Аграфена
Аня ошалевшим взглядом изучает документ на своем столе.
— Что это? — смотрит на меня, потом снова в бумагу.
— Заявление на увольнение, — нервно тереблю юбку пальцами.
— Я вижу. Что это значит? — сглатываю под прожигающим взглядом Макаровой. Она меня предупреждала, что все будет именно так.
— Глеб женится по залету, — почти шепчу я, — не знаю на ком, но ты была во всем права.
Я внутренне готова к тому, что Аня позлорадствует. Я проигнорировала все ее предупреждения по поводу ветреной натуры Князева. Но подруга просто кивает головой.
— Понятно, — открывает ящик своего стола и достает блистер с таблетками. Передает его мне вместе с бутылочкой воды.
— Что это? — прикладываю усилие, чтобы дрожащими руками открутить крышечку.
— Антидепрессанты, — поясняет Анна, — точнее анксиолитики. У антидепрессантов накопительный эффект, а эти действуют сразу.
— Почему они у тебя здесь? — зачем-то спрашиваю я, выдавливая одну таблетку.
— А где их еще держать? Дома у меня стрессов не бывает, — отмахивается Макарова, — забирай себе, мне все равно теперь нельзя их пить, только инструкцию изучи.
— Я не хочу отрабатывать две недели, — озвучиваю волнующий меня момент. Жадно пью воду из бутылочки, смачивая пересохшее горло.
— Ясен пень, — Аня понимающе кивает, — я уволю тебя с завтрашнего дня, кадры попрошу, чтобы документы выдали сегодня. Только начнем действовать ближе к вечеру. Чтобы не успели разнести сплетню по офису. Быстро с тобой подпишем обходной, выцепим документы и завтра можно будет не появляться.
— Спасибо, Анечка! — в горле встает ком от волнения. Нервно тереблю в руке пачку с таблетками. Посылаю лучи благодарности во взгляде и, неловко потоптавшись, разворачиваюсь к двери.
Странный эффект. После того, как Глеб объявил о своей женитьбе, моя самооценка стремительным домкратом полетела в пол. Чувствую себя страшной и неуклюжей. Да и просто какой-то нелепой.
Прохожу через колл-центр. Привычно ловлю недоброжелательные взгляды. Представляю, как все порадуются, когда узнают о моем увольнении. Интересно, какие настроения будут преобладать в офисе, когда узнают последние новости. Ликование, что меня постигла участь других брошенных Глебом девушек, или горе из-за того, что Князев должен жениться?
Горько усмехаюсь от своих мыслей. Я же знала, что все это ненадолго. Предупреждала и Аня, и сам Князев. Почему я в какой-то момент поверила, что он мой, что у нас может быть будущее? Не было бы этой веры, сейчас не было бы так больно. Глупый маленький мышонок, у которого отрасли воображаемые крылья, и он решил их проверить над обрывом.
Сажусь на рабочее место и включаю компьютер. Пока грузится система, ставлю локти на стол и закрываю ладонями глаза. Чтобы не разреветься, вспоминаю классику:
«Зубы
Втиснула в губы.
Плакать не буду.
Самую крепость —
В самую мякоть.
Только не плакать.
В братствах бродячих
Мрут, а не плачут.
Жгут, а не плачутi».
Немного помогает, и я глубоко вздыхаю. Поворачиваюсь к своим сотрудникам и замечаю настороженные взгляды. Пытаюсь натянуть уверенную улыбку, но знаю, что она получилась кривоватой:
— Маш, дели с Захаром вопросы саратовского филиала. Я тогда буду писать скрипты по вопросам нашего колл-центра.
Ребята кивают, что поняли задачу, и я отворачиваюсь к монитору. Затыкаю уши наушниками и открываю свой плейлист классики. Нахожу «Реквием», загружаю и погружаюсь в работу.
Через какое-то время приходит имейл от Глеба. Сердце заходится в груди маленькой птичкой. Открываю письмо. Очередной укол от Князева. Меня уведомляют, что вечером он будет занят на неопределенное время. Хочется спросить, чем он будет занят. Но очевидно, что ответ мне не понравится.
На что я вообще надеялась? Глупая мышка. Ты ему теперь только мешаешь.
Быстро удаляю письмо. Мог бы и не писать.
Хотя нет, хорошо, что предупредил. Если его не будет дома, можно будет спокойно собрать вещи.
Балансирую в каком-то пограничном состоянии. Кажется, что все происходит не со мной. Это не может быть моей реальностью.
Потом чувствую, что таблетка начинает действовать. Тупая боль, поселившаяся в сердце со вчерашнего вечера, отступает. Тревожность рассеивается, становится спокойно.
Чего это я впала в траур? Конец света только в декабре. Выключаю Моцарта, врубаю Рахманинова.
Захожу в соцсети и методично везде выкидываю Князева из друзей. После некоторых размышлений добавляю его в черный список. Так можно представить, что это я его бросила, а не он меня.
Уже собираюсь закрыть браузер, когда на глаза попадает перепост Пети из ленты Романа Аверьянова. Программист сообщает, что сдает свою квартиру на время отпуска в Тайланде. Предлагается снять трешку по цене комнаты на полтора месяца. Внизу сноска, что предложение действует только для друзей.
Принимаю решение мгновенно. Меньше всего я сейчас хочу видеть сочувствие на лицах знакомых и выслушивать соболезнования. Перспектива раствориться в пространстве на шесть недель кажется соблазнительной. Мне нужно остаться наедине с собой и решить, что делать дальше.
Открываю чат и отправляю сообщение Аверьянову.
Аграфена Ракитина: Роман, будет большой наглостью, если я рискну набиться к вам в друзья? Очень хочется воспользоваться вашим щедрым предложением.
Роман Аверьянов: Груша, здравствуйте! ) У меня уже был запрос, но ради вас готов его отклонить. Только есть один нюанс, не указанный в объявлении: существует обременение в виде соседки баб Мани, которая каждый день будет заходить в квартиру.
Задумываюсь на минутку. С одной стороны, напряг. С другой стороны, эта соседка про меня ничего не знает. Следовательно, совершенно безопасна в плане неудобных вопросов.
Аграфена Ракитина: Спасибо, Роман! У меня никогда не было проблем с баб Манями. А когда можно заехать?
Аграфена
Закончив диалог с Романом, поворачиваюсь к Маше и предлагаю ей выпить кофейку. По дороге на кухню невольно бросаю взгляд на «аквариум» Глеба. Жалюзи наглухо задернуты. В груди снова заныло. Мысленно проделала путь до двери, пересекла кабинет и привычно забралась на колени Князева.
Тряхнула головой, чтобы отогнать наваждение. Нужно принять случившееся, привыкать к одиночеству. Нет никакого смысла продлевать агонию.
— Маша, ты говорила, что хочешь съехать от родителей, — напоминаю я давний разговор, как только за нами закрывается дверь офисной кухни, — ты еще не передумала?
Маша мнется в нерешительности:
— Я думаю об этом. Мне нужно больше личного пространства. Но пока еще не созрела до конца.
В любой другой день я бы отнеслась с уважением к сомнениям своей сотрудницы и на этом закончила разговор. Но сегодня я воистину эффективный менеджер, готова идти к своей цели и достигать желаемого.
— Маша, тебе очень повезло. Такой шанс редко выпадает. Я могу сдать тебе свою комнату. За полмесяца уже оплачено и риэлтору платить не надо. Можешь заезжать хоть завтра, — растягиваю губы в улыбке настоящей продажницы.
— А ты переезжаешь к Глебу? — в глазах девушки плещется любопытство.
— Это секретная информация, — улыбаюсь еще шире, чтобы смягчить свой ответ, — если ты не возражаешь, я пока оставлю свои вещи. Заберу их чуть позже.
— Да, да, конечно. Без проблем, — торопливо соглашается Маша, и я облегченно выдыхаю.
— Спасибо! Значит договорились? — протягиваю руку, чтобы закрепить сделку.
— Ну если редкий шанс, глупо отказываться. Да? — Маша смеется и принимает рукопожатие.
День тянется бесконечно. В обед спускаюсь в подвал бизнес-центра и делаю дубликат ключей для Маши.
В три встречаю в коридоре покидающего офис Глеба. Ловлю его порыв подойти ко мне, но не даю такого шанса. Успеваю скрыться в женском туалете.
Прислоняюсь спиной к кафельной стене и прикрываю глаза. Даже вопрос не стоит, куда направляется Князев. Очевидно, к своей невесте. В этот момент мне было бы очень больно, но таблетки делают свое дело. И мне всего лишь неприятно.
Читаю в интернете про антидепрессанты. Узнаю, что они снижают либидо и желание. Еще один полезный эффект с учетом того, что секс в этой жизни мне теперь вряд ли светит.
В четыре отношу заявление в отдел кадров и получаю обходной. Как и обещала Аня, через час забираю документы и под торжествующие взгляды колл-центра покидаю офис страховой компании «Спас».
Подхожу к дому Глеба и звоню в домофон. Убедившись, что хозяин еще не вернулся, поднимаюсь в квартиру.
Сборы не занимают много времени. Своих вещей у меня здесь не так много. Купленный Глебом гардероб оставляю в шкафу. С сожалением думаю, что сроки, в которые их можно было сдать, уже прошли. Немного посомневавшись, все-таки забираю платье свидетельницы, купленное для свадьбы Ани.
Ювелирные изделия с сапфирами оставляю на стойке бара. Снимаю с груди кулон с мышкой, но понимаю, что не готова с ним расстаться. Малодушно оставляю себе.
Повинуясь минутной слабости, прохожу в спальню и ложусь на подушку Глеба. Вдыхаю знакомый запах и смахиваю одинокую слезу. Моя рациональная часть, стимулируемая антидепрессантами, напоминает мне, что это теперь чужой мужчина. Я не должна думать о нем.
Усилием воли встаю и бросаю прощальный взгляд на квартиру, в которой я была счастлива. Немного медлю. Думаю, не написать ли прощальную записку. Но что можно написать? Счастья я ему не желаю. Остальные банальности лучше оставить при себе.
Вызываю такси, бросаю ключи в почтовый ящик. Выезжаю в будущее без Глеба Князева.
Аграфена
Дом Романа располагался в зеленом районе на улице Довженко. Метро было далеко и пришлось добираться на автобусе. Без пробок дорога от метро заняла двадцать минут, и я порадовалась, что больше не работаю. Каждый день в час пик отсюда выбираться должно быть долго.
Из автобуса отсылаю сообщение Аверьянову, и он меня встречает на остановке. Галантно подает руку, когда выхожу из автобуса и забирает у меня сумку.
Взгляд упирается в круглую девятиэтажку, Роман отслеживает мой интерес и сразу проводит экскурс в историю.
— В Москве два таких круглых дома. Ходит легенда, что их строили к Олимпиаде восьмидесятого года. На самом деле просто проектировали новый район и решили, что круглый дом будет неплохой доминантой. Здесь «Мосфильм» недавлеко, поэтому архитектурный изыск частенько в кино снимают.
— Архитектурный изыск? — с интересом оглядываю дом. Типичная панелька. Только круглой формы.
— Ну да. Так-то жить в нем совершенно некомфортно. Во дворе потрясающая акустика. Все происходящее отлично слышно в каждой квартире.
Обходим цилиндрическое строение, и взгляд упирается в компактную шестнадцатиэтажку.
— А наш двор Карен Шахназаров увековечил в своем «Курьере», — Роман рукой обводит пространство перед домом, — вот здесь снималась сцена с танцевальными баттлами.
С любопытством оглядываюсь.
— Удивительно, я думала съемки были где-то на окраине, на самом деле район недалеко от центра.
Поднимаемся на пятнадцатый этаж в змееподобную трешку. С любопытством оглядываюсь во временном жилище. Стены окрашены в сдержанные тона. Наверное, это хороший интерьер для обретения внутреннего покоя.
— Не далеко вам будет на работу ездить, Аграфена? — выдергивает меня из мыслей голос Романа.
— Я уволилась, — нервно пожимаю плечом.
— Понятно, — флегматично кивает Роман и даже не пытается выяснить у меня подробности, — я пока поживу в зале, вы можете занимать спальню.
Проходим по длинному коридору, и Аверьянов толкает тупиковую дверь.
— В комоде я освободил верхнюю полку, и в шкафу секция свободна, — Роман тут же демонстрирует освобожденный ящик, потом открывает застекленную лоджию и предлагает пройти внутрь, — с балкона открывается хороший вид.
Прохожу за мужчиной и с восторгом вижу вдалеке небоскребы Москвы-сити. Перевожу взгляд вниз, замечаю для себя, что район зеленый. Точнее уже желто-зеленый. Внизу петляет какая-то речка, за ней проходит железная дорога.
— Река называется Сетунь, — прослеживает мой взгляд Роман, — там по берегам пешеходные зоны и можно гулять. С другой стороны от дома Мосфильмовский пруд. Там тоже можно совершать моционы.
— Роман, вы могли бы никому не говорить, что я буду жить у вас? — с замиранием сердца озвучиваю главную просьбу.
— Не вопрос, Аграфена, — кивает головой мужчина, — каждый человек имеет право на неприкосновенность личной информации.
Аверьянов отворачивается от меня и что-то обдумывает. После небольшой паузы вновь обращается ко мне.
— Аграфена, у меня к вам деловое предложение. Если вы не работаете, то могли бы последить пока за моей криптофермой. Тогда я не буду напрягать баб Маню, которая обычно наблюдает за ней, пока я отсутствую.
— Криптофермой? — изумленно уточняю я. — Вы уверены, что я справлюсь? Не хотелось бы что-нибудь сломать.
— Баб Маня справляется, — усмехается Аверьянов, — я все покажу, там ничего сложного. Если вы согласитесь, то я не буду брать с вас плату за аренду.
Предложение очень завлекательное. За недолгое время работы в «Спасе» я заработала крупную для себя сумму. Тратила очень мало, потому что почти все мои расходы финансировал Глеб. Но я не знаю, сколько просижу без работы, поэтому надо бы экономить деньги.
Роман жестом предлагает мне следовать за ним. В соседней комнате стоит громкий гул и очень душно. На столе располагается металлическая рамка, в которую вставлены какие-то микросхемы. Шум создается работой многочисленных кулеров, которые охлаждают конструкцию.
Рядом с агрегатом располагается монитор. По черному экрану бегают буквы и цифры.
— Здесь я добываю свои биткоины, — гордо презентует конструкцию Роман, — вся система настроена. Нужно только проветривать помещение и перезагружать ферму, если возникнет в этом необходимость.
— Звучит несложно, — с опаской в голосе комментирую я.
— Так и есть, — кивает Аверьянов, — самое главное, следить, чтобы в дожди окно было закрыто. И ночью лучше все закрывать. Комната шумоизолированна, но при открытом окне могут возникнуть претензии от соседей. Ну что, по рукам, Аграфена?
— Пожалуй, я соглашусь с вашим щедрым предложением, Роман, — невольно улыбаюсь впервые за последние дни.
— Ну и отлично. Это нужно отметить, — Аверьянов потирает руки, — не откажетесь разделить со мной трапезу, Груша?
Заходим в следующую за криптофермой дверь и оказываемся на кухне.
— Одна из проблем, о которой вы должны знать, Груша. Процесс добычи биткоинов очень энергоемкий. Мощности в обычной квартире весьма ограничены, и может выбить пробки. По этой причине у меня практически нет мощных приборов. Например, вместо чайника я пользуюсь бойлером. Нужно следить, чтобы в нем постоянно была вода.
Аверьянов лезет в холодильник и достает овощи.
— Я могу порезать салат, — с готовностью предлагаю свои услуги.
— Буду весьма благодарен, — кивает мне Роман. Дает мне доску, нож и небольшой салатник. Заглядывает в казан и выключает плитку. По помещению ползет запах овощного рагу с мясом.
— Пахнет очень вкусно, — втягиваю в себя аппетитный аромат, — вы умеете готовить, Роман? Редкий скил для мужчины.
Думаю, что Князев не умеет. Вспомнив о нем, привычно сникаю.
— Если мы какое-то время будем жить вместе, предлагаю перейти на ты, — Аверьянов заглядывает в бар и достает столовое вино, — может, по бокалу для аппетита?
— Нет, я пью антидепрессанты, их нельзя смешивать с алкоголем, — поспешно отказываюсь я.
Аграфена
— Нет, конечно! — возмущенно выпаливаю я. — Жаль, что я произвожу такое впечатление.
Думаю о том, что Аверьянов, очевидно, в курсе новостей. Это немного напрягает.
— Не хотел обидеть, — чуть морщится Роман. — Просто подумал, что Князев мне этого не простил бы.
— Ему все равно, — стараюсь говорить холодно, но испытываю внутреннюю горечь.
— Зря ты так, Груша. Я знаю Глеба много лет. Мне очевидно, что он питает к тебе очень теплые чувства. Просто не повезло человеку. Обрюхатил Наташу Сергееву. Ты же знаешь, что у нее папа работает в следственном комитете?
— Нет, я ничего не знаю о его невесте, — последнее слово почти шепчу.
— Ну так знай. Я уверен, что эта свадьба — вынужденное решение. Злой рок. Уверен, что Глебу не безразлична твоя судьба.
— Когда не безразлично, не спят со всякими Наташами Сергеевыми, — тихо говорю я. — К тому же «злой рок» — это античная концепция. Это греки считали, что боги играют людьми и заставляют их выполнять свои желания. Я православный человек и верю в свободу воли. Бог не программирует наши действия, человек сам принимает решения, как ему поступить. Измена мужчины — это сознательный поступок, а не злой рок.
— Это женский максимализм, Груша, — отмахивается Аверьянов, — левый секс просто случается. Просто минутная слабость. А секс с бывшими вообще не считается. Ты же знаешь, что Глеб встречался с Сергеевой в школе?
— Нет, я ничего не знаю, — отрицательно качаю головой, — почему у мужчин все так просто? Плюют на все заповеди. Измена что-то нормальное, всего лишь минутная слабость. Не правда. Секс всегда считается. И говорит об отсутствии чувств, которые вы декларировали.
— Мы перешли на «ты», — мягко поправляет меня Роман. — У меня один вопрос, Груша. От кого ты скрываешься в моей квартире? От человека, которому все равно?
Вопрос повисает в воздухе. Аверьянов загнал меня в логический тупик. Чтобы не признавать его правоту, молча встаю и убираю посуду со стола. Тут же принимаюсь мыть тарелки.
— Не хочешь прогуляться, Груша. Покажу тебе окрестности? — разрезает гнетущую тишину предложение Романа.
— С удовольствием! — легко соглашаюсь я, вытирая руки о кухонное полотенце.
Через пять минут уже спускаемся во двор на лифте. Роман предлагает мне локоть и я продеваю свою руку, чувствуя себя немного неловко.
— Здесь так зелено, а в «Курьере» пустырь был, — замечаю, чтобы сгладить неловкость.
— Тогда был новый район, деревья успели вырасти, — пожимает плечом Аверьянов.
— Если тут снимали сцену с брейком, то и пальто Иван Базину тоже здесь подарил? — зачем-то уточняю я, хотя ответ очевиден.
— Ну да, — соглашается Роман. — Кстати, ты чем-то похожа на Катю.
— Странно, — хмыкаю я, — мне кажется, я больше похожа на Ивана. Такая же мечтательница, которая поверила, что у девочки из Саратова может что-то получиться с «золотым» мальчиком. Прости, что постоянно ною, — тут же виновато добавляю я.
— Мы договорились дружить, Груша, — широко улыбается Роман, — друзья для того и нужны, чтобы их юзать в сложные моменты жизни. Например, использовать в качестве жилетки.
Идем сквозь дворы. Замечаю на детской площадке мужчину-мусульманина с большой семьей. Жена, укутанная с ног до головы. Куча детей разных возрастов. Тут же вспоминаю неприемлемое предложение Глеба и злюсь.
— Я не понимаю, почему Средняя Азия снова погрузилась в религиозный фанатизм? — возмущаюсь я. — После распада Союза у них был шанс на светские государства. Зачем впадать в крайности. Укутывать своих женщин, как мумий и заставлять постоянно рожать?
— Просто религиозный дресс-код, Груша. Убежденные православные тоже скрывают тело своих женщин и заставляют покрывать голову. С детьми такая же ситуация. Помнится Охлобыстин как-то ударился в веру. Пока был батюшкой, успел обзавестись кучей детей.
— Но Россия осталась светской страной, — возражаю из чистого упрямства, — воцерковленных людей не так много. Большинство граждан умеренно православные.
— А ты не задумывалась, Груша, почему так происходит? Возможно, все дело в том, что христианство только требует от человека, а дать что-то обещает только на том свете. Совершенно не удовлетворяет простых земных потребностей, объявляя их все греховными. Ислам же призывает радоваться всему, что дарит Аллах. Опять же позволяет мужчинам удовлетворять природные потребности. Мораль проста и понятна: работай много, зарабатывай богатство и ждет тебя прижизненная награда в виде нескольких жен. У мусульман есть стимул возвращать веру предков, а у православных мужчин такого стимула нет. Не удивительно, что храмы забиты исключительно женщинами, а мужчины распространяют всяческие неоязыческие культы.
— А интересы женщин никого не интересуют при этом? — невольно вздергиваю бровь.
— Женщины слишком эмоциональны и склонны действовать себе во вред. Именно они являются хранительницами устаревших традиций. Даже тех, что идут вразрез с их интересами. Вот ты, Груша, вспоминала, что мужчины плюют на заповеди. А, собственно, почему мы должны блюсти что-то нелепое? У женщин комплекс отличниц, поэтому они стремятся выполнять все подряд. Мужчины больше руководствуются здравым смыслом. Противоестественные заповеди отправляются в топку, как только слабеет внешний контроль.
— Противоестественные? Ну да, мужчины же полигамные существа, — с горечью вспоминаю я заявление Князева.
— Женщины тоже, — удивляет меня Аверьянов, — проституция самая древняя профессия. Если в моногамных культурах это что-то постыдное, в том же буддийском Таиланде такое же ремесло, как любое другое. Запрещенное законодательно, но не порицаемое общественной моралью. Моногамная природа женщин — это миф, культивируемый мужчинами, которые стремятся удержать свою собственность. У приматов ничего подобного нет. Самцы и самки полигамны в равной мере.
Пока говорим, выходим к большому пруду. Мне кажется, что он почти круглой формы. На противоположном пруду высятся элитные жилые комплексы. Мне кажется очень забавным такое соседство советского района и современной застройки. Современный «курьер» мог бы мечтать о недоступной девушке с другого берега одного пруда.
