1

Глава 1

Я счастлива! Наверное глупо так говорить. И хвалиться не стоит, чтобы не сглазить. Или чтобы не сглазили. Но... Я счастлива. Я родилась счастливицей.

Открываю дорогую дверь своей квартиры, вдыхаю ароматизированный ионизированный воздух и с удовольствием скидываю с ног удобные, дорогие, но не элегантные туфли. Другие я пока не могу носить. Поглаживаю объемистый живот, в котором недовольно толкается наше с Русланом продолжение, мое маленькое счастье. Наше огромное будущее с любимым мужем.

— Ну, потерпи, солнышко. Еще немножко осталось, и мы увидимся, — шепчу я. Мою малышку можно понять. Ее глупая мама таскалась по магазинам все утро. До родов нужно успеть подготовить все к пришествию в этот мир нового крошечного человечка. И хоть моя мама говорит, что это плохая примета, покупать заранее приданное ребенку, я не могу себе отказать в этой слабости. Ну какие приметы? Мы же современные люди.

Эту квартиру я обожаю. Мне нравится шум большого города, красота старой его части, в которой и расположена моя городская норка. Хоть все знакомые не понимаю, почему я до сих пор живу в шуме и пыли, а не переезжаю в шикарный загородный дом, подаренный нам с Русланом на свадьбу моим отцом.

Я прохожу в любимую гостиную, окна которой выходят на самую главную достопримечательность мегаполиса, задергиваю шторы. Маршрут отточен до мелочей. Скидываю часы и украшения с отекших припухших пальцев, кидаю их в специальное блюдце, разбираю покупки. Новую сумочку убираю в гардеробную, недоумевая, зачем я купила ее. У меня уже пять таких, только разных цветов. Накидываю легкий халат, он струится по коже, охлаждая ее и расслабляя. А теперь в ванную. Ванную

Телефон звонит. На экране высвечивается фото мужа. Он красавец у меня. Умный, высоченный, самый-самый. И он только мой.

—Здравствуй, любимая, — мурчит Рус так, что у меня внутри все сжимается. Никогда не привыкну к этому счастью. Никогда. Наверное. — Признавайся, ты скупила еще не весь магазин?

— Я уже дома, дорогой. Лежу в ванне, наслаждаюсь последними спокойными месяцами. Потом я превращусь в невыспавшуюся панду и буду мечтать о сне и тебе.

— Ты станешь самой прекрасной пандой на свете, хотя предложение по няне еще в силе, — смеется Рус, — но не увлекайся, детка. Горячая вода тебе сейчас совсем не полезна, — теперь муж звучит встревоженно. И мне кажется я слышу далекий тихий смех, издевательский и ехидный. Женский? Господи, какая глупость. Беременность прекрасна, но будит во мне параноичку.

— Я жду тебя. Что приготовить на ужин? — гоню прочь глупые галлюцинации. Мой муж самый заботливый и любящий. Ну подумаешь, может он сейчас где-нибудь в ресторане обедает. Точно, время обеденное. А я глупая. Я себя накрутила. — И еще, няня так и остается твоей мечтой. Я хочу сама насладиться материнством. Наша принцесса должна быть залюблена и заласкана. А это ей могут дать только родители.

—Ты упрямица. Но даже такую ослицу я люблю. И я соскучился, детка, но сегодня наверное останусь в офисном лофте. Дел невпроворот, встреча с партнерами поздняя. Не хочу тебя беспокоить ночным возвращением, ну и запах алкоголя ты не переносишь. Зато завтра... Я буду полностью твой. Надо еще с вечеринкой гендерной определиться. И мы съездим с тобой в твой любимый детский бутик. Ты же коляску ту давно хочешь?

“Я хочу чтобы ты дома был. Чтобы мы поужинали вместе, а потом смотрели кино, обнявшись в домашнем кинотеатре, как раньше. Хочу есть с тобой попкорн, смеяться, кидаться воздушной кукурузой. Я хочу огненных поцелуев и прикосновений. Я так скучаю.”

Я вот это все хочу ему сказать. С того момента как отец сделал Руса своим замом он живет на работе. И мне его страшно не хватает.

— Хорошо, дорогой, — ровно говорю я, вместо того, чтобы сказать монолог, который прокрутила в своей голове раньше. — Я позвоню в праздничное агентство. Или напишу. Да, я напишу е-мейл.

— Вот и умничка, твой планшет лежит в гардеробной. Ты его снова там забыла, растеряша. Целую в носик, — шепчет мой единственный и любимый.

До компьютера я добираюсь не сразу. Готовлю на ужин тыквенный суп, на другое у меня просто нет ни сил, ни желания. Запихиваю в духовку овощи, политые оливковым маслом и присыпанные майораном, ставлю таймер на час. Гормоны сделали из моей памяти решето, странное состояние, очень редкое, говорят доктора. Но... Завариваю чай. Все на автомате, потому что если бы не малыш в моем животе, я бы не стала и заморачиваться. Повара нанять все же надо, прав Руслан. Но в квартире это просто глупо и нерационально. Он мечтает переехать в дом, и наверное я все же поддамся. Ребенку за городом будет хорошо.

Экран компьютера вспыхивает голубым светом. Я усаживаюсь за стол мужа, прихлебывая чай. И если бы он сейчас был тут, то наверняка посмотрел на меня с недовольством. Надо было, конечно, просто найти зарядник от моего ноутбука, но мне так лень. Так тебе, Ларцев, будешь знать, как домой не приходить. И чашку на стол я ставлю без подставки. Руслан обожает люксовые вещи, просто маньяк. Его жизнь не была счастливой и богатой и теперь, как мне кажется он наверстывает потерянное удовольствие. Я к вещам равнодушна. Не буду искать свой планшет, не думаю, что Рус был бы против, чтобы я воспользовалась его макбуком.

