Вика
Мой мир состоит из трех вещей: фактов, дедлайнов и побед. И пока он на этом держится, мне не страшен ни черт, ни дьявол, ни мужчина с пустыми глазами и манерами палача. Именно так я и думала, заходя в кабинет Марины Сергеевны, нашего главного редактора и, если уж начистоту, единственного человека, на которого я готова была равняться.
Она сидела за своим идеально чистым столом, и ее взгляд, отточенный годами в «большой» журналистике, буравил меня с порога. Никаких лишних слов, никаких улыбок.
– Садись, Горелова. Для тебя есть новое задание.
В ее тоне прозвучала сталь, и я выпрямила спину, чувствуя привычный щелчок внутри – включился азарт охотника. Я прожила свои двадцать семь лет, руководствуясь простым принципом: сила – в правде, а правду нужно вырывать с мясом, если потребуется. На моем счету уже висят скальпы: замминистра, который был утоплен во взятках; целая империя коучей-мошенников, которую я разнесла в прямом эфире; строительная мафия в Подмосковье, которая до сих пор заикается, когда слышит мое имя. Мое имя в определенных кругах уже стало нарицательным: если где-то шепчут «Горелова», все сразу понимают – пахнет жаренным.
Марина Сергеевна протянула мне тонкую папку.
– Анонимный клуб «Тонкая грань». Слышала о таком?
Я пролистала несколько страниц. Размытые фотографии неприметного здания, отзывы из глубин интернета, полные восторженного трепа о «глубинном погружении» и «расширении граней сознания». Пахло дорогим шарлатанством.
– Элитный кружок для тех, кому наскучили обычные развлечения? – фыркнула я, откладывая папку. – Что там, медитации под шепот и дорогое вино?
– Хуже, – ее голос стал тише и оттого еще опаснее. – Секс-секта для богатых и скучающих. Умно организованная. Девушек, по нашим данным, там держат на психологическом крючке, выкачивают деньги и ломают волю. Доказательств у нас пока нет, все слишком напуганы или слишком сломлены, чтобы говорить.
Она посмотрела на меня прямо, и в ее глазах я увидела не просто задание, а приказ.
– Твоя задача – внедриться и найти доказательства. Докажи, что это не клуб, а преступная организация, калечащая людей.
В воздухе повисла пауза, я представила себе этих «сломленных» девушек. Изнеженных, глупых, не знающих, куда деть папины деньги. Слабых, таких, какой я никогда не позволю себе быть.
– Они платят за иллюзии, а получат разоблачение. По-моему, это более чем справедливо. – сказала я, поднимаясь. Во рту был знакомый привкус адреналина и правоты.
Марина Сергеевна кивнула, в уголке ее губ дрогнуло подобие улыбки.
– Я знала, что могу на тебя рассчитывать, Вик. Удачи. И будь осторожна, там не играют в доброту.
Вернувшись к своему рабочему месту, я уставилась на монитор, но буквы расплывались перед глазами. Мысли путались, возвращаясь к последнему громкому делу – разоблачению сети частных клиник, продававших поддельные лекарства от рака. Тогда, после публикации статьи, мне в соцсетях писали родственники умерших пациентов. Они благодарили, а я ночами не могла уснуть, представляя их лица. Но это была необходимая цена за правду.
Коллеги по отделу бросали на меня косые взгляды. Они побаивались меня. Дочь слесаря из промышленного района, которая вцепилась в журналистику как в спасательный круг и не собиралась его отпускать. Я пробивалась без связей и блата, только за счет упрямства и острого пера. Теперь я имела репутацию цепного пса.
– Вик, сбегаем на кофе? – прервал мои размышления голос стажерки из соседнего кабинета.
– Некогда, – отрезала я, даже не поднимая головы. – Дедлайн.
Девушка тут же ретировалась, и правильно сделала. Сентиментальность – роскошь, которую я не могла себе позволить.
Я снова открыла папку с названием «Тонкая грань». Причудливое название для заведения, где, судя по всему, ломали человеческие судьбы. Мои пальцы сами собой потянулись к смартфону. Быстрый поиск выдал скудную информацию: закрытые сообщества, намеки на эксклюзивность, требования к кандидатам. Ничего конкретного. Идеальная мишень для расследования.
