Глава 1 - Снежная ночь , окрасилась в алый цвет,история повторяется?
Далеко на севере, среди бескрайних лесов и вьюг, стояла большая деревня.
Она жила своим неторопливым ходом: мужчины рубили дрова, женщины пряли у печей, дети смеялись во дворах. Зимой здесь всё замирало под толстым слоем снега, и лишь дым из труб поднимался к небу, напоминая, что внутри ещё теплится жизнь.
Мария жила в этой деревне с детства.
Ей было восемнадцать — возраст, когда сердце особенно остро чувствует одиночество.
У неё были длинные чёрные волосы, блестящие, как воронье крыло, и глаза цвета зимнего неба — чистые, холодные и бесконечно грустные. Все парни из деревни заглядывались на неё, приходили свататься, приносили цветы, редкие подарки, но ничто не трогало её сердце.
Она искала не красивую обёртку — искала любовь.
Такую, о какой читала в старых книгах, спрятанных на чердаке дома.
Любовь, что приходит однажды и остаётся навсегда.
Но сердце Марии давно принадлежало одному — Итану.
С ним она выросла, бегала босиком по росе, слушала сказки у костра, делилась мечтами.
Три года назад он исчез в лесу, когда охотники отправились за волками, напавшими на скот. Из всей группы вернулись не все, а Итана так и не нашли. Люди говорили — звери растерзали, волки утащили под корни старого леса.
Но Мария не верила.
Каждую ночь, перед сном, она вспоминала его глаза, его голос, его смех.
Иногда, глядя в окно на лунный свет, она шептала:
— Вернись… пожалуйста…
И казалось, что где-то далеко, под той же самой луной, кто-то действительно слышит её зов.
Ветер приносил в ответ протяжный вой, и от этого по коже Марии бежали мурашки.
Она не знала, что этой зимой её молитвы будут услышаны.
И любовь, о которой она мечтала, вернётся…
Зимнее утро выдалось обыденным и тихим.
По крыше дома постукивал иней, а из трубы поднимался тонкий дымок. Мария разожгла печь, поставила на плиту кашу и нарезала хлеб, когда за окном послышался скрип снега — отец уже вышел колоть дрова. Мать, как обычно, пошла к хлеву — проверить скотину.
Мария улыбнулась, чувствуя привычное спокойствие, но вскоре тишину нарушили голоса.
К отцу подошли два охотника, одетые в меха и с ружьями за спиной.
— Старик, — заговорил один из них, — ты за своей красавицей приглядывай. Вчера тело Вильветы нашли, — он понизил голос. — Жуткое зрелище… Похоже, маньяк завёлся. Это уже четвёртая за два месяца.
Мария замерла у окна, прислушиваясь.
Отец нахмурился, отложил топор и тяжело вздохнул.
— Не маньяк это, — сказал он тихо. — Я тела видел… Это зверь. Человеку так не растерзать.
Охотники переглянулись, один криво усмехнулся.
— Да какие тут звери, — сказал он. — Медведей давно выгнали, волков тоже не видно.
— Ха, — усмехнулся другой. — Хотя мой батя рассказывал… Будто когда-то тут водился человек-волк. Ни зверь, ни человек. Под полной Луной будто бы бродил, охотился на женщин… Я, конечно, в эти сказки не верю, но старик мой не из тех, кто болтает попусту.
Они засмеялись, но в их смехе звенел страх.
Отец Марии не ответил — только сжал рукоять топора и посмотрел на лес, утопающий в белом молчании.
Мария, стоя у окна, почувствовала, как по спине пробежал холодок.
Имя Вильветы эхом отозвалось в её голове.
Её знала вся деревня — жизнерадостная, громкая девушка… И вот теперь её нет.
За окном ветер завыл громче, словно подхватил слова охотников и унёс их в чащу.
А в глубине леса, где солнце не касалось земли, что-то действительно проснулось.
За завтраком стояла тишина.
Только потрескивание печи да стук ложек о деревянные миски нарушали покой.
Отец сидел, нахмурившись, молча глядя в стол. Потом почесал бороду, будто что-то обдумывал. Мать сразу это заметила.
— Что с тобой, милый? — спросила она, отставив чашку.
Он поднял взгляд и перевёл глаза на Марию.
— Мария, — сказал тихо, но твёрдо. — Не выходи из избы в полнолуние. Ни под каким предлогом.
Девушка удивлённо вскинула брови.
— Но я и не выхожу, — ответила она. — Никогда.
Отец вздохнул, посмотрел в окно, где снежный свет медленно ложился на стекло.
— Есть вещи, о которых я не рассказывал, — сказал он, хрипловато. — Но, видимо, пора.
Он отставил миску, сцепил руки и начал говорить, глядя в огонь.
— Когда-то я был охотником. Жил к югу отсюда, в другом краю. Мы с мужиками тогда решили прочесать лес — скот пропадал, люди жаловались. И вот, однажды нашли берлогу. Не медвежью… — он помолчал, будто подбирая слова. — Внутри лежали тела. Людей, зверей — всё вперемешку. Кости, кровь, смрад… А посреди этого хаоса — мальчишка. Лет тринадцати, может четырнадцати. Глаза дикие, волосы спутанные, кожа бледная, как снег.
Мы подумали, что он просто одичал. Связали, посадили в клетку.
Показывали людям, как чудо. Но однажды ночью… — отец замолчал и, кажется, даже передёрнул плечами. — Мальчишка вдруг завыл. Так, что у меня сердце остановилось. Его кости начали ломаться, суставы выворачивались, тело тряслось — и прямо у нас на глазах он стал… другим. Получеловеком, полузверем. Клянусь Богом, это был оборотень.
Отец перевёл дыхание, глотнул из кружки.
— Он вырвался. Переломал прутья, как соломинки, и убежал в лес. Мы выследили его, целая дюжина мужчин. Стреляли до последнего… Тридцать выстрелов. Только после этого он упал. Даже мёртвым выглядел так, будто сейчас встанет.
Он замолчал. В доме повисла тяжёлая тишина.
Огонь в печи тихо потрескивал, отбрасывая рыжие блики на лица.
— После того случая, — продолжил отец, — мы все бросили охоту. Эти леса стали для нас проклятыми. Я поклялся больше туда не ходить.
Он посмотрел на Марию, потом на жену.
— Похоже, история повторяется, — сказал тихо.
Мария смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она никогда не слышала этой истории. Мать тоже сидела бледная, прижав руки к груди.
Отец встал, тяжело опёрся на стол и направился в спальню, не оборачиваясь.
Когда за ним закрылась дверь, Мария всё ещё сидела неподвижно. В её голове крутились только два слова:
“История повторяется.”
Глава 2 - Луна видела всё
Недели шли одна за другой.
Снег ложился всё плотнее, морозы крепчали. Охотники прочёсывали леса, но безрезультатно — зверь словно растворился в зимней тьме.
Мария всё чаще ловила себя на том, что каждый вечер ждёт воя, глядя в окно, будто в глубине леса кто-то зовёт её.
В один из дней она решила выбраться в город. На рынке стояла суета: люди толпились у самой площади, где кто-то громко говорил. Мария пробралась сквозь толпу — и увидела мужчину.
Он стоял на ящике, облокотившись на винтовку.
Кожаный плащ с заклёпками, сапоги до колен, два револьвера на груди, ещё два — на поясе. За спиной — длинная винтовка с потёртым ремнём. От него пахло дымом, металлом и дорогой.
— Кто это? — тихо спросила Мария у старушки рядом.
— Да охотник, — ответила та. — Говорят, ученик самого Ганса.
— Того самого Ганса? — удивилась Мария. — Который убил тысячу медведей и десятки тысяч волков?
— Он самый, — кивнула бабушка. — А этого звать Роберт. Пришёл искать, кто наших девушек губит. Говорят, зверь это, не человек…
Мария кивнула, слушая, как толпа ахает и смеётся.
Роберт в это время расхаживал перед людьми, хвастаясь:
— Пока сюда ехал, подстрелил медведя! Огромного, как дом! Хотел шкуру снять — да понял, день уйдёт, бросил прямо на дороге!
Толпа зашумела, засмеялась. Он, довольный вниманием, вдруг заметил Марию.
— Эй, красавица! — громко крикнул он. — Куда это ты так спешишь? Не хочешь познакомиться с великим Робертом, медвежьим убийцей?
Мария посмотрела на него холодно, почти с презрением.
— Мне не нравятся те, кто любит слушать собственные сказки, — ответила она спокойно. — Простите, мне пора домой… до восхода солнца.
Толпа хихикнула. Роберт замер, а потом рассмеялся.
— Солнце? Да сейчас же обед! — крикнул он ей вслед, но Мария уже исчезала в толпе.
Он махнул рукой и вернулся к своим историям, а Мария шла по улице, погружённая в мысли.
А вдруг Итан действительно погиб от зверя?
Неужели надежды нет?
