Глава 1

Глава 1

Ну что, вот моя жизнь, обычная такая. Встаю в шесть, кофе на скорую руку, и бегу на смену. Работаю официанткой. Ноги к вечеру отваливаются, честно. Денег в обрез, но пока тянемся.

Родителей моих нет, давно уже. Так что рассчитывать не на кого, всё сама. Иногда, конечно, тяжело, одной-то. Подружки все парами, а у меня даже времени на свидания нет. Когда? После работы я вообще как выжатый лимон.

А тут еще эта фигня началась. На руке, на запястье. Что-то непонятное.

Сначала думала, испачкалась где-то, но нет. Не оттирается вообще. Как будто чернилом капнули, и оно под кожу ушло. Такое чувство, будто на меня кто-то метку поставил.

Я, естественно, к врачам. Сдала кучу анализов, они смотрят на всё это, чешут затылки. Говорят: «Не знаем. Ничего подобного не видели. Непонятно что». Вот и весь разговор. Ничего не болит, но и спокойствия не дает. Как жить с этим дальше? Неизвестность просто выматывает.

Бывает, ночью проснусь, смотрю на это пятно и ком в горле. Просто страшно. От одной мысли, что это может быть что-то серьезное. Слезы сами катятся, скрывать-то не от кого, я же одна в квартире.

Но утром просыпаюсь, умываюсь и всё. Жизнь-то не остановится. Работа ждет, счета оплачивать надо. Некогда тут хныкать и раскисать. Что будет, то будет.

Ну, я так считала, что справлюсь. Что буду просто жить с этой дурацкой меткой, как жила до этого со всеми остальными проблемами — стиснув зубы и делая вид, что всё нормально. Это длилось ровно до одного момента.

В тот день смена была особенно адской. Ноги гудели, как высоковольтные провода, а в голове стоял гул от десятка заказов и вечных «девушка, счёт!». Закончила, с трудом переоделась в подсобке. Встретила у выхода Светку, свою подружку. Она вся светилась, на каблуках, с идеальным макияжем — явно на свидание.

— Опаздываю, опаздываю! — тараторила она, поправляя сережку. — Он уже пишет, где я!
Мне стало немного завидно, по-хорошему. Ну знаешь, такая приятная грусть, когда у других всё кипит, а у тебя — только работа и одинокая квартира.

— Лети, — сказала я, — чтоб всё у тебя было офигенным. Звони завтра, расскажешь!

Она умчалась на каблуках, а я поплелась домой, ощущая себя абсолютно выжатым лимоном. В голове гудело, и я уже почти не обращала внимания на легкий зуд на запястье. Он периодически происходило, я привыкла.

Но потом он стал сильнее. Навязчивым, горячим. Я остановилась у своего подъезда, уже в темноте, и наконец посмотрела на руку.

И обомлела.

Пятно... светилось. Тихим, холодным, голубоватым светом. Как светящаяся краска в темноте, только свет шёл из-под кожи. У меня в глазах поплыло, сердце заколотилось где-то в горле. Я так офигела, что даже крикнуть не смогла. В голову сразу полезли самые дурацкие и страшные мысли: сейчас взорвусь нафиг, как перегретый реактор, или сгорю в ядерном огне за секунду.

Я почувствовала легкое головокружение и инстинктивно протянула руку к стене подъезда, чтобы опереться, не упасть.

И всё.

Моя светящаяся рука не уперлась в холодную шершавую бетонную стену. Она... прошла сквозь неё. Будто стены и не было. Будто моя рука и кирпич с плиткой существовали в разных измерениях.

Я не успела даже осознать этот ужас, как потеряла равновесие и полностью вся провалилась вперёд. Не в стену, а сквозь неё. Мелькнуло ощущение плотного, густого тумана, лёгкого давления на всё тело и резкого холода.

Я зажмурилась от ужаса, а когда открыла глаза... отступила на шаг и чуть не закричала, но звук застрял в горле, перекрытый шоком.

Я стояла посреди... ничего. Того самого ничего, от которого сводит зубы и сжимается сердце. Бескрайняя, мёртвая равнина, уходящая в абсолютную черноту неба без единой звезды. Под ногами хрустел и скрипел шершавый, колкий грунт, похожий на измельчённый уголь, перемешанный с осколками чёрного стекла. Повсюду, насколько хватало глаз, торчали острые, неестественные скалы, будто вывороченные наизнанку когти какого-то исполинского зверя. Воздух был густым и тяжёлым, пах пылью, пеплом и... озоном, как после грозы, только эта гроза прошла тысячу лет назад и оставила после себя лишь выжженную пустошь.

Самое ужасное было не это. Самое ужасное — дышать. Я сделала резкий, панический вдох, и в легкие будто насыпали песка. Воздух был разряженным, бедным, его катастрофически не хватало. В висках застучало, голова закружилась с новой, невыносимой силой. Я поняла, что мое сознание начинает затухать, как будто кто-то выкручивает регулятор громкости мира. Края зрения поплыли, покрылись чёрной пеленой. Я медленно, почти плавно, стала оседать на колени, на эту колючую, негостеприимную землю. Мысли путались, превращаясь в обрывки: «Так вот и всё... конец... посреди ничего...»

И сквозь нарастающий, давящий гул в ушах, сквозь это медленное погружение в беспамятство, я услышала его. Голос.

Он прозвучал не снаружи, а будто изнутри, прямо в самой глубине моего затуманивающегося сознания. Мужской голос. Низкий, бархатный, полный такой неподдельной, острой тревоги, от которой что-то ёкнуло внутри даже сквозь накатывающую пустоту.

«Нет... Слишком рано. Держись!»

В этих словах не было приказа. В них была мольба. Отчаянная, искренняя забота, будто он видел меня, видел, как я угасаю, и это причиняло ему настоящую боль. Мне, одинокой и потерянной в этом аду, этот голос показался единственной ниточкой, якорем в реальность. Он был таким тёплым, таким живым в этом мёртвом мире. Было странное. Кто бы он ни был... он переживал. За меня. И это было так непривычно и так... приятно.

Я ощутила внезапное движение вокруг меня. Воздух сгустился, затрепетал, будто его разрезали.

И вдруг — тепло. Резкий, живой контраст с леденящим душу холодом этой пустоши. Сильные руки обхватили меня сзади, подхватили, не дав упасть лицом в колючую пыль. Меня приподняли, будто я весила не больше пушинки.

Голова беспомощно запрокинулась, мир плыл и затуманивался. Я пыталась понять, увидеть, но глаза уже не слушались, веки были свинцовыми. Сквозь нарастающий гул в ушах я услышала сдавленный, резкий выдох прямо над самым ухом — чей-то торопливый, встревоженный вздох.

Глава 2

Первым ко мне вернулось не зрение, а слух. Оно пробилось сквозь густой, липкий туман беспамятства, в котором я плавала.

Тихий, монотонный, ритмичный гул. Низкое, успокаивающее жужжание какого-то прибора. Он был фоном, основой, на которую уже ложились другие звуки.

Шипение. Едва слышное, похожее на дыхание. Оно было совсем рядом, возможно, прямо у моего лица. С каждым шипением я ощущала легкий приток прохладного, стерильного воздуха.

И запахи. Резкий, чистый дух антисептика, сладковатый медицинский спирт и под ними — металлический, холодный аромат сложной техники.

Я лежала на чем-то мягком, но упругом, а мое тело было укрыто невесомым, но теплым материалом.

Я медленно открыла глаза. Сознание возвращалось обрывками, и первое, что я поняла — я не в своей квартире. Потолок над головой был низким, из матового металла, с бесшумно работающими панелями, от которых исходил мягкий свет.

А ещё я поняла, что я не одна.

Рядом, буквально в паре метров, стояли двое и о чём-то говорили. Вернее, не говорили, а спорили. Если это можно было назвать спором, потому что женщина, высокая и стройная, с каштановыми волосами, собранными в тугой пучок, говорила сквозь зубы, и по её сжатым кулакам и напряжённой спине было видно, что она до жути боится своего собеседника.

Её собеседник… ну, красавец, что ещё сказать. Мужчина в самом расцвете сил. Его крепкое тело с широкой грудью и мощными плечами говорило о силе и самообладании. Он стоял недвижимо, со скрещёнными руками, а его мрачный, тяжёлый взгляд был красноречивее любых слов. Короткая стрижка, щетина на лице.

И тут я заметила кое-что странное. У них… у них обоих были хвосты. Длинные, гибкие. У женщины он нервно подрагивал, а у мужчины был неподвижен. Ужас сдавил горло. Инопланетяне? Но так похожи на нас… Или это галлюцинация? Последствия того… чего бы это ни было? Но от запаха антисептика и мягкого гула аппаратуры не оставалось сомнений — всё по-настоящему.

Моя тихая паника длилась ровно до той секунды, пока он не заговорил. Тот самый бархатный голос, который звал меня держаться. Только сейчас в нём не было ни капли тепла. Он был холодным и тяжёлым.

— Я уже сказал своё мнение, Лора, — его голос прозвучал тихо, но с такой неоспоримой властью, что женщина вздрогнула. — Тема закрыта.

— Но, командир, это безрассудство! — её голос дрожал, но она пыталась настаивать. — Зачем подбирать женщину? Да ещё землянку! От них одни проблемы! Они непредсказуемы, примитивны…

Он медленно повернул к ней голову, и она сразу замолчала, отступив на шаг.

— Я ничего не понимаю, — отрезал он. — Она лежала в странной одежде прямо рядом с нашим челноком. Без скафандра, без всего. И на лице у неё была маска с нашим клеймом. Объясни мне, откуда она у землянки? Как она вообще добралась до нас, да и вообще в таком неподготовленном состоянии пребывала на планете? Это не к добру — просто бросить умирать. Ладно, если бы не увидел. Но она была прямо перед нами. Такое не игнорируют.

Лора что-то пробормотала про «неизвестные болезни» и «нарушение протокола», но он уже не слушал. Его мрачный взгляд скользнул по помещению и остановился на мне. На моих широко раскрытых глазах.

В воздухе повисла напряжённая тишина. Он понимающе сузил глаза, поняв, что я всё слышала. Лора, заметив это, резко выпрямилась, её лицо застыло в маске служебного безразличия.

Первой заговорила Лора. Ее лицо расплылось в слабой, деланной улыбке, полной явного превосходства. Она явно старалась звучать мягко, обращаясь ко мне как к несмышленому ребенку или глупому зверьку.

— Ну что, проснулась наконец, земляночка? Ничего, не бойся. Хорошо, что вы, примитивы, не понимаете нашего языка. Объяснять ничего не придется.

Меня будто обдали ледяной водой. Я поняла каждое слово. Абсолютно каждое. Но я не знала, как и почему. Это было так же естественно, как понимать родную речь. В голове пронеслась паническая мысль: «Я всё понимаю! Почему я всё понимаю?!»

Командир же, не сводя с меня холодного, аналитического взгляда, лишь мрачно хмыкнул. Его бархатный голос прозвучал тихо и безжалостно.

— Наивная. Она всё прекрасно поняла. Смотри, как глаза бегают, пытается сообразить, как быть. Видимо, транспондер в маске сработал не только на подачу кислорода, но и на импринт языка. Стандартная протокольная функция. Так что твои опасения насчёт непонимания, Лора, беспочвенны.

Он помедлил пару секунд, давая этим словам повиснуть в стерильном воздухе. Лора замерла, ее деланная улыбка наконец осыпалась, сменившись растерянностью и новой порцией страха, но теперь уже, похоже, перед последствиями собственных слов, сказанных при «примитивном» свидетеле.

Командир развернулся к ней, и его осанка, его всё ещё скрещенные на широкой груди руки излучали такую непререкаемую власть.

— Ладно. Сходи-ка к нашему рыжему юмористу, — его голос стал резким, по-командирски отчеканенным. — Передай, что мне нужно средство для обратного перевода. Не импринт, а полноценный портативный дешифратор. Чтобы она могла не только понимать, но и говорить с нами. Без этого диалог будет односторонним.

Лора попыталась было возразить, ее тонкий хвост дёрнулся от возмущения.

— Командир, но я ведь…

— Лора, — он произнес её имя тихо, почти шёпотом, но даже у меня мурашки пробежали. — Я отдал приказ. Не ясность требует обсуждения, а его исполнение.

Она сразу сдулась, плечи её опустились. Ослушаться она явно не смела. Лицо её стало каменным, служебно-подчинённым.

— Так точно, командир. Сейчас же, — она бросила на меня последний колючий взгляд, полный неприязни, и, резко развернувшись, быстрыми шагами вышла из помещения, дверь за ней бесшумно закрылась.

Я осталась наедине с ним. Теперь он смотрел на меня безраздельно, его тяжелый, пронизывающий взгляд, казалось, сканирует меня. Я невольно потянула одеяло выше, пытаясь хоть как-то защититься от этого всевидящего глаза. Страх сковал горло. Что теперь будет? Он спас меня, но сейчас он выглядел как мой судья, холодный и беспристрастный.

Глава 3

Его слова прозвучали не как приказ, а как… предложение. В них снова сквозила та самая тревожная забота, что слышалась в голосе из ниоткуда, когда я угасала в той пустоши. Это сбило мой страх наполовину. Сердце всё ещё колотилось, но уже не так бешено.

Я сделала маленький, почти незаметный вдох и кивнула, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Катя. Меня зовут Катя.

Он замер. Казалось, даже гул аппаратуры на секунду стих. Всё его тело, вся его мощная, собранная поза выразили крайнее изумление. Тот мимолетный проблеск мягкости, что мелькнул в его глазах, испарился, словно его и не было. Взгляд снова стал ледяным, сканирующим, невероятно тяжёлым.

— Так ты умеешь говорить на нашем? — спросил он, и его бархатный голос низко пророкотал, став бездонно опасным.

Меня будто обдали ледяной водой. Я поняла свою ошибку. Я ответила ему на его языке. Но как? Они все для меня звучат как на русском?

Испуг сдавил горло холодным кольцом. Но годами отработанный рефлекс «нападай или замри, а лучше неси чушь, чтобы разрядить обстановку» сработал быстрее паники. Это моя коронная реакция на любой стресс, и вот сейчас она вылезла во всей своей красе.

Я широко улыбнулась – натянуто и неестественно, чувствуя, как губы предательски дрожат.