В голове уже выстраивался план, нужна была легенда. Богатая наследница? Нет, слишком банально. Молодой предприниматель, уставший от одиночества... Тоже не то. Лучше всего сработает образ успешной, но одинокой карьеристки, ищущей новых ощущений. Что ж, в этой роли мне не придется даже играть.
Я достала блокнот и стала набрасывать ключевые вопросы. Кто стоит за клубом? Какие методы они используют? Где гарантии, что это не просто элитный бордель? Как выйти на пострадавших?
Мысли текли стремительно, вытесняя все сомнения. Это было мое призвание – вскрывать гнойники, прячущиеся под оболочкой благополучия. Эти «сломленные девушки»... Возможно, они и не хотели помощи, но я знала лучше.
Когда я подняла голову, за окном сгущались сумерки, офис уже опустел. Пора было готовиться к выходу в поле, скоро начнется охота.
Я прикрыла ноутбук, чувствуя знакомое холодное спокойствие. В кармане пальто лежала визитка с контактами клуба. Всего несколько цифр отделяли меня от мира, где правду предстояло добывать не из документов, а из чужих взглядов и голосов.
«Готовься, Тонкая грань, – мысленно произнесла я, выходя на вечернюю улицу. – Идет Гроза».
Путь домой занял сорок минут, я шла быстрым шагом, почти бежала, пытаясь убежать от внезапно нахлынувшей неуверенности. Фонари бросали на асфальт длинные тени, и мне казалось, что за мной следят. Паранойя – профессиональная болезнь всех, кто копался в чужом грязном белье.
Квартира встретила меня привычной тишиной и порядком. Ничего лишнего, все на своих местах. Как и моя жизнь до этого проклятого задания. Я бросила папку на кухонный стол и принялась готовить ужин, но руки дрожали. От злости? Нет, от возбуждения. Это чувство я узнавала всегда.
Пока жарилась курица, я снова взяла в руки папку. На этот раз внимательнее. Отзывы... какие-то слишком восторженные. «Я нашла себя», «вернула чувствительность», «освободилась от страхов». Пафосные фразы, которые пахли заученными мантрами, но что, если за этим что-то стояло? Что, если они действительно...
Вика
Я сидела в мягком кресле, чувствуя, как кожа под платьем становится влажной от напряжения, и старалась дышать ровно, хотя сердце колотилось так, будто хотело вырваться наружу и убежать отсюда первым. Передо мной матовое стекло, за ним только темный силуэт, высокий, неподвижный, но уже ощутимый, как давление ладони на горле. Я решила начать первой, тихо, почти робко, чтобы не выдать себя сразу.
– Добрый вечер… Меня зовут Гроза. Это мой первый раз, и я, честно говоря, немного волнуюсь, потому что не знаю, как все здесь устроено, с чего обычно начинают люди, когда между ними только стекло, дыхание и голос, который может сделать все, что угодно с телом?
Тишина длилась ровно столько, чтобы я успела вдохнуть глубже, а потом раздался его голос – низкий, спокойный, без единой лишней интонации, но от которого внутри все сжалось.
– Начинают с правды, Гроза. Скажи, зачем ты здесь на самом деле.
Я улыбнулась в темноту, стараясь не показать, как меня пробило от этого тона.
– Я здесь, потому что давно хотела попробовать что-то, чего никогда не позволяла себе в обычной жизни, почувствовать, как кто-то полностью берет контроль, не прикасаясь, только голосом, только словами, которые заставляют тело подчиняться раньше, чем разум успевает возразить.
– Контроль, – повторил он медленно, будто пробуя слово на вкус. – Значит, ты пришла отдать его мне. Тогда, раздвинь ноги. Медленно. Покажи, насколько ты готова.
Я замерла на секунду, но ноги уже сами начали расходиться в стороны, будто он физически раздвинул их ладонями.
– Вот так? – прошептала я, чувствуя, как платье задирается выше бедер. – Или ты хочешь, чтобы я сделала это шире, чтобы ты точно увидел, какая я уже мокрая от одного твоего голоса?
– Я не вижу тебя, Гроза. Но я слышу, как дрожит твое дыхание, когда ты лжешь. Продолжай говорить, расскажи, чего ты хочешь на самом деле.
Я прикусила губу и наклонилась чуть ближе к стеклу.
