Хрупкая надежда, которая до прихода в дом князя еще теплилась в сердце, рассыпалась пеплом.
Перед глазами на миг потемнело, сердце рухнуло в низ живота, но я все же сумела сохранить достойный вид.
Черт, что ему стоило солгать? Сказать, что его оклеветали, что он никакого отношения не имеет к этому идиотскому плану, что никогда бы так не поступил? Стыдно признаться, но я бы поверила. Отбросила сомнения, которые наверняка появились бы, и просто отдалась новой — спокойной и счастливой жизни.
— Не желаешь объяснить? — спросила я, не намеренная уходить до тех пор, пока не вытрясу из Тарковского все подробности. Да, больно, но раз уж вышло так, что я знаю правду, глупо теперь прятать голову в песок.
— Ты готова выслушать? — удивился князь.
Я кивнула. Он, похоже, ожидал, что я убегу в слезах, но если я чему и научилась за время, пока жила в новом теле, так это выпытывать все подробности прежде, чем делать окончательный вывод. В этом странном городе все не то, чем кажется.
— В таком случае присядь, разговор будет небыстрым. И малоприятным, полагаю, — он указал на одно из глубоких кресел, сам опустился в соседнее.
Нас разделяло вполне приличное расстояние, но я все равно ощущала напряжение. Оно буквально витало в воздухе: князь волновался, но к сожалению точную причину его волнений я установить не могла.
— Я хотел все тебе рассказать еще в тот день, когда мы… пропустили лекцию, — аккуратно выразился он, не теряя привычки к галантности даже в такой странный момент. — Хотел быть с тобой честным, но не смог. Струсил, может быть впервые в жизни: я боялся, что ты поймешь все неправильно.
— И поэтому просто понадеялся, что я никогда не узнаю о твоем участии в разорении моей семьи? — уточнила я. — Крайне опрометчиво, — если не сказать глупо.
Князь подавил раздраженный вздох.
— Единственный, кто приложил руку к разорению твоей семьи — покойный князь. Я лишь сделал так, чтобы его капитал не оказался распылен и не осел в карманах мелких промышленников, а дочери не умерли с голоду и не были вынуждены прозябать в нищете. Но все ошибаются, так что позволь мне начать сначала.
Я не стала перебивать, хоть в мыслях и роился с десяток едких комментариев, намеренная выслушать всю историю Тарковского до конца. С его слов картина вырисовывалась крайне неоднозначная.
Князь зашел сильно издалека:
— Круги — условно тайные организации, существующие во всех крупных городах по приказу Его Императорского Величества, созданы для того, чтобы следить за так называемой «чистотой крови». По сути, их… наша функция в том, чтобы поддерживать и контролировать дворянские роды города, не давать им угаснуть и слишком обнищать.
— Именно люди знатных родов наследуют дар, — подхватила я его мысль, когда Влад замолчал, чтобы перевести дух. — К тому же, насколько я поняла, именно старое дворянство — главная политическая поддержка для императорской семьи. И оберегать его стоит хотя бы в противовес стремительно богатеющим банкирам и предпринимателям.
— Все так, — кивнул князь. — И в последние несколько лет Его Величество активно выступает за слияние новых капиталов и старых фамилий. Это позволяет разбавить старые семьи свежей кровью и получить лояльность тех, кто умеет делать деньги. Они становятся гораздо более сговорчивы, как только их дети или внуки получают приставку «граф» или «герцог» к фамилии.
Цинично, но логично. Однако какое отношение это имеет ко мне?
— Как ты понимаешь, наиболее сильно ценятся дворянские семьи с устойчивой традицией передачи дара. Ваша же семья известна только одним магом, да и то до недавнего времени нельзя было точно сказать, был ли основатель вашего рода в самом деле колдуном или лишь ловким шпионом. Теперь, когда дар пробудился в тебе, сомнений конечно нет, — поспешил добавить Влад, заметив мой напряженный взгляд. — Но в те годы, когда ваш отец еще занимался делами, ситуация выглядела гораздо более туманной.
Князь снова замолчал, давая мне время осмыслить услышанное. И я начала догадываться, к чему он клонит.
— Поддерживать на плаву наш род просто не имело смысла, раз в семье не рождаются маги. Когда вы поняли, что отец бездарно разбазаривает капитал семьи, решили воспользоваться возможностью заполучить лояльность известных в городе банкира и промышленника. Они оба получили неплохую прибыль, а один из них мог бы претендовать на титул князя, так как у его жены нет родственников по мужской линии.
— Не совсем так, — Влад мягко улыбнулся, будто собирался наставлять студентку, которая допустила пару логических ошибок в рассуждениях.
Мне бы возмутиться, но его участливый и слегка покровительственный взгляд… и о чем я только думаю?!
— Во-первых, поддержка беднеющего рода — акт демонстративный. Совершая его, я даю и остальным дворянским семьям понять, что они все еще под охраной короны. Поэтому я пытался спасти положение покойного князя всеми доступными способами: предлагал ему финансовых консультантов и выгодные вложения, но он ничего не желал слушать. А когда разорился, помогать стало уже поздно: не мог ведь я просто дать ему денег. Да даже если бы и мог, он все равно спустил бы их на бессмысленные предприятия… — чем дольше Влад говорил, тем жестче становилось его лицо. Похоже, безответственность моего отца его ужасно злила. — Простите за столь резкие слова, но я предупреждал, что история неприятная.
Я только кивнула. И сама не испытывала к отцу Марго никаких добрых чувств. Может, он действительно был приятным в общении и простым человеком — по крайней мере, на это намекают воспоминания тела — но дельцом явно никудышным.
— Все, что мне оставалось — позволить трем влиятельным людям поделить между собой его капитал и пообещать им знатных невест за помощь в сохранении средств. Согласно плану большая их часть должна была перейти в распоряжение Яринского, если у него будут наследники. Если же нет, то титул и деньги получил бы старший сын Морозова — Андрей.
Князь пригубил чай из чашки, оттягивая момент ответа.
— Видишь ли, впервые в жизни веления моего сердца разошлись с требованиями разума, — сказал он и снова замолчал, будто затрудняясь подобрать слова.
Я внимательно слушала и наблюдала: кажется, никогда прежде я не видела, чтобы Влад запинался и не находил, что сказать.
— Когда я понял, что совершил ошибку, еще не поздно было все исправить: я планировал договориться с Яринским и Морозовым, оставить капиталы им, но освободить вас и ваших сестер от обязательств, связанных с вступлением в брак. Поначалу я хотел решить вопрос быстро: взять тебя в жены и откупиться от Константина Георгиевича. Однако ты сама так активно начала вытаскивать себя из паутины, что мне оставалось лишь наблюдать и подстраховать в случае, если что-то пойдет не так. Я впервые в жизни видел настолько яркую, кипящую жизнью женщину, любовался каждым твоим действием, каждой маленькой уловкой. И просто не мог позволить окружавшим тебя стервятникам оборвать твои молодые крылья.
— К стервятникам тебе следовало причислить и себя, — буркнула я, тем не менее польщенная его словами. Однако после всего, что он о себе рассказал, верить в искренность признаний до конца не получалось. Очень хотелось, но — увы.
— Пожалуй. Но я готов был ждать столько, сколько нужно. И разумеется не сбирался ограничивать тебя ни в публицистике, ни в других занятиях, которые могли тебя увлечь, — Влад нежно улыбался, и судя по чуть затуманенному взгляду, вспоминал наши прошлые встречи.
Вспоминала и я. Признания, сначала настойчивые и несколько грубые, затем все более нежные и ненавязчивые теперь выглядели логичными. Поведение князя — холодное поначалу, когда он думал, что перед ним все так же, прежняя Марго, и потеплевшее со временем, когда он узнал меня настоящую — тоже стало понятным.
— Я не считаю себя ни в чем перед тобой виноватым и не стану просить прощения. Я тебе доверяю и надеюсь, что ты все правильно поймешь, — эти слова стали точкой в долгом и утомившем меня рассказе.
Кричать или плакать больше не хотелось. Впрочем, и особенной радости я не чувствовала: облегчение оттого, что действиям Влада нашлось логичное объяснение? Пожалуй. И еще — недоверие, которое в последнее время под давлением влюбленности почти совсем исчезло, но теперь снова подняло голову. Хотелось узнать о князе побольше — хотя бы ради собственной безопасности.
— Мне надо все это обдумать, — я поднялась с кресла, намекая, что разговор завершен. — Спасибо за честность.
— Разумеется.
Влад встал вслед за мной и прежде, чем я направилась к выходу, перехватил мою руку. Поднес к губам, поцеловал пальцы и улыбнулся то ли мне, то ли собственным мыслям.
— Если понадобится помощь, ты всегда можешь ко мне обратиться, — добавил он, провожая меня к дверям.
От этих слов на душе немного потеплело. Я так и не согласилась стать женой князя и наше с ним общее будущее теперь под большим вопросом, но он все еще готов меня поддержать. Это, пожалуй, дорогого стоит.
Мысли переполняли голову, и возвращаться домой не хотелось. Я попросила водителя отвезти меня на старое кладбище: туда, где мы с сестрами проводили обряд по ушедшей Марго.
Оставив таксиста дожидаться меня у входа, я прошла вдоль тропинки к тому самому дереву и, не щадя пальто, села на один из высоко выступающих над землей корней.
Ветер трепал уже почти голые ветви березы и края одежды, завывал, вторя настроению. В душе все еще теплилась надежда на лучший исход: на счастье, любовь или хотя бы безопасность. Но стоило подумать о том, что дела еще не закончены, что мне предстоит многое узнать и понять, как на плечи наваливалась тяжесть. Я чувствовала себя как никогда уставшей.
Настоящая Марго, быть может, ощущала себя так же? А может, она догадывалась о том, что происходит: понимала, кто на самом деле стоит за бедами ее семьи и потому обратилась именно к Тарковскому. Понимала, что если кто-то и может избавить ее и сестер от незавидной участи проданных невест, так это он? А когда он отказал, когда надежды не осталось — не вынесла горя. У нее-то не было ни моих знаний, ни опыта, в ее картине мира женщина вовсе не должна работать.
