«93 год по календарю де Индра,
Самый грязный притон Ин-де-Руина»
Когда мне говорили, что я буду выполнять «серьезную работу» для «серьезных людей», я мечтательно представлял себе, как проворачиваю миллионные сделки и брызгаю шампанским в самых дорогих проституток Тенебриса… но реальность оказалась… какое бы слово подобрать? Полным дерьмом. Как и всегда. Буду говорить прямо.
Жизнь не особо баловала меня уже начиная с самого моего рождения. Отец алкаш и мать трудоголик, и обоих никогда нет дома. Делай что хочешь: хоть в вену ставься, хоть высшую математику изучай. Дело твое. То есть, мое. Несмотря на такую обстановку в семье, я все-таки предпочел второе, не высшую математику, конечно, меня даже слово это как-то морально угнетает; я начал учиться работе с компьютерами. Диковинная технология прошлого, которая снова вернулась в нашу жизнь в будущем. И все бы в моей жизни было просто великолепно, я бы выбрался с окраин Ин-де-Руина и перебрался в Тенебрис, в процессе сочинив об этом очень пафосную книгу, перечислив там все свои взлеты и падения, но у судьбы оказались на меня другие планы. Даже не у судьбы, а у гребаного нового министра. Мори де Индра[1]… Сука! Выскочка. Нарисовался хрен пойми откуда и погрузил весь мир в хаос на несколько лет.
Это краткая выжимка из огромной истории паршивой жизни очередного парня с окраин, но именно она и привела меня в самый грязный притон Ин-де-Руина. И я здесь не потому, что я любитель льда[2]; нет уж, я эту хрень на дух не переношу и никогда не позволю ей попасть в мой организм. Я здесь только для того, чтобы забрать двадцать кило этой отравы и отвезти ее в следующий гадюшник, за это мне подкинут достаточное количество лутума[3], и я смогу протянуть еще хотя бы пару дней. Нравится ли мне выполнять подобную работу? Нет. Есть ли у меня выбор? Хрен его знает. Кому нужен человек без образования и опыта, да и внешность у меня не самая стандартная. Еще лет в шестнадцать я забил почти все тело татуировками. Большие шишки брезгуют такими, как я. Сразу клеймят нас уголовниками… хотя я, блин, и есть самый настоящий уголовник, еще и самого мелкого пошиба.
Ну и дыра, мать ее за ногу, запах такой, словно тут недавно кто-то умер. Хотя это вполне вероятно. Не стоит забывать, где я нахожусь. Мне бросилась в глаза очень красивая девушка; если бы она не была обдолбана и не говорила с собственной тенью, я бы точно запал. Есть в ней что-то такое… Не могу уловить точно, я все-таки не поэт. Я бы со своим косноязычием сказал так: девушка очень утонченная, как будто попала в это место случайно. Может, оно так и есть, но мне сейчас не до судеб человеческих. Я все-таки не Достоевский, да и падшие женщины не мой конек. Я здесь с четкой целью. Заработать лутума еще на пару-тройку дней.
Тут все такое яркое, это создает откровенный диссонанс, грязь и запустение, сломленные люди, находящие в наркотическом помрачении, давно пришедшая в негодность техника, и стены покрытые, наверное, уже десятым слоем граффити, каждый пытался перерисовать творчество другого. Чем-то похоже на историю искусства. Там тоже каждый пытался превзойти предыдущего творца, и длилось это ровно до тех пор, пока искусство не превратилось в насмешку над самим собой.
Мне нужно на третий этаж. Там сидит спонсор всего этого запустения и морального разложения — НП. В чем соль его клички я так понять и не смог, но в обществе, в котором я верчусь, спрашивать у людей насчет смысла их прозвищ — смерти подобно.
— Я за товаром, полегче, парни, — у выхода на лестницу меня встретили не очень радушно: три пистолета уткнулись прямо мне в грудь.
— Ты новая шестерка Червя? Смотри, не мудри там, знаем мы твоего босса, в задницу без вазелина пролезет, еще там себе дом отстроит. Червь, он и в Африке червь, — громила в безрукавке издевательски усмехнулся и опустил свои огромные руки, — иди. Тебе на третий.