— Ой, а что, это был не русский? — выпалила я с дурацкой, притворной живостью. — Я просто подумала, у вас тут, наверное, модно так разговаривать, с такими бархатными нотками, прямо как дикторы на центральном телевидении! А я всегда легко языки подхватываю, это у нас семейное! Мой дедушка, вот, мог с таксой на её языке договориться, чтобы та кроссовки не грызла, правда, не всегда получалось, кроссовки были явно вкуснее… А ещё у меня в детстве был попугай, Кеша, так он…

Я замолчала, потому что поняла, что несу абсолютную ахинею. Я замолчала, потому что мой взгляд упал на его хвост, который едва заметно дёрнулся, и это окончательно выбило меня из колеи. Я замолчала, потому что он не перебивал меня. Он просто стоял и смотрел. Смотрел с таким выражением лица, будто наблюдал за самым странным и необъяснимым явлением во всей вселенной. В его холодных глазах читалась не просто настороженность, а полнейшее, стопроцентное недоумение.

В наступившей тишине было слышно только моё сдавленное дыхание и ровный гул аппарата. Я почувствовала, как жарко краснею.

— …Короче, — тихо и уже без всякой дурацкой бодрости заключила я, — да. Видимо, умею. Сама не знаю, как.

Он стоял над моей койкой, и от этого зрелища перехватывало дух. Во всей своей холодной, отточенной красоте он казался не просто мужчиной, а воплощением силы и власти. Широкие плечи отбрасывали тень на меня, а сжатые кулаки и напряженные мышцы рук говорили о готовности к действию. От него исходила такая аура неоспоримого авторитета, что становилось одновременно до жути страшно и… завороженно красиво. Как перед грозой, которую боишься, но не можешь оторвать глаз.

Он медленно, почти незаметно склонился ко мне, и я инстинктивно рванулась назад, сильнее вжимаясь в упругое изголовье и прижимая к груди одеяло, как щит.

Он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли у него на губах. Его ледяной, сконцентрированный взгляд упал на мою руку и резко застыл. Глаза, всего секунду назад выражавшие лишь холодное недоумение, внезапно расширились от шока и какого-то стремительного, жуткого узнавания.

Он двинулся с нечеловеческой скоростью. Моя рука даже не успела дрогнуть, как его пальцы, сильные и обжигающе горячие, сомкнулись вокруг моего запястья. Он не схватил грубо, но его хватка была сильной, не позволяющей вырваться.

— Дай посмотреть, — его голос прозвучал не как просьба, а как низкий, требовательный приглушенный рык, полный какого-то непонятного мне ужаса.

Он взял мою руку и развернул ладонью вверх. Его большой палец резко провел по тому самому месту, где находилось мое проклятое пятно. Но теперь это было уже не просто темное пятно. Оно… изменилось. Его контуры стали более четкими, приобрели странную геометрическую форму, напоминающую стилизованный цветок или сложный узор. Темнота пятна осталась прежней.

Он смотрел на него, и казалось, весь воздух вокруг нас сгустился и наэлектризовался. Я видела, как напряглась его челюсть, как сузились зрачки, вбирая в себя весь ужас этого узнавания. Он водил пальцем по краям метки, и на его лице было написано не просто удивление, а настоящая, глубокая тревога, граничащая с паникой. Казалось, он видит перед собой не просто странную девушку, а призрак, знак судьбы или самое страшное предзнаменование в своей жизни.

Его хватка была как стальные тиски, а в глазах бушевала буря из ужаса и невероятного узнавания. Это было слишком. Инстинкт самосохранения, затмевая всякий страх перед этим исполином, заставил меня дёрнуть руку с силой, которой я сама от себя не ожидала.

— Отстань! — вырвалось у меня, и я тут же, запинаясь, попыталась залить потоки адреналина своей дурацкой шуткой. — Ой, извините, у меня тут щекотка… особенно когда инопланетные красавцы смотрят на мои родимые пятна как на карту апокалипсиса… это же у всех так, да? Ха-ха…

Мой нервный смешок застрял в горле, оборвавшись на полуслове. Ему было явно не до смеха. Он даже не слышал моё лепетание. Его лицо было бледным под загаром, глаза прикованы к метке. Он дышал тяжело, будто только что пробежал марафон.

И затем он совершил действие, которое повергло меня в полный ступор. Его пальцы, сильные и ловкие, впились в ткань той самой обтягивающей футболки, которая так подчёркивала каждый мускул его торса. Он рванул её на себя, и ткань с лёгким шелестом поднялась, обнажая низ живота и мощный, идеально проработанный пресс.

У меня в голове что-то коротнуло. Испуг и абсурдность ситуации слились в один панический крик.

— Ай! Нет, стой! Я ещё не готова! — я почти взвизгнула, закрывая лицо руками и выглядывая сквозь пальцы. — Я хочу по любви, а не по приказу командира! Или это у вас тут такой межгалактический медосмотр?!

Визуалы

Екатерина Стрельникова — 20 лет. Сирота. Своих родителей она никогда не знала. Личной жизни у девушки не сложилось — всё время поглощали работа и учёба. Лишь немногие догадываются, что скрывается за этой вечной маской беззаботной и весёлой особы — по-настоящему одинокая и жаждущая тепла душа.

Корвел Протексус — 30 лет. Совершил невозможное — в 25 лет стал Легионером Императора, что само по себе величайшая редкость. Прошёл через десятки сражений и из каждого вышел победителем. Его имя известно всем не только благодаря боевым заслугам, но и благодаря тактическому и стратегическому гению.

Он всегда холоден и безжалостен, и никто не знает причину такой перемены. Лишь его болтливый рыжий друг детства кое-что знает, но даже с ним у Корвела теперь ледяные отношения. Бедняжка Катя!

Глава 4

Оглушительная тишина длилась, казалось, вечность. Воздух был густым и тяжёлым, пропитанный нашим общим шоком и её диким недоумением. Я видела, как на шее и щеках Лоры проступил яркий, багровый румянец. Её глаза, широко раскрытые, метались от моего перекошенного от изумления лица к обнажённому торсу командира, к его руке, всё ещё сжимавшей край его же футболки, и обратно ко мне. Казалось, в её голове проносились самые невероятные и, судя по выражению её лица, абсолютно шокирующие её предположения.

Командир был первым, кто разорвал этот порочный круг. Он не бросился оправдываться, не стал резко опускать рубашку. Он медленно, с убийственным спокойствием, отпустил край ткани, и та бесшумно скользнула вниз, скрывая от глаз ту самую злополучную метку. Его движение было плавным и полным какого-то леденящего достоинства.

Затем он повернул голову в сторону Лоры. Его лицо было каменной маской, но в глазах стояла такая плотная, непроницаемая стена, что стало по-настоящему страшно.

— Лора, — его голос прозвучал тихо. Не громко, не угрожающе. Но в этой тишине он прокатился, как раскат грома, низкий, бархатный и абсолютно не терпящий возражений. В нём не было ни капли эмоций, только холодная, стальная воля. — Выйди.

Лора аж вздрогнула всем телом, словно он не тихо сказал, а ударил её. Она отшатнулась на мгновение, её хвост дёрнулся в испуге. Смущение на её лице сменилось мгновенной, животной паникой. Она вся побагровела ещё сильнее, казалось, вот-вот лопнут капилляры.

— К-командир, я… простите, я просто… прибор… — она бессвязно залепетала, её глаза беспомощно забегали по комнате, пытаясь найти точку для опоры и не находя её.

— Сейчас. Выйди, — повторил он.

Лора резко замолкла. Её челюсть сомкнулась. Она кивнула, уже не глядя на него, движения стали резкими и угловатыми. Она засеменила, совершенно потеряв свою обычную строгую выправку. Присела, почти на ощупь схватила упавший на пол портативный дешифратор, судорожно обдула его, пытаясь стряхнуть несуществующую пыль, и, не поднимая глаз, бросилась к выходу. На пороге она на миг задержалась, бросив на нас последний, быстрый, полный немого ужаса и любопытства взгляд, и буквально выпорхнула за дверь. «Щит» закрылся за ней с тихим шипением, снова оставив нас в гулкой, напряжённой тишине.

Он не сразу повернулся ко мне. Стоял ко мне боком, глядя в пустоту туда, где только что была Лора. Казалось, он собирается с мыслями, заново выстраивая вокруг себя ту самую непробиваемую стену холодного безразличия, которую мой нелепый испуг и его же шок ненадолго разрушили. Гул аппаратуры снова стал единственным звуком, заполняющим пространство между нами.

Наконец, он развернулся. Его лицо было абсолютно бесстрастным. Ни тени недавнего изумления, ни капли эмоций. Только лёд. Глаза, тёмные и бездонные, уставились на меня с таким весом, что мне захотелось сжаться в комок и провалиться сквозь койку.

— Так, — его бархатный голос прозвучал ровно и спокойно. — Повторю вопрос. Что это? — Он не стал указывать на руку или на свой живот. Вопрос висел в воздухе сам по себе, и было ясно, о чём речь.

— Я… я правда не знаю! — слова посыпались из меня пулемётной очередью. Я залепетала, стараясь говорить максимально понятно, чтобы он наконец поверил. — Оно просто появилось! Сначала просто пятно, думала, чернила или грязь, но оно не оттиралось! Я ходила к врачам, они сказали, что ничего не понимают! Ничего не болело, только чесалось иногда! Я не знаю, что это и откуда! Я не знаю, почему оно у вас такое же! Клянусь!

Я сделала судорожный вдох.

— И я здесь совершенно случайно! Я шла домой с работы, у меня голова кружилась, я рукой на стену опёрлась… и провалилась! Вот и всё! Я сама в ужасе! Я вообще не понимаю, где я и что происходит! Меня… меня дома ждут! Вернее, не ждут, я же одна, но моя кошка! Её кормить нужно! И на работу завтра с утра! Пожалуйста, просто… просто отпустите меня! Я никому ничего не скажу! Скажу, что мне приснилось! Я и сама так думаю!

Я замолчала, переводя дух. Мои пальцы бессильно вцепились в край одеяла. Я смотрела на него, пытаясь разглядеть в его каменном лице хоть каплю понимания, хоть искру человечности.

Он выслушал всё, не перебивая. Его выражение лица не изменилось ни на йоту. Казалось, мои слова разбивались о него, как волны о скалу, не оставляя никакого следа.

Он медленно, не спеша, сделал шаг вперёд, затем ещё один, сократив дистанцию до минимума. Он наклонился ко мне, и его низкий, бархатный голос прозвучал тихо, почти интимно, но от этого он стал лишь страшнее.

— Слушай внимательно, землянка, — произнёс он — Ты находишься на моём корабле. По ту сторону от тех законов, которые ты знаешь. Здесь нет места твоим глупым отговоркам о кошках и работе. Здесь есть только я, мой приказ и истина.

Он помедлил, давая словам проникнуть в самое нутро, вызвав леденящий ужас.

— Поэтому, — продолжил он с ледяной вежливостью, — если в следующие тридцать секунд из твоих уст не послышится что-то отдалённо напоминающее правду, а не этот наигранный лепет испуганного зверька… я с огромным удовольствием исполню твою просьбу. Я отпущу тебя.

В его глазах мелькнула безжалостная искорка. Он выпрямился и слегка кивнул в сторону глухой стены, за которой, как я догадывалась, был космос.

— Прямо через шлюз. Уверяю тебя, виды открываются незабываемые. А ощущение свободного полёта в безвоздушном пространстве… — он сделал театральную паузу, — ...не сравнится ни с чем. Правда, насладиться им получится всего один раз. И очень недолго. Выбор за тобой. Твоё время пошло.

Я слушала его, и леденящий ужас постепенно начал сменяться чем-то другим — обидой и злостью. Да, он был страшным, огромным и явно мог выполнить свою угрозу без малейших колебаний. Но что я ему такого сделала? Спас только для того, чтобы запугивать и обвинять?

Его слова про «свободный полёт» прозвучали как последняя капля. Адреналин, который до этого лишь заставлял меня трястись, внезапно перешёл в нечто более решительное. Я выпрямилась на койке, отбросила одеяло и посмотрела ему прямо в глаза. Мой голос, к моему собственному удивлению, звучал твёрдо, без тряски.

Глава 5

слушала его, и в голове у меня всё переворачивалось. Его слова были такими уверенными, такими логичными, но они вступали в жестокий конфликт с тем, что я помнила с кристальной ясностью. Этот леденящий ужас пустоши, ощущение, что я вот-вот задохнусь, и... его голос.

— Нет, — вырвалось у меня, и мой собственный голос прозвучал тихо, но с непоколебимой уверенностью. Я даже перестала бояться. — Это неправда. Я всё помню. Я не просто «упала без сознания». Я провалилась сквозь стену своего дома. Я была... в каком-то ужасном месте. Там нечем было дышать. Я задыхалась. И я слышала тебя.

Он нахмурился, его брови сдвинулись, но он молчал, давая мне говорить.

— Ты говорил со мной. Ты сказал: «Нет... Слишком рано. Держись!» — я дословно процитировала его, глядя ему прямо в глаза, стараясь не дрогнуть. — Ты подхватил меня. И ты надел на меня эту маску, я почувствовала, как пошёл воздух. И потом, когда ты уже нёс меня, ты сказал: «Держись. Всё будет хорошо». Твой голос... Он был другим. Тревожным, ты переживал... Ты не просто «обнаружил» меня. Ты спас меня. Ты хотел меня спасти.

Я закончила и замерла, ловя воздух. Моя грудь вздымалась от нервного напряжения. Я видела, как он слушает. Не перебивает. Его пронзительный взгляд был прикован ко мне, но теперь в нём читалась не угроза, а интенсивная работа мозга. Он будто заново перебирал в уме каждый момент нашей первой встречи, сверяя его с моими словами.

Прошло несколько томительных секунд. Аппарат у моей головы монотонно гудел.

— Интересно, — наконец произнёс он своим холодным и аналитическим голосом. — Очень детализированная галлюцинация. Возможно, побочный эффект гипоксии и шока от моментального перемещения через нестабильную точку перехода. Твой мозг, не понимая, что происходит, мог сконструировать правдоподобное объяснение, вплетая в него мои базовые протокольные команды, которые я отдал уже после того, как нашёл тебя.

— Это не галлюцинация! — настаивала я, но в голосе уже слышалась неуверенность. Он говорил так убедительно. А что, если и правда? Что, если мой разрыв шаблона был настолько сильным, что я сама придумала себе спасителя?