Чем больше я думала о ситуации, тем яснее понимала, что относилась к своей предшественнице несправедливо. Но теперь все, что я могу — поддерживать память о ней, пока жива сама, оттягивая таким образом момент, когда она отправится в вечное забвение.
Я бы, наверное, просидела на холоде до темноты, но тишину кладбища нарушил звонок телефона. Я вытащила его из кармана и не сразу попала замерзшим пальцем по нужной кнопке.
— Марго! — уже по тому, как Марта произнесла мое имя, я заподозрила что-то неладное. — Приезжай, пожалуйста, к дому творчества, где Марина занималась с оркестром. Я нигде не могу ее найти.
— Как не можешь? — я тут же вскочила и взглянула на часы. — Она должна была вернуться домой еще час назад.
— Вот именно! — Марта всхлипнула, но постаралась взять себя в руки. — Она не пришла, и я подумала, что задерживается: вышла ей навстречу, чтобы прогуляться, но мы так и не пересеклись. Тогда я позвонила, но трубку она не берет. Прибежала сюда, но никто из оркестра не видел ее с тех пор, как закончилась репетиция.
— Еду. Жди там, никуда не уходи. И постарайся не оставаться в одиночестве, будь на виду или там, где много людей, — стараясь, чтобы голос звучал спокойно, распорядилась я и почти бегом направилась к машине.
Марту я нашла в одном из классов на первом этаже. Она сидела бледная, обхватив руками плечи, и едва заметно покачивалась из стороны в сторону. Подавив очередной приступ паники, я заговорила с сестрой спокойно, стараясь хоть немного вывести ее из шока.
— Ты уже всех спросила, кто сегодня с ней занимался? Может, кто-то видел, куда она ушла?
Марта подняла на меня безжизненный испуганный взгляд и покачала головой.
— Никто из тех, кого я спрашивала, ничего не видел. Павел еще обещал поговорить с преподавателями, но пока не вернулся, — ответила она.
Стоило мне попросить о срочной встрече, Влад сразу предложил увидеться в кафе рядом с университетом. Даже не спросил, в чем дело, хотя по моему взволнованному голосу наверное понял, что произошло что-то как минимум неприятное.
Я приехала к назначенному месту с Мартой: оставлять ее одну дома боялась. Вдруг за исчезновением Марины стоят люди, которые не планирую останавливаться только на одной княжне? Вдруг нам всем грозит опасность?
Я раз за разом старалась выбрасывать из головы жуткие картины того, что могло произойти с сестрой, но они снова и снова вставали перед мысленным взором, заставляя нервы раскалиться до предела. К моменту, когда добралась до кафе, я уже настолько сама себя взвинтила, что казалось, готова взорваться.
Ветер, чувствуя мое волнение, вился под ногами, отчего широкие штанины моего экстравагантного наряда развевались даже в помещении.
К счастью, в середине буднего дня заведение пустовало.
— Что случилось? — встревоженно спросил князь, пропустив приветствие. Похоже, паника ярко отпечаталась на моем лице.
Я быстро рассказала обо всем, что произошло. Чем больше подробностей озвучивала, тем сильнее хмурился Влад. Когда я, выложив все, что могло помочь поискам, устало опустилась на ближайший стул, он отвернулся и сделал несколько звонков. Я пыталась прислушаться, но он ушел в другую часть зала и говорил тихо, а когда вернулся, выглядел еще более обеспокоенным.
— В полиции займутся поисками, но неизвестно, как много времени им понадобится, чтобы выяснить, куда пропала Марина, — пояснил он, переводя взгляд с меня на Марту и обратно.
Младшая сестра, не выдержав напряжения, всхлипнула и уткнулась лицом в ладони. Я сжала кулаки, чувствуя ярость от собственного нелепого бессилия. Хотя почему бессилия?
— Скажи мне как преподаватель теории магии, — медленно заговорила я, еще не до конца уверенная в том, что хочу предложить. — Если я могу найти человека в трех комнатах дома, могу ли я найти его и в городе?
Тарковский потер подбородок, с сомнением оглядев меня.
— Теоретически можешь, но для этого надо обладать не только силой твоего дара, но желательно еще и опытом Краузе. К тому же, для таких поисков все равно необходимо понимать хотя бы примерное ее местонахождение. А мы ведь даже не уверены, что она в городе.
Как же не вовремя уехал этот противный старик! За его помощь я бы сейчас отдала что угодно.
Марта рыдала уже не таясь, и я притянула ее к себе, поглаживая по спине. Сказать, что все будет хорошо, язык не поворачивался.
— Впрочем, если подумать, то парочку подозреваемых в похищении установить можно, — Влад рассуждал сосредоточено и по его взгляду я поняла — он о чем-то догадался.
— Значит, надо их проверить. Лучше сделать хоть что-нибудь, чем сидеть и ждать, — я решительно поднялась, еще плохо представляя, что буду делать.
Увы, сразу помчаться на поиски сестры не удалось. Мы с Мартой провели несколько томительных минут возле машины князя, дожидаясь, пока он вернется с кафедры с ключами. А потом отправились на тот пустырь над рекой, где Краузе часто проводил тренировки.
Отсюда открывался неплохой вид на центральную часть города, которая тянулась вдоль противоположного берега реки.
— Не знаю, хватит ли тебе сил и сосредоточенности. У меня нет никаких способностей к магии воздуха, но признаюсь, учебники деда я из любопытства читал. Я смогу направить и предостеречь от слишком сильного истощения, но только ты сама можешь чувствовать воздух и задавать ему вектор движения, — инструктировал князь, пока мы подходили к краю обрыва.
— Да, я все понимаю, — от огромной ответственности потели ладони. Я нервничала все сильнее, и оттого боялась, что не смогу сосредоточиться. Из-за страха, что заклинание не получится вовсе, волнение еще усиливалось и волна паники разгонялась, превращаясь уже в настоящее цунами.
Заметив, что мои руки дрожат, я сжала пальцы в кулак.
— Понадобится физический контакт, чтобы мне проще было контролировать уровень твоей энергии, — предупредил Влад.
Я только кивнула: хоть еще не решила, как реагировать на его недавнее признание, сейчас не время предаваться рассуждениям о высокой морали: на кону безопасность Марины.
Князь встал за моей спиной, чтобы не перекрывать обзор на город, одной рукой обхватил за талию, второй за плечи. Я немного напряглась, но решила, что ему виднее.
— Дыши, — напомнил он, и я с силой втолкнула в легкие холодный воздух, обещающий скорый первый снег. — Дом на Западной улице, сто второй.
Чтобы освободить как можно больше сил для исследования города, я позволила себе почти полностью отпустить контроль над тем, что меня сейчас окружает. Если бы мне требовалось, как и в прошлый раз, охватить воздушным взглядом только комнату или две, то могла бы даже вести легкую беседу, пока колдую. Но сейчас работа предстояла куда более серьезная.
Вскоре дыхание и прохлада вытеснили из груди страхи, а из мыслей — суету, оставив место только для холодного расчета, и я, почти перестав ощущать собственное тело, вместе с ветром взмыла над особняками в тихой части центра, окруженной множеством парков.
Понятия не имела, кому принадлежит дом, но Влад явно что-то заподозрил. Ему о городе известно гораздо больше, чем мне, поэтому оснований ему не доверять у меня нет. Тем более, что он сейчас делает все, чтобы я не свалилась от перенапряжения спустя несколько минут столь непривычной и интенсивной магической работы. В его интересах закончить все это поскорее: резерв-то не резиновый.
Я проверила комнаты дома и даже подвал, но обнаружила там только старые картины и пыльные бутылки из темно-зеленого стекла. Затем князь направил меня к следующему, расположенному неподалеку.
Вскоре я сбилась со счета и уже не понимала, сколько комнат окинула мысленным взглядом. Голоса мужчин, женщин и детей слились в бессмысленную мешанину: среди них ни один не принадлежал Марине, потому совершенно не привлекал моего внимания.
Впрочем, напряженным и разозленным выглядел Павел, в то время как Влад оставался спокойным и смотрел на юношу как слон на не в меру шумную собачонку.
— Уже передумал на счет Марины Алексеевны? — невозмутимо уточнил князь.
Ртищев на миг смутился, но почти сразу подался вперед, растеряв всю злобу.
— Разумеется нет! Где она?! Вы ее нашли? — в его взгляде надежда перемежалась с отчаянием.
— Вот и отлично, тогда будешь ее рыцарем-спасителем. Поведешь машину, — князь бросил Павлу ключи. Тот с недовольным видом повиновался, и через пару минут мы уже мчались за город — к тому дому, где, как я надеялась, Снежин еще нескоро оправится от моего удара.
Как только автомобиль остановился возле приземистого белого коттеджа, окруженного парой десятков таких же домов, я сразу выскочила на улицу, не удосужившись даже запахнуть пальто.
Не обращая внимания на окрики князя и Павла влетела в дом, испугав прислугу, и торопливо огляделась.
— Где Марина? — сама не ожидала, что в городе прозвучит так много металлических нот.
Работники переглянулись в нерешительности. Только одна — совсем еще юная — девушка с презрением покосилась на остальных и выступила вперед.
— Здравствуйте, Маргарита Алексеевна. Я вас провожу.
Следуя за ней, я поднялась на второй этаж унылого и безликого дома, такого же обыкновенного, как его обладатель. К тому моменту, как мы остановились у двустворчатой двери, меня уже нагнали и Павел с Владом, и Марта. Сестра неосознанно взяла меня за руку, и я сжала ее тонкую ладонь в своей, стараясь поддержать. Хоть сама боялась до ужаса.
Когда работница открыла дверь, картина перед глазами предстала странная: Марина хлопотала вокруг Снежина, который, по-видимому, едва пришел в сознание и еще не слишком хорошо соображал. Она уже открыла окно и сейчас предлагала ему воду.