В шестерках ходить паршиво. Никакого уважения, каждый так и норовит вытереть об тебя ноги: что свои, что чужие. Но никакая работа в Ин-де-Руине не позволит мне поддерживать тот уровень жизни, к которому я привык. Я, может, и шестерка, но зато у меня есть своя квартира, я езжу на машине и могу позволить себе нормально питаться. Везде нужно искать плюсы, минусы за нас находит сама жизнь.
На третьем этаже меня встретили чуть более радушно, пистолетами в грудь не тыкали, только заставили вывернуть карманы и во время обыска пару раз ударили в бок. Быстрее бы закончить с этим делом. Отвезу товар и смогу три дня сидеть дома. Постараюсь забыть обо всех этих унижениях, чтобы потом снова через них пройти. Так и живем. Только мне хотя бы платят неплохо, остальные унижаются совсем за гроши. Знаю, что это паршивое оправдание, но не оправдывать себя я не могу, иначе совсем с ума сойду от осознания собственной никчемности. Да и во мне все еще живет вера, что рано или поздно я смогу продвинуться в иерархии и занять более солидное положение.
Передо мной любезно открыли дверь кабинета и на этом спасибо, о большем просить даже не стану. Внутреннее убранство помещения натолкнуло меня на довольно странные мысли: как-то здесь все слишком вылизано, как будто кабинет женский, а не мужской. Да и внешний вид его хозяина это ощущение во мне только укрепил. Мужчина, лет сорока, в длинном шелковом кимоно, с зализанными волосами, весь какой-то слишком аккуратный, довольно необычно видеть такого человека в столь специфическом месте.
— Ты Рихтер, верно? — мужчина достал из пачки тонкую сигарету и нажал кнопку на проигрывателе, заиграл какой-то непринужденный блюз. — Не люблю, когда разговор могут подслушать. Ты не против музыки? Бастер Бентон[4]. Один из лучших исполнителей блюза во вселенной.
«93 год по календарю де Индра,
Правительственная башня, кабинет министра»
Сейчас утро или ночь? И какой вообще сегодня день недели? И какого хрена мои штаны такие мокрые? Нирвана… почему-то я из нее вышел и снова оказался в этом чертовом мире. Нужен еще лед. И выпивка. Но я не могу встать, ноги ватные. Может, меня разбил инсульт? Весьма забавно, но в таком состоянии будет невозможно взять со стола упаковку таблеток, а мне это очень нужно. Буду ползти и надеяться, что мое тело позволит мне преодолеть этот невыносимо огромный отрезок пути до стола.
Вокруг меня одни пиздаболы и жополизы, а внутри меня лед и пустота. Хотя лед уже почти весь вышел и осталась только пустота. Первые пару лет мне нравилось быть министром, но потом я понял, что людей изменить нельзя, и выбросил в топку все свои амбициозные планы по преобразованию мира. Ну их в жопу, ага. Сейчас я понятия не имею, что происходит в мире. Горстка моих советников, те еще ублюдки, каждый день пытаются забить мне голову всей этой хренью, но… пошли они тоже в задницу. Навязывают мне свое мнение, пытаются склонить на свою сторону. Каждый. Крысы.
Ноги. Нужно встать. Я уперся в стену и попробовал подняться. Первый блин всегда комом, иногда народные пословицы и поговорки имеют место быть: я уебался лбом об пол. Второй блин оказался не лучше: я уебался щекой об стену. Хотя… этот великий маневр помог мне найти новую точку опоры, еще бы кровь перестала попадать в глаза. Я оттолкнулся щекой от стены и упал затылком на стул. Теперь я похож на треугольник. Тот, где угол 90 градусов, хер знает, как они называются. Равнобедренные? Бедро… сейчас я скорее просто бедренный.
Идиотская поза вышла, и непонятно, как из нее перейти в более комфортное положение. Если оттолкнусь от стула, то разобью лицо об ламинат… с подогревом. Я так долго хотел себе в кабинет ламинат с подогревом вместо ковров. Лучше бы ковры оставил, идиот. Ну, в свое оправдание могу сказать, что в тот период жизни я снова обрел веру в себя и пытался изменить мир. Теперь-то я понимаю, что это был очередной виток моего сумасшествия. Всегда нужно планировать все наперед: если сегодня ты закодировался и бросил употреблять вещества — это не означает, что через время ты не вернешься к проверенному способу «проводить досуг». Мой совет — никакого ламината. Минимизируй присутствие твердых поверхностей в своем доме. Потом, когда будешь ползти по теплому и мягкому ковру, вспомнишь мой совет.
