Ночь пахла морем и металлом. Французский юг встречал не теплом — тишиной. За глухой бетонной стеной особняка гудели генераторы, мягкий свет резал темноту, а внутри шла подготовка к событию, которое в мире «Vellum» считалось главным. До финального годового аукциона оставался месяц.
Вика сидела на низкой скамье в длинном коридоре, руки в браслетах, шея в тяжёлом ошейнике с тонким поводком. На ней — узкое платье цвета шампанского, которое подчёркивало всё, что должно было быть товаром, а не личным. Она в голове строила образ, как за стеной будут звенеть бокалы, как смеются люди, которые будут торговаться за тела, словно обсуждая предстоящую охоту.
Марк стоял выше — в галерее над тренировочным залом, среди других надзирателей. Лицо скрывала полумаска, на плечах — строгий чёрный пиджак. С виду он был один из них: безразличный, холодный, уверенный. Но внизу, среди сотен рабынь, была она. И он уже знал: этот месяц — время, чтобы подойти к центру сети настолько близко, насколько это возможно, не сорвав легенду, выжить и не дать себя продать.
Вика подняла голову, лишь на миг встретившись с чёрным силуэтом над собой. Её взгляд был пустым для всех вокруг — и говорящим только для него. Мы здесь. Мы дожили. Осталось — пережить ещё немного. А потом — сделать то, за чем пришли.
Музыка усилилась. Охранник дёрнул поводок, заставив её подняться. Марк не отвёл глаз. У них будет один шанс. Второго — не дадут.
Фургон остановился так, будто внутри лежал не груз, а стеклянные сосуды. Дверь распахнулась бесшумно. Металл капсул заскрипел о направляющие, когда их выдвинули наружу. Воздух сменился: вместо искусственной лаванды теперь пахло бетоном, пластиком и стерильным железом.
Эльзу подняли первой. Ремни сняли быстро — точными движениями, без взгляда в глаза. Маску отстегнули, но не вернули лицо: теперь его заменила карточка с номером. Её вложили в ладонь так, будто это и было единственное, что у неё осталось. Алису вытащили следом. Она дышала глубже, чем нужно, но шагнула сама. В их глазах не искали эмоций. Их сверяли только по цифрам.
Коридор был прямым, длинным, освещённым полосами молочного света. Ни окон, ни щелей. Только камеры на потолке и сканеры на стенах. Охрана в серых костюмах сопровождала их молча. Лишь короткие команды: «Стоп», «Дальше», «Налево». Шаги гулко отдавались в плитке, превращая их тела в ритм колонны.
На первом посту — браслеты. Металл охладил кожу, щёлкнул, замкнулся. Вика почувствовала, как цифры на поверхности становятся важнее её имени. Секунду захотелось дёрнуть рукой — но не ради побега, а чтобы проверить, может ли она всё ещё сопротивляться. Она не дёрнула. Оставила движение внутри.
Алисе застёгивали браслет чуть дольше. Её пальцы дрожали, и охранник коротко толкнул запястье к себе. Щелчок. Всё. Теперь они — часть партии.
Дальше — помещение с экраном. На нём сменялись белые цифры, как в лотерее, только без радости. Когда загорается твой номер — ты встаёшь. Подходишь к двери. Дальше — медосмотр. Дальше — без возврата.
Они сели рядом, но не касаясь. Пальто с них уже сняли, чулки и туфли тоже. Теперь — простые рубашки из тонкой ткани, короткие, почти прозрачные. Подол едва прикрывал бёдра. Ошейник добавлял законченности образу: не одежда, а упаковка.
Экран мигал — 112. Потом 563. Потом 07. Девушки одна за другой вставали и исчезали за дверью. Скамейка пустела медленно, но неотвратимо. Воздух становился всё плотнее, будто стены приближались.
Алиса шепнула, почти не разжимая губ:
— Считай шаги.
Эльза едва кивнула. Она и так считала: от двери до коридора — девять. От коридора до следующего поста — двенадцать. Оттуда до стеклянного блока — семнадцать. Каждая цифра была якорем. Не временем. Не надеждой. Просто способом остаться живой.
Их номер загорелся. Две цифры. Простые. Холодные.
Они встали одновременно.
Ни слова. Ни взгляда.
Только движение — синхронное, чужое, но своё.
* * * * *
Комната была белой, как выскобленный лист бумаги. Плитка отражала свет, делая его ещё жёстче. По периметру — три стола, инструменты в стерильных подносах. В углу — камера, красная точка мигает медленно.
Их заводили по двое. Эльза вошла вместе с Алисой.
Женщина в халате сразу дала команду:
— Раздеться.
