Мерзавка заливала мою замочную скважину суперклеем.
Я сразу даже не нашла, что сказать, когда увидела это действо.
Так и встала, как вкопанная, наблюдая за действиями паршивки, обреченно и молча.
Девица эта — моя соседка с пятого этажа. Дочка хозяев жизни, которым все можно.
Можно — со мной. С одинокой девушкой, за которую заступиться некому.
Отец-инвалид умер в прошлом году, и я осталась одна в крохотной захламленной квартирке.
Хлам я вынесла, квартиру отмыла. Стало чистенько, хоть и очень просто.
Исчез запах болезни и боли.
Но сделать ремонт и привести дом в порядок окончательно мне средства не позволили.
А эти, которые «хозяева жизни», живут в трешке.
Катаются на минивэне, которым почему-то очень гордятся, будто это «Бэнтли».
Меня за человека не считают.
И дочь учат тому же самому.
Она уже не ребенок; рослая, но тощая. Длинная, костлявая.
С застывшей на хорошеньком юном лице капризной маской.
Она боится — или делает вид, что боится, — мою собаку, маленького беспородного песика Боба.
И каждый раз, сталкиваясь с нами на улице, девчонка устраивает шоу «спасите, помогите!».
То убегает в закат вдоль дома, размахивая длинными руками.
То ноет, глядя в мою сторону полными слез глазками.
Бобка ее не тронул ни разу. Даже не гавкнул.
Он в принципе парень флегматичный.
Еще и маленький. Этакая черная щетка на коротеньких ножках.
Подобран на помойке, похож на цвергшнауцера. Словом, не волкодав.
Но это не мешает девчонке биться в истерике, а ее папаше — мне угрожать.
Папаша у нее — амбал двух метров ростом. И интеллектом явно не обезображен.
В последнюю нашу стычку он без каких-либо колебаний достал из машины биту и направился ко мне с целью «переломать хребет этой псине».
Просто чтобы пса не было в доме.
И чтобы его ненаглядное чадо больше не подвергалось опасности.
Ведь если моя «щетка» сорвется с поводка, то свершится, наверное, все самое страшное.
Девчонка, глядя на заступничество родителя, пакостливо хихикала и смотрела с интересом на то, как ее папаша загоняет меня, беспомощную девчонку, с моей мелкой псиной в угол.
Кажется, ее развлекало и даже нравилось то, как ее папаша гоняет меня палкой…
В тот раз мы с Бобом спаслись.
Я сумела выхватить телефон трясущимися руками и сделала вид, что снимаю.
Папаша ретировался, оставив нас с Бобом перепуганными.
Все-таки, этот огромный и сильный амбал боялся, что я накатаю на него заяву в полицию.
И что его оштрафуют или даже осудят он тоже боялся.
Не понимать, что сам творит то, что законом запрещено, он не мог.
Но с тех пор каждый раз при встрече он отравляет мне жизнь всеми доступными средствами.
Язвительными замечаниями. Мерзкими угрозами.
Гадкими обещаниями «переломать», «отравить» и прочими радостями.
Вытрепал мне все нервы.
И я, каждый раз выходя из дома, испытывала тоскливый, гнетущий страх.
Страх снова встретиться с теми, кто надо мной издевается.
Девчонка всегда выглядывала из-за мощной спины родителя с любопытством и мило, мечтательно улыбалась.
Я даже подумала, что она немного умственно-отсталая.
Поэтому и собак боится — не знает, как с ними себя вести.
Оказалось, не отсталая…
По крайней мере, клей на мою замочную скважину она наносила весьма аккуратно и со знанием дела.
Так, чтобы я не сразу поняла, почему не могу вставить ключ.
Чтоб ни потека, ни капельки не было.
Боб в квартире под дверями подвывал и слабо тявкал, что девицу нисколько не пугало.
Она от усердия даже кончик языка высунула. На ее лице блуждала все та же знакомая мне мечтательная улыбочка.
Сохранять спокойствие мне помогал только тот факт, что эта замочная скважина была не рабочая.
Ключ в ней застрял, сломался, да так там и остался.
Так что, по сути, глупая девчонка занималась совершенно бесполезным занятием.
Но ведь она может и рабочую скважину залить в следующий раз, не так ли?
Я деликатно кашлянула, девица ойкнула и от двери отскочила.
Тюбик суперклея от внезапного сильного нажатия щедро плеснул вонючим цианакрилатом и предательски прилип к ее пальцам.
Так что избавиться от него сразу у нее не вышло.
Она в панике попыталась его стряхнуть, а потом просто зажала в кулаке и отступила, спрятав руки за спину и опустив стыдливо глазки.
Ее смуглая загорелая мордашка даже побледнела от страха.
Но девчонка быстро пришла в себя и смело подняла на меня взгляд своих темных, мышиных круглых глаз.
— Ну и что ты мне сделаешь? — выпалила она с вызовом, уставившись на меня. — Я скажу, что ты меня толкнула. Или что твоя собака меня за ногу укусила, и папа тебя с лестницы спустит! И собаку твою пришибет.
Это была последняя капля.
Я почувствовала, что не Бобка, а сама срываюсь с поводка.
И под ногами у меня разверзается ад, откуда сейчас полезут самые жуткие демоны.
Кажется, у меня даже мозги закипели от злости.
Эта паршивка свято уверовала в то, что имеет право просто так издеваться надо мной, и ничего ей не будет.
Думаю, и сцены с собакой она исполняла нарочно. Чтобы натравить своего недалекого папашу на меня и посмотреть, что будет.
Просто травить человека доставляет ей удовольствие…
— Что я тебе сделаю? — спокойно произнесла я, аккуратно опуская на пол пакет с продуктами. — Сейчас узнаешь.
Девчонка мигом сообразила, что дело пахнет керосином.
Она рванула вверх по лестнице со всех ног.
Но я одним прыжком разъяренной тигрицы догнала и вцепилась мертвой хваткой в ее тощую шейку сзади, намертво зажав в пальцах и пряди ее длинных красивых волос.
— Волосы, волосы больно! — запищала девчонка. И тотчас же перешла на уверенный, хамоватый тон. — Отпусти меня! Кому сказала! Все папе расскажу…
Весь оставшийся день я пряталась дома и рыдала.
Когда боевой настрой испарился, я очень сильно пожалела, что наподдавала девчонке.
Под дверями моей квартиры бушевала ее мамаша.
Она колотила в дверь ногами и руками, поливая меня отборными ругательствами.
— Тебя пеной монтажной надо залить, а не суперклеем! — злобно орала эта замечательная во всех смыслах женщина. — Ребенка избила! За что? Подумаешь, ребенок пошутил…
То есть, ее чадо поведало ей, за что выхватило плюшек.
Но мамашу ничего не смутило. Деточка играет, что тут такого?
Это жи рибенок!11 Рас, рас.
Мне оставалось лишь глотать слезы от обиды и страха, прижимая к себе поскуливающего Бобку.
— За что нам с тобой это, а? — тихо спрашивала я его. — Кому мы помешали? Что плохого сделали?
Ответа на эти вопросы у него не было.
Да и у меня тоже.
