Все, о чем я просила – это сохранить нашу историю. Выполнил ли он ее: этого мне никогда не узнать. Я надеюсь, что да. Здесь полно тайн и вопросов, на которые никто никогда не найдет ответы. Но вы можете попытаться, как попытались и мы. Все, о чем я просила – это сохранить нашу историю. Выполнил ли он ее: этого мне никогда не узнать. Я надеюсь, что да. Здесь полно тайн и вопросов, на которые никто никогда не найдет ответы. Но вы можете попытаться, как попытались и мы. Все, о чем я просила – это сохранить нашу историю. Выполнил ли он ее: этого мне никогда не узнать. Я надеюсь, что да. Здесь полно тайн и вопросов, на которые никто никогда не найдет ответы. Но вы можете попытаться, как попытались и мы. Все, о чем я просила – это сохранить нашу историю. Выполнил ли он ее: этого мне никогда не узнать. Я надеюсь, что да. Здесь полно тайн и вопросов, на которые никто никогда не найдет ответы. Но вы можете попытаться, как попытались и мы.
Глава 1. Находка
Со дня Кровавого карнавала прошло восемь лет, но для жителей города он длился до сих пор.
Его отголоски застыли в самом воздухе Вэйриджа, просачивались сквозь стены домов и впитывались в землю, словно та самая кровь, что так и не отмыли с полов проклятого особняка.
Огромный заголовок популярного журнала «Мрачные хроники» смотрел на меня с витрины киоска словно темный глаз, подмигивающий прохожим из бездны. Он обещал если не раскрыть все тайны мира, то хотя бы напугать до дрожи в коленках, и у него это прекрасно получалось.
С того самого момента, как мне впервые попал в руки этот журнал, мой разум оказался во власти непрекращающегося кошмара.
Я замерла на тротуаре, не сводя голодного взгляда с жуткой глянцевой обложки, на которой был изображен тот самый заброшенный дом — массивный, с выщербленными ступенями и пустыми глазницами окон. Именно там произошел леденящий душу случай, надолго лишивший покоя всех, у кого хватало смелости вникнуть в саму его суть.
Я бы отдала всю свою коллекцию игр «Симс», лишь бы воочию увидеть тот дом изнутри. Мы с ребятами много раз порывались наведаться в заброшенный особняк, но постоянно застывали перед кованными воротами, парализованные потусторонним ужасом.
- Только не говори, что собираешься его купить, - проворчала шедшая рядом со мной Диана. Ее речь прозвучала неразборчиво из-за засунутого в рот чупа-чупса.
- Именно это я и собираюсь сделать.
Ноги сами понесли меня к киоску, в то время как пальцы тянулись к карману куртки, в котором лежал кошелек. Позади тяжело вздохнула подруга, но по стуку каблуков я поняла, что она пошла за мной следом.
Хмурая продавщица молча протянула мне журнал, отточенными движениями отсчитав сдачу. Ее лицо выражало вселенскую скуку, а из карманного радио, пристроенного где-то внутри палатки, доносилось заунывное пение какого-то исполнителя.
Схватив свою покупку, я отошла в сторону, уступая место следующему покупателю. Голод внутри меня требовал прочитать статью немедленно.
- Ты ведь понимаешь, что все написанное в нем неправда? – поинтересовалась у меня Диана, громко раскусив конфету. Та хрустнула так, что казалось, будто раскололась не она, а сломался один из зубов. Облизав освободившуюся палочку, подруга выкинула ее в стоявшую здесь же урну.
- Это еще неизвестно, - отмахнулась я, открывая оглавление. Мне не терпелось поскорее прочитать долгожданную статью. Хоть номера выходили достаточно часто, раз в две недели, для меня ожидание всегда тянулось мучительно медленно. Последний выпуск закончился на весьма напряженной ноте, я едва дожила до сегодняшнего мгновения, предвкушая долгожданное продолжение.
С недавних пор пятница официально стала моим самым любимым днем.