— Возможно, — он словно не услышал моего возражения, размышляя вслух. Его взгляд скользнул по моей руке, туда, где была наша общая метка, а затем вернулся к моему лицу. — Но факт остаётся фактом. Ты здесь. С этой меткой. И ты понимаешь наш язык. Три необъяснимых явления, связанных в один узел. Устранить тебя — было бы самым логичным и безопасным решением. Чисто, быстро, без лишних вопросов и рисков.

Он сделал паузу. Я непроизвольно сглотнула, и громкий, сдавленный звук наполнил тишину между нами. Моё сердце упало. Вот оно. Приговор. Логика. Разум. Всё, к чему он апеллировал. И он был прав. С точки зрения его мира, его законов, я была ошибкой, которую нужно исправить. Стиранием.

Я зажмурилась, внутренне готовясь.

Но его голос прозвучал снова, и в нём не было смертного приговора. В нём была... усталая решимость.

— ...Но в этот раз, — произнёс он тихо, — я, пожалуй, сделаю иначе. Не послушаюсь её.

Я медленно открыла глаза. Он смотрел на меня с тем же нечитаемым выражением, но напряжение в его плечах, казалось, немного спало.

— А потому, — он выдохнул, и это прозвучало как окончательный вердикт, от которого не было апелляции, — ты пока останешься жить. До тех пор, пока я не пойму, что это за метка и почему она свела наши пути. Ты — загадка. А я не люблю уничтожать загадки, не разгадав их. Но запомни, — его взгляд снова стал острым, как бритва, — твоя жизнь сейчас висит на волоске. Один неверный шаг, одна ложь, одна попытка навредить моему экипажу или кораблю... и я лично исправлю свою ошибку. Ясно?

Я могла только кивнуть, словно парализованная. Страх никуда не ушёл, он просто сменил свою природу. Теперь это был не животный ужас перед немедленной смертью, а леденящий душу трепет перед этим человеком, который одной фразой мог решить, жить мне или умереть. Он был не просто моим спасителем или похитителем. Он стал моим судьёй, тюремщиком и... единственной защитой в этом незнакомом, враждебном мире.

— Ясно, — прошептала я, и мой голос прозвучал чуть слышно.

Он кивнул, удовлетворённый, и отступил на шаг, разрывая то напряжённое поле, что образовалось между нами.

Он внимательно посмотрел на меня, оценивая моё состояние. Видимо, решив, что я более-менее пришла в чувство и не собираюсь падать в обморок, он слегка склонил голову. Его движения стали чуть менее официальными, но не потеряли своей мощи и уверенности.

— Хорошо. Поскольку твоё пребывание здесь приобретает... более долгосрочный характер, — произнёс он, и в его бархатном баритоне снова появились отголоски той самой, едва уловимой усталости, — начнём тогда с самого начала. Меня зовут Корвел Протексус. Я капитан этого судна — крейсера «Аквила». На нём мы и находимся в данный момент, совершая переход между секторами.

Он сделал небольшую паузу, позволяя мне усвоить информацию. «Корвел Протексус». Имя звучало твёрдо и надёжно, как и он сам. И так же чуждо.

— Сейчас ты ещё окончательно не пришла в себя, — констатировал он, его взгляд скользнул по медицинским датчикам над моей койкой. — И это к лучшему. Твоему организму нужно время, чтобы адаптироваться. И мне нужно время, чтобы... подготовиться к нашему следующему разговору. Когда ты будешь в полной форме, мы его повторим. И на этот раз я подойду к нему более основательно.

Я молча кивнула, понимая, что это не просьба, а заявление о факте. Разговор будет. И он будет серьёзным.

Корвел выпрямился во весь свой внушительный рост, и в его позе вновь появилась та самая, привычная ему командирская выправка.

— И запомни ещё одну вещь, — его голос приобрёл лёгкие, но неоспоримые стальные нотки. — На «Аквиле» бездельников нет. Каждый член экипажа вносит свой вклад в функционирование корабля и выполнение миссии. Ты — не исключение. После нашего разговора я придумаю для тебя задачу. Найдётся работа и для землянки. Будь готова.

Глава 6

Три дня.

Семьдесят два часа, которые ощущались как странная, растянутая в вечности пытка стерильной белизной и монотонным гулом. Меня выпустили из медицинской капсулы только на второй день, разрешив передвигаться по небольшому, но обустроенному помещению медблока. Дверь на волю была заперта.

Моим единственным и, мягко говоря, не самым приятным собеседником была Лора. Она появлялась несколько раз в день — для того чтобы взять образцы и проверить показания датчиков. Её отношение ко мне было ледяным, пропитанным едва скрываемой неприязнью. Она не упускала случая бросить колкий комментарий о «расточительстве ресурсов» или «непонятных биологических рисках», но прямых призывов выкинуть меня в шлюз больше не звучало. Что-то — возможно, железная воля Корвела, а возможно, её собственный, животный страх перед ним — заставляло её сдерживать самый яд. Она просто делала вид, что меня не существует, обращаясь ко мне только по необходимости и то сквозь зубы. Её взгляд, полный подозрения и брезгливости, говорил красноречивее любых слов.

Наконец, на третий день, после очередного сеанса сканирования, она с неохотой объявила.

— Все показатели в норме. Адаптация завершена. Системы не обнаружили чужеродных агентов или патогенов. Ваше тело… восстановилось.

Она произнесла это с таким видом, будто лично оскорблена тем, что моё «примитивное» тело смогло пережить пребывание на той пустоши и последующую терапию. Без лишних слов она вручила мне комплект простой, серой одежды — свободные штаны и блузу из мягкого, дышащего материала, который я никогда раньше не ощущала.

— Переодевайтесь. За вами придут, — бросила она и вышла, оставив меня наедине с новой, пугающей свободой.

Я только успела облачиться в новую, непривычно легкую одежду, как дверь с тихим шипением отъехала в сторону. На пороге стоял парень.

Рыжий. Ярко-рыжие, словно пламя, непослушные волосы. Выглядел он примерно на мой возраст, может, чуть старше. Одет был в серую униформу, но на нем она сидела как-то небрежно, по-хозяйски, с расстёгнутой верхней пуговицей.

— Ну, привет, земляночка! — бросил он бодро, оглядев меня с ног до головы оценивающим, но безобидным взглядом. — Говорят, тебя уже можно выпускать в свет? Я — Рифт. Меня прислали в качестве экскурсовода.

Он сделал шаг вперёд, и тут я увидела его глаза вблизи. И вся моя настороженность, которую прогнала его улыбка, вернулась мгновенно, с удвоенной силой.

Глаза у него были светлыми, почти прозрачными, как лёд. И в них не было ни капли тепла, которое светилось в его улыбке и голосе. Они были холодными, колючими, всевидящими. Они оценивали, сканировали, вычисляли, и в их глубине плелась какая-то своя, недоступная пониманию игра. Улыбка была маской. А глаза — истинным лицом. Этот разрыв между дружелюбной позой и ледяным, аналитическим взглядом был пугающим. От этого контраста становилось не по себе. Здесь что, все такие? Снаружи — одно, а внутри — совсем другое?

— Катя, — представилась я коротко, стараясь не смотреть ему прямо в глаза.

Он потянулся к поясу, где у него висело небольшое устройство, похожее на плоский коммуникатор и нажал на нём несколько кнопок. Раздался короткий звуковой сигнал.

— Теперь наш разговор будет немного двусторонним. Ты меня понимаешь, скорее всего, из-за импринта, а я вот теперь тебя — благодаря этому красавчику. Так что говори на своём, не стесняйся. И да, приятно познакомиться, Катя.

Я кивнула, чувствуя странное облегчение.

— Поняла, — сказала я по-русски.

Устройство на поясе Рифта тихо щёлкнуло, и он тут же отреагировал.

— Отлично! Работает. Ну что, пошли? Капитан ждёт. Но у нас есть минут пять, я могу провести для тебя экспресс-экскурсию по этому сверкающему коридору.

Он жестом пригласил меня выйти, и я осторожно последовала за ним. Пока мы шли, Рифт не умолкал ни на секунду. Он сыпал шутками, рассказывал нелепые и смешные истории про членов экипажа, мастерски передразнивая их. Он рассказал, как один техник по имени Грант так увлёкся пайкой схем, что приклеил себя к потолку универсальным герметиком и провисел так полсмены, пока его не нашли по характерному ворчанию. Или как Лора, всегда такая идеальная, однажды поскользнулась на только что вымытом полу и съехала на заднице по всей палубе, стараясь сохранить каменное выражение лица.

— Даже хвост не помог? — удивилась я.

— Неа, он бы ей точно не помог. — он улыбался так что мне кажется он и был в этом замешан.

Истории были действительно смешными, и я невольно улыбалась. Это был странный, но эффективный способ разрядить обстановку. Будто он специально пытался снять моё напряжение, подготовить к предстоящему разговору с Корвелом, сделать так, чтобы я шла к нему не совсем уже запуганной до полусмерти.

Вскоре мы оказались перед массивной, ничем не примечательной дверью, ничем не отличавшейся от других в коридоре, разве что чуть более крупной.

— Ну вот мы и пришли, — сказал Рифт, останавливаясь. — Капитан внутри. Удачи, земляночка.

Я сделала глубокий вдох, собралась с духом и, по старой земной привычке, подняла руку, чтобы постучать костяшками пальцев по холодному металлу.

— Э-э-э, что это ты собралась делать? — раздался удивлённый голос Рифта.

Я замерла с поднятой рукой и обернулась. Рифт смотрел на меня с искренним, неподдельным недоумением, его брови почти уползли под рыжую чёлку.

— Я… я собираюсь постучать, — неуверенно сказала я. — Чтобы сообщить о своём приходе.

Рифт фыркнул, и на его лице расцвела ухмылка.

— Милая, это же не деревянная дверь в деревенском доме! Это капитанская палуба! — он сделал шаг вперёд. — Здесь всё нашпиговано датчиками. Он знает, что мы здесь уже с того момента, как мы свернули в этот коридор. Абсолютно всё. Включая частоту твоего сердечного ритма и то, что ты вот-вот решила постучать по его дорогому, высокотехнологичному кораблю голыми руками.

Мне стало жарко от смущения. Я опустила руку, чувствуя себя полной идиоткой.

Глава 7

Сердце заколотилось где-то в горле. Я чувствовала себя не в комнате, а в святая святых, в логове хищника. Если бы между Корвелом и земными представлениями о монстрах устраивали соревнование на самый холодный и тяжёлый взгляд, он бы определённо выиграл, причем без единого усилия.

Я сделала несколько неуверенных шагов внутрь, и тут мой взгляд упал на него.

Корвел сидел спиной ко мне в низком, массивном кресле, погруженный в созерцание сложной голографической схемы, парившей перед ним в воздухе. Это и правда напоминало шахматы, только фигуры были странными, геометрическими символами, которые периодически мерцали и меняли положение. И он был… по пояс голый.

Мышцы его спины и плеч играли под кожей при малейшем движении. Широкие плечи, узкая талия, идеальная осанка. За этим было завораживающе наблюдать, и по щекам тут же разлилось предательское тепло. Но я мгновенно одернула себя, заставив отвести взгляд. «Соберись, дура! Ты здесь не на конкурс красоты, а на допрос!»

Он не обернулся, его внимание было всецело поглощено голограммой. Но губы шевельнулись и его голос, тихий и спокойный, заполнил пространство комнаты.

— Как ты себя чувствуешь?

Вопрос застал меня врасплох. Из всех возможных вариантов начала разговора я ожидала чего угодно: новых угроз, холодного допроса, обвинений. Но не этого. Не простой, почти человеческой заботы.

— А вам действительно интересно? — выпалила я первое, что пришло в голову, и тут же мысленно пнула себя за глупость.

Он слегка повернул голову в мою сторону, я увидела его профиль — напряженную челюсть, острый взгляд, скользнувший по мне. Кажется, мой ответ его тоже удивил.

— Мне нужно знать состояние своего… актива. Чтобы понимать, на какую нагрузку он способен, — ответил он без тени насмешки, с убийственной, деловой прямотой. — А для этого мне нужно, чтобы вы рассказали о себе поподробнее. И в зависимости от этого я определю для вас задачу на этом корабле. Вы не будете вечно отдыхать.

Я невольно вздохнула, глядя на бескрайние звезды за иллюминатором.

— Покой нам только снится, — прошептала я почти про себя, цитируя классика.

Корвел замер на секунду, а затем… ухмыльнулся. Это было почти незаметно, лишь легкая искорка в глазах и едва заметная усмешка в уголках губ.

— Довольно точное выражение. Мне нравится, — произнес он и наконец полностью развернулся ко мне в кресле. Его взгляд, тяжелый и оценивающий, заставил меня внутренне сжаться. — Итак, начнем. Кем ты была? Что умеешь делать?

Я почувствовала себя на самом странном в мире собеседовании. Где тебе угрожали выбросить в космос, а теперь спрашивают о навыках.

— Ну… — я замялась, перебирая в уме свою небогатую биографию. — На Земле я работала официанткой. Так что мои главные таланты — это нести три тарелки с супом и не расплескать, запоминать десяток сложных заказов, пока какой-нибудь клиент кричит «девушка, счёт!», и улыбаться, когда тебя откровенно хамят. Ещё я мастерски различаю сорта кофе по запаху и могу оттереть засохший кетчуп с любой поверхности. В общем, ждите от меня многого, — я закончила свой спич с горьковатой иронией, пожимая плечами.

Корвел слушал, не перебивая. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах, казалось, промелькнула тень какого-то расчёта.

— Умение работать в стрессовой ситуации, обслуживать несколько задач одновременно, поддерживать порядок и… разбираться в напитках, — он перечислил так, будто я сказала не про капучино, а про топливные смеси для двигателей. — Идеально.

У меня похолодело внутри. «Нет, только не это…»

— На «Аквиле» есть помещение, которое мы называем комнатой отдыха. Там экипаж может расслабиться, поесть, пообщаться. Там нужен человек, который будет поддерживать порядок, готовить простые блюда и напитки, обслуживать автоматы и следить за пополнением запасов. Дежурная по этому сектору как раз переведена на другую должность. Вакансия свободна.

— Но… это же снова официантка! — вырвалось у меня с искренним возмущением. — Я с Земли сбежала от этого! Точнее, меня сюда втянуло сквозь стену! Я не для того тут, чтобы снова тарелки мыть!