Когда разъяренная мамаша девчонки вдоволь наколотилась в мою дверь и ушла, я, наконец, осмелилась пошевелиться.
В пакете, что я принесла из магазина, было несколько пакетиков с кофе, молоко, хлеб, кусок колбасы и корм для Бобки.
Не зажигая света, передвигаясь тихо, как партизаны, мы с Бобом проникли на кухню.
Там, в быстро надвигающихся ненастных осенних сумерках, я поставила чайник на плиту.
Насыпала корма Бобке в миску, нарезала бутербродов.
Обычно такие посиделки осенними вечерами приводили меня в состояние блаженного покоя.
Но сегодня расслабиться не удалось.
От обиды и страха руки тряслись, сердце колотилось.
Мысли о грядущей расправе не выходили из головы и отравляли мое существование.
Да еще и голос разъяренной мамаши чудился за дверью.
Мне казалось, что она, поднимаясь по лестнице на свой пятый этаж, по дороге встречает всех соседей и всем им с надрывом рассказывает о том, какое я чудовище.
Бьет себя в грудь и с повторяет: «Сил больше нет. Нет моих сил!».
Так мать говорила перед тем, как сбежать.
Когда отец заболел, за ним пришлось ухаживать.
Силы у нее кончились быстро. Примерно через месяц.
Но и отец долго не проболел. Угас в полгода…
От этой ассоциации стало еще горше.
Я уселась на пол и откровенно разревелась, уткнувшись лицом в шерстку Боба.
Тот залез мне на руки и поскуливал, словно прощения просил.
— Ты ни в чем не виноват, — всхлипнула я, поглаживая песика. — Это люди такие…
Эх, вот бы подзаработать и обменять квартиру!
Переехать в другой район, или — что вообще было идеально, — в свой дом с небольшим двориком. И с забором повыше, чтоб никто не беспокоил.
Но хороший, благоустроенный дом стоит намного больше, чем моя крохотная квартирка.
Так что все это мечты, мечты…
В этот момент в дверях я услышала слабое шкрябанье.
Словно чем-то острым провели по металлу двери.
И еще. И еще!
«Мерзавка клеем заливает!» — промелькнуло у меня в мозгу.
Слезы вмиг высохли, потому что меня окатило горячей волной ужаса и паники.
Если девчонка доведет дело до конца и испортит мне рабочий замок, я завтра не смогу выйти из дому.
Придется вызывать спасателей.
Они разворотят мне дверь.
На новую дверь денег нет.
А если и найду, то как я отлучусь из открытой квартиры, чтоб дверь купить?
Мне же все из дома вынесут! Или нагадят добрые соседи…
И с родителей мерзавки денег не стрясти.
Не пойман — не вор. Поди, докажи, что это ее рук дело?
Как вообще я решу эту проблему с дверями? Никогда не сталкивалась с таким!
Значит, надо пресечь тотчас же это! Не дать заклеить себе вход!
Я с ревом пронеслась к дверям и распахнула их с видом убийцы.
Разумеется, никого за дверями не было. Тихо, пусто.
Сработав на движение, над головой вспыхнула лампочка.
А под ноги мне ссыпались красочные рекламные буклеты, которые кто-то сунул мне в щель между дверью и косяком.
Странно.
Кто ж и когда это мог сделать?
Оглядев подозрительно площадку, я собрала яркие рекламки и вернулась в квартиру.
Ничего особенного, обычные приглашения на бьюти-процедуры, да оповещения об открытиях новых торговых центров.
А одна — она выгодно отличалась ото всех размером.
Квадратная, шире и больше всех прочих рекламных листков, она была отпечатана на шероховатой белой бумаге с золотым тиснением.
На главной странице была изображена яркая ухмыляющаяся тыква и написано большими буквами с каким-то странным, неуместным восторгом: «Приглашение!».
На Хэллоуин, что ли? Не рановато ли?
Я раскрыла рекламный буклет и прочла.
«Мы выбрали вас, потому что знаем о вашем таланте наводить порядок и создавать уют в самых запущенных ситуациях! Вы — профи в вопросах сложной уборки, и мы нуждаемся в ваших умениях!»
Хм, странно.
Нет, это, конечно, правда.
Когда папа заболел, его дом превратился в ад.
Он не мог справляться с ведением хозяйства.
Мать сбежала через месяц, как я уже говорила.
И еще месяц папа это скрывал от меня.
Кое-как ковылял по дому, кое-как что-то готовил.
Об уборке и разговора не было.
А потом слег, сдался и вызвал меня.
И мне пришлось поселиться в его крохотной квартирке, бросив учебу и институтское общежитие.
Сказать, что дом был запущен — ничего не сказать.
Может, кстати, и соседи меня за это ненавидят.
Первое время, когда я только начала разгребать завалы дома, они на меня косились и за спиной называли «вонючкой».
Я сжимала зубы, сталкиваясь с ними на лестничной площадке, отводила глаза, утаскивая мешки с мусором.
— Вонючкина дочь пошла, — шипели соседки. — Засранка. Развели вонь на весь подъезд…
Но я справилась.
Выгребла, вымыла.
Выгнала из дома запах болезни и грязи.
Так что папа ушел в чистоте и уюте, в светлой комнате, на чистом белье.
Хоть и не в идеальном порядке, но все же.
Никогда не чувствовала себя дебильнее, чем в эту слякотную, холодную осеннюю ночь.
«Указанное место», где я должна была забрать свои вещи для уборки странного дома, оказалось дупло старого дерева в том же старом парке.
Бобка обнаружил большую белую глянцевую картонную коробку и залаял, встав на задние лапки и опершись передними о замшелую кору.
Без него, впотьмах, под накрапывающим мелким холодным дождиком, я бы нипочем не справилась.
В коробке лежало красивое черное атласное платье горничной, с белым передником, с кружевной наколкой в волосы.
Туфли тоже были.
Странные деревянные лаковые башмаки.
Но размер, вроде, подходящий.
А вместо моющего и прочего в крепком мешке оказалась… тыква!
— Странное дело, — пробормотала я, рассматривая свой трофей. — Может, на месте ее обменяют на инструменты? Может, тыква что-то типа пароля… квест какой-то? Доказательство того, что я нашла все в указанном месте, а не купила на рынке?
Бобка уверенно тявкнул и уселся на окорока.
Здесь же, в кустах, чертыхаясь и трясясь от холода, я переоделась в платье. Потому что в странном приглашении было сказано, что в таинственный дом я должна была явиться уже при параде.
А октябрьской промозглой ночью при параде в пустом парке ужасно холодно.
— Ну, в крайнем случае сбегу, — бормотала я, трясясь и повязывая фартук. — А может, уже сейчас отказаться от этой бредовой идеи, а? Боб, как думаешь?
Боб отчаянно чихнул и мотнул головой.
Итак, я переоделась.
Затолкала в дупло свою старую одежду.
Переложила бутерброды и термос с кофе в мешок с тыквой.
Накинула на плечи найденную в коробке шаль, взвалила на спину свою тыкво-ношу и неуверенно двинулась к месту встречи с Ужасно Чистым Экспрессом.
В парке завывал ветер, трепля голые ветви деревьев.