Диана многозначительно покосилась на свои наручные часы, но мудро промолчала, явно понимая, что спорить со мной в данное мгновение было совершенно бесполезно.
Я бы стала читать статью даже если бы опаздывала в школу.
Изначально мы шли в парк, чтобы встретиться там с друзьями. Леша Прохоров написал нам утром, сообщив, что знает одно классное место, которое никто из нас еще не видел. Поскольку до встречи оставалось еще полчаса, я уговорила Диану сделать крюк и пройти мимо ларька, расположенного на углу Речного проспекта - главной улицы Вэйриджа и переулка Зеленых фонарей. К слову сказать, фонари здесь и правда были зеленые, выделяясь на фоне темных деревьев неестественным цветом.
Найдя нужную страницу, я пролистала журнал прямо до заголовка о Кровавом карнавале. Остальное меня сейчас не интересовало.
«ДОМ КРОВИ: ВОСЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ»
Заголовок был выведен крупными алыми буквами. Я погрузилась в чтение, и мир вокруг перестал существовать.
«Дом на самой окраине маленького, сонного городка Вэйридж всегда вызывал у его жителей необъяснимую дрожь. Старый, покосившийся от времени и невзгод, с почерневшими от дождей стенами и окнами, похожими на пустые, слепые глазницы, он стоял в гордом одиночестве на пригорке, словно забытый Богом и людьми. Но в ту роковую ночь, с пятнадцатого на шестнадцатое мая две тысячи одиннадцатого года, он неестественно, пугающе ожил. По слухам, в его стенах проходил карнавал. Но не обычный, с весельем и смехом, а нечто иное, дьявольское, окутанное зловещей тайной и шепотом из самых темных уголков ада.
Сначала доносилась только музыка — странная, диссонирующая, режущая слух, словно на расстроенных, ржавых инструментах играли руки безумца. Потом к ней присоединился смех. Но это был не беззаботный смех детей, а какой-то надрывный, истеричный, полный неподдельного безумия и ужаса, смех, от которого кровь стыла в жилах. Немногие жители Вэйриджа, рискнувшие в тот вечер прогуляться неподалеку, прислушивались к этим звукам, доносящимся из-за глухого забора, и чувствовали, как по их коже бегут ледяные мурашки. Что же там, в этом проклятом месте, происходит?
Утро принесло с собой не облегчение, а гнетущую, давящую тишину. Слишком густую, слишком полную. Карнавал закончился так же внезапно, как и начался. Но вместо ожидаемых следов веселья — радужных конфетти, пустых бутылок или растерянных, уставших гостей — в воздухе висел тяжелый, сладковато-металлический запах. Запах свежей, запекшейся крови. Он был настолько сильным, что пропитал собой землю и траву вокруг дома на десятки метров.
Глава 2. Дмитрий
Когда я подошла к дому, телефон показывал половину шестого. Последние лучи солнца цеплялись за крыши, утопая в сером мареве. Мне удалось проскользнуть в свою комнату незамеченной, миновав расставленные в коридоре сумки и прижимаясь к стенам. Кроссовки, покрытые засохшей грязью и прилипшими листьями, пришлось снять еще на веранде, чтобы не оставить предательских следов на безупречно чистых полах. Я держала их в руке, словно улику, ощущая, как сердце колотится где-то в горле.
Моя комната напоминала тщательно продуманную витрину музея, посвященного «Идеальной Дочке». Воздух был свежим, пропахшим воском для полировки мебели и едва уловимым ароматом дорогих духов матери — вечным напоминанием о том, какой она должна быть.
Кровать с высоким изголовьем из темного дерева была застелена безупречно, будто ее только что замерли для каталога. Строгий бельгийский лен, подушки в шелковых наволочках-«думках», уложенные с геометрической точностью. Ни морщинки, ни складки. Прикосновение к этому стерильному великолепию вызывало озноб. Спать здесь было все равно что ложиться в саркофаг.
