Девушка смотрела в окно класса и мечтала оказаться как можно дальше отсюда. Одноклассники снова срывали урок, ссорясь с преподавательницей биологии. Она их не осуждала, потому что сама была бы непрочь с ней поругаться. Но нельзя. Это не соответствовало бы образу.
Лилит редко испытывала к кому-то симпатию или неприязнь, как правило люди были ей почти безразличны, лишь некоторые вызывали интерес － ей вообще было не особо понятно, почему люди так часто относятся друг к другу положительно или отрицательно, ведь положительных или отрицательных людей так мало － но Людмила Васильевна была одним из тех исключений, что однозначно не нравились даже ей. Лилит не могла понять причин и мотивов, которые ей движели. Зачем ей было с самого начала делать гадости в виде заниженных за сущие пустяки оценок или доносов директрисе по любым мелочам? Логического обоснования этой ненависти к ничего ей изначально не сделавшим детям девушка найти не могла. Лишь чувствовала источаемую ей ненависть, как чувствовала эмоции любого человека, и после общения с ней хотелось как следует вымыться, словно бы она пачкалась в этой ненависти как в чём-то липком.
Особенно сильно Людмила Васильевна отчего-то невзлюбила именно их класс, одиннадцатый «Б». Почему? Тут ответа снова не находилось. Кто её знает, эту странную женщину? Но сейчас Лилит было ещё более тошно, чем обычно на её уроках.
Проблема была в том, что у Лилит с самого рождения было полно странностей. Одной из них была способность не только чувствовать чужие эмоции, но и, будто этого мало, периодически слышать чужие мысли. Способность эта не поддавалась контролю и доставляла множество неудобств. Этот мир Лилит приходилось ощущать куда острее, чем кому-либо из здесь присутствующих. А сейчас аудитория, в которой они находились, была пропитана негативными эмоциями. Но больше всего её тошнило от лицемерия учительницы. Лицемерие, особенно бессмысленное, было вообще самым мерзким, с чем она сталкивалась в людях. Зачем изображать из себя милую добрую женщину и невинную жертву, если тебе давно уже никто не верит?
Ироничным в этом отвращении к лицемерию было то, что и сама она была лицемерна. Но в её случае это была вынужденная мера. Носить на себе маску мрачноватой неконфликтной тихони ей приходилось, потому что ни один другой образ долго удержать не получилось, а такой, какая она есть на самом деле, в общество не влиться. В пять лет в её медкарте появился неутешительный диагноз: «аутизм». С устным пояснением от врачей, что всё не так плохо и самостоятельно существовать в обществе она сможет, пусть и с трудом. Просто будет, так сказать, «странной». Назвать уродца красивым и рассказать, что ветер шепчет ей сказки － это было про неё. Это и много других проявлений «чудаковатого», как это называли учителя в художке, мышления.
Лилит долго не могла понять, что люди имели в виду под определением «странная» － для неё лично все люди были странны по-своему, так чем она в таком случае отличалась от них? － но быстро осознала, что это плохо. И что если она хочет жить в обществе, то нужно взять чью-нибудь модель поведения и постараться ей соответствовать. Мать очень доходчиво это объяснила. А отец, который нравился ей куда больше, чем мать, взял с неё обещание, что она очень постарается хотя бы притворяться «нормальной».
На то, чтобы понять, что считается «нормальным» ушло некоторое время, но уже в более старшем возрасте, когда пошла в школу и столкнулась с травлей из-за своих «странностей», изучив в интернете психологические шаблоны поведения людей и совместив несколько из них в один, создала для себя наиболее удобную модель «нормального» поведения и всеми силами её придерживалась. Так что её лицемерие было необходимым. Менее противной себе она от этого не становилась, но понимала, что иначе нельзя. А вот в чём смысл притворяться, когда тебе уже никто не верит, как делала Людмила Васильевна, она понять не могла.
Посмотрев на деревья за окном, она слегка махнула рукой, так, чтобы если кто-то заметит, то со стороны такой жест не показался бы странным. Ветки деревьев качнул ветер, повинуясь её воле. Слабая улыбка тронуть губы. Способность создавать ветер появилась у неё лет в десять. До этого она могла с ним лишь говорить, и то лишь иногда, когда волей природы появившаяся стихия сама захочет. Откуда в ней такая сила Лилит понятия не имела, но это было, пожалуй, единственной «странностью» которую она в себе любила. Девушке казалось, что когда она создаёт ветер, то хотя бы частичка её самой обретает свободу, которой ей самой никогда не видать. С остановкой ветра пока были проблемы.
Думать о разворачивающейся в классе сцене не хотелось, и Лилит отпустила свои мысли свободно течь куда им захочется. Это оказалось ошибкой, так как в какой-то момент мысли скользнули в сторону матери. Такой поток мыслей был неприятен, но отчего-то перенаправить их в другое русло не получалось. Два года назад отец погиб в аварии. Лилит пусть и была к нему привязана, но грустить себя заставить не смогла, как ни пыталась. Но вот мать... Нет, девушке было прекрасно известно, что они с отцом никогда друг друга не любили. Если бы мать в своё время не «залетела» ей, то они бы и не поженились никогда. Просто однажды очень не вовремя подвели противозачаточные. Они сами это никогда особо не скрывали.
Однако они были друг у друга как плохая привычка. Как никотин, который уже ненавидишь, вдыхая сигаретный дым, но перестать курить не можешь. Вот так же было и у них. Как болезнь: друг с другом плохо, друг без друга ещё хуже. И когда отец умер, у матери началось то, что Лилит для себя окрестила «ломкой». И ломка эта до сих пор не прошла.
Наконец прозвеневший долгожданный звонок немного отвлёк, и Лилит тяжело вздохнула. Это был последний урок, и теперь девушка не знала, что делать. Школа надоела, конечно, но и идти домой к вечно страдающей матери, у которой сегодня организовался внеплановый выходной на работе, не было никакого желания. А занятия в художественной школе, которые были её единственной отдушиной, как на зло перенесли на завтра без объяснения причин. Усталость, вечная и в какой-то степени даже привычная, навалилась на плечи, болью застучав в висках. Постоянное притворство вымотает кого угодно. Но она помнила, что если хочет жить в хотя бы относительном мире с окружающими людьми, то нужно притворяться, как бы это ни надоело.