И если это чудовище и правда существует... как Бог мог позволить ему жить среди нас?
Мария вернулась домой поздно.
Всё было как всегда — тихо, привычно, будто сама жизнь пыталась убедить её, что мир остался прежним. Она помогала матери у печи, мыла посуду, перебирала сушёные травы, но мысли её были далеко.
Отец весь день не выходил из комнаты. За дверью слышалось только тяжёлое дыхание и редкие шаги.
Когда солнце скрылось, над деревней поднялась полная Луна — огромная, яркая, серебристая. Она озаряла снежную долину так, будто ночь превратилась в день. Ветер гнал хлопья снега по крыше, шептал в щели окон и приносил из леса странный, зловещий холод.
Мария стояла у окна, закутавшись в шерстяную шаль.
В какой-то момент ей показалось, что снегопад несёт с собой не только ветер... но и звук. Далёкий, протяжный, нечеловеческий.
Вой.
Он поднялся из глубины леса и пронзил тишину, словно крик из другого мира.
Мария отпрянула от окна, сердце ударило в груди, дыхание перехватило. Её охватил ужас, древний и бессмысленный, как сама ночь.
Она не знала, что в тот самый миг, там, в темноте, между деревьями, шёл бой.
Стреляли ружья, раздавались крики, но ветер глушил звуки, превращая их в глухой рёв. Кто-то охотился... и кто-то умирал.
Мария простояла у окна всю ночь, не в силах отойти. Луна скользила по небу, тучи то скрывали её, то вновь выпускали на волю. Ветер стих лишь под утро.
Когда серый рассвет окутал деревню, дверь комнаты отца тихо скрипнула. Он вышел во двор, молча посмотрел в сторону леса. Мария, обессиленная, всё ещё сидела у окна.
И вдруг из белой завесы показались люди.
Охотники.
Их было трое, и они шли тяжело, медленно, как будто несли не только тело — но и страх. На их плечах лежал Роберт.
Мария вскрикнула и выбежала за отцом.
Мужчины положили тело у крыльца. Одежда Роберта была разодрана, а лицо — почти неузнаваемо. Охотники перекрестились.
— Что случилось? — выдохнул отец.
Один из охотников, дрожащими руками снимая шапку, тихо сказал:
— В лесу... монстр. Он пошёл на охоту и погиб. Мы видели... это был оборотень.
От этих слов мир словно рухнул.
Мария побледнела, сделала шаг назад — и упала без чувств.
Отец остолбенел, не в силах даже подойти к ней. Только снег продолжал тихо падать, укрывая мёртвое тело охотника, будто сама природа пыталась скрыть ужас, пришедший в эти земли.
Глава 3 - Встреча с прошлым
Мария очнулась в своей комнате. Потолок был знакомым, деревянным, тёплым — но казался чужим, будто она проснулась не дома, а в новом, холодном мире.
Голова кружилась. В висках тяжело стучала кровь.
Рядом сидела мать. Она держала её за руку, но пальцы дрожали.
— Ты упала… — тихо сказала она. — А охотники… они всё подтвердили. Зверь существует. То, что ночами воет — не волк.
Мария приподнялась, опираясь на подушку.
— А отец? — спросила она.
— Он… молится, — ответила мать и опустила глаза.
— Он боится, Мария. За нас. За тебя больше всего.
Мария хотела сказать, что нечего бояться. Хотела — но не смогла.
Потому что боялась сама.
Вой всё ещё звенел в её ушах.
Наступила обед.
Обеденное солнце казалось неуместно ярким в этот день. Деревня собралась на кладбище — провожали Роберта, охотника. Почти каждый в округе знал его голос, его смех, его тяжёлые шаги на крыльце трактира. Теперь же — тишина. Только шорох веток и непривычная тягучесть воздуха.
Мария стояла у самых последних могил. Свежие насыпи земли ещё не успели осесть, таблички выглядели новыми и чужими. Здесь были имена тех, кого она помнила живыми совсем недавно. Её пальцы подрагивали — как будто сама земля давила на них тяжестью памяти.
Когда гроб Роберта опустили в яму и лопаты начали засыпать его землёй, Мария заметила фигуру на краю кладбища. Мужчина, закутанный в тёмную шаль, меховой плащ, капюшон скрывал лицо. Он будто не принадлежал этому месту. Ходил взад и вперёд, словно искал кого-то или что-то. Не смотрел на могилу. Не крестился. Не стоял в тишине, как остальные.
«Кто он?» — кольнула мысль.
Мария шагнула к нему, стараясь рассмотреть хотя бы профиль. Но стоило ей приблизиться, как мужчина резко дёрнулся, будто заметил её взгляд, и растворился в толпе. Не убежал, не побежал — просто исчез, будто его и не было.
По позвоночнику прошёл ледяной пробег. Она остановилась, вцепившись пальцами в ткань юбки.
Почему он смотрел... не на покойника... а на неё?
Похороны закончились быстро, люди начали расходиться, не желая оставаться здесь дольше, чем нужно. Мария вернулась домой медленно, чувствуя, будто кто-то идёт за её плечом.
Но когда она оглядывалась — там была только дорога, снег и ветер.
Когда Мария вошла в дом, её сразу накрыл запах оружейного масла. На столе лежало старое, тёмное ружьё. Отец сидел, склонившись над ним, внимательно прочищая ствол, будто готовился к чему-то значительному. Рядом стоял кожаный, потёртый портфель, тот самый, который он не открывал уже много лет. Внутри — патроны, принадлежности, обрывки старой охотничьей карты.
— Ты… хочешь идти за ним? — Мария замерла на пороге, голос прозвучал тише, чем она ожидала.
Отец обернулся. В его взгляде не было сомнений, только усталость и какая-то спокойная решимость.
— А кто, если не я? — сказал он негромко. — И не удивляйся. Я всё тот же охотник. — Он хмыкнул, натягивая ремень затвора. — С сотни метров белке в глаз попадал… пока руки не дрожали.
Он ненадолго замолчал, глядя на ружьё так, будто видел в нём что-то большее, чем оружие.
— Больно смотреть, как молодые уходят, — добавил он тихо. — Они не должны были так умирать. Ни Роберт, ни те, кто был до него. У меня есть опыт… и долг.
Мария чувствовала, как внутри поднимается тревога.
— Но один ты… — начала она.
— Я не один. — Отец поднял глаза. — В конце месяца приедет Ганс со своими охотниками. Он не оставит смерть ученика без ответа. Будет большая охота. — Он вернулся к чистке. — Может, последняя.
Стук ножа по разделочной доске послышался из кухни.
— Мария! Иди помоги с обедом! — позвала мать.
Мария ещё секунду стояла, словно её держали невидимые нити.
Отец заметил.
— Не бойся, — сказал он спокойно. — Мы охотимся не из глупости. А потому что если никто не пойдёт — эта тварь сама придёт за нами.
Мария молча кивнула и ушла на кухню.
Но слова его услышала слишком глубоко.
Солнце опустилось за горизонт, и деревня погрузилась в холодные синие сумерки. Мария не могла сидеть дома. Мысли о странном человеке с похорон не давали покоя.
«Если он путник… или охотник… где бы он остановился?»
Ответ пришёл сам: таверна.
Она накинула шаль и вышла на улицу. Снег под ногами мягко хрустел, дым из труб стелился по крыше, ночь пахла морозом и хвойным дымом.
Дверь таверны тяжело скрипнула.
Внутри — тепло, свет, кружки, смех и запах крепкого спирта, смешанный с мясным бульоном. В центре горел камин, отбрасывая рыжие отблески на загорелые лица мужчин.
Мария прошла к свободному столу в углу и села так, чтобы видеть вход. Она наблюдала за каждым, кто входил и выходил. Но незнакомца всё не было.
К ней подошёл официант — молодой парень с усталыми глазами.
— Что изволите, госпожа?
— Пиво. И хлеб. Сухой, если есть.
— Хлеб у нас другой и не водится, — парень усмехнулся, кивнул и ушёл.
Мария сидела уже почти час. Пиво остыло. В таверне всё было будто не о ней: смех, звон кружек, песни. Она просто смотрела на дверь и слушала, как ветер завывает снаружи.
— Эй, красавица, почему одна? — голос раздался сбоку.
К ней подсели двое.
Пьяные глаза, грубые руки, запах перегара и конского пота.
— Не трогайте меня, — спокойно сказала она.
— Да мы просто поговорить... — один положил руку на стол, другой слишком близко наклонился. — Ночь-то долгая... да и скучная…
Мария отодвинулась, но один схватил её за запястье.
— Я сказала, не трогай!
Она вскрикнула. Стол заскрипел.
— Отпусти! — она попыталась вырваться.
И в этот момент что-то изменилось в воздухе.
Словно тень прошла по таверне.
Пламя камина дрогнуло.
— Парни, — раздался тихий голос за их спинами.
Спокойный. Но в этой спокойности было что-то, от чего кровь стыла.
— Так себя ведут только свиньи.
