Этот осенний день был рабочим и потому только двое были тут – Зина и ветер. Да еще вдалеке ковырялись какие-то две старухи – отсюда было не разглядеть.
У ветра были свои дела: сорвать с деревьев побольше листвы и заставлять летать паутину. У Зины – свои. Помыть памятник и, как следует, погоревать на могилке.
Весть о смерти матери два года назад застала Зину врасплох: хотя… когда такое можно ждать? Даже кончина человека, который долго и безнадежно болел, всегда неожиданна, а тут…
Конечно, Марье Гавриловне было уже далеко за… И, все-таки, это еще была довольно бодрая женщина, которая даже выйдя на заслуженный отдых, не собиралась бросать свою работу. Чего сидеть дома на небольшую пенсию, когда вполне себе еще можно зарабатывать деньги? И на жизнь больше останется и единственной дочери надо помочь: хоть Зина с мужем и получают прилично, а все-таки. Квартира новая – требует мебели, и на курорт съездить надо – они молодые. Да и двоих внучат школьного возраста одень-обуй-накорми. Так что ж не помочь, пока она может?
Но грузовик с пьяным водителем прервал жизнь Зининой матери, когда она утром, как всегда, шла на работу.
Не дожила Марья Гавриловна до очередного приезда дочери с внуками: умерла мгновенно, на том перекрестке.
И хоть посадили пьянчугу-водителя, но легче Зине не стало: кто ей теперь вернет Марью Гавриловну? И тем больнее стала утрата, когда год назад…
- Зина, здравствуй!
Одна из старушек, подойдя к ограде, оперлась на нее дрожащей рукой, приветствуя Зину.
- Здравствуйте, Матрена Ивановна, как поживаете?
- Да как поживаю… Доживаю, а не поживаю… Всех схоронила. И сына. И мужа. И дочь. А сама все живу. И где моя смерть?
Причитала старушка привычно-равнодушно. Сколько помнила ее Зина, бабка Матрена всегда жила одна: муж и сын погибли на фронте, а дочь умерла от какой-то болезни еще в юном возрасте. И не осталось ничего бедной старушке, как ходить к ним на кладбище. Больше на этом свете не осталось у нее никого.
- Всему свое время, бабушка.
- Да… всему… вот твоя мать и насколько меня моложе была… и сил сколько было, а вот… судьба какая. Раз – и нет человека! Ну, да что это я… ты к нам надолго?
- На неделю, Матрена Ивановна.
- Недолго. Хотя, понятно. У тебя там муж и дети, что тут делать? Хоть тут и родина… а дом-то твой продан? Я что-то забыла…
- Так я его продала еще два года назад, Матрена Ивановна, как мать умерла.
- Да? Память меня подводить стала... старею… а где ж ты живешь-то?
- У золовки, у Вари.
- У Варвары? Ну, правильно. Ты на могилку к матери Фединой тоже ходила?
- Ходила, бабка Матрена, ходила.
- А Федор что ж не приехал? Все работает? Ты вот что: мужу своему от меня привет передавай, как свидитесь. Детишек-то двое у вас?
- Да. Двое. Сын Константин и дочка Елена. А разве Вы не знаете, Матрена Ивановна, что…
- Туча какая ползет, ты смотри! Не иначе, сейчас дождь будет. Пойду я, Зинуля, да и ты торопись, а то промокнешь.
И бабушка двинулась прочь, опираясь на клюку и вздыхая.
Зина растерянно замерла на месте, глядя ей вслед. Не знает или не помнит Матрена Ивановна, что…? А, впрочем, какая разница, не знает или не помнит. В ее возрасте уже никакой. Знает, где сама живет, как ее звать и помнит, как зовут окружающих. А остальное неважно.
Погода, и правда, начала портиться: заморосил мелкий дождик и на кладбище стало еще тоскливей.
Зина посмотрела еще раз с печалью на родную могилку и, подняв воротник плаща, заторопилась с кладбища прочь.
Осенний ливень застал ее уже на пороге к дому Варвары. Она вбежала на крыльцо и, ежась от холодных дождевых струй, побыстрее отперла дверь. Закрыла ее изнутри, постояла немного, отдышавшись от быстрого бега, сняла туфли, повесила мокрый плащ на крюк и прислушалась.
В это время в доме было тихо и пусто. Племянники Федора в школе, сестра его, Варвара, с мужем на работе. Только барабанил по окнам разыгравшийся дождь, да тикали на стене старинные ходики
Зина зябко поежилась: плащ толком не спас, мокрый кримпленовый костюм холодил неприятно. Да и чулки были мокрыми.
Она переоделась в домашний байковый халат, надела на ноги теплые домашние носки. Покойная Вера Ивановна, Варина и Федина мама, вязать их была мастерица. Умерла несколько лет назад, а шерстяными носками обеспечила своих домочадцев на несколько лет. Лишь бы моль не сожрала. О чем это она? Ну и мысли лезут ей в голову…
Наверное, впервые за долгое время Зина осталась одна, наедине с ними. Жизнь ее неслась стремительным потоком: работа, дети, уроки, квартира, хозяйство. Остановиться, отдышаться, подумать, ей было некогда. В этом году ее Костик пошел в пятый класс, а Лена – уже во второй. Она еле вырвалась в родной город всего на неделю: Оля, старинная подруга, как всегда, выручила – помогла присмотреть. Их дружба только крепла со временем. Прошла через все испытания, а сколько их было…
Зина поставила чайник погреться, а сама присела за стол на кухне, глядя в плачущее окно. Напротив, на стене висели фотографии всей семьи Феди в одной большой раме, как было принято в старину. С пожелтевших от времени карточек смотрели на Зину те, кто был ей так дорог: Федины родители, отец и мать, он и Варвара перед школой в далекие детские годы, фото Вари с детьми и мужем и их такое же фото с Федором, Костей и Леночкой, когда они были совсем еще маленькими. Зина отлично помнила, как они ходили с ними фотографироваться, как ей делали укладку в парикмахерской, как она надела свой лучший костюм, а Костя, в самый разгар съемки, его опИсал…
От этих воспоминаний лицо ее посветлело. Она, как-будто, из нынешнего, снова перенеслась в прошлое. Туда, где прошла ее юность и молодость. На Заречную улицу, к калитке со скрипом, как говаривал Саша…
Но опять тоскливые мысли, как этот осенний дождик, ей овладели, а слезы сами полились из Зининых глаз.
Они плакали вместе с дождем, вспоминая былое и горюя о нем…