Почему-то ее забота о том, кто едва не лишил ее такой ценной по меркам этого мира чести стала последней каплей, переполнившей чашу раздражения.
— Немедленно отойди от него! — командовала я, шагая в комнату.
Марина вздрогнула и отпрянула от князя, пролив на его рубашку воду из стакана.
— Какого черта ты вообще ему помогаешь?! Ты хоть понимаешь, что именно он сделал?! — продолжила отчитывать сестру я, не обращая на полуобморочного Снежина внимания.
Начнет возмущаться — приложу еще раз, чтоб не повадно было.
— Н-но он же… Не успел, — робко возразила она, испугавшись моего гнева. Такой злой они с Мартой видели меня впервые.
— Не успел?! — язвительно переспросила я, чувствуя что ком раздражения нарастает еще сильнее. — Фактически может и нет, но в доме полно прислуги, вокруг — соседей. И куча людей прекрасно видели, как ты уединилась с неженатым князем в его комнате. Завтра же об этом будет знать весь город! И что станет с твоей хваленой честью после этого, а?! Почему родились в этом идиотском дремучем мире вы, а забочусь о соблюдении совершенно чуждых мне порядков я? Как вообще получилось, что ты оказалась в этом доме, чем ты думала?
Почему-то складывалось впечатление, что Марина поехала со Снежиным по доброй воле. И судя по тому, как при последнем моем вопросе она понурила голову, так и есть.
— Княжна поступила так, как и положено благородной девице, вам не в чем ее винить, — просипел Снежин. Он сидел на полу, опершись спиной на край кровати, но вид сохранял до нелепости самоуверенный.
— Заткнитесь, князь, я не с вами разговариваю, — рыкнула в ответ я, отгораживая его от Марины, и снова повернулась к сестре. — Итак, я слушаю.
— Александр Николаевич сказал, что если я поеду с ним, то он расскажет о заговоре, который готовится против нашей семьи и… — она не решилась сказать, но красноречиво взглянула на Тарковского.
— И как, рассказал? — не удержалась от повторного сарказма я.
Марина вздрогнула и, покраснев до кончиков ушей, опустила взгляд.
— Марта, Павел, выведите ее на улицу, — скомандовала я, немного успокоившись.
Марина, бросив рассеянный взгляд на Снежина, подчинилась и вышла наконец из этой мерзкой комнаты в сопровождении сестры и Ртищева.
После короткой вспышки гнева сил почти не осталось. Не видя смысла в соблюдении приличий, я села на тахту возле открытого окна, намереваясь подробно расспросить Александра Николаевича о мотивах его идиотского поступка. Но прежде, чем успела заговорить, инициативу перехватил Влад.
— Значит, заговор, — равнодушно констатировал он, подходя к Снежину ближе. — Ничего более оригинального придумать не смогли?
Снежин кривовато улыбнулся, отчего его лицо, обычно скучное и невыразительное, приобрело полубезумные черты.
— На юную девицу подействовало, что еще надо? — ответил он, вздернув голову. — И теперь у нее все равно не останется выбора.
— Сволочь! — прошипела я. После короткой передышки гнев воспылал с новой силой, как только речь зашла о Марине. — Если хочешь жить…
— Не опускайтесь до угроз, княжна, — Влад осадил меня вежливо, но так безапелляционно, что я действительно сочла лучшим решением замолчать. — Что же до вас, Николай Алексеевич, я хотел бы подробнее узнать о ваших мотивах. Почему именно Марина? Почему именно сейчас?
Я вся обратилась в слух: вопросы Влад задал самые насущные.
Снежин с презрением оглядел князя и поджал губы, раздумывая. Наконец, с кряхтением поднялся и пересел на кровать.
— Вам прекрасно известно, Владислав Игоревич, что мой род так же, как и род княжон Соколовских, на грани угасания. И разумеется я не желаю, чтобы меня постигла та же судьба, что и их. Супруга из одаренной семьи, дети которой могут получить редкую стихию, вполне себе неплохой гарант безопасности, — ответил он медленно и вдумчиво.
Он явно что-то недоговаривает, но как вывести на чистую воду этого подлеца?
— Метод вы избрали не самый честный, — ответил Влад.
Судя по тому, как напряжено его тело, ему сейчас трудно даже просто стоять, но держался он гораздо увереннее, чем я. И гораздо спокойнее.
Когда я вернулась в дом, сестры уже сидели на кухне поникшие. Они явно ожидали выволочки, но у меня не осталось сил, чтобы их распекать. Да и какой смысл? Марина уже накрутила себя так, что никакого наказания не надо, Марта тоже сильно волновалась: ни к чему усугублять их состояние.
Сбросив пальто и поставив на плиту чайник, я села напротив сестер и внимательно всмотрелась в лица. Обе выглядели более бледными, чем обычно, и немного безжизненными.
— Марина, прости, что накричала, — начала я, стараясь хоть немного разрядить обстановку.
— Ты просто испугалась, я понимаю, — кивнула сестра, но в голосе не мелькнуло ни одной маломальски живой эмоции.
— Не оправдывай ее, Марина. Она не должна была на тебя кричать. Она вообще нам не настоящая сестра, и обещала о нас заботиться. И что теперь? — Марта, насупившись, уставилась на меня с укором во взгляде.
Я подавила желание выругаться. Она еще ребенок, в ее возрасте нормально искать виноватых. К тому же, я правда им не сестра, однако…
— Я делаю все, что в моих силах. Стараюсь восстановить репутацию семьи в глазах общества, избавила нас от огромного долга, то и дело отбиваю вас от стервятников-женихов, но не в моих силах контролировать вообще все, — спокойно продолжила я говорить то, что и намеревалась.
Припоминая, сколько всего я сделала, чтобы все мы трое остались на плаву и никому из нас не пришлось продавать себя, обе сестры опустили головы еще ниже.
— Я понимаю, вы бы хотели от жизни совершенно иного: красивых нарядов, приятных вечеров, поездок на курорты и, быть может, необременительной учебы ради удовольствия. Но судьба распорядилась так, что теперь у всех нас есть обязанности. И ваша в первую очередь в том, чтобы заботиться друг о друге и о своей безопасности. Теперь вас не окружает толпа прислуги, подруг и компаньонок, поэтому вам надо быть еще более осмотрительными и учиться думать головой, — я продолжала говорить, стараясь не давить на девочек слишком уж суровым тоном.
Выдержала паузу, чтобы убедиться, что сестры верно меня поняли.
— С этого дня ходите в город со мной или, если меня нет рядом, то вдвоем. Впрочем, теперь, с новой работой, у меня будет больше времени, чтобы присматривать за вами, — распорядилась я и мысленно скрестила пальцы в надежде, что девочки не станут спорить.
Они понуро кивнули. Значит, понимают всю серьезность проблемы: уже хорошо.
Вода закипела, я сняла чайник с плиты. Вскоре по кухне разнесся чарующий запах зеленого чая, и даже сестры, уже понявшие, что ругать я их больше не стану, оживились. Марта вытащила из холодильника манный пирог и ловко нарезала на тонкие кусочки. Марина наконец подняла на меня наполненные слезами глаза.
— Что нам теперь делать? Я же опозорена, и вы вместе со мной, — дрожащими губами прошептала она, без интереса глядя на выпечку и кружку с горячим напитком перед собой.
— Во-первых, Снежин не успел сделать ничего, порочащего твою честь. Во-вторых, у нас есть свидетель в лице князя Тарковского, который знает, что ничего предосудительного не произошло, — постаралась ободрить сестру я.
— Но я сама, добровольно отправилась с ним в его дом. Это уже характеризует меня как легкомысленную особу, — судя по тому, какой скороговоркой Марина произнесла эту фразу, она когда-то давно заучила ее и быть может часто вспоминала.
— Не такой уж это и грех для наивной девицы, — продолжила гнуть свою линию я. — Но скажи, раз ты сама знаешь, что это легкомысленный поступок, то почему поехала с ним? — этот вопрос интересовал меня с того момента, как мы покинули дом князя.
Марина вздрогнула.
— Сейчас я понимаю, насколько глупо поступила, но тогда… Александр Николаевич говорил так убедительно, — растерянно бормотала она, блуждая пустым взглядом по кухне. Чай остывал в ее кружке, к которой она так и не притронулась.
— Расскажи с самого начала. Не спеши, — подбодрила ее я.
Марина глубоко вдохнула, все-таки сделала маленький глоток чая и после долгой паузы начала рассказ.
С ее слов выходило, что записку от Снежина ей принесли на репетиции, когда она, как и все остальные, отдыхала на перерыве. В тексте, который сестра даже показала мне, говорилось, что некий «друг ее семьи» хочет рассказать ей о планах недоброжелателей. Отправитель указан не был, и Марина, заинтригованная, пошла на задний двор в указанное время, чтобы все выяснить.
— Там меня уже ждал князь. Я испугалась и сразу пожалела, что решилась прийти в одиночку, но звать с собой было некого: девушки, которые играют в оркестре, еще совсем юные, беспокоить их не хотелось, а звать на задний двор юношу… — Марина покраснела и без слов стало ясно, что она считает эту идею ужасно неприличной.
Какие же рафинированные все-таки девушки, просто ужас.
— Я сразу хотела уйти, но он начал рассказывать о заговоре. Он рассказал, что несколько влиятельных людей недовольны твоим поведением. Твоими заметками в газетах, своевольностью и тем, каким образом оказался погашен долг нашей семьи. Еще он сказал, что особенно сильное недовольство вызывает твое сближение, — тут Марина снова покраснела, — с князем Владиславом Игоревичем. И что если все это не прекратится, то в сторону вас обоих будут выдвинуты очень опасные обвинения. Разумеется, Снежин не назвал имен, но обещал сделать это, если я поеду с ним.
Сестра замолчала, переводя дыхание. Ее кружка с чаем опустела уже больше чем наполовину.
— Сейчас это все даже звучит глупо, но в тот момент… не знаю, как объяснить, но мне показалось, что князь не лжет. Что нашей семье действительно угрожает опасность, о которой ему известно.