— Это не обсуждается, — его голос стал твёрже, в нём вновь зазвучали стальные нотки. — Ты сама назвала свои навыки. Другой работы для тебя здесь нет.

Отчаяние и обида подступили комом к горлу. Всё это было так несправедливо.

— Это нечестно! — голос мой задрожал, но я старалась держаться. — Я же не враг вам! Я сама жертва этих обстоятельств! Я не просила меня спасать и тем более не просила эту дурацкую метку! А вы со мной как с… с проблемой, которую нужно изолировать и заставить работать на кухне!

Он поднялся с кресла. Медленно, словно хищник. Его голая по пояс мощь вновь стала подавляющей. Он подошёл ко мне, и я невольно отступила на шаг.

— Ты абсолютно права, — тихо произнёс он. — Ты — проблема. Непонятная и потенциально опасная. И моя работа — минимизировать риски для моего корабля и моего экипажа. Я дал тебе шанс жить и возможность быть полезной, а не гнить в камере. Другого пока не будет. Ты сказала, что умеешь делать одно. Будешь делать это. Пока не докажешь, что способна на большее. Или пока я не разгадаю тайну этой метки. Всё просто.

В его тоне не было злобы. Была лишь непреложная, железная логика капитана, несущего ответственность за сотни жизней. И против этой логики мои обиды казались детским лепетом.

Я опустила голову, сжав кулаки. Спорить было бесполезно.

— Хорошо, — сказала я твёрдо. — Я согласна. Буду вашей... дежурной по кухне. Но! — Я подняла палец, перебивая его возможные слова. — Но только на моих условиях!

Его брови медленно поползли вверх. Абсолютное, немое изумление застыло на его обычно непроницаемом лице. Кажется, за всё время нашего знакомства я ещё не видела его настолько ошеломлённым. Он явно ожидал покорного кивка, а не ультиматума.

Я, не дав ему опомниться, выпалила всё.

— Во-первых, в этой комнате отдыха я главная! Моё слово — закон! Что сказала по поводу уборки или приготовлений — значит, так и будет! Никаких споров! Во-вторых, никаких хамств и невежливых обращений! Я не рабыня и не прислуга, я... временный сотрудник! В-третьих, мне выделяется отдельная, нормальная каюта для проживания, а не эта медицинская койка! И, в-четвёртых, я хочу право свободно передвигаться по кораблю! В пределах разумного, конечно! Я же не буду совать нос в двигательный отсек! Ну... или буду, но только если очень захочется.

Глава 8

Прошло уже несколько дней с тех пор, как я стала «дежурной по кухне» на «Аквиле». Всё оказалось не так катастрофически, как я боялась в первые дни. Да, было страшно, непривычно и тоскливо по дому, но жизнь, как водится, брала своё.

Я потихоньку обжилась в своей новой роли. Комната отдыха, или, как я её про себя окрестила, «космическая камбуз-столовая», оказалась вполне симпатичным местом. Полустертые следы сапог на полированном полу, мягкий гул генератора, доносящийся из глубин корабля. Я научилась управляться с местными «кофеварками» — сложными агрегатами, синтезирующими что-то бодрящее и приятно горьковатое, и освоила пару десятков стандартных рационов. Экипаж, надо отдать должное, вёл себя сдержанно и вежливо. Никакого хамства, как я и требовала. Правда, в их вежливости сквозила лёгкая настороженность, словно я была не просто новой сотрудницей, а неким диковинным и потенциально опасным зверем, которого приручил сам капитан. Моё внезапное появление и таинственные обстоятельства, меня окружавшие, явно нервировали всех.

Ну, или почти всех.

Рифт был приятным исключением из правил. Казалось, ему было абсолютно пофигу на все тайны, императорские метки и протоколы безопасности. Он заскакивал ко мне по несколько раз на дню — то за кружкой того самого синтезированного «кофе», то просто потравить пару анекдотов. Он оказался механиком, причём, как сам скромно признавался, «довольно квалифицированным». Судя по тому, как другие техники прислушивались к его мнению, это было сильное преуменьшение.

Как-то раз он влетел в комнату отдыха с таким видом, будто только что совершил очередной подвиг в машинном отделении. Его рыжие волосы были растрёпаны, на щеке красовалась потёртость, но глаза, эти ледяные, всевидящие глаза, искрились озорством.

— Кать, привет! — бросил он, хватаясь за стенку, чтобы затормозить. — Выдай чего-нибудь согревающего, а то я только из байпасного коллектора выполз, там почище любой криокамеры!

Я с улыбкой налила ему ароматной тёмной жидкости. Он схватил кружку, сделал большой глоток и удовлетворённо выдохнул.

— Так, теперь можно и анекдот рассказать. Слушай. Вчера наш штурман, тот, что вечно всё рассчитывает, пытался объяснить Гранту, что тот неправильно калибрует гравитационные заслонки…

Он рассказал историю, я посмеялась. Разговор тек неспешно, перескакивая с темы на тему. И как-то так вышло, что речь зашла о структурах власти и военной иерархии в Империи. Я до сих пор плохо в этом разбиралась.

— …ну, в общем, у нас тут всё строго, но логично, — заключил Рифт. — Если, конечно, не появляются они.

— Кто «они»? — спросила я, вытирая стойку.

Рифт замолчал, и его обычно насмешливое выражение лица сменилось на нечто серьёзное, почти благоговейное.

— Легионеры, — произнёс он, и в его голосе прозвучала та самая металлическая нотка, что бывала в голосе Корвела. — Те, кого лично избрал сам император.

Я перестала вытирать стойку. По тону Рифта было ясно, что это не просто очередная должность.

— И что это за избранные такие? — осторожно поинтересовалась я.

Рифт отставил кружку и посмотрел на меня своими пронзительными глазами, оценивая, сколько мне можно рассказать.

— Это не просто солдаты, Кать. Это… явление. Лучшие из лучших. Абсолютно. Во всём. Для них не существует преград, правил или условностей. Их субординация… она совершенно иная. Они сами по себе закон. И указ им только один — слово Императора. Больше никто и ничто.

Он помолчал, давая мне осознать.

— Эти люди появляются там, где уже использовали все варианты, все ресурсы, все тактики — и ничего не удалось. Где уже прощаются с жизнью и молятся о быстрой смерти. И тогда приходят они. И решают вопрос. По-своему. Чаще всего — жёстко. И беспощадно. И никто, слышишь, никто не смеет им перечить или задавать вопросы. Их все боятся. Их все обожают. Враги, услышав о появлении Легионера, бросают всё и пытаются сбежать куда подальше. Но это бесполезно. Потому что они — те, кто может спасти целую планету. Или… — он сделал многозначительную паузу, — …стереть её с лица галактики. Если Император прикажет.

Я слушала, заворожённая, и у меня в голове складывался образ некоего космического архангела-мстителя, карающего меча. Это звучало как сказка, миф. Но Рифт говорил без тени насмешки.

— И… Корвел? — едва выдохнула я, уже догадываясь что будет за ответ.

Рифт кивнул, и в его глазах читалось неподдельное уважение, смешанное с долей здорового страха.

— Да. Корвел — один из них. Легионер. А если точнее, то Легионеров во всей галактике мало. А таких, как он… — Рифт присвистнул, — …таких, как Корвел Протексус, по пальцам одной руки пересчитать. Живая легенда. Ходячая победа. И сила, которую лучше не злить.

У меня отвисла челюсть. Я снова мысленно перенеслась в его каюту, где я с гордостью выдвигала свои «условия» насчёт уборки и каюты. Я спорила, капризничала и требовала с человека, который, оказывается, мог одним лишь приказом уничтожить звездолёт… или планету. Меня бросило в жар, а затем в холод. Я чувствовала себя букашкой, которая тявкала на слона, даже не подозревая о его размерах.

— Но… — я пыталась найти логику, цепляясь за реальность. — Почему же он тогда всего лишь капитан на корабле? Разве ему не положено командовать флотом или целыми армиями?

Рифт фыркнул, и его обычная ухмылка вернулась на лицо.

— Кать, ну ты даёшь. «Всего лишь капитан». Капитан — это тот, кто главный на судне. Тот, кто принимает решения и несёт ответственность за всех и за всё. А Легионеру… — он многозначительно понизил голос, — …Легионеру плевать на звания. Для него это просто должность, которая позволяет делать то, что нужно. Он мог бы быть кем угодно — от адмирала до уборщика. Суть не меняется. Пока он здесь, на «Аквиле», — он и есть закон. Высший. После Императора, разумеется.

Я молча переваривала услышанное. Моё представление о Корвеле перевернулось с ног на голову. Его холодность, его непоколебимая уверенность, его властность — всё это обрело новый, пугающий смысл. И в то же время его поступок — спасение меня, странной землянки, — теперь казался ещё более загадочным. Зачем Легионеру возиться с такой мелкой проблемой? Из за пятна?

Глава 9

Я всё ещё переваривала услышанное от Рифта, механически перетирая уже и так сияющую стойку. Образ Корвела-Легионера, небожителя и живой силы природы, никак не укладывался в голове с тем Корвелом, который смеялся над моими условиями. Мысли путались, и чтобы упорядочить их, я с головой ушла в работу.

Затеяла большую уборку. Решила перебрать запасы в нижних шкафах, куда, судя по слою космической пыли, не заглядывали со времён постройки корабля. И что вообще прошлая дежурная здесь делала? Может, из-за этого её и убрали? Для этого пришлось залезть туда практически целиком, оставив снаружи лишь пятую точку, торчащую вверх довольно нелепо, и ноги, беспомощно болтающиеся в воздухе.

Я была вся в процессе, с упоением оттирая непонятное пятно с задней стенки, бормоча себе под нос что-то нелестное о предыдущих уборщиках, как вдруг услышала за спиной сдержанный кашель.

«Ну вот, опять кто-то хочет кофе, а я вся в пыли», — пронеслось в голове. Не вылезая из шкафа, я крикнула.

— Подождите секундочку! Я почти закончила, осталось только это… э-э-э… космическое нечто оттереть!

Ответа не последовало. Видимо, посетитель понял и терпеливо ждал. Наконец, с чувством выполненного долга, я попятилась назад, выбираясь из своего укрытия. Отряхнула руки, протёрла лоб тыльной стороной ладони, оставив на лице размазанную полосу пыли, и, наконец, обернулась.

В дверях, скрестив руки на своей могучей груди, стоял Корвел. Он смотрел на меня с выражением лица, которое теперь, после рассказа Рифта, казалось мне не просто холодным, а глубоко и фундаментально опасным. Легионер. Живая легенда. Ходячая победа.

А я только что продемонстрировала ему свою задницу в качестве приветствия.

По моему лицу, должно быть, пробежала вся гамма эмоций — от удивления до ужаса и жгучего стыда. Щёки вспыхнули, как сигнальные огни. Мозг отчаянно завопил: «О нет! Он сколько уже стоит? Боже, я надеюсь, он не пялился… Хотя стоп, а кто будет пялиться на пыльную задницу официантки? Хотя он же мужчина… Легионер, но мужчина… Стоп, Катя, что ты несёшь!»

И, как всегда, мой спасательный круг в море стыда и паники — это дурацкая, неуместная шутка.

— А-а-а, капитан! — выдавила я, пытаясь сделать вид, что так и было задумано. — Проходите, присаживайтесь! Только что провела инспекцию нижних ярусов на предмет наличия враждебных форм жизни. Пока всё чисто, если не считать этого упрямого пятна, которое, я уверена, имеет внегалактическое происхождение. Сейчас составлю докладную.

Корвел медленно вошёл, его взгляд скользнул по моему перепачканному лицу, потом в сторону злополучного шкафа, и снова вернулся ко мне. Уголки его губ дрогнули, но улыбки не последовало.

— Я видел и не такое, — произнёс он своим бархатным баритоном, и от этих слов мне стало одновременно и легче, и ещё более неловко. Он подошёл к стойке и занял место на одном из высоких табуретов. — Сделаешь мне тот напиток? Который ты обычно готовишь Рифту.

— Конечно! — я бросилась к аппарату, стараясь не смотреть ему в глаза. Руки слегка дрожали. — Один фирменный «Запуск реактора» с двойной порцией бодрости, будет готово через секунду.

Я занялась приготовлением, стараясь делать всё максимально профессионально, чтобы отвлечься от мыслей о том, как выглядела минуту назад. Аппарат гудел, разливая по кружке тёмный, ароматный напиток. Несмотря на всю серьёзность ситуации, привычка взяла верх. Я поставила кружку перед ним, улыбнулась своей лучшей официантской улыбкой и не смогла удержаться от комментария.

— Осторожно, горячо. И… вы не боитесь, что я там чего-нибудь подсыпала? Всё-таки я загадочная незнакомка…

Я ожидала, что он проигнорирует шутку или хмыкнет. Но он взял кружку, поднёс к лицу, вдохнул аромат и поднял на меня свой пронзительный взгляд. В его глазах не было ни юмора, ни злобы. Была лишь вселенская, леденящая душу уверенность.

— Екатерина, — произнёс он тихо, и его голос приобрёл тот самый мрачный оттенок, который я слышала лишь раз — когда он угрожал выбросить меня в шлюз. — Если бы я боялся тебя, ты бы уже давно дышала вакуумом. И не через шлюз. Я бы просто приказал кораблю прекратить подачу кислорода в твою каюту, когда твоей сожительницы бы не было. Это тихо, быстро и не требует личного участия.

Он отпил глоток, не сводя с меня глаз. У меня в жилах стыла кровь. Шутить сразу расхотелось. Совсем.

— Но я этого не сделал, — продолжил он, уже чуть мягче, но осадок остался. — Поэтому можешь не тратить силы на глупые шутки про яд.

Я молча кивнула, глядя на свои пыльные руки. Он был прав. Абсолютно. В его мире мои попытки казаться беззаботной были не просто глупыми — они были жалкими.

Он допил ещё половину кружки и поставил её на стойку с тихим стуком.

— Вкусно, — констатировал он. — Рифт не зря тебя хвалит. На этом и закончим на сегодня.

Я наблюдала, как он разворачивается, чтобы уйти, и меня будто током ударило. В голове пронеслось: «Стой! Ты же хотела спросить! Сейчас он уйдёт, и потом только через неделю увидишь!»

— Капитан, подождите секундочку! — выпалила я.

Он замер на полпути к двери и медленно обернулся. Его брови чуть приподнялись в немом вопросе. Он явно ожидал продолжения, какой-то реплики или, на худой конец, ещё одной шутки. Тишина повисла тягучая и неловкая.