Блестел мокрый черный асфальт.
В темноте, под накрапывающим дождем, пни и скамейки превращались в монстров и шевелящихся злодеев.
Я испуганно озиралась, и только Бобка уверенно бежал вперед, таща меня на натянутом поводке, сикотя маленькими лапками и не боясь никого.
Он был рад внеплановой прогулке, хоть и таинственной ночью.
Сначала я думала, что это мои новые деревянные башмаки громко цокают по асфальту.
А подойдя ближе к дороге, поняла, что это не я.
Это Ужасно Чистый Экспресс несся ко мне навстречу.
Ну, как — несся…
С небольшого пригорка, в который поднималась дорога, наполз густой молочно-белый туман.
Такой плотный, что с деревьев закапало, тяжелые капли зашлепали по моим плечам и по голове.
Меня обволокло холодной промозглой сыростью.
Сквозь туман с трудом просвечивали фонари, освещающие парк, и темнота стала серой.
А ко мне, неспешно, буднично и совсем не страшно, подкатила темная крытая повозка, запряженная смирной толстенькой лошадкой!
Это ее подковы цокали по дороге навесь парк!
Тут я совершенно перестала бояться. Если раньше какие-то сомнения и страхи у меня еще были, то теперь они вовсе исчезли.
Похищение меня на толстенькой лошадке?
Не думаю, что это удастся.
Значит, это точно часть квеста, шоу, игра!
Возница, нелепый тип в черном плаще, застегнутом по самые глаза, в островерхой шляпе, склонился ко мне с облучка.
Поднес к моему лицу слабо светящий фонарь, и я увидела вместо лица у него оранжевую переспевшую тыкву.
Аниматор, елки-палки!
— Горничная в Монстрвилль? — хрипло осведомился он.
— Ве… ве… вероятно, — пробормотала я.
— А на тыкву вашу можно взглянуть? — строго спросил он.
Я вместо ответа сунула ему под нос мешок.
— Кажется, подходящая, — хмыкнул он, разглядывая мои вещи. — Собачка с вами?
— Разумеется, — ответила я уже твердо и уверенно.
— Отлично, — он покопался в кармане и вытащил нечто длинное, отпечатанное на желтоватой бумаге. Думаю, билет! — Пожалуйте на борт!
Дверца повозки передо мной распахнулась, и я полезла внутрь.
Тыквенный возница захлопнул за мной дверцу, подхлестнул лошадку, и повозка неспешно двинулась.
Внутри было темновато, потому что освещением были все те же крохотные, слабо светящие фонарики.
И, как мне и было обещано, сидели конкурентки, облаченные, как и я, в наряды горничных.
Всего их было трое.
И мне показалось, что они, в отличие от меня, в деньгах не нуждались…
— Ты новенькая? — весело спросила одна из девиц, белокурая красотка с метелкой из страусовых перьев. Однако…
— Да, первый раз, — неуверенно ответила я, устраивая Бобку на коленях, а свою тыкву в мешке на полу у ног.
Девушки так и покатились со смеху, разглядывая меня.
— А пылеглот у тебя какой модели? — не унималась блондинка.
Пылеглот?
Это что за штука такая?!
Я внезапно разозлилась.
Сказала же — в первый раз! Откуда мне знать ваш игровой сленг?!
Но ругаться с новыми знакомыми я, конечно, не стала.
Негоже начинать новую жизнь со старых ошибок.
— Ну, тыква, — смилостивилась надо мной блондинка.
— А?! — удивленно уставилась я на нее.
Та насмешливо фыркнула и бесцеремонно ухватила мой мешок. Заглянула туда.
— Тыкводжек-003, — определила она «модель» моей тыквы на глаз. — Ну, ничего особенного. У меня лучше.
И она, довольная, закатила глаза и с улыбкой поправила белокурые локоны, лежащие на ее груди.
— Ты хоть инструкцию-то почитала? — выкрикнула другая девица, живая и бойкая.
Мне она не понравилась.
Видно же, что подпевала.
Не люблю таких.
— Что за инструкция? — спросила я.
Все трое горничных залились веселым смехом.
— Ну, а как пылеглот собирать будешь? — надменно проговорила блондинка. — Понаберут по объявлению…
Третья горничная молча ткнула пальцем в мой «билет».
Который на деле оказался сводом правил и условий.
Что-то типа контракта.
— Даже этого не знает, фу, убож-жество, — голосом уставшей примадонны процедила блондинка. — Ну, теперь ясно, девочки? В этом сезоне победа снова остается за мной! Так и быть, я с вами поделюсь найденными сокровищами.
— Добро пожаловать в Монстрвилль! — торжественно произнес наш возница, когда мы веселой стайкой выпорхнули из его повозки.
Судя по тому, как недолго длилась наша поездка, далеко от парка мы уехать не могли.
И, однако ж, я словно оказалась на другом конце света!
Ветер разогнал молочный жуткий туман, раскидал его седые клочья по кустам.
Высоко в черном небе, в окружении черных перышек облаков, светила огромная полная оранжевая луна.
А передо мной простирался светлый, насквозь просвеченный яркими огнями фонарей, парк.
Сказка, мечта!
Мой личный рай!
В этом парке невозможно было заблудиться, и ничего дурного в нем произойти тоже не могло!
Тут было так невероятно хорошо, что я почувствовала невероятную радость оттого, что не отказалась от странной поездки.
Это того стоило!
Просто побывать в этом парке ночью, подышать свежим воздухом и почувствовать прикосновение чуда и надежды на лучшее.
Тут словно эльфы пели свои песни при луне.
Да, в этом парке невероятно легко было смотреть в безусловно прекрасное будущее.
Он был весь расчерчен дорожками, выложенными мозаикой.
Дорожки блестели под ногами, как змеиная кожа, испещренная узорами.
Газоны, несмотря на позднюю осень, зеленели яркой газонной травой.
Могучие сосны приветливо махали зелеными лапами.
А вдоль узкой улочки, по левую руку, тоже освещенные ночными фонарями, стояли красивые и тихие дома.
— Чур я первая выбираю, первая! — прокричала блондинка и громко рассмеялась, добежав до дома с белоснежными дверями. — Спорим, здесь монет и камешков больше всего?!
— А почему Монстрвилль? — спросила я, перестав глазеть по сторонам.
— Это же очевидно, — назидательным тоном произнесла блондинка.
— Потому что тут полно монстров! — пуганула меня ее подружка и рассмеялась.
А вторая подружка блондинки подошла ко мне и тихо-тихо, так, чтобы услышала только я, прошептала:
— В первый раз постарайся не перекачивать свой пылеглот. Не то придется мучиться долго, убираться, пока он не сдуется, и времени, чтоб искать сокровища, не останется.
Я нахмурилась.
— Спасибо за совет. Но… Все же я хотела бы убираться на совесть, а не рыскать в поисках монет, — ответила я. — К тому же я хочу выиграть главный приз. А для этого нужно как следует убраться, не так ли?
Блондинка, возящаяся с замком на белых дверях, меня услышала и насмешливо фыркнула.
