Пролог.

В зале пахнет кальянным дымом, смесью парфюмов и по́том. Незаметно поморщившись, делаю знак своей напарнице, и мы красиво выгибаемся, ставя эффектную точку в нашем выступлении.
Диджей ставит медленную и расслабляющую музыку, пока охранники открывают решётки, выпуская нас с Кариной.
Клуб, где мы танцуем второй год, называется "Вьюга". Он славится на весь город не только отличной музыкой и качественным алкоголем, но и лучшим стриптизом.

Махнув на прощание знакомым, расположившимся в зоне для курящих, ковыляю в гримёрку, мечтая снять неудобные туфли. От них болят стопы, лодыжки и, кажется, сводит всё тело, потому что чужая обувь есть чужая обувь. Даже новая и не ношеная, она причиняет дискомфорт, если подобрана не по размеру.

Как назло, мои стрипы именно сегодня приказали долго жить, буквально развалившись в руках перед самым выступлением. Повезло, что Кара накануне отхватила шикарную пару по очень крутой скидке и притащила сегодня похвастаться.

Она похвасталась, а я обновила до кровавых мозолей.

— Пытка-а-а, — со стоном опускаюсь на продавленный диван и освобождаю ноги от тесных туфель. Растираю, чтобы прогнать неприятное чувство покалывания и онемения. — Как хорошо, что наступило утро. Я ещё никогда не ждала его так сильно.

Карина посмеивается, прикладываясь к бутылке с холодной водой. Кидает в меня упаковку салфеток, и сама принимается за снятие макияжа.

— Поверить не могу, что впереди два выходных. Ты как планируешь их провести?

Откидываюсь на спинку дивана и мечтательно прикрываю глаза.

— Высплюсь, — начинаю загибать пальцы. — Съем вредный, но вкусный завтрак. Возможно, напеку блинов или замахнусь на пироги. Сестрёнка должна приехать в гости, планирую её побаловать.

При воспоминании о Кире губы сами собой разъезжаются в улыбке. Она — единственный человек, ради которого я ночами убиваю ноги на каблуках, а днём езжу по чужим домам, делая массажи маленьким детям.

Их я тоже люблю, потому что в мире младенцев нет никакой фальши, нет обмана и иллюзий. Ты им либо нравишься, либо нет на интуитивном уровне.

— Часа в два выйду из дома, чтобы заскочить за продуктами. Ну а дальше по плану.

Карина хмурится над моими размышлениями, хватаясь за вторую бутылку.

— Ты когда жить начнёшь? Для себя, а не для сестры? Очнись, Авка?! Кира твоя выросла и вполне самостоятельно справляется со своей жизнью. А ты?

А я… Грустно смотрю на тёмный потолок в разводах и думаю, что его не мешало бы отмыть.

— Что молчишь? — Карина наседает, перестав жадно глотать воду. — Заведи ты себе мужика нормального и скинь на него половину своих обязанностей. Коля на тебя слюни пускает. Нормальный парень, между прочим.

Наш бармен Николай действительно очень симпатичный и обходительный. И смотрит на меня так преданно, когда думает, что я не вижу.

Но…

Нет. Не могу. Наверное, не готова.

— Или Димка из охраны. Чем тебе не нравится? В разводе, не пьёт, детей нет.

— Может, тем, что он младше меня и уже разведён?

— Так все знают, что ему жена гулящая попалась. Ава, очнись, я тебя прошу. Нет любви и не надо. Заведи себе парня для здоровья. Ни к чему не обязывающие встречи пару раз в неделю и всё.

— А как же разделение обязанностей? — хмыкаю и вытаскиваю салфетку, чтобы наконец привести себя в порядок.

Пора ехать домой, падать в свою холодную одинокую постельку и отдаваться во власть целительного сна.

Не успеваю донести руку до лица, как дверь к нам распахивает без стука. Каринка охает и от души материт ворвавшегося посетителя. Но увидев его лицо быстро теряет запал.

Владелец нашего клуба — Тигран Дужиев — редко позволяет себе такое отношение. Обычно он вежлив и предупредителен и, несмотря на специфику ночного заведения, подчёркнуто вежлив с персоналом. За два года работы с ним я не видела никаких поползновений в стороны танцовщиц. Это, безусловно, большая редкость.

— Августа, здравствуй дорогая, — не обращая внимания на Карину, Тигран замирает в пороге. — Как хорошо, что ты ещё не уехала. Я уже собирался Диму посылать за тобой, чтобы возвращал.

— Что такое? — удивлённо поднимаю брови.

Дужиев так долго живёт в России, что о его восточных корнях напоминают только имя и фамилия. И иногда прорезающийся акцент, когда он очень сильно волнуется. Как сейчас.

— Приват, — бросает Тигран напряжённо. — Важный гость заказал именно тебя.

— Я не танцую приваты, ты же знаешь, — стираю мерцающий блеск со скул и шеи. — Попроси Каро, она с удовольствием тебя выручит.

В отличие от меня, у Карины другие жизненные принципы и она иногда соглашается на «внеурочные смены», если гость ей нравится. Принуждение в «Вихре» под строгим запретом, благодаря всё тому же Тиграну. Наверное, поэтому здесь нет бешеной текучки, и каждый работник держится за своё место.

— Я готова, — Каринка быстро хватает зеркало и косметичку, начиная рисовать стрелки отточенными движениями.

— Не пойдёт, дорогая. Гость выбрал именно тебя, Ава. Лучше добровольно иди, — вздыхает Дужиев. — Таким, как Штейн, не отказывают.

Глава 01.

Августа.

В отдельном кабинете играет музыка из специальной подборки. Всего с десяток треков, помогающих клиенту расслабиться и настроиться на нужную волну.

Прохожу к спрятанному в нише ноутбуку и вывожу на экран все дорожки, выбирая ту, под которую буду танцевать. Моего клиента пока нет, поэтому я веду себя достаточно свободно: понижаю температуру кондиционера, использую верхний свет и поправляю надоевший за вечер костюм.

В моей программе нет полного обнажения: только до нижнего белья, весьма скромного. Я считаю, что всегда должна оставаться загадка и простор для фантазии, что только распаляет мужчин. Поэтому наши с Кариной парные номера пользуются успехом.

— Ава, — после одинарного стука в дверной проём заглядывает Николай. — Тигран просил передать, что у гостя особое пожелание.

Вспыхиваю, как спичка, мысленно рисуя возможные варианты «особенных предпочтений». Каких только я не встречала здесь, но на каждое предложение мужчины слышали моё твёрдое «нет».

— Я не раздеваюсь и не вступаю с клиентами в связи. Скажи Тиграну, что наша договорённость отменяется, — нервничаю. — Я не буду танцевать перед похотливым уродом, будь он хоть самим властелином мира! Нет!

Обрубаю и собираюсь выключить ноутбук, чтобы покинуть кабинку, а, если надо, и клуб. Для кого-то мои принципы выглядят глупо, но я не могу их предать. Не могу предать себя и того, кому обещала быть верной. Пока всё ещё не могу, хоть и прошло семь лет.

— Музыка, девочка, — вместо Колиного голоса звучит чужой, низкий и немного хриплый, будто человек слегка простужен.

В комнату входит высокий мужчина, сразу занимая своей фигурой всё свободное пространство. Он не толстый и не огромный, но очень мощный. И у него такая аура, что подавляет всё на расстоянии десятка метров.

— Музыка? — глупо переспрашиваю.

— Всего лишь, — мужские пальцы протягиваю оторванный листок бумаги, на котором написано название музыкальной композиции.

Подхватываю бумажку дрожащей рукой и комкаю — мне не нужно читать написанное ещё раз, потому что я слишком хорошо знаю выбранную незнакомцем песню.

— Погаси свет, — просит он, щёлкая дверным замком и разворачиваясь в сторону дивана.

Устроившись на нём, он, как я недавно, откидывается назад и ждёт начала представления.

Взяв пульт, оставляю красную подсветку, погружая комнату в интимный полумрак. Потраченное мгновение на поиск трека, и вот уже из встроенных динамиков раздаются первые слова песни Cassie.

Прикрыв веки, отступаю на небольшой сцене. Даю себе пару секунд, чтобы привыкнуть и уйти в композицию. Когда-то я любила под неё разминаться. Когда-то очень давно.

Странно, что мужчина, которого боится Тигран, знает об этой песне.

Погружаясь в слова и музыку, начинаю плавно покачивать бёдрами и кружиться вокруг своей оси. Посередине сцены шест, но я к нему не прикасаюсь. Это не тот случай, когда требуются акробатические этюды.

Поднимаю руки над головой и медленно веду левой вниз, очерчивая собственную ладонь, запястье, сгиб. Приближаюсь к плечу и резко опускаюсь к груди, попадая в заданный ритм.

Мужчина расставляет ноги и подаётся вперёд. Из-под опущенного на глаза капюшона сверкают дикие глаза. В них отражается красная подсветка, делая его похожим на чудовище из мира фэнтези.

Припев… и я сгибаюсь, словно от боли, избавляясь от прозрачной тонкой туники, под которой надет чёрный латексный комплект. Отбрасываю её в сторону дивана. Штейн ловит и комкает мою одежду. Подносит к лицу, вдыхая.