Оба обернулись.
Перед ними стоял тот самый мужчина в меховом плаще. Капюшон надвинут низко. Лицо скрыто, но хватка его рук была уверенной, будто он знал, что делает.
— Тебя это не касается, — прохрипел один.
Ответа не последовало — только движение.
Одно резкое.
Чистое.
Выверенное, как у хищника.
Первого он ударил локтем в висок — тот упал, как мешок муки.
Второго схватил за ворот и впечатал лицом в край стола — тот рухнул без сознания.
Таверна стихла.
Мария в этот момент пролила пиво, отшатнулась, запыхавшись. Сердце билось так, что казалось, сейчас вырвется.
Мужчина повернулся к ней.
Медленно опустил капюшон.
Мария замерла.
Слово застряло в горле.
Серые глаза.
Измождённое лицо.
Шрам у виска.
И тот самый взгляд, который она знала лучше всех на свете.
— Спокойно… — сказал он тихо. — Всё в порядке.
Она не дышала.
— Снимите капюшон… — прошептала она, хотя он уже снят.
Он чуть улыбнулся. Усталой, почти горькой улыбкой.
— Не узнаёшь?
Голос.
Тот же голос.
— Я же… — он сел напротив. — Мария.
Пауза.
— Итан.
И весь мир вокруг будто оборвался.
Таверна исчезла.
Шум растворился.
Боль, страх, годы — всё исчезло.
Остались только они двое.
И тишина, в которой не было воздуха.
Глава 4 - Человек или зверь?
Мария сидела напротив него. Свет камина дрожал на их лицах, воздух пах дымом, дрожью дерева и чем-то ещё… знакомым, но забытым. Её дыхание было неровным, внутри всё хотело спросить сразу, но слова застревали.
Однако она всё-таки сказала:
— Что случилось с тобой, Итан? Где ты был все эти годы? Люди думали… — голос дрогнул, — что ты погиб. Отец мой… он до сих пор вспоминает тебя. Он ведь учил тебя стрелять… ты должен был стать охотником лучше всех. Ты просто исчез. Почему? Он знает, что ты жив?
Итан отвёл взгляд.
Не от стыда.
От памяти.
— Не знает, — тихо ответил он, слегка покачивая кружку в руках. — Лучше бы и не знал.
Мария нахмурилась, приблизилась чуть ближе, так, что их колени почти коснулись.
— Тогда скажи мне. Что произошло в ту зиму?
Он медленно выдохнул, как будто внутри стояла дверь, которую он долго держал закрытой.
— Мы ушли далеко в лес, помнишь? Меня, Джонатана и Джейкоба послали проверить следы. Сначала всё было тихо, только снег скрипел. Потом… на нас вышли они. Не волки. Мария, это не были обычные волки.
Он поднял глаза. В них не было страха. Там было знание.
— Они были выше человека. Старые… как сама земля. Черная шерсть, клыки как ножи. Мы стреляли, кричали… Но одного хватило, чтобы всё кончилось. Джейкоб… — он замолчал, словно в горле встало железо. Джонатана так и не смог найти... — Я тоже должен был умереть. Мне вспороли плечо, грудь… всё… Я упал в снег и думал, что это конец.
Мария слушала, прижимая ладони друг к другу. Она почти чувствовала тот мороз, тот хруст костей.
— Но меня нашли. Цыганский караван. Красотка, их знахарка… Она знала, что делать. Сняла с меня жар, зашила кожу… Но слишком поздно. Я уже был… помечен. Уже не я.
Он замолчал. Долгий миг.
Свет камина качнулся, будто дрова внутри тоже слушали.
Итан поднял на неё глаза.
— Мария… скажи. — его голос стал ровным, почти опасно тихим. — Тебе можно доверять?
Она не отводя взгляда, слегка приподняла подбородок.
— Да. Я не боюсь. Говори.
Итан выдохнул. И наконец сказал то, что висело над деревней мертвым воздухом все эти недели.
— Я думаю, что это я и есть зверь, которого вы ищете.
Слова легли между ними, как удар.
Мария почувствовала, как в груди что-то сорвалось.
Не страх.
А… признание.
Потому что где-то глубоко она уже знала.
И всё равно сказала тихо:
— То… ты? Ты убиваешь людей?
Итан закрыл глаза, как человек, который тысячу раз спрашивал это сам себя.
— Я не помню этого. Но слышу… крики. Чувствую кровь на снежном воздухе. Просыпаюсь на холодной земле. С руками в ранах. И не знаю, кто я был. Человек… или зверь.
Мария не двинулась.
Не убежала.
Не закричала.
Она просто смотрела на него.
И это было страшнее любой паники.
Потому что это была настоящая Мария.
— Я не верю, что ты можешь желать убивать, — сказала она. — Даже если в тебе живёт зверь… ты всё ещё ты. Я… вижу.
Итан дрогнул.
Не телом — душой.
Он хотел сказать спасибо, но вместо этого просто шепнул:
— Тогда слушай дальше. И времени мало. Скоро приедет Ганс. И если они поймут, кто я… они не остановятся, Мария. Они убьют всё вокруг. Всех, кто хоть раз говорил со мной. И тебя тоже.
Мария смотрела на него, сердце билось слишком быстро, будто боялось упасть.
Пламя в камине мягко вспыхивало, тени ползли по стенам.
Итан провёл ладонью по лицу, словно стирая что-то тяжёлое.
— Но честно сказать… — он замолчал, подбирая слова, — я не совсем уверен, что это действительно я.
Мария подняла взгляд.
— Как это?
Итан наклонился чуть ближе, чтобы никто вокруг не слышал.
— Я ничего не помню. Когда… это случается, я будто исчезаю. Пропадаю. Я засыпаю человеком, а просыпаюсь… в снегу. Холодным. Голым. В крови. Но не знаю, моей ли. Иногда — с ранами, иногда — без. И в груди только одно чувство.
Он положил ладонь себе на сердце.
— Будто внутри кто-то другой дышит вместе со мной.
Мария тихо втянула воздух. В её глазах не было отвращения. Скорее — страх, но не перед ним… перед невидимым.
— Если ты не уверен… значит, есть шанс, что это не ты, — сказала она осторожно.
Итан усмехнулся, но без радости.
— Шанс. Да. Но все следы уводят в лес. Каждый раз, когда я пропадаю на ночь — кто-то погибает. Я не могу доказать, что это не я. И я не могу доказать, что это я.
Он опустил взгляд на свои руки.
Сильные. Тёплые. И всё же чужие себе.
— Я вернулся сюда не для того, чтобы жить, Мария. — Он посмотрел прямо ей в глаза. — Я вернулся, чтобы узнать правду. Пусть даже она убьёт меня.
Мария тихо проглотила ком.
— И ты думаешь… мне можно доверять?
Итан не сразу ответил.
— Я не знаю, как. Но я знаю только одно: я не могу доверять никому, кроме тебя. Ты единственная… кто помнит меня человеком.
Слова застали её врасплох.
Снаружи ветер ударил по ставням, будто кто-то ногтями провёл по дереву.
Мария почувствовала, как дрожь проходит по спине.
Но она не отвела взгляда.
— Тогда мы будем искать правду вместе.
Итан замер. На миг — он будто снова стал тем мальчиком, которого она знала.
Теплым. Настоящим.
И тихо произнёс:
— Спасибо.
Мария долго молчала. Пламя камина отражалось в её глазах, как будто там горело что-то своё — решимость, страх, надежда.
— Тогда… — она произнесла осторожно, чувствуя, как сердце бьётся в горле. — Когда будет полнолуние… мы посмотрим.
Итан поднял взгляд.
Он понял, что она имеет в виду, но хотел услышать это вслух.
Глава 5 - Лесной домик
Ночь была тёмной, но не той тьмой, что пугает.
А той, что тянет. Тихой, густой, без слов.
Итан шёл по снегу один, оставляя за собой ровную, тяжёлую цепочку следов. Дыхание уносилось белым дымом в холодный воздух. Пальцы под перчатками мерзли, но он не замечал. Внутри было куда холоднее.
Он остановился, когда деревня осталась далеко позади. Там, где не слышно голосов, не видно огней. Только лес. Только пустота. Только он.
В груди гулко билось сердце — ровно, ровно… а потом вдруг чуть быстрее. Он коснулся груди ладонью — старой привычкой проверять: он ли он. Или уже не совсем.
Мария.
Она сказала, что верит.
Он закрыл глаза. Снег медленно ложился ему на плечи, на волосы, на капюшон.
Он не чувствовал холода.
Он чувствовал что-то опаснее — тепло.
Это было страшнее, чем кровь на руках.
Страшнее, чем ночи, когда он просыпался на снегу, не зная, кого убил.
Страшнее того, что в его памяти зияли провалы, наполненные рёвом и лунным светом.
Тепло.
Надежда.
Он выдохнул.
— Я не имею права её втягивать… — прошептал он сам себе.