Аграфена
Просыпаюсь утром и вспоминаю свой сон. Меня мучит жуткая ревность. Как хорошо ничего не знать. Как только Аверьянов поделился сведениями о невесте Князева, она обрела кровь и плоть.
Вспоминаю то, о чем запрещаю себе думать. Глеб признался мне в любви. Может ли это быть правдой? Очень хочется верить, что любит он меня, а не ее. Это могло бы послужить слабым утешением для моей уязвленной гордости. Но вряд ли можно принимать эти слова на веру. Просто уловка, чтобы я согласилась стать его любовницей.
Как он вообще мог предложить мне остаться с ним рядом? Как он не понимает, что я не могу наблюдать за его счастливой семьей? Каждый день смотреть, как он все больше и больше отдаляется, пока не уйдет от меня окончательно. Нет, любят совсем не так.
А как надо любить по-настоящему?
Помнится, я представляла себя русалочкой. Думала, что должна буду порадоваться за Глеба, если он женится и будет счастлив. Мысли материальны и воплощаются в реальность. И что теперь? Я даже голос не готова отдать, чтобы быть с ним рядом. И моя любовь оказалась недостаточно самоотверженной, чтобы порадоваться за своего принца.
Нет, я совсем не рада. Сердце разъедается желчью. Не могу не думать о том, что не я рожу ребенка Князеву. Эта мысль, как иголки под ногти. Значит я тоже люблю не так?
Вспоминаю вчерашний разговор с Романом. Его слова о том, что Глеб встречался с этой Наташей в школе. Очень романтично. Сейчас просто расплачусь. Любовь сквозь годы. Кто я такая, чтобы вставать на пути большого и чистого чувства со своей недолюбовью. А я еще к Безуховой ревновала! Глупая мышка, как сказал бы Князев. Очень глупая, если считала, что он может быть моим.
Меня раздирают не самые достойные эмоции. Не думала, что я на такие способна. Приходит мысль, что, вероятно, все злые люди всего лишь несчастны. Спешу выпить таблетки, которые хорошо выключают сильные чувства и приносят покой.
Смотрю на свою сумку, которую так и не разобрала вчера. Открываю и вытаскиваю вечернее платье для свадьбы Ани. Вешаю его на плечики и размещаю на штанге. Остальные вещи стопкой кладу на полку, не разбирая.
Достаю ноутбук. Проверяю почту. Висят два уведомления из соцсетей. В контакте написала Анна. В другой соцсети в друзья постучался Захар. Одобряю запрос от бывшего сотрудника, Ане лаконично пишу, что все в порядке. Тут же покидаю соцсеть, чтобы избежать допроса Макаровой.
Выхожу на балкон, сажусь в кресло и какое-то время наблюдаю за электричками, которые снуют туда-сюда по железке. Это зрелище успокаивает. Невольно вспоминаю, что шотландские наркоманы любят собираться рядом с железнодорожными путями. Если кто-то спрашивает, что они там делают, отвечают, что наблюдают за поездами. Именно поэтому Уэлш назвал свой культовый фильм «Trainspotting», то есть «отслеживание поездов».
Думаю о том, что я не могу всю жизнь сидеть на антидепрессантах. Иначе вскоре ничем не буду отличаться от тех наркоманов. Мне нужно срочно найти новую работу, чтобы поменьше рефлексировать и жалеть себя.
Желательно, чтобы нагрузка была максимальной. Такой, чтобы сил хватало только доползти до койки и тут же вырубиться. Но тут же вспоминаю, что уже согласилась следить за криптофермой Аверьянова. В ближайшее время только и остается, что отслеживать поезда.
Встаю и выхожу с балкона. Беру полотенце и отправляюсь в душ. На обратном пути натыкаюсь на Романа.
— Аграфена, я нашел тебе занятие, — в лоб сообщает мне Аверьянов.
— Какое? — ошарашенно интересуюсь я.
— Мой знакомый пишет доклад для президента по концепции развития государственных интернет-сервисов в России. Точнее он собрал команду рабов, которые его пишут. Ему нужен человек, который свел бы работу разных людей в единый документ. Я заверил, что лучше тебя с этим никто не справится, — торжествующе заканчивает Роман, и я впадаю в ступор.
— Но я в этом ничего не понимаю! — пытаюсь паниковать я.
— В этом понимают люди, доклады которых ты будешь объединять. От тебя требуется привести все в удобочитаемый вид в едином стиле, — отметает все возражения Аверьянов. Геннадий послезавтра будет в Digital October, там я вас и представлю друг другу.
— А как же криптоферма? — растерянно вспоминаю я.
— Это будет удаленка, тебе не нужно будет никуда ездить.
— Тогда ладно, — выдыхаю я.
Скрываюсь за дверью спальни и думаю, что все-таки мысли материальны. Стоило только пожелать работу, она тут же приплыла в руки.
Аграфена
Мы подходим по Берсеневской набережной к дореволюционному комплексу зданий из красного кирпича. Роман проводит мне быстрый ликбез.
— Здесь была кондитерская фабрика "Красный Октябрь", теперь сделали арт-кластер с тем же названием. То есть площади сдают не тупо под офисы всем подряд, а рекламным агентствам и галереям.
— И айтишникам, очевидно, — задумчиво добавляю я.
— И под Digital October, — соглашается Аверьянов, — давно не хватало места под тусовки технологических предпринимателей. Так что «Цифровой Октябрь» открыли в тему. Здесь постоянно проводятся конференции и всевозможные презентации.
— И хакатоны, — хмыкаю я, — кстати, что это такое?
— Хакатон — это форум разработчиков. Собираются ребята и решают предложенную организаторами проблему. Сегодня, например, предлагают всевозможные приложения для одной социальной сети, — Роман открывает передо мной массивную дверь.
Девушка на входе находит нас в списках участников мероприятия и ставит на руки печати, которые выполняют роль пропусков.
Все помещения центра заполнены мужчинами. Они оккупировали кресла, диваны и стулья. Количество макбуков на квадратный метр зашкаливает.
— Это программисты, — негромко поясняет мне Роман, — они прямо сейчас кодят.
Мы с Аверьяновым проходим в большой конференц-зал с черными стенами, красными полами и большим презентационным экраном. Роман оглядывается и находит нужного нам человека. Подводит меня к мужчине зрелого возраста в джинсах и пиджаке.
— Геннадий, это Груша, о которой мы говорили, — презентует меня Аверьянов, и я немного ежусь под цепким оценивающим взглядом. Выдыхаю, когда мужчина переводит фокус внимания на кого-то за моим плечом.
— Очень приятно, Груша, — быстро говорит мужчина, — простите, мне нужно сейчас переговорить с одним человеком. Побеседуем позже, осмотритесь пока тут.
Геннадий хлопает по плечу Романа и одновременно машет кому-то рукой.
— Пошли, куда-нибудь приземлимся, — Аверьянов тянет меня на выход из зала.
— Ром, они прямо сейчас создают приложения? — тихо уточняю я, поглядывая на погрузившихся в работу парней.
— Ага. Они здесь с утра. Сначала провели мозговой штурм и придумали разные фичи. Прямо сейчас идет реализация того, что придумали сегодня. Потом каждая команда будет презентовать свой продукт. Уже скоро. Можно пока перекусить чего-нибудь, социальная сеть платит.
Рома усаживает меня на диванчик и куда-то исчезает. Появляется через несколько минут с двумя пачками чипсов.
— Вредная еда? — морщусь я.
— Бесплатная вредная еда, — тоном выделяет первое слово Аверьянов.
— Это в корне меняет суть дела, — хмыкаю я, вскрывая хрустящую пачку.
С наслаждением поглощаю снеки. Поглядываю на паренька, сидящего в кресле неподалеку. На крышке его ноутбука красуется наклейка с макаронным монстром. Под идолом пастафарианцев размещен слоган из романа Пелевина: «Солидный господь для солидных господ».
— Бог программистов? — иронично уточняю у Аверьянова, кивая подбородком на рассматриваемую инсталляцию.
— Просто сарказм, — совершенно серьезно отвечает Роман, — так-то программисты часто считают богами себя.
— Как это? — поворачиваю голову к Аверьянову и приоткрываю рот от изумления.
— Ну, мы же создаем матрицу, — Роман улыбается уголками губ, — в стародавние времена, еще в девяностые, когда допускались короткие пароли, программисты частенько ставили пароль ”god”. Ну, если, конечно, не было паранойи. Так-то многие интроверты, и паранойя распространенное явление. У этого типа кодеров пароли очень сложные из десятка символов.
— Я не видела полностью «Матрицу», — виновато пожимаю плечами, — только отдельные фрагменты, которые слабопонятны.
— Серьезно? — Роман рассматривает меня, как редкую диковину, после выдает снисходительно, — ладно посмотрим вместе, если будет время.
— Ладно, — покладисто соглашаюсь я и выгребаю последние чипсы из пачки.
— Всех уже собирают в большой зал, скоро презентации начнутся. Не хочешь посмотреть? — Аверьянов отбирает у меня пустую упаковку и отправляет в ближайшее ведро.
— Почему бы нет? Вряд ли я еще раз попаду на подобное мероприятие. Только после чипсов пить хочется. Сейчас вернусь, — предупреждаю Романа и спешу в коридор, где видела кулер.
Набираю холодную воду в одноразовый стаканчик и наслаждаюсь живительной влагой.
В конце коридора появляется шумная делегация, которая надвигается на меня, как море во время прилива. Встречаюсь взглядом с каким-то рыжим пареньком. Отвожу взгляд и выбрасываю стаканчик в корзину, делаю шаг ближе к стене.
Толпа уже проносится мимо, но в ней возникают какие-то бурления и завихрения, из которых выскакивает рыжий в футболке и джинсах и останавливается напротив меня.
— Hello! I'm Mark Zuckerface, — паренек протягивает мне руку.
Все сопровождающие лица окружили нас полукругом и уставились на меня.
— My name is Grusha, — лепечу я, заливаясь краской и переживая за свое произношение. Чувствую себя, как пудель на арене цирка, исполняющий сложный прыжок через обруч.
— Very nice, Grusha, — отвечает Цукерфейс. Разворачивается к своей помощнице и откуда-то извлекает футболку с логотипом социальной сети. Принимаю сувенир дрожащими руками. Растерянно смотрю в спины удаляющейся делегации. Что вообще это было?
— Ценный трофей, Груша, — одобрительно комментирует подошедший Аверьянов, — днем такую получил премьер, теперь ты. А еще не верила мне, что красота страшная сила, которая завезет на любой этаж.
— Это всего лишь футболка, Рома, — пожимаю я плечом, — она вряд ли похожа на лифт. К тому же даритель полгода назад женился, насколько я знаю. Просто маркетинг, не более того.
— Ладно, как скажешь. Пошли в зал. Там все начинается.
Протискиваемся в зал. Все места у входа уже заняты, и мы встаем недалеко от стены. Цукерфейс вдохновенно вещает о социальной сети, периодически скашивая на меня взгляд. Чувствую себя некомфортно.
Глеб Князев
Утро добрым не бывает. Открываю глаза и снова зажмуриваюсь. Солнечный свет бьет по раздраженной сетчатке. Морщусь, когда пытаюсь оторвать голову от подушки. Виски пробивает болезненными спазмами. В черепной коробке пробегают электрические разряды. Невольно обхватываю голову ладонями.
Провожу языком по пересохшим губам и понимаю, что жутко хочу пить. Мутит, но заставляю себя встать. Пошатываясь прохожу до кухонной зоны и включаю кофеварку. С чашкой кофе устраиваюсь на барном стуле.
Взгляд падает на красный футляр. Открываю крышку и подушечкой большого пальца провожу по драгоценному камню.
— Куда же ты сбежала, мышка? — задаю риторический вопрос в пространство.
В голове мелькают события вчерашнего вечера. От воспоминаний мутит еще больше. Особенно когда вспоминаю свой звонок Орлову. Когда пьешь, нужно запирать телефон в сейфе. Да и мак тоже. Вообще, все средства коммуникации с внешним миром. Чтобы утром не было мучительно стыдно или как у меня — в чем-то фатально.
Нахожу глазами смартфон и пытаюсь исправить вчерашнее.
— Дядь Никит, привет! Ты же понял, что про Сирию я не серьезно?
— Уже передумал, Глеб? Вчера был настроен решительно, — в голосе Орлова слышу неизбежность пополам с сожалением, — боюсь, теперь разговора с уполномоченным лицом тебе не избежать. Я уже передал информацию, она принята к сведению.
— Фак, — не могу сдержать экспрессии, — ну ты попробуй откатить, если получится. Если не получится, тогда я сам.
— Хорошо, Глеб. Но боюсь, что процесс уже запущен. Сделаю, что смогу.
— Спасибо, дядь Никит, и прости, что так получилось.
Жму на отбой и падаю головой на руки. Мелькает мстительная мысль, что если меня убьют, Ракитина будет плакать на моих похоронах. Нужно будет оставить посмертное письмо и предупредить, чтобы ей обязательно сообщили.
Пью кофе, принимаю душ. Становится чуть легче. Лезу в социальные сети и проверяю активности Груши. Везде тихо, и на душе скребут кошки. Хочется ей написать, но опасаюсь загреметь в черный список и этим аккаунтом.
Звонит телефон, это жутко сейчас раздражает. Не понимаю, к чему мне теперь этот гаджет. Мышка на него все равно не позвонит.
— Князев слушает, — сообщаю не глядя.
— Глеб, привет! — отзывается трубка голосом невесты.
Наталья начинает тараторить про ситуацию с ресторанами, которые еще не зарезервированы на день торжества. Голова начинает болеть еще сильнее.
— У Кудряшовой все забронировано на большую свадьбу, и ради меня она не станет ничего отменять, — раздраженно объясняет Наталья, и я не выдерживаю. Честно объясняю, что мне это все не интересно:
— Прости, у меня похмелье, — перебиваю я Сергееву, — можно покороче, что ты в итоге решила?
— Я выхожу замуж за алкоголика? — нерадостно усмехается Наталья.
— Типа того, — покорно соглашаюсь, — так что ты выбрала?
— «Сапфир», — лаконично выдает Сергеева.
— Смешно, — тихо комментирую самому себе, снова потирая камушек, но Наталья меня слышит.
— Что ты сказал? — переспрашивает девушка.
— Ничего. Они счет выпишут или платить налом? — пытаюсь проявить включенность в подготовку.
— К ним надо подъехать. Сначала выбрать меню, потом все оплатить. Форма оплаты возможна любая, — отчитывается Сергеева.
— Ой, можно вот это все без меня. Уверен, что ты с меню справишься отлично. Не с моим похмельем этим всем заниматься. Пусть выпишут счет, я все оплачу.
— Кольца тоже без тебя? — ехидно интересуется Наталья. — Может и церемонию провести без тебя?
Было бы неплохо. Почему еще никто не додумался жениться по доверенности. Уверен, что услуга пользовалась бы всеобщей популярностью. Страшно подумать, то на эту маету нужно будет угрохать целый день.
— Милая, ты же в курсе, что свадьба — стресс для мужчины. Тем более, внезапная свадьба. Поэтому кольца тоже без меня. Скинишь фотку с ценником, я одобрю дистанционно.
— Князев, как же ты меня бесишь, — как змея шипит в трубку невеста.
— Ты бы знала, как меня сейчас бесит целый мир. У тебя, к сожалению, нет выбора, милая. Мы закончили с организационными вопросами?
— Князев, ты такой же козел, каким был в школе. Желаю удачно опохмелиться. Как я понимаю, помощи от тебя не будет. Справлюсь со всем как-нибудь сама.
Сергеева в ярости жмет на отбой.
Сижу и любуюсь сапфирами Груши. Размышляю о том, не перегнул ли я палку. К счастью, Сергеева пока не в курсе, что это я чрезвычайно заинтересован в этом браке. Но хамить безнаказанно получится недолго. Только до тех пор, пока не откроют дело на контору мамы. Тогда я окажусь у Натальи на поводке. Как это не прискорбно.
Правда, Сергеева уже успела представить меня, как отца ребенка. О чем сейчас, наверное, сильно жалеет. И при таком раскладе зависимость у нас вполне обоюдная. В любом случае, нужно быть корректнее. Поменьше срывать на Сергеевой свое дурное настроение.
Размышляю о том, что лучше сейчас сделать: пойти в фитнес и выгнать токсины в хамаме или тупо упасть в койку и еще поспать. Склоняюсь к последнему варианту, но у меня опять звонит телефон.
Мама сообщает, что риелтор может показать несколько вариантов. Приходится все-таки выползти из дома и ехать по озвученным адресам. Выбираю большую семейную квартиру, которая ближе всего к офису. Потом все-таки доезжаю до ювелирного, чтобы выбрать кольца.
— Все, Князев, на сегодня с меня хватит твоего общества, — выдает мне Сергеева, как только мы покидаем салон.
— Как скажешь, милая, — покорно соглашаюсь я.
Радуюсь, что у нас такой единодушный настрой к неприятию общества друг друга. Думаю, что очень грамотно выбрал квартиру, в которой можно устроить раздельные спальни. В общем-то можно сделать этот брак очень ненапряжным. Просто не станем мешать жить друг другу, и все будет хорошо.
С этой мыслью засыпаю, как только голова касается подушки. Мне снится Груша. Обнаженная и развратная. Лежит в моей постели и соблазнительно закусывает губу. Подминаю ее под себя и чувствую трепет тела. Слетаю с катушек и вбиваюсь в нее всю ночь.
Глеб Князев
В понедельник в офисе первым делом посещаю отдел ДМС.
— Олег, доброе утро! — приветствую я руководителя подразделения.
— Привет, Глеб! Как дела? — Карельцев поднимается с места и протягивает мне руку. В очередной раз отмечаю, что рукопожатие у мужчины крепкое.
— Потихоньку, — отвечаю на риторический вопрос и перехожу к сути дела, — я хотел узнать, вы уже аннулировали страховку Ракитиной?
— Сейчас проверю, — Карельцев садится за монитор и пробегает по клавиатуре пальцами, — нет, еще не успели.
— И не надо, — обрадованно выдыхаю я, — у меня к тебе просьба личного характера, Олег.
— Помогу, если это в моих силах, — без особого восторга отзывается мужчина.
— Мне нужен ежедневный отчет по этой страховке. Идеально было бы назначить ответственного сотрудника, который бы отслеживал обращения по этому полису и сбрасывал мне данные.
— А, ну это без проблем, Глеб. Поручу Донцовой, она самая ответственная.
— Спасибо, камрад, с меня вискарь!
Покидаю отдел ДМС раздираемый сомнениями. Главный вопрос на повестке дня: успела ли залететь Груша. Времени было маловато, но шанс всегда существует. Очевидно, что к теть Вале она на учет вставать не будет. Надеюсь, что догадается воспользоваться полисом добровольного страхования. В этом случае я ее отслежу. А если пойдет в государственную консультацию, то окажется вне моей власти. Бесит, когда нет стопроцентного контроля над ситуацией.
По пути к себе прохожу через отдел скриптов и прошу Машу следовать за мной.
В кабинете девушка присаживается на край гостевого стула. Спина напряженно прямая. Избегает смотреть мне в глаза.
— Маш, перескажи мне свой разговор с Грушей про комнату, — складываю пальцы домиком на губах и сканирую реакции сотрудницы.
— Просто Аграфена предложила мне снять свою комнату и все, — Маша сжимается под моим удавьим взглядом и переводит взгляд на свои колени.
— Она сказала, когда заберет вещи?
— Нет, просто попросила их пока оставить. Сроки не оговаривались, — пальцы девушки нервно сжимают подол платья.
— Ты должна будешь мне сообщить, как только Ракитина с тобой свяжется, — приказным тоном уведомляю я.
— Не думаю, что Груше это понравится, — Маша упрямо поджимает губы.
Прикрываю глаза и выругиваюсь про себя. Похоже, что весть о моей женитьбе уже разлетелась по офису. Теперь Машенька проникнется женской солидарностью и ни фига мне не скажет. Медленно поправляю манжеты, чтобы выиграть время на обдумывание ситуации. Похоже, запугивание тут не поможет, нужно сменить тактику.
— Маша, это очень важно. Груша вредит сама себе. Только я в состоянии ее защитить, — вкрадчиво уговариваю девушку и смотрю ласково.
— Думаю, вы тот самый человек, от которого ей нужна защита, — Маша отворачивает голову и смотрит в окно. Подбородок нервно подрагивает. А я еще считал, что Груша неважный менеджер. Вон какую лояльность взрастила в сотруднице, даже меня не боится.
— Груше нужна защита от себя самой, Маша, — верю в то, что говорю, чтобы транслировать убежденность собеседнице, — она сейчас на эмоциях и может наделать глупостей. Я заинтересован в том, чтобы с ней ничего не произошло.
Маша краснеет и наконец-то поднимает на меня глаза. Моментально понимаю, что эту битву я выиграл.
— Хорошо. Я скажу, если она проявится, — девушка нервным движением поправляет волосы, — я могу идти?
— Да. И спасибо, Маша!
Сотрудница кивает и быстро идет к двери. Смотрю ей вслед и тянусь к офисному телефону. Набираю внутренний Макаровой.
— Ань, новости есть? — отбиваю пальцами чечетку по столу.
— Ответила мне в контакте, что все нормально и снова залегла на дно. Вопрос, где она находится, до сих пор висит без ответа, — раздраженно выдает Макарова.
— Напиши ей, пожалуйста, что ее полис ДМС не блокировали. Она и дальше может им пользоваться.
— Хорошо, прямо сейчас кину сообщение, — покорно соглашается Макарова.
— Когда у тебя свадьба? — задаю ключевой вопрос.
— Тебя нет в списке приглашенных, — взвивается Анна, — твою информацию про работу я передам сама.
— Хорошо, я понял, — ледяным тоном комментирую я и кладу трубку.
Слегка покручиваюсь в кресле и размышляю, как действовать дальше. Можно попросить Мишу узнать информацию у Вики. А можно попробовать узнать информацию о дате регистрации Анны из первых рук, то есть у работников ЗАГСа. Второй вариант сейчас мне кажется привлекательнее. Гоша живет в одном районе с Сергеевой, ЗАГС должен быть тот же.
Захожу в поиск и через минуту набираю номер организации.
— Добрый день! Вас беспокоит Георгий Завьялов. У меня деликатная ситуация, надеюсь на ваше понимание. Забыл время регистрации, а у невесты спрашивать неудобно. Вы не могли бы мне помочь? Да, я записываю. Шестого в одиннадцать? Сердечно благодарю.