Рубашки упали на пол. Ни белья, ни прикрытий. Голые груди, животы, бёдра открылись полностью. Алиса стояла с прямой спиной, но соски её груди напряглись от холода. Эльза ощутила, как свет режет тело, превращая его в контур — грудь фиксируется, талию обводят взглядом, ягодицы отмечают цифрами.
Медсестра не поднимала глаз. Только руки.
Шаг первый: фотофиксация.
Камера моргала сухим светом. Спереди — кадр. Сбоку — кадр. Сзади — кадр. Ягодицы фиксировались так же равнодушно, как шрамы или родинки.
— Раздвинуть ноги.
Команда звучала ровно. Алиса подчинилась. Холодный металл инструмента коснулся кожи между бёдер. Запись в карту: «слизистая — чистая».
Эльзе велели наклониться вперёд. Грудь свободно повисла вниз, соски дрожали от воздуха. Рука в перчатке провела вдоль позвоночника, остановилась на крестце. Потом — щёлчок камеры. Ягодицы фиксировались в крупном плане, как часть протокола.
— Шрамов нет. Кожа без повреждений. Форма соответствует, — отрапортовал помощник.
Их тела превращали в список характеристик: рост, вес, упругость груди, ширина таза. Всё звучало ровно, без эмоций. Но именно ровность делала процедуру ещё унизительнее.
Когда процедуру завершили, им выдали короткие бельевые комплекты. Прозрачный лиф, тонкие трусики, которые скрывали меньше, чем открывали. И сверху — ошейник. Замок щёлкнул. Теперь они были готовы к следующему этапу: «форма лот-день».
Алиса прижимала руки к груди, но ей сказали убрать.
— Руки вдоль тела.
И она подчинилась.
Эльза стояла рядом. Голая кожа ещё хранила следы холодных перчаток. Она знала: теперь их тела принадлежат цифрам в таблицах.
* * * * *
После медосмотра им выдали комплект, который здесь называли «лот-день». Тонкое бельё телесного цвета, чуть блестящее в свете ламп. Лиф поддерживал грудь, но ткань была настолько прозрачной, что соски проступали явными точками, будто специально подсвеченными. Трусики — узкая полоска, открывающая почти всё: округлые ягодицы оставались на виду, линия между ними подчёркивалась, как товарная характеристика.
Ошейник застёгивали последним. Металл холодно прижимался к горлу. Замок щёлкал, будто фиксировал не кожу, а принадлежность. Теперь каждая из них выглядела одинаково: грудь в прозрачной ткани, бёдра открыты, спина прямая.
— Встать в стойку.
Девушек выстроили в ряд вдоль стены. Команда звучала сухо, но тела подчинились. Подбородок вверх, руки вдоль бёдер, ноги чуть расставлены. Вика ощутила, как лиф натянулся на груди, соски упёрлись в ткань, превращая каждое дыхание в движение. Алиса стояла рядом, её попка почти касалась воздуха за спиной Вики, упругая, высоко очерченная. В ряду дальше виднелись разные силуэты: одни с маленькой грудью, другие с тяжёлой, свободно колышущейся; бёдра широкие или узкие, но все представлены одинаково — как витрина, собранная для осмотра.
Охранник прошёл вдоль ряда. Его взгляд задерживался не на лицах, а на линиях. Колени, ягодицы, живот. Он остановился напротив Алисы.
— Плечи расправить. Грудь выше.
Комната наблюдения встретила его ровным гулом вентиляторов и мягким светом экранов. Мониторы шли стеной, один за другим, как плитки льда. На каждом — кусок виллы: коридоры, спальни, душевые. Ничего лишнего. Только движение тел и фиксированный порядок.
Сопровождающий провёл рукой по пульту:
— Это твои глаза. Запоминай.
Марк кивнул. Он не смотрел долго, лишь отмечал: какой коридор пересекается с каким, где стоят посты, где камеры «слепнут» в углах. На одном из экранов задержался дольше: дверь без таблички, чуть в стороне от основных залов. Камера там стояла под странным углом, будто нарочно оставляя тень. Вывеска стёрта, а значит — именно там то, что прячут.
Он медленно переводил взгляд с одного монитора на другой. Девушки в строю. Поток тел в столовой. Очередь у медблока. Всё двигалось слаженно, как организм. Система дышала. Но дыхание — это всегда паузы.
Марк уловил первую закономерность: смены охраны. Каждые несколько часов два одинаково одетых мужчины проходили по коридору с папками в руках. Всегда в одно и то же время. 08:40. 14:10. 21:35.
Ритм. Если есть ритм — значит, есть сбой.
Свет экранов холодно касался лица. Он не испытывал ни интереса, ни отвращения — только накапливал картину. Всё это станет его картой. Его маршрутом.