Так. Нажимаю на иконку майла. Два непринятых письма. Один с незнакомого адреса. Опять реклама какая нибудь. Хотя, в почте моего мужа всегда идеальный порядок. Всегда, но не сегодня. Мне бы надо было выйти в свой электронный ящик. Но... Не знаю, почему взгляд цепляется именно за чертовы входящие в почте моего мужа. Не могу объяснить.

Бездумно тычу в первое письмо, хотя никогда не позволяю и не позволяла себе рыться в личной переписке Руса. Я ему верю, как себе. Но сегодня, будто сам бес меня толкает под руку. Может адрес отправителя так действует на мое сознание подогретое гормонами? Письмо от Свинки Пеппы. Черт, а вдруг мой любящий муж решил мне сюрприз сделать, а я... Палец зависает над кнопкой выключения. Я смотрю на экран, и кажется схожу с ума. Сюрприз сногсшибательный, убийственный.

2

Глава 2

Тимофей Морозов

— Да плевать мне, Степа, что у вас там подгорает, — верчу роль чертова минивена, который купил явно рехнувшись. Смотрюсь я в “домохозяйкиной” тачке странно и страшно. Да еще цвет был только желтый. Сменял джип на чертову таратайку в день, когда моя жизнь покатилась по наклонной. — А я говорю, что у меня Вовка один дома. Один, ты слышишь? Восмилетний мальчик один в канун самых волшебных праздников. Я обещал ему елку. Правда? В таком случае вертел я ваш офис... Ты же знаешь, что я вам нужен больше чем вы мне. С моей специализацией меня с руками отрвут, а вот ваши все проекты полетят... Сам пошел, — уже рычу я, бросаю трубку на сиденье, рядом с коробкой с дорогущим коньяком, купленным мной в подарок этому уроду Степе.

Гололед. Дорога как стекло. Погода дрянь, настроение стремится к нулю. Мне нужно к сыну, который и так видит меня урывками. Мне нужно как-то принять эту новую жизнь. Три месяца уже я отец одиночка. Три гребаных месяца, а до сих пор не могу принять, что моя жена вот так просто взяла и отказалась от нас с сыном. Собрала вещи и сбежала. Я знаю, что был не лучшим мужем. Я и отцом то был так себе. И ладно бы она меня бортанула, я бы понял. Но Вовка... Мой мальчик до сих пор не пережил предательства. А я...

Она выскакивает из проклятых завихрений пурги, и я понимаю, что скорее всего не смогу остановить проклятую машину. Сначала мне кажется, что это огромная птица, взмахивающая крыльями, но потом я вижу лицо женщины, перекошенное страхом. Ее рот приоткрыт, и похожа она на призрак женщины в белом. Давлю на тормоз. Мерзкий минивен слушается плохо. Я даже не страх сейчас испытываю, а опупение. Ну вот, еще и за бабу отвечать теперь ненормальную. Машина чудесным образом останавливается, встает как вкопанная. Выскакиваю из минивена умирая от ужаса. Девки самоубийцы не видно. Может и вправду фантом, или от стресса у меня уже крыша едет.

Тихий стон меня отрезвляет. Девка в позе эмбриона лежит на черном асфальте, заляпанном какими-то алыми кляксами. Кровь? Но откуда. Я точно не сбил ее, не было удара. Господи, она в халате и тапках. И фигура странная. Живот раздутый как мяч. Она что...

— Эй, ты как там? — склоняюсь над этой дурищей. Ладно себя не жалеют, но ребенок...

— Упала. Тапочки скользкие, — на меня смотрят полные боли и страдания глаза. Она в себе. И зрачки в норме. Алкоголем не пахнет от бедолаги. Но тогда почему...— Помогите подняться.

— Я отвезу вас в больницу, — наконец беру себя в руки. Твою мать, опять я не сдержу слова. Снова мой сын не дождется проклятое праздничное дерево. — Здесь недалеко.

— Нет. Мне не надо в больницу. Отвезите за город, пожалуйста. Я заплачу сколько скажете. Ой...

— Что? — напрягаюсь. Лихорадочный блеск в глаза этой странной Снегурочки мне не нравится.

— Все в порядке. Отвезете?

— Слушайте, если вы в беде...

— Все в порядке, — шелестит она, сжимается вся, и я вижу лужу, растекающукюся под ней по асфальту.

— Воды отошли. Слушайте надо в больницу срочно, — чувствую, как меня накрывает волна истеричной паники.

— Но рано же еще. Еще два месяца, — лепечет эта дурища. — И у меня проплачена клиника.

Я молча подхватываю ее на руки. Легкая, как пушинка. Пахнет мылом и молоком. Шуба на ней дорогая. И халат не из дешевых. Эта женщина роскошна, теперь я могу это рассмотреть. Да и район здесь... Не живут тут простые смертные. Женщина вскрикивает, когда я бережно опускаю ее на заднее сиденье дурацкой машины. Но сейчас я даже счастлив, что купил эту колымагу. Места сзади много, автомобиль семейный, подходит для долгих путешествий.

— Адрес клиники помните? — вот где сейчас мой мозг? Надо гнать в ближайшую богадельню. Но у меня отключаются все функции отвечающие за здравомыслие. Адрес который называет корчащаяся на моем сиденьи дамочка у черта на рогах. Я завожу машину.

Когда Ленка рожала Вовку я тоже ничего не соображал. Но у нас все готово было к таинству. И сумка собрана, и на быстрый набор был поставлен номер скорой. Но даже тогда я всем мешался, путался под ногами у врачей, хаотично и бессмысленно метался по квартире в поисках тревожного чемоданчика, стоящего на самом виду и выглядел мягко говоря дебиловато. А когда меня позвали в родзал, умудрился свалиться в оборок. Огромный, бородатый, двухметровый, похожий на гоблина, я валялся на полу родзала, пока моя жена производила на свет самого любимого мальчишку. Все я промохал тогда. Тогда промохал...

