиваясь в него взглядом. Каждая клеточка напряглась в ожидании. Сейчас... Сейчас он откроет глаза... Увидит меня... Увидит это на полу... И... Надежда, хрупкая и безумная, затрепетала в груди.
Он грузно поднялся, опираясь на локоть. Веки открылись медленно, тяжело, обнажив мутные, налитые кровью белки. Пустой взгляд скользнул по потолку, не видя ничего. Потом он широко, животно зевнул, оголив жёлтый налёт на зубах, и громко, судорожно рыгнул. В комнату понеслось новое облако тошнотворного перегара, смешанного с кислым запахом желудка. И заржал. Короткий, тупой, довольный храпящий звук, словно он только что вспомнил удачную шутку. Словно вчерашнего вечера просто не существовало. Словно на ковре не лежали доказательства его предательства, а я в своём жалком кружевном халате не стояла тут, пережив адскую ночь.
— Милый, — тихо позвала я, смотря на него сквозь дверной проём. — Почему ты вчера не пришёл домой?
— Генеральный задержал, — отмахнулся тот. — Лучше воды принеси, чем тупые вопросы задавай. Голова трещит.
— А шлюх тоже он вызвал? — скрестила я руки на груди. — И использованные гандоны тебе в карманы пихал?
— Чего несёшь? — разъярился тот. — Совсем своих тупых бабских сериалов пересмотрела. Давай, шевели задницей. Жрать хочу. Вчера дохренища выпили.
— На пол посмотри, — заорала я, — это всё ты вчера из карманов достал!
— И что? — удивился муж.
— Я подаю на развод! — в сердцах крикнула я.
— А, вот оно что, — Стас зло на меня зыркнул, — денег моих захотела. Только не надейся их получить. Как пришла ко мне с голой задницей, так с голой задницей и уйдёшь. Измену решила подстроить, чтобы по брачному договору с меня денег получить. Даже не надейся. Никто не поверит в этот бред, и все мои подтвердят, что это ты прошмандовка, по мужикам своим бегала. А то одна баба на весь офис, небось нового ёбаря себе нашла, а я теперь сорокалетний тебе и не нужен. Пошла вон из моей квартиры, шалава!
Мысли метались в голове, как пойманные в стеклянную банку осы. Стас. Ни звонка. Ни СМС. Ни единого признака раскаяния. Я до последнего цеплялась за призрачную надежду: «На него нашло помутнение... Алкогольное... Он не в себе был...» Но нет. Его драгоценная задница так и не приползла ко мне на коленях, не залилась слезами, не вымаливала прощения. Только глухая, оскорбительная тишина. И гвоздь обиды, вбитый ещё глубже в сердце.
Заруливая в знакомую темноту подземного паркинга офиса, я с силой сжала руль, будто душила эти назойливые, язвительные мысли о муже.
— Хватит! — приказала я себе вслух, голосом хриплым от бессонницы. — Сейчас — презентация. Только презентация. Фокус на работу, а не на этого двуногого козлодоева!
Глаза автоматически нашли номер моего места — D-17. Привычный ритуал парковки дал иллюзию контроля. Если я провалюсь сегодня... Картинка вспыхнула с пугающей ясностью: разочарованные лица коллег, хмурый взгляд директора, письмо о приостановке деятельности. Наша маленькая, агрессивная фирма теряла не просто контракт — теряла шанс вырваться вперёд, дышать полной грудью, стать теми, кем мы мечтали быть. Этот клиент — «золотой билет». Шанс на миллион. Выпадает раз в жизни. Просрать его из-за одного ненормального мужика, было бы верхом непрофессионализма.
Я глубоко, судорожно вздохнула, ощущая, как внутри всё ещё что-то мелко дрожит, как струна перед разрывом. Соберись, чёрт возьми! Я приложила лобик к прохладной кожаной оплётке руля. Твёрдость. Стабильность. Всё не так плохо... Я пыталась убедить себя, голос разума звучал фальшиво даже в собственных мыслях. Подумаешь, посралась с мужем. У кого сейчас не так? Попытка приравнять свой крах к обычным бытовым склокам была жалкой, но хоть какая-то мысленная анестезия.