Точно зверь. Настоящий. Страшный.

У меня перехватывает дыхание, когда его татуированная рука стряхивает мою кофту на пол и ложится на колено.

Пульт зашкаливает. По спине стекает холодный пот. Я тяжело дышу, потому что мужская энергетика подавляет и уничтожает меня. Жутко, страшно и вместе с тем невероятно возбуждает.

С удивлением понимаю, что моё тело откликается на танец и на незнакомца, безотрывно следящего за моими движениями.

Обтягивающие шорты незаметно исчезают, когда я делаю несколько откровенных движений бёдрами. Они держатся на кнопках и снять их не составляет труда. На мне остаются только лифчик и трусики, скрытые под многочисленными цепочками.

Не знаю почему цепи так нравятся публике. Раньше мы использовали их только в одном номере, но со временем стали надевать постоянно. Они красиво подчёркивают грудь, живот, ноги. Обнимают и обвивают, создавая иллюзию покорности.

Прогнувшись, я сбрасываю их с себя, и они стекают по телу, превращаясь в змей. Всего лишь игра света, но выглядит завораживающе. Всё интенсивнее раскачиваясь, падаю коленями на сброшенные цепи и застываю, опустив голову.

Тело пылает, ощущая фантомные прикосновения. Мне нужно подняться и бежать отсюда, но я продолжаю стоять, склонившись и не смея пошевелиться.

В наступившей тишине отчётливо слышится моё дыхание смешанное с мужским. Штейн тоже тяжело дышит. Тяжело и возбуждённо.

Я решаюсь. Вскидываю подбородок и натягиваю на лицо дежурную улыбку, тут же гаснущую, потому что где-то совсем рядом раздаются крики, выстрелы и топот ног.

Глава 02.

Августа.

Что происходит, чёрт побери?

Что это значит?

Грохот стоит такой, будто здание рушится. Испуганно смотрю на подобравшегося мужчину.

Он сидит, не меняя позы, но при этом всё в нём неуловимо выдаёт напряжение и готовность отреагировать на любое вмешательство.

— Штейн, пора, — барабанят в закрытую дверь с обратной стороны. — Уходим.

Я не моргаю. Почему-то сейчас это кажется очень важным: смотреть снизу вверх на поднимающегося на ноги мужчину, чьё внимание не отпускает.

Он рявкает, что ему нужна минута, и в ответ раздаётся выстрел.

Настоящий, мать его, выстрел, от которого внутренности завязываются узлом. Однажды я видела вблизи настоящий пистолет, и это был самый жуткий день моей жизни.

— Подойди, — очень тихо приказывает Штейн. Он говорил еле слышно, но почему-то мне кажется, что он тоже кричит. Также громко, как те люди, за стенами кабинки для приватов.

Мотаю головой, вцепляясь пальцами в цепи. Как будто это может меня спасти или чем-то помочь.

— Я велел подойти, девочка, — мужской шёпот врезается, кажется, в мозг. Инстинкты самосохранения вопят и сигналят красными огнями.

В коридоре происходит настоящая бойня, потому что выстрелы раздаются постоянно, а ещё сильно тянет дымом.

Но я стою на коленях, готовая заживо сгореть в клубе, только бы не на сантиметр не приближаться к Штейну. Он опаснее пожара. Страшнее…

В голове проносятся обрывки разговоров, услышанные мимоходом и тут же забытые за ненадобностью.

Безжалостный…

Лицо всегда скрыто… По слухам половина его лица изуродована ужасными шрамами.

Бескомпромиссный…

Найти с ним общий язык невозможно, и я понимаю, почему. Он не умеет разговаривать — только приказывать.

— Я никогда не повторяю дважды, но ты заставила меня нарушить принципы, — неуловимый рывок и вот уже я покачиваюсь на неустойчивых каблуках.

Мужские пальцы крепко удерживают локоть, в то время как вторая ладонь зависает возле моей шеи.

Я смотрю в пол, до крови прикусив губу. Металлический привкус разливается во рту, вызывая тошноту. Всегда не любила запах крови. Всегда его боялась.

Он такой огромный в сравнении со мной. Такой сильный. От него веет холодом и пахнет смертью.

— Красивая. Очень. Жаль, что шлюха.

Разомкнув захват, Штейн отходит назад. С трудом удерживаю равновесие и пячусь, пока спина не упирается в шест.

Опираюсь на него и впервые за всё время выдыхаю. Голову ведёт в сторону от едкого запаха гари. Я прикрываю глаза, чтобы избавиться от замелькавших красных точек, а когда открываю, обнаруживаю, что в комнате больше никого нет.

Надо бежать, спасаться, а я стою парализованная происходящим и не могу себя заставить сделать даже шаг. Задыхаюсь, закашливаюсь, но стою.

Стены начинают плыть и плавиться, погружаясь в чёрные клубы дыма. Красная подсветка и чёрный туман — они соединяются, становясь единой декорацией концы. Настоящая финальная точка. Эффектная.

Прежде чем отключиться, чувствую, как по щекам начинают катиться слёзы. Делаю попытку прикрыться и набрать воздуха в лёгкие, но соскальзываю на пол, успевая заметить падающий сверху пилон.

— Так надо, Августа, — строго глядя на меня, мама отпускает маленькую ладонь Киры, моей младшей сестрёнки. — Иногда человек оказывается перед выбором, от которого зависит его дальнейшая жизнь. Ты можешь понять нас, можешь не понимать, это твоё право. Как и наше право поступить так, а не иначе.

— Мам, я не верю, — глотаю слёзы, дёргаясь в сторону людей, которые уводят сестру. — Она же маленькая, мам! Лучше меня! Отдайте меня, а не её.

Киру забирают в интернат, потому что наши родители решили отказаться от всех родственных связей во имя науки.

Что за наука такая, требующая настолько страшных жертв?!

— Мам, пожалуйста, — стираю рукавом слёзы и встаю перед той, которую по привычке зову матерью. — Поменяй нас с Кирой местами. Пожалуйста!

— Маленькие дети, Августа, легче переносят перемены в жизни. К тому же Киралина проблемная, и бабушке будет с ней сложно справиться.

— Я помогу! Помогу! Вам не обязательно отказываться, мам! Пап, скажи! Скажи же!

Перехожу на крик, переводя глаза с одного каменного лица на другое. Отец, как обычно, сосредоточен, хмур и погружён в себя. Сколько помню, ему не было дел до нас. Впрочем, матери тоже — нас воспитывала бабуля.

А теперь Киру у нас забирают.

— Я сказала, нет! Она шумная и непослушная девочка. Отвратительные гены!

— Мам…

— Моё слово последнее! Все бумаги готовы, Августа. Решение принято.

Каждой короткой фразой мать отрубает ту ниточку, которая всё ещё удерживает меня около неё.

Решение принято и изменению не подлежит. Это жизненный принцип старшего поколения семьи Гросс, к которому я отношусь.

— Тебе лучше уехать, Августа, — равнодушно глядя сквозь меня, отец приглаживает идеально уложенные волосы. — Ты делаешь своей сестре только хуже.

— Вы делаете! Вы! Монстры! Настоящие беспощадные монстры, способные сдать своих детей в детдом и вычеркнуть из жизни! Ненавижу! Как я вас обоих ненавижу!

Истерика затапливает с головой, и я совершенно не соображаю, что делаю. Подскочив к той, что недавно была для нас мамой, отвешиваю ей пощёчину. Кира кричит и рвётся ко мне, но её оттесняют работники социальных служб. Они крепко держат сестрёнку, уводя всё дальше и дальше за железный забор к серому зданию.

— Пшла вон, — выплёвывает мать, впервые в жизни выходя из себя на глазах посторонних людей.

Их мало, но они есть.

Те, кто забирает Киру.

Знакомая родителей, устроившая и разделившая нас.

И Сашка. Наш сосед, живущий через несколько домов от бабулиного участка. Он выскакивает из машины, на которой привёз меня, и бежит к нам.

Глава 03.

Августа.

— Что здесь произошло?

Превозмогая боль, встаю и шатаясь иду к Карине. Она кажется мне целее остальных, а ещё явно нуждается в поддержке.

— Карин, кто стрелял и кто устроил пожар?

— Не знаю, — Каро выставляет вперёд ладони, и они дрожат. — Всё началось очень резко. Я как раз прощалась со всеми, когда за дальними столиками кто-то заорал и выстрелил. А потом… Потом…

Она машет рукой в сторону бара, и я с ужасом замечаю то, чего не видела раньше.

Там лежит тело, накрытое когда-то белой скатертью. Сейчас ткань в расползающихся бурых пятнах, а из-под неё выглядывает…

— Коля, — произношу помертвевшими губами, узнавая набитую барменом татуировку. Это какой-то символ вечной жизни с мудрым изречением ещё более древнего философа. — Он…

— Он успел вызвать ментов, за это они… Я всё видела. В него стреляли в упор несколько раз, Ав. Я была рядом. Совсем рядом, пряталась внизу. Когда он упал, его кровь текла под мои ноги, а глаза так страшно смотрели на меня. Не мигая.

Обнимаю подругу за плечи и прижимаюсь к её виску своим. Больше никакие слова не нужны. Неизвестно, что и кто не поделил, устроив бойню, но от их действий пострадали невинные люди.