Лес не ответил.
— Не имею.
Он сжал зубы.
Пальцы сжались так сильно, что ногти прокололи кожу.
Он почувствовал тёплую кровь. Настоящую.
Живую.
— Но если она будет рядом… — голос сорвался, как шаг на лёд.
Он открыл глаза.
Серые, усталые, но впервые за годы — не пустые.
— Может быть… я не стану зверем до конца.
Вдалеке раздалось эхо.
Глухое. Протяжное.
Вой.
Он вздрогнул.
Нет — он ответил.
Громко, внутри. Без звука.
«Я не твой.»
Снег падал.
Медленно.
Словно время тоже задержало дыхание.
Итан развернулся и пошёл обратно в сторону деревни, туда, где горели слабые огни, где в одной из комнат кто-то сидел и ждал.
Он шёл ровно.
Тихо.
Но теперь — не один.
Впервые за много зим он знал, куда возвращается.
И за кого будет держаться, когда поднимется луна.
Утро ещё не началось.
Небо было тёмно-синим, как ткань перед рассветом. Дом спал:
мать тихо дышала в соседней комнате, в печи тлели угли, а отец…
отец не спал.
Он сидел у стола, опершись на руки, и смотрел в пламя.
Мария стояла у двери своей комнаты и слушала тишину.
Сердце билось так тихо, что казалось — его можно услышать снаружи.
Сумка была маленькая:
пара свитеров, хлеб, сухое мясо, немного соли, шерстяная накидка.
Больше брать нельзя — будет заметно.
Она надела шерстяную кофту.
Завязала шарф.
Пальцы дрожали не от холода.
Она открыла дверь.
Тихо.
Словно сама превращалась в дыхание ветра.
Половицы предательски скрипнули.
Отец повернул голову.
Он не задавал вопросов.
Просто смотрел.
Мария замерла.
Ей хотелось броситься к нему, сказать, объяснить, попросить прощения.
Но она знала — если скажет хоть слово, он не отпустит.
Он долго смотрел на неё.
Лицо его было утомлённым, тяжёлым.
— Путь к лесу занесён, — сказал он хрипло, тихим голосом, будто говорил с собой. — Держись ближе к реке. Там тропа мягче.
Он отвернулся.
Мария не дышала.
— Папа…
— Иди, — сказал он.
Она не знала — благословляет он её или прощается.
Но дверь она закрыла очень тихо.
Итан ждал у края деревни.
Он стоял, прислонившись к обледенелой ограде, в своём темном плаще.
Пар поднимался от его дыхания.
Его глаза — усталые, глубокие — стали мягче, когда он увидел её.
— Ты уверена? — спросил он, когда она подошла.
Мария кивнула, хотя внутри всё дрожало.
— Там… тёплая часть леса? — спросила она, чтобы хоть что-то сказать.
Итан кивнул.
— Южный склон. Там источники под землёй. Туман даже зимой. Я… — он замолчал, подбирая слова так, будто каждое могло ранить. — Я никого туда не привожу.
Мария стиснула ремень сумки.
— Значит, я буду первой.
Итан смотрел на неё долго.
В его взгляде не было романтики.
В нём было страх.
И надежда, от которой больнее, чем от страха.
— Хорошо, — тихо сказал он.
Они двинулись в путь.
Снег скрипел под ногами.
Солнце ещё не взошло.
Деревня осталась за спиной — маленькая тёмная точка на фоне белого мира.
Мария шла рядом с ним и думала только одно:
Я не знаю, к кому я иду — к человеку или зверю.
Но я знаю, что он — мой.
А лес впереди становился всё темнее.
Словно знал, что они идут к его сердцу.
Они шли долго.
Иногда говорили тихо, почти шёпотом, чтобы не спугнуть хрупкое тепло между ними. Иногда вспоминали детство — как ловили рыбу босиком у мельницы, как лазали по яблоням, как смеялись без оглядки на время.
Иногда смех сам собой тёк из них, лёгкий, живой — и в тот миг казалось, что всё можно вернуть.
Но стоило им замолчать — тишина начинала давить.
Снег скрипел под ногами.
Деревья вокруг становились выше, темнее, моложе и дикее, чем лес возле деревни. Здесь всё было первобытнее — как будто земля и не знала человека.
Ночь пришла незаметно.
Сначала стало сумеречно.
Потом сине.
Потом почти черно, если не считать бледного света луны, пробивающегося через ветви.
Мария остановилась, вцепившись в ремень сумки.
— Нам… долго ещё? — голос её был тихий, чтобы не спугнуть ночную тишину.
Итан бросил взгляд вперёд.
Его силуэт в темноте казался чуть выше, чем она помнила. Или это тень добавляла ему веса.
— Ещё примерно два километра, — ответил он, не повышая голоса. — Мы уже на границе тёплого склона.
Он перестал говорить.
И стал идти мягче, медленнее — так, как ходят охотники… или звери.
Мария заметила, что он время от времени резко оборачивался, взглядом цепляя тьму между стволами.
Будто проверял: кто за ними?
И действительно — лес словно проснулся.
Слева хрустнула ветка.
Справа что-то шмыгнуло в снегу, быстро, почти бесшумно.
Где-то вдали мелькнули два крошечных огонька, как отражение луны в глазах… чьих-то.
Но там, где одно животное — там и другое.
И третье.
Мария сглотнула.
— Это… волки? — тихо.
— Нет, — ответил Итан.
Одно слово, но оно было тяжелее всего, что она слышала за день.
Лес смотрел на них.
Как будто воздух приобрёл глаза.
Снег перестал казаться белым — стал серым, холодным, липким.
Тени на ветвях будто вытягивались.
Корни под ногами напоминали когти.
Мария почувствовала, что Итан чуть наклонился вперёд, словно инстинктивно прикрывая её телом.
— Не останавливайся, — сказал он тихо, так, будто говорил не ей одной, а всей ночи.
Его голос был ровным, но в нём проскальзывала усталость… и тревога.
Та самая, животная.
Глубинная.
Мария шагнула ближе к нему.
Лес дышал.
Итан тоже.
И между его дыханием и дыханием леса была какая-то странная, пугающая… закономерность. Как будто они были чем-то родными.
Она впервые по-настоящему поняла:
Она идёт не только с тем Итаном, которого знала когда-то.
Она идёт рядом с тем,
кто каждую ночь
может перестать быть человеком.
Домик стоял среди леса словно забытая кем-то память. Старые стены, заросшая веранда, еле заметная тропа к крыльцу. Но внутри было тихо, сухо и как-то по-домашнему безопасно. Они вошли, стряхнув снег, и то, что сначала казалось заброшенным убежищем, ожило от их присутствия.
Итан быстро сложил в камин сухие ветки, оставленные кем-то давно. Сперва неуверенное, слабое пламя лизнуло камни, потом поднялось выше, и вот — огонь дышит ровно, мягко, теплым оранжевым светом заливая комнату.
Мария протянула руки к теплу. Пар поднимался от намокших рукавов, пальцы медленно оттаивали, возвращая чувствительность. Снег на волосах таял и блестел, словно тонкие жемчужины.
— Кажется, я давно не чувствовала тепла так остро… — тихо произнесла она, не глядя ни на кого, просто наблюдая за пламенем.
Итан снял с нее куртку, аккуратно, будто боясь лишним движением причинить боль. Развесил ее на спинку старого стула, свою — рядом. В комнате стало слышно, как их одежда мягко потрескивает, высыхая.
— Здесь безопасно. Ночь пусть пройдет спокойно, — сказал он едва слышно.
Мария кивнула, в голосе была благодарность, но без слов. Просто взгляд. Тихий, теплый.
Огонь разгорался, и его свет ложился на их лица, сглаживая усталость, делая выражения мягче, моложе. Тени шевелились на стенах, будто лес проник внутрь и расположился у дверей, слушая их дыхание.
Минуты тянулись спокойно. Ничего не нужно было говорить.
— Дров немного, — после паузы сказал Итан. — Я схожу принесу еще. Чтобы до утра хватило.
Мария только кивнула — глаза тяжело закрывались. Тепло делало свое дело.
Дверь тихо закрылась за Итаном. Огонь стал светлее, будто усиленный тишиной.
Мария не заметила, как сон накрыл ее полностью.
Она просто сидела, обняв колени, и смотрела на пламя… пока оно не размылось, пока весь мир не стал мягким, теплым, безопасным, как в детстве.
Комната дышала ровно.
Снег за окном падал без звука.
И только лес слушал, как она спит.
Глава 6 - Дурной знак
Мария шла по Чёрному лесу. Снег трескал под ногами, но каждый звук отдавался эхом, будто сама тьма следила за каждым её шагом. Ветки скрипели, сгибаясь под тяжестью инея, и в их шорохе слышался шёпот — шёпот, не похожий на ветер.
— Итан! — крикнула она. — Ты где?!
Ответа не было. Только холодный воздух обвивал шею, заставляя волосы вставать дыбом.