Я подперла подбородок кулаком и задумалась. В самом деле, Марина всегда вела себя очень рассудительно и догадывалась о многом из того, что я устаивала от них с Мартой. Может, Снежин и не лгал ей об опасности, но явно не собирался раскрывать всю информацию.
— А дальше? Он что-нибудь еще говорил после того, как вы приехали в его дом? — уточнила я, хоть и видела, что Марине неприятно вспоминать детали минувшего дня.
— Покушении? Что за нелепость! — я виноватой себя не чувствовала, впрочем, может, и стоило бы. Но ярость при воспоминании о том, что он мог сделать с Мариной, захлестывала снова и снова, не оставляя места для сочувствия к Снежину. — Это мне следовало бы сейчас писать заявление в полицию о похищении и лишении свободы против воли вместо того, чтобы оправдываться перед вами!
— Я твой наставник и несу за тебя ответственность, — вдруг рявкнул Краузе так грубо, что я от неожиданности даже отступила на шаг. — И если кто-то погибнет из-за того, что ты не сдержала свои благородные порывы, полетит в первую очередь моя голова. А ты отсидишь свои десять лет и выйдешь на свободу как ни в чем не бывало. К тому же, милая, имей в виду, что без меня ты бы оказалась беспомощна и вовсе не смогла бы спасти свою драгоценную сестру. Так что поумерь пыл и умей быть благодарной за то, что я тебе дал.
Слова Краузе подействовали как пощечина. Горькая, но справедливая. В самом деле: он научил меня всему, что я знала. Да, сама я практиковала кое-какие мелочи по учебникам без его ведома, но если бы не упражнения по самоконтролю, если бы не его многочисленные объяснения о взаимодействии с моей капризной стихией, я бы не смогла освоить и простейших вещей.
— Простите, — процедила я сквозь зубы. Признавать поражение оказалось ужасно неприятно, но надо смотреть правде в глаза: спасая сестру я переступила границы.
— Извинений недостаточно, — Краузе наклонился, выдвинул ящик стола и достал оттуда белую папку, перевязанную веревкой. Бросил ее на стол и жестом пригласил подойти.
Я повиновалась, с интересом глядя на краешек документа, который выглядывал из-под картонной обложки.
— Раз уж ты так самостоятельна и не в меру талантлива, к тому же теперь располагаешь большим количеством свободного времени, — едко начал он, пока я развязывала прочный узел веревки, мешающий открыть папку, — значит, пора тебе начинать расплачиваться с долгами. Для начала — перед Ермаковым: это ему придется аккуратно убирать последствия твоей несдержанности. И уж будь добра, сделай все по совести.
Я наконец справилась с узлом и открыла папку. В ней лежали на первый взгляд разрозненные документы. Какие-то счета, данные об открытии и закрытии вкладов, информация о финансовых делах незнакомых мне предприятий и даже газетные заметки малозначительного содержания о юбилеях деревообрабатывающего завода.
— Сделать что? — уточнила я, растерянно перебирая документы.
Большинство из них ни о чем мне не говорили, но вдруг среди вороха бумаг мелькнуло знакомое название: «Fresh art: новый взгляд на старое искусство».
Я долго копалась в памяти, пытаясь понять, откуда мне известно это смешное название, и увлеклась разбором мозговых завалов информации настолько, что даже пропустила мимо ушей ответ Краузе.
— Та галерея, в создание которой отец вкладывал деньги. Одно из немногих начинаний, которое не прогорело после контакта с его средствами, — наконец сообразила я и от радости даже выпалила ответ вслух.
Я видела данные об этой галерее в документах, которые мне показывала Наталья, и даже кажется собиралась навестить ее, но так и не дошла.
— Вот и отлично: тебе есть, с чего начать. Повторю еще раз, потому что ты явно меня не слушала, — на этот раз Краузе говорил громче. — Впрочем, как обычно, — ворчливо добавил он и кашлянул в кулак. — Вся эта информация так или иначе связана с капиталами некоего Михаила Юрьевича Морозова. Фамилия его должна быть тебе известна: его старший сын волочится за Мартой.
— Ничего он не волочится… — начала было возмущаться я, но вдруг до меня дошло. — Морозов! Третий из тех, кто поделил капитал моего отца под руководством Тарковского. Если память мне не изменяет, он получил большую часть, и в случае моей бездетности — что весьма вероятно — его сын получил бы и княжеский титул. Должно быть, сейчас он крайне недоволен тем, что план провалился.
Краузе наблюдал за моей скачущей мыслью не без одобрения. Похоже, он больше не злился: в его взгляде я видела азарт хищника, завидевшего вдалеке добычу.
— Соображаешь в верном направлении, — кивнул он, когда я остановилась, чтобы уложить в голове новости. — Но ради небес, на этот раз воздержись от глупостей. Морозов — богатейший человек в городе, один из самых влиятельных промышленников страны. И нам нужен на него только маленький компромат: нестыковки, грязные методы. Все, что возможно вытащить о его делах из открытых источников. Только из них… пока что, — на последних словах Кразуе сделал значительный акцент.
— Поняла, — я кивнула и снова завязала узел на обложке папки.
— Ничего ты не поняла, — Краузе положил руку поверх картона и развернул меня лицом к себе. — Твоя задача — разобрать бумаги и вытащить из них громкие заголовки для газет. Можешь обратиться к своей подруге, она в таких вещах опытная. Но не подслушивать, не шпионить, никому не угрожать удушением и уж тем более не претворять эти угрозы в жизнь. От магии вообще воздержись еще на некоторое время, пока не уляжется история со Снежиным, — с нажимом проинструктировал он.
Что за репутация у меня в его глазах, если он выдает инструкции в такой форме? Я что, какая-то убийца или террористка? Подумаешь один раз припугнула зарвавшегося князя: в тюрьму меня за это что ли отправить?
— Говорю же — поняла, — я дернула плечом, высвобождаясь из хватки старческой, но все еще сильной руки.
— Узнаю, что колдовала — сам у Ермакова антимагические оковы попрошу и лично на тебя надену. С большим удовольствием, — добавил Краузе, отступая на шаг. — На сегодня свободна.
Папку я сунула в объемную бежевую сумку, которую еще со времен работы на кафедре привыкла везде таскать с собой, но вместо того, чтобы отправиться домой, позвонила сестрам и велела им приехать к полицейскому участку. Раз Снежин решил предать историю огласке, то и мне нет смысла молчать: пусть ответит за все, что сделал, по строгости закона.
Сестры явились в указанное место, но как только Марина поняла, чего я от нее хочу, остановилась на лестнице у входа в помпезное здание местной милиции и скрестила руки на груди.
Домой я возвращалась в легкой растерянности. Если шквал общественного осуждения за подачу заявления на нас и обрушится, то явно не сегодня, так что об этом можно пока не беспокоиться. Мне не нужно больше спешить на работу, кого-то искать или спасать, срочно решать вновь и вновь валящиеся на голову проблемы, так что я совершенно не понимала, что же теперь делать?
Конечно, оставались еще документы, которые дал Краузе, но он не сказал, что это срочно. Вообще не назвал никаких крайних дат, поэтому сейчас, когда ими заниматься совсем не хочется, можно и отложить ненадолго.
Князь звал в гости, но обещал прислать официальное уведомление позже. Выходило, что у меня наконец появилось свободное время. Мне бы радоваться, но я ощущала только пустоту. Вернее сказать опустошение.
Интересно, как местные дворянки, которые тоже как правило не заняты спасением сестер и раскрытием финансовых махинаций, коротают дни? Неужели действительно только примеряют наряды и таскаются по светским мероприятиям? Так же со скуки и повеситься можно!
К счастью, оказавшись дома, я быстро нашла дело. Девочки ушли отдыхать и я не стала их тревожить: обе они выглядели обеспокоенными еще с тех пор, как мы вышли из отделения милиции, и я решила дать им возможность самостоятельно справиться с чувствами. Ушла к себе и как только вытащила из сумки папку с документами, в памяти тут же всплыло название галереи.
Я хотела посетить ее еще с тех пор, как Наталья впервые показала мне доказательства передела капитала Соколовских, но времени не находила. А теперь появилась прекрасная возможность!
Правда, взглянув на часы, я поняла, что поход придется отложить на завтра: они показывали шесть вечера. Да и девочки уже устали, а я хотела бы взять их с собой: пусть тоже посмотрят, на что их отец выделил средства.
Мне ничего не оставалось, кроме как хорошенько отдохнуть, но как только я окончательно успокоилась после событий прошедшего дня и вытянулась на диване с намерением погрузиться в книгу о местной истории, в дверь позвонили. Уже предчувствуя проблемы, я открыла, попутно заметив, как сестры высунули из-за двери своей спальни любопытные носы.
Мальчишка-курьер в синей куртке, какие я уже привыкла видеть на улицах так же часто, как разноцветные сумки курьеров в своем мире, протянул мне красивую записку и, щелкнув каблуками, ушел.
Я оглядела конверт из плотной бумаги и тихо застонала, подавляя желание выругаться. Но только из-за того, что сестры уже не таясь подошли и тоже заглянули в конверт.
Он содержал приглашение от Тарковского на конную — мать ее — прогулку с пикником. И пока сестры радовались, припоминая, что подходящие наряды в их гардеробе имеются, я пыталась вытащить из память Маргариты хоть что-нибудь о лошадях.
Теоретически, если Марина и Марта умеют ездить верхом, то и Марго должна, и память ее тела могла бы меня выручить, но я-то все же не Марго. Одно дело светские танцы, где из движений два притопа и три прихлопа, совсем другое — женское седло.
— Ой, — Марта наконец заметила, что я не слишком рада новостям. — Марго, а ты в прошлой жизни каталась на лошади?
— Нет, — пришлось признать поражение мне. Отчего-то именно сейчас вспомнилось, что я была классическим синим чулком и избегала даже долгих прогулок, не говоря уже о более серьезном спорте.