Жму на отбой и ошарашенно смотрю на запись. Разве так бывает? У Макаровой регистрация в тот же день, что и у нас с разницей в час. Какое-то гребанное индийское кино.
Аграфена
Вскакиваю с утра пораньше, чтобы приступить к новой работе. На кухне готовлю легкий перекус. Роман еще спит, немного скучновато. Быстро я привыкла делить с ним трапезу. Надо отвыкать, завтра он уезжает.
Странно, всегда считала, что я по сути своей одиночка. Теперь же грущу из-за отсутствия компании. Видимо, любовь меняет людей. Появляется потребность ощущать рядом другого человека. А сейчас я ищу суррогат, чтобы заполнить возникшую пустоту.
Захожу в соцсеть и вижу кучу запросов о дружбе от множества незнакомых мужчин. Видимо, это члены моей новой команды. Принимаю всех и пишу приветственные слова. Откликается только один аккаунт, остальные замерли в анабиозе. Вероятно, деятели интернет-отрасли такие же совы, как и я сама. Радует это обстоятельство. Можно будет синхронизироваться с коллегами по проекту и не мучить организм ранними подьемами.
Жаворонок Артем вкратце рассказывает мне о своей части доклада. Благодарю его и захожу в сервис для совместной работы. Рассматриваю документы, которые уже здесь висят. Составляю примерный план доклада. Нужно будет его уточнить, когда переговорю с остальными участниками проекта.
Вставляю в уши наушники и приступаю к редактуре текста Артема, периодически задавая ему возникающие вопросы.
Делаю перерыв для второго завтрака с Аверьяновым.
— Знаешь, Рома, я поняла причину упадка христианства, — глубокомысленно замечаю я.
— Хе-хе, интересно будет послушать, — Роман откидывается на спинку стула и рассматривает меня прищурившись.
— Ты правильно заметил, что женщины религиознее мужчин. Соответственно, пока нам нечем было заняться, мы сублимировали энергию в молитвы. А потом женщинам разрешили работать, и наше время и энергия потекли в новое направление.
— Если логически продолжить твою мысль, получится, что сильно верующие это безработные дамы? — веселится Аверьянов.
Тоже улыбаюсь и чуть пожимаю плечом.
— Ты реально думаешь, что религия должна быть удобной? — уже серьезно спрашиваю я. — А как же преодоление себя и духовный рост?
— Вот видишь, христианские установки на аскезу у тебя вызывают приятные ассоциации и автоматически натягиваются на все религии. Это нормально для человека, выросшего в определенной моральной парадигме. Ну это я так, к слову. Для интернет-разработчика один из главных принципов работы — обеспечить удобство пользователя. Чем удобнее сайт, тем больше лояльных посетителей. Ну и контент должен быть завлекательный, конечно же. Если человеку будет неудобно и содержание будет похоронное, на сайт никто не будет заходить. Почему при выборе веры человек должен руководствоваться другими принципами? Сейчас не одиннадцатый век. В храм никто не гонит огнем и мечом. Выбирай — не хочу. Свобода совести.
— Никто не гонит, но люди ходят, — тихо говорю я.
— Воцерковленных два процента населения. Хотя наша верхушка решила консолидировать народ вокруг традиционной религии. Жалкий результат. А все потому, что пошли по пути наименьшего сопротивления. Не стали сильно морочиться с новой конкурентоспособной идеологией. Понадеялись на геополитический вес православия. По-моему, это путь в прошлое, а не вперед. Эти ваши иллюминаты активно создают новую реальность, форматируя весь мир на новый лад. И что им пытаются противопоставить? Поросшую мхом аскетическую религию, которую они уже раз десять победили?
— Победили, но не до конца.
— Всего лишь сила энерции.
— Поэтому ты буддист?
— Я не буддист, — Аверьянов улыбается, — просто комфортно находиться в той среде. В качестве туриста, а не эмигранта. Так-то буддисты херовые бойцы. К битве цивилизаций не приспособлены. Их карма — выполнять волю более сильных игроков. Так-то, если подумать, количество потенциальных религий бесконечно. Их можно строить также, как сайты, комбинируя различные элементы. Каждый сейчас может стать богом. Очень благоприятный момент. Через соцсети есть доступ к многочисленной аудитории, но еще нет цензуры, которая рано или поздно появится. Лови момент, строй свою матрицу. Влияй на умы, лови души. Вон Зеланд создал свою теорию трансерфинга. Ему бы немного маркетинга, мог бы стать новым русским богом.
— В России секты запрещены, — хмыкаю я, — не работает у нас ваша матрица.
— Наивное заблуждение. Для примера расскажу один случай из жизни. Одному моему приятелю траблшутеру поступил заказ от влиятельного бизнесмена. Ему нужно было, чтобы партнер удалился от дел. И это не должно было отразиться на репутации заказчика. То есть убийство партнера не рассматривалось. Идеальным вариантом было бы, чтобы тот просто покинул страну.
— Сам захотел уехать из России? — уточняю я.
— Именно. Вариантов было не много, приятель обратился к специалистам по работе с социальными сетями. Те просканировали все сообщества, на которые человек был подписан, и договорились с ними на нужный контент. В ленту человеку стали сыпаться статьи о том, как ужасно жить в России и как прекрасно на юге Европы. Какой замечательный климат в средиземноморских странах и какая прекрасная там еда. Такую же персональную ленту транслировали его жене и дочке.
— Неужели помогло? — с замиранием сердца уточняю я.
— Не поверишь, но нет. Заказчик отслеживал настроение партнера и никаких порывов к эмиграции не замечал. Правда, тот начал жаловаться на жену, которая внезапно захотела жить в Европе. Пришлось выяснять причину такой моральной устойчивости мужчины. У подопытного вскрыли все средства коммуникации и стали изучать переписки. Вскоре выяснилось, что у мужчины была тайная любовница, о которой не знал даже заказчик. Очевидно, что именно она была тем якорем, который держал его в стране.
— И чем все закончилось? — впериваю требовательный взгляд в вальяжного Аверьянова, хочу услышать финал.
— Заказчик нашел женщине перспективного мужа, который за помощь в бизнесе согласился на брак. Мужчина приложил немного усилий по завоеванию сердца дамы, та немного посомневалась, но все-таки решила выйти замуж. Подопытный был раздавлен морально, вскоре сдался под напором семьи и покинул Россию.
Глеб Князев
Ошарашенно смотрю на время регистрации и пытаюсь унять внутреннюю сирену. Меньше всего мне нужно, чтобы Груша увидела нас с Сергеевой. От этой мысли откровенно потряхивает и кидает в пот.
Можно предупредить Макарову и вместе пытаться разрулить ситуацию. Но существует опасность, что Ракитина тогда вообще не явится в ЗАГС. У меня не так много шансов с ней пересечься, чтобы ими разбрасываться.
Может перехватить Грушу до церемонии, а потом дать указание Анне, чтобы сразу по окончании срулили?!
Смотрю на часы. Еще рано, но похер. Набираю номер Сергеевой:
— Наташ, а какой у нас распорядок в день церемонии? Надеюсь, мы встречаемся в ЗАГСе?
— Привет! — Сергеева зевает в трубку. — Нет, ты забираешь меня из родительского дома.
— Эта архаичная хрень обязательна? У нас же быстрая свадьба. Может, на месте встретимся? — добавляю в голос томности.
— Князев, это не обсуждается! — Сергеева сбрасывает звонок.
— Стерва, фак! — выругиваюсь я и отшвыриваю трубку.
Понимаю, что снова зашел в тупик и решаю навестить Волкова. Пересекаю офис и вваливаюсь в кабинет большого босса.
— Глебчик, какие-то проблемы? — генеральный отрывается от монитора и смотрит на меня вопросительно.
— Да, у меня тупиковая ситуация. Нужна свежая голова.
Сергей заказывает нам кофе и ведет меня в зону отдыха. Падаю в кожаное кресло и шумно выдыхаю.
— Давай, выкладывай, — Волков садится в соседнее кресло и расслабленно обмякает.
— В общем, у меня церемония в один день с Макаровой. Груша будет у нее свидетельницей. Мне нужно ее отловить, но крайне нежелательно, чтобы она видела меня с Сергеевой, — замолкаю на время, пока секретарша выгружает на столик кофе с десертами.
— Так, дай подумать, — Сергей тянется за чашкой с кофе и делает маленький глоток. — Что там со временем? Какая разница между церемониями?
— У меня через час после Макаровой, — тоже тянусь за своей чашкой.
— Нужно все провернуть филигранно, — Волков потирает подбородок двумя пальцами, — мы должны приехать во время бракосочетания Анны. К концу церемонии ты свалишь из ЗАГСа.
— И как я это сделаю? — ухмыляюсь я.
— У нас будет мальчишник накануне. Ты сильно перепьешь, будешь плохо себя чувствовать и очень хреново выглядеть. Пригласим гримера, поработает над твоим образом. Если, конечно, тебе не дорога память об этом дне. Может, желаешь отличные фотки? — вздергивает бровь Сергей.
— Нет, не хочу, — отвечаю ледяным тоном, — только вот мальчишники не проводят накануне свадьбы.
— Я свидетель. Только я решаю, когда у тебя будет мальчишник, — отметает возражение босс, — ты свалишь из ЗАГСа, потому что тебе нужно будет подышать воздухом. Потом будешь блевать в переулке. Минут пятнадцать у тебя точно будет.
— Ладно, допустим, — немного поразмыслив, соглашаюсь я, — как в том переулке я пересекусь с Грушей?
— Я отловлю ее сразу после церемонии и доставлю к тебе, — Волков рассеянно проводит рукой по волосам. — Только надо что-то придумать с местом встречи. Вас не должны спалить.
Тоже задумываюсь над проблемой, но не успеваю выдвинуть предложений, Сергей потирая лоб, первый озвучивает решение:
— Я арендую лимузин, припаркую его вне зоны видимости за углом. Ты будешь ждать там. Заодно можно будет заблокировать двери, чтобы твоя нимфа не упорхнула. Сам пойду вешать лапшу твоей будущей благоверной, а шофер проследит за обстановкой снаружи.
Волков удовлетворенно откидывается на спинку кресла и выглядит, как гроссмейстер, провернувший блестящую комбинацию.
— Я не сомневался, что ты что-нибудь придумаешь, — тоже расслабляюсь и тянусь за десертом, — у меня был ступор, вообще голова не соображала.
— Через пару лет адюльтеров будешь придумывать не хуже, — задорно гогочет Волков, — ты сумеешь сыграть глубокое похмелье?
— Если я не сумею сыграть даже похмелье, в Сирии меня душманы подвесят на вечнозеленом дубу.
— В Сирии? Я что-то пропустил? — Волков напрягается.
— Да это я так, для красного словца, — отмахиваюсь я, но босс сверлит меня взглядом.
— Глебчик, ты у меня топ, я должен быть в курсе кадровых рисков.
Некоторое время играем в переглядки, во время которых прихожу к выводу, что Сергей прав.
— Только это секретная информация, — шумно выдыхаю, — меня вербуют резидентом в Сирию, но, скорее всего, удастся откосить.
Какое-то время молча поглощаем десерты. Волков обдумывает мои слова.
— Ты должен взять заместителя и ввести его в курс всех своих дел, — выдает вердикт Сергей, — если за тебя уже взялись, вряд ли так легко отпустят.
— Нет, — отмахиваюсь я легкомысленно, — мне нельзя ни в какую Сирию. С Ракитиной все в подвешенном положении. Что будет, если меня заметут?
— Интересные у тебя приоритеты, бро. Ребенок тебя совсем не волнует, все мысли только о Грушеньке? — Волков усмехается, — чисто теоретически, ты у нас мусульманин. У тебя резерв еще из трех жен.
— В России эта схема не работает, к сожалению, — искренне переживаю я. — Многоженство запрещено.
— Запрещено, не запрещено, а абреки как-то проворачивают. Ты бы навел справки. К тому же о завещании неплохо бы подумать. В Сирии рубилово намечается знатное, судя по новостям. Если думаешь что-то оставить своей нимфе, надо уже сейчас подумать, как это оформить юридически. Сильно думаю, что обычное завещание папа Сергеевой найдет как оспорить.
— Блин, Волков, умеешь же ты аппетит испортить, — резко встаю с кресла под довольное ржание босса, — спасибо за завтрак, пошел работать.
— Давай, Глебчик, и может стоит начать с утреннего намаза. В качестве страховки, так сказать.Мало ли что, а у тебя алиби для ваших высших сущностей. Кто там у вас в исламе стережет ворота от рая?!
Из-за черного юмора Волкова возвращаюсь на рабочее место в мрачном расположении духа. Настроение портится еще больше, когда вижу, что Ракитина приняла кучу мужчин в друзья в социальной сети.
Аграфена
В течении дня знакомлюсь со всеми членами команды. Голова пухнет от полученной информации. Думаю о том, что надо бы пока отменить прием антидепрессантов. Легкая заторможенность, которая наблюдается в побочке, мне точно сейчас ни к чему.
Погружаюсь полностью в работу. Постоянно спотыкаюсь о новые понятия и термины. Приходится перманентно гуглить и обращаться за консультацией к парням.
Отказываюсь от прогулки, предложенной Романом. Пытаюсь отбиться от обеда, но Аверьянов насильно усаживает меня за стол. Использую время с пользой, пытая мужчину по непонятным для меня вопросам.
Поздним вечером вырубаюсь, как только добираюсь до подушки.
Утром встаю пораньше, чтобы успеть приготовить для Романа завтрак. Хочу хотя бы так отблагодарить его за все, что он сделал для меня.
Режу салат, разбиваю глазунью, ставлю турку на плиту. По квартире расползается кофейный запах. В дверях кухни появляется сонный Роман.
— В такие моменты задумываешься, так ли уж мне нужна свобода. А может стоит жениться и каждый день получать гарантированный завтрак? — Аверьянов подходит к столу и хватает с кухонной доски кусок вареной колбасы.
— Садись и бери бутерброд, — строго нахмуриваюсь и указываю на блюдо с готовыми изделиями. — Нет, Рома, с таким потребительским подходом жениться тебе рановато. Правильно вступать в брак, когда ты готов отдавать, а не брать.
— Думаешь? — Роман окидывает меня задумчивым взглядом. — Не, на таких условиях я жениться не готов. Может стоит взять в жены тайку? Будет и завтрак, и выполнение всех прихотей, и отдавать ничего не надо.
— Вряд ли ты кого-то заманишь в Россию. Думаю, тайкам наш климат не подходит, — ставлю перед Аверьяновым тарелку с глазуньей, — накладывай салат!
Разливаю кофе по чашкам и сажусь рядом с Романом. Возникает некоторая неловкость, которая случается перед расставаниями.
— Так почему все-таки ты скрываешься от Князева, Груша? — неожиданно интересуется Аверьянов.
Смотрю в кружку, пожимаю плечом.
— Проблемы межкультурной коммуникации. Глеб считает нормальным иметь сразу жену и любовницу. В нашем менталитете это несколько неуместное желание. Я к такой роли морально не готова. Так что сто раз подумай насчет таек, могут возникнуть трудности перевода.
— Может и не стоит быть категоричной в этом вопросе, — вкрадчиво интересуется Аверьянов, — если ты утверждаешь, что у тебя может быть только один муж. От какого-то из убеждений тебе следует отказаться: или от неприемлемости роли любовницы, или от невозможности смотреть в сторону других мужчин.
Громко хмыкаю и встаю из-за стола. Открываю кран, мою чашку. В душе зреет протест против сказанного, но спорить перед расставанием не хочется.
— Я подумаю над твоим предложением, — говорю, чтобы закрыть тему.
— Я не пытался тебя уязвить, Груша, — отзывается Аверьянов, — просто думаю, что это будет преступлением, если такая красивая девушка останется одна.
— Тебе не пора вызывать такси? — перевожу я внимание Романа с собственной персоны.
— Я вызвал еще вчера ко времени, — Аверьянов бросает взгляд на табло электронных часов, встроенных в дверь холодильника, — скоро приедет, кстати. Надо собираться.
Роман уходит в комнату, я доливаю себе остатки кофе. Сижу и думаю о том, способна ли я стать любовницей. Эта мысль кажется менее неприемлемой, чем предложение завести другого мужчину.
Аверьянов с рюкзаком протискивается в коридор, я выхожу его проводить.
— Если будет некомфортно спать в комнате рядом с фермой, можешь перебраться в зал. На диване ортопедическое основание, — Роман скидывает рюкзак на пол и обувается. Смотрю на него сверху вниз.
— Да нет, мне и в спальне нормально, — успокаиваю я мужчину.
— Хорошо, — Аверьянов поднимается.
Делает шаг ко мне, притягивает за талию и чувствительно сминает мои губы своими. Быстро языком проводит по моим деснам. Я так ошарашена, что не успеваю отреагировать. Роман отстраняется и задорно подмигивает.
— Хотел попробовать на вкус девушку Цукерфейса, — загадочно комментирует свои действия. Подбрасывает рюкзак на спину и выходит за дверь.
Прикасаюсь пальцами к губам и улыбаюсь выходке Аверьянова. Прокручиваю в голове его абсурдное объяснение. Что он на самом деле пытался мне сказать своим поступком? Что жизнь после Князева существует?
Приходится констатировать, что попытка неудачная. Мне не противно после поцелуя Романа, но я не чувствую ни трепета, ни возбуждения. Эксперимент показал, что в сторону других мужчин мне смотреть не хочется.
Правда, позитивный эффект тоже наблюдается. Моя самооценка слегка поправилась.
Глеб Князев
Серьезно задумываюсь над предложением Волкова предложить Груше роль второй жены. Перерываю рунет в поисках информации о фактическом состоянии многоженства в России. Юридически это все ничтожно, но повторные никахи не проблема.
Не думаю, что мышка будет в сильном восторге, но вчерашний день убедил меня в необходимости этого шага. Только Груша вырвалась из-под контроля, начала творить какую-то дичь. Что это за кучи мужиков, с которыми она френдится? Абсолютно неприемлемое поведение.
Как только доберусь до Ракитиной, сразу затащу в мечеть. Церковь, кухня, дети — кто там вывел эту волшебную формулу. Какой-то чертов гений. Надеюсь, Груша все-таки залетела. Это бы упростило мою задачу.
— Привет! Груша ответила. У нее все хорошо. Работа пока не нужна, — рапортует Макарова, залетая в мой кабинет.
Работа не нужна? Что у нее вообще происходит?
— Надеюсь, в подробностях описала свои похождения? — ехидно интересуюсь я.
— Ты какой-то странный, Глеб, — Анна хмурится, — дерганный какой-то. Может тебе антидепрессанты попить?
— Да лучше уж сразу в психушку, как Ваню Бездомного, — недовольно бурчу я, растираю лицо руками, — пусть она мне позвонит. Напиши, пожалуйста, может тебя послушает.
Аграфена
Ударно поработав, после обеда выбираюсь на улицу. Втыкаю наушники в уши и ставлю Portishead.
Может не очень-то мудро слушать про любовные муки, но страдающий голос Бет Гиббонс сейчас гармонирует с состоянием моей души. Под звуки Wandering Star быстро направляюсь к Мосфильмовскому пруду.
Нарезаю круги вокруг водоема, и меня все больше накрывает осознанием безысходности. Кажется, что сверху нависла черная туча, которая навсегда закрыла солнце. Не будет больше ни света, ни радости. Только вечный дождь и промозглая сырость.
Может быть, рановато я решила слезть с таблеток. Впрочем, это вынужденная мера. В пачке осталась последняя штука. Наверное, стоит зайти в аптеку.
Как настоящая мазохистка, по кругу гоняю наши жаркие ночи с Князевым, пока не дохожу до последней. Как же быстро можно упасть с небес в бездну.
Скрежет музыки в плеере выступает прекрасным аккомпанементом кошкам, которые в данный момент рвут мою душу в клочья.
Неужели все это случилось на самом деле? И Глеб лично сказал мне про свою свадьбу. Сейчас это кажется чем-то нереальным. Я просто не хочу верить в случившееся. Самый близкий в жизни человек не мог со мной так поступить. Я, видимо, дура, потому что до сих пор люблю Князева. Именно поэтому произошедшее мне грезится всего лишь ночным кошмаром.
Возможно, поэтому я сменила обстановку. В привычной жизни быстро пришло бы осознание, что все произошедшее реально. В новых декорациях я могу выстроить параллельную реальность. Могу представить, что если вернусь назад, то все будет, как в наши лучшие дни.
— Девушка, у вас есть лишние полчаса? — выплываю из своих терзаний и обнаруживаю, что пытаюсь обойти съемочную площадку, внезапно возникшую около пруда.
— Даже не знаю, — лепечу я, пока до сознания доходит вопрос бородатого мужчины в дутой жилетке.
— У вас очень знакомое лицо. Вы, наверное, уже снимались в массовке? — второй вопрос доходит до меня гораздо быстрее.
— Нет, никогда не снималась, — отрицательно качаю головой.
— Странно. Когда вас увидел, сразу подумал, что вы мелькали в каком-то эпизоде. Ну что же, тогда сегодня у вас премьера, — уверенно объявляет мужчина и тащит меня к одной из скамеек.
Не успеваю опомниться, как мне вручают детскую коляску. Приказывают ее слегка покачивать. Сижу, изображаю молодую мать. Рядом со мной приземляется главный герой сюжета и говорит с кем-то по мобильному телефону.
Качаю коляску и думаю, что меня неудачно разместили для заднего фона. Сценарист явно не продумал мизансцену. Опасно во время разговора подсаживаться к женщине с ребенком. Можно нарваться на грубость. Если бы я реально была матерью, выгнала бы этого говоруна вон.
Пару дублей снимают достаточно быстро. Ко мне подскакивает девочка-ассистентка и забивает мои данные. Обещает позвонить, чтобы узнать номер счета, на который можно перечислить гонорар.
Ну вот, совместила приятное с полезным. Умудрилась что-то заработать во время проветривания головы. На обратном пути захожу в аптеку. Фармацевт сообщает, что Аня снабдила меня рецептурным препаратом. Пытаюсь купить его без назначения врача, но уболтать аптекаря не получается.
Поднимаюсь в квартиру. Получается погрузиться в работу.
Вечер, как всегда, наступает внезапно. На улице стремительно темнеет.
Зал погружается в полумрак, нарушаемый только мерцанием монитора ноутбука. Становится тревожно и накатывает липкий страх.
Встаю, жму на выключатель. Комната ярко освещается, но спокойнее не делается. Сердце в груди ухает, как потревоженная сова.