Письменный стол, массивный и серьезный, стоял у окна. Его глянцевая столешница была заставлена не милыми безделушками, а строгими рядами книг в одинаковых кожаных переплетах — полное собрание сочинений русских классиков, которое полагалось не просто читать, а «впитывать». Рядом лежала дорогая ручка, подарок отца «для ведения дневника светлых мыслей». Компьютер, современный и мощный, казался чужеродным элементом, черной дырой на этом безупречном ландшафте принудительного благородства.
Монументальный шкаф из того же темного дерева, что и кровать, хранил за своей резной дверцей не менее строгий гардероб. Платья пастельных тонов, блузки с жабо, строгие юбки-карандаш — все развешано по цветам и сезонам. Никаких лишних деталей, никаких дерзких принтов. Глубоко в углу, за всеми этими «правильными» вещами, теснилась маленькая, тайная пачка — потертые джинсы и несколько футболок спрятанные как улики.
В углу, на идеально отутюженном чехле дивана цвета пудры, лежала декоративная подушка с вышитой цитатой из Толстого. Ни сесть, ни прилечь на него я по-настоящему не решалась — слишком уж он был безупречен, словно выставлен на показ, а не для использования.
Единственным источником мягкого, живого света в сумерки был торшер с абажуром из тяжелого шелка, отбрасывающий на стены неестественно ровные, скучные тени. Он не столько освещал, сколько подчеркивал выверенное, бездушное пространство.
На стенах висели репродукции картин старых мастеров в дорогих рамах. Ни постеров, ни фотографий с друзьями, ни следов настоящей, живой жизни. Лишь один крошечный снимок, вставленный в фоторамку на столе, выдавал мои истинные привязанности: я, Диана и русоволосая девушка, снятые в парке, смеющиеся, с размытыми от движения лицами. Скрывшись, он стоял за монитором, невидимый никому, кроме меня. Я не помнила, откуда у меня эта фотография, но она мне безумно нравилась. Мы стояли под осенним деревом, на нас сыпались разноцветные листья, и было настолько красиво, что хотелось любоваться этим мгновением вечно.
Эта комната была не убежищем, а красивой, душной клеткой. Каждая вещь в ней была не моим выбором, а частью сценария, написанного родителями. Здесь пахло не моей жизнью, а жизнью, которую от меня ждали.
И от этого идеального, холодного порядка хотелось кричать.
Грязную одежду пришлось срочно запихивать в самую глубь шкафа, за пару маминых старомодных сумочек. Если я сейчас помчусь ее стирать, родители неминуемо что-то заподозрят.
Избавившись от компромата, я переоделась в теплые домашние штаны и толстовку нежно-песочного цвета, и спустилась вниз. На кухне суетилась мама, раскладывая купленные продукты по местам. По пятницам она всегда ездила в магазин, чтобы забить холодильник едой на следующую неделю.
Черт меня дернул захотеть налить себе стакан воды.
Моя попытка немедленно утолить жажду едва не стоила нам завтрака.
- Кира, ради всего святого! — в сердцах воскликнула мама, когда мы столкнулись с ней возле холодильника. В ее изящных, привыкших держать кисть руках, неуклюже теснились пачка яиц и бутылка молока. Она старалась держать их как можно дальше от себя, чтобы не испачкать новую блузку небесного, василькового цвета. Этот оттенок волшебным образом преображал ее серо-голубые глаза, придавая им загадочный фиолетовый отсвет, делая ее еще прекраснее. Мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ей в лицо. В отличие от меня, мама была высокой и статной, а сегодня еще и на каблуках, что делало ее почти исполином. Рядом с ней и папой я всегда чувствовала себя маленьким, нескладным хоббитом, случайно забредшим в элегантный мир людей.
- Если тебе скучно, можешь пойти повторить обществознание. Насколько я помню, у тебя завтра контрольная.
Она протиснулась мимо меня, от недовольства поджав накрашенные, будто вылепленные из воска, губы. От нее пахло парфюмом с нотками жасмина и свежей краской — запах, ставший синонимом ее присутствия. На белой кухне, где даже при всем старании не сыщешь ни одного жирного пятнышка, мама всегда смотрелась ярким пятном.