— Аааааа!— господи, помоги. Едва руль не выпускаю из рук, услышав полный боли вопль. До больницы еще километров пять, возвращаться в ближайшую уже тоже не вариант. Сейчас пока вернусь, пока объеду все кольца, потеряю еще больше времени.— Аааа, помогите.

— Что? Что там? — я пищу? Я пищу, как Ивашкина матушка. Блин. У меня поджалось все, что только может поджаться. Паника накрывает с головой. Что делать то? Что делать?

— Я в туалет хочу. До одури. Ааааааа. Остановите. Мне срочно надо.

— Эй, ты там потерпи, а? Ну ноги там скрести как-то, я не знаю. Тут ехать то осталось, — боже, что я несу? Какие ноги? Мамочка. Как страшно то. Боже.

— Не могу. Это потуги. Рожаааааю. Тормозите, — приказывает мне проклятая заноза. Легко сказать, я же ослеп от страха. Заезжаю в какой-то проулок, совсем не соображая, останавливаюсь под знаком “остановка запрещена”. Ха, вот сейчяас мне только ПДД вспоминать. Оббегаю машину. Она лежит раскорячившись, а вокруг пустота и ни души.

— Трусы с меня сними, ну что встал? — она кричит и слава богу. А то бы я уже упал на асфальт и начал сосать большой палец. Если не сойду с ума, уже будет счастье. — Да сними ты их, мать твою.

— Ага, а ты на меня заяву потом...

— Снимай трусы, дурак, — рычит милашка, скалит зубы. И сейчас она похожа на загнанную в угол волчицу. — С меня, придурок, — вопит, глядя как я идиотничю, и начинаю с себя стягивать брюки. Точно, мне то зачем. С нее надо снять. Это же из нее сейчас полезет дитя тьмы.

3

Глава 3

Тело ломит, будто меня избили. Тяжелое и неподатливое. Открываю глаза с трудом и тут же слепну от яркого луча света, впивающегося в мой зрачок.

— Умничка. Молодец, мамочка. Сильная вы, конечно. Думал в себя до утра не придете, — улыбается немолодой, плохо выбритый мужчина в белом халате. Я что, в больнице? Но почему? Что случилось?

— Пить хочу, — сиплю я, едва ворочая языком, превратившимся в лист наждачной бумаги.

— Скажу санитарке и попить и поесть принесет вам. Только сначала заполним кое-какие документы, договорились? А сил наберетесь когда, и к доченьке сходим вашей. Она в инкубаторе. Но это скорее для нашего самоуспокоения. Малышка недоношена немного, но вполне здорова. Она у вас красавица и боец по жизни. Имя то наверняка уже придумали?

— Доченьке? — я что схожу с ума? У меня нет детей. Я... Господи. Что происходит? Грудь распирает. Сначала я думаю, что от паники, но тут же чувствую горячую влагу пропитывающую ткань ночной казенной сорочки. Молоко. Но как это возможно?

— Прекрасная девочка. Вес два семьсот, рост пятьдесят сантиметров. Вам бы спасителя вашего потом в крестные позвать. Без него было бы плохо. Считайте второй раз и вы родились. А теперь, скажите, как вас зовут. Мы же должны сообщить вашим родным где вы. Они, наверняка сходят с ума.

— Спасителя, — повторяю я, как зачарованная. Я не помню ничего. Абсолютно. Не помню. Паника поднимается откуда-то из середины живота, вихрящимся черным тайфуном. Ощущение, что это я родилась только сегодня, и не во второй раз, а в первый. Какой-то фантастический перфоманс, фильм ужасов, в котором мне досталась главная роль. — Я не... Я не помню своего имени, — лепечу я, и смотрю как в глазах врача появляется странное выражение, похожее на изумление и окрашенность.

— Успокойтесь. Роды — стресс для организма. Попробуйте просто расслабиться. Дышите.

Дышите? Это что, какая-то шутка? Пранк? Что я надышу? Воспоминания или может спокойствие? Еще6 б пакет мне бумажный дал.

— Успокоиться? Вы серьезно? — мой голос звенит. Я слушаю себя, будто со стороны и не узнаю ни голоса своего, ни интонаций. Поднимаю правую руку. Кольца на моем пальце нет. Я не помню кто я, не знаю, откуда. У меня не может быть ребенка. Наверняка бы я не забыла такого факта своей биографии. — Вы мне сообщаете какую-то дичь, и я должна быть спокойной?

— Знаете, как решим? Я познакомлю вас с малышкой, которая очень ждет встречи с мамой. Все будет хорошо, — улыбается проклятый эскулап, но смотрит настороженно и с жалостью. Меня нельзя жалеть, потому что я... Стоп, почему? Кто я? — Не нервничайте. Молоко пропадет. А нам это не надо. После родов у женщин часто случаются различного вида отклонения. Они временны и безопасны. Но я все равно пришлю к вам психиатра. Просто побеседуете с доктором Збруевым. Он прекрасный и внимательный врач. А сейчас нужно подкрепиться. Поедите, и с новыми силами...

— Где я? — удивляюсь, но как мне кажется мне не свойствен властный тон.

— Роддом номер пять. Вы родили ребенка. Раньше срока. Повезл, что попался вам неравнодушный человек, а то бы все могло закончиться трагично. Но теперь то все в порядке. Ну... почти.

— В порядка? Вы в своем уме? Вы должны знать, кто я и откуда меня привезли, — я не чувствую ничего. Вообще. В груди словно дыра пробита. Ребенок... Я же должна, наверное, что-то ощущущать, кроме боли во всем теле. Какие-то материнские чувства, инстинкты. А я сейчас, единственное чего желаю, выпить французской минералки и проглотить тарталетку с черной икрой.