Может, не всё потеряно... Но осадок на душе оставался густым, мерзким, как мазут. Хотелось содрать с себя эту липкую грязь предательства и похмельного оскорбления, звучавшего увереннее, нежели любая моя отговорка. Вымыться. Стать чистой. Но времени не было ни на слёзы, ни на анализ. Только на маскировку и действие.
Багажник открылся с глухим щелчком подклинившего ещё два месяца назад доводчика. И вот они — заранее заготовленные материалы: толстые папки, макеты, флешки в аккуратной коробке. Волна краткого, почти истерического облегчения: слава богу, я хранила их в машине! Хотя бы эта часть плана была под контролем. 100% без сюрпризов. Маленькая победа в океане хаоса.
Я поднатужилась и вытащила громадную, неуклюжую коробку. Она была тяжёлой, угловатой, неудобной, впивалась в бока. Я поплелась к лифтам, чувствуя себя последним униженным почтальоном Печкиным. Каблуки громко цокали по бетону, эхо разносилось по пустынному паркингу. Внезапно коробка полегчала и просто исчезла из рук!
— Ай! — позорный, испуганный всхлип вырвался из горла раньше, чем я успела сжать губы.
Я резко обернулась, готовясь к столкновению с грабителем или кем? Но нет, передо мной оказался Артур. Наш новый практикант. Стоял, держа мою непослушную ношу с такой небрежной лёгкостью, будто это коробка с пухом. Молодой, высокий, едва студенческую скамью променявший на офисные будни. Мой ровесник? Технически — да. Но энергетически — другая планета.
Он смешно сморщил нос, точно уловив остатки моей ночной драмы (Перегар? Стресс? Сигареты?) и непроизвольно взъерошил рукой пышную шапку каштановых кудрей, которые никакой гель не мог укротить. А потом поднял на меня взгляд. И засиял. Буквально. Его невероятно яркие, чистые зелёные глаза схватили солнечный зайчик от где-то пробившегося света и заиграли изумрудными искорками.
— Анна Сергеевна! — его голос звучал свежо, громко в подземной тиши, нарочито правильно и почтительно. — Позвольте помочь вам с вашей поклажей?
В его улыбке не было ни капли подхалимства — только искренняя готовность и юношеский заряд бодрости, который обрушился на меня, как ледяной рассол от огурцов после тяжёлого похмелья. И это оказалось живительным бальзамом на моей израненной душе. Вот так, просто и не скажешь, что мы одногодки. Он не растерял своей дерзости и подростковой бесшабашности, а я ощущала себя взмыленной лошадью с десятками лет непосильной ноши за плечами.
— Артур, ещё раз так сделаешь и получишь выговор, — тихо пробормотала я. — Нежели пугать людей, сперва говори словами. Или тебе природа рот дала для того, чтобы на перекуры бегать с Витькой из бухгалтерии?
— Простите, я просто хотел облегчить вашу ношу, — он едва ли хвостом не завилял, как послушная собачонка, и улыбнулся так, что у меня пропало всякое желание его ругать.
— Ладно, но на будущее не забывай сперва оповещать окружающих о своих действиях, а уже потом приниматься за всякого рода дела, — вздохнула и покачала головой. — Иначе кто-нибудь обязательно примет тебя за маньяка и отметелит в тёмном углу паркинга.
— Хорошо, — закивал Артур, — обязательно спрошу вас, в следующий раз, когда захочу донести неподъёмную коробку, которую не следует поднимать любой женщине. Вы так надорвётесь, Анна Сергеевна.
— В самом деле, ты ведёшь себя, как маленький ребёнок, неужели у тебя до сих пор детство в одном месте играет? — мне всегда было непонятно и крайне странно его поведение.
— Нет, просто вы сегодня такая грустная, что я решил поднять вам настроение с утра пораньше, — засмеялся практикант.
Но не успела я и бровью повести, как нас захлестнула бодрая утренняя волна офисных страстей. Лифт дзинькнул на уровне вестибюля, двери распахнулись — и толпа деловитых и сонных сотрудников хлынула внутрь, как сельдь в бочку.
Офис гудел, как растревоженный улей перед грозой. Воздух вибрировал от нервной энергии: сотрудники метались между столами стремительными тенями, голоса срывались на повышенные тона у копиров, стучали клавиатуры со скоростью пулемётной очереди, звенели непрерывные телефонные звонки. Запах свежемолотого кофе, пыли от принтеров и острой тревоги висел плотным туманом. Каждый ловил последние минуты перед штурмом.