Иду на кухню. Навожу сладкий чай. Слабый выброс дофамина помогает ненадолго унять беспокойство. Говорю себе, что внутренний тремор — это всего лишь реакция на отмену антидепрессантов. Просто нужно перетерпеть пару дней.
Вскоре состояние черной тревоги возвращается. Мне не хватает воздуха. Хочется выйти на улицу, но там темно и страшно.
Ложусь на диван. Смотрю в белый потолок. Почему-то вспоминаю, как лежала в своей съемной комнате в то жуткое лето, когда горели торфяники. Дом плавал в белом смоге.
Запах дыма, пропитавший стены. Мокрое полотенце на открытом окне. Жаркий воздух без малейшего движения. Громкая тахикардия в ушах. Страх, что сердце сейчас остановится.
Сегодня холодно, на улице осень, но состояние очень похожее. Мне также катастрофически не хватает воздуха. Из моей жизни исчез смысл. Исчез кислород, насыщающий кровь.
От друзей — тебе, подноготную
Тайну Евы от древа — вот:
Я не более, чем животное,
Кем-то раненое в живот.
Жжет… Как будто бы душу сдернули
С кожей! Паром в дыру ушла
Пресловутая ересь вздорная
Именуемая душа.
Христианская немочь бледная!
Пар! Припарками обложить!
Да ее никогда и не было!
Было тело, хотело жить,
Жить не хочетi.i
Тянусь к пульту и включаю телевизор. По кабельному боевик, на который мы ходили с Захаром. С ностальгической улыбкой вспоминаю, как Князев чуть не убил меня после сеанса. А потом отвез к себе. Истерически всхлипываю.
Пиликает оповещение о сообщении в социальной сети. Вскакиваю и открываю чат.
Захар Плотников: Груша, привет! Как дела?
Тянусь за салфеткой и высмаркиваюсь, смахиваю со щек слезы.
Аграфена Ракитина: Привет! Я нормально. А у вас как?
Захар Плотников: Ничего нового. Ты куда ушла? Как моральное состояние?
Напряженно смотрю на последний вопрос. Очень сейчас своевременный. Но с Захаром у нас не тот уровень близости, чтобы честно на него отвечать. Все-таки удивительно, что по телеку крутят тот самый боевик. А Захар неожиданно решил выйти на связь.
Может, он тоже сейчас его смотрит. Поэтому вспомнил обо мне?
Аграфена Ракитина: Занимаюсь временным проектом. Постоянную работу пока не искала.
Захар Плотников: С тобой точно все нормально?
Набираю и стираю ответ. Неожиданно пальцы сами порхают по клавиатуре, и я читаю отправленное признание:
Глеб Князев
Я сижу в лимузине, упираясь взглядом в кирпичную стену ближайшего дома. Сердце выплясывает замысловатые пируэты в груди. Получится или не получится?
Если она не придет, поймаю прямо в ЗАГСе и плевать на последствия. Растираю лицо руками. Я схожу с ума. Конечно же, мне не плевать на последствия. Надо держать себя в руках. Иногда ждать — это просто адская пытка.
Что я буду делать, если ничего не получится? Нет, не хочу даже думать об этом. Ослабляю галстук. Через минуту сдергиваю его. Снимаю пиджак и кидаю на диван напротив.
Наконец-то дверь открывается и Волков помогает Груше забраться в лимузин. Она поднимает голову и замечает меня. На мгновение замирает, потом разворачивается и пытается открыть дверь, лихорадочно дергаю ручку. Но мышеловка уже захлопнулась.
— Ты попалась, мышка, — хрипло говорю я, испытывая головокружительную эйфорию.
Чуть наклоняюсь вперед и дергаю Ракитину за руку, рывком усаживая к себе на колени. Крепко обнимаю и жду, пока утихнут агонические трепыхания.
— Князев, я тебя ненавижу, — всхлипывая сообщает Груша, — ты всю душу мне вымотал.
— Я скучал, мышка. Просто хочу тебя почувствовать, — обнимаю еще крепче, прижимаю к своей груди, глажу ладонью волосы.
Когда Аграфена обмякает, осторожно поднимаю ее лицо. Стираю пальцем слезу и осторожно касаюсь губ губами. Не встречаю сопротивления и углубляю поцелуй. Чувствую, как зубы прикусывают мой язык и слегка вскрикиваю. Отшатываюсь на мгновение и смотрю в мстительно горящие глаза.
— Ты сама нарвалась, Груша, — сообщаю я. Дикая кошка. Укусила не сильно, но язык побаливает.
Опрокидываю Ракитину на диван и накрываю своим телом. Чувствую, как она слегка дрожит. Меня от этого срывает. Спускаю по плечам тонкие лямки и просто свирепею. Она еще и без белья. В таком виде собралась на банкет без меня.
— Почему без лифчика? — рычу я.
— Он не подходит к этому платью, к тому же здесь есть поддержка для груди, — начинает оправдываться Груша, потом внезапно прищуривается, — и вообще, Князев, тебя это не касается. Как хочу, так и хожу.
Впиваюсь в ее губы. Не целую, а наказываю. Просто трахаю языком. И только пусть попробует укусить.
Мышка сначала терпит, потом не выдерживает и отвечает мне не менее страстно. Это так сладко, что я стону ей в рот.
Одергиваю рукой подол платья. Расстегиваю ширинку и выпускаю свой изнывающий член. Отодвигаю полоску трусиков и овладеваю жаждущей Грушей.
— Глеб, боже, я так соскучилась, — наконец-то сдается Ракитина, и я погружаюсь в нее еще глубже. Настраиваю все радары на ее тело. Жутко хочу, чтобы ей все понравилось.
Мышка цепляется за меня руками и ногами, выжимает меня внутренними мышцами. Как будто хочет за раз взять с меня все, как будто это наш последний раз. Меня такая постановка вопроса не устраивает. Я выбираюсь из крепких объятий и переворачиваю Грушу на живот. Беру сзади, вдыхаю знакомый запах волос.
— Ты никуда не денешься от меня, мышка. Даже не мечтай, — шепчу прямо в ухо и слышу сдавленный стон. Груша содрогается подо мной в оргазме. Отпускаю себя и изливаюсь в свою женщину.
Переворачиваюсь на бок вместе с Грушей. Мы едва умещаемся на узком диванчике. Пальцем провожу по тонкой ключице, мышка ежится от моих невесомых прикосновений.
— Ты похудела, Груша. Где ты живешь? — задаю вопрос, который терзал меня все эти дни.
— Неважно, — Ракитина тяжело вздыхает, — ты женишься сегодня?
— Да, — разворачиваю ее лицом к себе, — но это не имеет значения..
— У тебя сегодня будет первая брачная ночь, — обреченно констатирует Груша.
— Нет, мышка, не будет. У нее угроза выкидыша, и мы не спим. Тот раз был единственный. Но если бы даже спали, что это меняет между нами? — поднимаю руку и разглаживаю морщинку между бровями Груши. .
— Глеб, прекрати. Мне и так плохо. Не надо опять втирать, что это все нормально.
— Прости. Я просто хотел сказать, что ты должна переехать ко мне.
— Будем жить втроем? — изумляется Ракитина.
— Нет, мы с Сергеевой будем жить в другой квартире. Моя старая будет твоей. Я хочу на тебе жениться, Груша, по исламским законам.
Ракитина несколько мгновений смотрит мне в глаза, потом вскакивает и садится на диван напротив. Начинает одергивать платье и приводить себя в порядок.
— Глеб, твой цинизм уже переходит все границы, — обвиняюще кидает мне Груша, — одну жену трахать нельзя, надо завести вторую? И, черт побери, почему ты не использовал презерватив? У меня мероприятие на целый день. Я даже душ не могу принять!
Достаю платок из кармана.
— Давай, я вытру, — сползаю в проход на колени.
— Не надо, уйди, — злобно шипит Груша и отбирает у меня платок. — все правильно, рожать должна первая любовь правильных кровей, а трахать можно кого угодно.
— Что ты несешь, Груша? Каких кровей? Какая любовь? Это вынужденный брак.
— Таких кровей. С правильным папой. Мать твоего ребенка должна быть породистой самкой, а не какой-то дворнягой. Да, Глеб? — Ракитина уже кричит. Первый раз наблюдаю ее в истерике. Сажусь рядом и закрываю рот рукой.
— Помолчи минутку, пожалуйста, — тихо прошу я, — я люблю тебя и хочу, чтобы ты всю жизнь была рядом...
В окно стучат, после этого в дверь заглядывает Волков:
— Глебчик, пора, — резко оповещает генеральный.
— Глебчик, пора жениться, — ехидно комментирует Груша, вскакивает с кресла и протискивается мимо Волкова.
Сергей прослеживает за ней взглядом и поворачивается ко мне:
— Что, все плохо? — с сочувствием спрашивает босс.
— Сорвался, — чуть морщусь, — на разговор совсем мало времени осталось. Не надо было его вообще начинать. Только хуже сделал.
Натягиваю пиджак, лезу в карман. Достаю телефон и ищу в контактах Власова.
— Миш, привет! Ты случайно не на свадьбе с Викой? Можешь тогда узнать, где будут праздновать? Спасибо! Жду!
— Правильно, Глебчик. Проигранная битва еще не проигранная война. Мы победим! Как понимаю, трахнуться вы успели. Это же хорошо. Прекрасный брачный день, ты не считаешь? — Волков задорно ржет. Мне бы его отличное настроение.
Наталья Сергеева
Князев все утро пытается испортить мне настроение. Заявился с утра в квартиру родителей в жутком похмелье. Весь выкуп ужасно паясничал и играл на нервах у моего отца. Папа Глеба еще со школы не переваривает. Отлично помнит, как я пребывала в депрессии, когда Князев уведомил, что мы больше не встречаемся.
Но сегодняшний день мне испоганить никто не сможет. Ни Князев со своими детскими истериками, ни родители с их скорбными лицами. У меня же в душе поют фанфары. Одним выстрелом сегодня убью двух зайцев. Сразу закрою детский гештальт, отомстив Глебу за все свои слезки, а также решу проблему с прикрытием своей несвоевременной беременности.
В ЗАГСе Глеб сразу исчезает из зоны видимости. Елена Михайловна осыпает меня комплиментами. Сразу видно, что ей слегка неудобно за поведение сына-раздолбая. Могу понять ее смятение, она же считает, что я вынашиваю ее внука. Сдержанно улыбаюсь, показывая, что все нормально, не стоит беспокоиться.
— А Глаши сегодня не будет? — вежливо интересуюсь у будущей свекрови.
— Нет. Она же учится в Англии. Не смогла вырваться. У вас все так внезапно закрутилось. Прости, Наташа, у меня телефон вибрирует, — Князева начинает лихорадочно копаться в сумочке, одновременно отходя подальше.
— Кать, не хочешь в туалет? — интересуюсь у близкой подруги и своей свидетельницы.
— Пошли, — кивает Кудряшова, и мы пробираемся к уборной сквозь толпы людей, одетых в соответствии с Black Tie дресс-кодом.
В туалете смериваю взглядом блондинку, которая стоит у раковины и поправляет макияж. Когда мы с Катей входим, она поворачивает голову.
Встречаемся взглядами.
Задумчиво скользит глазами ниже, быстро осматривая мой свадебный наряд. Отмечаю, что у блондинки тоже недурное платье. Холодное серебро ткани выгодно оттеняет красивые голубые глаза. Это раздражает. Почему-то мне активно не нравится эта девица.
— Рано приехали, — недовольно замечает Кудряшова, и я перевожу на нее свое внимание, — теперь куковать тут до скончания веков.
— Да, у нашего свидетеля легкая степень паранойи, — соглашаюсь я, — так пламенно стремился попасть в ЗАГС. Если бы он не был женат, я бы лучше за него вышла замуж. Нравится подобный энтузиазм.
Блондинка одаряет меня легкой улыбкой, как бы одобряя шутку, отчего раздражение только усиливается. Слава богу, она не долго испытывает мои нервы и, цокая шпильками по кафелю, покидает помещение.
— Какая противная девица, — кривлюсь я.
— Да? Мне показалось милая. У тебя просто гормоны шкалят, поэтому гипертрофированные реакции.
— Наверное, — покорно соглашаюсь я.
— Князев, конечно, сегодня превзошел сам себя по ублюдочности поведения. Не думаешь, что совершаешь ошибку? — Катя поправляет прическу и смотрит на меня через зеркало.
— Перебесится и успокоится, — отмахиваюсь я. — Подержишь мне подол платья?
— Конечно, — Кудряшова с готовностью следует за мной в кабинку. — Не понимаю преимуществ этого брака. Твой папа вряд ли его одобряет. Какой тогда был в этом всем смысл?
— Мой папа относится к тому типу мужчин, которым легче смириться, что их дочь дура, чем с тем, что она падшая женщина. Его легче познакомить с нежелательным мужем, чем принести нежелательного внука в подоле.
— Даже не знаю. Уверена, нашлись бы варианты и получше, если поискать.
— Ну, Глебчик мне все-таки не чужой. К тому же с Князевым я всегда смогу спокойно развестись, и родители не будут сильно возражать. Скорее порадуются. Я успела все сто раз обдумать. Это однозначно наилучший вариант в моей ситуации.
— Ладно, тебе виднее, — Катя пожимает плечом.
Приводим себя в порядок и возвращаемся в холл ЗАГСа. Общаюсь с гостями и не сразу замечаю, что Князев куда-то пропал.
— Сергей, а где Глеб? — интересуюсь у Волкова-старшего.
— Глебчик плохо себя чувствует, вышел подышать свежим воздухом. Все нормально. Я слежу за ситуацией. — заверяет меня свидетель.
Старший брат нашего одноклассника всегда был организованным малым, поэтому я отпускаю контроль и доверяюсь его слову. Общаюсь с гостями и фотографируюсь со всеми желающими. Надо же платье выгулять на полную катушку.
Чем ближе церемония, тем больше нервничаю. Главное, чтобы Глеб не сбежал. Это будет фиаско. Нахожу Волкова и требую доставить жениха к алтарю.
— Князев, я думала, ты решил смыться, — облегченно восклицаю я, когда благоверный появляется в холле.
— Да, это было бы эпично, — ухмыляется Глеб.
В порыве радости бросаюсь к нему на шею. Ноздри забивает специфический запах. Кладу голову на грудь мужчины и принюхиваюсь.
Нет, не показалось. От Князева разит запахом секса.
— Мне надо в уборную, — жених мягко отстраняет меня и удаляется в сторону туалетов.
Смотрю в мощную спину почти мужа и чувствую, что закипаю. Почему-то я для себя решила, что мне наплевать на личную жизнь Князева. Пусть делает, что хочет, еще недавно говорила себе я. Считала, что это всего лишь расчет. Поэтому меня устроят свободные отношения. Считала, что у меня мощная наращенная броня против харизмы Глеба. Что он всего лишь средство, а не цель. И вот идеально выстроенный план трещит по швам уже в ЗАГСе.
Когда Юзефович объявил, что я должна определиться, кто мне дороже — он или ребенок, мне казалось, что я умираю. Но выбора даже не стояло. Я отлично понимала, что рано или поздно наши отношения закончатся. Никакого будущего там быть не могло. Статус же матери ребенка Юзефовича гарантирует всевозможные плюшки. И этот статус у меня уже никто не сможет отнять. Я быстро объявила о своем решении. Подписала соглашение о конфиденциальности и договор об обеспечении ребенка. После этого Борис обрубил все личные связи.
Тогда-то я и встретила Князева. Решила, что это судьба. Вселенная сама предлагает мне вариант решения проблемы. И я подумала, что использую Глеба также, как он использовал меня в школе. Но на тот момент я не планировала спать с ним больше одного раза. Благо, медицинские показания позволяют косить от секса легально.
Аграфена
Рассеянно смотрю на кривлянья тамады и думаю, что плохая из меня свидетельница. Я должна зажигать, вместо этого тону в рефлексиях.
Как ни странно, но после безумной выходки Князева мне стало легче. Если он не соврал, и брак действительно вынужденный, то все, что я себе надумала, всего лишь мои фобии.
Может быть, Глебу реально не важна социальная разница между нами. Может быть, это действительно брак по залету. Возможно, просто случилась роковая ошибка, и имела место минутная слабость, как утверждал Аверьянов.
Но что это все меняет? Роковые ошибки на то и роковые, что их последствия невозможно стереть. Мне только остается порадоваться, что мой мужчина настолько порядочный, что взял на себя ответственность за этого ребенка.
Нет, уже не мой мужчина. Сердце тоскливо сжимается.
Почему я не могу отбросить предрассудки и не в состоянии согласиться хотя бы на частичку Князева. Он будет приходить ко мне, и мы будем заниматься любовью. Всего лишь нужно будет научиться не представлять, чем он занят в остальное время.
— Груша, вы ничего не пьете, — рядом со мной плюхается свидетель Гоши с бутылкой вина в руке. Мужчина по-хозяйски берет мой бокал и наполняет его рубиновой жидкостью, — давайте, за молодых!
Вручает мне вино и чокается своим фужером.
— Может на брудершафт? — активно играет бровями. — Знаете, Груша, считается, что свидетель обязан переспать с свидетельницей.
– Нет, пожалуй, я еще не в той стадии, чтобы пить на брудершафт, — отстраняюсь от мужчины на безопасное расстояние, слегка отпиваю терпкий напиток и ставлю бокал на стол, — к остальному тоже не готова. Прошу прощения, мне нужно отлучиться.
Покидаю салон и выхожу на палубу теплохода. Вдыхаю свежий речной воздух.
Дни пока по-летнему теплые, но к вечеру становится зябко. Беру с диванчика один из пледов. Устраиваюсь на кресле и укутываюсь в мягкую шерсть. С тоской смотрю на воду за бортом.
Мы так недолго были с Глебом, но накопилось много воспоминаний. Хватит ли мне их на всю жизнь?
– Вот вы куда сбежали, Груша, — голос свидетеля Михаила врезается в звуки закатной Москвы.
Мне лениво поворачиваться, слышу, как скрипит по палубе пододвигаемое мужчиной кресло. Невольно напрягаюсь. Не хочется уходить в салон, но если домогательства продолжатся, то придется это сделать.
– Не волнуйтесь. Я прекрасно понимаю слово «нет», — читает мои мысли Михаил, опускается в соседнее кресло. Молча смотрим на воду. – Странное решение, арендовать теплоход в октябре, – наконец-то выдает мужчина.
– Просто не сезон и скидки, — пожимаю я плечом.
– Евреи одобряют скидки, но на свадьбах мы не экономим, – заявляет мужчина, и я смотрю на него новыми глазами.
– Вы еврей? — зачем-то переспрашиваю.
– Не похож? Михаил Дворкин, к вашим услугам, – свидетель Гоши паясничая изображает что-то похожее на сидячий реверанс. – Еврейские свадьбы — это толпы гостей, веселье, музыка и танцы.
– Мне кажется, что в салоне вполне весело, – защищаю я торжество Ани.
– По вам этого не скажешь, – Михаил поворачивает голову и разглядывает меня.
– Просто Аня выбрала неправильную свидетельницу, – чувствую себя неуютно под пристальным взглядом, передергиваю плечами.
– О чем же думает неправильная свидетельница? — вкрадчиво интересуется мужчина.
– Честно? — не могу сдержать смешок. – О многоженстве. Не могу понять, почему мужчинам нравится метаться между разными женщинами. Я бы так никогда не смогла.
– Многоженство удел сильных мужчин, – философски заявляет Михаил, – если не можешь держать женщин в узде, они сведут тебя в могилу своей ревностью и постоянными упреками. Неоднозначный социальный институт. Легче уж как христиане, просто содержать тайных любовниц, о которых жены не знают.
– Но любовницы-то о женах знают обычно, мне так кажется. Упреков все-равно не избежать. И почему вы говорите о христианах. Я думала, у евреев тоже моногамные браки.
– Любовниц легче ставить на место. К тому же христианские женщины без штампа в паспорте всегда чувствуют подсознательное чувство вины. На подкорке сидит, что они немного блудницы. Этим чувством вины удобно манипулировать.
– Очень циничное мнение, — замечаю я, — кстати, насколько понимаю, еврейские мужчины тоже не без греха, если заводят любовницу.
– Ошибаетесь, Груша. В христианстве переиначили иудейскую заповедь. В иудаизме заповедь «не прелюбодействуй» относится только к замужним женщинам. Женатый мужчина вправе брать любовницу, это не считается грехом.
Пока хлопаю глазами, пытаясь осмыслить услышанное, мужчина продолжает:
– Что касается моногамных браков евреев. Все не так просто. В иудаизме разрешены полигамные браки. Но еще в одиннадцатом веке раввин Гершом бен Иехуда запретил многоженство для европейских ашкенази. Остальные общины его не поддержали. У горских евреев практику запретили только советские власти. Сефарды и йеменские евреи до сих пор практикуют полигамию. Правда, в Израиле, где сильно ашкеназское влияние, продекларирована официальная моногамия, но нет гарантии, что навсегда.
– Удивляюсь храбрости этого раввина, – задумчиво комментирую я, – мужчины его не разорвали?
– Вы преувеличиваете всеобщую заинтересованность, Груша. В иудаизме, как и в исламе, многоженство удел немногих. Тех, кто может себе позволить содержать нескольких женщин. Поэтому запрет прошел относительно легко. Он был подкреплен доводами об интересах диаспоры. Мужчина мог заводить жен в разных городах. Единокровные дети по незнанию могли вступить в брак. Хотя мне кажется, это надуманное объяснение. Фамилия-то у детей была бы одинаковая. Думаю, запрет был введен, чтобы не провоцировать христиан на еще большую зависть к евреям.
– Почему вы думаете, что мы вам завидуем? — тут же возражаю я. – Это в корне неправильная оценка. Просто христиане одобряют аскетический образ жизни, который, очевидно, не поддерживается евреями. Это не зависть, а неодобрение того, что выходит за рамки христианской морали.
Глеб Князев
Банкет. Тамада, оператор, фотограф, куча незнакомых лиц. Изумляюсь, как за столь короткий срок Сергеева успела сваять вполне классическую свадьбу.
Торжество угнетает. Давит осознание неотвратимости происходящего. Еще и Сергеева изображает трепетную жену. Играет на публику, видимо, но очень убедительно. Постоянно виснет на плече и несет какой-то радостный вздор.
В зале душно. Радуюсь, когда раздается задорная трель айфона. Выхожу в холл и принимаю звонок от Власова.
Информация приятеля не радует. Макарова ангажировала теплоход. Получается, что на банкет не заявишься. У меня только один шанс поймать Грушу — встретить ее на пристани в одиннадцать часов.