— Главный приз! Да его не выигрывал никто! — произнесла она. — Впрочем, что тебя учить? У тебя ведь своя голова на плечах! Попытайся!
Ее верная подружка расхохоталась как по команде.
— Нам больше сокровищ достанется! — выкрикнула она и исчезла в следующем доме, громко захлопнув за собой двери.
— А до скольки убираться? — спросила я, глянув на наручные часы.
В этот миг где-то рядом, кажется, на башне одного из домов, громко пробил колокол.
И так двенадцать раз, что было очень и очень странно.
Ведь я точно помнила, что в спешке одевалась, поглядывая на часы, когда до полуночи оставалось всего пара минут.
Потом я бежала по парку навстречу Экспрессу.
Потом недолго, но все же добиралась сюда…
Время что, встало?!
— Услышишь бой часов — значит, работа закончена, — ответила мне моя доброжелательница. — Выйдешь из дома, сядешь в Экспресс, и он отвезет тебя до того места, где забрал. Удачи!
И она развернулась и пошла вдоль по улице, выбирать себе домик.
Я же уже определилась с выбором.
Дом, тот самый, что был на картинке в пригласительном буклете, был прямо передо мной!
И кованые черные ворота, и молоденькие сосны вокруг ограды, и разлапистые ели во дворе!
И надежные каменные стены, и былые рамы высоких и узких, трехметровых, окон на круглой башне, смежной с домом.
И нарядная коричневая черепица на крыше с флюгером…
Мы с Бобкой подошли к воротам, и те сами перед нами распахнулись.
— Ну, удачи нам! — сказала я Бобке.
— Гав! — дерзко ответил он.
И мы уверенно прошли к дверям дома.
***
Холл был освещен все теми же старинными красивыми, но очень уж тусклыми, слабо светящими фонарями.
М-да, это вам не крохотную квартиру убирать…
Внутри дома, в холле, было темно, очень пыльно, и пахло котами.
Вон и сами они, мохнатые негодники.
Притаились по углам, сверкают глазами.
Серая полосатая изящная кошка, толстый рыжий котище, трое игривых блескучих черных.
И один толстый черно-белый котенок с сердитой мордой.
Он выкрутился из комка пыльных штор, вращаясь по часовой стрелке.
Посмотрел на нас молочно-голубыми глазами и неспешно вкрутился обратно.
Вращаясь против часовой стрелки.
Интересно…
Бобка отважно гавкнул в темноту, и она ответила ему недобрым ворчанием и фырканьем.
— Боб, неприлично так здороваться с хозяевами! — строго одернула я песика.
И он замолчал, словно понял, о чем я говорю.
На лестницу наверх, заваленную всяким хламом, я старалась не смотреть.
На заколоченные досками двери, ведущие из холла в другие комнаты дома — тоже.
— Ну, приступим?
Для начала нужно собрать пылеглот — пылесос по-нашему.
— Приладьте педали, как показано на картинке, — прочла я в контракте-инструкции.
Пылеглот-тыква там был нарисован чернилами в трех проекциях.
Красивее, чем деталь на уроке черчения.
Сбоку, сверху и сзади, чтоб не было ошибок.
Педали торчали из тела тыквы чуть ближе к переду. И чуть выше от земли.
Ну, серьезно? Собирать нечто из тыквы и игрушечных деталек?
Наверное, тоже часть квеста?
Только почему я не вижу снимающих меня камер? Это же игра, шоу? Значит, должны быть и зрители.
Но где?
Ну, хорошо…
В мешке помимо тыквы я отыскала и крохотные педали, и шланг не толще коктейльной гофрированной трубочки.
— Вставьте трубку в переднюю часть пылеглота…
Последние слова я произнесла, нажимая на педаль уже через силу.
Засорилось там, что ли?
Я убрала ногу с педали и обернулась назад, к тыкве.
Етидрит твою через правое плечо дубовым коромыслом!
— Вот тебе и не перекачала… Это что, фокус какой-то?! Или все взаправду?!
Я готова была упасть в обморок, разглядывая раздутого монстра, в который обратилась моя маленькая тыковка.
…Наверное, достаточно было и десятка нажатий на педаль.
Я же в задумчивости совершила сотню, не меньше!
Это была огромная, спелая, прямо-таки двухэтажная, с мансардой, круглая тыква. В этой разбухшей тыкве и Золушка могла скакать на бал с комфортом.
И тыква трещала, обещая вот-вот взорваться.
Внутри нее гулко перекатывалась и журчала вода.
Гофрированный шланг тоже вырос.
От напора внутри тыквы он извивался, как толстый питон в джунглях.
Маленькая щеточка на его конце смотрелась крохотным узелком
Бобка заливался лаем, шокированный размерами уборочного аппарата.
Коты по углам шипели и выли потусторонними голосами, вздыбив шерсть и выгнув спины.
— Спокойно! — вскричала я страшным голосом. — А ну, цыц все!
В холле мгновенно все смолкли, с интересом глядя на меня.
— Так, хорошо. Предположим, это какой-то хитрый фокус. Или тыкву мне подменили, когда я отвлеклась. А внутри, под оболочкой, действительно аппарат для уборки. Отлично… Так, так, хорошо, — бормотала я, пытаясь собрать в кучку мечущиеся мысли. Такой фокус я видела в первый раз в жизни. — Я же хотела не просто симулировать, а убираться, — неуверенным тоном произнесла я. — Значит, мне понадобится много воды и моющего средства!
Не передуть тыкву не получилось.
Значит, будем мыть на совесть!
Отогнав прочь все мысли, от которых очень хотелось потерять сознание, я решительно вскочила на тыкву, как гусар на боевого коня.
Ухватила гофрированную извивающуюся гусино-дохлую шею обеими руками и направив ее от себя, на предметы интерьера.
Ощущение было такое, будто я пытаюсь оседлать слона средней величины и при этом попасть ногами в стремена.
Попасть ногами в стремена получилось не с первого раза.
Педали я нащупала самыми кончиками своих деревянных ботинок.
Надавила ногами на обе педали разом, и шланг изверг пушистую пенистую шапку моющего средства прямо на пыльный пол.
Хорошо, что это все-таки вода и пена, а не семечки и прочие тыквенные потроха…
Пахло моющее средство, кстати, очень приятно.
Нежным травяным, свежим и чуть сладким натуральным ароматом.
— Давай, миленький! — взмолилась я. — Мой, Тыкводжек-003!
Я направила избивающуюся гофрированную шею в сторону окон.
Толстый котенок вырвался из уютного кокона пыльных штор и с коротким мявом бросился вон, удирая от потока моющего средства.
Пылеглот взвыл, как издыхающий динозавр, и обблевал высокое узкое окно густой пеной. И стекла, и рамы, и подоконник.
С окна на пол закапала отменная черная грязь.
Я, сжимая гофрированную трубку обеими руками, пыхтя, медленно перебирала ногами, нажимая на педали.
Пылеглот трясся и гудел. Внутри огромной тыквы бурлило, ревело и чавкало.
Шторы на окнах потемнели от извергаемой воды, с них лило.
Пышная пена островками вырастала на ковре, застилающем холл.
В скором времени залито было абсолютно все.