Сзади что-то хрустнуло. Резко. Ненатурально. Мария обернулась.
Там, между стволов деревьев, стоял он. Огромный, словно вылезший из самой тьмы. Полу-человек, полу-волк. Мускулистое тело блестело на слабом лунном свете. Глаза — желтые, кошачьи, холодные — горели в темноте. Зубы сверкали, длинные клыки, будто выточенные из льда.
Она замерла. Сердце колотилось так громко, что казалось — оно отдаётся эхом в лесу.
Зверь сделал шаг. Лес словно сжал дыхание вместе с ней. Снег под его лапами треснул. Каждое движение было точным, звериным, пугающе быстрим.
Мария попыталась бежать. Но ботинки вязли в снегу , руки дрожали, ноги подкашивались. Каждое дыхание разрывало грудь.
Он шёл за ней. Шаги были бесшумны, но в них звучала угроза. Лес вокруг оживал: деревья сгибались, тени вытягивались, а хруст веток превращался в крики невидимых существ.
— Итан! — кричала она, но слова терялись в холоде, в тьме, в ужасе.
Вдруг зверь метнулся ближе. Его когти царапали снег, оставляя рваные следы. Он подкрадывался, почти касаясь её, дыхание горячее и вонючее ударило в лицо.
Она упала. Лёд впился в колени, руки, спину. Зверь навис над ней, глаза смотрели прямо в её душу. Она чувствовала не только его силу — она чувствовала его голод, его ненависть, его дикость, его желание охоты.
— Нет… не… — прошептала она, но слова застряли в горле.
Он прыгнул. Тени сгущались, лес сжимался вокруг. Сердце сжалось до костей.
И тут Мария резко открыла глаза. Сердце выскочило из груди, руки дрожали, шея горела от ужаса. Луна светила в окно, тени в комнате казались живыми.
Снег тихо падал за окном, но ей казалось, что он шепчет: «Он идёт… он рядом…»
Мария сжала подушку, дыхание неровное, глаза широко раскрыты. Даже когда сон закончился, лес и зверь не покидали её. Они притаились в уголках разума, в шёпоте ветра, в каждом треске дома.
Она понимала: страх не ушёл. Он только ждёт…
Глава 7 - Ночь
Мария рывком проснулась, сердце колотилось так сильно, что казалось — вот-вот вырвется. В комнате было темно, только тлеющие угли в камине бросали слабый красноватый свет на стены. Тишина. Итан так и не вернулся.
— Итан? — позвала она шёпотом, но звук прозвучал слишком громко и чуждо.
Ответа не было.
Холод прошёл по коже. Она накинула плащ, распахнула дверь и шагнула наружу. Ночной воздух обжёг лёгкие. Лес вокруг казался бесконечным и чёрным, как пасть зверя. Туман стелился по земле, и каждый шаг отдавался глухим эхом.
— Итан! — уже громче.
Лес молчал. И только где-то далеко звучал низкий, протяжный рык. Не волк. Гораздо тяжелее. Гораздо ближе.
Она сделала шаг назад.
Хруст.
За спиной.
Мария резко обернулась — но никого.
— Итан, прошу… — голос сорвался.
И вдруг что-то огромное, тяжёлое ударило её в бок. Она не успела даже вскрикнуть — только воздух выбили из лёгких. Снег, камни, запах гниющей мокрой земли — всё смешалось. Она упала, перекатилась, отчаянно пытаясь подняться, но лапа придавила её к земле. Тяжёлая. Силой, от которой кости хрустят.
В темноте — массивная тень. Дыхание — горячее, влажное, звериное. Из лесной тьмы на секунду блеснули огромные жёлтые глаза.
Она почувствовала, как когти разрывают ткань на плече.
— Кто… кто ты…? — едва выдохнула она.
Зверь поднял голову — и в этот момент раздался выстрел.
Ослепительная вспышка. Рёв. Тяжесть пропала — зверь повалился рядом, ударив землю так, что снег взлетел облаком. Мария отползла назад, дрожа, пытаясь разглядеть.
Это был огромный медведь. Но его глаза… его глаза смотрели на неё почти… человечески. Как будто он понимал.
Шаги. Быстрые. Хриплое дыхание.
— Мария! — голос Итана.
Он появился из темноты, ружьё всё ещё дымилось. Наклонился к ней, взял за плечи.
— Ты не должна была выходить одна! — он говорил резким, сдержанным голосом. — Я… я преследовал его. Видел следы. Хотел добить, пока не подошёл ближе к жилищу. Пока не… не добрался до тебя.
Мария всмотрелась в его лицо. Свет луны упал на него. Он был бледен. Слишком бледен. И глаза… на секунду показалось, они сверкнули хищным, почти таким же жёлтым светом, как у зверя.
— Прости, — только и смогла прошептать она.
Итан отвёл взгляд, крепче сжимая ружьё.
— Просто… больше так не делай, Мария. Прошу.
Но в его голосе было что-то ещё.
Страх.
Не за неё.
За себя.
Как будто он боялся, что в следующий раз выстрел придётся делать в другого зверя.
И Мария впервые почувствовала:
Она действительно может быть рядом с монстром.
И даже не замечать, в какой момент этот монстр дышит ей в затылок.
Они вошли в дом. Тепло очага сразу вернуло дыхание, но дрожь — нет. Итан даже не оглянулся на неё, будто всё происшедшее было обыденностью. Он прошёл к дверям, забрал принесённые дрова и вытащил из-за пояса огромный нож, широкий, охотничий, с чуть изогнутым лезвием.
— Я разделаю тушу, — сказал он коротко и вышел снова в ночь.
Мария осталась одна в тишине. Только потрескивание огня. Пахло хвоей и дымом.
Восемь дней до полной луны.
Восемь дней рядом с ним.
Что они будут делать? Как жить?
Как смотреть на него и не думать о звере?
Она села, уткнулась лицом в ладони. В груди сплелись страх, жалость и странное чувство, похожее на надежду.
Дверь снова скрипнула — Итан вернулся. На плечах — куски мяса, пар от них тянулся тонкими дымными нитями. Он молча направился к полуоткрытой крышке погреба. Мария услышала глухой звон железа.
Любопытство пересилило страх.
Она тихо подошла и заглянула вниз.
Погреб оказался вовсе не погребом — не просто местом хранения. Это была небольшая подземная комната. На стенах висели факелы. В углу стояли мешки с картофелем, мукой, луком. Пахло землёй, кровью и дымом.
А в центре… деревянный стол. Прочный. На нём — ремни, застёжки. Металлические кольца, вбитые в поверхность. Цепи. Тяжёлые. Надёжные.
Мария замерла.
— Не бойся, — спокойно сказал Итан, будто она просто взглянула на кухонный стол. Он поднял голову и немного улыбнулся — коротко, устало. — Это кладовая. А стул… — он кивнул на массивный стул-станок рядом, такой же опутанный ремнями, — я купил его… для эксперимента.
Мария смотрела молча. Молчание было громким.
— Я должен знать, — продолжил он, опуская мясо на крюк. — Что происходит со мной. И что я делаю. Или… что делает то, что во мне.
Он провёл ладонью по ремням. Пальцы дрожали.
Не от холода.
— Когда начнётся полнолуние, — его голос стал тише, — я хочу, чтобы ты привязала меня. Сильно. До крови, если придётся.
Мария сделала шаг вниз по ступеням.
— Ты хочешь… сам себя удержать? — спросила она, и голос у неё тоже дрогнул.
— Да. Если я зверь… я должен посмотреть ему в глаза. Или умереть, зная правду. — Он поднял взгляд. — Но один я себя не свяжу.
Он сказал это просто. Без пафоса. Без просьбы.
Как факт.
Мария поняла всё сразу.
Он борется.
Он боится.
Он не сдался.
И именно это оказалось страшнее всего.
Она подошла ближе. У неё дрожали руки, но она протянула их — и коснулась цепей.
— Я помогу тебе, — сказала она тихо.
Итан закрыл глаза. Лёгкий, почти незаметный выдох — то ли облегчение, то ли благодарность.
Огонь факелов дрожал.
Тени на стенах скользнули, похожие на звериные силуэты.
А где-то в глубине леса, будто в ответ, прозвучал очень тихий, очень далёкий вой.
Глава 8 - Легендарный охотник уже на месте
Отряд Ганса появился из тумана так же бесшумно, как и сама ночь. Десять всадников на тёмных лошадях, копья на плечах, лица усталые, настороженные. Они ехали медленно, будто лес мог в любую секунду сомкнуться и проглотить их всех.
Мария стояла у двери, когда Ганс спешился. Он сразу заметил тушу медведя, подвешенную у стены хижины, и замер рядом, внимательно рассматривая.
— Вы его сами взяли? — спросил он, не поднимая глаза.
Итан спокойно кивнул.
— Было дело.
Ганс провёл пальцами по шкуре, по рваным, глубоким отметинам на шее зверя. Не от ножа, не от копья — нечто куда более крупное, зубастое.
