«Тайга – это состояние души, в котором очень легко заблудиться. Сделай это – и она начнет тебя испытывать. Но не голодом и жаждой. Главное испытание тайгой – это одиночество. Это когда ты бежишь от нее, а она от тебя».
(Ворон. «В лесах нашего сознания»)
«Среди деревьев жить проще, чем среди людей, особенно, если ты сам дерево».
(Ворон. «О чем папа Карло так и не решился сказать Буратино»)
«Оставляя след, тигр сам ищет встречи с охотником. Кто станет добычей – вопрос остается открытым».
(Ворон. «Краткая инструкция для тигра по охоте на человека»)
«Смелые рыбы плавают в глубокой и прозрачной воде, хитрые – в мелкой и мутной. Умных рыб нет. Других рек тоже».
(Ворон. «Диалоги без рыбалки»)
ПРОЛОГ
Он огляделся по сторонам. Тайга. Это не обычный лес. Это огромное, зеленое море, заблудившись в котором, можно остаться навсегда. И звери здесь живут совсем не сказочные. По раскидистым сучьям кедра, распустив пушисто-огненный хвост, проскакала тощая белка. Не обращая на него внимания, цепляясь острыми лапками за шероховатый ствол, она бессильно сползла на землю и стала рыться в сгнивших за долгую, холодную зиму шишках, пытаясь отыскать хотя бы один кедровый орешек. Он с улыбкой посмотрел на нее, достал из кармана брезентовой куртки гость сухофруктов и бросил голодному зверьку. Та схватила несколько и, поблагодарив взмахом своего пушистого хвоста, уцепилась за кедр и по-альпинистски покарабкалась наверх, прыгая с ветки на ветку, как кузнечик. Он проводил ее понимающим взглядом. Тайга – это другой мир, который не прощает легкомыслия и равнодушия. Это понимает даже белка. Запасаясь на зиму орехами, она прячет их в дупле. Но если кто-то разорил его, неважно – человек или зверь, белка остается на зиму без еды. Нет… Сказок не будет. Она не будет снова и снова трудолюбиво собирать орешки и грибочки. Она найдет дерево, на котором есть сучок, похожий на рогатку, и с размаху бросится на него, убив себя. Ведь она прекрасно понимает, что без этих орешков ее по любому ждет смерть от голода. Но то, что понимает даже белка, не всегда понимает самый глупый зверь – Человек. Он не может смириться. И когда он оказывается в полной заднице, ему даже никто не хочет помогать. А о том, что нужно самому помочь себе, он просто забывает. «Как жаль, что жизнь не тайга!» Он поправил карабин «Сайга» за спиной и зашагал прочь. Нет… Сегодня он не помог белке, сегодня он помог самому себе. Когда ему нечего будет жрать, тайга обязательно подарит ему ту самую белку, которую он сегодня покормил. Покорми сейчас, чтобы сожрать потом – таков закон тайги. Помогая здесь кому-то, ты приносишь его в жертву себе. Никаких друзей! В тайге можно выжить только в одиночку. Точнее, только вместе с ней, с тайгой.
Июнь 2014 года. Урочище реки Бикин.
Холод, прижавшись к борту старенького «ЗИЛка», смотрел на ночное небо. Оно было прозрачно-сиреневым, без единой звезды. Подсвечивал его только одинокий фонарь – Луна. Среди огромного зеленого леса выскочила река прямо из-за поворота, и тут же скрылась за каменным хребтом, который наступил на нее сверху, словно гигантский сапог. Неожиданно сверху посыпался короткий, но нудный дождик. Вован накинул капюшон и покрепче сжал автомат. Холод посмотрел на сидящих напротив него Владлена и Хосе. Владлен, казалось, уткнулся в рюкзак и спал, не замечая дождя, а Хосе насвистывал что-то веселое, словно пытаясь отогнать надоедливый дождь. Левчик посмотрел на Холода и подмигнул ему, а Баир, хрипло ругая дождь, пытался подкурить сигарету.