- Не контрольная, а всего лишь проверочная работа, — поправила я, все-таки наливая себе порцию воды и и следя за тем, как она расставляет продукты по полкам с почти хирургической точностью.
Глава 3 Поиски
Ксюша
Тишина в трубке была густой и липкой, словно паутина, опутавшая мой слух.
«Абонент временно недоступен».
Электронный голос звучал издевательски безразлично.
Я опустила телефон на колени, покрытые складками черной школьной юбки, чувствуя, как мышцы спины и ног ноют от перенапряжения. Вчера тренер устроила нам двойную тренировку, заставив выложиться на тысячу процентов. Я едва дошла до дома, тело едва двигалось, преодолевая усталость и дрожь.
Сегодня наступил понедельник, а значит мне предстояло снова что-то делать, как минимум дойти до школы, передвигаться между классами, чтобы потом опять отправиться на гимнастику. Предстоящие соревнования делали нашу наставницу похожей на мегеру. Она никого не щадила, а мы молчали, ежесекундно оправдывая ее выбор – Анна Львовна брала к себе только тех, кто мог выдержать самую сильную бурю и не сломаться.
Я бросила взгляд на стоявшую возле двери спортивную сумку, ощущая, что между нами словно протянули целые мили. Даже пальцем пошевелить было невероятно лень. Если бы я могла, то осталась бы в своей комнате как минимум до следующего уик-энда.
В отличии от суматошного внешнего мира здесь было спокойно. Светлые, почти бежевые стены служили нейтральным фоном, не раздражая глаз. Окно, выходящее во двор, завешано легкой занавеской цвета слоновой кости, которая мягко рассеивала дневной свет, наполняя спальню ровным, ласковым сиянием. Простая деревянная кровать с невысоким изголовьем, застеленная стеганым одеялом в мелкий цветочный узор пастельных тонов. Письменный стол у окна, на котором ровно лежали учебники и тетради в подставке, настольный органайзер с ручками и карандашами.
У противоположной стены стоял неглубокий белый шкаф-купе, дверцы которого были плотно закрыты. Простое круглое зеркало, висящее над комодом в тонкой светлой раме.
Пол был застелен светлым, коротковорсовым ковром, на котором стояло низкое, уютное кресло-мешок. В углу у двери на полке аккуратно стоял небольшой, чистый аквариум, где медленно плавали несколько золотых рыбок, чье неторопливое движение лишь подчеркивало безмятежную, почти медитативную атмосферу этого пространства.
Воздух в комнате был свежим и пах едва уловимыми нотами лаванды от саше, которые мама регулярно обновляла. В целом, моя спальня это полностью их заслуга. Когда тут делали ремонт, папа предложил мне самой выбрать интерьер, но я не смогла определиться с выбором.
Я не знала, чего хочу.
Сотни красок для стен, дизайны комнат, оттенки мебели… Решение принимали родители и мне показалось, что они справились на твердую пятерку.
Между тем телефон продолжал молчать. Кира не писала, не звонила, не участвовала в разговорах в чате и не пришла в субботу на встречу. Из-за этого Рома ушел раньше, чтобы узнать, что с ней, но его, как и меня потом, в дом не пустили. Оказалось, что Кира заболела и Наталья Семеновна попросила ее не беспокоить, сказав, что ей нужен отдых, особенно от других людей. Леша предположил, что Сафронова подхватила сезонный вирус, который весьма некстати разразился в марте и поэтому я не предприняла никакой попытки навестить подругу.
Если я тоже заболею, то пропущу соревнования и вылечу из команды. Анна Львовна оставит у себя тех, кто попадет в первую четверку, а мне очень нужно было выиграть, иначе…
Я не представляла свою жизнь без гимнастики.
Запищал телефон, принимая смс от Олега. По будням он каждое утро заходил за мной и мы вместе шли в школу. Быстро поправив одежду и накинув пиджак, я подобрала с пола сумку и спустилась вниз.