— Вас подобрали на улице, — вздыхает врач, отводит взгляд, протирает очки нервно полой халата. Меня от чего-то передергивает, при виде такого безобразия. На улице. Меня подобрали на улице. Беременную и безумную. Черт, я еще и бродяжка, похоже. Бродяжка родившая ребенка, наверное от какого-нибудь маргинала. Прекрасное новое рождение. Тогда не понятны мои желания погурманствовать. И противная казенная сорочка, пропитавшаяся молоком вызывает омерзение. — Хорошо, отдыхайте. Я приду к вам через час. Может быть знакомство с малышкой вас в норму приведет. Стресс у вас просто. Все наладится, — мягко улыбается мужчина.

Я откидываюсь на клочковатую подушку и пытаюсь собрать в кучу расползающиеся мысли. Выходит плохо. Слабость берет свое и я проваливаюсь в полубред, из которого меня выдергивает санитарка, ставящая поднос на прикроватную тумбочку. Понимаю, что я ужасно голодна, вдыхаю запахи пищи. Даже смотреть не могу на то, что принесли, не то что пропихнуть в себя угощения: чай воняющий половой тряпкой, каша синяя и противная, кусочек хлеба, намазанный маслом. Только вареное яйцо еще можно проглотить не жуя, потому что оно не совсем отвратительное на вид.

Я бродяжка. И меня никто не ищет. Иначе чем объяснить то, что я тут, в этой убогой палате? Слезы сами брызжут из глаз. Мне страшно. А еще... У меня есть дочь. У меня? Интересно, какая она? Не интересно. Боже, что происходит? Грудь до боли распирает при мысли о том, что где-то, совсем рядом, может за стенкой, лежит в кювезе маленькая девочка, оторвавшаяся от меня, отпочковавшаяся. И я совсем не уверена, что хочу знакомиться с ней. Я даже не помню, как носила ее под сердцем. Мне страшно. Ужасно страшно. Я себя то не осознаю, а тут ребенок. Дочь. Какое объемное и цельное слово. Звучит как что-то огромное, хотя младенцы же крошечные.

— А вдруг я вспомню... — шепчу я, глотая вонючий чай, вместе с горькими слезами. — А вдруг я не смогу ей дать счастливую жизнь. Что тогда?

4

Глава 4

Тимофей Морозов

— Вовчик, ну прости меня, — трогаю за маленькое плечико моего мальчика. Он лежит на диване, отвернувшись носом к спинке. Даже не пошевелился, когда я вернулся. И на мое приветствие не отреагировал. В его глазах я предатель и обманщик. Черт, что ж все так сложно то? — слушай. Ну так вышло. Понимаешь?

— Я не обиделся, пап, — на меня смотрят припухшие глазенки. Плакал. Мой маленький сын плакал. И это я виноват в его несчастье и его слезах. — Просто...

Все не просто. Все очень сложно. Ему нужна мать, забота, нормальное питание. Ему нужно чтобы кто-то был рядом постоянно, чтобы помогал уроки учить, гулял с ним, играл. А я если не на работе, то принимаю блин роды у подобранных на улице чужих баб, вместо того, чтобы бежать домой к мальчику, которому очень нужен.

— Вов, так вышло, понимаешь. Там история такая случилась...

— Я все понимаю. Ты зарабатываешь деньги, чтобы мы могли нормально жить. Просто... Я просто скучал по маме. Пап, почему она так поступила? Из-за меня? Потому что она устала за мной ухаживать, да? Так пусть вернется, я сам буду все делать. Все при все. Честно. И учиться буду на одни пятерки. И не буду ее огорчать. И не стану ее вещи трогать.

— Вовка, ну что ты такое говоришь? — горло словно удавкой стягивает. До боли. С трудом проталкиваю глупые слова успокоения, которые не принесут облегчений ни мне, ни моему сыну. — Просто так иногда случается. И в этом совсем не виноваты дети, понимаешь?

— Понимаю. Ужин на столе, — серьезно говорит Вовка. — Иди поешь.

Я иду в кухню. В груди огромная черная дыра, заполненная всепоглощающей материей. Тарелка на острове, трогательно покрытая салфеткой. Сэндвичи, немного кривоватые, кажутся мне произведением искусства. И кофе в кофейнике, бледный и прозрачный, наверняка вкуснее я и не пил никогда. Никогда. Не могут маленькие мальчики быть такими взрослыми. Вовка стоит в дверях кухни, смотрит на меня взглядом даже не взрослого, а пожилого и пережившего все, человека. Улыбается, видя, как я заглатываю его стряпню. Маленький, ушастый и трогательный.

— Офень фкуфно, — мямлю с набитым ртом. Мой сын хихикает, и ледяные тиски стягивающие мою душу разжимаются. — Ты просто волшебник.

— В мультике рецепт увидел, там яйцо, и масло. И еще свежий перечный “пердеж”. Так пес в мультике говорил, представляешь? — дергает плечиком Вовочка, и сейчас он очень похож на свою мать. И я, честно говоря, тоже не понимаю, как можно было самой, вот просто так, отказаться от такого счастья. Ну ладно я... Я оказался не героем ее романа, злом во плоти и просто козлом невнимательным, постоянно работающим. Сам просмотрел, что жене не хватает чего-то, хотя старался именно для нее. Ей всегда всего было мало. Но сын, ребенок. — Смешной был мультик. Пап, ты меня плиту научишь зажигать? Обещаю, я буду осторожным.

— Завтра мы поедем, и купим елку и электрическую плитку, и все, что ты захочешь. А потом поедим вредных булок, и сходим в кино, — говорю серьезно и убедительно. — И весь день проведем вместе. А мультик этот какой-то... Ну не “Простоквашино” короче. Но я ведь если запрещу тебе его смотреть, ты же будешь хотеть еще больше?

— Точно, дурацкий мульт. Но бутеры вкусные, скажи?