Как-то долго они кататься собрались. У меня аренда только до девяти.
План Волкова с похищением однозначно отпадает. Вообще пока не понимаю, как смогу так поздно оторваться от Сергеевой.
Возвращаюсь на место молодожена. Какое дурацкое слово. Никак не могу его на себя натянуть. Вообще чувствую себя весьма дискомфортно. Постоянно покручиваю кольцо на безымянном пальце. Непривычно мешается и ощущается, как аркан.
– Наташ, я, наверное, кольцо носить не буду. Знаешь, были случаи со смертельным исходом, когда оно цеплялось за что-то во время движения, — наклонившись к бывшей однокласснице, на ходу сочиняю я.
– Главное, чтобы его отсутствие не мешало тебе исполнять супружеские обязанности, – томным голосом оповещает Сергеева.
На мгновение замираю и пытаюсь осмыслить услышанное. Это сейчас был намек на секс? Или не намек, а заявление прямым текстом. Но она же недавно говорила, что у нее медицинские противопоказания. Может сказанное просто образное выражение. Типа, кольцо всего лишь формальность, важнее внимательное отношение?
Бросаю попытку что-либо понять, нахожу взглядом Макса Бурлакова и встаю из-за стола.
Чтобы добраться до приятеля, приходится несколько раз с кем-то сфотографироватья. А еще выслушать и поддержать пару тостов от постоянно мешающихся под ногами гостей. Прямо какой-то квест «дойди до друга».
Наконец-то склоняюсь над плечом Бурлакова.
– Макс, у меня приватный вопрос по банковским продуктам, давай выйдем на улицу, – предлагаю я.
Вываливаемся на одну из московских набережных. Мимо плывет теплоход. Знать бы точно, что на нем находится Груша, можно было бы броситься в холодную воду и орать, пока меня не спасут.
– Глебчик, что ты хотел узнать? — вырывает меня из дум Бурлаков. Перевожу взгляд на друга. Он в благодушном настроении. Хоть кому-то хорошо на моей свадьбе.
– Если я хочу завещать свой добрачный счет не члену семьи, что для этого нужно сделать? — формулирую интересующий меня вопрос.
– Написать завещание, очевидно, — Бурлаков издает короткий смешок.
– Это понятно, – согласно киваю я, – а если есть опасность опротестовывания завещания?
– Сделай старый счет совместным с тем, кому хочешь завещать. Зарплатный лучше открой новый.
– Хорошо. Спасибо! А сможешь добавить к моему старому счету Грушу без ее присутствия? Я скину тебе паспортные данные.
– Без проблем, Глебчик. Оформим в лучшем виде.
Возвращаюсь в зал в улучшившемся настроении. Даже улыбаюсь Сергеевой. Очень опрометчиво, как оказалось.
– Я мокрая и очень хочу своего мужа, – сообщает мне Наталья, когда я сажусь рядом.
– Тебе же нельзя?! – с возмущением напоминаю я девушке.
– Думаю, анал можно, – наклонившись к моему уху шепчет уже жена.
– Я мусульманин, в исламе это харам, то бишь грех, – холодно оповещаю я.
– Ой, Князев, не гони. Хочешь сказать, что ни разу не пробовал? – скептически смотрит на меня Наталья.
– Даже в голову не приходило, – пожимаю я плечом.
– Все твои запреты относятся к мусульманским женщинам, – продолжает нашептывать мне Сергеева, – со мной можно все.
Рука искусительницы спускается ниже и уверенно играет с моей спящей плотью. Пах моментально наливается тяжестью. Прикрываю глаза и шумно втягиваю воздух.
– Тише, милый, мы здесь не одни, – довольно поет Наталья.
Думать становится сложно, но кое-как понимаю, что это мой шанс. Отличный повод, чтобы побыстрее убраться отсюда. Дома можно будет найти очень уважительную причину, чтобы отлучиться поздним вечером.
– Ладно, я согласен на твое предложение, – в глазах Натальи появляется хищный блеск, и я продолжаю, – если уедем отсюда в течение часа.
– Все течет, все изменяется, — комментирует благоверная, – лишь одно неизменно, терпение это не твой конек. Хорошо, милый. Сделаю вид, что мне не здоровится. Только с гостями попрощаться надо.
***
Оставляю в кровати спящую Наталью и мчу на причал Парка культуры.
Приезжаю рано, теплохода не видно. Беспокойно хожу по пристани и кручу картинки первого семейного вечера.
Наталья, падающая на колени прямо в свадебном платье, грамотно исполняющая глубокий минет. Сногсшибательные ощущения от анального секса. Интересно, почему все было так остро? Наверное, по причине нарушения религиозного табу. Когда переступаешь через правила, возбуждение зашкаливает.
Меня гложет чувство вины. Я обещал Груше, что никакой брачной ночи не будет. Получается, что соврал. Как-то сильно изменились расклады всего лишь за полдня. Что будет дальше?
Ощущения очень странные. То ли штамп в паспорте всему виной, то ли секс в новом статусе, но я чувствую, что с Натальей появилась какая-то связь. Теперь я несу ответственность не только за Грушу, но и за Сергееву тоже. Так, наверное, чувствовал себя отец в своем полигамном браке.
К пристани движется теплоход. Жду, пока пришвартуется и выбросит трап. Рассматриваю лица выходящих людей. Ракитиной не видно. Начинаю нервничать. Наконец-то появляется Макарова с Гошей и какими-то гостями. Обмениваюсь с Завьяловым рукопожатием, оттаскиваю Анну в сторону.
— Ань, где Груша? — требую я ответа.
– А они вышли с Викой на Киевской, мы там остановку делали.
Аграфена
– Проходи, Вик! - шире открываю дверь и пропускаю Гончарову в свое временное убежище.
Не знаю, можно ли мне водить гостей, с Романом этот вопрос не обсуждался. Но пока алкоголь туманит голову, предпочитаю не рефлексировать на эту тему.
– Я хочу посмотреть на криптоферму, – капризно заявляет Виктория. Спотыкается в коридоре и глупо хихикает.
– Только издалека, – киваю я, – руками ничего не трогать.
– А чего бы тебе не выйти замуж за этого Романа? – вздергивает бровь Гончарова, рассматривая конструкцию для добычи биткоинов. – Это же практически свой эмиссионный центр. Помнишь цитату Ротшильда? Дословно уже не помню. Дайте мне печатать деньги и будет наплевать, кто пишет законы. Или что-то типа того.
– Мы просто друзья, – отмахиваюсь я. Потом вспоминаю прощальный поцелуй и не могу удержать смешок. – В общем, не важно. Пошли, покажу вид с балкона.
Распахиваем ставни лоджии и любуемся на ночную иллюминацию Сити.
– Да, вид это хорошо, – вздыхает Вика, – может мне все-таки квартиру купить? Ты съехала, Аня теперь тоже от комнаты откажется. Это уже не дом, а какая-то коммуналка. Кстати, может тебе вернуться в комнату Макаровой?
– Рано пока загадывать. Но если Глеб не откажется от своей затеи сделать меня то ли содержанкой, то ли исламской женой, светиться в нашей квартире не самая лучшая идея.
– Даже не рассматриваешь этот вариант? – Гончарова смотрит на меня с любопытством.
– Я все еще его люблю. Боюсь, подобные отношения будут слишком токсичными для меня, – с сожалением пожимаю плечами, – скажи, тебя совсем не мучит ревность? Как ты делишь своего Власова?
– Наверное дело в том, что он совсем не мой?! – Вика отворачивается, облокачивается на перила балкона и пытается что-то рассмотреть в тусклом освещении двора.
Не могу смотреть на это зрелище, беру ее за локоть и оттаскиваю в глубину лоджии. Устраиваемся на креслах и снова смотрим на Сити.
– Ревность очень сложное чувство, – негромко говорит Гончарова, -- у мужчин и женщин оно имеет разную природу. Для мужчин неприемлема сексуальная измена. Ими тысячелетия руководил страх воспитания чужого ребенка. Женщине же важно, чтобы мужчина был верен эмоционально. После левого секса мужчины из семьи не уходят, их могут увести только вспыхнувшие чувства к другой женщине. А нам нужна помощь в воспитании потомства.
– Мне кажется это немного примитивным. Получается, что потомство — главная причина для ревности. Очень однобокий взгляд, – с сомнением замечаю я.
– Ну, данная теория хорошо подтверждается тибетским многомужеством. Там в семью берется одна женщина, которая спит со всеми братьями. Опрашивались мужчины в подобных семьях. Они не испытывают ревности друг к другу, но оберегают своих жен от других мужчин в поселении. А не ревнуют, потому что дети в любом случае продолжают их род, Данный пример хорошо демонстрирует, что причина мужской ревности в страхе воспитания чужого потомства, – Вика задирает свои длинные ноги на перегородку балкона.
– Ну, допустим у женщин причина в страхе потерять кормильца. Тогда в гаремах не должны ревновать друг друга. Мужчина же никуда не уходит и обеспечивает всех своих детей. Однако, там доходит до смертоубийства, – отчаянно спорю я с Викой, не нравится мне ее объяснение.
– В гаремах идет та же борьба за ресурсы. Просто в открытой системе борются за мужчину с ресурсами, а в закрытой, типа полигамного брака, идет борьба за ресурсы одного мужчины. Тут больше подходит пример с культурами, в которых существовала социальная моногамия. Например, в Древнем Риме или Японии могла быть только одна официальная жена. При этом мужчины имели сексуальные отношения с рабынями или наложницами, которые жили с ними в одном доме. Жен не сильно беспокоил этот факт, потому что последние не могли претендовать на ресурсы мужчины.
– Ну знаешь ли, в одном доме это вообще за гранью. Какая разница претендуют они или нет? Просто ужас какой-то, -- возмущаюсь я.
– В рамках христианской морали несомненно ужас. Но для тех жен это было обыденным явлением, а главным богом у римлян числился любвеобильный Юпитер. В языческой морали считались нормальными внебрачные связи мужчин. Кстати, с христианской моралью тоже не все однозначно, - задумчиво замечает Гончарова.
– Что ты имеешь в виду? – уточняю я.
– В новом завете нет указаний о запрете полигамии.
– Как это нет? - недоуменно смотрю на Вику.
- Вот так, – разводит руками Гончарова, – часто приводят высказывание Иисуса о том, что «станут двое одной плотью». Типа это указание на моногамию. Но здесь Христос просто цитирует Ветхий завет. Судя по всему, это всего лишь метафора сексуальных отношений. В любом случае, ветхозаветным евреям она никак не мешала заводить несколько жен. Иисус еще говорил о недопустимости разводов, что тоже не тянет на запрет полигамии. Просто ни с одной из жен нельзя было развестись. Апостол Павел топил за целибат, он же в другом месте говорил, что у священников должна быть только одна жена. Если такая оговорка именно про священников, подразумевается, что у обычных граждан может быть и не одна, – пожимает плечом Вика.
– Почему же одна жена стала стандартом в христианстве? – с любопытством интересуюсь я.
– Есть подозрение, что это просто наложение культурных слоев. Христианство пришло в Рим, где социальная моногамия была стандартом. Свой уклад римляне трогать не стали, на многоженство не перешли, но заповедь «не прелюбодействуй» проигнорировать не могли. В итоге по одной жене так и осталось, а наложницы оказались под запретом. Так в истории появился феномен сексуальной моногамии, родившийся из коктейля римско-иудейских устоев.
-- Интересная теория, -- задумчиво резюмирую я.
– Ага, – улыбается Вика, – по крайней мере, отлично объясняет, как мужчины совершенно неожиданно были вынуждены отказаться от своих сексуальных привилегий.
– Не сильно-то они от них отказались, – раздраженно замечаю я.
Глеб Князев
Не могу сдержать ругательства, когда понимаю, что упустил Ракитину. Такое невезение случается только по воле высших сил. Что Аллах пытается мне этим сказать? Надо ускорить никах и узаконить наши отношения?
– Она не говорила, где живет? – уточняю у Макаровой.
– Нет. Сказала, что какая-то перевалочная база на ближайшее время. Обещала оставить координаты, когда осядет на постоянном месте, – к Макаровой подходит Гоша и обнимает за талию сзади. Какой-то у нас кружок молодоженов получается. Хорошо, что я успел переодеться, а то было бы совсем не по себе.
– Князев, что ты такое прогнал Груше, что она половину вечера пришибленная сидела? – Аня прищуривается и смотрит на меня с подозрением.
– Предложил официальный брак, – не могу сдержать усмешку.
– В смысле официальный? - брови Макаровой ползут вверх.
– Ну, насколько может быть в России официальным второй брак, – развожу я руками.
– Ты головой поехал? – на лице Анны написано серьезное опасение за мое душевное здоровье.
– Я мусульманин. Я могу взять вторую жену перед лицом Аллаха в мечети, – подробно объясняю я.
– Ну, у нас же не аул какой-то, – растерянно комментирует Гоша.
– Кажется, я понимаю Грушеньку. Только я тебя бы сразу убила после такого предложения, – вспыхивает Макарова.
– Понятно, - подвожу итог, – я наткнулся на ментальную стену. Хорошо, что Груша не ты. Надеюсь, разговор не уйдет из нашего тесного кружка? – с подозрением смотрю на тусовку гостей, ошивающихся в зоне слышимости.
– Можешь не сомневаться, – заверяет Макарова, – не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что у меня босс крякнул.
– Ладно, если Груша проявится, передай, что я не намерен отступать.
– Даже не знаю, Глеб. После твоих суперидей, я уже не уверена, что готова выступать посредником, – нервно смеется Макарова.
Прощаюсь с ребятами и еду на старую квартиру. Думаю о том, что легко не будет. Мне предстроит навязать этому миру свои правила. Впрочем, болт на мир, меня интересует одна конкретная девушка.
Сажусь за мак и размышляю, что делать дальше. Сейчас хороший момент, чтобы попытаться наладить с Грушей общение от своего имени.
Отсылаю в контакте предложение дружить. Сажусь и жду появления Ракитиной. Хотя какой в этом смысл, она, наверное, десятый сон видит.
Подпираю ладонью подбородок и гипнотизирую монитор. Одновременно гоняю в голове события сегодняшнего дня. Я окончательно запутался. Осознание, что у меня теперь есть жена, очень странно ощущается.
Перед глазами мелькают картинки близости с Грушей, которые разливаются светом в душе. Потом в мутной пелене всплывает секс с Сергеевой. Разнузданный и запретный. Такое ощущение, что за один день я переспал с ангелом, а потом с демоном. Чувствую себя Адамом, познавшим Еву и следом Лилит.
Не дождавшись реакции Груши, закрываю мак и иду в новый дом. Ложусь в спальне на кровать рядом с Сергеевой. Рассматриваю ее и думаю, что очень странно это все. Одно дело просто трахнуть бывшую, совсем другое засыпать и просыпаться рядом с ней. Делить быт, жить под одной крышей, нести ответственность. Непонятная жизнь на неопределенный срок.
Просыпаюсь утром от ощущения влажного тепла на своем члене. Продираю глаза и наблюдаю, как Наталья усердно вылизывает мой стояк. Волны возбуждения пробегают по телу. Только зарываюсь ладонью в ее волосы, как звонит телефон. Издаю утробный рык и принимаю вызов:
– Князев слушает, – резко кидаю нежданному респонденту.
– Глеб, с тобой сегодня хотят пообщаться, - слышу я голос Никиты Орлова, – сможешь подъехать по адресу?
– Доброе утро, дядь Никит! – сквозь зубы цежу я. – Я надеялся, что получится все откатить.
– Просто подъедешь, послушаешь предложение. Ничего страшного не случится. Ты записываешь?
– Минуточку, – обвожу глазами тумбочку.
– Что-то случилось? – Сергеева обеспокоенно смотрит на меня.
– Ничего, – зажимаю рукой микрофон, – мне нужно сейчас отъехать на встречу. У тебя ручка есть?
– Сейчас посмотрю, – Наталья вскакивает и вытряхивает на кровать содержимое сумки, передает мне икеевский карандаш и какую-то визитку.
– Спасибо! Придумай себе развлечение на сегодня, – убираю руку с микрофона, – дядь Никит, диктуй!
***
По адресу оказывается обыкновенный жилой дом. Набираю на домофоне нужную квартиру. Мужской голос называет мне номер этажа и открывает дверь.
Меня встречает пожилой человек небольшого роста с подтянутой фигурой и аккуратными усиками.
– Добрый день, Глеб! Меня зовут Игорь Иванович Потапов. Выключите, пожалуйста свой мобильный телефон и положите сюда, – указывает на металлический бокс в платяном шкафу прихожей.
– Спасибо! – зачем-то говорю я, вообще чувствую себя некомфортно.
Проходим в просторную гостиную, которая напоминает скорее офис, чем жилое помещение.
– Я хотел сразу сказать, что позвонил Никите Андреевичу немного перебрав. Никогда серьезно не рассматривал его предложение о сотрудничестве, – стараюсь говорить уверенно, чтобы не возникло никаких разночтений.
– Я понимаю ваши сомнения, Глеб! У вас хорошая позиция. Странно было бы ее оставить только ради того, чтобы послужить стране. Но, думаю, мы уладим этот вопрос с Волковым, и место останется за вами. Даже готовы рассмотреть возможность задействовать вас вахтовым методом на отдельные миссии. Без постоянного пребывания в поле.
– Боюсь, меня не заинтересует даже такой формат, – перебиваю я.
– Не спешите с отказом, Глеб. Я думаю, вы должны быть искренне заинтересованы в долгосрочном мире на Ближнем Востоке. Боюсь, без вмешательства России это уже невозможно, – Потапов устремляет на меня пытливый взгляд. Пытается понять, насколько я идейный.
– Естественно, я за мир во всем мире, – изображаю пальцами знак пацифик, – но как всякий араб, я люблю женщин и не люблю воевать, – невольно усмехаюсь.
– Кстати, о женщинах, – откашливается мужчина, – простите, что вырвали вас сразу после регистрации законного брака.
Аграфена
Залетаю на кухню, где Гончарова уже готовит завтрак. В воздухе висит терпкий запах свежесваренного кофе. На столе тарелка с бутербродами.
– Вик. представляешь, что сказала Аня?! Глеб вчера приезжал на пристань встретить меня с теплохода!
– Поспокойнее, дорогая. Ты меня пугаешь своим энтузиазмом, – флегматично комментирует Гончарова, – что именно тебя удивляет в его поступке?
– Ну как ты не понимаешь! – почему-то раздражаюсь я. – Если он в двенадцатом часу смог приехать, значит у него реально не было никакой брачной ночи. Он мне не врал, что не будет спать со своей женой!
– Не хочу тебя обламывать, милая. Но это совсем не факт. Если он будет постоянно делить жизненное пространство с одной женщиной, рано или поздно начнет ее трахать. Скорее рано. Мусульманин не может отказывать в сексе своей жене. А у беременных женщин частенько либидо летит в космос, – методично, как мясник, разделывает мою надежду на мелкие кусочки Вика.
– Но он говорил, что у нее противопоказания, – не хочу сдаваться я.
– Это тоже не факт. У мужчин вообще любимая присказка, которую льют в уши любовницам, что они не спят со своими женами. К тому же удовлетворить жену можно и без генитального секса.
– Миша тебе тоже такое говорил? – тихо спрашиваю я.
– Я попросила его вообще закрыть эту тему. Не хотела ничего знать о его другой жизни. Но не удалось остаться в неведении. Видела их с женой в торговом центре.
– И что ты почувствовала в этот момент? – стискиваю пальцами края пижамной футболки.
– Сожаление, наверное. Она такая серая мышка. Мужчины любят брать таких в жены. И очень редко разводятся с подобными женщинами.
– Ты поэтому сожалела? Потому что думаешь, что он никогда не разведется? – понимающе киваю я.
– Да нет. Просто стало жалко девушку. Она чем-то на тебя похожа. Такие самоотверженно отдают себя мужчине и ничего не замечают. Если бы она что-то узнала о параллельной жизни своего мужа, ее мир разлетелся бы на куски, – Вика задумчиво разливает по чашкам кофе.
– Тебя посетили муки совести? – с любопытством натягиваю я на себя ситуацию Гончаровой и с нетерпением жду ответ.
– С чего бы? Она мне никто. Я ей ничего не должна. Это пусть Власов страдает муками. Но что-то мне подсказывает, что он вряд ли будет, – Вика пододвигает ко мне кружку.
– Почему ты так считаешь? – беру в руки чашку и вдыхаю насыщенный запах.
– По данным российских социологов, изменяют своим женам семьдесят пять процентов мужчин. Из них двадцать процентов признаются в своих изменах. Думаю, это тот самый процент, который страдает муками совести. Власов же явно не собирается ни в чем признаваться, – пожимает плечом Вика.
– То есть восемьдесят процентов изменщиков совсем бессовестные? – резюмирую я.
– Ну, женщины признаются еще реже. Совестливых только десять процентов, – издает смешок Гончарова, – правда, если верить опросам, изменщиц только четверть от всех женщин. Но у меня есть подозрение, что представительницы прекрасного пола вводят социологов в заблуждение. Если они ничего не рассказывают мужьям, почему должны откровенничать с какими-то левыми людьми? Как говорила моя замужняя подружка: «Меня будут даже резать, никогда ни в чем честно не признаюсь».
– Не понимаю я всего этого, – отрицающе качаю головой, – а тебе не обидно, что Михаил тебя использует?
– Бесит эта позиция жертвы. «Поматросил и бросил», «поимел и улетел», «совратил». Можно подумать, секс нравится одним мужчинам. Я использую Власова точно также, как он использует меня. Даже эффективнее. Если предположить, что он не питает ко мне сильных чувств, а я питаю, то очевидно, что мои ощущения от секса будут сильно красочнее, чем его. Поэтому это я его имею, а он меня сильно меньше.
– Вик, скажи, а ты бы на моем месте приняла предложение Глеба? – отпиваю кофе, утыкаюсь лицом в чашку, чтобы скрыть смущение от заданного вопроса.
– Если только временно. Мне кажется, от исламских браков несет какой-то фатальностью. Один раз влезешь, потом фиг выберешься. Но если уж выбирать, кем быть любовницей или второй женой, то лучше уж быть в одном статусе с другой женщиной своего мужчины.
– Ну, статус второй жены не очень-то равнозначен статусу первой, – замечаю я, – хотя бы с юридической точки зрения.
– А я сейчас не о законе говорю, а о сердце мужчины, Груша. Для них очень важен этот самый статус мужа, поэтому они так боятся связать себя священными узами брака. Порой мне кажется, что для них это все важнее, чем даже для женщин.