А тыква здорово уменьшилась в размерах.
Теперь сидеть на ней было комфортно.
И даже управлять ею, кататься из угла в угол, поливая все вокруг.
— А засосать-то обратно все как? — проорала я, обращаясь к Бобу и укрощая беснующегося тыкво-динозавра.
Боб гавкнул и смело ринулся к брошенному на лестнице контракту.
Посмотрел на него и снова гавкнул
Я, разумеется, ничего не поняла, но на всякий случай нажала на обе педали одновременно, как тормозящий коня гусар.
И о, чудо!
Динозавр в последний раз плюнул пеной, загудел иначе, и принялся всасывать ее обратно.
Вместе с пылью, паутиной, грязью, опилками и кошачьим запахом.
Это была победа!
Уверенно подкатила я к окнам и решительно присосала шланг к оконной раме.
Тыкводжек-003 взвыл, щетка приклеилась почти намертво.
Я, пыхтя и сопя, тянула ее со скрипом сверху вниз.
А она, в свою очередь, стягивала с рамы размокшую пыль, паутину, мушинные трупы и прочую грязь, оставляя рамы девственно-чистыми и белыми.
Несколько раз прошла я щеткой по стеклам.
Переминаясь, как кот на подушке, нажимая педали, я окатывала стекло мыльной водой.
А затем с толком, неторопливо, сдирала мутную пленку грязи, водя по стеклу щеткой.
В скором времени стекло заскрипело от чистоты и сделалось таким прозрачным, что казалось — его и вовсе в раме нет.
Отлично справился Тыкводжек и с мокрыми шторами.
Он с воем всасывался в темный бархат и выпивал из намокшей ткани всю мыльную воду, оставляя портьеры чуть влажными и намного более чистыми.
Пройдя по три раза каждую портьеру, сверху донизу, я вернула им их первоначальный, благородный бордовый цвет.
Тыква подо мной тряслась, сопела.
При нажатии четыре раза подряд на левую педаль Тыкводжек выбрасывал облако горячего пара.
— О, еще и функция отпаривателя! — умилилась я. — Какая прелесть! Не знаю, чем у блондинки пылеглот лучше, если мой просто огонь!
Горячим паром я прошлась по всем углам и щелям, по плинтусам, изгоняя оттуда всякую нечисть вроде пауков и тараканов.
Деревянные плинтуса тотчас перестали быть уныло-серыми. Они отмылись докрасна — оказались из лакированного красного дерева.
Тыкводжек-003 отлично присасывался к любой поверхности.
Плинтуса? Значит, плинтуса.
Плиточный пол?
Значит, пол.
Ковер?
Значит, ковер!
Пол отмылся хорошо.
Он был выложен крупной белой мраморной плиткой, и мыть его было одно удовольствие.
Он еще и заблестел, когда тыква высосала с него всю пыль и грязь, отпарила швы от плесени, оставив его практически сухим.
Не помню, как упала в обморок.
Но когда пришла в себя, первое, что я увидела — это физиономии котов, с интересом заглядывающие мне в лицо.
Однако, Наташа, вставай… Мы там все уронили.
Черный котище сидел на прежнем месте и все так же щурил янтарно-оранжевые глаза.
— Нет, серьезно, — насмешливо произнес он. — Ты делаешь уборку тыквой, раздуваешь ее, нажимая на педали, и все еще считаешь, что это какое-то шоу? А не магия, не волшебство и не что-то сверхъестественное?
— А-а-а, — простонала я, потирая влажное лицо ладонями. — Боже мой, куда я попала?.. Я умерла?
Кот насмешлив фыркнул.
— Почему умерла? Вот еще! Ты просто… переместилась. Довольно далеко от дома. Монстрвилль — разве ты не расслышала это название?
Я уселась торчком и задним ходом весьма ловко отползла от говорящего котищи на безопасное расстояние.
— Что вам от меня нужно?! — выпалила я.
— Гав! — сказал Боб, становясь рядом и защищая меня.
Котища, однако, его воинственный пыл не напугал.
Может оттого, что сам кот был больше Бобки.
А может, оттого что он рассчитывал весьма ловко удрать в случае чего.
— Странное невнимание, — прошипел кот уничтожающе. — Нам нужно, чтоб ты убралась в доме! Для этого тебя и нанимали.
— Обманщики! — заверещала я. — Мне заплатить обещали!
— Ну и заплатят, — огрызнулся кот, вздыбив шерсть на загривке. — Когда домой повезут, возница выдаст тебе заработанное!
— Был обещан дом в качестве приза! — не унималась я. — Жулье! Мошенники!
— Так вот же он! — мяукнул рассерженно кот. — И, кажется, тебе он нравился! Осталось только выиграть его! Чем же ты теперь недовольна?
— Он в Монстрвилле!
— А никто не обещал, что он будет на детской площадке рядом с твоим… человейником!
Я обиженно смолкла.
Конечно, такого никто не обещал.
И дом мог оказаться вообще за полярным кругом.
Но все равно это жульничество!
— Ладно, — проворочала я, поднимаясь. — Дом я не получу. В Монстрвилль переехать и не подумаю! Хоть немного денег заработаю…
— И тебе следует пошевелиться, — посоветовал котище. — Не то скоро проснутся привидения, которых ты освободила.
— Ась?! — встрепенулась я испуганно.
— Привидения тараканов, — дружелюбно пояснил кот. — Вон те, что на ковре нарисованы белым. Чем ты думала, оттирая золу с ковра? Осиновые угли и зола — это первое средство от привидений! А теперь их ничто не сдерживает. Они расползутся по дому, и ничем их не выведешь!
С ужасом рассматривала я ковер.
И те изящные белые узоры на алом ворсе, которыми я так восторгалась, оказались вовсе не узорами, а силуэтами огромного количества громадных тараканов!
И некоторые из них начинали шевелиться….
— Такие мерзкие твари, — задумчиво оповестил меня кот, разглядывая жуткое шевеление белых лапок на красном фоне. — Они, знаешь ли, намного опаснее, чем обычные тараканы.
— Чем это?! — спросила я испуганно.
— Ну, хотя бы тем, что намного больше. Смотри, вон тот размером с твой башмак! А еще они очень прожорливы. Чуть что оставишь на столе — сожрут.
— А если не оставлять? Если убирать еду в холодильник?
— Разорят мусорное ведро.
— Вынести мусор?!
— Сожрут кожаные ботинки. Ремни. Перчатки. Выгрызут дыру в шубе, — зловеще пообещал кот. — Но главное, — тут его глаза стали до жути похожи на луну, которую накрыла тень затмения, — это то, что они переносят кошмары. Пролазят в сны и гадят там. А если их разведется побольше, то и днем от них спасу не будет. Дома станет жутко. А еще они ужасно кусаются.
— Ай! — воскликнула я.
— Да, да. Смотри, не позволяй им к тебе прикоснуться. Не то не отделаешься. Принесешь домой, и они заполонят все. Превратят твою жизнь в сущий ад!
— Стой-стой-стой, погоди! — заверещала я, отступая от страшно шевелящегося ковра. — Но должен же быть способ, как от них избавиться?