Я сделала глубокий вдох, собрала в кучу все свои мысли, которые тут же попытались разбежаться в панике, и выдавила из себя целый водопад слов.

— Вы знаете, я тут уже сколько времени… днями, наверное, хотя в космосе, наверное, нет дней, есть смены и циклы, я ещё не разобралась… но суть не в этом! — я замахала руками, пытаясь визуализировать свою мысль. — Я тут, как белочка в колесе, кручусь на этой кухне, всё перемыла, перебрала, даже то, что, кажется, не мылось со дня спуска корабля на воду… или на звёзды? Короче! И я даже не знаю, куда мы летим! Рифт от меня отмахивается, как от надоедливой мухи, говорит «секретно» и подмигивает, а я тут, понимаете, земная девушка, непривычная к таким долгим перелётам! Мне уже так хочется на твердь какую-нибудь ногой наступить, а не по этому железу топать! Не на планету-столицу, конечно, а так… чтоб травка, деревца, кислород без примеси озона и жужжания генератора… — я замолкла, перевела дух и, видя, что он не прерывает, понесла дальше, уже по делу. — И ещё! Запасы! Я не всю ревизию доделала, меня постоянно отвлекают, но я уверена — скоро тут будет не комната отдыха, а комната сидения с пустыми стаканами! Из вашей, с позволения сказать, непонятной бяки я, конечно, могу сделать что-то съедобное, я даже тот сине-зелёный гель с ореховым привкусом зажарила с чем-то похожим на лук, получилось… сюрреалистично, но съедобно! Но лучше бы пополнить запасы, честно! А ещё мне бы помощницу! Я хоть повар хоть куда, но одна-то я как швец и жнец, и на дуде игрец!

Глава 10

Три дня пролетели в странном вихре ожидания и рутины. Я старалась изо всех сил, доводя свою «камбуз-столовую» до идеального, почти стерильного блеска, и в то же время постоянно ловила себя на том, что смотрю на часы — вернее, на корабельный хронометр, отсчитывающий циклы до прибытия.

И вот этот момент настал.

Сначала ничего не изменилось. Корабль, как обычно, глухо гудел, а за иллюминатором по-прежнему плыли бесчисленные звёзды. Но потом гудение «Аквилы» изменило тональность. Из ровного, почти гипнотизирующего баса оно перешло на более низкие, вибрирующие частоты. Казалось, сам корабль напрягся, готовясь к важному действию.

Я в это время как раз перебирала упаковки с тем самым сине-зелёным гелем, пытаясь придумать ему хоть какое-то название, кроме «бяка №3». Внезапно свет в комнате отдыха мягко померк и снова загорелся чуть ярче — видимо, энергия перенаправлялась к двигателям. Сердце ёкнуло. Это было оно!

Я бросила всё и прилипла к огромному иллюминатору. Сначала вдалеке появилась крошечная точка. Но она росла с невероятной скоростью. Из точки она превратилась в горошину, потом в мячик, и вот уже можно было разглядеть очертания — не просто шар, а сложный многослойный объект, опутанный сияющей паутиной орбитальных станций и кораблей.

Вердикт-Прайм.

Он не был похож на Землю. Совсем. Никаких уютных сине-белых шариков. Это был монстр из металла и света. Вся поверхность планеты, насколько хватало глаз, была покрыта сплошным мегаполисом. Башни, уходящие в небеса, между ними — мосты-переходы, по которым сновали потоки транспорта, похожие на светящиеся реки. Атмосфера вокруг планеты была плотно засеяна кораблями всех мастей и размеров — от крошечных, как мошки, челноков до громадных, как наш «Аквила», крейсеров. Они выстраивались в очереди, ожидая разрешения на вход в атмосферу или выход на орбиту. Это был гигантский, кипящий жизнью улей, и мы направлялись прямиком в его сердце.

Я не могла оторвать глаз. Да, это была не земная твердь с травкой и деревцами. Это был другой мир, целиком и полностью рукотворный, техногенный. Но он был реальным. Он был планетой. И после времени, проведённого в металлической «коробочке посреди ничего», он казался воплощением жизни и свободы.

Внезапно по всему кораблю, мягко и негромко, раздался спокойный, мелодичный женский голос. Голос корабельного ИИ.

«Экипажу доложить по местам. Приближаемся к орбитальному контролю Вердикт-Прайм. Начало процедуры швартовки через десять минут. Подготовиться к атмосферному входу. Дежурным сменам занять посты. Остальным членам экипажа рекомендую воздержаться от перемещений по кораблю до завершения манёвра».

Голос ИИ продолжил, обращаясь уже, видимо, к тем, у кого был выход на порт.

«Стандартное время стоянки — семь дней. График увольнительных будет опубликован после получения разрешения от портовой администрации. Рекомендую ознакомиться с местными правилами и… сохранять бдительность. Вердикт-Прайм — планета свободной торговли. Всем приятного отдыха».

Последняя фраза прозвучала с такой лёгкой, электронной иронией, что я невольно улыбнулась. Даже ИИ здесь понимал, что нас ждёт не курорт.

Корабль содрогнулся, входя в верхние слои атмосферы. За иллюминатором поплыли багровые отсветы плазмы. Я продолжала стоять, заворожённая, наблюдая, как громадина крейсера, словно нож сквозь масло, разрезает небо Вердикт-Прайм. Мы снижались, и детали города проступали всё чётче. Я видела движение на многоуровневых дорогах, гигантские рекламные голограммы, мерцающие на стенах небоскрёбов.

Наконец, после лёгкого толчка и глухого скрежета, корабль замер. Гул двигателей стих, сменившись ровным, едва слышным гудением систем на низкой мощности. За иллюминатором открылся вид на огромный, затемнённый ангар, заполненный другими кораблями. Мы приземлились. Вернее, пришвартовались.

«Швартовка завершена. Станция «Сектор Альфа-7», док 42. Подключение к портовым сетям… установлено. Атмосфера… соответствует стандартам. Разрешено открытие внешних шлюзов. Всем, у кого есть увольнительная, приятного времяпрепровождения на Вердикт-Прайм. И не забудьте…» — голос сделал лёгкую, почти шутливую паузу, — «…вернуться вовремя».

Вот он, момент. Я была здесь. На настоящей, дышащей, пусть и выхлопными газами тысяч кораблей, планете. Пусть и крошечной песчинке в бескрайней вселенной, но это была моя песчинка на эти несколько дней.

Я глубоко вдохнула, словно пытаясь уловить через стены корабля запах этого нового мира. Запах свободы, приключений и… пополнения запасов.

Сердце заколотилось в груди, как сумасшедшее. План! У меня есть план! Я рванула в свою каюту, где на самом видном месте лежал планшет, любезно одолженный у Рифта.

На экране красовался тщательно составленный список. «Хлеб (или похожее)», «Овощи зеленые, хрустящие, НЕ гель!», «Мясо настоящее, а не белковый концентрат №5», «Специи острые, ароматные, любые!», «Что-то сладкое для поднятия боевого духа экипажа и особенно моего».

Список был скорее полетом фантазии, основанным на моих земных представлениях о еде. Кто знает, что из этого вообще существует в этой галактике? Придется импровизировать, ориентироваться на что-то похожее.

Схватив планшет, я вылетела из своей каюты с такой скоростью, будто за мной гнался тот самый сине-зеленый гель, мстя за мои кулинарные эксперименты. Я мчалась по коридору, уворачиваясь от немногочисленных членов экипажа, уже начавших готовиться к выходу. Мысленно я уже была там, на этом Вердикт-Прайме, на огромном рынке, где пахнет специями и свободой!

Я не смотрела по сторонам, все мое внимание было приковано к планшету, я лихорадочно проверяла список в сотый раз. И именно поэтому я не заметила мощную, неподвижную фигуру, появившуюся из-за поворота.

Я врезалась во что-то очень твердое, очень теплое и совершенно недвижимое. Удар был таким сильным, что у меня из глаз посыпались искры, а планшет чуть не вылетел из рук. Я отскочила бы и непременно шлепнулась на металлический пол, но сильная рука молниеносно схватила меня за локоть, резко притянув к себе и не дав упасть.

Глава 11

Мы вышли из портовой зоны на сверкающую платформу, где в несколько ярусов, словно стая механических птиц, зависли летательные аппараты самых причудливых форм. Воздух гудел от бесчисленных двигателей. Я замерла на месте, разинув рот, пытаясь впитать в себя всё это безумие.

Вердикт-Прайм. Это было не просто другое место. Это была другая вселенная, другой масштаб бытия. Небо над головой было не голубым, а бледно-лиловым от света бесчисленных неоновых реклам и голограмм, которые проецировались на высотки, упирающиеся в купола атмосферных фильтров. Транспорт тёк не по земле, а по прозрачным трубам и многоуровневым эстакадам, переплетаясь в причудливом, но идеально отлаженном танце.

— Идём, — прозвучал голос Корвела, вернув меня к реальности. Корвел уже сидел в салоне небольшого стремительного аппарата, который бесшумно подплыл к платформе по его едва заметному кивку.

Путь до его дома промелькнул как сон. Я прилипла к стеклу, стараясь не пропустить ни детали. Мы проносились мимо башен из сплава и стеклокерамики, мимо гигантских фигур инопланетных существ, рекламирующих что-то невообразимое, мимо оживлённых площадей, где толпились существа со всей галактики. Это был настоящий Вавилон, кипящий жизнью, и я, «деревенская» девочка с Земли, чувствовала себя одновременно ничтожной и невероятно везучей, что увидела это всё.

— Ой, смотрите! А что это там за фиолетовое такое шестирукое? И оно ест что-то… движущееся! А это что, у вас тут повсеместно летающие рекламные щиты? А они никогда не падают? А эта музыка откуда? Она вообще в голове играет или мне кажется? — я не могла остановиться, вопросы сыпались из меня, как из рога изобилия. Я комментировала всё подряд, заворожённая и обескураженная.

Корвел молча сидел рядом, управляя аппаратом почти небрежными движениями. Он не отвечал на мои восторженные вопли, но я краем глаза заметила, как уголок его рта дёрнулся в лёгкой, едва уловимой улыбке. Казалось, мой детский восторг его скорее забавлял, чем раздражал.

Вскоре мы приземлились на приватной площадке на одном из верхних уровней огромного комплекса. Вид отсюда был ещё более ошеломляющим. Весь мегаполис лежал у наших ног, сияющий огнями, как рассыпанное по бархату ночи сокровище.

— Ну, всё, идём пешком, — сказал Корвел, выводя меня из аппарата. — Недалеко.

Мы прошлись по узкому, чистейшему променаду, висящему высоко над землёй. Воздух здесь был уже другим — свежим и прохладным, пахло приятно, как после дождя, которого, впрочем, не было. Я шла, задрав голову, пытаясь разглядеть вершины ближайших небоскрёбов, и едва не спотыкалась.

И вот, мы остановились перед… ну, это сложно было назвать просто «домом». Это был скорее дворец из будущего, встроенный в тело небоскрёба. Гладкие, струящиеся линии, панорамное остекление, сквозь которое виднелись внутренние сады, и полное отсутствие каких-либо видимых дверей.

— Ну что, скромненько и со вкусом, — не удержалась я, широко улыбаясь и подмигивая Корвелу. — Никакого пафоса, просто скромное жилище легионера. Вписалось бы в любой спальный район Москвы, разве что на три квартала выступает.

Он лишь хмыкнул в ответ.

Стена перед нами бесшумно раздвинулась, пропуская нас внутрь.

То, что я увидела внутри, заставило меня замереть на пороге. Я ожидала роскоши, но это было нечто иное. Это была не вычурная, кричащая богатством обстановка, а высочайший, безупречный технологический шик. Пространство было огромным, минималистичным и дышащим мощью. Пол из тёмного полированного камня отражал приглушённый свет, исходивший от самих стен. Мебели было мало, но каждый предмет выглядел как произведение искусства и образец инженерной мысли — функциональный, эргономичный и безупречно красивый. Воздух был идеально чистым и свежим, с едва уловимым ароматом… океана? Или просто чего-то очень чистого и далёкого.

Я не могла подобрать слов. Моё земное воображение просто отказывалось работать. Это был не дом. Это была вершина цивилизации, о которой я могла только читать в фантастических романах. И я понятия не имела, в какое именно время или в какую реальность я попала. Будущее? Параллельное развитие? Это не имело значения. Я была здесь и сейчас.

— Можешь расслабиться и отдохнуть после перелёта, — раздался его голос, вернувший меня из оцепенения. — Здесь тебе ничего не угрожает.

Я перевела дух, окидывая взглядом это царство технологий и тихой, уверенной силы.

— Благодарю, — выдохнула я искренне. — А то я уж думала, что и здесь придётся батрачить без передышки. Уборка такого… э-э-э… поместья, наверное, занимает пару дней у целой бригады роботов.

Он снова издал тот короткий, низкий хмыкающий звук, который, я начинала понимать, и был его смехом.

— Роботы справляются, — подтвердил он и жестом указал вглубь зала. — Там всё, что нужно.

С этими словами он развернулся и направился в сторону, похожую на рабочий кабинет, оставив меня одну посреди фантастического пространства его дома.

Я медленно опустилась на ближайший диванчик — вернее, на то, что выглядело как диван, но на ощупь оказалось чем-то упругим и идеально принимающим форму тела. Я сидела и смотрела на сияющий город за огромным окном.

Мысль о том, что я — героиня какого-то невероятного романа, снова накрыла меня. Вот оно, то самое «особенное», что должно было произойти. Только в реальности оно было не таким ярким и стремительным, как в книгах. Оно было наполнено тишиной, одиночеством и лёгкой грустью по дому, который остался где-то в другой реальности.

Но впервые за всё это время у меня появилось странное, щемящее чувство, что всё может наладиться. Пусть я одна. Но, кажется, я и всегда была одна. А сейчас… сейчас я была в доме у человека-легенды, в самом сердце невероятного мира. И несмотря на всю опасность и неопределённость, впервые за долгое время я почувствовала не страх, а жгучее, нервирующее любопытство. Что будет завтра?

Я так и просидела на удивительно удобном диванчике, погружённая в свои мысли. Они текли медленно и тягуче, переплетаясь с впечатлениями от безумного дня. Я размышляла о странности своего положения, о Земле, о одинокой квартире и невыплаченных счетах, которые теперь казались такой мелкой и далёкой проблемой. Я думала о Корвеле – легионере, капитане, человеке, который мог приказать уничтожить мир, но который сейчас привёл меня в свой дом, чтобы «не пришлось искать».