Дождь закончился так же неожиданно, как и начался, и из непроходимого кустарника потянул свои хищные лапы серый утренний туман. Старенький «ЗИЛок», цепляясь брюхом за землю, полз по глубокой колее, с размаху плюхаясь в бездонные лужи. Иногда он переползал через почти разрушенные деревянные мосты. Где-то далеко слышалось уханье провожающей уходящую ночь совы, которое перекликалось с похожим на лай собаки криком неясыти. Из тумана стали выползать березы, стволы которых оплетали лианы из актинидий и лимонника. Казалось, здесь север и юг столкнулись лоб в лоб. Пихта, ель и кедр росли бок о бок с ясенем, бархатом и орехом.
- Прям как Амазонка, - рассмеялся Хосе, глядя на Холода, - только анаконды не хватает.
- Зато здесь тигры и медведи водятся, - откинул капюшон Вован, - кстати, мне всегда было интересно – кто кого? Полосатый или косолапый? Оба такие зверюги…
- Самый страшный зверь в тайге – это клещ, - вмешался в разговор Баир, - так что не любуйся на нее влюбленными глазами, - он похлопал по плечу Левчика, - а смотри лучше под ноги, - эта тварь как присосется, так присосется, похлеще любой приживалки будет, - рассмеялся Баир.
А «ЗИЛок» тем временем выполз из тумана. Дорога начала превращаться в болото. Машина остановилась. То, что они увидели, было одновременно завораживающе и зловеще. Мертвые верхушки обгоревших елей-спичек торчали над таежными зарослями, как гигантские кресты на брошенном кладбище. В голове Холода мелькнула мысль о леших, кикиморах и прочей лесной нечисти.
- Всё. Горелая гать. Дальше не поеду, - раскосый водитель из местных выпрыгнул из машины и закурил.
- Это что здесь было? – Холод посмотрел на него.
- А Господь его знает, - тот затянулся и выпустил струйку горьковатого дешевого дыма, - может костер, может молния, а может кто с куревом баловался и потушить забыл. Ну и полыхнуло. Вначале сухостой, его валом здесь. Рубку-то закрыли. С него на живые деревья перекинулось. Тут тако было! Листья с хвоей в трубочку от огня сворачивались. Вначале чадили, а потом вспыхнули. Температура-то у огня огромная. Испарило из деревьев всю влагу и получился здесь, - он обвел рукой, - океан из огня. Зверье в разны стороны бежало. Жуть была.
- А чё, никто не тушил? – Вован скинул мешок с кузова.
- А кого тушить-то? – удивился местный, - само сгорит. Тайга знает, насколько ей гореть можно. Лишнего не допустит. Она сама баба суровая и слабаков не любит.
- Ну да. Как в джунглях, - Хосе выпрыгнул из «ЗИЛка», - главное ее привычки научиться понимать. А среди них ох сколько вредных, - он размял колени и закинул на шею ремень «Калаша».
- Зверья-то здесь много? – Холод снова посмотрел на водителя.
- Бывает, - пожал плечами тот, - но вы не боись. Зверь не глупый, он нашу человечью породу уважает. Не тронь его – и он вас не тронет. Тут главное не заплутать. Как болото пройдете, - он ткнул на обгорелые сосны, - эти горелки кончатся, и тайга настоящая начнется. А там уж держитесь. Главное по течению Бикина топайте, но в воду не лезьте, он у нас тут с норовом. То тишь-благодать, то такие пороги с омутами – затянет и все кости переломает.
- Кто затянет? – удивился Владлен.