— Если б кто знал! — вздохнул кот. — Как вывести привидение с ковра?
— Зола! — вдруг отчетлив гавкнул Бобка.
— Ч… что?! — у меня волосы зашевелились.
Не каждый день слышишь, как твой питомец начинает говорить!
— Мыть! С золой! — прогавкал Бобка. — Стирать! Поливать! Тыкводжеком!
— А как засыпать золу в Тыкводжек?!
Кот поскреб лапой ухо.
— Срезать верхушку, я полагаю? — задумчиво произнес он.
На каминной полке, порядком повозившись, я нашла маленькую метелочку и пару старинных ножей.
Один был так совершенно тупой.
Зато вторым я без труда отчекрыжила верхушку тыквы.
Потянув ее за зеленый крепкий стебель, я обнаружила внутри обычную тыквенную мякоть и семечки.
— Семечки придется вычистить, — заметил кот.
Что я и сделала.
Было ужасно страшно, что после разрезания тыква перестанет работать.
Но думать было некогда. Надо было действовать!
Из пасти огромного камина я вымела в совок всю золу, очистив красные кирпичи от сероватого налета.
Даже немного просеяла, отделяя крупные не прогоревшие угли от тонкой сажи.
— Живее давай, — командовал кот. — Там одна тварь почти освободилась. Сейчас вылезет!
А вылезти тараканы не могли лишь потому, что перепутались ногами и усиками.
И вот кто-то один, самый шустрый, выпутался…
Я поскорее засыпала осиновую сажу в тыкву, пришлепнула отрезанную верхушку на место и пришпилила ножом.
— Качай, качай давай! — тревожно закричал кот. — Сейчас эта тварь начнет грызть! И, возможно, тебя! Пылеглоть или беги!
Отступать было некуда.
Речь шла о спасении меня лично! Значит, надо было действовать.
Тараканище, точнее, дух мертвого таракана, меж тем подлетел к потолку и угрожающе зашевелил усами, выбирая, куда б рвануть и где б натворить беды в первую очередь.
Это был гигантский таракан, размером с растоптанный домашний тапок.
У него отчетливо виднелась голова, усы и передние лапы.
Задняя часть его туловища плавно переходила в растрёпанный, рваный призрачный тараканий саван. Если, конечно, тараканов хоронят в саванах.
В следующие полчаса я яростно боролась с тараканами, поливая ковер водой с осиновой золой, и засасывая Тыкводжеком очумевших призраков тараканов, как шелуху то семечек.
Изредка кому-то из этих неприятных покойников удавалось освободиться, выпутаться из ворса ковра и дерануть со всей своей привиденческой силы прочь.
Но таковых ждало парализующее облако пара в спину и грозное гудение щетки.
— Три тщательнее, — командовал котище. — Вон там, в отмытом месте, еще один притаился. Сильнее! Мощнее! Беспощаднее!!!
Я послушно проходилась по указанному месту еще разок, и там обязательно обнаруживался таракан.
Щетка всасывала его, а он с писком цеплялся лапами за ковер.
Но тщетно.
И примерно через полчаса с привидениями было покончено.
А доблестный Тыкводжек сдулся до своих обычных размеров.
— Уф, — произнесла я, стирая со лба пот. — Кончено…
— Еще нет, — ответил зловредный кот.
— Как нет?!
—Теперь Тыкводжек надо утилизировать, — ответил кот. — В дом его желательно не заносить. Мало ли… А на помойку выкинуть придется.
Верного боевого Тыкводжека было жаль, но, видимо, такова его судьба.
От усилий и усталости у меня в животе забурчало.
И я тут же, на ступенях лестницы, устроилась перекусить.
Достала из пакета бутерброды, налила себе горячего кофе из термоса.
— А что это у тебя такое? — заинтересовался кот сладеньким голоском, распушив хвост и подступая ко мне на мягких тихих лапах.
— Бутерброд, — ответила я, посмеиваясь.
— С чем? — жадно спросил кот, принюхиваясь.
— С колбасой.
— А колбаса хорошая? — усомнился кот. — Вдруг не очень? Отравишься… А тебе еще неделю дом отмывать.
Я так и поперхнулась.
— Неделю?! — вскричала я, выкашляв то, что попало мне не в то горло.
— Ну да, — беспечно и доброжелательно подтвердил кот. — Ты же не думала, что сможешь убраться тут за один день? За одну ночь, точнее. Дом-то двухэтажный. А ночь почти на исходе.
— Ну, дела… Это во что же я ввязалась?!
— А надо было внимательнее читать контракт, — подзудел язвительный кот, подкрадываясь к колбасе.
Я и глазом не успела моргнуть, как он стащил с куска хлеба один кружочек полукопченой и рванул по лестнице наверх, по-бандитски прижав уши.
Зато в полумраке загорелись зеленые огоньки глаз.
Коты шли в атаку, громко и сладенько мурча и завивая хвосты причудливыми фигами.
Я вздохнула, оставила в сторону дымящийся кофе и принялась делить колбасу на всех.
По-братски.
В следующие полчаса мы сидели на ступеньках, наслаждаясь ночной трапезой.
Никогда не ела бутербродов вкуснее, и не пила кофе ароматнее, чем в эту ночь!
Кофе, казалось, растворял и уносил прочь все мои беды, тревоги… Я даже перестала думать о грядущей стычке с соседом, словно он был не огромным и злым мужиком, а сопливым мальчишкой.
— Сегодня чудесная ночь, — промурчал вороватый кот за моей спиной. — И аромат кофе просто волшебный. Волшебный…
За высокими окнами катилась по ночному небу сонная оранжевая луна в туманной дымке.
Приветливо шумели лапами сосны и ели.
Коты ели с урчанием и завыванием.
Даже куски хлеба, пропахшие колбасой. Видно, наголодались.
Толстый котенок ловко подлез под мать, нашел титьку и принялся насысывать ее, от удовольствия меся лапками мамкин мех.
— Сиськосос, — строго сказала я ему. — Такой большой, а все мамку сосешь! Пора самому есть! Держи кусок колбасы!
Он насмешливо покосился на меня молочно-голубыми глазами и продолжил свое дело.
Бобка ел мои бутерброды вместе со всеми.
И с котами сосуществовал весьма мирно, чем меня очень удивил. Обычно он к котам не так ласков.
В скором времени раздался бой часов на башне. Несмотря на закрытые окна он был слышен очень отчетливо. Значит, пора домой.
Я собрала в пакет остатки бутербродов, опустевший термос и наполненного Тыкводжека, которого надлежало выкинуть.
— Ну, Бобка, идем, — устало произнесла я. — Наша смена закончена.
— Всего доброго! — мяукнул черный бессовестный котище, облизываясь за моей спиной. — До новых встреч!
Он слопал больше всех колбасы и был непередаваемо доволен.
У дверей дома, на улице, меня поджидал возница.
Я даже вздрогнула, когда открыла дверь и его увидела.
В свете луны он показался мне призрачным и зловещим.
И я сразу разглядела то, чего старалась не замечать ранее.
Одет он был в старинный, порядком ношенный и потертый плащ.
Поверх него на грудь была выпущена кружевная манишка, старая, посеревшая от пыли дорог и рваная.