Присмотревшись, я различаю среди разбросанных вещей ещё несколько трупов, также прикрытых тряпками.

Нас с Кариной допрашивают первыми и отпускают, взяв несколько подписей. Мне советуют из клуба ехать сразу в больницу, но я сажусь за руль своей старенькой машинки и бездумно смотрю в лобовое стекло.

Кто-то проходит мимо, кто-то останавливается рядом, кто-то что-то спрашивает, а я всё сижу и смотрю в одну точку. И только входящий звонок телефона приводит меня в чувство.

Надо же, я ведь и не помню, как он тут оказался вместе с моими вещами и сумкой…

Нажимаю зелёный кружочек и слушаю звонкий голос сестры, собирающейся выезжать ко мне. Не дотерпев до встречи, Кира делится своими новостями и жадно слушаю всё, что происходит у неё, чтобы забыться от своего кошмара. Чувствую, что подкатывает тошнота и начинает ломить виски́. Пальцы теряют чувствительность от подступающей панической атаки. Я была знакома с ней раньше исключительно в теории.

Начинаю часто дышать, и быстро отбиваю вызов, соврав сестре, что нахожусь за рулём. Я действительно за рулём, но, чтобы тронуться с места мне приходиться выжать из себя все резервные силы.

Может быть, совет поехать на осмотр был верным — чувствую я себя паршиво. Кире бы хватило бы любой придуманной причины, по которой меня могло не оказаться дома. Я могла солгать о простуде, срочном заказе или даже свидании. Но я упорно еду домой, чтобы встретить сестрёнку и прижать её к себе. Чтобы почувствовать родное тепло, чтобы увидеть её улыбку.

Тщательно слежу за дорогой и знаками, время о времени сбрасывая скорость, чтобы откашляться. Рёбра болят, а лёгкие горят как при затяжном бронхите. Мысленно обещаю себе завтра же записаться на платный приём в любую клинику, и сворачиваю в посёлок, где живу.

Мне надо проехать до конца улицы и свернуть направо, но я путаю поворот и чуть не влетаю в зад стоящей на проезжей части машины. Она припаркована аккурат у дома Сашки. У дома, где семь лет никто не появлялся.

Сдаю назад и останавливаюсь под старым кустом акации. Зачем-то думаю о том, что неправильно называть куст так, ведь акация — это дерево, растущее на юге.

Мы часто играли здесь в детстве. И именно здесь впервые поцеловались с Сашкой. Это был не поцелуй даже, а трепетное и осторожное прикосновение, ведь мне было тогда шестнадцать, а ему уже двадцать один год. Он как раз вернулся из армии, менял девчонок, как перчатки, а я почему-то глупо решила, что влюблена в него.

Трясу головой, прогоняя ненужные воспоминания. Слишком уж они загружают мозг ненужными флешбеками. Наверное, это последствия удара, сна и странная машина так влияют на память.

Дожидаюсь, когда из дома выходит мужчина в костюме. За ним семенит молодая девушка с толстой черной папкой в руках.

Не выдержав, дергаю рычажок открытия двери и тут же отдёргиваю руку. Я до сих пор в том латексном комплекте, в котором выступала. На мне нет больше ничего, кроме кроссовок, в которые я сунула ноги на автомате, когда уходила. Но даже кроссовки не мои, а Колины.

Боже мой… В каком же состоянии я проехала половину города, что не обратила внимание на свой внешний вид?!

И как же мне повезло, что никто не остановил странную девушку, рассекающую по улицам в одном нижнем белье.

Зло выругавшись сквозь зубы, даю по газам и с визгом шин срываюсь с места. Всего минута отделяет меня от уютного дворика родного дома, где я тщательно моюсь и кутаюсь в тёплый костюм.

Кира застаёт меня накачанную успокоительным. Я радуюсь её приезду настолько, насколько позволяют заторможенные реакции. Долго обнимаю и рассматриваю, подмечая, что сестрёнка похудела и осунулась.

Она списывает своё состояние на утомительные тренировки, а прикусываю язык, потому что сама и помогала Кире возвращаться к танцам. После ужасного перелома ноги и последующей операции, Кира долго и болезненно восстанавливалась. Сейчас о травме напоминает только некрасивый шов и периодические боли от чрезмерных нагрузок.

Я сама такая же упорная фанатка, поэтому просто прошу себя беречь и напоминаю, что очень её люблю.

Кира ест предложенный обед, собранный на скорую руку, и поглядывает на меня. Я пью лишь кипяток, сидя напротив. Перекинувшись незначительными фразами, мы замолкаем, пока сестрёнка не откладывает в сторону вилку.

— Авочка, а расскажи о том парне, который стал моим «папой», — рисует в воздухе кавычки. — Я просто шла мимо дома, где он жил. Там столько строительной техники, с ума можно сойти! Вроде дом с участком кто-то купил и собирается полностью его перестраивать.

ЗА АРТ ОГРОМНАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ К.ДАРОВСКОЙ

Глава 04.

Августа.

— Купили? — растерянно повторяю за Кирой. — Ну что ж… Когда-то это должно было случиться. Даже странно, что это случилось так поздно.

Кира начинает рассуждать про цены на землю и возводящиеся дворцы в соседних с нашим посёлках. В чём-то она, безусловно, права. Мы относимся к городу, здесь хорошая транспортная доступность, поэтому действительно необычно то, что среди огромных каменных заборов ещё виднеются небольшие домишки типа нашего.

Хотя дом родителей Александра никогда не выглядел домиком. Он был… слишком современным и слишком выделялся из общей картины ещё тогда, во времена детства.

— Я ведь совсем его не помню, — Кира на своей волне болтает про Сашку и её возвращение домой. — Только имя, и всё. Какие у него были родители? Я никогда их не видела.

«К счастью», — чуть не срывается с моих губ. Вовремя прикусываю щёку изнутри.

— Ты была маленькой и не интересовалась взрослыми делами, — заставляю себя выстраивать ответы таким образом, чтобы свернуть с опасной темы.

До сих пор мне удавалось лавировать, да и Кира не проявляла настойчивости. Так… Иногда интересовалась, кто и что.

— Но сейчас интересуюсь, — сестрёнка, не отрываясь, сканируется меня фирменным прищуром нашей бабушки. — Почему ты не хочешь ничего рассказывать? Разве это секрет?

— Никакого секрета, — показательно развожу руками. — Обычный фиктивный брак, заключённый на короткое время. Он просто помог и просто уехал устраивать свою жизнь. А мы с тобой ему просто благодарны за эту помощь. И всё.

Строго хмурю брови, давая понять, что продолжать не намерена.

И рассказывать, куда уехал Сашка и почему, тоже.

Слишком это… Личное.

Не для ушей Киры.

— Ладно, ладно, просто фиктивный брак. И не побоялся же, — вдруг фыркает она. — А если бы ты потребовала у него алименты? Нет, вы ненормальные. Но я вам так благодарна за всё.

Расчувствовавшись, Кира бросается ко мне и всхлипывает, утыкаясь носом в шею. Мы почти валимся на пол и слезливое настроение сменяется громким хохотом.

Говорят, слёзы освобождают в душе человека место для новых эмоций. Так вот, смех тоже обладает такой целительной способностью. Потому что, отсмеявшись, я определённо начинаю чувствовать себя живой.

Когда Кира начинает собираться, я уговариваю её остаться. Она не соглашается, ссылаясь на долгую дорогу и ранний подъём. Для неё действительно ранний, так как добираться до института долго. Нехотя, но я отпускаю Киру, впихивая в её руки сумки с едой. Веду себя как заботливая мамочка, к которой приехало погостить любимое чадо.

Отчасти так и есть: сестра для меня была, есть и будет на первом месте. Всегда.

И я всегда буду помнить дорожки слёз на детских щеках, когда нас с ней разделяли. Когда меня оставляли жить обычной жизнью, а её вынужденно запирали в здании, окружённом кованным забором.

Проводив Киру, оставляю в кухне немытую посуду и ухожу в свою спальню. Падаю ничком на кровать и раскидываю руки в стороны.

Область груди беспокоит, я периодически поворачиваю голову в бок, чтобы хорошенько откашляться. Но в остальном меня беспокоит не физическое состояние. Душа… она рыдает и мечется, желая забыть увиденный кошмар.

Только если от страшного сна можно отмахнуться, от реальности не получится.

Забрав лежащий на подушке телефон, включаю с опаской. Рабочий чат гудит, сообщения сыплются одно за одним.

Не читая, перехожу в другую вкладку и пишу родителям малышей, с которыми на сегодня договорённость. Ссылаюсь на лёгкую простуду и обещаю отработать пропущенный день в любое удобное время.

К счастью, мамочки моих маленьких пациентов очень понимающие, и в ответ меня засыпает вереница картинок и пожеланий скорейшего выздоровления. Пролайкав каждое и написав «спасибо», всё же заглядываю в чат «Вьюги».

Выделяю несколько важных объявлений и читаю имена пострадавших. Бармен Николай, два парня из охраны, официантка Лола. Её убили в тот момент, когда она несла напитки в зал засидевшимся гостям.