- Водяной, кто ж еще? – рассмеялся водитель и затушил сигарету о грязный сапог, - но я смотрю, вы ребя серьезные, вон как собрались. Думаю, не сдохните. Так что бывайте, - он залез в кабину, - мне еще в «Лесхоз» ехать. А ежели все же заплутаете – воздух нюхайте и на дым идите. Тут акромя староверов-отшельников, только местные живут. Удэге. Они по-русски не очень балакают, но понимать все понимают. Так что, если что – приютят. С ними и договоритесь. Они по реке вас спроводят, куда вам надо. Они ж на реке живут, все рыбаки. Лодка у каждого. Здесь рыбы тьма. Таймень, хариус… Рыба в реке, а мясо в тайге, - водитель рассмеялся, - только от Мертвой Пади подальше держитесь. Говорят, там усатый пошаливать стал. По зиме зоолога одного задрал. Так что давайте, не скучно вам тут у нас потуристствовать, - он завел машину и попрощался с ними песней из старой магнитолы «…и в дебри сказочной тайги падают они», обдав облаком выхлопных газов.
Холод посмотрел на поднимающееся над зеленой стеной солнце.
- Прорвемся, - похлопал его по плечу Владлен и смело шагнул вперед, тут же с матюками провалившись по пояс в болото.
- Ну! Как бы мы, да не обосравшись! – покачал головой Вован и помог вылезти Владлену, - топоры доставайте, - он кивнул Левчику с Баиром, - пойдем шесты рубить. Дорогу мерить будем, анаконд отпугивать и бананы с деревьев сбивать, - Вован посмотрел на Хосе, с лица которого от страха, казалось, пропал даже горячий южный загар вечного сальвадорского солнца, - да ладно, шучу я. Нема здесь бананьев.
Трасса “Чита-Хабаровск», март 2014 года.
- Ты пойми, Лева, - Баир небрежно держал руль японского внедорожника, - деньги, они только к деньгам приходят. А здесь край возможностей! Это ж Дальний Восток, - Баир щелкнул языком, - это даже не наше Забайкалье. У нас климат суровый, а здесь почти тропики. Сюда его человек с топором не добрался, - Баир кивнул головой в сторону окна машины, за которым пробегали стройные, зеленые волны тайги, - тут природа, как целка, еще не тронутая. А вся заграница сейчас «натурэля» хочет. Они на экологии помешаны. И тут мы им предлагаем чистый воздух, чистую воду и чистую рыбу из чистой реки.
- Ага, - ухмыльнулся Лева, а вместе с этой всей красотой гнусов, медведей и прочие радости. Да я все понимаю, Баир, не мы должны работать на деньги, а деньги на нас. Только вот сыкотно. У нас-то места просто стремные, а здесь суровые. У нам гопота напасть может, а здесь медведь лапой шлепнуть. Сомневаюсь я… А вдруг не поедут?
- Поедут, - Баир вытащил свободной рукой сигарету из пачки, лежащей на торпеде, и ткнул прикуриватель, - они и так едут. Вот, китаезы, то женьшень копают, то еще какие травки. Это ж золотое дно. Прикинь, сколько долбоящиков захотят на местных реках это… как оно у них называется… поплавать, короче.
- Рафтинг, - Лева тоже достал сигарету, - рафтинг это у них называется. Поубиваются же! Реки здесь крутые.
- Правильно! А народу что еще надо? Убиться. Не наркотой так этим… рафтингом. Еще и деньги заплатят. У городских-то сейчас модно это… как его… выживать.
- Сурвивал, - Лева затянулся сигаретой, - собираются задроты из офисов и на дикой природе себя неандертальцами чувствуют. Огонь трением добывают, червяков жрут, воду из болотца пьют и спят в шалашах. Так-то да… здесь экстрима этим сурвивалистам навалом, - он кивнул в сторону не собирающегося заканчиваться зеленого моря из елей и сосен, - так что хрен его знает, но все равно сомневаюсь.
- А чё сомневаться? – Баир выпустил дым, - Возьмем пару гектаров в аренду лет на двадцать, забабахаем там турбазу, фотки в интернет выложим, кино снимем и напишем: «Тайга ждет настоящих мужиков». Мужиком-то сейчас каждый быть хочет. Сейчас же эта… когда бабы зарабатывают больше и всем рулят.