— Шикарные, — я говорю истинную правду. Нисколько не кривлю душой. Мой сын счастлив. Улыбается и похож сейчас на себя прежнего. Конопушки аж светятся от удовольствия, и глаза блестят.

— А елку не надо уже, — улыбка у Вовасика моего от уха до уха. Гордая и довольная. А я... Я плохой отец. — Мне тетя Глаша принесла маленькую елочку. Правда она пластмассовая, но зато я ее украсил.

— Украсил?

— Да, я помню куда мама убирала игрушки. Нашел свою любимую, ну ту с бабочкой летающей. Старую, помнишь? Ну ту, твою. Которую тебе подарила бабуля. пап, ну ты чего?

Конечно я помню. Этот шар еще в моем детстве висел на всех елках из года в год. Он единственное, что у меня осталось от родителей и бабушки. Артефакт.

— Вов, ты у меня молодец. Я очень тебя люблю. Ты замечательный и...

— Я подумал знаешь что? — перебивает меня мальчишка. — А вдруг в праздники Дед Мороз увидит, что я стараюсь и...

Я знаю, что он сейчас скажет. Жду с ужасом. Кажется, что задохнусь от боли, словно от удара под дых. Но я не имею права ему мешать мечтать.

— Вов, Дед Мороз волшебник, но он не может вернуть того, кто этого не хочет. Это не в его волшебных силах, — вздыхаю я. Да, жестоко. Да, я чувствую себя скотом. Но нельзя давать сыну ложных надежд. Ленка не вернется, у нее свадьба скоро и новый ребенок в животе. И тут уже ничего не поделаешь. Я неделю назад подписал бракоразводные документы, и в них она официально отказалась от мальчика, который так ее ждет. Правда свидетельство о разводе так еще и не получил. И пока по всем бумажкам я все еще муж. Но... Ключевое слово здесь “Пока”.

— Зато он может подарить тебе новую жену. Например, Снегурочку. Красивую такую и добрую. Ты будешь счастлив тогда, и я буду не один. А может тогда у меня появится и сестренка. Знаешь, маленькая такая. И нам с тобой...

— Пора спать, фантазер, — притворно хмурю я брови. Никто нам не нужен. Он просто не представляет, какими бывают мачехи. Восьмилетний мальчик еще наивен и не понимает многого, хотя умнее многих своих сверстников. Надо же, придумал тоже, Снегурочку. Все Снегурочки ледяные бабы. Зачем нам кто-то ледяной? Да и вообще кто-то. Чтобы потом опять было больно? На фиг надо.

В памяти вдруг всплывает лицо моей сегодняшней незнакомки. Измученное и перекошенное от боли. И волосы белоснежные растрепанные. И крошечная малышка, пищащая в моих руках. Не очень то радушно ее принял этот мир. Надо же, мой сын как будто экстрасенс, увидел мой сегодняшний вечер. Черт, да какое мне дело до них? У меня есть о ком думать и заботиться. Никто они мне. И скорее всего уже нашлись родственники этих двух девочек, взрослой глупой и маленькой ничего еще не понимающей. Конечно нашлись, иначе и быть не может. Поди уже все счастливые умиляются на маленькую принцессу и смеются над дурацким приключением мамашки. А я сижу тут и думаю о них, зачем непонятно. Мне нужно сына воспитывать. — Ложись спать, Вовка. А мне еще надо поработать. Но завтра, прямо с утра...

5

Глава 5

— Тошку дай, соскучился. Теперь не скоро смогу с ней поговорить. А она же мое солнышко. Ты смотри, Руслик, обидишь дочу мою, я тебя сотру в порошок. Да ты и так это знаешь. По миру пущу, голым в Африку. Кстати, мне там одна птичка начирикала, что ты обманываешь ее. Узнаю, что это правда, не обессудь. А теперь позови мне Тому. Мать, слышишь, будешь с дочерью то говорить?

Руслан вздрогнул, услышав приказ тестя. Точнее просьбу, но в разговоре с ним Алексей Александрович всегда использовал и использует приказной тон. Проклятый страх смешался с яростным бессилием. Но он взял себя в руки, колоссальным усилием воли.

—Верите сплетням? Это совсем не пристало человеку вашего уровня. Знаете ведь, что это все просто ложь. Я же не идиот. А Тома спит, дорогой тесть. Не буду ее будить. Ей и так сейчас тяжело. Беременность вымотала ее. Ну ничего, скоро наша малышка родится, и станет легче. Только вы мне помогите. Нужно Тамару уговорить няню нанять. И вы прекрасно знаете, что я за жену и дочку нашу долгожданную жизнь положу.

— Ну ладно, ладно. Жизнь твоя мне ни к чему, а вот спокойствие дочери главное. Няню наймем, даже без разговоров. В дом переедете сразу после родов. Нечего ребенку городом дышать. По концерну моему отчеты шли на мыло, и Рус, пожалуйста, не заставляй меня ждать и злиться. Мы с Лидусей на три дня на яхте уходим, связи не будет. Вернусь, позвоню. Надеюсь тогда ты мне дашь с моей малышкой пообщаться, — в голосе отца жены, вроде шутливом, Руслан, услышал угрозу. В ухо полетели короткие гудки. Рус схватил со стола тяжелый хрустальный графин, закричал в голос и с силой бросил его в стену. Дорогое стекло прыснуло льдистыми осколками, по стене поползли уродливые коричневые потеки, воздух наполнился ароматом столетнего дуба.

Черт, черт, черт. Какого лешего эта дура полезла в его почту? И идиотка эта Даринка, он сто раз ей говорил, чтобы не присылала фотки их игр. Боже, что же делать теперь? Времени катастрофически мало. Через три дня Леднев вернется, и если не найдет дочь, то... даже представить сейчас Руслану было страшно, что будет с ним дальше.