Меньше всех задело меня и Карину. Она успела спрятаться, а я…

Меня спас Димка, бросившись в загоревшееся помещение. Кто-то даже приложил фото с камер наблюдения, как он вытаскивает меня в зал. Я безвольной куклой вишу в его руках, а сам он странно горбится, прижимая к себе моё обмякшее тело.

Пролистав больше сотни сообщений и переведя деньги на похороны погибших, отключаю смартфон и ставлю его на беззвучный режим. Кира знает, что иногда я так делаю, и не станет переживать, ограничившись войсом или смс.

Карина вряд ли решит звонить. Она, как и я, сейчас приходит в себя. Только если ей для этого нужен крепкий алкоголь и хороший секс, то мне нужен длительный сон.

Веки тяжелеют, и я позволяю мышцам расслабиться, испытывая почти удовольствие. Обо всём случившемся я обещаю подумать завтра, накопив сил и восполнив запасы необходимой жизненной энергии. Сейчас она на нуле, что грозит не просто истощением, а истерикой или приступом паники.

Договорившись с собственным организмом, слежу за дыханием. Медитативная практика моей первой наставницы по танцам приносит плоды. Я очень быстро засыпаю, и сплю без сновидений достаточно долго.

Просыпаюсь будто от толчка. Сердце срывается в бешеный галоп, а глаза лихорадочно ощупывают тёмную комнату в поисках того, что меня разбудило и напугало.

***

ЗА КРАСОТУ СПАСИБО ОТ ВСЕЙ ДУШИ ВОЛШЕБНИЦЕ МАРГАРИТЕ ❤️

Глава 05.

Августа.

Пытаясь унять панику, хватаю валяющийся рядом телефон и включаю фонарик. До прикроватной лампы надо тянуться, а на это не хватает смелости.

Свечу направленным светом во все углы, и никого не вижу. Громко выдыхаю, роняю смартфон и растираю виски.

Конечно, никого. Вокруг участка забор, калитка и ворота заперты, в доме надёжная металлическая дверь, а окнах решётки. Их поставила ещё бабушка, используя как опоры для дикого винограда.

— Всё хорошо. Всё в порядке, — проговариваю громко, но от звука голоса, растворяющегося в темноте, становится ещё страшнее.

Мне мерещатся длинные тени и крадущиеся шаги, чудится запах дыма и глухой мужской голос, приказывающий меня убрать.

Чтобы не сойти с ума окончательно, слезаю с кровати и шлёпаю в кухню. Там завариваю крепкий кофе, но вспомнив о ноющей голове и рекомендациях врача, выливаю его в раковину. Теперь в моём доме нет ни грамма любимого напитка, зато аромат стоит на всё помещение.

Заливаю кипятком какие-то древние травы, набросав в прозрачный пузатый чайник крошки листьев мяты, ромашки, липы и чёрной смородины. Получается довольно вкусно, особенно когда я двигаю к себе недоеденную Кирой вазочку с вареньем.

Земляничное — моё любимое. Запасов осталось так мало, что я расходую его экономно и только по праздникам.

Выскребаю последние капли, прижимаясь спиной к прохладной стене. Меня по-прежнему окружает темнота, но глаза уже свыклись с ней и привычные предметы успокаивают, не пугают.

Я прислушиваюсь к звукам за окном, поставленным на микропроветривание. Из незаметной щели тянет ночной прохладой и табаком.

Осторожно раздвинув ламели, выглядываю на улицу. Около самого забора замечаю чужой силуэт. Сердце моментально берёт разгон и трепыхается в грудной клетке, как птичка колибри.

Словно заворожённая, смотрю на мужчину (а это сто процентов мужчина). Он подносит к лицу сомкнутые руки и подкуривает. Хоть расстояние приличное — с десяток метров — я вижу и движение его пальцев, и мелькнувший огонёк.

Напуганная этим до чёртиков, трясущимися пальцами разблокирую телефон, чтобы вызвать помощь. Номер местного участкового внесён в записную книгу с того дня, как не стало бабушки. Он очень помог мне с организацией, и вообще…

Листаю контакты, на время забыв даже его имя. Просто перебираю строчки, не умею сложить буквы в слова. Меня колотит от ужаса.

Наверное, именно ужас и является причиной невнимательности. Слишком поздно я вижу мигающий символ непрочитанного входящего сообщения в углу экрана. Уверенная, что оно от Киры, перехожу в наш чат, но промахиваюсь. Вместо аватарки сестры просто чёрный круг и номер, состоящий из двух повторяющихся цифр. Сомневаюсь, что такие номера существуют в природе. И всё же.

«Тебе некого бояться, кроме меня»

И время отправления: десять минут назад.

Несколько раз перечитываю текст, пока до меня доходит его смысл. Конечности сводит судорогой, а горло становится по ощущениям слишком узким. Таким узким, что для полноценного вдоха в нём просто не хватает места.

Я переживаю секундный паралич и молюсь всем известным богам, выуживая из глубин памяти молитвы бабушки. Никогда раньше в них не верила, но сейчас взываю к высшим силам, умоляя меня уберечь.

Всё это длится мгновение. Судя по часам — меньше минуты.

Когда невидимая рука, сжимающая горло, пропадает, я снова выглядываю на улицу, но никого там не вижу. Ни машины, ни мужчины, ни странных теней, которые — теперь я уверена — были настоящими.

Больше я, естественно, не ложусь и утром вижу в зеркале незнакомую мне девушку. Её кожа почти белая, под глазами сине-чёрные круги, лоб прорезает вертикальная морщина, а на губах несколько свежих трещин. Это я вгрызалась в них зубами, приводя себя в чувство.

К этому «прекрасному» отражению прибавляются растрёпанные волосы и под корень обгрызенные ногти. Дурацкая детская привычка, о которой я давным-давно забыла.

Будильник напоминает мне о необходимости посетить медицинский центр и отправиться в клуб, где после обеда снова собирается весь персонал. С нами будет беседовать представитель правоохранительных органов, а также Тигран. На время ремонта клуб вынужденно прекращает свою деятельность и нас отправляют в вынужденный отпуск. Но не всех — Карина остаётся вместо администратора, чтобы следить за ремонтными работами. У неё есть такой опыт, и достаточно жёсткости характера, чтобы управлять мужчинами.

Звоню в ближайшую клинику. Мне подтверждают возможность приёма уже через час, и я очень резво привожу себя в порядок. Проверяю наличие документов, тщательно закрываю дверь на два замка, хотя раньше использовала один, и сажусь в салон своей малышки.

Долго прогреваю мотор старенького автомобиля, параллельно вбивая вчерашний номер на всех известных мне сайтах. Хочу найти хоть какую-то зацепку об отправителе, но неизменно получаю одно и то же.

«Не найдено», «не существует», «проверьте введённую комбинацию цифр». Я уже пробовала искать ночью и сейчас повторяю по второму кругу. Даже отправляю просьбу о помощи парочке старых знакомых, связанных с сайтами и компьютерами. Оба отзываются, но и их проверки ничего не дают.

Вношу номер в чёрный список и выезжаю со двора. Посещаю профессора с очень сложной фамилией, уверяющего меня в необходимости пройти курс капельниц для укрепления здоровья. Его дребезжащий голос начинает меня раздражать и я, скупо улыбнувшись, покидаю клинику.

Проскакиваю утренние пробки и прибываю к «Вьюге» одной из первых. Внутри никого нет, но о произошедшем напоминают оградительные ленты и следы мела на чёрном полу. Я сознательно оттягиваю момент, когда приходится войти для приватного разговора с мужчиной в гражданской одежде.

На нём серая куртка, серые брюки, серые ботинки и какие-то серые невнятные волосы. Весь он… безликий… И только взгляд яркий и острый, как бритва. Он впивается в моё лицо и около часа мучает меня вопросами о вчерашней трагедии. Докапывается до мелочей, требуя в подробностях описать вечер и ночь. Буквально поминутно выпытывает мои передвижения.

Глава 06.

Августа.

— Как… Как не имеют?

Вскакиваю со стула и начинаю ходить туда-сюда, кусая губы.

Не может такого быть, что эти двое отказались от своих слов! Или может? Мы ведь разговаривали с Кариной за секунду до того, как меня пригласили давать показания.

А если вчера? Когда я сидела в машине и никого не замечала… Если они вчера отказались от своих слов, потому что их запугали или купили? Деньги решают практически всё в нашем мире, я знаю…

И ко мне ночью приходили с той же целью — запугать?

А кто-то спутал чужие планы?

Останавливаюсь перед следователем и внимательно на него смотрю, приложив прохладную ладонь ко лбу. Серый, незаметный, незапоминающийся. Даже кожа неестественно бледная. Кроме неровного рубца с красноватыми краями, выглядывающего из-под рукава куртки.

— Вы успокоились, Августа? — мужчина, заметив мой пристальный взгляд, поправляет рукав и невозмутимо продолжает что-то писать в потрёпанном ежедневнике. Тоже сером.

— Я спокойна, — огрызаюсь и занимаю своё место. Набираю в лёгкие побольше воздуха и выпаливаю без пауз. — Тигран и Карина были в нашей гримёрке. Точнее, Тигран пришёл туда, когда мы переодевались. Он встал у двери и попросил меня выйти к клиенту. Да Карина сама собиралась танцевать этот приват, но клиент хотел видеть меня! Понимаете? Так сказал Тигран!