Глава 12

Мы углубились в лабиринты Гранд-Базара Вердикт-Прайм. Это был не просто рынок; это был гигантский, дышащий организм, бурлящий жизнью, звуками и запахами. Воздух гудел от громких голосов торговцев, щёлкающих и шипящих наречий десятков рас, смешанных с музыкой, доносящейся из таверн, и гудением антигравитационных платформ, перевозящих грузы.

Я шла, разинув рот, и мои глаза просто разбегались. Казалось, здесь можно было купить всё что угодно: от диковинных фруктов, светящихся изнутри нежным светом, до сложнейшей техники. На прилавках соседствовали грубые кованые ножи и изящные голографические проекторы, свёртки с ароматными пряностями и стопки микрочипов с данными. Одно помещалось рядом с другим, создавая сюрреалистичную, оглушающую картину.

Я замедлила шаг, заворожённая сиянием, исходящим с одного из лотков. На чёрном бархате лежало украшение — подвеска на тончайшей цепочке. Камень в её центре был величиной с ноготь и переливался, плавно меняя цвета от глубокого сапфирового до нежного розового и ослепительно-белого. Он словно поймал и заключил в себя всё сияние окружающего рынка. Я машинально прикоснулась к своей шее. «Как же оно должно красиво смотреться...»

Внезапно мою руку, тянущуюся к украшению, схватила сильная и тёплая ладонь. Я вздрогнула и обернулась. Рядом стоял Корвел, его лицо было невозмутимо, но взгляд — твёрдым.

— Это подделка, — прозвучал его низкий, бархатный голос, едва слышный сквозь рыночный гамм. — Настоящий адрактит по карману немногим.

Я вздохнула, с сожалением глядя на переливающийся камень. Пусть и подделка, но он был невероятно красивым.

— Подделка или нет, — пробормотала я, — но такая красивая…

Корвел фыркнул, и в его глазах мелькнула тень чего-то опасного.

— Этот «камень» — не украшение. Настоящий адрактит — это квантово-стабилизированный энергетический концентратор. Проще говоря, довольно опасное оружие. Активный кристалл, брошенный в режиме перегрузки, можно сравнить с компактной гранатой. Только вот взрывной волной дело не ограничится — он испарит половину этого рынка, не оставив и пыли.

У меня отвисла челюсть. Я снова посмотрела на сияющую безделушку, и теперь её переливы казались мне зловещими. По спине пробежал холодок.

— И... и такое здесь можно просто продавать? — выдохнула я в ужасе. — И... подделка на такое способна?

— Да, — коротко и безразлично ответил Корвел, видимо, отвечая сразу на оба вопроса, и повлёк меня дальше, вглубь рыночного хаоса.

Мы протиснулись сквозь шумную толпу, и Корвел остановился перед неприметной, почти потайной дверью. Она была отлита из матового, темного металла и выглядела так, будто вела в подсобку или технический отсек, а не в лавку знающего специалиста. Ни вывески, ни опознавательных знаков — только маленькая, тускло мерцающая сенсорная панель сбоку.

Корвел повернулся ко мне, его лицо было серьезным, а взгляд — прямым и немного отстраненным, будто он вспоминал что-то давнее и не очень приятное.

— Человек, к которому мы идем, — начал он, — она помогла мне… пару раз в прошлом. Когда эта метка вела себя непредсказуемо и чуть не свела меня в могилу. Пока что она единственная, кто приходит на ум, когда речь заходит об этом. Другого эксперта я не знаю.

Я молча кивнула, понимая всю важность момента. Если этот человек — единственная ниточка к разгадке, то другого выбора у нас нет.

Он задержал взгляд на мне, и в его глазах мелькнуло что-то предупредительное.

— Но учти, — продолжил он, и его тон стал чуть суше. — Она… своеобразна. Довольно эксцентричная. И странная. Поэтому что бы ты там ни увидела — постарайся не пугаться и не показывать вида. Она не опасна. Просто… необычна.

Я снова кивнула, на этот раз уже с легким нервным комочком в горле. Слова «эксцентричная» и «странная» в устах Корвела, который видел, наверное, всю подноготную этой галактики, звучали особенно многозначительно.

Капитан повернулся к панели и приложил к ней ладонь. Раздался тихий щелчок, и массивная дверь бесшумно отъехала в сторону, впуская нас внутрь.

То, что открылось моим глазам, заставило меня замереть на пороге. Я приготовилась увидеть нечто вроде лаборатории или кабинета врача — стерильное, технологичное пространство. Реальность оказалась иной.

Мы вошли в помещение, которое больше напоминало логово алхимика из старинной фантастической книги, случайно затесавшееся в сердце ультрасовременного мегаполиса. Воздух был густым и тяжелым, пахнущий пылью, сушеными травами и чем-то еще, металлически-кислым. Свет исходил от множества источников: мерцающих голографических схем, плавающих в стеклянных шарах шаров энергии и просто от старомодных свечей, наполовину оплывших и вставленных в причудливые канделябры из обрезков труб и шестеренок.

Повсюду, на всех горизонтальных поверхностях, громоздилось оборудование и детали, происхождение которых я не могла даже предположить. Стеклянные колбы с разноцветными жидкостями тихо побулькивали над синими огоньками горелок. Стены были заставлены стеллажами, ломящимися от книг в кожаных переплетах, дисков с данными и просто груд непонятного хлама. В углу тихо пощелкивал и мигал какой-то агрегат, похожий на сердце какого-то механического исполина.

И в самом центре этого хаотичного буйства, спиной к нам, возилась у одного из таких станков невысокая фигура в просторном, запачканном промасленном халате. Из-под капюшона, наброшенного на голову, выбивались прямые, неестественно белые пряди волос. Руки, засунутые в толстые перчатки, ловко орудовали каким-то паяльным инструментом, от которого летели яркие, ослепительные искры.

Корвел сделал шаг вперед, и скрип его сапога по металлическому полу прозвучал невероятно громко в этом наполненном тихим гулом помещении.

Фигура у станка вздрогнула, резко выпрямилась и выключила инструмент. Искры погасли. Затем она медленно, очень медленно повернулась к нам.

Из-под капюшона на нас смотрело лицо женщины. Её кожа была бледной, почти фарфоровой, а глаза… Глаза были огромными, невероятно выразительными и ярко-фиолетовыми, словно два куска аметиста. Они казались чуть больше, чем должны быть, и в них светился пронзительный, изучающий, почти безумный интеллект. На виске и щеке мерцали тонкие, изящные серебряные кибернетические импланты, похожие на замысловатые узоры инея.

Глава 13

Корвел стоял неподвижно. Слова Зири повисли в воздухе. «Ангел-хранитель». «Ключ». Сказочные, почти детские понятия, которые резали слух человеку, вся жизнь которого была подчинена железной логике, тактике и неумолимым законам физики, а не мистическим бредням. Его мир состоял из приказов, сражений и точных расчетов. Вера в то, что вселенная — это не бездушный механизм, а некое разумное начало, которое может «присылать» помощь, казалась ему наивной и опасной глупостью.

Он молчал, его взгляд был устремлен в пустоту. Он не верил в сказки. Он видел причину и следствие. Случайность или неизученный закон. Но не промысел свыше. Его мозг, отточенный годами командования, анализировал факты: появление метки у меня, его собственное внезапное облегчение. Была ли здесь связь? Возможно. Но какая? Совпадение? Симбиоз? Побочный эффект её переноса? Он мысленно перебирал варианты, отбрасывая самые фантастические.

— Ну и что ты тут размышляешь? — внезапно нарушила молчание Зири своим мелодичным голоском, возвращающим в реальность. — Тебе действительно повезло, ну так радуйся же, в конце концов! Хоть раз в жизни фортуна повернулась к тебе лицом, а не как обычно.

Корвел медленно перевел на неё тяжёлый взгляд. В его глазах не было радости, лишь привычная глубокая, стоическая серьёзность.

— Даже если это и так, — произнёс он глухо, — и все эти... сказочные бредни — правда... то, если вселенная что-то дала, она всегда потребует плату. Такова её природа. Баланс.

Зири фыркнула, но в её фиолетовых глазах мелькнуло нечто похожее на согласие.

— Ну вот здесь ты совершенно прав, Корвел. Баланс — это единственная неизменная константа. Так что да, будь готов расплатиться за своё спокойствие. Рано или поздно счёт предъявят. И, судя по всему, — её взгляд скользнул на меня, — платить, возможно, придётся обоим.

Её слова легли между нами тяжёлым, зловещим предзнаменованием. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— Итак, — Зири хлопнула себя по коленям, резко меняя настроение и сметая мрачную атмосферу. — Если я больше вам не нужна, то либо я займусь своими делами, или... — она повернулась ко мне, и в её взгляде снова запрыгали озорные искорки. — Может, чай? Катя, у вас на Земле есть чай? Это довольно прекрасный напиток, который мне привезли с одной одинокой и далёкой планеты. Представь, мне рассказывали, что в своей системе она единственная обитаемая. Вот не повезло, да? Быть одному в целой системе... — она покачала головой с наигранным сочувствием и направилась к заваленному приборами столу, где стоял странного вида чайник.

Я только кивнула, всё ещё переваривая услышанное о «плате» и «счёте». Моё положение внезапно предстало в новом свете — не просто случайная жертва обстоятельств, а возможная часть какого-то грандиозного, вселенского уравнивания баланса. От этой мысли стало одновременно и страшно, и странно... значимо.

Корвел же стоял на своём месте, его лицо снова стало непроницаемой маской, но я заметила, как сжались его кулаки. Он получил ответ, но этот ответ породил ещё больше вопросов. И самый главный из них витал в воздухе, тяжёлый и невысказанный: какую цену им придётся заплатить за его внезапное спокойствие и за моё появление здесь?

— Екатерина, — он повернулся ко мне, его взгляд был твёрдым и решающим. — Ты останешься здесь. С Зири. Ненадолго.

Я широко раскрыла глаза, но он, не дав мне возразить, продолжил, обращаясь уже к хозяйке логова.

— Разберись с ней. Проведи все необходимые сканирования, возьми анализы, узнай всё, что можно. Я вернусь через несколько часов.

Зири, услышав это, странно улыбнулась — уголки её губ дрогнули в хитрой, почти довольной гримасе, будто она именно этого и ждала.

Льющийся аромат от заваривающегося напитка был волшебным. Он пах чем-то цветочным и сладковатым, напоминая мне земные травяные сборы. Этот запах действовал гипнотически, заставляя расслабиться и забыть о всех космических ужасах. А когда Зири, покопавшись в ящике, извлекла и поставила на стол плошку со странными, но невероятно аппетитно выглядящими печеньями, покрытыми блестящей глазурью, я была готова стать её преданной подругой навеки.

Возникло такое тёплое, почти домашнее ощущение, редкое и ценное. Как те самые редкие посиделки со Светкой на Земле, когда мы после адской смены валились с ног у меня в квартире, заваривали самый дешёвый, но такой желанный чай и болтали обо всём на свете, забывая об усталости.

— Я договорюсь с портовой администрацией и проверю кое-какие данные.

С этими словами он развернулся и вышел, его мощная фигура бесшумно растворилась за металлической дверью, которая так же тихо закрылась за ним, оставив меня наедине с эксцентричной хозяйкой и ароматом чая.

Я присела на предложенный ей скрипучий табурет, с благодарностью приняв из её рук дымящуюся кружку. Керамика была тёплой и шершавой, очень приятной на ощупь. Я сделала небольшой глоток — напиток обжёг губы, но был восхитителен: согревающий, с глубоким и сложным вкусом.

Зири тем временем устроилась напротив, подперев голову рукой, и наблюдала за мной своими огромными фиолетовыми глазами. Казалось, она изучает не только мою реакцию на чай, но и каждую мою черту, каждую эмоцию.

— Ну вот, гораздо уютнее, да? — произнесла она. — Без его мрачного вида и ауры надвигающейся бури.

Она помолчала, отхлебнув из своей кружки, а затем внезапно её выражение лица стало серьёзным, почти суровым. Она отставила чашку и посмотрела на меня прямо.

— Слушай, девочка, раз уж он тебя ко мне привёл и раз уж между вами эта... связь, — она кивнула в сторону моего запястья, — то я скажу тебе одну вещь. Самую понятную и в то же время, пожалуй, самую странную.

Я замерла с кружкой в руках, готовясь слушать.

— Корвел... он человек, способный на многое. Очень на многое. Ты, наверное, уже успела понять, что он не простой солдатик. Он может решать проблемы, которые другим не под силу. Может быть стеной, горой, целой планетой, если понадобится.

Глава 14

(Корвел)

Крутясь в потоке транспорта над сияющим адом Вердикт-Прайм, я ловил себя на том, что пытаюсь привести мысли в порядок. Обычно этот процесс был для меня отточенным инструментом: холодный анализ, взвешивание рисков, принятие решения. Сейчас же в голове стояла какофония.

Оставить её там, у Зири, было импульсивно. Опрометчиво. Но и тащить с собой по портовым бюро, пока я буду давить на администраторов в попытке выудить данные о нестабильных точках перехода в том секторе, где её нашли, — ещё глупее.

Мысли о ней настойчиво лезли в голову, сбивая привычный ход анализа. Врагов я вычислял за версту. Диверсантов, шпионов, наёмных убийц — их шаблоны поведения были прописаны в моей памяти как аксиомы. Она же... Она не вписывалась ни в одну схему. Её бред, её дурацкие шутки, этот абсолютно искренний, детский восторг от всего подряд... Это нельзя сымитировать. Нельзя подделать. Враги так себя не ведут. Дальнейшие подозрения были бы уже не бдительностью, а паранойей.

Зири со своими «ангелами-хранителями» и «ключами», конечно, несла околесицу. Но в одном она была права: боль утихла. С того самого момента, как я её обнаружил. Метка, что жгла изнутри с самого моего рождения, что сводила с ума и чуть не убила пару раз, теперь была просто рисунком на коже. Тихим. Спокойным. И это было... непривычно. И чертовски приятно. Совпадение? Возможно. Но совпадениям я не верю. Верю фактам. Факт: она появилась — боль ушла.

