— Красивая… — тянет с придыханием подруга, подложив кулачки под подбородок. Смотрит на меня восхищенно.
Я придирчиво разглядываю себя, крутясь перед высоким зеркалом во весь рост.
— Уверена? — приподнимаю уголок губ.
— Да, Леся, оно изумительно на тебе смотрится!
Подруга закрывает глаза, подцепив воздушный фатин и медленно пропуская его между пальцев.
А я поворачиваю ценник. Черт! Пятьдесят тысяч рублей! Черт! Почему сразу не посмотрела перед тем, как мерить?
Нет, это для мамы неподъемные деньги. А кредит я ей не позволю брать! Нам и без того долгов хватает.
Вся эта свадьба вообще для меня не имеет никакого значения. Если бы родители Эдика не настаивали на ней, мне бы хватило и обычной росписи.
— Нет, Мариш. Оно слишком дорогое.
Осторожно освобождаю материал из цепких пальцев подруги, отдергиваю занавеску и делаю шаг в зал.
— Девушка! — зову громко, чтобы привлечь внимание продавщицы.
И тут в меня со всего маху что-то врезается. Я даже не сразу осознаю, что это человек, потому что эта туша больше напоминает каменную гору, а не тело обычного представителя рода гоммо сапиенса.
— Ай! — Неуклюже пячусь назад…
Шаг...
Второй… Я путаюсь в длинном подоле платья и… оступаюсь. Руки летят вверх, и я слышу ужасный треск, когда падаю.
— Черт! — вскрикиваю, смачно ударяясь задом о плиточный пол.
— Дура! — раздается над моей головой. — Я из-за тебя айфон разбил! Ты хоть понимаешь, сколько он стоит?!
Мой взгляд тут же выцепляет среди белых плиток черный прямоугольник, который лежит неподалеку от меня, и вижу, как на экране мелкими паутинками расползаются трещины.
Я поднимаю голову вверх, чуть дыша. Боже мой! Что теперь будет?
— Боже! Леся! Как ты? — Я не успеваю зацепиться взглядом за лицо парня, так как его отталкивает Маринка. — Не сильно ушиблась? — Она тянет меня за руку вверх, помогает подняться. — О, Боже!
Она смотрит куда-то мне в ноги, и я вспоминаю, что при падении слышала треск. Не может быть! Опускаю взгляд. И меня начинает трясти.
Подол платья безнадежно испорчен. Ткань разъехалась неровной полосой, оголяя под собой мои обтянутые джинсами ноги.
— Леся! — Маринка накрывает рот рукой.
— Ты не туда пялишься, мартышка! — слышу нарочито надменный голос. — Вот сюда смотри! — Парень сует мне под нос телефон. — Вот здесь, мартышка, сто, мать их, штук! Сто штук! — произносит с расстановкой.
Он борзо хватает меня за плечо и, подхватив двумя пальцами ценник, сначала смотрит на него, потом на меня. На него, потом снова на меня… А потом неожиданно взрывается на весь зал диким смехом, чуть запрокидывая голову.
— Черт! И угораздило же! Ты хоть понимаешь, что твое платье — это…
Щурю глаза. Обида закрадывается в душу. Я знаю наперед, что скажет этот мажористый, вылизанный, будто языком коровы, пижон, одетый, скорее всего, в look самых знаменитых брендов. Он скажет, что я нищенка!
— Это цена платья для нищебродки, — выносит вердикт писклявый девичий голос, обрывая смех парня, а мажор смотрит мне через плечо.
Я резко поворачиваюсь.
— У-у-у-у, дикая, — морщится девушка. Она выглядит, как модель: длинноногая блондинка, с шикарной шевелюрой и мейкапом на лице, так же, как и я, затянута в белоснежное свадебное платье.
— Эй, как тебе не стыдно такое говорить? — Марина адоптируется к ситуации быстрее, чем я.
— Стыдно? Мне? — хмыкает блонди и обходит нас стороной. — Анри, не зацикливайся на этой простушке. Пойдем, — она ловко просовывает ему под локоть руку и разворачивает. — Ты оценил мое платье? Оно, кстати, — поворачивает голову в мою сторону, и ее губы растягиваются в надменной улыбке, — стоит пятьсот тысяч рублей, папуля сказал не экономить на себе…
Я судорожно выдыхаю. Мне кажется, я перепутала и зашла не в тот свадебный салон.
— Леся, — теребит меня за плечо подруга, а я кидаю на парня злой взгляд.
Он так быстро переключился на эту девушку, и по его отстраненности я понимаю, что он уже и забыть забыл про свой телефон за сто тысяч рублей. Все его внимание уже перетянуто на платье Блонди.
— Что? — всхлипнув, поворачиваюсь к подруге и вижу приближающуюся к нам разъяренную продавщицу, заметившую патологически лежащий кусок ткани у моих ног.
— Боже, девушки! Как такое могло произойти? — возмущается она на весь магазин, чем снова привлекает к нам внимания всех окружающих.
— Извините. Это вышло случайно. Я запуталась в ткани и упала, — начинаю вяло объясняться.
— А мне-то что, девушка? Что я скажу начальству?
Продавец явно раздосадована, но и вместе с тем на лице ее читается испуг.
— Вам придется купить это платье, — говорит она безапелляционно.
— Но… я только зашла померить, — шмыгаю носом.
— Анри, ты серьезно хочешь заплатить за это платье? — Вика округляет и без того большие глаза.
— Да жалко что-то мне ее, — пожимаю плечами.
— Жалко? Ты знаешь, что это означает? — искренне удивляется сестра.
На самом деле, нет.