— Не кричите, Августа.

Кажется, впервые за всю беседу мужик показывает эмоции. Нахмурив лоб, он откладывает ручку и сцепляет в замок пальцы, укладывая их поверх всех записей.

— То есть вы утверждаете, что ваш начальник настоял? Почему именно вы, Августа? Он как-то объяснил это?

— Нет. Я не знаю. Боже, нет. Он просто сказал, что выбрал. До этого мы, как обычно, танцевали с Кариной на своих местах. Он, возможно, увидел и…

— На видеозаписях вас и вашу напарницу невозможно отличить друг от друга. Темнота прекрасно скрывает лица, одежда у вас одинаковая, движения синхронные. Только волосы. Ваши волосы короче, Августа.

Камеры — меня осеняет. Конечно!

— Вы можете посмотреть записи и убедиться, что Дужиев заходил к нам. Там должно быть время. И выходили мы вместе.

— Мы изучим, изучим, не нервничайте так. Всё изучим. А скажите, этот Штерн, он не показался вам знакомым?

— Штейн, — машинально исправляю. — Я его не видела. Когда он вошёл в комнату, я не смотрела на него. А потом… Он всё время был в капюшоне. Не снимал его.

— Прекрасно, Августа. Просто замечательно. А попробуйте вспомнить, никого он вам не напоминал? Фигурой, может быть, походкой?

Он сидел и смотрел на меня. Я чувствовала только его взгляды. И голос… Тихий, как будто он не хотел, чтобы я поняла, кто говорил.

— Фигура… Ну он… Большой. Мощный, высокий. Как Дима, наш охранник. Да, он немного напоминает Дмитрия. Если надеть на него толстовку, он может быть похожим.

Фантазия тут же рисует Димку, и я вскидываю на следователя вопросительный взгляд. Почему он… улыбается?

— А где, вы говорите, был этот Дима, когда вы шли танцевать?

— Он… Кажется, он собирался уходить. Или нет.

В голове каша. Я абсолютно не помню, видела ли его в конце того вечера, или не видела.

— Но он был. Это он меня спас, вынес из горящего кабинета. Мне рассказывали, — торопливо добавляю. — Врач… Врач говорила, что это он рисковал.

— И он знал, что вы там одна, всё верно?

— Получается, что… Нет, подождите! — снова вскакиваю и растираю многострадальный лоб. — Вы что же, его подозреваете? Диму?!

— Я? Нет, что вы. Это вы его подозреваете, Августа. А я только записываю факты. Моё дело маленькое, как видите. Спросить, записать… Если это не профессиональная тайна, под какую музыку вы танцевали перед мужчиной? В душе я меломан, люблю расслабиться за чашечкой хорошего кофе, послушать любимые композиции.

Холодея от ужаса, выталкиваю из себя название трека.

Он выбирал музыку.

Он знал, что я люблю эту песню.

Он появился неслышно, потому что знал, как можно открыть замок.

Он спас меня, потому что знал…

Господи боже… Димка… Неужели это он? Неужели он и есть тот самый Штейн, которого уважает сам Дужиев? Неужели…

«Если хочешь что-то спрятать, прячь на самом видном месте», — говорила бабуля. Старая же истина. Рабочая.

— Простите, — перебиваю разглагольствующего и музыкальных стилях мужика. — А что с Кариной и Тиграном? С тем, что они не в курсе?

— Августа, Августа… Вы присядьте обратно, в ногах правды-то нет. Присядьте. И не держите зла. Каюсь, воспользовался приёмом своего учителя. Умный был мужик! Столько дел раскрыл… — пробежавшись по неровным строчкам допроса, следователь придвигает их мне. — Ознакомьтесь. Так вот. У него была такая привычка: отвлечь собеседника, вывести из равновесия. Признайтесь, вы же возмутились, обиделись на своих знакомых? Решили, что вас подставляют, делают виноватой?

— Д… да…

— Работает метод, работает родимый. Не зря он его так часто применял и нас научил.

— Рада за вас, — цежу сквозь зубы, злясь, что позволила себя обвести вокруг пальца. И рассуждала же логично, а он вовремя влез со своими расспросами. Психолог хренов.

Проверив показания и поставив подписи, вылетаю на свежий воздух и несколько минут просто дышу. Оказывается, там — внутри — моим лёгким не хватало кислорода.

— Ты как, Ав? — Карина осторожно трогает меня за плечи. — что он спрашивал? Мне следующей идти. Представляешь, даже коленки дрожат.

— Представляю. Ты не бойся, иди. Главное, говори правду. И если этот мудак будет тебе рассказывать разную чушь про меня, не верь. Это он так проверяет. Мне он заявил, что якобы вы с Дужиевым ничего не знали о привате.

Каро округляет рот, но выругаться не успевает, её зовут.

Меня отпускают, не давая больше ни с кем переговорить, хотя я очень хочу найти Диму и задать ему несколько вопросов.

Глава 07.

Августа.

Неделя проходит как в тумане. Я встаю утром, куда-то еду, иду, что-то делаю. Но спроси меня, что именно, не отвечу.

На моё счастье, сестрёнка ограничивается короткими сообщениями, занятая учёбой и репетициями. И хотя бы перед ней мне не нужно притворяться, что всё в полном порядке и жизнь бьёт ключом.

Каждый вечер я надеваю маску воодушевлённой оптимистки и выжимаю из себя улыбку, подъезжая к своим маленьким пациентам. Они слишком тонко всё чувствуют и считывают, поэтому мне приходится прилагать гигантские усилия, чтобы отключать мысли и сосредотачиваться на массаже.

Вот и сейчас моя выдержка на грани. Самый мой беспокойный пациент абсолютно не хочет лежать и заходится плачем, проходящимся по всем нервным окончаниям тупым ножом. Мне хочется упасть на специальный коврик рядом с ним и тоже зарыдать от бессилия.

— Не надо, маленький, не стоит так кричать, — уговариваю его, поглаживая тонкие ручки и ножки.

У малыша родовая травма шейного отдела, и мы делаем уже второй курс массажа, укрепляя мышцы. Обычно его мама находится рядом, но именно сегодня у них заболела бабушка и мама суетится около неё, пользуясь моим присутствием.

Перестаю мучить ребёнка и, завернув его в одеяло, начинаю носить по комнате, в которой целый арсенал детских вещей. Кажется, его родители запаслись одеждой и игрушками по самого совершеннолетия, потому что помимо разнообразных погремушек, электрокачелей, музыкальных модулей здесь полно мячей, машиной, пазлов, книг… Выхватив взглядом энциклопедию военной техники, хмыкаю.

— Слушай, я не знаю, кем ты станешь, когда вырастишь, но ты определённо будешь счастливым. Тебе нет и года, а твои мама и папа уже тебя балуют.

На моих губах улыбка, а из глаз капают мелкие слезинки, не задерживаясь на ресницах. Я сравниваю маленькую Киру и этого малыша.

Наши родители разрабатывают методики по воспитанию детей, а на своих детей…

Малыш замолкает, словно почувствовав моё настроение. Цепляется крохотными пальчиками за мой халат, в который я всегда переодеваюсь перед началом сеанса, и пускает пузыри с довольной моськой. Заплаканные глазки при этом весело сверкают.

— Что, довёл тётю до слёз и рад?

Он отвечает энергичным подёргиванием ножек, и мы продолжаем начатые упражнения. Ему не всё нравится, но он терпит моё присутствие, попискивая.

Когда мы заканчиваем, маленького пациента клонит в сон. Он всё медленнее моргает и засыпает у меня на руках. Я ношу его некоторое время, пока не приходит мама. Забрав его у меня, укладывает в кроватку и зовёт выпить по чашке чая. Отказываюсь, ссылаясь на занятость.

На самом деле у меня нет никаких дел, а чаепитие уже стало нашей традицией. Но в другой раз. Сегодня я слишком не в себе, чтобы с вежливой улыбкой слушать новости из мира «мама и дети».

Попрощавшись, почти бегом преодолеваю холл дома и подъездную дорожку. Ныряю в салон своего старичка и кладу на руль трясущиеся руки. Не знаю, что со мной… Слишком сильно давят обстоятельства, сжимаясь в плотное кольцо, или атакуют мысли о родителях, которых я до сих пор не могу простить?

Если бы не они… Если бы не их поступок… Я бы сейчас тоже могла быть мамой очаровательного мальчика или нежной девочки…

***

Следующим утром проходят похороны погибших. Мы приходим на церемонию прощания в больничный морг, из которого их увезут по разным кладбищам города.

Людей очень много. Стоит невыносимый гул плача, причитаний и домыслов. Даже в такой тяжёлый момент они не прекращаются, повисая в воздухе обрубленными вопросами.

Никто ничего не знает, но в то же время все знают всё.

Карина плачет, прикрыв лицо платком. Тигран, с которым мы не виделись с того памятного допроса, грызёт неподожжённую сигарету, нервно играя желваками. Около него два бритоголовых охранника с квадратными челюстями. Они сканируют каждого человека, появляющегося в пределах метра, и поигрывают мышцами.

Глупая и неуместная демонстрация силы в месте скорби вызывает истерический смех. Я давлюсь им, закашливаюсь и выбегаю из душного помещения, пропитанного чужим горем.

