Лена
Мои пальцы сражаются с серёжкой. Я уже минут пять сижу на краю кровати, перед зеркалом, и веду эту неравную борьбу с ухом. Сзади раздаётся вздох, полный такого безграничного терпения, что аж зубы сводит.
— Давай я помогу, — говорит Катя, протягивая руку. Её ноготь с идеальным мраморным маникюром блестит под светом моей лампы.
— Сама справлюсь, — бурчу, делая очередную неудачную попытку, и больно тычу себя в мочку. — Это они какие-то кривые, или у меня уши нестандартные?
Любимова плюхается рядом на кровать, отчего пружины скрипят протестом. Она смотрит на меня с той самой смесью жалости и непонимания, которую я вижу у всех «нормальных» девушек, когда дело доходит до моей персоны.
— Лен, ну это же просто Хэллоуинская вечеринка. Не съёмка для журнала мод. Расслабься. Надень, в конце концов эти свои сережки-гвоздики, и всё.
Она не понимает. Для неё это «просто тусовка», а для меня это… пытка. Социальная акклиматизация. Мне куда комфортнее в пижаме с принтом из «Сайлент Хилла», с кружкой какао и очередным хоррором на экране.
— Я не хочу идти, — объявляю, откидываясь на спину и уставившись в потолок. — Там будет куча незнакомых людей. Будет громко. И все будут на меня смотреть.
— Никто на тебя смотреть не будет, — фыркает подруга. — Все идут потусоваться, а не рассматривать Колесникову с первого курса. Ну пожаааалуйста! Мне одной страшно!
Я закатываю глаза. «Страшно» — это моё любимое слово. Но не в её контексте.
— До жути боюсь одиночества! — драматично заламывает она руки. — Ты же знаешь, как тяжело без моего личного психолога-затворника на таких вечеринках, — это она про меня. — Буду стоять в углу и лить слёзы в свой стакан.
Она врёт, конечно. Катька — душа любой компании. Но это наш ритуал. Подруга уговаривает, а я делаю вид, что вытаскивают меня силком. Так было с выпускным, так было с походом в клуб месяц назад.
— Нет уж, — уперто хмурю брови. — В этот раз твои чары не подействуют. Я остаюсь. У меня… планы. Важная миссия в «Обителе зла».
Подруга замирает. Я чувствую, как в воздухе зреет новая, более хитрая атака. Она молча берет свой телефон с тумбочки, что-то листает, и через секунду доносится приторно-веселый голос какого-то блогера.
— Смотри! — командует, тыча пальцем в экран.
Я нехотя поднимаюсь на локте. На экране — трясущееся видео, снятое на мобильник. Тёмный лес. Очертания трёх огромных домов-призраков. Искажённые страшные лица тыкв, светящиеся в темноте. Искусственный туман, стелящийся по земле. Крики и смех за кадром.
— Ну и? — пытаюсь я сохранить равнодушие, но внутри уже что-то ёкнуло. — Очередной убогий хоррор-квест для впечатлительных школьников.
— Это не просто квест! — восклицает Любимова, и в её голосе звучит волнение. — Это… аттракцион! Целая заброшенная усадьба в лесу, три дома. Их украсили, начинили жуткими декорациями, звуками, спецэффектами. Говорят, выглядят они, как из фильма ужасов! Всё настолько реалистично, что многие не рискуют входить внутрь. Мы едем туда всей толпой! Человек двадцать не меньше. Прямо на месте будем жарить сосиски, пить горячий шоколад.
Моё нытье мгновенно испаряется. Мозг тут же рисует картинку: скрип половиц, шепот из динамиков, темные коридоры, внезапные скримеры. Настоящая, пусть и бутафорская, атмосфера хоррора. Не экран монитора, а реальность. Почти.
Я медленно сажусь. Стараюсь сохранять на лице маску безразличия, но чувствую, как уголки губ предательски ползут вверх.
— Горячий шоколад, говоришь?
Катька торжествующе улыбается.
— С зефирками. И… — она делает эффектную паузу, — полная свобода. Можно бегать, кричать, исследовать комнаты. Говорят, там даже потайные ходы есть.
Моё сердце делает кульбит в груди. Потайные ходы! Это же моя детская мечта.
— Ладно, — сдаюсь я, стараясь, чтобы в голосе звучала не радость, а тяжелая покорность судьбе. — Уговорила. Но только из-за зефирок. И чтобы посмотреть на их декорации. Я же эксперт, мне есть с чем сравнить.
Подруга визжит от восторга.
— Ура! Я знала! – обнимает меня чересчур крепко.
Отбиваюсь от неё, смеясь, но мысленно я уже там. В этом лесу. В темноте. Впереди ждёт приключение.
— Кто ещё едет? — спрашиваю, наконец-то вдевая проклятую серёжку. Теперь всё получается само собой.
Катя начинает загибать пальцы, перечисляя имена наших одногруппников и пару ребят с других факультетов. Я слушаю вполуха, пока она не произносит два слова, от которых у меня замирает сердце.
— …и Назаров, конечно.
Я роняю вторую сережку. Она с легким звоном катится под кровать.
— Макар Назаров? — уточняю, и голос почему-то звучит на октаву выше обычного. — Зачем ему это? Ему же, наверное, претит сама мысль о пыли и паутине.
Любимова пожимает плечами, уже увлечённая выбором одежды для меня.
— А кто его знает. Сказал, что скучно стало. На его крутой тачке, вероятно, некуда уже ездить, вот он и решил по грязи погонять. Со своей свитой, естественно.
Вот чёрт! Макар Назаров. Человек, который состоит из сплошных «почему» и «зачем». Почему он такой наглый? Зачем ему постоянно нужно быть в центре внимания? Почему его чёрные глаза всегда смотрят на тебя с таким видом, будто он только что разгадал твой самый страшный секрет?
И зачем, скажите на милость, моё предательское тело всегда реагирует на его появление лёгкой дрожью? Не от страха. От раздражения. Однозначно от раздражения.
Он — моя полная противоположность. Брюнет с чёрными, как смоль, глазами, которые всегда смотрят свысока, в прямом и переносном смысле. Макар не просто идёт, его походка будто создана, чтобы бесить и восхищать одновременно: слишком уверенная, слишком наглая, будто перед ним расстилают невидимую красную дорожку. В Назарове дерзости больше, чем у всех местных мажоров вместе взятых, и, что хуже всего, этот парень чертовски притягателен. Я же предпочитаю быть тенью, сливаться с толпой или, в идеале, вообще с интерьером.