Я, как торпеда, пробила этот хаос. Вырвала из рук секретарши расписание встреч, листок был ещё тёплым после принтера, мельком оценила дикий график на неделю и устремилась к святая святых – конференц-залу. Сердце стучало ровно, как метроном перед стартом. Свет? Проектор? Вода? Раздатка? Флешки? Мои глаза сканировали пространство со скоростью компьютера: идеальные стулья в ряд, безупречная чистота стола, бутылки воды с конденсатом, мерцающий экран, аккуратные стопки бумаг у каждого места. Гормон краткого удовлетворения ударил в кровь. Отлично.
Родной офис встретил как бункер перед атакой. Единственное окно в полстены еле пропускало тусклый осенний свет сквозь высотные соседние башни. Помещение было битком набито: шкафы, вздувшиеся от папок и архивных коробок, громадный L-образный стол с тремя мониторами, кожаное кресло с вытертыми подлокотниками, и крохотный диванчик для гостей, больше похожий на музейный экспонат. «Родные пенаты» пахли узнаваемой смесью: мои дорогие духи, с нотами пачули и амбры, еле уловимые, но стабильные, свежей бумагой из принтера и едва уловимым ароматом пыли от старых документов. Свет настольной лампы падал тёплым пятном на кипу бумаг – мой плацдарм.
Работа схватила мёртвой хваткой и закружила в вихре. Чашка крепкого чёрного кофе, две ложки сахара, без молока, постепенно остывала на краю стола, покрываясь холодной маслянистой плёнкой. Я не замечала даже этого вопиющего нарушения порядка. Весь мир сжался до текста на экране и звука моего собственного голоса, тихо озвучивающего ключевые тезисы. Репетиция. Снова. И снова.
— Слайд 5: Рынок сбыта... Слайд 8: Инновационное решение... Слайд 12: Финансовые прогнозы...
Речь должна была литься как кровь по венам – автоматически, безупречно. Как Отче наш, отскакивая от зубов и теряясь в высоком потолке комнаты для переговоров и проведения важных деловых встреч. Мы должны показать всё, на что был способен наш офис. Выложиться на сто двадцать процентов, дабы заполучить контракт и вместе с ним билет в светлое будущее.
И случилось чудо. В этом адреналиновом коконе, под гипнотизирующий шум офиса и ритм собственного проговаривания, проблемы выходных растаяли. Стас, его пьяное бревно на кровати, мерзкие «улики» на ковре, даже жгучее воспоминание о лифте с Артуром – всё вытиснилось на задворки сознания, как скверный сон на рассвете. Осталась только ясная, главная цель: победить. Завершить проект. Принести фирме этот баснословный контракт. И получить свою премию с пятью соблазнительными нулями на конце. Желание кипело во мне, как расплавленная лава. Быстрее. Эффективнее. Безупречнее.
— Анна Сергеевна? — три коротких гудка внутреннего телефона разрезали тишину моего бункера. — Они прибыли.
Голос девушки с ресепшена звучал как сигнал боевой тревоги. Время «Х». офис замер на мгновение и сорвался в бешеном галопе, а вместе с ним сорвалась и я в это крутое пике головокружительных проблем. Как бы мне ни хотелось верить в собственную идеальность, но мандраж не отпускал и не собирался сдаваться.
Я вскочила как ошпаренная. Десять минут, пока лифт ползёт туда-сюда. Только десять минут до начала. Включился режим молниеносного перевоплощения. «Красота тоже оружие.» Зеркальце из сумки – на стол. Алая помада, цвет победного стяга, а не надоевшей спелой вишни, легла на губы чётким, безупречным контуром. Тушь густо прокрасила ресницы – рамка для взгляда хищницы. Несколько виртуозных движений щёткой для волос – и каштановые локоны, слегка потревоженные утром, снова обрели пышность и блеск. Освежитель для рта, мятная ледяная волна, смыл последние следы кофе и отельного ада со звуками секса из соседней комнаты до самого рассвета. И – финальный аккорд: сбросить удобные, но предательски домашние тапочки и впиться каблуками в ковровое покрытие. Высоченные лодочки-шпильки, чёрные, как ночь, острые, как стилеты. Каждый шаг на них давал ощущение власти, роста, непреклонности.