– То есть со вчерашнего дня жена важнее для Глеба, чем я? – нервным движением поправляю волосы.
– Не знаю, важнее ли? – задумчиво смотрит на меня Гончарова. – Но со вчерашнего дня она по-любому стала ему важнее по сравнению с днем позавчерашним. Возможно, ему самому некомфортно от этой ситуации, поэтому он и жаждет дать тебе более важный статус в своей жизни.
– И что мне делать? – растерянно смотрю на подругу. – Соглашаться на его предложение?
– А это только тебе решать, милая. Сможешь ли ты не думать о его параллельной жизни? Другой вопрос: сможешь ли ты выкинуть его из своей жизни? Тебе нужно решить самой, в каком случае тебе будет больнее.
– Ты решила, что тебе будет больнее без Миши? – бросаю быстрый взгляд на Вику.
– Я пока что наркоман на дозе. Если слезать сейчас, то ломка будет слишком сильной. Нужно подождать, пока немного поотпустит. В моем случае поможет только время.
Глеб Князев
Не хочу возвращаться в новый дом. Сергеевой сразу сообщил, что встреча надолго. Еду на старую квартиру и неспешно собираю сумку в фитнес.
Проверяю свой запрос в контакте. Груша так и не приняла меня в друзья. Упрямая мышка. Вчера же призналась, что тоже скучала все это время. К чему эти дурацкие игры в гордость. Кому от них легче?
Может все еще злится на мое предложение? Ей просто нужно время, чтобы привыкнуть к мысли.
Ну, хотя бы не отклонила запрос. Это же хороший знак?
А может еще не была в контакте? Просто отсыпается после вчерашнего. Надо было узнать у Макаровой, сильно ли Груша вчера напилась. Может просто перебрала без моего присмотра.
Теперь ей плохо, а она там одна. Глупая мышка. К чему все эти шпионские игры? Я мог бы сейчас подъехать, сварить кофе, купить таблетки.
Гружу свой фальшивый аккаунт в другой соцсети.
Захар Плотников: Аграфена, добрый день! Как самочувствие после свадьбы Анны?
Ракитина оффлайн, и я лезу в холодильник. Перебираю стопку контейнеров и ставлю мясо в микроволновку.
Наверное, нужно урезать объем работ для помощницы по хозяйству. Готовить, видимо, уже не надо. Сократить что ли ее визиты до одного раза в неделю.
Может, ангажировать ее в новую квартиру? Нет, не стоит. Сергеева сможет из нее выудить какую-то информацию обо мне. В новый дом нужно найти кого-то другого.
Нажимаю на кнопку кофеварки.
Может стоит забрать что-то из техники? Нет. Все-таки не оставляю надежду, что Груша примет мое предложение и переедет в эту квартиру. Ничего забирать нельзя.
Приходит оповещение о сообщении, и я тут же забываю о голоде. Бросаюсь к маку и жадно впиваюсь взглядом в буквы на экране.
Аграфена Ракитина: Добрый день, Захар! Самочувствие отличное. Праздник удался, я считаю.
Медитирую на полученную информацию. Пытаюсь почувствовать настроение, царящее на другом конце чата. Может это самовнушение, но мне кажется, что я ловлю эмоции Груши. В нашу прошлую переписку она была в очень плохом состоянии, сегодня явно все иначе. Я облегченно выдыхаю.
Захар Плотников: Что, даже никакого мордобоя не случилось? Так не интересно.
Аграфена Ракитина: Представь себе, все как по нотам. По слухам, если свадьба проходит без эксцессов, то и семейная жизнь будет спокойная.
Вспоминаю, как во время церемонии надел кольцо Наталье не на ту руку. За спиной слышались шепотки, что это плохая примета. Интересно, если бы я женился на Груше, у нас бы тоже прошло как по нотам?
Как же бесит, что я не могу до нее добраться прямо сейчас. Почти ненавижу эти бесконечные серверы, которые нас сейчас разделяют.
Захар Плотников: Подозреваю, что ты выглядела очень шикарно. Может быть, фото есть?
Аграфена Ракитина: Честно говоря, вчера не до этого было. Когда Аня скинет фотки, смогу переслать.
Наконец-то удалось пробраться сквозь волну позитива. Макарова сказала, что Груша была пришибленная. Теперь есть повод попытаться влезть в душу и понять, что она думает о нашем свидании.
Захар Плотников: Почему было не до этого? Разве девушки не должны протоколировать каждый шаг на свадебном мероприятии? Что могло испортить тебе настроение?
Аграфена Ракитина: Да нет, все было хорошо. Просто немного грустно. Не из-за свадьбы, а просто так.
Замираю и вновь перечитываю сообщение. Если бы она реально злилась на меня, вряд ли бы написала, что все было хорошо. Грусть – скорее нейтральное, чем негативное чувство.
Почему же ты не принимаешь меня в друзья, мышка?
Захар Плотников: Может где-нибудь погуляем, сегодня погода отличная.
Аграфена Ракитина: Нет. Мне надо работать, вчера целый день выпал.
Захар Плотников: Что за работа?
Аграфена Ракитина: Просто проект, который нужно побыстрее закончить.
Захар Плотников: В какой сфере проект?
Аграфена Ракитина: Не имеет значения. Я просто редактор.
Скрытная мышка. И там выстроила диалог, что порядочный человек сразу бы попрощался и не мешал девушке работать. А я не хочу заканчивать беседу. Хочу чувствовать ее хотя бы на другом конце сети.
Хочется спросить, во что она сейчас одета. Бесит, что приходится общаться от чужого имени. Все приличные вопросы давно закончились. Хочется говорить только о чувствах. Обсудить никах. Строить совместные планы на будущее.
Не замечаю, что пауза затягивается. Мне лично приятно даже молчать с ней в одном чате. Очевидно у Ракитиной другое настроение.
Аграфена Ракитина: Приятно было пообщаться, Захар, но мне пора работать.
Захар Плотников: Мне тоже было очень приятно, но не буду больше мешать.
Груша исчезает из онлайна, становится очень одиноко. Интересно, а если я прямо сейчас позвоню Потапову и соглашусь на его предложение, мне сразу дадут адрес Аграфены? Свадьба была моим шансом. Теперь не представляю, как ее искать.
Мне каждый день присылают отчет из отдела ДМС. За это время Груша ни разу не обращалась к врачам. Значит ли это, что она не беременна? Чертовски жаль, что план не сработал. Сильно бы все упростилось, если бы Ракитина успела залететь.
Факт в том, что эта ниточка тоже не сработала. Если бы были обращения, был бы шанс ее отследить. Как же мне действовать дальше? Какой-то временный тупик.
Заваливаюсь на диван и смотрю в окно на бесконечное небо. Посылаю просьбу Аллаху послать мне какой-нибудь новый план. В одном Потапов прав, в моей жизни творится сплошной писец. Сколько не смотри в небо, рано или поздно придется вернуться на новую квартиру.
Не думал, что когда-нибудь в жизни меня будет напрягать секс.
Нет, сам по себе он меня не напрягает. Но я чувствую, что он выстраивает какую-то невидимую преграду между мной и Аграфеной. Очевидно, что наличие реальных супружеских отношений с Натальей сильно сократит мои шансы на никах с Грушей. А лишний раз врать я ей не хочу.
Решение само собой приходит в голову, за что сразу же благодарю небо. Беру телефон и пролистываю контакты.
Аграфена
Почему-то хочется подольше пообщаться с Захаром, но холодный разум напоминает мне, что вся переписка может пересылаться Князеву. Поэтому постоянно одергиваю себя, чтобы не написать лишнего. Немного неудобно, что я такая подозрительная. К тому же сильно кажется, что человек искренне интересуется моей жизнью. Однако я не могу преодолеть какой-то психологический блок. Постоянно вспоминаю, что раньше Захар общался со мной по заданию Глеба.
Волевым усилием заканчиваю диалог и переключаюсь на работу. Участники проекта активно скидывают свои части доклада, поэтому отвлекаться больше некогда.
Мои опасения, что я слишком плохо знаю интернет-отрасль для грамотного редактирования текста, не находят подтверждения. Какие-то моменты приходится уточнять. Но доклад пишется для людей, которые тоже поверхностно разбираются в теме, поэтому написан доступным языком. Ребята не злоупотребляют профессиональной терминологией.
Когда голова начинает туманиться, решаю сделать небольшой перерыв. Наушники в уши, включаю «Времена года» Вивальди и направляюсь к пруду.
Темнеет. В элитных домах напротив уже загораются огни. Иду бодрым шагом, погружаясь в свои мысли. Размышляю о том, почему со вчерашнего дня я чувствую себя гораздо лучше. Мир перестал окрашиваться в черные тона.
Не могу же я серьезно рассматривать предложение Глеба о вакансии в его гареме? Почему же в сердце поселилась какая-то нелепая надежда, что это еще не конец?
Может, я просто получила свою дозу дофамина во время вчерашнего секса и пока держусь на ней? Необъяснимо, но факт, меня немного отпустило от нерадостных мыслей.
Бросаю взгляд под ноги и невольно вздрагиваю. Передо мной идет чья-то тень. Поворачиваю голову вправо и натыкаюсь взглядом на массивную фигуру мужчины. Замираю и лихорадочно ищу айпод в сумочке, чтобы отключить музыку.
Глазами отслеживаю лицо незнакомца. Говорят, что нельзя отводить взгляд от хищника, тогда он не нападет.
Мужчина открыто улыбается и одобрительно наблюдает за моими манипуляциями. Музыка обрывается, и я слышу его слова:
– Спасибо! К счастью, я быстро понял, что вы меня не слышите, поэтому не успел наговорить слишком много. Кстати, меня зовут Макар.
– Вы что-то хотели, Макар? – осторожно интересуюсь.
– Нам не обязательно стоять. Можно продолжить прогулку, – невозмутимо заявляет мужчина, – я как раз рассказывал, что в Средние века наблюдался странный феномен, который получил название «пляски святого Витта». Люди плясали на улицах и не могли остановиться. Некоторые умирали от переутомления.
Забываю о своих опасениях и начинаю двигаться вдоль пруда рядом с Макаром.
– Однажды зафиксировали происшествие под названием «детская пляска», – продолжает рассказ мой собеседник. – Больше сотни детей направились из одного немецкого города в другой. Они подпрыгивали и танцевали всю дорогу. В пункте назначения рухнули от изнеможения. Многие из них умерли.
– Какой ужас! – потрясенно восклицаю я. – Почему все это происходило?
– Есть много гипотез, – с готовностью отвечает мужчина. – Массовая истерия, солнечная активность. Мне нравится теория о потреблении зерна, зараженного спорыньей. Может вы не в курсе, но на основе спорыньи производят ЛСД. Точно неизвестно. По оставленным описаниям событий трудно поставить точный диагноз.
– А почему вы мне все это рассказываете? – упоминание о наркотиках почему-то неприятно корябает. Украдкой изучаю мужественный брутальный профиль. Невольно думаю, что Макара можно назвать красивым мужчиной.
– Просто у вас был интересный ритм походки. Сразу вспомнил эту историю с плясками. Потом понял, что вы слушаете музыку. Кстати, что у вас звучало в наушниках?
– Вивальди, – чуть пожимаю плечом.
– Да, так и подумал, что это должна быть сложная музыка. А вообще, мы могли бы гулять вместе. Я живу вон в том доме, – мужчина кивает в сторону элитного новостроя.
– Интересное предложение, Макар, – смущенно отвечаю. – Но боюсь, я в гостях в вашем районе. Вряд ли я смогу составлять вам регулярную компанию. Да и сейчас мне уже пора. Простите!
– Я могу проводить, – с нажимом предлагает собеседник.
– Нет, нет, – отрицающе закрываюсь руками, – не смею вас отвлекать.
Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и, забыв попрощаться, стрелой мчусь в сторону дома. Уже в подъезде прислоняюсь спиной к холодному металлу двери и перевожу дыхание. Сердце отплясывает пируэты.
Думаю, что повела себя как полная идиотка. Почему-то жутко испугал чисто мужской интерес Макара. Стоило просто выдохнуть и досчитать до двадцати, прежде чем метаться, как запуганная лань. Наверняка теперь он решит, что я ненормальная. Качаю головой и иду по направлению к лифту.
Глеб Князев
Провожу полдня в фитнесе, Нехотя иду домой.
Только переступаю порог, как Наталья кидается ко мне в объятия. Быстро чмокаю жену и отстраняюсь. Медленно стягиваю пиджак и разуваюсь.
– У тебя отключен телефон! – кидает обвинительным тоном Сергеева.
– Прости, отключил перед встречей и забыл включить.
– Ты можешь искупить вину, – Наталья игриво поправляет волосы, – напоминаю, что у нас медовый месяц, – пальцы Сергеевой тянутся к моей ширинке.
Без прощальной гастроли, очевидно, обойтись не получится. Со смирением смотрю, как Наталья опускается на колени и полностью захватывает в рот мой мягкий спящий орган. Уверенные движения языка, и плоть начинает стремительно твердеть.
Закрываю глаза и отдаюсь ощущениям. Зарываю ладонь в ее распущенные волосы. Электрический разряд пробегает по позвоночнику, и я издаю низкий, животный рык.
За волосы тяну голову Натальи чуть назад и осторожно освобождаю свой напряженный орган.
– Иди и встань на колени лицом к дивану, – коротко командую я. В гостиной работает телевизор, идет какой-то сериал. Быстро оглядываюсь по сторонам и спрашиваю Наталью: – Где презервативы и твоя смазка?
Глеб Князев
– Ну и что в итоге, Глебчик? – Волков чуть поигрывает желваками. – Вчера тебе предложили пряник, наверняка и кнут есть. Это будет следующая стадия торгов.
– Есть и кнут, – задумчиво подтверждаю я. Сам вспоминаю слова Потапова о матери под следствием. Это же был непрозрачный намек. Сергеева-старшего всегда можно попросить тщательнее выполнять свои служебные обязанности.
Получается, я сам засунул голову в гильотину, когда напился и позвонил дядь Никите. Теперь, если всех послать, то выходит, что и женился зря. Какая-то безвыходная ситуация. Если бы соблюдал положения ислама о харамности алкоголя, сейчас не оказался бы в таком положении.
Смотрю, как Сергей меряет комнату шагами. Серьезный и сосредоточенный. Когда стало ясно, что мое сотрудничество с государственными структурами почти неизбежно, настроение босса резко испортилось. Не пускает больше в ход свой черный юмор. Да и вообще, активно переживает за меня. Это так трогательно, что даже глаза пощипывает.
Сергей резко подходит к зоне отдыха и устало погружается в соседнее кресло. Зарывает ладонь в свои волосы и тяжело вздыхает.
– Ничего не поделаешь, – Волков качает головой из стороны в сторону, – единственный выход в данной ситуации – бесконечно затягивать с правильным ответом. Тянуть время, пока получается.
– Не понимаю, зачем я им сдался, – с досадой выдаю я, – можно подумать, арабистов мало выпускают.
Сергей кидает на меня снисходительный взгляд. Так он смотрел на нас с Петей в младших классах, когда мы не догоняли элементарных вещей.
– Не понимаешь, Глебчик? – Волков иронично вздергивает бровь. – Ты идеальный полуфабрикат для лесной школы. Нативный арабский. Серьезно дзюдо занимался. Есть и интеллект, и волевые качества. Я же тебя не из-за того взял, что знаю практически с пеленок, ты реально хороший топ. Для СВР у тебя только один серьезный изъян – недостаток идейности и мотивации. Мотивацию ищут, но с пряниками как-то не дорабатывают. Не думают же они, что тебя серьезно можно поймать на Грушу?!
Ничего не отвечаю. Я пока не посвящал Волкова в реальные причины моей женитьбы. Сотрудничать мне придется, потому что снова под угрозой свобода матери.
– Ты уже вводишь в курс дела Константина? – вспоминает Сергей про рекламщика, которому я предложил стать своим замом.
– Да, постепенно изучаем темы, которые далеки от его функционала, – успокаиваю я Волкова, – ладно, пойду тогда. Скоро планерка.
Прохожу мимо колл-центра. Ловлю боковым зрением работающие браузеры на компьютерах операторов. Девушки явно нарываются на наказание. Жаль, что меня больше не заводит эта тема.
Думаю о том, что взволнованный Волков зрелище не для слабонервных. Я наконец-то осознаю, что шутки закончились, и все серьезно. У меня снова катастрофически мало времени.
Год на учебу, потом неизвестность. Этот год я хочу провести рядом с Грушей. Взятые на себя семейные обязательства как никогда ощущаются грузом на шее.
Заглядываю в кадры и прошу скинуть мне скан паспорта Ракитиной.
– Лиз, зайди ко мне, – бросаю личной помощнице, перед тем как зайти в кабинет.
Падаю в рабочее кресло и значительно ослабляю узел галстука. Задумчиво смотрю на застывшую передо мной девушку.
– Лиз, у меня для тебя нестандартная задача. Сейчас по телеку идет сериал «Цель любой ценой». Слышала о нем? – зачем-то уточняю я.
– Видела краем глаза, – кивает ассистентка, и я удовлетворенно откидываюсь на спинку кресла.
– Мне нужно найти контакт человека, который ведет кадровый учет на этом сериале. Не знаю, как у киношников правильно называется эта позиция. В общем того, у кого есть контакты всех людей, принявших участие в съемках.
Помощница с неприкрытым любопытством косится на меня. Не нравится мне ее взгляд.
– И это абсолютно секретное задание, Лиза, – грозно предупреждаю я, – его не следует обсуждать ни с кем.
– Я поняла, Глеб, – лепечет ассистентка, – а какие сроки у этой задачи?
– Считай, что она в абсолютном приоритете. Сначала это, потом все остальное.
Проверяю почту. Кадры уже прислали скан. Открываю файл и рассматриваю официальный портрет серьезной Груши. Провожу пальцем по знакомым чертам лица.
Пересылаю паспорт Ракитиной Максу. Напоминаю, что с ним нужно делать. Вроде бы Бурлаков не был сильно пьян на моей свадьбе, но срабатывает привычка четко описывать задачи.
Вскоре Макс отписывается, что дело сделано. Чувствую легкое покалывание в груди. С этого мгновения Груша может распоряжаться всеми моими деньгами, даже если об этом еще не знает. Кружится голова от осознания, что я добровольно поставил себя в зависимость от женщины.
Как же мне необходим этот год с Грушей. Надо только ее найти.
Небо снова подбросило мне шанс с этим сериалом. Я редко смотрю телевизор. Но все-таки увидел данный крохотный эпизод. Это же знак, что мы связаны судьбой с Аграфеной? Невидимые нити соединяют нас.
Вечером Наталья встречает меня дома похоронным настроением:
– Медовый месяц отменяется, милый. Мне запретили с тобой спать. Доктор сказала, что я легкомысленно отношусь к своему положению и запретила любую сексуальную активность, – Сергеева обиженно поджимает губы, а я еле давлю желание улыбнуться.
– Не расстраивайся, Наташ, – чмокаю жену в лобик, – твое здоровье важнее всего. Я как-нибудь обойдусь.
– Важнее всего здоровье нашего ребенка, – жеманно поправляет Сергеева, – но, честно говоря, я сильно расстроена.
Смотрю сквозь Наталью и думаю, что исключение интимных отношений с женой не решает главную проблему. Я все так же не могу располагать своим временем. В этом главный трабл всей этой ситуации с женитьбой.
– Тебе нельзя расстраиваться, – напоминаю я супруге, – думаю, для поднятия настроения ты могла бы куда-нибудь съездить отдохнуть. Я оплачу тур. Предложи Кудряшовой составить тебе компанию. К моему сожалению, отпуск сейчас взять я никак не смогу.
Аграфена
Возникшая неопределенность в отношениях с Князевым не мешает мне, а напротив, позволяет поставить мысли о нем на паузу. Полностью погружаюсь в работу, больше не рефлексируя о личном. Тем более, что и времени на это особо не остается. Я делаю перерывы только на сон, еду и короткие прогулки.
В последние дни я гуляла только вдоль речки в отдалении от пруда. Трусливо избегала столкновения с Макаром. Сегодня решила рискнуть и вернуться к старому маршруту.
Сижу на скамейке, подставив лицо лучам холодного осеннего солнца. Мысли беспорядочно дрейфуют на волнах расслабленного сознания. Вспоминаю нашу встречу с Глебом на Чистых прудах. Он рассказывал тогда про гарем своего отца. Тогда я хотела его как кошка. Помнится, даже мысленно согласна была стать четвертой женой, лишь бы он не отгораживался стеной холодности. Я знала, кто он такой. Я сама шагнула в эти отношения. Кто виноват, ясно. Вопрос, что делать.
Чувствую чужое присутствие и открываю глаза. Рядом со мной на скамейке сидит сухонькая старушка. Она отслеживает мой взгляд и сразу начинает говорить. Спешит полностью захватить мое временное внимание.
– Моя семья из белокринчан. До революции на Шаболовке старообрядцы жили. Там стоял дом моего отца. В двадцатые нашу семью выслали на восьмидесятый километр. Наш конфискованный дом я так ни разу и не видела. Все снесли. Выстроили сатанинский конструктивистский квартал. Только храм один остался, на который всем миром собирали. Не позволил господь его снести.
Хочется посочувствовать бабушке, но, кажется, она не нуждается в моих реакциях. Рассказ льется из нее полноводной рекой. Поэтому просто молчу и иногда киваю головой, чтобы изобразить обратную связь.
– Терпеть я не могла наши выселки. Любила, когда родители меня в столицу возили. В тридцатые Москва была красивая, нарядная. Очень хотелось мне здесь жить. Как выросла, сразу уехала, пошла против воли отца.
Старушка вздыхает и проводит сухонькой ладошкой по лицу.
– А после войны встретила на бульваре своего Алешку. В форме с погонами. Красивого, статного. Привел меня в свою комнату, напоил чаем, завел граммофон. В тот день я сразу и пропала. Сразу нырнула в омут с чертями. Грех всегда такой сладкий. Трудно ему противостоять.
Я была уже беременна Васей, когда стирала гимнастерку своего Алеши. Проверяла карманы и нашла письмо. Открыла, прочитала и упала без памяти. Жена писала Алеше моему.
Ахаю и подаюсь всем корпусом навстречу бабушке, превращаюсь в слух.