- Эмансипация, - вставил Лева.
- Слушай, ты когда таким умным-то успел стать? – засмеялся Баир, - книжек вроде не читаешь.
- Да сейчас все в компьютере, Баир. Написал, что тебе надо, а он сам тебе все ответы даст.
- Да, - хмыкнул Баир, - нам бы такие компьютеры в девяностые, может и глупостей поменьше бы делали.
Неожиданно на дорогу что-то выбежало, и Баир резко повернул руль вправо. Машину закрутило и боком выкинуло на обочину. Лева с размаху ударился головой о торпеду и выругался.
- Вот тебе и сурвивалисты с экстримом. Кажись, медведь на трассу выскочил.
- Вроде не зацепили, - Баир размял ушибленную руку, - пойдем, глянем.
- Экстрима захотелось? – засмеялся Лева и вытащил из бардачка ТТ, - ну пойдем, поздороваемся с косолапым.
Баир застегнул куртку, и они вышли из машины. На трассе было пусто. Где-то метрах в десяти от них, прямо посреди дороги, лежало какое-то черное пятно и не двигалось. Лева оттянул затвор, и они неспеша стали подходить к нему.
- Слышь, странный какой-то Михайло Потапыч, - Баир посмотрел на Левчика, - на нем, кажись, ватник зэковский.
- Уверен? – Лева крепче сжал в руках пистолет.
- Базаришь, - хмыкнул Баир, - я в таком прикиде полжизни гулял, - он тоже вытащил из кармана кожанки «Макаров» и снял с предохранителя, - хотя странно. Здесь ни зон, ни колоний вокруг. Ближайшая километрах в пятистах, если мне память не изменяет. Пойдем-ка у нашего «мишки» кто он такой поинтересуемся.
Осторожно ступая, они медленно стали подходить к тому, что лежало на дороге. Неожиданно оно вскочило и напугало Леву, обхватив его за ноги. Баир разглядел небритое лицо и торчащие в разные стороны блондинистые длинные, грязные волосы. В нос ударил запах пота давно немытого тела. Изо рта человека вырывались сначала какие-то хриплые звуки, а потом он быстро заговорил на каком-то непонятном языке.
- Это он на каковском? – Баир посмотрел на Леву.
- Кажись на французском, - Лева стряхнул его со своих ног и рывком поднял.
Человек попытался обнять Леву, но тот, держа его на вытянутых руках, поинтересовался:
- Эй, родимый, ты это… парле франсе?
- Уи, уи, - закивал головой тот и продолжил что-то быстро говорить.
Баир посмотрел на Леву и присвистнул:
- Охренеть, ядрена медь!
* * *
Москва. Конец марта 2014 года.
- Ну и чё вы от нас-то хотите? – Холод посмотрел сначала на Леву, а потом мельком взглянул на Тею.
- Ну так это ж француз, - замялся Лева.
- А я может негр… в глубине души, - хмыкнул Холод, - у нас чё тут дома, фестиваль? А чё ж вы его с собой-то к нам в гости не притащили? – Холод начал закипать, - не, я, конечно знаю людей, кто кошек с собачками подбирает, но чё-то вы с Баиром маху дали… Или погоди, - Холод удивленно посмотрел на покрасневшего Леву, - ты мне хочешь сейчас сказать, что вы его сюда, в Москву, все-таки притащили?
Хабаровский край. Аэропорт. Лето 2014.
- Значит так, - Вован плюнул на пальцы и листнул брошюру, - река Бикин. В переводе с удэгейского означает «река, текущая между гор, богатая рыбой и зверем». В торфяных болотах, которые местные называют «мари», гнездится черный журавль, черноклювый журавль и черный аист.
- Слушай, Вова, - искоса взглянул на него Хосе, - ты точно не про Детройт читаешь? Тут белое хоть что-нибудь есть?