Согнувшись пополам за углом серого здания, выплёвываю густую желчь, вязкой горечью опутавшую все рецепторы.

— В первый раз всегда страшно и неприятно, — тихий голос со стороны нарушает моё уединение. — Потом мозг смиряется и уже не реагирует столь бурно. Возьмите.

Поднимаю глаза и вижу сначала протянутую упаковку одноразовых салфеток, а затем и уродливый рубец на запястье.

Следователь.

Он не изменяет своим принципам и снова сливается с окружающей обстановкой, ничем не выделяясь.

— А вы здесь? — принимаю салфетки и вытираю рот.

— И я здесь. Пришёл попрощаться с усопшими, осмотреться. Открою вам секрет, Августа. В таких местах тоже рождается истина. Парадокс, не находите? Человек умирает, жизнь заканчивается, а правда живёт. Иногда прячется и хорошо прячется, но живёт.

— Не нахожу, — обрубаю грубо. — Я об этом не думаю.

— Зря. Мне кажется, как раз вы могли бы думать. Например, о том, кто же на самом деле вас спас.

Бросив эту фразу, следователь буквально испаряется.

Я бегом возвращаюсь на площадку перед моргом в надежде найти его и вытрясти правду. Клянусь, настроена я решительно!

Но его нигде нет. Как будто и не было.

Прислонившись к одному из боков тёмных микроавтобусов, выравниваю дыхание и достаю телефон, чтобы проверить время.

Обратно не собираюсь. Планирую подождать Карину на улице и отвезти её до клуба, где Дужиевым организованы поминки «для своих». Проваливаюсь в сообщения, собираясь ответить сестре. И тут экран загорается новым входящим.

«Не доверяй никому»

Глава 08.

Августа.

Сверяю цифры номера с теми, что находятся в чёрном списке, и не могу ничего понять. Как я могу получать сообщения от заблокированного пользователя? Это же… нереально…

Но вот оно — смс — с вполне доступным текстом и русскими буквами.

Меня просят никому не доверять, при этом не объясняя, кому доверять можно. И кто он — этот доброжелатель? Следователь, Димка или кто-то третий?

Внутренний голос противно нашёптывает, что тут замешан Штейн, но ведь Дима он и есть. Или всё же нет?

Дожидаюсь траурную процессию на стоянке. Гроб Николаем выносят и грузят в специальный транспорт, люди рассаживаются по своим машинам. Кто-то спешит к ждущему неподалёку автобусу с надписью «заказной». Этот автобус повезёт родственников Коли на кладбище, а потом в кафе, где будут проходить поминки. Но без нашего участия — там остаются только скорбящие и оплакивающие потерю близкие.

Тигран выходит одним из последних. С ним рядом Карина, цепляясь за рукав начальника и громко всхлипывая. Охрана вышагивает по бокам с важным видом, мешая другим желающим вдохнуть свежего воздуха, не пропитанного формалином.

— Ты вовремя ушла, — подруга добирается до меня самостоятельно, шатаясь, как пьяная. — Там та-а-ако-о-ое было! Оказывается, у нашего тихони Коленьки была девушка, и она явилась на прощание с целью узнать, кому её ненаглядный оказывал знаки внимания. Она тебя искала, решила, что я это ты и… Вот.

Отодвинув платок, закрывающий лицо, Каро демонстрирует мне яркую широкую царапину, явно оставленную ногтями.

— А сейчас она идёт сюда. Поэтому быстро… Смываемся!

Не успеваю опомниться, как Карина буквально силой заталкивает меня в машину, прыгает на заднее сиденье и торопит трогаться. Мы уезжаем со стоянки из-под носа машущей руками девушки.

Успеваю заметить, что она очень красива, но не так молода, как казалось издалека. Эдакая Дита фон Тиз, только с более короткими волосами.

— Не знала, что он с кем-то встречается, — встраиваясь в поток машин, расслабляюсь, насколько это возможно. — Он никогда об этом не говорил.

— Не только об этом, — хмыкает подруга, растягиваясь сзади, и поясняет на мой вопросительный взгляд. — Шепчутся, что он приторговывал запрещёнкой в обход Тиграна. Ты же знаешь, как трепетно наш босс относится к этим вопросам.

Знаю, да. Дужиев один из немногих, кто категорично настроен против наркоты. Поговаривают, что когда-то его сестра погибла от передозировки и он не один год рыл землю, чтобы за неё отомстить.

— А ещё говорят, — добивает всезнающая Карина, — что его положили по указу нашего Тигранчика. Только тихо, я тебе ничего не говорила.

— Само собой.

Нервно дёргаю плечом, переваривая информацию.

В то, что Коля проворачивал делишки на спиной Тиграна, я могу поверить. Слишком уж дорогие аксессуары и машина были у простого бармена. Мы, конечно, не обижены зарплатой, и чаевые делим на всю смену, но этих денег бы не хватило на роскошную тачку. А у него она была. И не одна, потому что на той, что попроще, Николай приезжал в клуб.

До «Вьюги» мы добираемся первыми. Помогаем девочкам-официанткам накрыть столы, обрабатываем боевую рану Карины и ждём остальных. Я жду исключительно в качестве компании подруги, не собираясь оставаться.

У меня сегодня два дополнительных массажа, перенесённых с того дня, когда я не могла взять себя в руки. А ещё посещение репетиции Киры: хочу оценить её работу и состояние травмированной ноги.

Но прежде всего я хочу задать Тиграну несколько вопросов про Димку.

МОИ ХОРОШИЕ, НЕ ПРОПУСТИТЕ В ТГ СПОЙЛЕР, МУЗЫКУ К ИСТОРИИ И ДРУГИЕ ПРИЯТНОСТИ В ЧЕСТЬ 8 МАРТА (намёк)

Глава 09.

Августа.

Дужиев отмахивается от меня сразу, как только я подхожу.

— Не до тебя, Мышкина. Не видишь, сколько проблем свалилось на мою голову?

В раздражении он сначала начинает говорить с сильным акцентом, а потом и вовсе переходит на родной язык. Я ничего не понимаю, но хватаю его за рукав пиджака и настойчиво тяну в подсобку, у которой мы находимся.

Я устала, потому что ждать появления Тиграна пришлось долго. Ещё дольше пришлось объясняться с его охраной, пытающейся выставить меня на улицу.

— Две минуты, Тигран Рашидович! Всего две, — упрашиваю его. — Я ведь тоже пострадала, помните? Если бы не Димка…

— Короче, Августа, — Дужиев перебивает меня, растирая кулаком лоб. — Утомила. Спрашивай, что хотела и проваливай в общий зал. Как у вас принято? Поминай, выпивай и не мешай другим работать.

— Поняла, — киваю. — Я не собираюсь оставаться, у меня дела. Просто хотела… Тигран Рашидович, вы видели Штейна? Я имею в виду настоящего, который заказывал приват со мной. Вы его видели?

— И даже говорил с ним. Странно, что ты об этом спрашиваешь. Вы довольно много времени провели наедине. Дольше, чем того требовал единственный танец.

— Не странно, — мотаю головой. — Его лицо… Оно было закрыто. Почему?

— Не хотел, чтобы ты его узнала?

— То есть… Подождите, — осекаюсь, складывая пазл. Но только этот мысленный пазл разваливается на кусочки, неподходящие друг к другу. — Следователь дал понять, что наш Димка и Штейн один человек. Или не один? А если не один, то почему его арестовали? Я не понимаю.

— Августа, — Дужиев прерывает мой монолог взмахом руки и склоняется, обдавая запахом крепкого алкоголя. — Не лезь туда, куда маленьким девочкам лезть не следует.

— Значит, Димка? — выдыхаю, следя за его реакцией. — Он?

— Как у вас говорят? Любопытной Варваре… — Тигран хмыкает, наблюдая за моими попытками его подловить. — А вообще ответ на поверхности, Ава. Если хочешь его получить, подумай.

Оставив меня с раздумьями наедине, хозяин «Вьюги» выходит, прикрывая дверь. В коридоре разносятся его приказы, а я обессиленно опускаюсь на перевернутый ящик, пытаясь разложить по полочкам известные факты.

У меня ничего не получается, от этого нервы выкручиваются как канаты, голову долбит нарастающая боль, а настроение становится раздражительным.

Бесит всё! Загадочные сообщения, поджигатель, перестрелка… Неадекватная девушка Коли тоже бесит. Но больше всех бесит следователь, ведь именно его я вижу первым, возвращаясь к коллегам.

— У меня стойкое ощущение, что вы преследуете меня?

Останавливаюсь рядом, наблюдая как «серый» мужик накладывает себе в тарелку закуски.

— Что вы, Августа, — закончив с тарталетками, он принимается за мясную нарезку. — Боже упаси меня преследовать молодую незамужнюю женщину. Так можно нарваться на серьезные неприятности. Приглядываю, да. Анализирую ваше поведение и поведение ваших коллег.

— И как? Много интересного наанализировали? — усмехнувшись, падаю на свободный стул и забираю у него блюдо. Пусть сожрёт сначала то, что уже себе навалил.

Он провожает свою добычу с сожалением и двигать по тарелке тарталетки, расставляя их в одном ему понятном порядке.

— Кое-что успел. Начну с уже известных вам тайн, а вы заодно проверите мою наблюдательность. Идёт?