И ещё один факт: она мне нравилась. Эта её манера нести чушь, когда она нервничает. Эта наглость выдвигать условия, когда сама висит на волоске. Эта удивительная жизнестойкость, с которой она приняла весь этот ад, в котором оказалась. Я привык к дисциплине, к субординации, к тишине. Её болтовня должна была раздражать. Но почему-то нет. Она была... живой. Настоящей. И слушать её было приятно. Непонятно почему, но приятно.

Я сбросил скорость, пропуская вперёд вереницу грузовых платформ. Мегаполис шумел внизу, безразличный к моим размышлениям. Да, мы ничего не выяснили. Только получили ещё больше вопросов. Но направление задано. И теперь я вёл её с собой. Не как пленницу. Не как проблему. А как... часть уравнения, которую предстояло решить. Вместе.

И это чувство было новым. И не таким уж плохим.

Вернувшись в логово Зири, я был готов к худшему. К крикам, к хаосу, к тому, что Катя случайно активировала какой-нибудь артефакт и теперь висит под потолком в силовом поле, беспомощно болтая ногами. Я мысленно уже составлял план эвакуации и списки того, за что буду душить эту белоголовую выдумщицу.

Но вместо этого меня встретила идиллия. Тишина, нарушаемая лишь тихим гулом оборудования, и запах чая. И одна-единственная Зири, которая с невозмутимым видом паяла какую-то схему, навострив уши под своим капюшоном.

Я замер в дверях, окидывая взглядом помещение. Никакой Кати.

— Где она? — мой голос прозвучал низко и, на мой взгляд, вполне сдержанно, учитывая обстоятельства.

Зири не оторвалась от работы, лишь буркнула, не глядя на меня.

— А? О, это ты. Вернулся быстро. Она сказала, что хочет пройтись, размяться. Осмотреть местные достопримечательности. Я ей не мамочка, в конце концов. Пусть ходит.

В моей голове что-то коротнуло. Тихо и зловеще. Я представил Катю, эту землянку, которая неделю назад была, по её словам, на планете, которая ещё недостаточно развита, а теперь она на Вердикт-Прайм, ещё и в сердце Гранд-Базара. В месте, где на тебя могут натравить дрессированного паразита с Альциона за то, что ты не так посмотрел на прилавок, а потом продадут твои органы, пока ты не успел остыть.

— Ты… отпустила её? Одну? — я прошипел так, что даже Зири наконец отвлеклась от пайки и посмотрела на меня своими огромными фиолетовыми глазами. В них читалось искреннее недоумение.

— Ну да. А что такого? Девочка взрослая, вроде не дура. Сказала, что не потеряется.

Я не стал ничего объяснять. Не было времени. Просто развернулся и ринулся обратно в адский гул базара.

Что последовало дальше, можно было бы описать как тактическую операцию по поиску и спасению. На деле это было похоже на квест «Найди космического котёнка в самом большом стоге сена во вселенной», если котёнок — это гиперактивная землянка с синдромом белки в колесе.

Мой сканер, настроенный на её импринт, выдавал кучу ложных срабатываний — то из-за помех от энергосетей, то потому что какой-то торговец впаривал сувениры с Земли «прямо с пыльных полей далёкой Терры». Я носился между лотками, расталкивая шестируких торгашей и трёхглазых коллекционеров, мои кожаные перчатки скрипели от того, как сильно я сжимал кулаки.

Сценарии один страшнее другого проносились у меня в голове. Вот её уже заманили в какую-нибудь подпольную лавку, чтобы снять показания с её нейросети. Вот она попала под раздачу двух враждующих банд, решивших выяснить отношения прямо на рынке.

Я уже был готов отдать приказ на блокировку всего сектора и поднять на уши портовую охрану, что гарантированно закончилось бы гигантским скандалом и бумажной волокитой на год вперёд.

И тут мой сканер наконец выдал чёткий, сильный сигнал. Совсем рядом. Я рванул на него, снося по пути лоток с какими-то болтающимися желеобразными существами в банках. Хозяин недовольно зашипел мне вслед, но, встретившись со мной взглядом, тут же передумал и занялся сбором своего товара.

Сигнал вёл меня в небольшой тупичок между двумя огромными торговыми павильонами. И там… там была она.

Катя сидела на ящике из-под оборудования, окружённая… детворой. Детьми самых разных рас — с зелёной кожей, с щупальцами вместо волос, с большими, как у Зири, но совершенно безобидными глазами. Она что-то оживлённо им рассказывала, жестикулируя, а они, разинув рты, слушали её, абсолютно заворожённые. В руках у каждого из них был… кусок того самого сине-зелёного геля, который она так ненавидела на «Аквиле». Они уплетали его за обе щёки.

Я замер в тени, наблюдая за этой сценой. Мой адреналин начал потихоньку отступать, сменяясь полным, абсолютным недоумением.

Глава 15

Прошла неделя с того момента, как моя нога впервые ступила на сияющий и шумный Вердикт-Прайм. Семь дней, которые перевернули моё представление о реальности с ног на голову. Я уже немного освоилась в этом каменном сердце галактики, научилась не пялиться на шестируких прохожих и даже начала разбираться в местной «кухне» — теперь я знала, какие ларьки торгуют съедобными вкусняшками, а где лучше не задерживаться.

За это время мы ещё несколько раз наведались в сюрреалистичное логово Зири. Первый визит случился почти сразу после того злополучного дня, когда она отпустила меня одну на базаре.

Он вошёл в мастерскую Зири с таким видом, будто собирался штурмовать укреплённый бункер.

— Зири, — его голос прозвучал тихо, но с такой силой, что даже вездесущий гул аппаратуры на мгновение стих. — Твое легкомыслие могло стоить ей жизни. Ты лучше, чем кто-либо, знаешь, что творится на этих улицах. Бросить неопытного аборигена, не знающего местных правил, в сердце Гранд-Базара — это преступная халатность.

Зири, ковыряющаяся в недрах какого-то прибора, лишь фыркнула, не поднимая головы.

— Ой, перестань хмуриться, Корвел. Посмотри на неё — жива, здорова, даже загорела немного. Я же видела по сканерам — с ней всё в порядке. К тому же, — она наконец подняла на него свои огромные фиолетовые глаза, в которых плясали озорные искорки, — какой же это опыт, если всё время под крылышком? Надо же было дать птенчику расправить крылья.

— Её «крылья» могли обломать в первом же переулке, — парировал Корвел, не моргнув глазом. — Больше — никогда. Понятно?

В его тоне не было места для споров. Зири на секунду сменила гримасу на более серьёзную, поняв, что шутки закончились. Она кивнула, коротко и по-деловому.

— Понятно, понятно. Не кипятись. Буду следующую на верёвочке водить.

Второй наш визит был совершенно другим. На сей раз Корвел пришёл за информацией. Он говорил с Зири тихо, отстранённо, выдав ей какое-то имя — мрачное, которое я не запомнила. По тому, как напряглась Зири, как её фиолетовые глаза сузились, стало ясно: этот «кто-то» был важной и явно не самой приятной фигурой. Она закивала, что-то пробормотала про «подземные каналы» и «слишком много внимания», но в итоге согласилась помочь. Я стояла в стороне, чувствуя себя лишней в этом разговоре о тенях и опасностях, о которых не имела ни малейшего понятия.

Но самым странным и переворачивающим всё с ног на голову стал наш третий визит. Повод был, казалось, пустяковым. Мы как раз уходили, и я, задумавшись, врезалась в Корвела. Он резким движением схватил меня за руку, чтобы я не упала. И случилось странное.

В месте, где его пальцы коснулись моей кожи, метка на запястье вспыхнула. Но на этот раз не просто холодным свечением, как в ту ночь у моего подъезда. Нет. Она будто ожила, вспыхнув изнутри ярким, почти ослепительным золотисто-голубым светом. Тепло, приятное и пульсирующее, разлилось по руке, и я почувствовала лёгкий, едва уловимый ответный толчок — будто отозвалась его метка, скрытая под тканью униформы.

Мы синхронно отпрянули друг от друга, как от удара током, уставившись на мою руку. Свет медленно угас, оставив после себя лишь лёгкое, тёплое покалывание.

— Зири! — Корвел развернулся и позвал её.

Она подошла, уже всё поняв по нашим лицам. Взяла мою руку, поводила над меткой своим сканером, потом проделала то же самое с Корвелом, который молча задрал рубашку, обнажив тёмный узор на животе. Её лицо было сосредоточенным, брови сдвинуты.

— Ну и? — спросил Корвел, когда она отложила прибор.

Зири развела руками в красноречивом и совершенно беспомощном жесте.

— Ничего. Абсолютно. Никаких новых излучений, никаких выбросов энергии, никаких изменений в квантовой сигнатуре. Всё как было.

— Но она светилась! — не сдавалась я, всё ещё чувствуя на коже остатки того странного тепла. — Я чувствовала!

— Верю, верю, — Зири взмахнула рукой, словно отмахиваясь от надоедливой мухи. — Но сканеры молчат. А они не врут. Так что, мои дорогие, это я уже не знаю. — Она посмотрела на нас попеременно, и её взгляд внезапно смягчился, стал почти что... умудрённым. — И знаете что? Может, и не надо пока знать всё на свете? Всё равно, когда придёт время, вы всё сами узнаете. Не торопите события.

Она сделала паузу, и на её бледных губах появилась та самая хитрая и знающая улыбка.

— Лучше воспользуйтесь моментом. Познакомьтесь друг с другом поближе. Вам явно есть что обсудить... без всяких сканеров.

От этих слов меня бросило в жар. Щёки запылали таким румянцем, что, кажется, могла бы осветить всю мастерскую без всяких ламп.

Краем глаза я глянула на Корвела. Он просто стоял, глядя куда-то в пространство перед собой, и в его обычно непроницаемом взгляде читалась напряжённая, глубокая работа мысли. Словно он не просто пропустил совет Зири мимо ушей, а... действительно рассматривал такой вариант. Взвешивал его. Оценивал.

В воздухе повисло тягучее, плотное молчание, наполненное невысказанными вопросами и внезапно осознанной близостью. И в тот момент я поняла, что наша общая тайна стала ещё глубже, ещё интимнее. И разгадывать её, похоже, нам предстояло только вдвоём.

Глава 16

Всё хорошее когда-нибудь заканчивается. И наш своеобразный «отпуск» на Вердикт-Прайм не стал исключением. Семь дней пролетели как один миг, насыщенные ошеломляющими впечатлениями, новыми запахами, вкусами и… странной, растущей близостью с человеком, который ещё недавно казался мне ледяным исполином, решающим судьбы планет.

Стоя у шлюза «Аквилы», я смотрела, как последние ящики с припасами, включая несколько килограммов того самого замороженного сине-зелёного геля, который я теперь знала, как превратить в конфеты, загружаются на борт. В груди было странное, смешанное чувство: лёгкая грусть по уходящей свободе и одновременно… предвкушение возвращения. Не в свою старую жизнь, а туда, где теперь были мои обязанности, моя каюта и мои, как это ни невероятно, знакомые.

За эти дни многое изменилось. И в первую очередь — моё отношение к Корвелу. Да, я всё ещё прекрасно понимала, КТО он. Легионер. Человек, чьё слово может быть последним, что ты услышишь. Сила, которой лучше не перечить. Но теперь за этой грозной оболочкой я видела не просто капитана или живую легенду.

Я видела человека, который молча выслушивал мои восторженные тараторки о неоновых вывесках. Который, стиснув зубы, терпел мои дурацкие шутки, лишь с лёгкой усмешкой качая головой. Который носился по всему Гранд-Базару, чтобы найти меня, и в глазах которого, когда он нашёл, был не гнев, а самое настоящее, неподдельное облегчение. Он не был бездушной машиной. Он был… сложным. С грузом прошлого, с чувством долга, перевешивающим всё остальное, и с той самой усталостью, которую он старательно скрывал ото всех.

И самое главное — я поняла, что и его отношение ко мне изменилось. Я больше не была для него «проблемой», «загадкой» или «потенциальной угрозой». Я видела это по тому, как он перестал смотреть на меня оценивающим, сканирующим взглядом. Как расслаблялся в моём присутствии. Теперь в его взгляде читалась… ответственность. Забота. Не та всепоглощающая, что бывает к детям, а скорее та, что возникает к тому, кого ты… ценишь. Кому доверяешь. Я из статуса «враг» или «пленник» перешла в статус «очень важное… кто-то». И это «кто-то» было бесконечно приятнее.

Шлюз закрылся с тихим шипением, отсекая шумный, пёстрый мир Вердикт-Прайм. Знакомый, успокаивающий гул «Аквилы» снова заполнил собой всё пространство.

«Добро пожаловать на борт, — раздался мелодичный, невозмутимый голос корабельного ИИ. — Загрузка завершена. Стыковочные муфты отведены. Подготовка к выходу на расчётную траекторию. Приятного полёта».

Я обернулась к Корвелу, который проверял показания на ближайшем терминале.

— Ну что, — вздохнула я с наигранной тоской. — Снова в родные стены. Теперь мне обратно на кухню? Смириться с судьбой и стать лучшей в галактике официанткой? Готовить тот самый белковый концентрат №5 с любовью и нежностью?

Корвел повернулся ко мне, отложив терминал. Его лицо было задумчивым. Он скрестил руки на груди, и его взгляд стал тем самым — аналитическим, капитанским.

— Ситуация изменилась, — произнёс он своим бархатным баритоном. — Ты больше не военнопленная и не потенциальная угроза. Ты… гость. Или временный член экипажа. И на моём корабле, как ты сама прекрасно знаешь, у каждого есть функция. Каждый вносит свой вклад. Бездельников здесь нет.

Я кивнула, готовясь к тому, что сейчас он всё-таки отошлёт меня мыть полы в комнате отдыха. Но он продолжил, и в его голосе прозвучала лёгкая, едва уловимая неуверенность.

— Но определить, в чём именно должен заключаться твой вклад сейчас… — он сделал паузу, выбирая слова, — …для меня является определённой сложностью.

Я не могла не улыбнуться. Легионер, капитан, живая легенда — и он не знает, что со мной делать! Это было одновременно и лестно и забавно.

Он посмотрел на меня, и в его глазах мелькнула искорка того самого знакомого мне решения.

— Ты уже знаешь, как устроена работа в комнате отдыха. Ты навела там идеальный порядок и установила свои правила. Логично будет поручить тебе руководство этим сектором. Теперь ты будешь отвечать за расписание дежурств, за пополнение запасов и за поддержание… твоего «закона» на этой территории.

