Последняя вакансия исчезла с экрана, оставив после себя лишь холодный блеск монитора в темноте комнаты. Диана не выключила компьютер, просто отодвинулась от стола, и скрип кресла прозвучал оглушительно громко в тишине квартиры. Сорок. Этот возраст висел на ней невидимой, но тяжёлой гирей, пригвождая к айпаду с бесконечными формами, к телефону, который молчал уже третью неделю.
Из гостиной доносился приглушённый смех Лены. Дочь говорила с подругой о чём-то своём, школьном, незначительном. О новом клипе, о платье на выпускной, о парне из параллели. Мир, в котором счёт идёт не на деньги, а на эмоции. Диана потянулась рукой к горлу, будто пыталась расстегнуть невидимый воротничок, который душил её с каждым днём.
Она встала и прошла на кухню, машинально открыв холодильник. Полупустая полка с йогуртом, пачка масла, яйца. Завтрак, обед и ужин на следующие три дня, если растягивать. Конверт с деньгами, отложенный на курсы Лены, стал катастрофически тонким. Мысли о нём вызывали физическую тошноту.
Звонок раздался неожиданно, заставив вздрогнуть. Сердце ёкнуло иррациональной надеждой – может, всё же с того собеседования? Но на экране всплыло незнакомое имя. Снова банк. Или коллекторы. Она сбросила вызов и упёрлась ладонями в холодную столешницу.
В дверь гостиной мелькнула тень.
– Мам, ты чего?
Лена стояла на пороге, прислонившись к косяку. Высокая, худощавая, вся в отцовской худобе и материных чёрных глазах. В её взгляде читалась настороженность, слишком взрослая для её шестнадцати.
– Ничего, солнце. Устала просто, – голос прозвучал хрипло. Диана откашлялась. – Чай будешь?
– Я уже. С Катей договорились завтра в торговый центр. Пойдём?
Лёгкий укол под ложечкой. Торговый центр – это всегда просьбы, скрытые или явные. Новые кроссовки, кофточка, кофе с круассаном. Диана чувствовала, как сжимается внутри от бессилия.
– Посмотрим. У меня завтра… дела.
Дела. Величественное слово для безработицы и отчаянного скроллинга сайтов.
Лена пожала плечом, но взгляд её задержался на матери чуть дольше необходимого. Она всё видела. Видела пустой холодильник, отложенные счета, мамины синяки под глазами. Это знание висело между ними невысказанным грузом.
После того как Лена скрылась в своей комнате, Диана осталась одна с гулом тишины. Её пальцы сами потянулись к телефону. Они пролистали историю звонков, остановившись на номере, подписанном холодным и чужим – Артур.
Изменщик. Предатель. Человек, который променял их общую жизнь на молодую улыбку ассистентки. При мысли о нём во рту появлялся вкус горечи и старой боли. Она поклялась себе, что никогда. Ни за что. Её гордость была последним бастионом, последним, что отделяло её от полного краха.
Но потом её взгляд упал на дверь Лениной комнаты. Из-под неё струилась узкая полоска света. Там её девочка. Их общая с Артуром девочка. Фраза общий ребёнок, которую он так любил ввернуть в разговор для вины или манипуляции, теперь обрела звенящую, невыносимую актуальность.
Диана взяла телефон, сжала его так, что суставы побелели. Она вышла на балкон. Прохладный ночной воздух обжёг лёгкие. Внизу гудели редкие машины, жила чужая, незнакомая жизнь. Она сделала глубокий вдох, потом выдох, пытаясь изгнать дрожь из рук.
Это не для меня, – прошептала она в темноту. – Это ради неё.
Палец дрогнул, но всё же нажал на зелёную трубку. Гудки прозвучали как приговор. Один. Два. Она уже почти положила трубку, когда на том конце взяли.
Алло? – голос Артура был ровным, деловым, чуть отстранённым. В нём не было ни удивления, ни радости. Лишь ожидание. Он, наверное, видел её номер. Возможно, ждал.
Артур, это я, – выдавила Диана, и её собственный голос показался ей писклявым и слабым. – Мне нужно… Мне необходимо поговорить.