Он ввалился домой под утро, довольный, сытый как кот, удовлетворенный и чувствующий себя хозяином жизни. Вернулся и не нашел дома свою послушную овцу жену. Даже тогда не начал переживать. Мало ли куда усвистала эта балованная ледяная стерва, наверняка опять на йогу для беременных. У нее сейчас в башке каша из сентиментальных розовых сопелей, глупости и гормонов. Томка красивая и холеная не вызывала в нем и сотой доли того желания, что огненная Даринка. Даже сейчас, при мысли о любовнице он почувствовал возбуждение.

Рус принял душ. Смыл с себя остатки огненной страсти, которую ему всю ночь дарила любовница. Налил кофе из дорогого кофейного автомата и прошел в кабинет, напевая под нос глупую песенку. Жизнь казалась прекрасной.

Он даже не сразу оценил масштаб трагедии, увидев развернутую во весь экран фотографию, запечатлевшую его ночные забавы. Мазнул взглядом по монитору, сделал глоток обжигающего кофе.

— Сука, — прорычал Руслан. Вся его шикарная налаженная жизнь вот прямо сейчас рушится, катится под хвост псу, живущему в чертовом крошечном городишке в доме его нищебродов родителей. Он лез к вершине, зубами выгрызал путь к богатству, женился на женщине, которую не любил никогда, улыбался и выслуживался перед ее отцом, чтобы вот так все это промохать, только потому, что эта дура Томка вдруг решила влезть в его личное пространство. Жену он не любил, но весьма успешно изображал страсть и заботу. А она как кошка в него втюрилась, и замуж вышла невзирая на недовольство родителей, мезальянсом. Кто он был, офисный планктон, секретарь великого. А Томка наследная принцесса, с рождения жившая в роскошном, но пустом коконе. Он стал ее первым мужчиной. Первым и единственным. Ребенок, о котором она сейчас только и говорила ему не был нужен никогда. Но он так же понимал, что этот младенец поможет ему еще сильнее укорениться в семье олигарха Леднева. — Ненавижу.

Мозг работал на пределе сейчас. К начбезу концерна нельзя обращаться. Он сразу доложит Ледневу, что его дочь пропала. Старик никогда не бросает слов на ветер. И перспектива голым отправиться в Африку, совсем не так страшна, если вдуматься. Тесть его уничтожит. Нет не физически. Есть вещи гораздо страшнее. Например, стать тем, кем он был до женитьбы на дочери одного из богатейших людей страны.

Руслан схватился за телефон, набрал номер, замер слушая длинные гудки.

Тимофей Морозов

Кашу нужно сварить. Утренний ритуал приготовления полезного завтрака выжимает из меня все мои недюжинные силы. Слава богу и человеку придумавшему мультиварку. Иначе мы с Вовкой питались бы одними пиццами и чипсами. Когда Ленка ушла, я заказал на завтрак чертову лепешку с колбасой. Чертова Ленка, чертова пицца, чертовы воспоминания. Слава богу у нас есть соседка тетя Глаша. Она надоумила меня купить электрического повара.

Я машинально промыл рис, залил в чашу молоко и воду в нужных пропорциях, добавил сахар, полез за маслом в холодильник.

Телефон зазвонил тревожно и резко, от неожиданности я ударился головой о полку рефрижератора, сбил на пол лоток с яйцами, уронил в месиво из белков и желтков, расплывшихся по полу пачку с маслом, грязно ругнулся, поскользнулся на натюрморте, и всей массой обрушился в чертову сопливую лужу.

— Алло? — рявкнул в телефон. Выгляжу я наверняка сейчас бомбезно. Горный тролль, развалившийся поперек маленькой кухонной зоны, вымазанный битыми куриными зародышами, с застрявшей в бороде скорлупой.

— Тимофей, здравствуйте, — голос я уже где-то слышал. Совсем недавно. Мужской и нервный. — Это врач. Ну из больницы, куда вы женщину с младенцем привезли. Вы слышите меня?

— Не страдаю пока глухотой. Говорите, — ну да. Невежливо. Но мне вот сейчас от чего-то стало страшно. Обычно такие звонки, и такой голос собеседника не сулят ничего восхитительного. А погано начавшееся утро, грозит перерасти в такой же фееричный денек. — Что-то с малышкой? Или с мамой?

6

Глава 6

— Мальчик, ты что тут делаешь? — симпатичная медсестра, притворно нахмурившись, посмотрела на прилипшего к стеклу, за которым стояли кроватки с новорожденными, Вовку, но не выдержала и улыбнулась. Мальчик расплылся в ответной улыбке и зарумянился щечками.

— Там где-то моя сестренка. Ну, наверное, — тихо сказал ребенок, и снова отвернулся к окошку, отделяющему его от детского отделения. — Она вчера родилась.

— Ты тут один?

— Нет, папа ко врачу пошел, а мне велел сидеть у кабинета и его ждать. Но я не послушался. Хотя обычно я всегда делаю так, как говорит папа.

— Я тебя понимаю, — потрепала его по вихрастой головке женщина. — Мне бы тоже было ужасно интересно. Но все же, папу надо слушать. Пойдем, я тебя отведу обратно, пока он не перепугался, что ты пропал и не начал переживать.

Вовка послушно пошел за медсестрой, улыбаясь своим мыслям. Добрый волшебник все таки существует. Хоть мальчишки в школе его обсмеяли за то, что он верит в Деда Мороза. И он был почти уверен, что узнал в одной из малышек крошечную Снегурочку, которую вчера спас его папа. Самый храбрый и лучший папа на свете.

— Он нас обоих любить будет. И дома будет чаще. И тоже станет счастливым, — украдкой шепнул мальчик, кинув прощальный взгляд на крошку, спящую в детской кроватке прямо у самого окна, очень маленькую, смешную и курносую, — потому что наш папа супер герой.

Тимофей Морозов

— Если это шутка, то она дурная, — поморщился я, глядя на замершего напротив доктора. Глаза у него сегодня были еще краснее чем в первую нашу встречу, да и вообще, мужик выглядел взбудораженным и помятым.