— Это плохо, — не добавила оптимизма Марина. — Судя по тому, как отпечатано приглашение, мероприятие будет большим. Князь, видимо, решил радикально подойти к вопросу признания нашей семьи в свете. И мы обязаны присутствовать.
В логике средней сестре не откажешь, так что я только кивнула. И в задумчивости ушла в спальню. После получаса бессмысленных метаний в голову мне пришла гениальная идея: почему я должна разбираться с этой проблемой одна? Влад заварил, он пусть и помогает расхлебывать.
Плюнув на все правила местного приличия, я просто ему позвонила: номер остался еще со времен работы на кафедре.
Выслушав мои жалобы, которые я очень старалась не превратить в претензии, он рассмеялся, чем разозлил меня еще больше.
— Приезжай завтра с сестрами на конюшню. Проверим, так ли все плохо. Помнится, танцевала ты вполне прилично, — князь, очевидно, рассуждал в том же русле, что и я.
— А сплетен не боишься? — уточнила я, немного удивленная таким предложением. Разве нам не полагается делать вид, что мы друг друга едва знаем? Правила приличий там и все такое — разве это для него не важно?
— Они уже ходят. Еще с тех пор, как я дважды героически спас тебя от магических обмороков. Хуже не сделаем. Заодно присмотрим тебе лошадь. Помнится, у хозяина есть несколько смирных породистых кобылок, я давно хотел выкупить одну. Так что жду завтра в десять, а сейчас прости, у меня пара через пять минут, — и отключился.
Я бросила телефон на диван и начала уже привычно расхаживать по комнате, не зная, куда деть накопившуюся от злости энергию. Нет, с чего это он вдруг стал вот так вот запросто распоряжаться? Вообще-то я еще даже не решила, как относиться ко свей этой истории с его главенством в Круге и с тем, как он поступил с капиталами нашей семьи. А он уже командует так, будто я как минимум его невеста!
С другой стороны, он ведь защищал Марго. Согласно своим представлениям о том, какая жизнь будет лучше для порядочных княжон. Но надо признать: не окажись я в теле Маргариты, может, для девочек и правда было бы лучше оказаться под чьей-нибудь опекой, чем в нищете и в долгах.
Вскоре я поймала себя на том, что несмотря на возмущенный поток мыслей, с лица не сходит легкая улыбка. Когда за всю историю моей прошлой и новой жизни кто-нибудь так запросто приходил на помощь, стоило только попросить? Может, пора уже перестать придираться к Владу? Да, у него властный характер, но он и так старается быть со мной мягким. Разве не стоит и мне сделать шаг навстречу?
Прометавшись между собственными сомнениями до конца дня, на следующий я все же сумела вынудить себя просто с благодарностью принять помощь князя. Хотя по пути к конюшне, расположенной наподалеку от города, волновалась больше обычного. С чего бы это? Я так легко раз за разом переступала через местные общественные стереотипы, но теперь при мысли о том, что эта прогулка может стать чуть ли не объявлением о наших с Владом близких отношениях, почти дрожала.
Я растерялась от внезапного вопроса, и пока пыталась придумать ответ, внимательный взгляд Влада смущал все сильнее.
— Все как-то слишком быстро, — наконец промямлила я, теребя в руках поводья. Пушинка фыркнула, не слишком довольная тем, что я беспрестанно дергаю ее. — Столько всего происходит, и я не уверена, что готова прямо сейчас…
Влад, приблизив своего белого в коричневых пятнах жеребца почти вплотную, накрыл мои руки своими широкими ладонями.
— Прости. Я все никак не могу привыкнуть к тому, что у тебя совсем другие представления о том, какими должны быть отношения, — он мягко улыбнулся и, стянув перчатку, обхватил пальцами мой подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза. — Я не хочу тебя слишком торопить. Но когда ты станешь моей невестой, я смогу тебя защитить, не опасаясь ни общественного осуждения, ни грязных сплетен. Смогу видеться с тобой не таясь и не изобретая причин.
Он говорил и наклонялся все ближе, а я замерла, как мышка перед коброй, но вовсе не чувствовала испуга. Мне лишь хотелось, чтобы этот странный момент длилась подольше.
— Ты не хотела выходить за меня как беглянка, а я не хочу красть жалкие часы твоего внимания, как вор. К тому же, под моей протекцией ты сможешь не беспокоиться о слишком уж явном общественном осуждении из-за своих статей. Конечно, недовольные все равно найдутся, но одно дело, когда спорные мысли высказывает обнищавшая княжна, и совсем другое — когда о свободе и женском труде пишет девушка с высоким статусом. Если ты, конечно, еще захочешь писать что-то в таком роде.
Вот мог он последнюю фразу не добавлять? Все же было так хорошо поначалу. Однако услышав последние слова князя я рывком отстранилась и окинула его холодным взглядом.
— Значит, считаешь, что мои статьи — просто блажь, — подытожила я суть его долгого и такого соблазнительного монолога.
— Не совсем. Считаю, что это объективная необходимость: ты нуждалась в деньгах и зарабатывала их тем, что умеешь лучше всего — эпатажем читающей публики. Но если после нашей помолвки ты захочешь заняться чем-то другим — скажем, меценатством или просвещением — я с удовольствием тебя поддержу, — попытался объясниться Влад.
Но его слова меня не убедили. В них даже чудился скрытый намек на нежелательность моей публицистической работы. И как ему объяснить?
Несколько секунд я молчала, подавляя желание банально сорвать гнев от слов князя на нем же самом, но такое поведение явно не приведет ни к чему хорошему. Наконец, я оторвала взгляд от убегающей вдаль дороги и снова повернулась к князю.
— Я пишу о своих убеждениях потому что искренне в них верю. Да, я получаю деньги за статьи, но разве это обесценивает все то, о чем я в них говорю? Ты в самом деле думаешь, что состоятельная жизнь отобьет у меня желание работать? Что дорвавшись до денег я банально все заброшу и буду задравши хвост охотиться за модными платьями, как это делают местные дамы бальзаковского возраста? А если ты в самом деле такого обо мне мнения, разве ты имеешь право говорить, что любишь меня? — чем дольше я говорила, тем спокойнее звучала моя речь. Влад же мрачнел с каждым сказанным мною словом.
Он ничего не ответил, когда я замолчала, но я видела, что он удивлен — если не сказать шокирован — моими словами, и что на смену удивлению быстро приходит глубокая задумчивость. Вот и отлично, пусть подумает! Избавляться от стереотипов тяжело, но если он в самом деле хочет, чтобы я стала его невестой, то справится. А если нет, то и волноваться о нем не стоит.
Сердце все же екнуло от беспокойства, когда я подумала о том, что наши взгляды на мир могут оказаться слишком уж разными. И все же я чувствовала, что в первую очередь не изменила себе. Однако спустя несколько минут молчания все же добавила:
— Я назначу дату помолвки когда ты поймешь, что мои убеждения и моя работа — не игра и не фарс, а такая же часть моей жизни как магия, моя семья и эти платья, будь они неладны.
Может, стоило сказать «если поймешь», но, как ни паршиво это признавать, я все таки верила, что он справится. Или хотя бы постарается меня понять. Так же, как я стараюсь понять его патриархальную логику: в конце концов я ни разу не упрекнула его в том, что он организовал раздачу нас с сестрами как бездомных котят.
В очередной раз глянув вперед я обнаружила, что сестры пропали из виду. Любовные метания тут же забылись, в душе взметнулась тревога.
Чертовы разговоры, за ними я даже не заметила, как давно девочки не мелькали вперед.
Перейдя на легкую рысь в надежде, что мы не слишком отстали, я вскоре услышала заливистый смех юношей. А так как дорога никуда не сворачивала, стоило предположить, что девочки тоже с ними повстречались. Переполненная дурных предчувствий, я устремилась на поляну, которая уже виднелась между высокими стволами сосен.
Выезжая к группе молодых людей, я приняла гордый и хладнокровный вид: не хватало еще представать ними людьми квочкой, которая только и делает, что печется о младших. К тому же, на репутации сестер среди сверстников такое поведение может сказаться плохо.
Быстро оценив обстановку, я немного успокоилась: девочки мирно беседовали с тремя юношами, среди которых Андрей снова выделялся слишком уж вычурным нарядом, слишком прямой спиной и слишком светской улыбкой.
Остановившись неподалеку, я обернулась, дожидаясь князя, и решила дать сестрам возможность разобраться самостоятельно.
— … благодарны, но в вашей помощи не нуждаемся, — говорила Марта, переводя равнодушный взгляд с одного юноши на другого и ни на ком особенно не задерживаясь.
Хоть и совсем молодая, но она выглядела как настоящая светская дама: гордая, вежливая, в меру прохладная и как будто бы нисколько не заинтересованная ни в ком из присутствующих. Вот только я со своего ракурса прекрасно видела, как она теребит поводья, время от времени впутывая в них волосы из конской гривы. Впрочем, остальные ее собеседники не замечали этой мелочи.
— Но мы могли бы внести в ваши дамские обсуждения свежий взгляд, — продолжил настаивать Андрей, в то время как два его товарища все чаще косились то на меня, то на дорогу. Им разговор уже явно наскучил, к тому же оба нервничали заметно больше, чем мои девочки.
Подходящие слова в голову не приходили. Те, что я пыталась заготовить, показались нелепыми, как только я увидела Марту, которая лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку.
Что тут сказать?
Я подошла к сестре, присела на край матраса и обняла ее за плечи. Боялась, что она оттолкнет и в очередной раз напомнит, что я ей вовсе не родственница, но Марта доверчиво прижалась ко мне, как котенок к руке, которая его согревает. Еще несколько раз шмыгнув носом мне в юбку, она подняла заплаканные глаза.
— Зачем вообще нужна эта любовь? От нее одни проблемы, — прошептала она дрожащими губами.
Если бы я сама знала. Впрочем, прошлую жизнь я прожила без сильных чувств или хотя бы даже затяжных романов, так что одно могла сказать с уверенностью.
— Жить без нее еще больнее, поверь, — прозвучало не слишком убедительно. — Страдать от переизбытка чувств не так отвратительно, как страдать от их полного отсутствия.