— Интересно… — тихо сказал он.
— Очень интересно.
Мария почувствовала, как внутри что-то холодеет. Она понимала: он видел такое раньше.
Ганс наконец поднял взгляд.
— Этот медведь не ваш враг был. Он бежал. Его гнали.
Он постучал костяшкой пальца по отметине на лапе.
— Зверь вцепился в него. Большой. Сильный. Напугал так, что медведь бросился на первое, что увидел. На вас.
Итан стоял неподвижно, будто высеченный из камня.
Ганс продолжил:
— Точно такие же следы мы видели на тушах двух оленей в прошлом месяце.
Он выпрямился.
— Мы думали, это один оборотень. Но теперь…
Он перевёл взгляд куда-то в лес, будто даже говорить вслух было опасно.
— Теперь я считаю, что их двое.
Мария будто потеряла воздух в груди.
— Один… — Ганс нахмурился, произнося это слово медленно, — доминантный. Хищник по своей природе. Он убивает намеренно, жестоко. Следы разрывов, отсутствие остатков… он забирает всё. Он убил моего ученика.
Тяжёлое молчание, в котором даже лес перестал шуршать.
— А второй… — Ганс посмотрел на тушу снова. — Второй будто пытается остановиться. Он нападает, но не добивает. Надкусывает, рвёт, уходит. Словно борется. С самим собой.
Мария непроизвольно взглянула на Итана.
Он не дрожал. Но его пальцы сжались чуть сильнее, чем нужно.
Ганс снова посмотрел на них двоих.
— Вы здесь вдвоём?
Мария шагнула ближе к Итану, будто сама удивилась, насколько легко это получилось.
— Да. Мы… ушли от людей. Хотели тишины. Вместе.
Она сказала это ровно, убедительно.
Слишком.
Ганс коротко кивнул.
— Тогда слушайте внимательно.
Он сел обратно на коня.
— Если услышите вой — не выходите.
Он посмотрел прямо в глаза Итана. Внимательно. Долго.
— Оборотни не нападают просто так. Их тянет туда, где они когда-то уже были.
И уехал.
Туман снова стал непроглядным.
Мария долго молчала, пока дверь не закрылась.
— Ты слышал, — сказала она тихо.
Итан выдохнул, будто только сейчас разрешил себе дышать.
— Да.
Он провёл ладонью по лицу.
— Если он прав…
Его голос стал ниже.
— В лесу не только я.
Мария почувствовала, как кровь стынет.
Потому что это означало одно:
Они не знают, кто из них станет охотником…
а кто — добычей.
Ганс ехал в сторону деревни...
Мысль о прошлом всплыла в нём неожиданно — яркая, чёткая, как кадр старого кино: львы на золотых саваннах, тигры в джунглях, слоны, раскачивающиеся под ветром. Каждый зверь подчинялся законам природы и логике охоты. Тогда все было просто: выслеживать, ждать, стрелять — и трофей твой. Но сейчас… сейчас правила были другими. Лес, в который он смотрел, дышал иной жизнью. Тени шевелились, словно живые, а тишина была не пустотой, а скрытой угрозой.
— Раньше я охотился на зверя, что не прячется в тенях… — тихо прошептал Ганс себе. — Оборотень… это совсем другое. Не просто дичь. Не просто лапы и зубы. Загадка, которую надо разгадать. Не убить… а понять. Понять, как он думает.
Лес мерцал холодным светом. Дорога под копытами лошадей скрипела и трещала, но с каждым шагом шум становился почти приглушённым, как будто сами деревья прислушивались к чужим мыслям.
К нему подъехал Сильвер — седой, спокойный, с хитрой улыбкой, будто давно читал все мысли Ганса, даже те, о которых тот сам не хотел думать.
— Ганс, а что ты думаешь? — спросил он тихо, подстраховываясь руками на узде.
Ганс молчал. Лишь глаза пробежали вдоль темнеющего леса, вдоль линий, где снег не был белым, а серым, где каждая тень могла скрывать когти.
— Ловить, а не убивать, — выдохнул он наконец. — Понять. Исследовать. Понять, как он мыслит.
Сильвер кивнул, будто разделяя эту странную и опасную философию.
— У нас у себя ходят слухи про снежного человека, — сказал он тихо. — Мол, бродит и нападает. Сказка, конечно, но если мы здесь наткнёмся на оборотня… я хочу вернуться домой с историей, достойной костра.
Ганс усмехнулся, коротко, хрипло, словно смех застрял в горле после долгой зимы.
— Тогда словим и снежного человека, — бросил он, ощущая, как кровь от предвкушения ускоряет пульс. — Лес даст нам легенду. Лес даст трофей. Но нужно помнить: не все в нём живое можно понять.
Он ударил каблуком по бокам лошади, и отряд бросился в лес. Конский пар клубами поднимался в морозном воздухе, смешиваясь с туманом и слабым светом луны, который пробивался сквозь ветви.
Деревня осталась позади. Маленькие дома, дым из труб, испуганные взгляды — всё растворилось, как воспоминание. Впереди был лес: тёмный, дикий, почти живой. Каждый шорох казался сигналом, каждый скрип ветки — предупреждением.
Для Ганса это была охота иной природы. Здесь не хватало только одного: понимания, кого стрелять, а кого — связать. И с каждым шагом тень становилась гуще, воздух — плотнее, а лес — мудрее. Он ощущал: кто-то, или что-то, уже наблюдает. И оно ждало.
Глава 9 - Те кто прячутся
До полнолуния оставался один день.
Лес будто затаил дыхание. Воздух стал тяжелее, снег скрипел под ногами с глухим, вязким звуком. Мария вышла за хворостом, но чем дальше заходила, тем сильнее ощущала странное напряжение в воздухе, будто невидимый взгляд следил за каждым её шагом.
Она нагнулась, чтобы поднять ветку, когда рядом — в стороне, между берёз — послышался мягкий треск. Мария подняла голову. Из тумана появилась женщина. Высокая, в алой шерстяной ткани, беловолосая, с лицом, которое невозможно было точно запомнить — словно черты ускользали, как дым.
— Зря ты вышла одна, — сказала женщина негромко. Голос её был низкий, усталый, будто доносился из глубины земли.
Мария машинально прижала к себе вязанку.
— Простите… вы кто?
Женщина приблизилась. В руках у неё была корзина, полная трав и сухих цветов, от которых тянуло странным ароматом — не приятным, но и не отвратительным, чем-то древним.
— Здесь не любят чужих, — ответила она. — Особенно в такую пору.
Она подняла глаза к небу, где сквозь туман пробивался слабый серебристый круг.
— Скоро полнолуние. Тот, кто прятался, выйдет на охоту. А те, кто охотился… станут жертвами.
Мария вздрогнула.
— Что вы имеете в виду? Кто выйдет?
Женщина посмотрела прямо ей в глаза — и в этом взгляде было что-то нечеловеческое, словно в зрачках отражался не свет, а бездна.
— Не спрашивай. Не время. — Она отвела взгляд. — Меня зовут Лирия. Я знахарка. Двадцать лет живу в этих лесах. Видела то, что лучше не видеть.
— Подождите, — Мария сделала шаг вперёд. — Если вы знаете, скажите… кто он? Что происходит в этом лесу?
Но Лирия лишь покачала головой.
— Слова не спасут. Береги себя и того, кто рядом. А завтра — не выходи. Что бы ни услышала.
Она отвернулась и пошла прочь. Ноги почти не касались снега — словно шла по воздуху.
— Подождите! — крикнула Мария, но женщина уже исчезла между деревьями, растворилась, как туман.
Тишина легла на лес мёртвым покровом.
Мария стояла, чувствуя, как по коже бегут мурашки.
«Что это было?..» — мелькнуло в голове.
Она схватила охапку хвороста и почти бегом направилась обратно к хижине. Её шаги отдавались глухо, и казалось, что кто-то идёт следом — повторяя каждый звук с секундной задержкой.
Мария влетела в хижину, едва закрыв за собой дверь. Её дыхание сбивалось, пальцы дрожали, а снег с сапог таял и стекал на пол мутными каплями.
Итан сидел у очага, подбрасывал дрова в огонь — от жара по стенам метались красные блики.
— Ты будто сама смерть увидела, — сказал он, не оборачиваясь.
— Почти, — выдохнула Мария и села на лавку. — Я встретила женщину в лесу. Белые волосы, красная ткань… сказала, что скоро полнолуние и те, кто охотились, станут жертвами. Представилась знахоркой… Лирия, кажется.
Итан усмехнулся, покачал головой и махнул рукой.
— А, Лирия. Да знаю такую. Ходит тут по округе, травы собирает, с деревьями разговаривает. Чушь несёт невнятную.
— Ты думаешь, она просто… — Мария замялась, — больная?