- А хрен его знает, - Вова почесал затылок и полистал брошюру, - утка есть, мандаринка. И еще этот… Как его… Чешуйчатый кро-халь, - по слогам прочитал Вова.
- Это что, рыба? – Владлен посмотрел на Вову.
- Не, птица, - ответил Вова, - на чайку похожа. Вот слушай, Владя, меня вопрос все время интересовал. Птичье молока. Вот что ты по этому поводу думаешь?
- Думаю, что ты херней занимаешься, - Владлен воткнул в уши наушники айфона и откинулся в кресле.
- А ты что, Хосе? – не успокаивался Вова.
- Птицы есть. Молоко есть. Птичьего молока нет, - пробурчал Хосе и отхлебнул из стакана газировку.
- Ага, ну я так и понял. Значит рыбий мех тоже херня полная, - он засмеялся и посмотрел на Холода, но поняв, что ему не до него, снова погрузился в изучение брошюры.
Холод смотрел в иллюминатор самолета. Где-то далеко внизу расплескалось зеленое пятно тайги. Самолет воткнулся в грязную вату серых облаков и начал заходить на посадку. По стеклу иллюминатора потекли тонкие струйки дождя. Когда подали трап, дождь закончился так же внезапно, как и начался, но серые облака продолжали висеть над землей, от которой им навстречу поднимался такой же мерзкий серый туман. Холод ступил с трапа на землю, и тут же яркое солнце выскочило из-за туч и тут же заставило, словно в парилке, вспотеть его спину и подмышки.
Хосе с Владленом удивленно оглядывались по сторонам, пока автобус вез их к зданию аэропорта. Лужи на бетонных плитах высыхали быстро и поднимались вверх облаками пара.
- Жарко здесь будет, - Хосе скривил губы, - жопой чую.
- И я чую, – шмыгнул носом Вован, - у меня даже трусы уже к ней прилипли. Ты это… давай, не потей на меня, - оттолкнул он от себя Хосе и засмеялся.
Холод посмотрел на них и на Владлена, который пытался вытереть потный лоб об Вовину майку, и, устав быть серьезным, тоже рассмеялся.
На выходе из аэропорта их встречали Левчик и Баир в шортах и сандалиях на босу ногу. Хосе наконец-то расстегнул свою кожаную куртку и облегченно выдохнул.
- Чё, татухи вспотели? – рассмеялся Вова и протянул руку Баиру и Левчику, - здорово, парни. Это наш друг Хосе из Детройта, парень горячий, правда немного потный. У вас тачки хоть с кондерами?
- С кондерами, - усмехнулся Баир, - а если не помогут – у Левки там сумка-холодильник с пивом. Жопой сядешь и полегчает. Привет, - он протянул руку Холоду и Владлену, - ну чё, поехали? Нам еще верст шестьсот до места херачить. Все что надо – уже там, - он похлопал Холода по плечу.
- А ты чё, испугался? – Вован посмотрел на Хосе, - вот такой у нас климат. Привыкай.
- К теплому пиву и потным женщинам? – рассмеялся Хосе, - ты еще в Сальвадоре не был.
- Сплюнь! – сказал Вова, и они вышли из хабаровского аэропорта.
Москва. Конец марта 2014 года.
- Ну, посмотрела я его, - Тея повернулась к окружающим, - все признаки налицо. Кстати зовут его Анри Кюри.
- Подданный Франции, - вмешался в разговор Доцент, - биолог. Исчез полтора года назад. Как говорят его коллеги по институту, отправился на Дальний Восток за новыми впечатлениями. Последний раз звонил из Хабаровска. Потом родные получили странную эсэмэску и после этого связь с ним прервалась. До нынешнего момента.
- А я повторюсь, - Тея уселась за лабораторный стол, - все признаки приема хиропона налицо.
- Ну, наверное, не на лице, - усмехнулся Холод, - а там, внутри.