Марта вздохнула и, смахнув платком слезы со щек, села на кровати.
— Ну почему все так глупо? Почему я не могла влюбиться в кого-нибудь… нормального? Этот Морозов, он… простолюдин, нелепый, плохо образованный и строит из себя непонятно что. И веселый, и совсем не такой чопорный, как остальные мои знакомые, и всегда понимает, что я чувствую на самом деле, даже если от остальных мне все удается скрыть… — Марта снова всхлипнула, очередная слеза покатилась по розовой щеке.
Эх, красиво плачет. Еще через пару лет одна такая слезинка будет побуждать мужчин на настоящие подвиги. Но сейчас явно не время думать о таком.
Все еще не находя слов, я просто крепче ее обняла, позволяя выплакаться.
— Со временем станет легче, — вот все, что я могла сказать, опираясь на неудачный опыт прошлой жизни.
Марина подоспела с чаем как раз к тому моменту, когда Марта немного успокоилась. Я передала младшую сестру средней и убедившись, что ситуация уже не так катастрофична, как пол часа назад, хотела выскользнуть из комнаты, чтобы переодеться.
— Марго, — вдруг позвала Марта, когда я уже стояла на пороге комнаты. — Раньше ты… она нам читала. Ты почитаешь сегодня? — спросила она с таким страхом, будто ожидала, что я стану отчитывать ее за эту детскую причуду.
— Конечно, — разве я могу отказать?
Вечер и несколько следующих дней мы провели относительно спокойно. Я читала сестрам по вечерам новый роман. На этот раз ради разнообразия мистический, написанный неким Даниэлем Скабреком. Он чем-то напоминал истории Лавкрафта, но переложенные на мотивы славянских легенд. Жутковато, но в самом деле интересно.
Работе теперь приходилось уделять не так много времени, к тому же и ездить никуда не нужно. В погожие дни я отправлялась на пробежки и вскоре сестры, заинтересовавшись моими упражнениями, начали присоединяться.
Спустя примерно неделю после нашего визита в отдел милиции Снежин поспешно выплатил компенсацию. Вероятно он надеялся, что сможет таким образом хоть немного восстановить свою окончательно разрушенную репутацию. Сумму он выплатил приличную — подозреваю, не без давления Влада. Князь кстати первым поздравил меня с благополучным исходом дела — причем не обычной запиской, а звонком, что в этом мире, насколько я успела понять, считается проявлением довольно близких и неформальных отношений.
Он же порекомендовал мне хорошего консультанта, и еще какое-то время ушло на обсуждение вкладов и открытие счетов в местных банках. И вот наконец, к середине октября, я приступила к тому, на что давно чесались руки: к ремонту.
Решила начать с комнаты девочек.
— Мы что, и это будем делать сами? — Марта с сомнением смотрела на старые обои с выцветшим узором. — У нас же теперь есть деньги, давай наймем работников!
— У нас только небольшой капитал, а не целое состояние, — напомнила я, засучивая рукава старой рубашки. — Мы не будем делать вообще все. Сами очистим стены от обоев, уберем старые плинтуса и линолеум. Так мы немного сэкономим на услугах мастеров. А их пригласим, когда комната уже будет готова к косметическим изменениям.
Сестры все еще смотрели с сомнением, но немного воодушевились моей бодрой речью и, следуя моему примеру, принялись аккуратно подцеплять ножичками плотную бумагу, которая и держалась то на честном слове.
Мы потратили два дня на то, чтобы вычистить комнату. Перенести мебель помогли работники, присланные Владом, но от их предложения сделать и остальную часть работы я отказалась: это, пожалуй, будет слишком большой наглостью.
Когда мы с сестрами вместе решили, как будет выглядеть их обновленный уютный уголок, я отправилась в местное отделение профсоюза наемных работников. На этот раз не как ответчица по делу, а как дворянка, желающая нанять людей по всем правилам. Девушка, которая оформляла мою заявку, то и дело бросала на меня робкие взгляды. Узнала, наверное, но так ничего и не сказала все то время, пока мы разбирались с формальностями.
Только после того, как я уже подписала все бумаги и уплатила взносы, она наклонилась ко мне и тихо спросила, искоса поглядывая на своих коллег:
— Не понимаю, как вам хватает смелости вот так действовать. Вы не боитесь?
— Чего? — удивленно спросила я. Уже и не думала, что эта милая девушка вообще решиться сказать хоть что-то, не касающееся найма работников.
— Осуждения. Вас ведь могут исключить из высшего света! — округлила глаза девушка.
Интересно, она сама из семьи обедневших дворян, или просто из числа местных сплетниц, которые любят обсуждать жизнь богатеев так же, как это любили делать молодые девушки в моем мире?
Я долго взвешивала слова, прежде чем ей ответить. Как, не выдавая себя, объяснить, что прежде я уже пыталась быть всем полезной, и что из этого ни черта не вышло? Я оставалась всегда вежлива, всем помогала, со всеми старалась обходиться как можно добрее. Изо всех сил старалась влиться в коллектив, поддерживала шутки, ходила на корпоративы — и что с того? Не имея собственного голоса я все равно оставалась лишь тенью, удобным человеком, на которого можно скинуть все дела. Функцией — и не более того.
— Добрый день. С кем имею честь беседовать? — я надменно вздернула бровь, намекая директору галереи, что не намерена играть в любезность.
— Георгий Игнатьевич Разумовский, к вашим услугам, — любезно раскланялся мужчина.
— Приятно познакомиться, — не менее церемонно ответила я, никакой приязни разумеется не ощущая. — Ваша галерея производит сильное впечатление. Мне очень хотелось бы знать, как вы нашли этого замечательного художника, картины которого я смотрела только что.
— О, понимаю! Настоящий талант, удивительное юное дарование! — оживился директор галереи настолько, что едва не забрызгал меня слюной. — Удивительный юноша: работает на стыке эпох. Его картины выражают преемственность и изменения, произошедшие со времени искусства начала нашего тысячелетия и длящиеся до сих пор. Зритель — сотворец его картин, и каждый наполнит полотна своими эмоциями и ассоциациями, создавая в собственном сознании неповторимое произведение…
Пришлось сделать шаг назад, чтобы не оказаться оплеванной энтузиазмом рассказчика. Я честно старалась вслушиваться в его болтовню, но быстро теряла суть. Ну какой смысл в искусстве, если каждый видит в нем то, что хочет? Где же в нем личность творца и заложенный им смысл?
Но я здесь не для того, чтобы спорить об искусстве.
— И все-таки, как вы его нашли? — вернула я увлекшегося директора к первоначальному вопросу.
— Разве вы не знаете? Шихте — протеже Михаила Юрьевича Морозова. Я думал, вас именно потому и заинтересовали его картины, — несколько растерянно ответил Анатолий Иванович, сбитый с полета мысли моим слишком конкретным вопросом.
Ага! Это уже интересно.
— И часто в вашей галерее выставляют работы его протеже? — уточнила я, но спохватившись, добавила, — вижу, у Михаила Юрьевича отличный вкус. Если так, то я заглядывала бы сюда почаще.
Судя по тому, как сверкнули глаза директора, он понял мои слова как-то по-своему. Будто, сама того не зная, я сумела подобрать формулировку, в которой скрывалось гораздо больше смысла, чем может показаться на первый взгляд. Однако сама я шла наощупь, не совсем понимая, куда двигаюсь.
— Да, конечно! Михаил Юрьевич с большим рвением поддерживает молодые таланты, зачастую — посредством нашей галереи, — директор начал кивать так активно, что мне казалось, его голова вот-вот слетит с тощей шеи. — Если желаете вложить средства в одно из наших произведений искусства, мы оформим все документы и доставку в кратчайшие сроки.
— Я подумаю, — согласилась мягко, но напор Георгия Игнатьевича уже казался подозрительным. Однако я не очень понимала, в чем дело.
— Если возникнут вопросы, обращайтесь в любое время, — директор схватил с заваленного бумагами стола визитку и сунул мне в руку.
— А могу я побеседовать с художником? — мельком оглянувшись на странные картины, поспешила спросить я, пока не оказалась за порогом, куда собеседник меня мягко, но настойчиво выталкивал.
Руководитель галереи на миг замер и слегка побледнел, но потом расправил плечи и, важно кивнув, взял другую визитку. На черном клочке картона так ярко пестрели разноцветные пятна, что номер телефона на их фоне сходу различить не удавалось. Да уж, все намекает на то, что меня ждет встреча с неординарной личностью.
— Благодарю.
Не дожидаясь, пока мягкое наступление директора галереи вынудить меня пятиться за порог, я развернулась и покинула кабинет сама. Выходя, успела краем глаза заметить отражение Анатолия Ивановича в стекле, украшавшем дверь: он резко ссутулился и дрожащими руками вытащил из кармана пиджака телефон.
Любопытно, кому это он так поспешно собрался звонить после моего визита?
Я привычно раскинула «прослушку» на кабинет, но довольно быстро сузила зону до головы одного конкретного человека, чтобы не распылять силы.
Сестрам кивнула в сторону дальнего зала, и они понуро поплелись вслед за мной, не особенно радуясь перспективе еще пол часа пялиться на сомнительные шедевры в не менее сомнительном месте.
— Соколовская приходила, расспрашивала про нашего художника, — тем временем докладывался директор галереи.
— И что? — пробасил из динамиков телефона голос незнакомого мне мужчины. Но рискну предположить, что говорил тот самый Михаил Юрьевич Морозов.
— Спрашивала, можно ли с ним встретиться, — все менее уверенно отвечал Георгий Игнатьевич.
— И ты отрываешь меня от дел по таким пустякам? — голос в трубке становился раздражительным. — Пусть себе беседует сколько захочет. Пусть напишет про его таланты в своей вшивой газетенке, если ее утонченному вкусу это угодно. Главное предупреди паренька, чтобы устроил ей представление в духе поп-арта или что там сейчас у молодежи на слуху.
— Футуризм…
— Мне плевать. Ты меня понял.