Голова возницы отсутствовала.
Вместо нее на плечах лежала тыква, которая то и дело съезжала, и возница ее поправлял.
А руки в черных грубых перчатках побрякивали сухими старыми косточками…
— Отмыт холл, — проскрипел возница, пустыми провалами глаз разглядывая пространство за моей спиной. Его вырезанный на тыкве рот при разговоре странно изгибался, как настоящие губы.
Выглядело это жутковато!
— Хорошая работа, — похвалил он меня и полез в карман. — Держи свое вознаграждение!
Я подставила ладони, и из костяных пальцев в них упали три увядших коричневых листка.
— Вы очень щедры, спасибо, — произнесла я, шокированная, рассматривая свою зарплату.
Да, спасибо, так спасибо.
Всю ночь пластаться, чтоб получить это?!
С тем же успехом я могла б и у фикуса листья обломать.
У фикуса даже лучше. Листья больше. И свежее.
— Спрячь, — страшны свистящим простуженным голосом посоветовал возница. — Не то потеряешь!
Я послушно кинула листья в пакет и последовала за ним к Экспрессу.
Ну, что сказать?
Все горничные, убиравшиеся нынче в Монстрвилле, были недовольны и унылы.
Стоило нам сесть в повозку и закрыть за собой дверь, как блондинка тотчас разразилась ругательствами.
— Черт знает что! — прокричала она, яростно терзая свою красивую метелку для уборки пыли. Та заметно потускнела, посерела и растеряла часть своих перьев. Видимо, блондинке пришлось потрудиться намного больше, чем она рассчитывала…— Ничего не нашла! Ни камешка!
— Я ее предупреждала, чтоб она этого не делала, — вклинилась девчонка, моя доброжелательница.
— И ты ведь этого не делала, не так ли?
Не знаю, как связан мой раздутый Тыкводжек и отсутствие кладов в других домах, но, верно, как-то связан.
Так что я предпочла отнекиваться до последнего, чтоб эти гарпии меня не сожрали!
— Конечно, нет! — соврала я.
И густо покраснела.
Врать, даже гарпиям, было неприятно.
— Я всего-то успела вымыть окошко, — наивно выкручивалась я.
— А заплатили тебе сколько? — продолжила свой допрос въедливая блондинка.
— Три л… — чуть было не призналась я. Но тут же заметила, что блондинка нервно перекатывает из ладони в ладонь мелкие белые камешки. Горстку. И я тотчас ответила: — Три камешка.
Может, отличия листьев от камешков и невелики, если смотреть взглядом банковского работника.
Но что-то мне говорило, что эти гарпии наваляют мне и за полученные листики.
Сами-то они побрякивали в карманах мелкой галькой…
— Хм, хм, — блондинка моим ответом осталась довольна. И продолжила нервно перекатывать камешки. — Неужто попался бедный квартал?! А по виду и не скажешь… А ты нашла драгоценности? — снова обратилась она ко мне.
Я отчаянно затрясла головой.
— Что за драгоценности можно было найти? — спросила я.
— Разные, — неопределенно дернула она плечом. — Там… камни. Или золото.
— Ничего не нашла, — убито сообщила я. — Да я и не думала, что что-то можно найти…
— Плохо, плохо! — простонала блондинка. — Если завтра повторится то же самое, то придется по-настоящему убираться, чтобы хоть что-то заработать!
— Ищи дураков, — небрежно отозвалась ее подружка. — Если завтра не найду ни камешка, то и не подумаю продолжать.
— А что, так можно? — удивилась я.
Все три девицы насмешливо фыркнули в один голос.
— Так нужно, — отрезала блондинка решительно. — Ты что, действительно хочешь неделю разгребать все эти завалы за сущие гроши?
— Дураков нет, — снова повторила одна девица.
— Но главный приз… — заикнулась было я.
— Убрать целый дом? Да это невероятно трудно, — фыркнула третья девица.
Блондинка сникла.
А я поняла, что эти девчонки вместо уборки просто рыскали по дому, копались в книгах, попутно смахивая пыль, и всего лишь искали спрятанные ценности.
***
Домой мы с Бобкой попали затемно.
В парке, где я захватила свою оставленную одежду, было темно, хоть глаз выколи.
Не знаю, сколько было времени, но в доме не горело ни одно окно. То ли глухая ночь, то ли очень раннее утро.
А я была уставшая настолько, что еле ноги волочила.
У дверей, пока я возилась с ключами, Бобка вдруг заволновался и внезапно отчетливо гавкнул:
— Нельзя! Это! Домой!
— Точно, — я звонко хлопнула себя по лбу. — Надо было в мусорку выбросить…
Но возвращаться обратно, в холод и мрак, мне не хотелось.
— Оставим это под дверью, на коврике? — отчаянно зевая, малодушно предложила я. — А утром выкинем…
Квартира моя была в небольшом закутке, так что никому, кроме меня, эта тыква не помешает.
Так что я решительно опустила пакет на коврик и принялась вытаскивать из него термос.
Термос отыскала.
А вместе с ним и три ярко-красных бумажки!
Пятитысячные!
— Вот это да! — вскликнула я и испуганно зажала рот руками. Голос мой эхом прокатился по тихому подъезду.
— Откуда это?!
— Плата! — гавкнул Бобка уверенно. — Листья!
Листья превратились в купюры?
А что, вполне может быть. После Тыкводжека вообще все может быть.
Однако, даже на то, чтоб полноценно поудивляться, сил у меня тоже не было.
Я поспешно собрала вещи, аккуратно поместила тыкву в уголочек, где она уж точно никому не помешала, и поспешила домой, отдыхать.
То ли я наработалась до упаду.
То ли кофе, который я пила в холле странного, неубранного дома и правда был волшебный и унес с собой все тревоги и печали.
Да только уснула я, едва добравшись до кровати, как убитая.
И Бобка вместе со мной, развалившись кверху брюхом на моей подушке.
Так что утром, когда явился сосед с целью меня поколотить и отомстить за свою дочурку, мы его стука не услышали.
Хотя ломился он дай бог.
Пинал ногами двери и орал угрозы.
— Сволочь поганая! — вопил он, долбя ногой в ни в чем не повинную дверь. — Затаилась, крыса! Стерва тощая! Избила ребенка, и в кусты? Ты за это ответишь! Вылезай давай, я знаю — ты дома!
Но за дверями было тихо, даже собака не лаяла.
И сосед, не найдя удовлетворения в рукоприкладстве, что есть силы наподдал ногой по стоящему у дверей пакету.
В пакете была тыква — это он хорошо разглядел.
Красивая, оранжевая, блестящая, спелая.
Наверняка чей-то осенний подарок.
Лишить меня этого незатейливого подарка — эта мысль соседу очень понравилась.
И он несколько раз с остервенением топнул по тыкве, разбивая ее на куски.
Тыква была, видимо, очень переспелая.
Потому что лопнула с первого же удара на несколько мелких частей.
От второго удара сосед неловко поскользнулся на оранжевой мякоти и чуть не упал.
Из тыквы брызнула странно грязная, как будто с золой, вода, и на ботинке разъяренного мстителя повисли какие-то белые нити.