- Нет, - посмотрела на него Тея, - мы еще в прошлый раз выяснили, что хиропон, подобно амфитамину, выводится через мочу, значит в крови он долго не задерживается. Несмотря на обезвоживание и сильную мышечную дистрофию, у него наблюдается чрезмерная двигательная активность. При этом аппетита нет и чувство голода отсутствует. Посмотрите, - она кивнула на стеклянную стену, за которой расхаживал француз, суетливо размахивая руками и разговаривая сам с собой, - видите? Однообразные непродуктивные движения и повышенная общительность, - улыбнулась Тея, - он даже самому себе что-то рассказывает.
- А о чем он вообще говорит? – посмотрел на Тею Владлен.
- Трудно сказать… Нечто бессвязное, - Тея покрутила в руках карандаш, - у него постоянные головокружения, а это говорит о необратимых изменениях головного мозга, вызывающих такие разительные перемены в психике. Говорит про лес, деревья, какого-то Франца, много слов на латыни. Я так понимаю, это названия растений. Потом вспоминает каких-то странных русских и перекрывается. После этого замыкается и уходит в себя. Но это как раз более чем объяснимо. Видимо, препарат перестал приносить желаемый эффект, а значит необходимость принимать его так интенсивно отпала.
- То есть получается, он слез? – заговорил до этого молчавший Вова, - ну, типа, переломался?
- Нет, - Тея покачала головой, - осталась самая страшная зависимость – психологическая. Просто хиропон перестал давать нужный эффект, и его перестали им пичкать. Это вынужденная ломка, с которой организм частично справился, но ему по привычке не хватает дозы. А отсюда такая подозрительность и необоснованная тревожность. Кстати, я заметила у него остаточные судороги, а это говорит о скачках внутричерепного и артериального давления. В принципе, кто-то выполнил функцию антидота, который мы разработали. Но это не препарат. Ему просто прекратили давать хиропон.
- Во! Новое слово в лечении торчков! – засмеялся Вова и зачем-то забрал у Теи карандаш, - я всегда говорил – надо лечить силой, сам никогда не пойдет. Надо его изолировать и перестать дурь давать. Он и поправится. Вот был у меня друган… Бухал, как черт последний…
- Нет, Вова, - рассмеялась Тея и забрала у Вовы карандаш, который тот собирался сломать пополам, а потом серьезно продолжила, - этот человек останется больным на всю жизнь. Избавившись от хиропоновой зависимости, он рано или поздно обретет другую. Вылечить его немедикаментозно невозможно. Скажу одно – хиропон ему кололи. Есть следы инъекций. А судя по состоянию организма, это классическое применение хиропона – для того, чтобы человек работал на износ.
- В смысле? – не понял Владлен.
- Он биолог, - пояснила Тея, - а его руки все в мозолях, как от долгого физического труда. А потом, даже находясь здесь, он все старается сделать сам – подвинуть, помочь что-то поднести. И делает это, несмотря на истощение организма, достаточно убедительно.
- Ты хочешь сказать, что его где-то держали, кололи и заставляли пахать, как лошадь? – резюмировал Холод, - а потом он по всей видимости сбежал и оказался на трассе, где его подобрали Левчик и Баир…
- Скорее всего так, - Тея снова повернулась и посмотрела на француза, бродящего за стеклом, и вслух произнесла, - вот такой вот он, наш французский пациент… Нужно время, - она повернулась к остальным, - я попытаюсь из него вытащить все, что он сможет вспомнить.
- Во, - Вова пихнул локтем Холода, - помнишь кино со Шварцем было «Вспомнить все»? Ну, где у него все воспоминания придумали.
- Да тут и придумывать нечего, - Холод почесал шею, - у человека такая манная каша в голове. Француз! В тайге! Биолог… с лопатой.
- Ага… И «тут помню – тут не помню», - попытался разрядить обстановку Владлен, - я вот одного не пойму, а там, на Дальнем Востоке, откуда этот хиропон взялся?