– Мы же все собирались пожениться, да после войны всем как-то стало не до условностей. Просто спешили жить. А, оказывается, у моего мужчины уже была в его деревне жена и двое ребятишек. В ногах валялся, клялся в любви и поехал разводиться. Вернулся, поженились. Неудержимый мой Алешка был. Двоих детей я родила и восемь абортов сделала, – бабуля как-то горделиво взглянула на меня.
Заново окидываю взглядом старушку. Сейчас в ней и не заподозришь такое недюжинное здоровье. Впрочем, ей лет девяносто, наверное. Еще бодренькая, и с памятью все отлично.
– Умер Алешка мой, – бабушка кидает взгляд вверх на пустоту неба. – Полковником он был. Вот все думаю, украла же я его, Алешку моего. Выдрала с кровью из той семьи. Это же грех? А вот не жалею.
Старушка смотрит мне в глаза с вызовом, будто ожидает осуждения. И чудится, что готова вцепиться мне в волосы, если я поставлю под сомнение правильность ее судьбоносного решения.
– Бабуль, хватит гулять, – прерывает наш контакт взглядами пожилая женщина, – видишь, какой ветерок дует, простудишься.
– Добрый вечер! – приветствую я ее.
– Здравствуйте! – женщина чуть улыбается мне. – Простите. Не успеешь отвернуться, как бабуля на улицу бежит. Железное поколение. Нам далеко до них.
Провожаю парочку взглядом и думаю об истории старушки. Она же даже сейчас готова драться за своего Алешку. Да, несомненно, железное поколение. Посмотревшее в глаза смерти и одержимое стремлением к счастью.
Новая мысль взрывает мой мозг. Почему я не боролась за свою любовь? Почему я даже не попыталась переубедить Глеба. Просто взяла и слилась?
У меня тысяча ответов на этот вопрос. Потому что нужно быть гордой. Потому что я не могу отбирать у ребенка отца. Потому что он сделал свой выбор.
Почему же бабушка не бросила своего Алешку? Он же ее обманул. Нужно же быть гордой. Или тогда не нужно было?
Если подумать, это было какое-то ключевое время, вспоровшее старую мораль. Религиозная неприемлемость разводов окончательно канула в Лету. Война вырвала мужчин из привычной среды. Новые места, новые женщины. Куча брошенных старых семей и новых ячеек общества. Все это на фоне тотального дефицита мужчин. Время, когда в протестантской Германии обсуждали возможность введения многоженства. А у нас именно тогда, видимо, возникла концепция «женской гордости». Тогда это была пилюля для уязвленного самоощущения брошенных жен. С тех пор дефицит мужчин рассосался, но концепция прижилась, как знамя передаваемая младшим поколениям.
Наши ситуации отличаются. Она уже была беременна. Имела моральное право бороться за отца для своего ребенка. Разве я могу отбирать Глеба у беременной женщины? Конечно же нет. Это просто бред.
Но с третьим пунктом я не права. Князев не собирался делать никакой выбор. К чему лишние телодвижения, если где-то под небом существуют гаремы. Вполне в духе заветов его саудовского папы. И очень логично, что официальное предложение он сделал беременной от него женщине, а не мне. И хоть эта мысль вспарывает мои жилы, рационально я могу его понять. Пфф. Если бы Князев был на месте того Алешки, он бы просто оставил себе обеих.
Рассеянно смотрю на уток, которые дерутся за хлеб. Девочка лет семи кидает куски батона в воду. Малышка экспрессивно ругает птиц и уговаривает их вести себя хорошо.
Семья – это не только муж, но и дети. Мне снится один и тот же зеленоглазый мальчик. Я точно знаю, кто его отец. Могу ли я его предать и оставить нерожденным?
Глеб Князев
Кадровичка на сериале попалась принципиальная. Наотрез отказалась Лизе предоставлять данные Груши. С одной стороны, стоит порадоваться, что какие-нибудь залетные фанаты не получат контакты моей женщины. С другой стороны, вряд ли в те секунды экранного времени кто-нибудь кроме меня смог оценить мышку.
Пришлось подключать тяжелую артиллерию. Через знакомых знакомых Волков вышел на продюсера сериала. Сижу в кабинете босса и вбиваю в телефон новый номер Груши. В голове приятная разряженность. Чувствую, что я стал на шаг ближе к цели.
– Локацию узнать пока не получится, Глебчик. Наш безопасник рванул на какие-то острова и отключил все телефоны. Только он имеет выход на людей в конторе, которые могли бы пробить эту информацию. Придется подождать, пока вернется, – с сожалением в голосе информирует Волков.
– Спасибо за телефон, Сергей! – с чувством произношу я. – Надеюсь, что все получится и без конторы.
Дома Наталья собирается на подготовительный к отдыху шопинг. Они с Кудряшовой едут на Тенерифе. Какой-то знакомый подогнал горящие путевки. К сожалению, пока только на три недели. Я настоятельно посоветовал сразу по приезду в отель продлить бронь на сколько будет возможно.
– Точно не хочешь со мной, милый? – супруга недовольно поджимает губы. – Что будешь делать?
--Замучился сидеть весь день. Хочу пойти размяться в фитнес, – заглядываю в холодильник и упираюсь взглядом в коробку с роллами, – пока ты отдыхаешь, нужно будет найти помощницу по хозяйству.
– Нет, лучше найди кандидаток, я сама их потом посмотрю, – возражает Наталья.
– Не доверяешь моим скилам в подборе персонала? – оборачиваюсь через плечо и вскидываю бровь.
– Нет, просто хочу подобрать ту, что будет не в твоем вкусе, какую-нибудь блондинку, – не сдерживаясь громко хмыкаю, но Наталья продолжает свою мысль, – страшную, лет пятидесяти.
– Главное, чтобы она была в твоем вкусе, Наташа. Вряд ли я буду часто с ней пересекаться, – достаю роллы и сажусь за стол.
– А в фитнес ты зачем идешь? Будешь пялиться на полуголых баб? – недовольно выдает супруга и я с изумлением взираю на нее.
– Я посещаю клуб каждый день, Наталья. Почему вопрос назрел только сегодня? – с исследовательским интересом вопрошаю я.
– Наверное потому, что я уезжаю, а ты всегда был ебарем-террористом, – черты лица супруги некрасиво кривятся, – даже думаю, может все отменить и остаться дома?
– Могу клятвенно пообещать, что в фитнесе я никого трогать не буду, – спешу развеять неуместные сомнения.
– А на работе? – Наталья пытливо смотрит мне в глаза.
– И на работе тоже, – твердо заверяю я.
– А где будешь? – допытывается жена.
– Не сходи с ума, – красноречиво смотрю на часы, – ты уже вызвала такси?
– Еще нет, – Наталья лезет в свой айфон и открывает приложение, – ладно, тогда я поехала. Скоро не жди!
Провожаю Наталью до двери и облегченно выдыхаю. Наскоро перекусив, ухожу на старую квартиру.
Нервно мечусь по гостиной и размышляю, что же написать Груше, чтобы она сразу не закинула меня в черный список. Если она снова сменит номер, это будет фейспалм.
Лучшей тактикой было бы набраться терпения и дождаться возвращения безопасника, но это выше моих сил. Такое ощущение, что у меня в руках не телефон, а бомба с часовым механизмом. Если сейчас же не свяжусь с Грушей, меня разнесет на миллиарды атомов.
Захожу в кабинет и падаю в рабочее кресло. Не могу просто сидеть, покручиваюсь из стороны в сторону. Взгляд падает на книжные стеллажи.
Аграфена
Отрываюсь от ноутбука и рассеянно прохожу на кухню. Голова пухнет, необходим перерыв.
Готовлю сладкий чай, жму на пульт телевизора.
– Госдепартамент США назвал поставку грузов из России в Сирию свидетельством «морально несостоятельной» политики в отношении режима Башара Асада. Виктория Нуланд, Госдеп США: «Мы уже почти год говорим, что ни одна ответственная страна не должна помогать и попустительствовать военной машине режима Асада».
Листаю каналы. Останавливаюсь на «Культуре», где идут «Алые паруса».
Пью чай и невольно думаю, что Ассоль была одной из самых легкодоступных женщин в своем поселении. Любой состоятельный иностранец при желании мог ее получить. Входной билет к сердцу блаженной составлял две тясячи метров красного шелка. Об этом в местной таверне мог узнать каждый интересующийся.
Девушке повезло, что Грей был молод и красив. Так-то с подобной программой каждый под красными парусами показался бы фантазерке сказочным принцем.
Интересно, а на корабле был какой-нибудь капеллан? Вряд ли Грей дождался конца плаванья. Наверное, Ассоль была шокирована, когда прекрасный принц в первую же ночь превратился в похотливое чудовище. Что-то подсказывает, что она не подозревала о другой стороне супружеской жизни.
Ну вот, из-за недостатка романтики в моей жизни я становлюсь циничным синим чулком.
Встаю и мою кружку в раковине. Телефон пиликает, уведомляя об СМС. Вытираю руки и открываю сообщение. Сердце бьется встревоженной птицей. Мне пишет Глеб.
Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: «Будь благословенна!» —
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.
А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И — боже правый! — ты была моя.
Читаю строчки любимого Арсения Тарковского и на глаза наворачиваются слезы. Тебе не хватало романтики, Груша? Получи, распишись.
Делаю несколько глубоких вдохов и решаюсь на то, что постоянно откладывала. Возвращаюсь к ноутбуку и добавляю Князева в друзья. Пальцы на мгновение зависают над клавиатурой, потом все-таки набирают строчки из того же стихотворного произведения.
Аграфена
Снова высмаркиваюсь в одноразовую салфетку. Слез уже нет. От стресса знобит. Набираю ванную, выливаю масло лаванды. Опускаюсь в воду и заставляю себя смирно сидеть.
Успокаивающий аромат туманит голову. Пытаюсь понять, что делать дальше. Наш короткий диалог выпотрошил меня полностью. Как мне дальше существовать такой пустой?
Любовь очень странная штука. Абсолютно чужой человек вдруг внезапно становится самым близким. Как я должна теперь жить, когда рядом нет этого самого близкого? Должна добровольно ампутировать ребро или что-то другое. Вроде без них не умрешь, просто останешься калекой.
Почему все против меня? Закон против меня. Весь мир против меня.
Вода постепенно остывает, подушечки пальцев скукоживаются. Нехотя вылезаю из ванны, вытираюсь и прохожу в зал. Осторожно сажусь за ноутбук. Мне страшно его включать. Боюсь заходить в чат, который приносит боль.
Набравшись смелости, захожу в диалог. Меня ожидает непрочитанное сообщение.
Глеб Князев: Мышка, мы ни разу нормально не поговорили. Просто скажи все, что ты обо мне думаешь. Можно матом. Только не молчи!
Что значит «нормально»? Как цивилизованные люди? Так, кажется, говорят при разводах. Князев не учитывает один нюанс. Так говорят при разводах те, кто уже ничего не чувствует. Цивилизованные люди – холодные люди. А я медленно сгораю изнутри, я сейчас не могу «нормально». Извергаю на голову Князева все свое отчаяние.
Аграфена Ракитина: Я ненавижу тебя, Глеб. Все из-за тебя. Забрал мою жизнь, а сам спокойно продолжаешь свою. Женишься, станешь отцом. Лезешь в мои сны, прописался в моей голове. Почему ты не можешь просто меня отпустить? Просто уйти из моих мыслей и больше меня не мучить.
Не успеваю отослать ответ, как Князев появляется в чате. Можно подумать, что сидел и ждал.
Глеб Князев: Ты моя, мышка. Даже не мечтай.
Аграфена Ракитина: Твоя другая женщина, Глеб. И это был твой личный выбор. Мы друг другу никто.
Глеб Князев: Это легко исправить, Груша. Тебе просто нужно принять мое предложение.
Аграфена Ракитина: Неужели ты сам не понимаешь, что это бред? У тебя есть жена, будет ребенок. С каждым днем ты будешь все дальше отдаляться от меня и погружаться в новую жизнь. Ты хочешь, чтобы я умирала каждый день, наблюдая за этим?
Глеб Князев: Ты не понимаешь о чем говоришь, Груша. Давай встретимся и все обсудим.
Аграфена Ракитина: Что здесь обсуждать, Глеб?
Глеб Князев: У нас куча тем для обсуждения. Например, положения брачного договора для никаха в мечети.
Аграфена Ракитина: От твоего уверенного тона этот абсурд не становится реалистичнее. Я не представляю себя в подобном формате отношений.
Глеб Князев: В каком формате, Груша? Я люблю тебя, ты любишь меня. Это все, что имеет значение.
Аграфена Ракитина: С кем ты будешь жить, Глеб?
Глеб Князев: Это не разговор для чата, Груша. Давай встретимся.
Аграфена Ракитина: Так я и думала. Прости, я хочу спать!
Вырубаю ноут. Так вымоталась морально, что мгновенно засыпаю.
Мне снится какой-то средневековый мост. На нем пляшут какие-то средневековые мальчики. Пытаюсь пробраться сквозь толпу танцоров на другой берег. Движения танцующих удивительно синхронные. От резонанса мост начинает рушиться. Я медленно, как Алиса в том мультике, падаю в бесконечную черную бездну. Там на дне зазеркалье с другими правилами, там я смогу остаться с Глебом. Вокруг меня дымка тумана, откуда-то снизу слышатся призывы муэдзина к азану.
Глеб Князев
– Где вы должны встретиться с Кудрешовой? – на мгновение отвожу взгляд от дороги и смотрю на Наталью.
– У стойки регистрации, – Сергеева рассеянно смотрит в окно, – я тогда оставлю полушубок в машине. Не вижу смысла таскать его с собой. Ты мне его потом привезешь?
– Конечно, – с готовностью заверяю, – я встречу вас в любом случае.
Я так ждал этого дня, что сейчас готов пообещать Наталье все, что угодно. Сегодня я почти люблю свою жену.
– Да, это не будет лишним. Думаю, мы там основательно пошопимся. Мне нужно затарить гардероб на время беременности.
– Только не переусердствуй, тебе нельзя носить тяжелое, – участливо замечаю я, – а вообще, не торопитесь возвращаться. Отдохните как следует, чтобы по сто раз не летать.
Наталья задумчиво переключает радиостанции. У меня вибрирует телефон. Останавливаюсь на светофоре и открываю СМС.
АР: Ты с ней спишь?
Лихорадочно соображаю над полученным вопросом. Сформулировано в настоящем времени. Если бы Груша спросила, спал ли я с Натальей, было бы проблематичнее. А так даже не совру.
Глеб Князев: Нет! У нас разные спальни.
Загорается зеленый, откидываю телефон на переднюю панель, переключаю передачу. Стартую, набираю скорость. Айфон снова вибрирует.
– С кем ты переписываешься? – с подозрением интересуется Сергеева.
– Макс Бурлаков зовет бухать, – спокойно вру я.
– Я вообще-то еще не уехала, – недовольно ворчит Наталья, – пусть потерпит твой Бурлаков.
Не могу хладнокровно ждать, рука сама тянется к телефону. Открываю сообщение и еле сдерживаюсь, чтобы не выругаться.
АР: Готова подъехать на нейтральную территорию в течении часа.
Для меня сейчас это нереалистичный тайминг. Прибавляю скорость, но это просто жест отчаяния. Встаю в пробку на трассе. Кошусь на Сергееву, она зависает в своем телефоне. Быстро набираю сообщение:
Глеб Князев: Я не успею, давай попозже спишемся.
АР: Сейчас не до меня, ждать своей очереди?
Глеб Князев: Не говори глупостей, просто мне нужно немного времени.
АР: Спасибо! Наглядно продемонстрировал мне возможное будущее. Не пиши мне больше, Глеб!
Глеб Князев: Я буду ночевать у тебя сегодня, если ты скинешь мне адрес. Груша, не психуй, пожалуйста. Просто дай мне шанс.
Приезжаем в аэропорт. Время течет бесконечно. Держу телефон в руке, но он больше не вибрирует. Еле доживаю до момента, когда Сергеева с Кудрешовой пересекают паспортный контроль. Сразу набираю Ракитину. Автоматический голос сообщает, что абонент недоступен.
Аграфена Ракитина
Захожу в Экспоцентр и оглядываюсь. Нахожу глазами стойку регистрации участников интернет-конференции RIW и направляюсь к ней. За время своей удаленной работы я немного одичала, шум и гам больших народных масс слегка дезориентирует меня.
Регистрируюсь, получаю бейджик и пакетик с рекламными материалами. В ворохе листовок нахожу программу мероприятия и начинаю ее изучать. Разные секции проходят в шести залах одновременно, поэтому мне нужно определиться с интересующими темами. Глаза разбегаются. Я знаю, что ничего не знаю, поэтому хочу услышать все.
Мужские руки ловят меня за предплечья и я отрываюсь от изучения программы. Поднимаю глаза и вижу перед собой Геннадия.
– Аграфена, привет! – мужчина слегка улыбается. – Рад видеть, что ты горишь энтузиазмом и не замечаешь ничего вокруг кроме повестки дня. Обведи там кружочком сессию по электронному правительству. Она будет в белом зале. Если возникнут какие-то вопросы, найди меня. Я где-нибудь здесь ближайшие три дня.
– Спасибо, Геннадий! Из рекомендаций только белый зал? Может быть посоветуете что-нибудь еще? – требовательно смотрю на своего проектного босса.
– Нет, Груша. Наша тематическая секция только эта. Остальную программу можешь выбрать самостоятельно. Ну, давай, осматривайся тут, – дает ценные указания Геннадий и, похлопав меня по плечу, уже бежит навстречу кому-то еще.
Провожаю взглядом спину босса и снова утыкаюсь в программу. Решаю, что сегодня буду лавировать между белым и красным залом. Во втором секция по веб-аналитике. Это так солидно звучит, что хочется узнать о теме подробнее.
Экспоцентр похож на большой муравейник. Меня окружают приятные молодые люди. Атмосфера сочится бодрящей энергетикой, и я буквально пропитываюсь ей.
Периодически вижу лица, которые мне уже знакомы еще с хакатона. Почему-то это очень приятно. Чувствую свою принадлежность к интернет-отрасли.
Во время первого кофе-брейка меня хватает за руку какой-то неизвестный паренек. Смотрю на него недоуменно. В этих ваших интернетах такое беспардонное поведение считается нормальным?!
– Девушка, а можно с вами сфотографироваться? – не смущаясь моего недоумения, интересуется юнец. Тут же отдает свой телефон проходящей мимо девушке и просит ее сделать несколько кадров.
– Не понимаю, зачем вам нужны фотографии со мной? – растерянно бормочу я.
– Ты клевая, – лаконично отвечает паренек. Обезоруженная такой позитивной характеристикой, смиренно улыбаюсь в камеру.
Вырвавшись из загребущих лап странного молодого человека, иду ориентируясь на запах кофе.
Я опять не выспалась. Глеб засыпает меня сообщениями в контакте, которые я стоически не смотрю. В телефоне закинула Князева в черный список, а в контакте почему-то не решаюсь. В итоге полночи пыталась угадать, что Князев мог мне написать. И это вместо того, чтобы спать накануне важного мероприятия!
С кофе устраиваюсь в зале отдыха на большом пуфе. «Груша на груше», - усмехаюсь сама над собой. Только допиваю бодрящий напиток, рядом со мной появляется подросток с пирсингом на губе.
– Я хочу с тобой селфи! – объявляет мне малец и тут же плюхается на пуф рядом со мной. Обнимает меня за плечо, прижимается щекой к щеке и делает несколько снимков на свой айфон.
Не успеваю даже возмутиться, как мальчик исчезает на просторах интернет-конференции.
День получается информационно насыщенным. Бегаю от зала к залу и уже дурею от новой информации. После третьего айтишника, желающего со мной сфотографироваться, решаю, что они все немного не в себе.
Если подумать, то все это очень логично. В интернете должно быть работает много аутистов. Неудивительно, что все они ведут себя несколько странно. Поэтому перестаю изумляться и просто фотографируюсь со всеми желающими.
Вечером возвращаюсь в квартиру, проветриваю комнату с криптофермой и сажусь за работу. Перебарываю усталость и заставляю себя собраться. Три дня выпадают из-за конференции, поэтому отдыхать мне некогда. Игнорировать сообщения Князева становится гораздо легче. У меня просто нет времени, чтобы их посмотреть.
Во второй день я уже не связана обязательными мероприятиями, поэтому весь день лавирую между разными секциями. В кофе-брейки привычно фотографируюсь с разными странными людьми.
– Груша, привет! Прекрасно выглядишь. Что ты тут делаешь? – слышу знакомый голос и поднимаю глаза.
Аграфена Ракитина
Передо мной стоит Воротынцев, политический обозреватель с прежнего места работы.
– Здравствуйте, Клим! – широко улыбаюсь мужчине. – Я сейчас участвую в проекте по развитию интернета. А вы почему здесь? Разве интернет как-то относится к политическим темам?
– С некоторых пор, относится, – усмехается журналист, – не прошло и двадцати лет, как руководство заметило выросшего под носом слона. Нет бы пестовать его с детского сада, сейчас было бы меньше проблем. Но в девяностые страну пилили, некогда было отвлекаться на глупости. А в итоге что? – вопрошает Клим.
– Что? – с интересом смотрю на мужчину.
– А в итоге слон вырос на иностранных инвестициях. Пошли куда-нибудь присядем, Грушенька. Но сначала купим десертик, добавим в жизнь немного сладкого.
Устраиваемся за столик. С удовольствием поглощаю шоколадный торт.
– Что вы имели в виду под иностранными инвестициями, Клим? Я думала, что все рунетовские сайты наши.
– Угу, наши. Львиная доля крупных проектов зарегистрирована на Британских Виргинских островах. Так-то формально вроде бы во владельцах числятся российские граждане, которые утверждают, что на BVI и в других офшорах лучше судебная система.
– А на самом деле? – захватываю ложечкой кусочек десерта и зажмуриваюсь, когда рецепторы замирают от восхищения.
– А на самом деле, ищи источник финансирования там, где припаркован бизнес. Не случайно многими «нашими» интернет-проектами как бы владеют местные евреи. Реальных же владельцев нужно искать где-то в районе Британских островов. Вы знаете историю Рамблера, Грушенька?
– Ну, сам Рамблер знаю, – уклоняюсь от прямого ответа.
– Вы этого уже не помните, но в девяностые Рамблер был главным поисковиком России. Его алгоритмы были самыми лучшими. Но тогда никто не знал, как можно монетизировать интернет-проекты. Контекстной рекламы еще не было. Рамблер продавал баннеры преимущественно на главной странице сайта и еле сводил концы с концами. Вот тогда бы государству озаботиться этим вопросом и помочь российскому проекту. Нет, было не до того.