— Допустим, — не спешу соглашаться, ожидая подвоха. — Что дальше?

— Я открою вам несколько секретов, а вы в благодарность за мою информацию удовлетворите моё любопытство. Один вопрос в ответ на несколько интересных фактов?

— Не уверена, что мне это нужно, — собираюсь подняться и уйти, оставляя следователя искать более сговорчивую дурочку. Здесь он таких не найдёт.

— Не торопитесь, Августа. Вам же наверняка интересно, кто та девушка, жаждущая вашей крови и напавшая на вашу драгоценную и, не побоюсь этого слова, единственную подругу? А я могу удовлетворить ваше любопытство, если вы дадите согласие на мою… скажем… игру.

Не успев встать, напряженно сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней. Не до крови, конечно, но тоже очень и очень чувствительно.

— Зачем вам это? Почему я? Почему вы не расскажете Карине, кто напал на неё? Она ведь пострадавшая сторона.

— Она просто случайная жертва, Ава. Ей всё равно, кто и почему расцарапал симпатичное личико. Посмотрите, как весело она заливает горе.

Каро действительно вливает в себя один шот за другим, покрываясь красными пятнами. На её губах блуждает улыбка, а один из приехавших амбалов Тиграна трогательно поддерживает её, чтобы она не упала.

— Даже здесь радость и печаль идут рука об руку. Жизнь очень странная штука, Августа — бормочет мой вынужденный собеседник. — Итак, начнём с лёгкого. В клубе приторговывали запрещёнными веществами в обход хозяина.

Я молчу, но следователь только ухмыляется, загибая на левой руке палец.

— Можете пока не комментировать. А я продолжу.

— Не надо, — останавливаю. — Если ваши «тайны», — рисую пальцами кавычки, — в подобном ключе, то мне не стоит тратить на них время. Лучше проведу его с пользой.

— Делая массажи? Похвальное рвение. Днём приличная девушка, а ночью развратная покорительница мужских сердец. Что-то есть в этом. Что-то запретное.

— Я устала, извините, — всё же встаю на ноги и аккуратно придвигаю стул. — Надеюсь, больше мы с вами никогда не увидимся.

— Не верите? — впервые за все встречи этот серый и неприметный мужчина смеётся. Его смех похож на дребезжание моей старенькой машины. — А я вам докажу. Позвольте, провожу вас? Побуду для разнообразия галантным джентльменом.

Закатив глаза, иду вперёд, не дожидаясь. Он каким-то образом успевает нагнать меня и даже перегнать, распахнув дверь и выпустив из темного помещения на солнечный свет.

— Мой секрет в обмен на ваш, Августа. Как и обещал — похлопав по карманам, следователь извлекает пачку сигарет и прикуривает от спичечного коробка. Я такие видела у бабушки сто лет назад! — Карина или Каро, как вы её зовёте, спит с вашим шефом и даже была от него беременна, но случился выкидыш. Теперь она во всём винит Тиграна Рашидовича, а он в свою очередь, винит её.

Глава 10.

Августа.

— Раз, два, три. Раз, два, три. Кира, повернись. Катя, сделай хороший упор и прогнись. Вот так…

Размеренный голос Эльвины звучит в тишине, нарушаемой только фоновой музыкой и тяжёлым дыханием девчонок. Они чётко работают в студии уже не первый час.

Репетируют, исправляют ошибки, повторяют связки. Танец не столько трудный, сколько сложный по количеству взаимодействия между всеми участницами коллектива. По себе знаю, что сработаться с другими и подстроиться под всех одновременно требует массу душевных и физических сил.

Тихо ахаю, когда моя младшая сестрёнка буквально взлетает в поддержке и без страха улыбается невидимым зрителям. Для неё это огромный шаг, преодоление себя и своих страхов.

После травмы ноги и сложной операции Кира долго восстанавливалась, боялась наступать на травмированную конечность и ночами выла в подушку от боли. Я, как могла, облегчала её состояние, а потом потащила с собой в студию на репетицию.

Увидев кровавые мозоли на ступнях балерин, Кира потребовала купить ей пуанты и приступила к упражнениям.

С балетом у неё не срослось, а вот современные танцы отозвались в душе. К тому же в их вузе оказалась своя группа, куда её приняли даже без предварительного просмотра. Чем-то она приглянулась хореографу Эльвине Магомедовне — классному специалисту, приглашённому ректоратом для постановки танца для конкурса.

Прислонившись к дверному косяку плечом, растираю озябшие ладони. Я достаточно долго стою на сквозняке, и не решаюсь войти, чтобы не смущать девочек и не нарушать рабочий процесс. И потом мне очень нравится смотреть на довольную сестрёнку, отвлекаясь от роя собственных мыслей.

Что имел в виду следователь, когда задавал свой вопрос? Для чего это ему и в чём он подозревает меня? Или Штейна? Или Тиграна?

Новые и новые предположения атакуют голову, мешая сосредоточиться. Я силой заставляю себя выбросить из головы всё постороннее и сосредоточиться на танцах. Как раз Кира делает сложное упражнение, не успевая спрятать гримасу боли.

Подаюсь вперёд, но одновременно со мной промелькнувшие слёзы замечает и Эльвина. Она быстро останавливает музыку и зовёт девчонок на перерыв, не заостряя внимания на Кире. При этом осторожно отодвигает её так, чтобы сестрёнка могла присесть и ни у кого не возникли вопросы.

Пока они обсуждают ошибки и просматривают на видел элементы, отхожу от двери, собираясь спуститься к автомату за кофе. Замечаю, что в пустом коридоре я не одна. Растерянно моргая, на меня смотрит высокий очень красивый парень в толстовке местного хоккейного клуба.

Учитывая его развитую мускулатуру и рост, делаю вывод, что толстовка на нём не чужая. Он наверняка из команды и пришёл сюда, чтобы встретить свою девушку.

Мазнув взглядом по мне, парень пересекает коридор и занимает то место, где недавно стояла и наблюдала я.

Думать о парне приятнее, чем о следователе. Выбираю кофе и прикидываю, что будет, если Кира вдруг влюбится в такого вот красавчика. За её плечами уже была сильная школьная симпатия, закончившаяся предательством и травмой. Настоящей, а не сердечной.

Мне бы не хотелось повторения, да разве прикажешь сердцу? Я и сама вот когда-то безнадёжно влюбилась в друга детства. Так сильно влюбилась, что до сих пор не могу отойти от своих чувств.

Наверное, однолюбчивость мне досталась в наследство от бабушки. Передалась с генами, как трудолюбие, и любовь к музыке и танцам. Она ведь всю свою жизнь любила одного человека и была ему верна.

Опять и опять, вспоминая Сашу, провожу параллель между Димкой и ним. Со спины они могли бы быть похожи. Как и загадочный Штейн похож на них обоих.

И меня это смущает. Очень смущает!

Настолько сильно, что я, не веря самой себе, ставлю приготовленный кофе на аппарат и разблокирую телефон. В контактах нахожу номер недавней мамочки со сложным малышом. У её мужа есть связи в органах, и я надеюсь, он сможет мне помочь.

Когда Настя мне отвечает, я коротко обрисовываю ей просьбу, придумав самый распространённый предлог. Якобы хочу понимать, что с проданным домом и не аферисты ли им завладели.

Отправляю в сообщении все данные, и уже к концу тренировки Киры получаю входящее сообщение с номера Анастасии. К пересланному тексту идут комментарии и даже раздобытые мужем Насти какие-то документы, прикреплённые во вложении.

«Мышкин Александр Александрович в данный момент отбывает наказание в исправительном учреждении номер… по адресу…»

Глава 11.

Августа.

После насыщенного и эмоционально тяжёлого дня я мечтаю оказаться дома в привычной постели.

И хоть встреча с сестрой и совместная прогулка немного приободрили и подзарядили меня, я максимально не нахожу себе места. Сосущее чувство приближающихся неприятностей гложет меня ежеминутно.

Следуя указаниям навигатора, двигаюсь домой, объезжая городские пробки дворами. Это здорово сохраняет нервы, но увеличивает путь. По факту я выигрываю всего несколько минут, зато нигде не стою и ни с кем не ругаюсь. Точнее, никто не ругает меня и мою старенькую любимую машинку, имеющую привычку глохнуть в самых неподходящих местах.

Проезжая мимо дома Мышкиных, отворачиваюсь. Не хочу видеть рядом с ним чужих людей. Мне было спокойнее, пока их территория стояла заросшей и заброшенной. А сейчас вокруг всё убрано, выкошено и вырезано.

Дом выглядит… жилым…

И это никак не укладывается в голове. Он — там, далеко, на севере. А дом здесь. И кто-то вечерами зажигает в нём свет, пьёт чай и смотрит телевизор.

Даже если это строители, они оживляют давно уснувшие стены.

Сворачиваю в свой тупичок и паркуюсь вплотную к забору. Ставлю машину таким образом, чтобы к калитке невозможно было подойти.

Сама проскальзываю через неприметную дверцу. Её делали ещё при бабушке, чтобы ей удобно было таскать воду от колонки. Об этой дверце никто, кроме Киры, не знает. Сейчас она скрыта кустами, и добраться до неё незаметно не получится.