* * * * *
На одном из экранов появилась пара мужчин. Одинаковая форма, одинаковый шаг, одинаковые папки в руках. Один чуть выше, второй двигался медленнее, но ритм был точным, как будто их вымеряли линейкой. Они прошли коридор, исчезли за дверью с кодовым замком и вернулись ровно через три минуты.
— Дважды в день? — спросил Марк.
— Трижды, — ответил сопровождающий. — 08:40, 14:10, 21:35. Без отклонений.
Слова были произнесены небрежно, словно это мелочь. Но для Марка мелочей не существовало. Он отметил время и почувствовал, как привычно начинает складываться внутренняя таблица. У каждого движения есть ритм. У каждой системы есть точка повторения. И если есть повторение — есть и уязвимость.
На следующем экране «двойка» появилась снова. Те же папки. Те же шаги. Один всегда идёт первым, другой фиксирует взглядом пространство — привычка охраны, а не архивистов. Папки, значит, не просто бумага. Это поток — движение чего-то ценного, что нужно хранить и сверять. Документы. Карточки. Карты учёта. Всё, что можно спрятать или потерять — но что здесь всегда возвращается на место.
Марк смотрел внимательно, но лицо оставалось каменным. Внутри же он ощущал лёгкий укол — то самое чувство, когда находишь первую трещину в гладкой стене.
Если это ритуал, то он уязвим. Ритуалы всегда ломаются. Достаточно задержки. Достаточно сбоя света. Достаточно чужой тени в нужное время.
Он сделал вид, что откинулся на спинку кресла, но взгляд скользнул к соседнему монитору, где в кадре мелькала та же пара, уже уходящая в дальний коридор.
Сорок шагов. Потом дверь. Три минуты внутри. Это не рутина — это ключ. И если я хочу войти туда, где хранится суть «Vellum», войти придётся именно за ними.
Сопровождающий ничего не заметил. Для него это было обычным показом системы. Для Марка — первой линией маршрута.
* * * * *
Дверь открылась бесшумно, и в комнату вошла женщина. Высокая, сухая, словно вытянутая в одну прямую линию. Белый халат сидел на ней не как медицинская одежда, а как форма власти. Волосы — тёмные, собранные в тугой узел на затылке, ни одного выбившегося локона. На лице — лёгкий макияж, но не ради красоты: лишь чтобы подчеркнуть строгость скул и холодный блеск глаз.
Она двигалась размеренно, шаги были беззвучны, но чувствовались, как тень. В руках — папка с серым переплётом, пальцы узкие, с короткими ногтями, ухоженные до стерильности.
— Здесь главное — уход, — произнесла она негромко, но так, что слова впивались, будто иглы. — Контроль через заботу.
Марк посмотрел на неё прямо. В голосе Ирмы не было ни угрозы, ни нажима. Она говорила спокойно, словно объясняла медицинский протокол студентам.
— Если тело чистое и ухоженное — оно стоит дороже. Если нет шрамов, если мышцы эластичны, если кожа увлажнена — цена выше. Питание, витамины, режим — это не жестокость. Это экономика.
Она говорила ровно, не повышая интонации. И именно эта ровность резала сильнее, чем любой крик. В её глазах не было ни жалости, ни презрения. Только убеждённость в том, что всё правильно.
Марк молчал. Его лицо оставалось неподвижным, но внутри он ощущал неприятный холод: она не видит в этом насилия. Она видит только баланс счёта.
Ирма продолжила:
— Ты будешь следить за ними, как за пациентами. Вода, еда, медицинский осмотр. Ты — их опекун. Тот, кто должен сохранить «товарный вид» до продажи. Никакой жестокости без надобности. Каждая царапина — убыток.
Она закрыла папку.
— Помни: здесь ценят не силу, а дисциплину.
Её слова были словно нож, но поданы так мягко, что рез чувствовался лишь позже.
Марк кивнул. Внутри он чувствовал отвращение, но позволил себе лишь короткую мысль: она опаснее, чем любой охранник. Потому что верит в своё добро.
* * * * *
На одном из экранов вспыхнул зал. Белый свет сверху делал пространство плоским, словно лабораторию. Девушки стояли в линию — босые ноги на холодной плитке, прозрачное бельё, ошейники. Каждая — с одинаковым выражением лица: пустота, в которую их учили прятать всё лишнее.
Марк видел это уже не раз. Но взгляд зацепился.
Вика. Снова.
Она стояла среди других, чуть в стороне от другой девушки. Голова опущена, волосы спадают на лицо, но линия плеч — знакомая. Тело держит стойку, но подбородок выдан чуть выше, чем у остальных. Незаметный вызов. Дрожь в движениях — не страх, а усилие сохранить контроль.
— Понравилась? — голос Ирмы прозвучал сухо, как удар по стеклу. Она заметила задержку его взгляда. — Новенькая. Недавно доставили.