— Н-но Стрелицкий и Яринский… что если…
— Ничего. Этим идиотам не хватило ума обезопасить себя от нападок газет — это не мои проблемы.
Очередная вспышка гнева Морозова завершилась тишиной: похоже, он бросил трубку. Директор галереи вздохнул и шаркающим шагом двинулся по кабинету. Больше ничего интересного он не сказал и звонить в ближайшее время никому вроде бы не собирался, так что мы с сестрами наконец покинули так называемую галерею.
На пути до дома девочки лениво обсуждали картины, а я раздумывала о том, что встретиться с художником под предлогом интервью — неплохая идея.
Правда, добиться беседы оказалось не так то просто. На звонки это молодое дарование не отвечало, пришлось отправлять мальчишку с письмом. Он вернулся через несколько часов с ответом, в котором художник сообщал о «чрезвычайной занятости» и о том, что самое ближайшее время, на которое он может назначить встречу — следующий понедельник.
Пришлось согласиться. Я еще не до конца понимала, что происходит, но предчувствовала, что разговор с этим с позволения сказать творцом может оказаться полезным.
Еще два дня прошли в относительном спокойствии: ремонт в комнате девочек почти завершился, но они временно ночевали вместе со мной. Так что работу пришлось отложить. Я рассчитывала закончить два текста в то время, пока Марта будет проводить собрание своего книжного клуба, но накануне мероприятия младшая сестра снова подошла ко мне с льстивой улыбкой.
И попытка незамедлительно последовала:
— Слышала, князь Тарковский пригласил вас на пикник в эти выходные? — забросила пробную удочку она, но я почти слышала, как скрипят от негодования зубы маркизы.
Интересно, ее злит сам факт того, что Влад пригласил обнищавшую княжну, или то, что вопиющее нарушение всех местных правил приличия в очередной раз сходит мне с рук?
— Верно, мы с сестрами получили приглашение, — все же ответила я, хоть и ждала подвоха.
— Вы же не собираетесь на него идти? — Мышковская уставилась на меня с притворным ужасом. — Вам и девочкам стоило бы выждать некоторое время, пока слухи не улягутся.
— Прячутся те, кто совершил что-то постыдное. Я же лишь защищаю свою семью, мне стыдиться нечего, — разговор начинал меня раздражать и сдерживать гнев с каждым разом становилось все сложнее.
— Вы очень изменились, Марго, — задумчиво смерив меня взглядом, протянула маркиза.
— А кто бы не изменился в моих обстоятельствах? — философски пожала плечами я.
Разговор наконец сошел на нет. Мышковская не смогла придумать нового повода меня укусить, и я углубилась в журналы, вскоре позабыв о ее присутствии.
Сегодня и в самом деле пришли не все девушки, которые обычно посещали собрания клуба, но их все же оказалось достаточно, чтобы провести содержательную беседу. Марта уже вполне уверенно чувствовала себя в качестве главы клуба и умело направляла обсуждение в нужное русло, если разговор сворачивал на слишком уж отдаленные темы. В общем, собрание прошло хорошо — к явному неудовольствию Мышковской.
Прощаясь со мной у выхода из библиотеки, она поджала губы и довольно грубо подхватила под руку свою младшую сестру.
— Очень надеюсь увидеть вас на конной прогулке, — церемонно, но очень холодно сказала она и отвернулась, не дожидаясь от меня ответной любезности.
Когда маркиза отдалилась на несколько метров, Марта приподнялась на цыпочки и шепнула:
— Я всегда говорила Марго, что она завистливая курица.
Марина только хмыкнула за нашими спинами.
Мне бы напомнить девочкам, что дворянке неприлично так отзываться о других дамах, но я тоже усмехнулась и вместе мы направились ловить такси.
К тому моменту, как девочки сели в машину, мне пришло сообщение от Краузе. Он просил меня прийти для очередного занятия так быстро, как только смогу.
Что еще за срочность?
Я ответила, что могу явиться хоть через десять минут и, получив одобрение наставника, отправила сестер домой, строго наказав им позвонить, как только доберутся.
Дом Краузе находился недалеко от библиотеки, минут за двадцать я дошла до него пешком. Шагала медленнее, чем обычно, чтобы контролировать «прослушку», которую забросила в машину такси. И только когда убедилась, что сестры зашли в квартиру, и получила от них подтверждающий звонок, ускорилась и быстро добралась до знакомой двери.
Я уже привыкла, что мне открывает спокойная — даже меланхоличная — женщина. Привыкла проходить по полутемному коридору и обнаруживать наставника в кабинете с неплотно задернутыми шторами. Но на этот раз работница Краузе указала на узкую лестницу слева.
— В подвал, пожалуйста. Эдуард уже там, — равнодушно проинструктировала она и ушла.
Это что-то новенькое.
Прежде чем спускаться, я прощупала помещение под домом с помощью стихии. Ветер отзывался охотно и с любопытством осмотрел каждый уголок небольшой и совершенно пустой комнаты, в которой в самом деле находился только Краузе. Он стоял, привалившись плечом к одной из стен, в внимательно следил за лестницей, будто опасался пропустить момент моего прихода.
Странно.
Ощущая одновременно и легкий испуг и жгучее любопытство, я подобрала юбку и аккуратно спустилась по крутым ступеням, вмиг оказавшись в почти непроглядной тьме.
И зачем вообще нужно такое помещение? В нем ничего не хранят, и даже свет не проведен.
— Здравствуйте, — сказала в пустоту, однако прекрасно чувствовала, что Эдуард стоит прямо передо мной.
Лишившись возможности видеть, я могла лучше сосредоточиться на контакте со стихией, и довольно быстро компенсировала отсутствие зрения усиленным восприятием.
— И тебе доброго дня. Впрочем, может не такой уж он и добрый, — проворчал Краузе, отступая на пару шагов. — Сегодняшнее занятие… внеплановое, но я надеюсь, ты быстро освоишь то, что я собираюсь показать.
Нехорошее предчувствие, которое появилось еще в момент спуска по лестнице, после слов наставника превратилось почти в панику.
Почему именно сейчас? Мы должны были встретиться на следующей неделе, я готовилась демонстрировать очередные дыхательные техники — на этот раз более сложные. Ни о каких дополнительных тренировках и речи не шло в тот раз, когда Краузе отдал мне документы, связанные с Морозовым.
— Что случилось? — спросила я. — К чему вы в очередной раз меня готовите?
— Пока ничего, — несколько нервно пресек расспросы Краузе. — Просто хочу убедиться, что ты сумеешь выполнить несколько трюков, которые могут обеспечить твою безопасность.
Значит, что-то все же может произойти, причем с большой вероятностью. И в этот момент рядом может не оказаться ни Влада, ни Эдуарда. Значит, в моих интересах как можно лучше усвоить внеплановые уроки.
Как только мы приступили, я поняла, для чего Краузе потребовалась темнота. Он решил убить двух зайцев разом: во-первых проверить, насколько хорошо я с помощью стихии могу чувствовать окружающее пространство, во-вторых — научить меня создавать нечто вроде воздушных иллюзий.
— Мы начнем с тренировок в темноте, чтобы зрение не отвлекало тебя от концентрации, — инструктировал Эдуард, пока я по его заданию ловила маленькие кусочки бумаги, кружащиеся по комнате. Видеть их оказалось гораздо труднее, чем массивные предметы, и пару раз я путала поток ветра, созданный Краузе, с одним из таких клочков.
— Затем продолжим в саду. Сейчас, когда листья уже опали, создавать иллюзию ложного следа проще всего. И наконец, после того, как освоишь ее, еще раз продемонстрируешь свой контроль при использовании приема удушения. Раз уж ты все равно выучила его без моего ведома, то хотя бы докажи, что достойна им пользоваться.
— Кто это написал? И для чего? — я уставилась в ту сторону, где стоял Краузе. Нас все еще разделяла непроглядная темнота, но благодаря своим навыкам, которые будто обострились после успешного выполнения упражнения, я видела, как он ехидно ухмыляется.
— Этого тебе пока знать не положено. Только имей в виду, что ты заинтересовала очень… прямо таки очень влиятельных людей, — все же снизошел до расплывчатых объяснений он. — Вернее одного человека.
— Кого?
— Это пока секрет. Не волнуйся, он тебе не навредит. Скорее всего, — от странных полунамеков в тоне Краузе по коже бежал холодок, но я совершенно не понимала, о ком идет речь, как бы ни старалась проанализировать его эмоции или слова. Слишком мало информации, к тому же я слишком волнуюсь.
Эдуард не дал мне времени опомниться: пресекая новые вопросы, вывел в сад и тренировка продолжилась. Спустя еще час я научилась создавать шум, имитирующий звук шагов в лесу.
— Пустить людей по ложному следу, чтобы скрыться, или чтобы заманить их туда, куда сами они не пошли бы из здоровых опасений, — пояснял Краузе, пока я вновь и вновь прогоняла воздушный поток, который уже начал принимать форму моей фигуры, то по одной, то по другой тропинке сада.
— Вы меня что, к войне готовите? — уточнила со злобой, когда ощутила, что после очередного повторения по виску катится струйка пота.
Дыхание сбилось, и даже техники контроля уже помогали слабо: я ощущала, что почти полностью выбилась из сил.
— В каком-то роде, — не стал отрицать Краузе. — Встретишься с Тарковским — не забудь рассказать ему о своих успехах. На сегодня все.
Вместо того, чтобы сразу пойти к выходу, я обессиленно повалилась на лавочку, не потрудившись даже расчистить ее от желтых листьев, которые опали на лакированное дощатое сидение из-за моих упражнений.
Краузе сел рядом и обвел невидящим взглядом просторную территорию заднего двора.
— Ты можешь во все это не ввязываться, — доверительно сообщил он. — Я бы посоветовал тебе выйти за Влада, вернуть мне документы на Морозова и ни о чем не переживать, но это же бесполезно, так?