Как самый настоящий шпион, пробираюсь к дому и ныряю в спасительное тепло. Очень тщательно запираю все замки и для надёжности прислоняю к внутренне двери швабру. Она не спасёт меня в случае чужого вторжения. Но, во-первых, я сомневаюсь, что кто-то будет ломиться. А, во-вторых, она создаст шум и разбудит меня.

Мы так делали с бабулей, когда не стало деда, а под окнами шатались пьяные мужики, лазающие по чужим палисадникам. Бабушке постоянно мерещилось, что они захотят нас ограбить. Мне было весело расставлять швабры и палки, а теперь пришла моя очередь повторять её ритуал.

После проверки всех окон, начинаю чувствовать себя спокойнее. Принимаю душ и чувствую потребность перекусить.

Соорудив себе бутерброд с вареньем и тонким ломтиком сыра, включаю на телефоне какое-то реалити в жарких странах и погружаюсь в мир чужих проблем и испытаний.

Наверное, задрёмываю, потому что половины происходящего не могу вспомнить, и момент начало титров тоже.

Чищу зубы и тащусь в постель. Укутавшись в одеяло, пишу по сообщению сестрёнке и Карине. Последнюю предупреждаю, что хочу с ней завтра встретиться на нейтральной территории. В душу лезть не планирую, а наводящие вопросы позадавать хочу.

Всё же сегодня я и сама могла наблюдать некоторые сцены, которые могли меня натолкнуть на подозрения, будь я пособраннее. Но раз уж сложилось, как сложилось, я всё равно не могу теперь оставаться в стороне.

Каро не отвечает, а вот умничка Кира присылает симпатичный эмодзи и желает спокойной ночи. Я тоже желаю ей хороших снов и напоминаю, что очень сильно люблю.

Засыпаю с лёгкой улыбкой на губах, уверенная в своей безопасности. А вот просыпаюсь от ощущения чужого присутствия и ору так, что взрываются барабанные перепонки. Потому что мне не мерещится: кто-то находится в моей спальне.

— Кто вы? Кто?

Хриплым дрожащим голосом спрашиваю, отползая к изголовью кровати.

Спина липкая от холодного пота, в носу щиплет от подступающих слёз, а в горле всё ещё саднит от крика.

— Кто? Что вам от меня нужно?

Тёмная фигура, застывшая в кресле, не шевелится. Я даже начинаю думать, что схожу с ума, но в ноздри проникает запах. Запах не может казаться, да? Он существует? Значит, и человек тоже существует?

Нащупываю выпавший телефон и подгребаю его ближе. Лихорадочно жму на экран в надежде, что дрожащие пальцы попадут, куда надо, и он разблокируется.

А там я наберу кого угодно. Любой человек в моих последних набранных контактах откликнется. Лишь бы включить! Лишь бы открыть…

— Не дёргайся, — вкрадчиво останавливает мои попытки мужской голос. — Телефон тебе сейчас не пригодится.

Глава 12.

Августа.

Он говорит тихо, но не скрывается. Однако пульс долбит в ушах с такой силой, что я не сразу слышу все слова. Лишь спустя долгие секунды до меня доходит, что он разговаривает со мной.

— Кто вы?

Как заезженная пластинка, повторяю одно и то же. Но он уже молчит, не отвечает.

И только сгустившиеся тени в углу и шумное дыхание напоминают, что я здесь не одна.

И когда я уже не жду ответа, всё тем же непонятным голом прилетает усмешка:

— Можешь считать, что я твой ночной кошмар.

В окно за моей спиной заглядывает луна, освещая дальнюю часть спальни. Я выхватываю уже знакомый капюшон и словно горящие глаза.

Жутко. Холодно. Смертельно опасно.

Исходящая от незнакомца угроза буквально звенит в воздухе, заставляя меня сжиматься и тихо всхлипывать.

— Поздно плакать, Августа. Уже поздно.

Произнеся моё имя, тень поднимается во весь рост, забирая всё свободное пространство. Мужчина, теперь нависающий надо мной, просто огромный.

Он так близко, что я вижу его ресницы. Они длинные и тёмные, а сами глаза пугающе чёрные.

Как у Димки.

И Саши.

Но Саша сидит в камере, а Дима… Его выпустили… Он на свободе…

Нижнюю часть лица надёжно скрывает маска. Как в клубе, в той самой комнате.

— Что вы… ты… что ты собираешься…

Проглатываю слова, изо всех сил зажмуриваясь. Его рука, которой до этого он упирался в матрас, поднимается и медленно проводит по моему лицу. Спускается к ключицам, прочерчивая по ним ледяную линию.

На нём кожаные перчатки, и прикосновения вызывают мурашки.

— Молчи, — выдыхает тихо, закрывая мой рот ладонью.

От его рук пахнет сигаретами и туалетной водой. И кожей. Тонкой, выделанной кожей, потому что кисти его рук по-прежнему скрыты.

— Не надо, — шепчу, еле шевеля губами. Мой шёпот похож на тонкий писк, и он его наверняка не слышит. — Пожалуйста, не надо.

Пытаюсь оттолкнуть, но пальцы на моём лице сжимаются. Он давит на челюсть, вынуждая меня приоткрыть рот.

— Молчи.

Резко и быстро сдёргивает одеяло, отбрасывая его в сторону. Теперь я перед ним в одной короткой сорочке, задравшейся выше некуда.

Даже оглушённая страхом, я слышу, как громко он сглатывает.

— Красивая девочка. Красивая. Жаль, что обыкновенная шлюха. Такая же, как остальные.

Из меня рвётся вопрос, что он делает тут, со мной, если, по его мнению, я обычная проститутка, обслуживающая клиентов. Он ведь и тогда повторял такие слова.

Обзывал, а сам жадно ловил каждое моё движение.

Ловил и хотел меня тогда. И сейчас тоже… хочет…

Горько усмехнувшись, задираю голову. Он ведь всё равно возьмёт то, за чем пришёл, да?

И если я начну сопротивляться, то наврежу себе. Поэтому я просто смыкаю веки и начинаю вести про себя отсчёт времени, стараясь никак не реагировать на мужские действия.

Страшно ли мне? Нет. Это не страх. Это животный ужас, парализующий и утягивающий сознание на грань между сном и явью.

И я сейчас благодарна своему организму за это пограничное состояние, позволяющее мне казаться равнодушной. Не вздрагивать и не отбиваться.

Против такой груды мышц у меня нет шансов. Совсем ни одного.

Не сбиваясь, считаю. Ничего не происходит, но я не рискую открывать глаза.

Сто, сто один, сто два…

Сорочка трещит под натиском пальцев, и тело обдаёт прохладным воздухом комнаты.

Пальцы, стискивающие лицо, расслабляются. Я свободна дышать. Но вместо такого нужного и долгожданного глотка кислорода из меня вырывается хриплый стон. Он созвучен шумному выдоху Штейна.

Тот впивается в мои бёдра, раздвигая их шире.

Двести. Двести один. Двести два.

Инстинктивно пытаюсь свести ноги, но Штейн не даёт этого сделать. Я знаю — чувствую! — что его взгляд направлен туда. На мне нет нижнего белья, потому что ночью я всегда даю телу отдохнуть от обилия одежды.

Касание. Пробное, лёгкое.

Вверх по внутреннему бедру, где вместо возбуждения сконцентрирован страх.

Аккуратно, практически невесомо, Штейн проводит по складкам, раскрывая их. Вся сжимаюсь, ожидая боли. Но он не торопится её причинять. Играет на нервах, хрипло усмехаясь.

Сквозь разносящее вдребезги грудную клетку сердце слышу звук открывающейся молнии. Непонятный шелест и свой крик. От неожиданности и глубокого вторжения.

Его шершавые пальцы во мне. Без перчаток.

Он толкается, имитируя половой акт. Сначала неспеша, потом размашисто. Потом снова медленно и почти нежно.

— Течёшь, — хрипит, наклонившись и касаясь своей маской моего виска. — Как правильная шлюха для своего хозяина.

— Нет, — выдыхаю короткое и до крови закусываю губу, потому что он прав.

Я теку.

Не от возбуждения. Как можно хотеть и желать того, кого боишься?

Не от физиологии, о которой так часто пишут. Тело не предаёт меня, нет!

Меня предают базовые древние инстинкты. В моменты опасности включается режим размножения. Попавший в кровь адреналин ищет выход, и находит его в дикой необходимости обязательно оставить потомство.

Триста, четыреста, пятьсот…

Срываюсь и распахиваю веки, встречаясь с настоящим адским огнём, танцующим в его зрачках.

— Нет, — повторяю упрямо.

— Да, девочка. Запомни, что я хочу слышать от тебя только это слово. На всё, что я скажу или предложу, ты должна говорить «да».

— Нет…

Мы близко. Так близко, что грубая ткань его джинсов наэлектризовывает мелкие волоски на моём теле.

Так близко, что возбуждённый член скользит по моим бёдрам, оставляя липкие следы смазки.

Снаружи.

А внутри его пальцы наращивают темп, уже не просто подготавливая меня, а по-настоящему грубо трахая.

— Любишь играть в непокорную? Девочка… Ава… Августа, — бормочет, подаваясь вперёд. — Придётся научиться любить то, что люблю я.