— К сожалению не шутка. Слушайте, в полицию я заявил. Женщину никто не ищет, по крайней мере через их ведомство. По сути, она фантом. Через три дня я обязан ее или выписать вместе с малышкой, или... По всем показаниям и правилам, я должен буду отправить мать в психиатрическое отделение, — нервно прокаркал врач, щелкая зажигалкой, которая никак не желала пламенеть.

— А девочка? — черт, ну вот зачем я снова сую голову в петлю? Проблем ведь не оберусь. Мне о сыне надо думать, который сидит в коридоре один. И о празднике с подарками. О работе, в конце концов. Сема не бросается обычно впустую словами. Да, я лучший у них в конторе, да у меня больше преференций, но...

— Девочка отправится сначала в приемник распределитель, потом, скорее всего в дом малютки. Если мать не придет в себя ее признают недееспособной, и если родственники новорожденной не объявятся и не заявят на нее права, малышку просто отдадут на усыновление, в лучшем случае. Но это очень долго и волокитно. Да и законодательно трудно, потому что мать у нее все таки есть. Так что вероятнее всего ребенок попадет в детский дом.

— Очень жаль, ноя то тут при чем? Если, да кабы... — я ни грамма не кривлю душой. Мне и вправду ужасно сейчас, сердце сжимают ледяные клещи. — Но от меня то вы чего хотите? Я этой женщине никто. Мимокрокодил. Не могу же я забрать ее, как бездомную собачку из приюта. Это абсурд какой-то.

— Вообще-то я совсем другого рода помощи от вас ожидал, — кривится доктор. Кабинет заполняется едким дымом, к моему горлу подскакивает тошнота. — На вашей визитке написано, что вы ай-ти специалист, разработчик систем безопасности. Может вы как то в интернете поищете информацию, думаю вам не составит труда... Есть же какие-то программы, ну по фото там... Я сам пробовал, но я вообще профан в этом деле. Жалко ведь и женщину и ребенка. Они такие...

— Слушай, доктор, давай на ты и начистоту. У меня своих проблем до задницы. Я с сыном не вижусь, растет как сорняк в поле. И сейчас он вон сидит один в коридоре. Ты не думаешь, что я и так слишком много сделал для незнакомки, которую на улице подобрал? И сегодня сюда приехал хрен его знает зачем, вместо того, чтобы с сыном развлекаться. Я не шпион и не хакер. У меня нет ни времени, ни сил на решение чужих проблем, — я говорю вроде бы правильные вещи, но сам в них не верю. Я это понимаю, и доктор тоже понимает. Завожусь, да. Потому что не знаю что делать. А я всегда злюсь, когда ощущаю собственное бессилие перед ситуацией.

— Ну что, ж тогда...

— Папа конечно поможет, — звонкий голосок Вовки заставляет меня вздрогнуть. Оборачиваюсь к двери, в которой стоит миловидная женщина в хирургической пижамке и держит за руку моего сына. — Правда же, пап? Ты же ведь герой?

— Это твой папа? — интересуется она у Вовки, тот лишь кивает и смотрит на меня так, что я понимаю, что проигрываю по всем фронтам. — Мальчик бродил по отделению, и забыл, в каком точно кабинете его папа. Ну вот. Оставляю вам ребенка. И все же присматривайте за ним, потому что здесь больница, женщины родившие, младенцы. Нехорошо, когда посторонние бесконтрольно...

— Спасибо, Люба, — перебивает добрую фею врач, сигарету он гасит, понимает, что мальчику вредно дышать дымом. — Простите, Тимофей. Я не вправе...

—Я помогу, — вздыхаю я, не сводя глаз с моего маленького мальчика.

— Только нужно правильное фото сделать, да пап? А для этого нам надо навестить тетеньку. Мы не будем долго. А я тоже хочу познакомиться с той, кого папа спас, — возбужденно частит Вовка. Надо же, что это с ним? Обычно он более спокоен. А сейчас аж подрагивает от возбуждения. — Па, ну скажи же надо фото. А у папы на телефоне камера крутая. Он мне такой же обещал. Но мне не надо, я просто хочу на малышку посмотреть.

— Ну пойдемте тогда, — хмыкает врач. И мы идем. Я, словно мне гири к ногам привязали пудовые, Вовка подскакивая, и кажется едва сдерживается чтобы не побежать. Что я творю, или вытворяю?

Она полусидит на кровати, и теперь я могу рассмотреть ту, которая ворвалась в мою размеренную жизнь со вьюгой и кучей проблем. Красивая, даже слишком. Нос прямой. Губы естественные, но пухлые и чуть подветренные, бледные щеки, высокие скулы. Эта женщина похожа на снежную королеву. И взгляд у нее прямой и чуть надменный. Ей страшно не идет эта дурацкая казенная сорочка. И белокурые локоны, спадающие по плечам, кажутся жидким золотом. Она не помнит себя. И меня, наверняка не помнит, так сказал врач. Малышка в руках матери молчит и сопит смешно. Явно сытая и довольная жизнью. И в мое сердце впивается ледяная игла даже не жалости, а какой-то сверхъестественной тоски.

7

Глава 7

— Ума то хватило ментам не сообщать о пропаже жены?