Я кивнула, не посчитав нужным что-то объяснять. Мы с Краузе уже достаточно давно знакомы, и он как никто другой знает: если у меня есть шанс раскрыть еще одну частичку прошлого Марго — а теперь и моего — я не отступлю. К тому же, если не вмешаюсь, то кто знает, какие еще козни для нас подготовят? В разговоре директора галереи со старшим Морозовым я слышала явную угрозу. Что-то затевалось, и я должна заняться делами этого человека, пока он не занялся мной. Не просто же так он прикарманил себе большую часть состояния моего отца: наверняка что-то планирует.
При этом шумиха в газетах, которую подняла Наталья, его никак не коснулась. А значит, у него есть связи среди издателей и обычной оглаской я на этот раз не смогу прижать его к стенке. Следовательно, мне нужны гораздо более весомые обвинения, чтобы требовать восстановления справедливости или по крайней мере того, чтобы мою семью наконец оставили в покое.
— Почему вы… — я замялась, не придумав, как покорректнее сформулировать вопрос, — относитесь ко мне лояльнее, чем остальные мужчины в этом мире?
Краузе усмехнулся.
— Почему я не отправляю тебя сидеть дома, вышивать и рожать детей, как делают прочие дворянки? — перефразировал он и мне оставалось только кивнуть. — Потому что я знал женщин с даром к ветру. Кое-кому из них повезло, их обучали и они принесли много пользы стране. Другим повезло меньше и им самим пришлось добиваться знаний. В процессе, как ты понимаешь, произошло много неприятных событий от невинных смертей до цунами. Но так или иначе и те, и другие добились своих целей и овладели силой. Так что я лишь предпочитаю держать цунами под присмотром.
Звучало вроде бы логично, однако меня не оставляло ощущение, что Эдуард что-то не договаривает. И все же, немного подумав, расспрашивать его дальше я не стала. Вдруг за его желанием мне помочь скрывается какая-нибудь личная печальная история? Не уверена, что хочу ее знать.
Домой я вернулась уставшая, но довольная собой. Уже прикидывала, в каких ситуациях смогу применять новые навыки, и хоть их набор слегка пугал и наводил на мысль, что Краузе известно гораздо больше, чем мне, предчувствие опасности и очередной игры все же будоражило кровь, заставляя сердце биться чаще.
Правда, в следующие несколько дней ничего любопытного, волнующего или пугающего так и не произошло. Я постепенно готовилась к встрече с художником. Для этого даже пришлось записаться в библиотеку — доступа к вузовской теперь не было — и взять пару книг о современном искусстве. Не начинать же разговор с ним с вопросов про его богатого и влиятельного покровителя.
Девочки готовились к конной прогулке в субботу, время от времени и меня вытаскивая из-за рабочего стола и напоминая, что мне тоже нужен подходящий наряд, заколки и новые сапоги.
Ремонт в комнате девочек завершился, и я пока отпустила работников, планируя после пикника заняться переоборудованием ванной, которая выглядела самой запущенной. Марта и Марина с удовольствием обживались на старом-новом месте, которое теперь разделяла на две условные зоны тонкая перегородка-полка. В общем, все шло вполне неплохо и я даже поверила, что жизнь постепенно налаживается.
Однако жизнь быстро напомнила, что вера эта иллюзорна.
В пятницу вечером, когда девочки вяло спорили о том, кого из гостей мы увидим завтра на пикнике, в дверь позвонили. Я привычно открыла и забрала у мальчишки в синей куртке конверт, отправленный из дома Владислава.
Распечатывая его, терялась в приятных догадках, но текст письма неприятно удивил. В нем князь, витиевато извинившись, сообщил, что не желает видеть меня на завтрашнем мероприятии.
Какого черта?
Я торопливо сложила записку вдвое, не дав сестрам времени ее прочесть, и, ничего им не объяснив, ушла в комнату. Недолго думая, отыскала на заваленном бумагами столе телефон и набрала Влада. Пусть объяснит, что все это значит, сама я не намерена разгадывать его ребусы.
Прежде чем широкая улыбка озарила красивое лицо Влада — я готова поклясться — он вздрогнул. Но никто, кроме меня, этого похоже не заметил. И все присутствующие с интересом наблюдали за тем, как он направляется к нашей машине, чтобы поприветствовать гостей. Незваных гостей, но светским сплетникам совершенно не обязательно об этом знать.
— Маргарита Алексеевна, я очень рад, что вы приняли мое приглашение, — князь склонился к моей руке, перед этим посмотрев в глаза так, что захотелось сжаться в клубок, прыгнуть в машину и убраться отсюда как можно дальше.
"Какого черта ты здесь делаешь?" — молчаливо спрашивал он, аккуратно сжимая мою руку.
— Для меня честь получить его, — рассыпалась я в ответном словесном реверансе. — И я никак не могла упустить возможности увидеть вас и многих других добрых знакомых.
Я показательно обвела взглядом людей, которые откровенно и бесцеремонно пялились на нас. Заодно намекнула Владу, что мне нужен этот пикник. Он сам предложил пригласить меня, и теперь так запросто отказался от своих слов и от помощи, которую сам же намеревался оказать? С его стороны это крайне непорядочный и недостойный поступок.
— Прекрасно. В таком случае надеюсь, что вы получите удовольствие от времени, которое проведете здесь, — Влад старался оставаться вежливым, но я ясно слышала в его тоне раздражение.
Да что с ним происходит? Он обычно всегда так холоден, что даже обжигает, но сегодня не может сдержать эмоций. Может, у него что-то случилось, но он не хочет об этом рассказывать, чтобы не показаться слабым в моих глазах? Или какие там еще тараканы ползают обычно в головах влиятельных и богатых дворян? Надо бы хоть попытаться это выяснить и поговорить с ним нормально: вчерашняя беседа оказалась уж слишком бессмысленной.
Князь, обращаясь то к одному, то к другому гостю, ловко вовлек людей в разговор о необычайно капризной осенней погоде. Похоже, все вокруг, в том числе и мои сестры, прекрасно знали, куда идти, потому что толпа двигалась хаотично, но во вполне ясном направлении. Решив не задумываться о том, что ожидает впереди, я просто шла вслед за сестрами, наслаждаясь солнечным, хоть и прохладным днем и легким ветерком, который нежно и ободряюще трепал волосы.
Никаких опасностей в обозримом окружении пока не предвиделось, но я все же на всякий случай держала поляну и гостей в поле магического зрения.
Приближение Павла Ртищева не стало для меня неожиданностью: хоть я и не смотрела в его сторону, но издалека почувствовала, что он решительно направляется к нам с девочками, огибая группы гостей.
— Маргарита Алексеевна, добрый день, — юноша раскланялся со мной и с сестрами на удивление церемонно, без своей обычной топорной простоты. — Позволите ли вы мне сегодня сопровождать княжну Марину Алексеевну?
Я опешила от такого предложения и попыталась найти в памяти Марго информацию о том, что значит "сопровождать" в местных традициях. Ничем конкретным мозг не отозвался, разве что общим состоянием безразличия и скуки. Похоже, сопровождение юной дамы было чем-то вроде вежливости, и юноши могли заниматься этим для демонстрации собственного благородства, а вовсе не из романтического интереса. Хотя в случае с Ртищевым я уже ни в чем не уверена.
С одной стороны, он многое знает о ситуации Марины, но при этом не чурается ее. С другой — он крайне свободомыслящий молодой человек. Кто знает, какая вольная идея на этот раз придет ему в голову.
Но не держать ведь сестру у своей юбки до старости. Ей скоро исполнится восемнадцать, пора привыкать к легкой самостоятельности.
— Позволю, если на то будет желание самой Марины, — я повернулась к сестре и с удивлением обнаружила на ее губах довольную улыбку.
Марина с благосклонностью приняла предложенную ей руку и, клятвенно пообещав, что будет оставаться на виду, ушла вместе со своим кавалером вперед.
Марта проводила парочку легким вздохом и грустным взглядом.
— Мило смотрятся, правда? Оба изящные и тонкие, но Марина светлая, как голубка, а у Павла волосы черные, как перья ворона, — шепнула она, прикрыв рот ладошкой.
— Мило, но о большем думать пока рановато, — проворчала я, обнаруживая в душе странную ревность и тревогу.
Последней стало в разы больше, когда впереди показался Андрей. Мы уже вышли на просторную поляну, где стояли шатры с длинными столами, заполненными самой разной едой. Конюхи седлали лошадей, и гости разделились на два неравных лагеря: большинство поспешили укрыться от ветра хотя бы за плотной тканью, другие же направились к лошадям, вероятно намереваясь размяться.
Только младший Морозов шел против этого течения в нашу сторону. Заметив его, Марта напряглась и до боли вцепилась пальцами в мое предплечье. При этом вид она умудрилась сохранить спокойный и даже гордый.
Одним предкам известно, какие страсти бушевали в душе Марты, пока Андрей приближался, но когда он по обыкновению излишне картинно поклонился и поприветствовал нас, она уже мелко подрагивала.
— Маргарита Алексеевна, прошу, позвольте мне сопровождать на сегодняшнем пикнике Марту Алексеевну, — произнес Морозов с таким пафосом, будто звал сестру не на прогулку, а замуж.
Я конечно же хотела отказать, ощущая, как сильно нервничает Марта и как ее пальцы все крепче вцепляются в мою руку, но она друг отпустила мое предплечье и шагнула вперед.
— Позволь, Марго. Уверяю тебя, ничего неприличного не произойдет.
От удивления я даже не сразу сообразила, что ответить. Хотелось запретить, схватить глупую девчонку за руку и отдернуть в сторону. Что бы она не задумала, я уверена: это может плохо кончиться. Но стоило оглядеться, как я сразу заметила десятки любопытных взглядов, которые — кто исподтишка, а кто и вполне открыто — устремлялись в нашу сторону.
Если сейчас запрещу, то во-первых выставлю себя сестрой-квочкой, которая излишне печется о младших, а во-вторых покажу, что имею кое-какие опасения на счет семьи Морозовых. Фактически дам им знать, что мне что-то известно — или по крайней мере я что-то подозреваю — об их интриге.