***
-Я тут подумал… Мы могли бы куда-нибудь сходить.
Мне пришлось схватиться за перила, чтобы не оступиться на лестнице. Олег тоже среагировал, и подхватил меня за локоть.
- Ты приглашаешь меня на свидание? – моему изумлению не было предела. Мы стали парой довольно давно, еще в восьмом классе, но между нами не было ничего такого. Да, мы общались, порой чаще, чем с остальными, посещали в кино, пили кофе в кофейнях, ходили друг а другу в гости, готовили домашние задания, но все это я делала и с остальными. Наши отношения скорее походили на нечто среднее между дружбой и чем-то большим.
- Ну, да, - смущаясь пробормотал парень. Третий этаж встретил нас какофонией звуков, эхом разносившейся по длинным коридорам. Ученики прогуливались, обсуждая выходные, срочно списывали у одноклассников, оккупировав подоконники, носились, выплескивая напряжение перед началом новой недели. Я крепче стиснула свою сумку, чувствуя, как она оттягивает мое плечо. Поскольку таскать еще и школьный рюкзак было неудобно, я запихала тетради и учебники в дополнение к тренировочной одежде и оборудованию, состоящему пока из мяча и лент. Анна Львовна еще в самом начале настояла, чтобы мы сами покупали себе инвентарь, якобы чужая аура может свести наши старания на нет.
Конечно, она не произнесла эти слова, но посыл был именно таким.
- А почему нет? – не отставал от меня Агафьев, ловко лавируя между школьниками. – Все так делают. Ты моя девушка, я хочу сводить тебя на свидание, что тут такого?
- Ничего. – Мы дошли до конца коридора, где в укромном закутке располагался класс по химии. – Просто… мне нравится то, как все сейчас. – Я наконец-то скинула тяжелую сумку на пол и развернулась к Олегу. Он внимательно смотрел на меня, его густые брови сошлись на переносице. – Меня устраивает наше… взаимодействие.
Глава 4. Проклятые игры
Рома (3 дня назад)
Мне нравилось решать задачи. В них все подчинялось законам логики. Зная правила, можно было найти решение и оно всегда было одним.
К сожалению, в жизни это так не работало. Ты мог изобрести сотню вариантов и все они могли оказаться ошибочными.
Анастасия Михайловна долго мариновала нас генетическими кодами, добиваясь от каждого стопроцентного понимания. Я любил биологию за удивительные миры животных, растений, бактерий, человека, которые она приоткрывала, даря множество невероятных знаний. Мама понятия не имела, зачем мне сдался пафосный биофак, а вот отец поддерживал мое стремление, будучи уверенным, что в будущем я стану ученым и совершу какое-нибудь открытие.
Мне бы этого хотелось.
Узнав, что в этом году у старших классов будет возможность дополнительно посещать углубленный курс по биологии, я побежал записываться в числе первых. Пробовал и Киру сюда затащить, но она наотрез отказалась, выбрав внеклассную литературу и зачем-то философию.
Крайне бесполезный предмет, на мой взгляд. Все там только и делают, что рассуждают на столь космические темы, что от них в мозгу происходит извержение вулкана.
Гораздо проще работать с фактами чем с миражами.
Генетика дается мне куда проще, хотя Кира со мной бы не согласилась. Она полный ноль в точных науках, и, черт возьми, я рад этому! Когда ей нужна помощь, подруга приходит ко мне и пусть так, но мы можем побыть немного вместе. Наедине. Диана уже плешь мне проела, настаивая, что я должен признаться в своих чувствах к Кире но…
Я не могу.
Не могу разрушить нашу дружбу, зная, что она никогда не ответит на мои чувства, поскольку безмерно влюблена в того козла. Думаю, Кира сама прекрасно понимает кто он, однако этого легче не становится. Раньше тот парень был вполне нормальным, пока его не утащили в адское пекло.