Чувствительность возвращается, и мне пиздец как не нравится то, что я ощущаю. Все тело ломит, в желудке спазмы, отрыжка… быть человеком — значит страдать. Яснее всего это осознаешь в такие моменты. Ты всегда страдаешь от чего-то, только большую часть времени это фоновый процесс, который никак не отпечатывается в сознании. Стоит на секунду остановиться, вырваться из привычной колеи, и ты понимаешь насколько тебе дерьмово. И с этим невозможно ничего сделать, ты буквально заключен внутри мясной оболочки, которая обречена постоянно испытывать дискомфорт. Не существует идеального состояния, все религии мира буквально строятся на обещании достижения блаженства… почему же? Ответ до смешного прост — потому что это невозможно. Наш удел, как людей, вечно искать и вечно разочаровываться, а после умирать, передавая свою поисково-разочаровательную миссию следующему поколению.
Чего-то я задумался. Я почти уверен, что готов упасть на ламинат и выйти из противостояния с ним победителем.
— Опять лежишь в луже собственных естественных отправлений и жалеешь себя? — я не услышал, как открылась дверь. Голос, набивший мне оскомину, Анна. — Все тираны — удивительные люди, по вам можно прямо-таки портреты целых эпох писать; или на худой конец фантастическую книгу. Все лучше, чем ничего.
— Вообще-то, я тут растяжкой занимаюсь, мать ее. Не видишь? Поза треугольника. И к слову, я не помню, чтобы разрешал кому-то входить, — слова дались мне с большим трудом.
— Хуегольника. Ты себя видел вообще? Похож на живой труп, не выходишь из кабинета уже третьи сутки, а твои шестерки боятся заходить, да и между нами девочками, они думают, что ты тут уже дуба дал. И этот факт их всех очень радует.
— А где ты была эти три дня?
— Может для начала помочь тебе принять более естественную позу? Я, конечно, и сама люблю йогу, но смотреть на то, как пузатый полуголый мужик стоит треугольником… я еще не настолько отчаялась. Хотя, вполне возможно, что какая-нибудь из твоих бесконечных секретарш и помощниц нашла бы твою позу сексуальной и помогла бы тебе заделать наследника и следующего тирана.
— Вы все дерьмо! Вот что я о вас думаю. И теперь могу говорить это прямо. Что вы мне сделаете? Черт… извини. Помоги мне встать. И вруби музыку и кондиционер.
— Прямо так? Сначала дерьмом называешь, потом указания раздаешь, да ты истинный потомок своего рода.
Анна помогла мне выйти из позы треугольника и аккуратно усадила в мое кресло. Холодный воздух кондиционера приятно коснулся мокрой грязной кожи. Я больше не могу рефлексировать. Теперь все, что мне остается, — это констатация фактов. Безумный я, проживающий очередное безумно жаркое лето.
— Виски. И обезболивающее.
— Пей воду, — Анна поставила передо мной бутылку минералки. — Я бы могла присоединиться к твоей свите и молча ждать смерти тирана, но так уж вышло, что ты мой единственный родственник. И я тебя люблю, несмотря на то, какой ты жалкий мудак.
«93 год по календарю де Индра,
Клуб Реликт»
Достоин ли я искупления? Дурак, что слепо верил в собственную непогрешимость. Недостоин. Никогда не был достоин. Я дотронулся до холодной кожи мертвеца. Старик, а кожа как у ребенка. Пулевое отверстие такое ровное. Явно работал профессионал или новичок, которому просто повезло. Одно из двух. Искупление? Недостойный может стать достойным. Я своими руками верну себе имя и заработаю прощение. Я совершил множество глупостей, но на то я и человек. Бесконечно корить себя — бессмысленно. В самоуничижении нет ничего, кроме жалости к себе. Настоящее искупление начинается с принятия. Я принял свою слабость, принял свою неправоту и готов меняться.
Чертов клуб. Разврат и лутум. Все самое низменное, что есть в людях, пробуждается именно здесь, я бы назвал это своеобразным порталом в преисподнюю. Если Данте был прав, то каждого из говнюков, что были здесь постоянными клиентами, ждет свой персональный круг ада. А я… я все же надеюсь попасть в чистилище.
— Как успехи? — Дарко наклонился с другой стороны, брезгливо ткнул пальцем труп и внимательно посмотрел на меня. — Что-то нашел?