Моё сердце ёкнуло от неожиданной радости. Руководство! Это же настоящее повышение! Из уборщицы-официантки в… в начальника камбуза! Я уже мысленно составляла списки дел, планировала меню…

Но тут же в голову закрался один вопиющий, нелепый вопрос. Я посмотрела на Корвела с самым невинным и простодушным выражением лица, какое только смогла изобразить.

— Капитан, это огромная честь, и я очень благодарна! Но… — я сделала драматическую паузу. — У меня есть один маленький, сугубо технический вопрос.

— Какой? — он насторожился, почуяв подвох.

— Ну, смотрите… — я начала, широко раскрыв глаза. — Если я теперь буду руководить нарядом по кухне… то есть отдавать приказы, составлять графики и всё такое… то… — я понизила голос до конспиративного шёпота, — …а кому собственно я буду всё это приказывать? Раньше-то там была я одна! Я мыла, я готовила, я убирала! Это что же выходит, я всё это время сама себе и начальница была? И сама себе подчинялась? И, выходит, я сама себе могла приказать, например, вымыть полы, а потом сама же себе могла и отказать? Или сделать себе выговор за опоздание? Или… — я замолчала, увидев, как на его лице начинает проступать знакомое выражение — смесь изумления, раздражения и попытки не рассмеяться.

Он смотрел на меня несколько секунд, его мозг, вероятно, обрабатывал этот абсурдный парадокс самоуправства.

— Екатерина… — он произнёс моё имя с таким глубоким, бесконечно усталым вздохом, будто я только что предложила ему перевести корабль на питание от солнечных зайчиков.

— Да, капитан? — ответила я, сияя самой невинной улыбкой.

— Просто иди и займись своим новым постом, — сдался он, потирая переносицу. — Считай, что твой первый приказ самому себе — не задавать командованию дурацких вопросов.

— Есть не задавать дурацких вопросов! — бодро отрапортовала я и, развернувшись, почти побежала по знакомому коридору, оставив его одного разбираться с логическими казусами, которые я устроила в его безупречно выстроенной вселенной.

Глава 17

Прошло три дня с момента, как Вердикт-Прайм скрылся за нашими кормой, превратившись в одну из миллионов сверкающих точек. Эти три дня на борту «Аквилы» пролетели в привычном уже ритме: ровный гул двигателей, монотонная вибрация палуб под ногами и мои новые, куда более обширные, обязанности.

Как же я была благодарна Корвелу за это «повышение». Теперь в моём подчинении было целых два человека из младшего технического персонала, которых капитан перевёл под моё начало. И если раньше я только мыла и готовила, то теперь я составляла графики, считала расходники, принимала решения и, самое главное, общалась с людьми. Пусть и немногочисленным, но своим маленьким коллективом. Это давало странное чувство нужности, принадлежности к общему делу, которого мне так не хватало.

О цели нашего путешествия Корвел рассказал мне на второй день, вызвав к себе в каюту. Его лицо было серьёзным, поза — собранной, голос приобрёл те самые, «капитанские», металлические нотки.

— Мы направляемся на переговоры, — сказал он без предисловий. — В нейтральный сектор, обозначенный на картах как «Зона Молчания». Речь идёт о судьбе целой планеты — Карбон-Прайм. Местное правительство решило оспорить свои договорные обязательства перед Империей.

Он пояснил, что император лично поручил ему возглавить переговорный процесс. Во-первых, «Аквила» была ближе всех к конфликтной системе. А во-вторых, и это было главным, присутствие Легионера на таких переговорах — это весомый аргумент. Оно недвусмысленно давало понять всем участникам, насколько серьёзно Имперский трон воспринимает ситуацию и как далеко она может зайти, если дипломатия не сработает.

Признаться, мысль о том, что наш корабль может стать эпицентром межпланетного конфликта, пугала до дрожи. Особенно после того, как Корвел сухо добавил, что встреча будет проходить прямо на борту «Аквилы». «Так безопаснее и проще контролировать все аспекты», — заявил он, и с этим нельзя было не согласиться. Но от осознания, что в наши скромные, хоть и просторные, коридоры вот-вот ступят люди, решающие судьбы миллионов, по коже бегали мурашки.

Желания участвовать в подобном, даже в качестве главного по бутербродам, у меня не было никакого. Тревога скрутила желудок в тугой узел. Как-то быстро я начала считать Аквилу своим домом и беспокоиться за неё.

И вот сейчас, спустя три дня полёта, эта тревога немного притихла, уступив место мимолётному умиротворению. Смена закончилась. Я отпустила своих помощников, поблагодарив их за работу. Наступил мой любимый час на корабле — час абсолютной тишины.

Корабль жил своей жизнью, но здесь, в комнате отдыха, было пустынно и тихо. Основной экипаж был на своих постах, те, кто не задействован, — отдыхали в каютах. Я осталась одна.

Я сидела на мягком диване, поджав под себя ноги, и смотрела в огромный, во всю стену, иллюминатор. Передо мной простиралась величайшая из картин — бескрайняя, бездонная чернота космоса. Она не была пустой. Она была живой. В бархатной темноте, как россыпи самоцветов, горели далёкие звёзды. То тут, то там проплывали причудливые туманности, похожие на размытые акварельные мазки — сиреневые, изумрудные, золотые. Иногда совсем близко, с грациозной неспешностью, проплывал астероид, на мгновение пойманный светом наших прожекторов, и тогда можно было разглядеть каждую его трещину, каждый шрам, оставленный случайными столкновениями.

Как же мне нравилось это! Эта космическая медитация. Это чувство одновременно полного одиночества и невероятной связи со всей вселенной. В такие минуты не было ни загадочных меток, ни угроз переговоров, ни тоски по дому. Была только тихая, всепоглощающая красота и гулкий покой.

Тишину нарушил едва слышный шипящий звук раздвигающейся двери. Я не обернулась. Мы с помощниками ещё не успели как следует согласовать график и вывесить четкое расписание работы комнаты отдыха. Чтобы сделать это грамотно, нужно было лучше изучить распорядок дня на корабле, привычки каждого члена экипажа, понять, в какое время кому удобнее всего приходить. Пока что этот вопрос висел в воздухе, и кто-то мог запросто заглянуть сюда не вовремя. Но мне сейчас так не хотелось ни с кем говорить, отрываться от созерцания. Это зрелище будто гипнотизировало, не отпускало.

Краем глаза я заметила, как вошедший направился к барной стойке. Послышался мягкий стук поставленного на столешницу подноса, тихий звон стекла. Кто-то явно собирался что-то приготовить или налить. Я продолжила смотреть в иллюминатор, делая вид, что не замечаю ничего, уткнувшись носом в холодное стекло и следя за проплывающим вдали сияющим облаком космической пыли.

— Совсем не хочешь идти отдыхать? — послышался знакомый низкий голос. От этого звука разлилось приятное, согревающее тепло.

Не знаю почему, но после нашего недельного сожительства на «Вердикт-Прайм» и нашего общения, которое во вторую половину недели окончательно перешло на «ты», я, кажется, начала привыкать к этому холодному человеку. К его компании, от которой мне становилось теперь, наоборот, спокойно и приятно, а не страшно, как в первые дни.

— Ну, раньше я не могла вот так просто сидеть и видеть всю эту красоту, — честно ответила я, всё ещё не отрывая взгляда.

Позади послышался плеск наливаемой жидкости — явно в два бокала, судя по паузам. Потом тихие, почти бесшумные шаги за моей спиной. Он остановился справа от меня и молча протянул один из бокалов.

Я наконец оторвалась от космического представления и повернулась к нему. В его руке был высокий бокал с искрящимся золотистым напитком, в котором танцевали крошечные пузырьки. Я взяла бокал, и наши пальцы едва коснулись. От этого легкого прикосновения по коже снова пробежали знакомые мурашки.

— Спасибо, — прошептала я и подняла на него глаза. После взяла бокал с прохладным напитком.

Корвел молча отхлебнул из своего бокала, его взгляд был устремлён в ту же бесконечность, что и мой секунду назад.

— Небось, адмиралы и послы не пьют ничего крепче минеральной воды с пузырьками перед переговорами? — рискнула я пошутить.

Глава 18

Спокойной ночи не получилось.

Тот самый золотистый напиток, обещавший расслабление, обернулся обманом. Едва я погрузилась в сон, как меня накрыло волной странных, беспокойных видений.

Снился Корвел. И снилась я. Но всё было не так, как в жизни. Мы стояли посреди какой-то сияющей, нереальной пустоты, и всё моё тело пронзала острая, выворачивающая наизнанку боль. Она исходила изнутри, из самого сердца, будто кто-то раскалённой спицей копался в моих нервах. Я задыхалась, не в силах крикнуть, и лишь смотрела на него, умоляя о помощи глазами.

И он подошёл. В его глазах читалась та же боль и отчаянное понимание. Он молча обнял меня, притянул к своей груди, и — о, чудо! — боль стала отступать. Не сразу, а словно таяла под его теплом, уступая место всепоглощающему, оглушительному спокойствию. Защищённости. Такой, какой я не чувствовала, кажется, никогда.

Потом он отстранился, всего на несколько сантиметров, и его взгляд упал на мои губы. В сновидении не было ни слов, ни звуков, только тишина, наполненная биением двух сердец. Он наклонился, и его губы коснулись моих. И это было не страстно и не пылко, а… исцеляюще. Как глоток живой воды после долгой жажды. Боль ушла полностью, сменившись странным, щемяще-приятным теплом, разливающимся по всему телу. Стало так хорошо, так безмятежно, что хотелось остаться в этом сне навсегда.

Но сон, как и всё хорошее, оборвался. Картинка сменилась резко и грубо. Я снова почувствовала боль, но на сей раз не всеобъемлющую, а чётко локализованную. Она пылала на моём запястье, именно там, где была эта проклятая метка. Жгучая, пульсирующая, как будто под кожей затекла раскалённая лава.

Я проснулась от собственного тихого стона. В ушах стоял звон, по телу проступал липкий, холодный пот. Комната была погружена в привычный полумрак, но запястье горело так ярко, что я инстинктивно посмотрела на него.

Метка светилась. Не тем призрачным голубоватым свечением, как в ночь моего исчезновения, а яростным, алым светом, будто раскалённый докрасна металл. И этот свет пульсировал в такт боли, которая, исходя из руки, теперь действительно растекалась по всему телу — тупой, ноющей волной, сводящей мышцы в судорогах.

«Поздно… Слишком поздно для адаптации… Это что-то другое», — пронеслось в панике в голове.

Нужно было действовать. Лора. Медпункт. Она точно знает, что делать с аномалиями, даже если ненавидит их носителя.

С трудом отбросив одеяло, я попыталась встать. Острая, стреляющая боль пронзила ноги, заставив меня снова рухнуть на край койки. Сердце бешено колотилось. Я глубоко вдохнула, закусив губу, и собрала волю в кулак. «Соберись, Катя. Ты не для того прошла сквозь стену и чужую пустошь, чтобы сдаться из-за боли в мышцах».

Пересилив себя, я поднялась. Каждый шаг отдавался огненными спазмами в бёдрах и икрах, но я шла, цепляясь за стену, сосредоточившись на одной цели — дойти до выхода. Сохранить самообладание. Не кричать.

Коридор за дверью каюты был пуст и тих, освещён лишь аварийными ночниками. Дорога до медпункта превратилась в мучительный марафон. Казалось, я иду вечность, а знакомые двери не приближаются. Боль в руке не утихала, наливая запястье свинцовой тяжестью.

И вот я уже приблизилась к заветной двери, как краем глаза заметила знакомую фигуру в другом конце коридора. Это был Корвел.

Он был бледен, даже в тусклом свете это было заметно. Рука была прижата к низу живота. Но самое главное — его лицо. Ни единой гримасы, ни стона. Только сжатые до белизны губы и взгляд, устремлённый в никуда, полный такой концентрации, будто он силой мысли удерживал корабль от распада.

Но я поняла. Поняла сразу. Он испытывал то же самое. Ту же адскую боль, что выжигала меня изнутри.

Наши взгляды встретились. В его глазах, обычно ледяных и непроницаемых, мелькнуло что-то — не испуг, не удивление. Острое, мгновенное понимание. И следом — беспокойство. Не за себя. За меня. И от этой немой заботы, прочитанной в его взгляде, стало странно тепло и спокойно, даже сквозь накатывающие волны боли.

Он подошёл ко мне.

— Катя, неужели и ты? — его голос был низким, сдавленным, но в нём не было и тени слабости. Лишь та же горечь узнавания, что была у меня в душе.

Я лишь молча кивнула, не в силах вымолвить слово.

Без лишних слов, без вопроса или предупреждения, он бережно, но уверенно подхватил меня на руки. Я не весила для него ничего. Он нёс меня легко, как пушинку, и я не хотела сопротивляться. Не только из-за отсутствия сил, но и от понимания, насколько этот человек силён духом, если, испытывая ту же агонию, он всё ещё мог думать о других. Ведь он, как я поняла, жил с этой болью с рождения.

Он внёс меня в медпункт. Внутри царило напряжённое оживление. Лора, с заспанным лицом и растрёпанными каштановыми волосами, уже хлопотала у главного терминала. На её лице не было привычной брезгливости или неприязни — только сосредоточенная профессиональная собранность. Она что-то внимательно изучала на мониторе, её брови были гневно сдвинуты.

Корвел бережно уложил меня на ближайшую койку. Краем глаза я заметила, как его рука непроизвольно дрогнула и на мгновение прижалась к животу, к тому месту, где под тканью униформы скрывалась его метка. Но тут же он убрал её, выпрямился во весь рост, стараясь скрыть любую слабость. Видимо, не хотел, чтобы я видела, насколько ему тоже плохо.

— Лора, рапортуй, — его голос прозвучал властно, но без привычной мощи, с лёгкой хрипотцой.

Лора вздрогнула и обернулась. Её взгляд скользнул по мне, и в нём впервые не было холода. Скорее, отстранённое сочувствие специалиста, видящего интересный и опасный клинический случай.

— Техника сходит с ума, командир, — отчеканила она, жестом указывая на экран. — Ваши показатели зашкаливают. Квантовая сигнатура метки нестабильна, будто происходит какой-то… сброс или перезагрузка. Я не знаю, что делать. Никакие стандартные протоколы не работают. Это… — она развела руками, и в её глазах читалось раздражение от собственной беспомощности. — Это выше моего понимания.