Не смотря на то, что уроки закончились полтора часа назад, школа полна жизни. Я шел по коридору мимо открытых дверей класса, откуда доносилось заунывное бормотание учеников и усталые голоса учителей. Многие оставались на кружки, используя их не сколько как дополнительный источник знаний, сколько очередной способ подольше побыть с друзьями или просто предлог, чтобы не идти домой.
Ребята из моей группы по биологии уже разбежались в разные стороны. Я задержался, чтобы помочь учительнице собрать работы. Школа почти опустела, за окнами стали сгущаться сумерки. Спускаясь на первый этаж, я услышал голос Дианы. Слова мне разобрать не удалось, подруга говорила слишком тихо, но не узнать знакомые интонации было невозможно.
Притормозив, я осторожно перегнулся через перила, не забыв придержать очки. Забавная получилась бы история, упади они прямо на голову двум девушкам, что стояли прямо подо мной. Стройный силуэт Дианы был облачен в стандартную черную школьную форму, но на ней она выглядела вызовом. Пиджак был расстегнут, наброшен на плечи поверх белой блузки, галстук ослаблен и сдвинут набок, а плиссированная юбка будто трепетала от сдерживаемого напряжения. Темные волосы были собраны в небрежный хвост, от которого на бледное лицо спадали непослушные пряди. Подруга скрестила руки на груди, плотно обхватив себя за локти, будто пытаясь сдержать себя, и ее пухлые пальцы нервно впивались в рукава пиджака.
Прямо перед ней стояла Изабель, чье присутствие обычно ощущалось, как внезапное похолодание, падение атмосферного давления перед бурей. Ее фигура в такой же черной форме была воплощением безупречной, почти неестественной строгости. Пиджак застегнут на все пуговицы, отстроченные идеальными стежками, белоснежная блузка не имела ни морщинки, галстук завязан безукоризненным узлом. Осанка — прямая, как клинок, спина, поднятый подбородок. Руки спокойно опущены вдоль тела, но в этой показной расслабленности сквозила стальная уверенность и угроза. Ее каштановые волосы, уложенные в гладкими волнами, ни единой прядкой не нарушали идеальную форму. Изабель жестикулировала, что-то объясняя Диане, и ее взгляд, тяжелый и пристальный, казалось, впивался в подругу, словно булавка — в бабочку.
- …должны забрать его приглашение, — долетел до меня обрывок фразы Лапочкиной. Ее голос был эмоциональным, взволнованным, похожим на сжатую пружину. Еще немного и произойдет мощный взрыв. — И не волнуйся так. Их осталось всего четыре.
Диана резко дернула головой, будто была не согласна с собеседницей.
— Вы ведь его не нашли? А если он не захочет рассказать, где его спрятал?
— Он отдаст, — произнесла Изабель с горячей, не допускающей возражений уверенностью. — Ребята вытянут из него сведения. Главное, что мы знаем, у кого конверт. Наша задача отыскать остальные…
О чем, во имя Ньютона, они говорили? И почему Диана с ней общается? Насколько я помнил, раньше девушки крепко дружили, но затем поссорились. Мне было неизвестно, что они не поделили. Леша как-то сказал по секрету, что все дело во Владе. Вроде бы Изабель и Ди приревновали парня друг к другу и на этой почве произошел конфликт, который не смогло исправить ни извинения, ни время.
Дальше бывшие подруги продолжили разговор шепотом, о чем-то яростно споря, а через пару минут разбежались в разные стороны.
Спускаясь по пустынному школьному крыльцу, я чувствовал, как в голове крутится одна и та же карусель: «приглашение», «конверт», «отыскать остальные». Слова, вырванные из контекста, складывались в тревожный, бессмысленный паззл. О каком приглашении они говорили? У кого девушки хотят его забрать? Моя логика, так прекрасно работавшая с задачами по генетике, беспомощно буксовала. Диана и Изабель… их вражда была притчей во языцех, в прошлом полугодии они едва ли не дрались. Доходило до того что Егор с Ваней их разнимали, а теперь они шепчутся, как заговорщицы.