– Я хочу, чтобы ты приказывал мне, чтобы каждое твое слово заставляло меня дрожать и течь, чтобы я забыла, кто я и зачем пришла, чтобы осталась только нужда подчиняться тебе, пока ты не разрешишь мне кончить.
– Хорошо, – сказал он так тихо, что я едва расслышала. – Тогда трогай себя. Через ткань. Медленно. И не смей ускоряться, пока я не скажу.
Пальцы сами легли между ног, и я выдохнула, чувствуя, как трусики промокли насквозь.
– Так? – прошептала я, проводя по себе кончиками пальцев. – Это то, что ты хотел услышать? Что я уже делаю все, что ты говоришь, хотя мы даже не знакомы?
– Пока ты делаешь это, потому что тебе нравится притворяться послушной, – ответил он все тем же ровным голосом. – Но ты все еще лжешь, скажи мне настоящую причину, почему ты здесь, Гроза. Или я уйду прямо сейчас.
Я замерла. Пальцы остановились. Сердце ухнуло куда-то вниз.
– Я… я правда пришла чтобы… – выдохнула я, стараясь, чтобы голос звучал убедительно. – Просто это первый раз, поэтому немного боюсь, но хочу продолжать, хочу, чтобы ты…
– Лжешь, – сказал он спокойно, без злобы, без раздражения, просто констатируя факт.
Силуэт исчез. Свет погас. Сеанс был окончен.
Я осталась одна, с рукой между ног, с мокрым кружевом и ощущением, что только что проиграла партию, даже не поняв правил.
Вышла на улицу, и волна тошноты подкатила к горлу – не от запаха выхлопных газов или городской грязи, а от острого, пронзительного чувства унижения, которое сдавило виски и заставило сердце биться с бешеной, нездоровой частотой. Он видел меня насквозь, с первого же взгляда, с первого же моего подобранного, выверенного слова – вся моя дурацкая, тщательно продуманная игра, все эти заученные фразы и наигранная неуверенность, в которую я сама почти поверила, рассыпались в прах за какие-то секунды, под давлением его молчаливого, неумолимого внимания.
Я шла, не разбирая дороги, почти не видя перед собой ничего, кроме размытых пятен фонарей и силуэтов прохожих, и так сильно сжимала ручку своей сумки, что пальцы онемели, но я не могла их разжать, будто это была единственная точка опоры в рушащемся мире. «Лжешь». Всего одно слово, короткое, как удар, но оно жгло изнутри, оставляя на душе болезненный, тлеющий ожог. Он не повелся на легкую добычу, не клюнул на приманку, а значит, он не новичок, не случайный посетитель, зашедший сюда за простыми ощущениями. Или… или здесь кроется что-то большее, и он сам кого-то ищет так же, как ищу я, только его методы оказались тоньше, а маска – прочнее.
Остановившись у огромной, сверкающей витрины дорогого кафе, я уставилась на свое бледное, искаженное отражение в темном стекле – испуганная девочка с широкими глазами и дрожащими губами, именно такой я и пыталась казаться, вживаясь в роль до мелочей, и именно эту маску он безжалостно сорвал, обнажив нервы и показав мне мое же собственное ничтожество в этом деле. Значит, этот метод не работает, с ним он бесполезен, нужно искать другой подход, более глубокий, более… настоящий, хотя само это слово теперь казалось мне опасным и двусмысленным.
Я зашла внутрь, заказала капучино – руки все еще дрожали, и я с трудом удерживала чашку, разместившись за дальним столиком, в полумраке, пытаясь унять дрожь в коленях и навязчивую мысль, выстукивающую в висках: провал, полный и оглушительный, крах всех планов в самом начале. Но… что, если это не провал? Что, если это и есть первая, самая ценная зацепка, та ниточка, потянув за которую, можно распутать весь клубок?
Он не просто так это сказал, бросил это слово в тишину, будто бросил камень в воду и наблюдал за расходящимися кругами. Он что-то понял, уловил ту самую, почти неосязаемую нотку фальши в моем голосе, заметил слишком отрепетированные, идеально выстроенные фразы, или, что еще страшнее, он почувствовал исходящую от меня опасность, ту самую охотничью настороженность, которую хищник безошибочно узнает в другом хищнике, даже если тот притворяется безобидной овечкой.