Всё… Время! Глубокий вдох. Плечи расправились. Взгляд закалился, как сталь. В отражении оконного стекла улыбнулась не женщина с разбитым сердцем, а воин в безупречном тёмно-синем костюме от Armani. В бой…
Он начался не в переговорной. Он начался тут же, у самого лифта, когда я вышла в коридор и увидела группу деловых людей в дорогих пальто. Первая уверенная улыбка. Твёрдое рукопожатие. Лёгкая, но ёмкая светская болтовня на пути к залу. Каждое слово, каждый жест, каждый взгляд был выверен, как ход в шахматах. Он продолжался, когда жалюзи в конференц-зале медленно опустились, отсекая суетливый мир офиса. Когда погас верхний свет, оставив лишь приглушённую подсветку и мерцание проектора.
Когда воцарилась тишина, напряжённая, как тетива лука, двадцать пар глаз уставились на меня. Я сделала шаг к экрану, чувствуя, как шпильки уверенно впиваются в ковёр. Улыбнулась во второй раз – широко, уверенно, без тени сомнения. Нажала кнопку на кликере. На экране вспыхнул первый слайд: логотип фирмы и дерзкий заголовок проекта.
— Доброе утро, уважаемые господа. Позвольте представить вам... — мой голос прозвучал в тишине чисто, громко, без единой дрожи.
Презентация началась. Исчезла Анна с личными драмами. Родилась Анна Сергеевна, блестящий профессионал, готовый завоевать этот контракт. Слайды сменяли друг друга не просто картинками, а живой историей успеха, которую я ткала словами, точными, как скальпель, и заразительно страстными. Цифры на экране не просто мерцали – они кричали о возможностях. Графики роста взлетали, словно ракеты. Инновационное решение – ключевой крюк проекта – я подала не как сухую схему, а как элегантный ключ, открывающий сундук с сокровищами для клиента.
Рука сама потянулась к папке с детализацией. Пальцы легко нашли нужную закладку – цветную, шёлковую. «Раздел F: Финансовое моделирование на 5 лет». Взгляд скользнул по лицам клиентов: вот седовласый босс кивает своему юристу, вот технократ стучит карандашом по таблице, вот сомневающаяся дама из маркетинга уже улыбается с надеждой. Я ловила каждую эмоцию как радар. Это был мой полигон. Моя стихия. Здесь не было места дрожи или сомнениям – только холодный, но страстный расчёт, железная логика и обаяние, закалённое в тысячах передряг.
Где-то на периферии зеленел взгляд Артура. Я чувствовала его, как физическое тепло на щеке. Но сейчас он был лишь приятным фоном, аккордом в симфонии моего возвращения. Главное – эти цифры, эти сроки, этот контракт, который уже чувствовался в воздухе, как статическое электричество перед грозой. Я расправила плечи, ощущая, как прекрасно сидит пиджак – не сковывая, а давая форму моей силе.
— Ну что, господа, — я легко нашла уверенные точки для модуляции дальнейшего интереса с их стороны, — давайте пройдёмся по пункту о поэтапном внедрении. Я уверена, мы найдём оптимальное решение для всех.
— С вами очень приятно вести дело, — кивнул клиент, — приступим.
Шаг. Ещё шаг. Только вперёд. По ковру, который больше не казался ловушкой, а был красной дорогой, моего реванша. Каждый стук каблука отбивал такт: Я – здесь. Я – сильна. Я – не сломлена. Игра началась. И в её правила я вписала первое, главное победное условие: больше никогда не позволять чужой подлости красть моё небо для полётов. Только не так, только не теперь.
Створки стеклянной медленно сомкнулись, отрезая шумный гул переговорной, где ещё кипели последние формальности подписи и обмен визитками. В руке я сжимала не просто папку с экземпляром контракта – я держала свой заслуженный трофей. Толстый, весомый, с тиснёным логотипом клиента на обложке. Текст внутри стоил миллионов, но для меня он стоил гораздо больше: это был билет обратно к себе.