— Да, — коротко ответил Итан. — Психичка. Говорят, лет двадцать назад у неё вся семья пропала — муж, дети, даже дом сгорел. С тех пор бродит одна, зовёт себя ведьмой, знахаркой, колдуньей… как ни назови. Но она не опасна. Только пугает всех своим видом.
Мария не ответила. Ей хотелось поверить, что всё именно так просто. Но слова женщины не уходили из головы.
"Тот, кто прятался, выйдет на охоту…"
За окном ветер усилился, снег закружил в вихре.
Огонь в камине вспыхнул, треснуло полено — и на мгновение на стене мелькнула тень, похожая на волчью морду.
Мария вздрогнула.
— Всё хорошо, — спокойно сказал Итан, подбрасывая ещё дров. — Завтра полнолуние. Главное — быть в доме.
Но когда он отвернулся, на его лице что-то дрогнуло. Короткий, еле заметный спазм — словно внутри него кто-то уже начинал просыпаться.
В деревне стоял шум и звон. С утра до вечера кузня гудела, как раненый зверь. Искры летели в разные стороны, а запах горелого серебра висел в воздухе тяжёлым, едким облаком.
Ганс ходил по двору, отдавая короткие, резкие приказы.
— Всё серебро, что найдёте — кольца, кресты, даже ложки, — бросал он, не останавливаясь. — Всё в переплавку. К утру нужны пули. Каждая — чистая, каждая — освящённая.
Мужчины таскали ведра с расплавленным металлом, ковали гильзы, не замечая, как ночь сгустилась над крышами. Женщины стояли в стороне, кто крестился, кто шептал молитвы.
Возле старого сарая отец Марии проверял ружьё. Его руки не дрожали — привычка охотника жила в нём по-прежнему. Он менял фитиль, смазывал спусковой крючок, проверял запас патронов.
Рядом лежала охотничья куртка и старый нож, выточенный ещё его отцом.
— Сколько лет прошло, — пробормотал он, глядя в сторону леса, где уже поднимался туман. — Думал, больше никогда не возьму ружьё в руки. А выходит, судьба снова позвала.
Из кузни донёсся глухой удар молота, и воздух вздрогнул.
Серебро лилось в формы, медленно остывая, будто сама луна отдаёт часть своей силы людям.
— Завтра полнолуние, — сказал кто-то.
И по рядам прошёл тихий шёпот, как сквозняк в церкви.
Ганс поднял голову, посмотрел на небеса.
Небо было затянуто, но где-то за облаками уже пряталась бледная, готовая взойти луна.
— Скоро начнётся, — произнёс он. — Большая охота.
Глава 10 - Кровавая луна ,первая ночь
Ветер завывал за окном, будто предупреждал — поздно.
Сумерки опустились на деревню, и каждая тень в хижине казалась живой.
Мария стояла посреди комнаты, держа в руках тяжёлую цепь. Железо было холодным, пахло ржавчиной и страхом. Перед ней — Итан, бледный, с опущенными глазами. На его лице — усталость, обречённость и тихое смирение. Он был уже не тем человеком, которого она знала. В его взгляде блеснуло что-то дикое, нечеловеческое — и Мария непроизвольно отступила на шаг.
— Неужели это так необходимо?.. — её голос дрогнул.
— Да, — коротко ответил Итан. — Ты даже не представляешь, что может выйти.
Он сам протянул руки, сел на тяжёлый дубовый стул посреди комнаты. Его пальцы сжались в кулаки, костяшки побелели.
Мария подошла ближе. Металлический звук цепи ударил по полу, как предвестие. Она обмотала ему запястья, застегнула замки. Сердце колотилось так, что было слышно сквозь тишину.
— Туже, — сказал он. — Не жалей.
— Я боюсь, что…
— Бойся того, что будет, если ослабишь. Через два часа ночь. Полная луна выйдет, и тогда... — он поднял взгляд, глаза его потемнели, будто внутри вспыхнул другой свет. — Тогда уже не я буду сидеть на этом стуле.
Мария судорожно втянула воздух. На мгновение ей показалось, что воздух в комнате стал тяжелее. Пламя свечи затрепетало, будто что-то невидимое прошлось мимо.
— Если я начну кричать, — продолжил Итан тихо, — не подходи. Что бы ни услышала — не подходи.
— Итан...
— Обещай.
Она кивнула, с трудом сглотнув.
Он закрыл глаза. На висках выступил пот.
За окном медленно поднималась бледная, круглая луна. Снег засиял серебром.
Мария стояла в дверях, глядя на Итана — прикованного, неподвижного, словно он сам стал частью ритуала.
И чем выше поднималась луна, тем заметнее становилось, как по его телу пробегают дрожь и спазмы. Плечи дёргались, дыхание сбивалось, зубы скрипели о металл.
Снаружи где-то завыл волк.
Итан открыл глаза.
Они уже не были человеческими.
Итан потерял сознание.
Мария стояла посреди комнаты, не смея дышать. В пламени свечи его лицо выглядело восковым, мёртвым. Тишина стояла такая, что слышно было, как потрескивает полено в очаге.
Она медленно опустилась в угол, прижала колени к груди и стала ждать.
Время тянулось вязко. Минуты казались часами.
За окном темнело, и в какой-то момент из-за облаков вынырнула луна — огромная, круглая, серебристая, будто капля льда, застывшая в небе.
Мария подняла глаза.
Итан пошевелился.
Сначала — тихо. Едва заметно.
Потом его тело выгнулось, словно что-то изнутри пыталось прорваться наружу.
Он издал глухой, животный звук, и резко открыл глаза — уже не свои, а чужие, дикие.
— Беги! — прорычал он сквозь зубы. — Беги, оно выходит!
Мария вскочила, но не смогла двинуться.
Он закричал.
Крик перешёл в хрип, потом в вой. Суставы хрустнули, словно ломались изнутри.
Пальцы вытянулись, ногти проросли в когти.
Кожа на руках пошла волнами, покрываясь шерстью.
Зубы выпадали один за другим, заменяясь длинными, изогнутыми клыками.
Шея вытянулась, лицо начало меняться — нос и челюсть слились в морду, глаза заполнились жёлтым огнём.
Мария отступила к стене.
Перед ней уже не сидел человек.
Цепи натянулись, металл заскрежетал, вбитые кольца в стене дрогнули.
Снаружи — вой. Но не волчий.
Дикий. Глухой. Такой, что кровь стыла в венах.
— Итан… — выдохнула Мария. — Что… что это?..
Зверь рванулся вперёд. Железо жалобно взвизгнуло.
Она видела, как с ремней летят клочья кожи.
Как глаза — теперь звериные — смотрят на неё не с ненавистью, а с голодом.
Он зарычал, и от этого звука стены будто задрожали.
— Господи, помоги… — прошептала Мария, но голос утонул в грохоте цепей.
Щёлк! — одна пряжка лопнула.
Вторая.
Третья.
Мария закричала.
Бросилась к лестнице, вылетела наверх, хлопнула крышкой подвала и навалила сверху мешки с мукой.
Дерево дрожало под её руками — снизу слышалось рычание, скрежет, удары.
Она выбежала наружу.
Ветер ударил в лицо, снег полетел в глаза.
Из дома донёсся глухой рёв — уже не человеческий.
А вдалеке, из леса, ответил другой.
Громче. Глубже.
Мария застыла.
И поняла: в эту ночь Итан был не единственным, кто вышел на охоту.
Вой разнёсся над долиной.
Протяжный, нечеловеческий, будто сама ночь взвыла от боли.
В деревне всполошились собаки — завыли, спрятались под крыльца. Лошади в конюшнях забили копытами по доскам, а люди, стоявшие у кузни, подняли головы к небу.
Тишина сменилась звоном металла, криками, суетой.
— Слышали? — Ганс вышел на крыльцо, сжимая ружьё. Луна висела прямо над лесом, тяжёлая, серебряная, как лезвие ножа.
— Это он… — произнёс кто-то из охотников, и в голосе его звенел страх.
Ганс медленно повернулся к ним.
— Нет, — сказал он. — Это они.
Сильвер нахмурился.
— Два голоса. Я тоже слышал. Один ближе к холмам, другой... будто из-за реки.
— Значит, слухи правы, — холодно ответил Ганс. — Один — старый, другой — новый.
Снег ложился ровно, будто сама зима затаила дыхание, наблюдая за ними.
Отряд двигался осторожно, вцепившись в поводья, — только фырканье лошадей да скрип упряжи нарушали тишину.
Ганс ехал впереди, низко наклонившись к седлу. Его взгляд цеплялся за каждый излом ветки, за каждую крошку следа на земле.
— Стой, — тихо сказал он, поднимая руку.
Охотники мгновенно остановились.
На снегу, прямо у обломанного пня, виднелись следы. Глубокие, неестественные, с вытянутыми пальцами и когтями, словно кто-то огромный ступал на полусогнутых ногах.
Снег вокруг был чуть оплавлен — будто от жара тела.
— Это не медведь, — прошептал Сильвер.