- Как я понимаю, - Холод посмотрел на Владлена, - не только Василича с Сенсеем эта дрянь интересовала. Были же и до этого партии. Кирюха говорил. Как минимум еще две. Вот, видимо, мы на ее след и попали.
- Вот слушайте, чё нам так не везет, а? Ну почему этот хренопон не поехал в Таиланд, или на Филиппины? – развел руками Вова, - это ж нам опять в какой Заднепроходск тащиться?
Тея посмотрела на Холода, тот закусил губу, пожевал ее и встретился с ней взглядом:
- Ну вот видишь, Вова на все твои вопросы разом и ответил. Хреновый у нас глобус. Куда не ткни – все жопа. Так что поедем, как в той песне, «за туманом, за туманом»…
- Там это… еще гнус есть, - начал было Вова, но Владлен закрыл ему рукой рот.
- Вот о гнусе и прочих прелестях тайги ты лучше Хосе расскажешь.
Трасса «Восток». Лето 2014 года
Холод прижался лицом к стеклу. Трасса «Восток», которую местные аборигены называли «дорогой в никуда», несла их по гладкой асфальтированной ленте с мостами-развязками и указателями мимо напуганных строительством таежных деревушек туда, где кончалась география. Наконец она уперлась в реку Бикин, петляющую словно змея среди таежных зарослей. На недостроенном шоссе стали появляться гигантские лесовозы, лениво тащащие на себе огромные бревна, насильно отвоеванные у тайги. Свернув на разбитую тяжелыми машинами грунтовку, джипы вмиг потеряли свои сто двадцать кэмэ в час «с ветерком», и превратились в черепах, ползущих с одной колдобины на другую, барахтаясь в грязных глубоких лужах. Деревьев становилось все больше. Лесовозов все меньше. Неожиданно тачки вырвались из сумрака елей и пихт и оказались среди яркого пейзажа почти альпийского луга. Природные зоны менялись через каждые несколько километров. На месте вырубленных сосен, среди ольхи и берез, в человеческий рост подрастали юные кедры и ели. В открытое окно машины долетал посвист рябчиков, которых совсем не пугал рев мощных движков. Дорога, протоптанная тракторами и выпиленная бензопилами, то и дело превращалась в живописную аллею цветущего парка, которую вокруг, казалось, окружала первозданная и нетронутая глухомань. Тайга словно сама возвращала то, что у нее когда-то отнял человек. Скоро дорога стала еще уже, и из колеи то тут, то там, стали вспыхивать таежным костром кусты барбариса, горящие кроваво-красным пламенем переспелых ягод. Над торчащими зелеными волосами тайги начали вылезать лысые макушки каменных гор. Вдруг из лесной чащи навстречу машинам шагнуло что-то большое и рогатое, в котором Вован признал изюбра - местного то ли лося, то ли оленя. Животное посмотрело на машины, словно решая – протаранить непрошенных железных гостей ветвистыми рогами сейчас или потом, но, решив не связываться, протрубило что-то пугающе-тревожное и исчезло, ломая густые заросли папоротника.
- Краями разошлись, - рассмеялся Владлен вслед уходящему рогатому гиганту.
Тем временем на тайгу опустился вечер, и фиолетовое небо словно обрушилось на них в тот самый момент, когда машины свернули к указателю «Красный Яр». Сквозь плотную, начавшую чернеть пелену тайги, словно звезды стали вспыхивать огни приближающихся домов.
- Ну вот, почти на месте, - Баир повернулся к Холоду, - вот она, жопа мира! – потом почесал подбородок, улыбнулся и добавил, - но, сука, жопа красивая… аж дыхание сводит.
- Че, вдул бы ей? – напомнил о себе Вова, - ничего, она нам еще сама всем вдует! Мало не покажется! Это тебе не Забайкалье с тиграми карманными.
Хосе открыл глаза и зевнул:
- Что, приехали уже?