– И что было дальше? – требую продолжения, лениво потягивая кофе.
– Дальше нашли каких-то плохеньких инвесторов, потом других. Кое как сводили концы с концами, в итоге создатели продали свою долю и вышли из проекта. Поиск в конце концов убили и сделали из Рамблера портал. В то же время яндекс сразу сумел получить нормальное финансирование и сохранил контроль над компанией. Судя по его голландской прописке, не исключаю, что там поучаствовал еврейский финансовый капитал.
– Слабо верится, – задумчиво смотрю на Клима, – я думала евреи умеют считать деньги. Зачем входить в проекты, когда не было внятных идей по монетизации?
– Монетизация может быть не только финансовая, – кивает головой Воротынцев. – Религиозно-политические цели тоже никто не отменял. Иудаизм в отличие от христианства имеет конкретные цели в этой земной жизни.
– Я знаю, – спешу заверить мужчину, – евреи ждут Машиаха.
– Да. И когда он придет, все народы мира должны будут склонить головы перед иудейским богом.
– Серьезно? – от удивления открываю рот.
– Вполне. Есть даже такая иудейская молитва, где обещается, что эта цель исполнится.
– И как этого можно добиться? Как я поняла, Машиаха ожидают со дня на день, не вижу толп желающих перейти в иудаизм. Кстати, а Аллах и христианский бог считаются ипостасями Яхве или нет?
– Затрудняюсь ответить на этот вопрос. Но даже если засчитать, весь мир все-равно не охвачен. А теперь представь исходные данные задачи. Малый народ в рассеянии, перед которым стоят мессианские цели.
Озадачено провожу ладонью по лбу.
– Вы еще забыли добавить, что этот народ находится во враждебном окружении, где его обвиняют в распятии Христа. Определенно, трудная задача, – бормочу я. – Впрочем, христиане сами ее облегчили, передав в руки евреев финансовые функции.
– Ну да, деньги решают многое, – соглашается Клим. – Но и они не всесильны. Что такое «склонить головы перед иудейским богом»? Это заставить поверить в некую идеологию. Надо отметить, что в создании идеологий евреи вообще преуспели. Можно сказать, что это их этническая специализация: каббала, христианство, коммунизм, объективизм, теория перманентной революции. Список далеко не полный. Для распространения идеологий сейчас используют средства массовой информации. Но две тысячи лет назад ничего такого не было. Даже книги читали немногие. Соответственно, перейти к активным действиям не представлялось возможным. В какой-то точке истории появляется пресса, которой мгновенно заинтересовывается еврейский финансовый капитал. Не потому, что это прибыльное дело. Хотя и прессу научились использовать как вспомогательный инструмент для манипулирования рынками. А потому, что она позволяет влиять на умы. Следовательно, может помочь в осуществлении задач, возложенных на Машиаха.
– Суть я поняла, – задумчиво накручиваю локон на палец, – интернет тоже можно использовать для влияния на умы. Поэтому в него инвестировали еще до того, как придумали монетизацию.
– Именно. Но это была легкая задачка для «девушки Цукерфейса», – удовлетворенно хмыкает Клим.
– Что вы имеете в виду, Клим? Я уже не первый раз слышу это словосочетание, – подаюсь всем корпусом навстречу журналисту.
– Да ладно, Груша. Ты стала звездой Рунета и не знаешь об этом? – Воротынцев смотрит на меня неверяще.
– Звездой рунета? – мои брови ползут вверх.
Клим вздыхает и достает свой планшет. Открывает поиск и демонстрирует мне результаты по запросу «девушка Цукерфейса». Голова начинает кружиться, когда на меня вываливается куча демотиваторов с моей фотографией. «Груша, которую Цукерфейс хочет скушать» – гласит подпись под одним из них.
Закрываю лицо руками и не могу сдержать стон. Воротынцев задорно ржет.
– Выдыхай, Грушенька. Вообще странно, что никто из коллег не нашел тебя, чтобы взять комментарий.
Аграфена Ракитина
На третий день еду в Экспоцентр, соблюдая правила конспирации. На мне темные очки, волосы частично скрыты бейсболкой. Долго смотрела в зеркало и решила, что теперь меня точно никто не узнает.
Геннадий ловит меня почти на входе и внимательно оглядывает прикид.
– Груша? Тебя объявили в розыск? - уголки рта проектного босса лезут вверх.
– Меня так легко узнать? – растерянно спрашиваю, озираясь по сторонам, – Цель была сохранить инкогнито.
– Ну, ты бы хоть майку другую надела. Эта весьма узнаваема, – Геннадий издает довольный смешок.
Растерянно смотрю вниз на футболку, подаренную Цукерфейсом. Еще перед конференцией подготовила ее для финального дня. Решила, что очень подходит для айтишного мероприятия. Сегодня утром бездумно надела, потому что образ был заранее приготовлен, вещи отутюжены. Несомненно тупой поступок, но я плохо спала. Полночи убегала от толп фанатов.
– То есть меня опять все узнают? – испуганно спрашиваю я.
– Поклонники замучили? – мужчина задорно вздергивает бровь.
– Я бы не узнал, – только теперь обращаю внимание на молодого человека, стоящего за плечом босса.
– Это Артем, – Геннадий делает шаг в сторону и представляет мне коллегу.
В течение конференции Геннадий познакомил меня со всеми членами команды, но жаворонок Артем в первые дни не появлялся.
– Очень приятно лично познакомиться, Груша, – улыбается Артем, – если бы не читал доклад в секции стартапов, с удовольствием выступил бы сегодня вашим сопровождающим.
– Взаимно, – вымученно улыбаюсь я, – надеюсь, только Геннадий такой наблюдательный и сопровождение мне сегодня не понадобится.
Прощаюсь с коллегами и направляюсь в туалет. Среди айтишников много странных типов. Надеюсь, я не буду слишком выделяться на их фоне. В кабинке выворачиваю футболку наизнанку. Выхожу и смотрюсь в зеркало. Качество у майки неплохое, нитки нигде не торчат, но швы бросаются в глаза. Приходит мысль, что так могла одеться не только рассеянная девушка, но и какая-нибудь эпатажная личность. В черных очках в помещении я больше похожа на вторую, чем на первую. Ладно, все это мелочи. Главное, чтобы никто не узнал.
Весь день наслаждаюсь покоем. Спокойно хожу на секции, передвигаюсь по павильону. Пью кофе, сижу в зоне отдыха. Периодически ловлю на себе странные взгляды, но просто игнорирую их. Два дня, а я уже устала от популярности. Как люди с ней живут всю жизнь?
Секции стартапов не было в моих планах, но после знакомства с Артемом решила ее посетить.
Усаживаюсь на стул и жду начала доклада. Вскоре рядом со мной материализуется Артем.
– Привет! Как прошел день? – в голосе слышится искренний интерес.
– Чудесно! Для достижения дзена человеку нужно совсем немного. Сначала дать ему славу, а потом ее отобрать, – делюсь постигнутой в течение дня мудростью. – Кстати, а почему в этом зале все такие молодые?
– Стартаперы, – усмехается Артем, замечает на моем лице непонимание и поясняет, – дети мечтают создать стартап и заработать миллионы долларов.
– Это возможно? – с любопытством уточняю я.
– Их вдохновляет пример Анны Самоловой. Выпускница «вышки» сделала клон западного купонного сайта, а потом продалась этому западному сайту за десятки миллионов долларов. Девочка учла, что эта западная компания заходит на новые рынки не самостоятельно, а покупая местные проекты. Правильно все рассчитала, ну и немного везения. Дети хотят также.
– У них получится? – интересуюсь я.
– Джекпот выпадает не так часто, – пожимает плечом Артем. – Представь, если бы Россия не стояла в ближайших планах на расширение у этой компании. Не думаю, что у Ани был очень большой бюджет. Сколько бы она с партнерами смогла покрывать текущие косты? Ее бизнес-идея похожа на лотерею. Больше шансов было на то, чтобы пролететь. Дети тоже хотят легких денег. Обычно подобное желание приводит не к обогащению, а к потере того, что имеешь.
Решаю не оставаться на заключительные мероприятия. Все-таки в вывернутой футболке ходить не очень комфортно.
Приезжаю домой и забиваю в поисковик запрос об Анне Самоловой. Вместе со множеством статей об удачливой выпускнице, в выдаче висит презентация Анны с какой-то конференции. Скачиваю файл на компьютер и щелкаю по нему мышкой.
Ноутбук издает тревожный стон и экран гаснет. Нервно жму на кнопку перезагрузки, но компьютер не подает никаких признаков жизни.
Глеб Князев
Поднимаю трубку рабочего телефона и слышу голос Волкова:
– Глебчик, зайди ко мне, ты должен это увидеть!
Некоторое время пытаюсь переключиться от таблицы, которую изучал перед звонком. Разминаю шею и неспешно встаю из-за стола.
Чем ближе подхожу к кабинету, тем сильнее бьется сердце. Очень странное состояние. Кивком приветствую секретарш босса и прохожу в кабинет.
– Иди сюда, Глебчик! – Сергей машет мне рукой, подзывая к своему монитору.
Подхожу ближе, заглядываю в экран. У Волкова открыта страница социальной сети. С фотографии на меня смотрит Груша. Ее за талию приобнял какой-то хипстер. Подпись сообщает, что данный тип на интернет-конференции встретил «девушку Цукерфейса».
– Что это за хрень? – взрываюсь я.
– Я точно также прокомментировал этот пост, – ухмыляется Волков, – немного погуглил и вуаля!
Сергей переключает вкладку и включает ролик на ютубе. Заголовок гласит, что Цукерфейс посетил хакатон в Москве и встретил девушку своей мечты. Смотрю короткий сюжет и играю желваками.
– Майнеймизгруша! – выплевываю я злобно.
– В общем, твоя нимфа стала интернет-мемом, бро! – резюмирует Волков. – Эй, расслабься, сейчас забрызгаешь мне монитор тестостероном. Тем более, твой мнимый соперник давно укатил в закат. Это все просто забавно.
– Она обещала ни с кем не знакомиться в мое отсутствие, – сквозь зубы цежу я.
– Полегче, вы все-таки расстались, – напоминает мне Волков.
Аграфена
Утыкаюсь носом в мужскую грудь и жадно втягиваю воздух. Запах, по которому я так скучала, заполняет пустые легкие. Голова кружится, ясно мыслить не получается. Я сейчас просто самка, которая наконец-то дорвалась до своего самца.
– Почему у тебя футболка наизнанку? – хрипло интересуется Князев.
– Не важно, – бормочу я. Быстро стягиваю с себя майку и отшвыриваю подальше на пол. Тут же жалею о содеянном. Все-таки прежде всего это была не улика, а защита от чрезмерной близости.
Глеб тут же прижимает мое полуобнаженное тело к себе и замирает в нерешительности.
Так странно видеть его в этом состоянии. Глеб и робость обитают где-то в разных вселенных, тем не менее его руки просто покоятся на моей оголенной коже. Он не торопится переходить к активным действиям.
Мы просто молчим и вдавливаемся друг в друга. Пытаемся слиться в единый организм. Часто дышим и слышим оглушительную канонаду наших сердец. Секс сейчас был бы очень логичен, но мы просто застыли. Глеб, наверное, боится спугнуть меня. А я пребываю в странном состоянии между страстным желанием и парализацией, вызванной табу на близость с женатым мужчиной.
– Что теперь будет? – наконец-то шепчу я, не поднимая глаз.
– Мы поженимся, – твердо заявляет Князев, – даже не спорь, Груша. Это решенный вопрос, а не повод для дискуссии. Я тебя нашел, теперь ты никуда не денешься.
Его убежденность подавляет мою волю. Сильные руки цепко держат меня. И я малодушно думаю, что проще всего покориться, довериться своему мужчине и отпустить контроль над ситуацией. На миг прикрываю глаза и просто растворяюсь в своих ощущениях. Напитываюсь подавляющей энергетикой Глеба, как студеной водой из живительного источника. Но полного покоя достичь не удается. Червячок моральных терзаний подтачивает меня.
– Ты женат, Глеб, – выдавливаю из себя слова, диктуемые последними остатками здравого смысла, – у тебя будет ребенок.
– Не думай об этом, мышка. Поговорим завтра на свежую голову. Просто привыкай к мысли, что в ближайшее время ты станешь моей женой.
– Я не могу, Глеб, – шепчу я, поднимая взгляд на волевое лицо – почему ты не хочешь понять, что я так не могу?
– Зато я могу, Груша. Просто представь, что я варвар, который украл тебя из родного дома. Теперь ты должна будешь жить на чужбине и подчиняться требованиям иного бога. От тебя теперь ничего не зависит. Ты просто принимаешь свою судьбу.
Я закрываю глаза и представляю набег монголо-татарского войска. Князев очень органично смотрится в высокой меховой шапке и на низкой коренастой лошадке. Он спрыгивает из седла и направляется прямо к храму. Я вижу это и отшатываюсь от щели между дверями, в которую наблюдала за происходящим в осажденном врагами городе. Вскоре двери содрогаются от мощного удара, второго, третьего. Засов не выдерживает, створки распахиваются. Князев появляется на пороге храма. Всесильный и безжалостный. Я встречаюсь с диким, потемневшим взглядом. Разворачиваюсь и пытаюсь убежать. Через мгновение мои ноги теряют земную опору. Я перекинута через мощное плечо варвара, беспомощно бью кулаками по широкой спине.
Глеб Князев
Груша внезапно вырубается прямо в моих объятиях. И я сейчас завидую ей. Яйца гудят от немыслимого напряжения. Неудовлетворенное желание оборачивается физической болью. Даже не знаю, как мне удалось сдержаться. В голове репитом засела фраза Груши в лимузине о том, что вторая жена мне нужна только для секса.
Осторожно встаю и несу Грушу в спальню. Кладу на кровать и укрываю пледом. Иду в душ, чтобы предаться греху рукоблудства. В исламе позволяется снимать напряжение только с помощью женской руки. В очередной раз фиксирую в голове игнорируемый мной харам.
Я встаю под горячие струи воды и сжимаю пальцы на своем пульсирующем члене. Закрываю глаза и вижу, как раскладываю Грушу на том самом диване. Чувствую жар женского тела, слышу знакомые стоны, физически ощущаю хватку узкого лона. Моя рука все быстрее скользит по напряженной плоти. Пятки Груши отбивают ритм на моих бедрах. Вспоминаю ее язык, облизывающий пересохшие губы, и чувствую, как напрягается каждый мускул тела. Член на мгновения становится больше и вскоре извергает сперму. Опираюсь на кафельную стену, пока конвульсирую от вспышек оргазма.
Возвращаюсь в спальню и осторожно привлекаю Грушу в свои объятия. Еле сдерживаю себя, чтобы не гулять руками по обнаженной коже. Вдыхаю ее запах и думаю о том, что буду навеки проклят, если позволю своей женщине снова сбежать.
Размышляю, что именно о своем браке я могу безболезненно рассказать Ракитиной. Сейчас мне совершенно очевидно, что необходимо открыть хотя бы часть правды. Смущает наличие у Груши близких подруг. Сможет ли она хранить от них мои тайны?
На миг задумываюсь, точно ли это тайны? Куча людей уже посвящена в реальные расклады. Даже отец Сергеевой наверняка догадывается о моей мотивации. Наталья все поймет, как только откроют первые уголовные дела.
Прямо скажем, что моя одержимость Грушей сейчас совсем некстати. План с никахом вообще является неоправданным риском. Это совершенно неразумно, но является жизненной необходимостью. Если я упущу мышку, все остальное станет неважным.
Теоретически, я безболезненно могу рассказать о деле матери. О ребенке рассказывать нельзя. Только эта деталь сейчас держит всю конструкцию склеенной. Сергеев-старший будет меня терпеть, пока считает, что я отец его внука. Информация о том, что я не являюсь биологическим родителем ребенка, не должна получить распространение. Жаль. Это именно то, что больше всего не дает покоя Груше. Но как бы я ни хотел ее успокоить, об этом следует молчать.
Просыпаюсь от жгучего настойчивого взгляда. Груша пытливо смотрит на меня.
– Мышка! – сонно сгребаю девушку в объятия, задыхаясь от осознания, что это происходит в реальности. – ты знаешь, что ты моя?
Ракитина прижимается ко мне и затихает. Слушаем дыхание друг друга. Меня штормит от эйфории.
Аграфена
И что теперь? Сжимаю в руке край одеяла. С этого момента можно считать меня любовницей Глеба? Такое ощущение, что спрыгнула с моста головой вниз. Свободное падение в абсолютную неизвестность. Почему он вообще до сих пор здесь? Разве не должен был ночевать дома с женой?
Поворачиваю голову и натыкаюсь на изучающий взгляд.
-- У вас, правда, разные спальни? – задаю первый пришедший в голову вопрос.
– Правда. На ближайший год точно.
– Только на ближайший год? – нерадостно усмехаюсь. – Блестящие перспективы! Потом, как понимаю, ты будешь с ней спать.
– Ты слишком ревнивая, мышка, – Глеб тяжело вздыхает, – надо с этим что-то делать. Хочешь попробуем секс втроем? Выберешь любую девушку из колл-центра, которая больше всего тебе понравится.
– Князев, прекрати! Я сейчас уйду! Не могу даже думать о том, как ты трахаешь другую. Это убивает меня.
Перекатывается и нависает надо мной сверху. Всматривается в глаза.
– Это просто секс, Груша. Не надо делать из него трагедии. Люблю я только тебя!
– У нас разные представления о любви, – отворачиваюсь от прожигающего взгляда и смотрю в окно, – когда любят, на других не женятся.
– Я разведусь, – уверенно заявляет Князев, – как только это станет возможным.
– А как же ребенок? – холодно уточняю я.
– Буду платить алименты, – Князев чуть хмурится.
– Зачем тогда женился? Алименты можно было платить и так, – в груди опять закипает жгучая обида.
– Это было необходимостью, Груша. Матери грозит уголовка. Отец Натальи курирует дело. Другого варианта не было. Взяток он не берет.
Правда обрушивается на мою голову ледяной лавой. За время нашего отчуждения я успела придумать тысячу версий, почему Глеб выбрал не меня. Но услышанное просто вымораживает. До такого холодного расчета я бы просто не додумалась.
– Не знаю, что хуже, – мой голос становится сиплым, – думать, что твой мужчина просто захотел другую женщину, или знать, что тебя осознанно предали.
– Да, Груша, у меня был непростой выбор, и я предпочел свободу для матери. Ты бы что делала на моем месте?
– Наверное, то же самое, – неохотно признаю я.
– Я разведусь, как только суд закончится, – мужчина откидывается на спину и тянет меня к себе на грудь. Позволяю делать все, что он хочет. Чувствую себя заторможено. Пытаюсь переварить новую информацию и понять, что она значит для меня.
– Ты не можешь сейчас точно знать свои действия в будущем, – наконец негромко возражаю я, – когда ребенок родится, у тебя появятся чувства к нему и его матери. Возможно, ты не захочешь разводиться.
– Это все неважно, Груша, – раздраженно прерывает меня Глеб, – у нас с тобой тоже будут дети.
У меня перехватывает дыхание, сердце ускоряется.
– Ты хочешь от меня детей? – волнуюсь как идиотка. Тут же разбавляю сарказмом, – не боишься, что у меня расширится влагалище и ощущения будут не те?
– Буду трахать кого-нибудь другого, – выдает со смешком мужчина, у меня тут же возникает желание расцарапать наглую рожу, но Князев успевает перехватить мои руки, – спокойнее, мышка. Я же шучу. Будет мне урок, сильно с тобой не откровенничать на такие деликатные мужские темы. Если ты потом используешь информацию против меня.
Глеб проводит ладонями по моей спине, слегка массируя мышцы. Его легкие поглаживания успокаивают и расслабляют. Возмущение постепенно отпускает меня. Кладу голову ему на грудь и слушаю ритмичную работу сердца. Правда ли, что оно бьется только для меня? Смогу ли я снова довериться Князеву?
– Я хочу провести никах в ближайшее время, – разрезает тишину голос мужчины.
– Глеб, я еще ничего не решила, – пытаюсь скатиться с большого тела, но руки Князева удерживают меня, – все слишком странно. Не понимаю, зачем тебе это нужно. Какие-то танцы с бубнами, а юридически все ничтожно.
– Танцы с бубнами? Я хочу взять тебя в жены перед лицом своего бога, христианская женщина. Не оскорбляй мои религиозные чувства, – ладони Князева сильно сжимают мои ягодицы, и я слегка вскрикиваю.
– Я просто хотела сказать, что договор, заключаемый в мечети, просто бумажка без юридической силы, – оправдываясь, поясняю я.
– Если ты пробила информацию, значит думала над моим предложением, – удовлетворенно хмыкает Князев, – я смогу о тебе позаботиться, Груша. У меня есть два котлована в Новой Москве. Один мне нужно будет продать, чтобы вернуть деньги матери. Второй я перепишу на тебя. Это будет мой махр. Он останется у тебя, если мы разведемся. Такие юридические гарантии тебя устроят?
– Я еще ничего не решила, – упрямо заявляю я.
Меня слегка штормит. Голова кружится. Ничего сейчас не понимаю. Что правильно, что неправильно. Чего хочу лично я. Могу я вообще что-то принимать от Князева? Получится, что я просто продаюсь за квартиру.
– Все мои деньги уже лежат на нашем совместном счете, – продолжает добивать меня Князев, – если я вдруг погибну, все заработанное мной до брака останется тебе. На средства, заработанные после моего официального бракосочетания, ты претендовать не сможешь.
– Что значит погибнешь? – меня начинает потряхивать. – О чем ты вообще говоришь?
– Чтобы тебя найти, мне пришлось записаться в разведчики, Груша. Я еду в Сирию, – Глеб берет меня за подбородок и тянется за поцелуем.
– Князев, ты идиот? – отворачиваю лицо. – Скажи, что ты пошутил, – вырываюсь из его хватки и сажусь рядом на колени.
– Нет, Груша. Я совершенно серьезно. Теперь ты мне должна. Всего лишь один никах. Ну и хотя бы одного ребенка. Идущим на смерть не отказывают!
– Идиот! Князев, как я тебя иногда ненавижу! – соскакиваю с кровати и ухожу в ванную.
Закрываюсь и залезаю под душ. Задыхаюсь от злости. Как можно быть таким дегенератом? Просто поверить не могу. Отчаянно хочется плакать.
– Груша, открой! – в дверь настойчиво стучат.
– Нет! – кричу сквозь подступающие слезы.