Ганс кивнул.
— Свежие. Час, не больше.
Тишина.
Где-то в глубине леса послышался треск — будто ломалась толстая ветка.
Один из охотников — молодой парень по имени Фрид — сделал шаг вперёд, приподняв факел.
— Может, я проверю?.. — начал он.
И в тот же миг из темноты мелькнуло что-то — серая тень, резкая, как молния.
Фрид успел только вскрикнуть — и исчез.
Факел вылетел из его руки, ударился о землю, осветив снег алым отблеском.
Крик прорезал тишину.
Дикий, человеческий — и сразу оборвался.
— Фрид! — рявкнул Сильвер и сорвался с места, но Ганс схватил его за плечо.
— Назад! — приказал он. — Все — назад, в круг!
Они выстроились спинами друг к другу, подняв ружья.
Серебряные пули блестели при каждом отблеске пламени.
Лес дышал.
Тени двигались.
Где-то между стволами мелькнул силуэт — высокий, широкоплечий, с изломанной походкой, словно кости не слушались тела.
Потом — ещё один треск.
Ещё ближе.
— Оно здесь, — выдохнул кто-то.
Ганс поднял ружьё, повёл стволом по направлению звука.
И тут — снова крик. На этот раз — короткий, отчаянный, и сразу — глухой удар.
Когда они добежали, всё уже было кончено.
Тело Фрида висело на ветке, располосанное от плеча до бедра. Глаза его были открыты, а снег под ним стал розовым.
Сильвер перекрестился.
— Чёрт…
Ганс присел, провёл пальцами по крови, поднял глаза к следам вокруг.
— Оно играло с ним, — сказал он тихо. — Не убило сразу.
В этот момент где-то справа раздался ещё один звук — тяжёлое дыхание, как будто кто-то огромный втягивал воздух.
Ганс резко встал.
— Круг! Спинами к друг другу! Никто не бежит, ясно?!
Они встали плотнее.
Факелы дрожали.
Тени между деревьями словно ожили, и где-то впереди мелькнул блеск — глаза, отражающие пламя.
Ганс поднял ружьё.
— Сейчас всё начнётся…
Глава 11 - Звери
Лес будто слушал их.
Снег перестал падать.
Даже ветер стих.
Только дыхание — хриплое, глубокое, нелюдское — то приближалось, то снова уходило, будто кто-то огромный нарочно играл с расстоянием.
Ганс напрягся, сжал приклад.
— Смотрите по сторонам. Оно проверяет нас. Ему не нужно нападать сейчас…
Сильвер едва слышно прошептал:
— Зачем оно играет?..
— Потому что умный хищник сначала ломает психику, — ответил Ганс. — И только потом — кости.
В этот момент из темноты метнулась тень, но не к людям — к факелу, сбивая его в снег. Огонь погас мгновенно, и тьма стала почти абсолютной.
— Оно лишает нас света! — выкрикнул кто-то.
Сразу после этого второй факел погас, будто его вырвали когтями.
Третьему что-то просто дунуло в лицо, и огонь исчез, как свеча.
Теперь было слышно только:
шаг… пауза… дыхание… шаг… дыхание…
Ганс вытянул руку в сторону темноты, держа ружьё, но пальцы едва заметно дрожали.
Вдруг раздалось низкое урчание, от которого у всех по спине полз холод, и один из охотников, молодой, нервный, по имени Ленс, не выдержал:
— Я… я не могу… — и сделал шаг назад.
— Ленс, стой… — тихо сказал Ганс, не оборачиваясь.
Но было поздно.
Лес молниеносно ожил: что-то прыгнуло сверху, так быстро, что можно было лишь увидеть вспышку потаённого силуэта. Ленса снесло в сугроб, и тьма взорвалась его криком — долгим, рвущим душу.
— А-а-ААААААА! ПОМОГИТЕ! ОНО… ОНО… ААА—
Звук оборвался.
Не криком.
Хрустом.
Снег там, где он лежал, стал тёмным, как мокрый уголь.
Сильвер хотел выстрелить вслепую, но Ганс резко схватил его за руку.
— Не трать пули на страх. Жди, пока увидишь глаза.
Словно услышав эти слова, две светящиеся точки вспыхнули в темноте — жёлтые, хищные, почти разумные.
Но — слишком низко для человека
и
слишком высоко для волка.
Ганс выдохнул:
— Мы имеем дело не с зверем.
Пауза.
— А с тем, кто помнит, что был человеком.
Тени вокруг начали двигаться — две сразу, с разных сторон.
— Господи, — прошептал один из мужчин, — их… двое?
В этот миг лес взорвался звуком:
вой — не волчий, не человеческий — что-то третье, из мира, которого не должно быть.
Ганс понял, что выбора нет.
Он поднял оружие и тихо сказал:
— Бегите только тогда…
пауза
— когда я скажу.
Снег вздрогнул — кто-то сорвался с места.
Ловушка страха закончилась.
Начиналась охота.
Секунда тишины — и лес разорвал ОР.
Не человеческий — звериный, глубокий, гортанный, будто рев океана, проходящий сквозь кости.
Первым удар пришёл сверху.
Из тёмных сосновых ветвей рухнула огромная тварь — серый, изломанный, с мордой волка, но ростом выше человека и руками, похожими на изуродованные человеческие лапы. Она сорвала голову ближайшему охотнику одним движением — будто сорвала спелый плод.
Кровь брызнула на снег — пар поднялся, лес захрипел эхом.
— Огонь! — успел выкрикнуть Ганс, но второй удар уже обрушился, сзади, из тумана.
Вторая тварь — темнее, массивнее, с глазами, как угли — вцепилась в спину Сильвера и унесла его в туман. Запах крови смешался с паром, снег под ногами превратился в буро-красную кашу.
Сразу два зверя.
Две машины убийства.
Хлопки выстрелов, вопли, рвущиеся тела, белые полосы пара из пастей — всё смешалось в один кромешный ужас.
Живой человек не мог выиграть здесь.
Один охотник пытался бежать, но серый оборотень догнал его за три прыжка — швырнул о дерево, позвоночник хрустнул так, что Ганс почувствовал вибрацию в зубах.
Другой пытался перезарядить, руки дрожали, губы шептали молитву, но тёмный оборотень просто разорвал его пополам.
Через минуту снег стал алым, а тишина снова вернулась…
но лишь на мгновение.
Сзади раздался треск веток — прыжок.
Оборотень летел прямо на Ганса, распахнув когти, словно ножи.
— ГАНС!!! — голос расколол лес.
Мгновение — и серебряный выстрел разорвал ночи тишину.
ПАХ!!!
Пуля вошла прямо в грудь зверя.
Он перевернулся в воздухе, с глухим ударом рухнул на снег, долго, тягуче, протяжно завыл, словно в его голосе звучила сама боль луны.
Силуэт стрелявшего вышел из тени — отец Марии.
Лицо спокойное, дыхание ровное, рука твёрдая — будто всё это он уже видел когда-то.
Ганс не верил глазам.
Зверь бил лапой по снегу, рядом с раной дымился серебристый пар.
Но чудовище вдруг поднялось.
Медленно.
С усилием.
С ненавистью.
Глаза сузились — и оно убежало вглубь леса, оставив кровавый след.
Второй уже давно исчез…
и где-то далеко раздался протяжный, многоголосый вой.
Как будто оба звали кого-то ещё.
Ганс стоял, пытаясь отдышаться, понимая только одно:
Эта ночь — была не охотой. Это было предупреждение.
И теперь они знали:
их двое…
оба живы…
и оба вернутся.
Тяжёлые шаги.
Из темноты вышел отец Марии, с дымящимся стволом в руках.
Он схватил Ганса под плечи и поднял.
— Кажется… отбились, — выдохнул он, переводя взгляд на окровавленный снег.
Ганс медленно обернулся, глядя на то, что осталось от его людей.
Мгновение — длиннее жизни.
— Да, — сказал он хрипло. — Только… какой ценой?
Мария бежала так, будто сама ночь пыталась схватить её за пятки. Снег разлетался под ногами, дыхание рвалось короткими, болезненными толчками. Лёгкие будто наполнялись холодом, превращаясь в ледяное стекло. Она не смела обернуться — страх шёл сзади, отбрасывая тень длиннее, чем деревья.
Но шаги становились всё ближе.
Тяжёлые.
Рваные.
Нечеловеческие.
Мария сорвалась на крик, но горло только хрипло прорыдало воздух. Ноги предали её — она упала, ударившись плечом о землю. Подняв голову, она увидела:
Перед ней — двухметровый зверь.
Мышцы ходили под черной шкурой, как живые змеи.
Пасть дышала паром, глаза горели голодом, который не знает милости.
Он шёл медленно, наслаждаясь её страхом.
Мария вдавилась спиной в снег и прошептала, еле слышно:
— Пожалуйста…
Зверь поднял лапу, когти блеснули — и в этот миг воздух будто звякнул.