Видно, тыквенные внутренности. Жилки.
— Вот дерьмо, — выругался мститель, неловко задирая испачканную ногу и пытаясь стрясти с нее остатки тыквы.
Остатки после встряски как будто бы пропали.
Но эти же самые тонкие белые нити появились на штанине, выше колена…
Мститель подумал, что разбрызгал на себя внутренности тыквы и, чертыхаясь, стряхнул их ладонью.
Странные нити исчезли.
Зато как-то сильно и внезапно засвербело в затылке, словно огромный комар укусил.
— Да чтоб!.. — сосед хлопнул себя по загривку что есть силы, яростно почесался, воровато оглянулся — не видел ли кто его вандализма? — и поспешил скорее прочь от чужих дверей, оставляя на коврике куски разбитого им овоща.
Разбудили меня вопли все тех же соседей, только уже ближе к обеду.
И на сей раз орали они не на меня, а друг на друга. И даже пытались подраться.
Ссора темпераментных супругов происходила на стоянке, прямо под окнами.
В выражениях они не стеснялись.
— Кобелина драный! — орала соседка, рыдая, нервно почесываясь и размахивая сумочкой. — Похотливый потаскун!
Она пыталась перекинуть ее на ремешке через капот их машины и треснуть супруга по голове.
Но у нее не выходило.
Молчаливый и хмурый сосед усаживался на водительское сидение и огрызался сквозь сжатые зубы.
Оба они — и жена, и муж, — были покрыты какой-то странной красной сыпью, отчетливо видной даже мне, из окна квартиры со второго этажа.
У нее красными пятнами горели коленки и выше. Пятна покрывали ноги, все больше концентрировались и таинственно исчезали под юбкой.
У мужа были распухшие и красные лодыжки. Без носков.
Он яростно их поскреб, прежде чем усесться в машину.
Словно их искусали клопы.
Только откуда клопы у нас в доме?!
Притом в таком количестве, чтоб сожрать эту сладкую парочку почти целиком?!
— Знаю я эти твои ночные смены! — меж тем не унималась соседка. — Принес домой заразу!
И она снова долбанула сумочкой по капоту машины, стараясь уязвить супруга.
А, вот так уже яснее.
Видимо, они оба чем-то заболели.
И соседка винит мужа в этом.
— Скунс!
Она изо всех сил почесала колени, чуть не плача.
Порывалась и почесать выше, между ляжек.
Приседала, прячась от любопытных взглядов, и принималась яростно, с наслаждением, себя драть ногтями.
Но, видимо, облегчения это не приносило.
Сосед же мужественно терпел.
Но, видимо, зуд был настолько невыносим, что он нет-нет, да срывался.
И драл свои ноги с особым остервенением.
— Да чего ты орешь, — огрызался он. — Это аллергия!
— Аллергия только на заднице? — соседка яростно и язвительно расхохоталась. — У обоих?! Это ты наблудил! Ты заразился! И меня заразил! Чесоточный потаскун!
Следом за ругающимися родителями во двор уныло выползла их дочь.
Злосчастную склеенную суперклеем прядь — а она была огромная, на половину лба, — видимо, пришлось остричь, и девчонка склоняла голову как можно ниже, глубже надвинув на лоб кепку.
Но злопыхатели-мальчишки, завидев ее, разразились свистом и улюлюканьем.
— Плешивая! — орали они в совершеннейшем восторге. — Плешивая-а-а! Тебя моль побила?! Стригущий лишай?! Заразная, фу!
Видимо, креативную стрижку девчонки они раньше уже видели.
И эта стрижка давала богатую почву для злых острот.
Соседка разразилась на них лающей руганью, и мальчишки с хохотом удрали.
Девчонка заныла.
Не заплакала, не заревела — заныла, сквасив мордашку и некрасиво распялив мокрый рот.
Мне даже жалко ее стало.
Запыхавшаяся, издерганная, покрытая волдырями взопревшая мать только всплеснула руками.
— Господи-и-и, — проскулила она со слезой в голосе. — За что нам это?!
— Ну, как тебе сказать, — философски пробормотала я, наблюдая, как горе-семейство усаживается в автомобиль и поспешно укатывает прочь.
Видимо, в больничку. Лечить свои прыщи.
— Прогневили вы Вселенную, видимо.
Им было совершенно не до меня.
Они даже забыли о том, что меня надо наказать за то, что я отдубасила их дочь.
И не смотрели в сторону моих окон, занятые своей внезапно нахлынувшей болезнью.
Какое облегчение!
— Интересно, кто их погрыз?! Надеюсь, не клопы?! Не хотелось бы, чтоб эти насекомые распространились по дому…
***
Кто погрыз соседей, мне стало ясно, когда я в супермаркете расплачивалась за тыкву.
И нет, я не собиралась снова в Монстрвилль, хоть и заработала хорошо.
Рассудив здраво, я решила, что мне тоже можно слиться с этих странных соревнований.
Все-таки, моя психика здорово пострадала от столкновения с… Монстрвиллем.
Я подумала — мне достаточно чудес и волшебства. И ничто не заставит меня вернуться туда!
Но Монстрвилль и не думал меня отпускать.
Ближе к вечеру в дверь снова кто-то тихонько, подленько, но очень опасно и остро заскребся.
Я подумала — это оплешивевшая девчонка доделывает свою вчерашнюю гадость.
С воплем рванула я к дверям, распахнула их, и…
Ничего.
И никого.
Подъезд темен и пуст.
При моем появлении зажегся свет, а на пол веером снова посыпались рекламные буклеты.
И буклеты о Монстрвилле — в том числе.
— Нет, нет, нет, нет! — застонала я.
Я не хотела его читать, честно!
Но руки сами потянулись, потому что на первой странице был изображен огромный розовый бриллиант невероятной красоты!
— «Прекрасная уборка, дорогие участницы! — прочла я. — Впервые за много лет убрано так много и так тщательно! И потому, чтобы поддержать участницу, которая особенно старалась, мы решили к главному призу — дому, — добавить этот прекрасный бриллиант, «Сердце принца». Та, что так блестяще убралась, отыщет этот камень. Даже если не выиграет дом! Когда? А вот это нам предстоит узнать!»
— Бриллиант!
Розовый камень на картинке возлежал на головах трех кошек, сидящих хвост к хвосту.
Маленькая такая статуэтка.
Три черных египетских кошки в золотых украшениях.
И на них прекрасный розовый камень…
— Зар-раза, — выдохнула я. — Сколько ж он может стоить?!
Камень выглядел огромным.
Ну, почти с кулак величиной.
— Я не только ремонт могу сделать, если его найду, — лихорадочно соображала я. — Но и вообще новый дом купить!
На глаза мне еще пара буклетов попалась, прямиком из Монстрвилля.
«Ювелирная лавка братьев Справут! — гласил один из них. — Самые честные ювелирные услуги! Оценка, распил, продажа и покупка! Огранка и оправа!»
«Лавка нужных вещей! — гласил второй. — Новейшие Тыкводжеки и мощные метлы с турбонаддувом! Пена с персиковым ароматом — здесь!»