Тишина служебного лифта оглушала после адреналинового чая. В зеркале поймала своё отражение: всё тот же безупречный костюм, алые губы, хищный взгляд. Но в уголках глаз затаилась синева бессонной ночи, а под тональным кремом чуть проступал желтоватый синяк усталости на скуле. Победа далась дорогой ценой. Я прикрыла веки на секунду, ощущая, как накатывает волна пустой, сладковатой слабости. Каблуки вдруг стали невыносимо тяжёлыми.
Дорога к кабинету шефа пролегала через открытое пространство двадцать восьмого этажа. Коллеги уже распознали победный блеск в моих глазах.
— Анна Сергеевна, поздравляем! — крикнул кто-то из отдела маркетинга.
— Браво! — подхватил молодой аналитик, поднимая чашку кофе в салюте.
Я кивала, отвечала короткими фразами на каждое поздравление, стараясь сохранить дежурную улыбку. Их радость была искренней, но отзывалась где-то глубоко внутри лишь лёгким эхом. Моя личная война затмевала общую победу. Каждый шаг по мягкому ковру напоминал о другом ковре, где лежали доказательства предательства.
Дверь кабинета директора, массивная, из тёмного дерева со стеклянной вставкой, была приоткрыта. Михаил Иванович не любил закрытых дверей, говорил, что это душит воздух. Я постучала костяшками, едва касаясь поверхности.
— Входите! — раздался его узнаваемый бас, немного хрипловатый от утренней сигареты.
Михаил Иванович сидел не за столом, а в кресле у окна, смотря на панораму вечерней Москвы, уже зажигающей огни. В руке – недопитый стакан тёмного виски со льдом. Он обернулся, и его обычно строгое, с лёгкой ворчливостью лицо расплылось в широкой, искренней улыбке.
— Анна Сергеевна! Жду не дождусь. Рассказывайте! — он махом поднялся, отставил стакан и пошёл навстречу, руки уже были готовы для крепкого рукопожатия или даже объятий.
— Михаил Иванович, — я переступила порог, чувствуя, как профессиональная маска снова надевается поверх усталости. — Контракт подписан. Без единой правки по ключевым параметрам. Подпись гендира – здесь.
Я открыла папку, изящным движением извлекла верхний экземпляр и положила перед ним на стол, указывая на размашистую подпись и фирменную печать.
— Сроки – жёсткие, но мы их выдержим, — говорила быстро и по делу, не давая себе времени передумать и отступить. — Бюджет – на 15% выше первоначального плана. Команда клиента в полном восторге. Особенно от нашей проработки рисков. Всё подписали прямо на месте. У их генерального аж глаза сияли от желания побыстрее дать делу дальнейший ход. Так что все останутся в плюсе от этого подписания.
Михаил Иванович не стал сразу листать. Он внимательно посмотрел на меня, его проницательные глаза – серые, как московский асфальт после дождя – скользнули по моему лицу, заметив ту самую усталость, что я пыталась спрятать.
— Чёрт возьми, Ань, — он отступил от формальности, что бывало редко и означало высшую степень одобрения. — Ты просто богиня нашего офиса и сто процентов приносишь нам всем удачу в этом деле. Я знал, что ставлю на верную лошадь, но, детка, ты превзошла все мои самые смелые ожидания. — он похлопал ладонью по толстой папке. — Это не просто контракт. Это прорыв. Для всей компании.
— Спасибо, Михаил Иванович, — я чуть склонила голову, ощущая тёплую волну признания, его слова бальзамом лились на мою душу. — Команда поработала на славу.
— Команда – это важно, — он махнул рукой, подходя к мини-бару. — Но локомотивом была ты, и прекращай принижать свои достоинства. Не скромничай и всегда иди по жизни с высоко поднятой головой.
Директор ловко и быстро налил в два хрустальных бокала игристое шампанское из охлаждённой бутылки, что явно ждала этого момента.
— За победу? — протянул один бокал мне.
Шампанское. Пузырьки, веселье, тосты... Мысль о пятничном вечере, о бутылке муската, ожидавшей Стаса, о погасших свечах... Кислый привкус горечи подкатил к горлу. Я взяла бокал, чувствуя, как холодное стекло обжигает пальцы.
— За победу, — повторила я ровным голосом чокаясь.