Руслан посмотрел на мужчину, развалившегося в его кресле по-хозяйски. Высокий, нескладный, на надменном лице бегают беспокойно глаза. Рус поежился. Этот человек вызывал в нем все время какой-то липкий ужас. Но он очень хорошо умеет решать проблемы. А проблема над головой Ларцева нависла дамокловым мечом. Такая проблема, которая его может уничтожить. — Не сообщил. Мне нужно найти жену, срочно. Пока старый пес не вернулся с гребаных островов.
— Огласки, значит, боишься, Руслик? — хмыкнул Чип. Погоняло ему дали за то, что он всегда спешит на помощь. За очень хорошие гонорары. Этот человек способен решить почти любую проблему. Почти. Только с того света не может никого достать. Но стоят его услуги баснословно. — Баб срамных в дом Леднева таскать у тебя яиц хватило, а отвечать за косяки... Додик ты, Русик. Ну если уж у тебя как-то получилось в люди выползти, так зубами держись. А ты шлюх в семейное гнездо... Так подгорело что ли? Ну кто ты после этого? И как решать вопросик будешь? Ты же не думаешь, что обкашляешь с обманутой принцессой ситуацию и она поверит в то, что это фотомонтаж? А, по морде вижу, что так и думал. Такой ты предсказуемый. Не выйдет, дочь у Леднева умная, хоть и наивная. Или в ногах будешь валяться и орать, что мол бес попутал?

— Это не твое дело, — рявкнул Руслан, кинул на столешницу пачку банкнот, напрягся, глядя на абсолютно спокойного Чипа, который даже попытки не сделал взять деньги. — Бери бабки и приступай к работе. Времени мало.

— Теперь как раз мое, господин Ларцев. Кстати, фантики прибери, и за тоном следи, а то я тебя огорчу до невозможности. Этого мало. И работать работу я буду когда я решу. Понял?

—Понял. Это стандартная сумма, — поморщился Ларцев.

— За услугу, да. Но тут еще надо будет доплатить за молчание, — ухмыльнулся решала, медленно поднимаясь с трона. — А то я ляпну не дай бог Лексей Ляксандрычу, что его зять...

— Сколько?

— Еще столько же, плюс процент за твою грубость, — хмыкнул Чип и медленно пошел к двери, на ходу подхватив деньги со стола.

Руслан обрушился в кресло, загибаясь от ярости и чувства бессилия. Черт, теперь Чип не слезет с него живого. Придется решать и эту проблему, пусть только сначала найдет эту дуру Томку. В поисках пропавших решале равных нет.

Руслан вздрогнул от резкой трели телефонна, заскакавшего по полированной красной столешнице. Глянул на дисплей. Незнакомый номер, код другого государства. Сердце провалилось в желудок, к горлу подскочила липкая тошнота. Не ответить нельзя, тесть не любит когда его игнорируют. Томки нет, а он сейчас потребует ее к телефону. Черт бы подрал этого старого козла. Три дня же еще не прошло. Неужели что-то почувствовал своим звериным нутром?

Руслан взял в руку мобильник, как бомбу замедленного действия. Нажал на кнопку ответа...

Тамара Леднева (Ларцева)

—Доктор, этот мужчина. Мне кажется, что я его знаю, — просипела я, перекладывая мою малышку в кроватку. Еще раз глянула в спящее личико девочки. Нет, я так и не вспомнила, как рожала ее, и не перестала бояться неопределенности. Но... Она прекрасна и восхитительна, пахнет молоком и солнцем. Пальчики эти крошечные, смешной пушок волос и глаза. Ярко-синие, как... У того мужика, что выскочил из палаты минуту назад, черт бы его подрал.

— Вам кажется, или вы вспомнили? — прищурился врач, глядя на то, как я поправляю одеяльце в пластиковой кроватке. — Это очень важно.

— Мне кажется, — шепчу я. В голове возникают неясные кадры. Словно кто-то поставил мою жизнь на ускоренную перемотку, на очень большую скорость. И этот бородач выплывает из мрака с завидным постоянством. Лицо его испуганное мерцает в памяти вспышками. Только его. — И мальчик... Он меня назвал мамой.

— Он просто ребенок. Вам нужно отдохнуть. Я скажу медсестре. Чтобы малышку забрала в детское отделение. Поспите, нужно восстанавливаться.

— Но я же не могла забыть сына? — истерика в моем голосе вибрирует, я на грани сумасшествия. — Или могла?

Черт, конечно могла. Я дочь то забыла, которую родила полтора дня назад. Себя не помню. И мальчик этот...

— Мне кажется, что этот мальчик... Я ему нужна? И он так на меня смотрел. Наверное он все таки мой? Да, точно мой, по ощущениям и по тому, как у меня ноет в груди. У меня есть сын и муж. Только я никак не могу вспомнить. Но почему же я не чувствую ничего? И почему они ушли? Они придут опять? Помогут мне? Помогут вспомнить.

— Они обязательно помогут. Мальчик... Это просто замещенные воспоминания. Я распоряжусь, чтобы вам сделали успокоительный укол, — врач улыбается, но как-то нервно и натянуто. Я не хочу спать. Я хочу просто знать...

Голова раскалывается. Малышку у меня забирают и я валюсь в кровать, неудобную и ужасно узкую. Мне кажется, что я уже никогда не смогу уснуть и выспаться. Укол, который делает мне медсестра совсем не успокаивает. Я взбудоражена до предела. На стену лезть готова от того, что в голове моей пустота. “В голове моей опилки, да. Да, да” — всплывает в моей дырявой памяти странная фраза. Такое ощущение, что это не крошка моя появилась на свет недавно, а я.

Закрываю глаза. Тишина в палате звенящая, мешает сосредоточиться. Я уже привыкла, что рядом постоянно пищит или кричит моя дочь, и теперь тишина меня раздражает.

“Сними с меня трусы”— ору я. Бородатый расстегивает брючный ремень, стягивает с себя... Оооо.

— У меня есть муж и сын, которым я нужна. И я их не помню. Господи, за что? — тихо шепчу я, проваливаясь в полубред, который назвать сном нельзя. Но я вижу сон. И он такой реальный.

“Шелковый белый халат. Водопад черных, как вороново крыло, волос. Мужские руки на бедрах женщины, пальцы длинные”

Подскакиваю на неудобном ложе. Сердце в груди колотится, отдается болью. Руки. Мне срочно нужно рассмотреть руки бородача. Жизненно необходимо.