— Кроме очевидного — ничего. Умер он явно от огнестрельного ранения. Остальные пятнадцать тел, разбросанных по этажам, постигла схожая участь, за исключением одного здоровяка со шрамом, которого зарезали. Налицо криминальные разборки, дележка территорий.
— Это почти ничего нам не дает, — Дарко вытащил сигарету. Я уже давненько и сам перестал противиться тяге к курению, поэтому последовал его примеру. Здоровым я уже все равно не умру, особенно учитывая, что в последнее время меня беспокоят ужасные мигрени, никотин немного помогает с ними бороться. — Мотив есть. Но в этом городе столько засранцев, которые могли бы быть в этом замешаны, что… мне кажется, это очередное дело, которое будет висеть на нашем участке годами.
Участок. Я теперь патрульный офицер. Завалил письменный тест. А вот Дарко набрал сто баллов, теперь он мой босс — лейтенант-сержант[1]. Я почти на самом дне, а Дарко рулит кучей расследований и людей, кроме меня, у него в подчинении еще пятнадцать человек. Никогда не был силен в тестах. Возможно, я просто дурак. Самонадеянный дурак. Ну и поделом мне. Учусь бороться с гордыней.
А ведь я даже не вернул должок Мори. Хотя мне кажется, что с высоты его положения люди вроде меня выглядят… Как муравьи? Наверное, именно так. И как, спрашивается, муравей может чем-то помочь человеку? Я отказался от мысли лезть в политические дела. Судьба подарила мне еще один шанс, и я направил все свои силы на то, чтобы стать социально полезным человеком и искупить свои грехи. Благодаря реформе 91 года, возродившей милицию в ее изначальном виде, я получил шанс быть полезным людям. И в этот раз я его не просру.
Честно признаться, в былые года я бы безумно обрадовался той участи, что постигла этот клуб; одним мертвым богатеньким засранцем больше, одним меньше: какая разница? Если ты постоянно берешь что-то у мира, и ничего не отдаешь ему взамен, то на кой черт ты нужен этой вселенной? Хрен с ним, не буду скрывать, я и сейчас безумно рад. Меня буквально распирает от счастья, я бы вообще закрыл это дело с пометкой: «Эстетическое наслаждение для гордого представителя среднего класса», но я больше не главный. Теперь эта роль у Дарко. Первое время он ей, конечно, противился, пытался по старой памяти всю ответственность сваливать на меня, но с течением времени я вправил парню мозги. Субординация и честь порождают правосудие. Если я младше его по званию, то обязан подчиняться.
Мое внимание привлек маленький кулон в виде рыбки. Он слишком сильно выделяется из общей разрухи. Я точно уже видел его где-то раньше. Черт. Где? В голове всплыл смутный образ человека и почти сразу исчез.
— Смотри, — я указал Дарко на свою находку.
— Думаешь, это что-то важное?
— Я точно уже где-то его видел. Не могу только вспомнить где.
— Интересно, — Дарко бросил окурок в изрешеченный пулями аквариум, полный мертвой рыбы; все глаза рыбин были словно прикованы к кулону, или это у меня воображение разыгралось? — Убери в пакет для улик. Потом помозгуем. И давай уже двигать. Остальное за нас сделают ребята без погон.
— Я один из них, не забывай.
— Ты, Дино, мозг, а они руки. И я твои руки. Без тебя я бы давно застрелился от скуки и безнадеги.
— Не драматизируй. Хорошо, пошли. Давай выпьем по чашке кофе и помозгуем над делом? Хочешь?
— Ты еще спрашиваешь! Тут недалеко есть отличная забегаловка. Я был там с Лизой.
— Не думаешь узаконить свои отношения?
— Думаю, — Дарко протянул мне сигарету и открыл дверь. Наконец-то мы свалим из этого кабинета. Тут воняет азиатской жрачкой, дерьмом и смертью. Не самый лучший коктейль из ароматов, если ты, конечно, не безумный маньяк-извращенец.
— И что надумал? — я первым вышел на лестницу. Колени болят, зараза. Вверх еще ничего, но как вниз иду такая боль поганая, ноющая.
Забавно. Я совсем не обратил внимания на барельефы, которые украшают каждый лестничный пролет. Это, похоже, целая история в рисунках. Правда, я, по всей видимости, читаю ее с конца. Выглядит как легенда о сотворении мира: маленькие люди и большие боги.