Я уже давно не испытываю подобных чувств. Наверное, с тех самых пор, когда умерла моя крыса Лили. Напрягаю память, сколько мне тогда было? Кажется, лет семь. У меня была белая крыска Лили, и один раз я решил выпустить ее из клетки погулять. Зверек сбежал. А потом я обнаружил хвост Лили возле миски нашего кота Ганнибала. Вот тогда-то я и испытал это странное чувство — жалость.
Я грустил несколько дней. Даже помню, ничего не ел в этот период, но отец быстро вытащил меня из хандры, когда привез мне точно такую же белую крысу. И я тоже назвал ее Лили.
Чуть позже понял. Что все… Абсолютно все взаимозаменяемо. И даже любовь…
А тут, когда увидел это невзрачное существо, с трудом напоминающее девушку, почему-то проникся к ней жалостью. Она была такая напуганная, как моя крыса Лили в тот день, когда я выпустил ее из клетки…
— Пятьдесят тысяч, карта? Наличные? — спрашивает сдавленным голосом продавщица.
— Картой, — кидаю ей.
— Анри, она же тебе разбила телефон? — сцепив зубы, пытается вразумить меня Вика. — Если отец узнает, он тебя растерзает. А если он у тебя спросит, куда ты потратил эти деньги, что будешь ему говорить?
Я потираю подбородок. Скольжу взглядом по бледной продавщице. Перевожу его к той кабинке, где до сих пор сидит мартышка. И возвращаю его обратно на Вику.
— Скажу, что ты меня заставила оплатить обед в ресторане, — криво улыбаюсь ей.
— Ах ты подлец! — ударяет меня Вика кулачком в плечо.
— Ты и так мне задолжала, сестренка, за поход с тобой в магазин. Думаешь, мне в кайф ходить по бабским бутиками и выбирать тебе шмотки? Думаешь, у меня своих дел нет?
— Ой, ладно тебе! Чего орать-то? Обед так обед, — смиренно соглашается сестра. — Но по поводу айфона сам с ним разбирайся. Я тебе тут не помощник. — И поворачивается к продавщице: — Доставка когда самая ближайшая?
Вика обращает все свое внимание на покупки, а я на примерочную, откуда доносятся громкие всхлипы. В сердце что-то дергается и тут же исчезает. Хмурю брови. Что за черт!
— Вика. Ты долго еще будешь трепаться? — сухо спрашиваю сестру. — Надоело.
— Конечно надоело, брат. Не ты же женишься, а я выхожу замуж. Так что потерпи еще немного. Я хочу, чтобы мой Эрнест потерял от меня голову окончательно в тот момент, когда увидит меня в свадебном платье.
— Вам очень, очень подходит это платье, — улыбается продавщица, записывая наш адрес и телефон.
— А вы не знаете, кто эта марты…. кхе, — откашливаюсь в кулак, — девушка? — киваю на кабинку, в которой сейчас сидит моя должница.
— Нет, к сожалению, нет, — качает головой продавец.
— Зачем? — Сестра толкает меня к выходу. — Зачем тебе нужна эта беднота? Достаточно. Не позорь нас. На сегодня благотворительности хватит.
Когда уже выходим с Викой из салона, кидаю последний взгляд на примерочную и замечаю, с каким довольным лицом продавец направляется в сторону кабинок.
— Вик, а может, мы отцу скажем, что это ты разбила мой телефон? — отворачиваюсь и тут же забываю про мартышку, сосредотачиваюсь на решении насущной проблемы.
— Ну уж нет, Анри, ты мальчик взрослый, умей отвечать за свои поступки сам, — хитро улыбается сестра.
Становится понятно, что свадебный салон — это только начало, но в конце дня, пусть я буду выжат как лимон, но свой айфон я получу. И пусть лучше я буду шарахаться по магазинам с сестрой, чем потом несколько недель буду выслушивать от отца, как я не ценю его деньги и какой я никчемный сын.
Хм. А моя никчемность заключается в том, что я пошел учиться не на финансиста, как он настаивал, а на инженера. Да, у меня есть мечта. Я не хочу быть богатым мажором и жить за счет отца, считая его капиталы. И у меня есть проект, который не дает мне покоя, и я сделаю все, чтобы воплотить его в жизнь.
— Анри, — сдергивает меня сестренка с Олимпа моих фантазий.
— Что? — прокашливаюсь я. Так замечтался, аж в горле пересохло.
— Теперь наш путь лежит в ювелирку, оттуда в обувной, а дальше посмотрим, — лукаво подмигивает она.
Ну вот, началось.
— Вик, у меня один вопрос. Только один. — Мы спускаемся по эскалатору вниз.
— Говори, Королева позволяет. — Сестра встряхивает гривой. Ну точно, мать ее, королева.
— Почему ты не позвала с собой Эмми?
— Андрюш, ты что, больной? — выпячивает она нижнюю губы вперед, смотрит в упор.
А я еле сдерживаю смех. У нее так смешно оттопырилась нижняя губа, накачанная ботексом, что так и хочется подцепить ее пальцем, чтобы поддержать.
— Да ладно, Вик. Мне и правда интересно, — продолжаю глумиться над сестрой. Уж я-то наслышан, почему девчонки больше не дружат.
Забегаю в ателье.
— О, Лесёна, ты что тут делаешь? — Тетя Клава выглядывает из-за швейной машинки.
— Беда у меня, крестная. Только ты можешь выручить.
Одним махом достаю из пакета мятое свадебное платье, стряхиваю его.
Женщина ахает.
— Детка, как же тебя угораздило?
— Даже не спрашивай, крестная, — качаю головой, вздыхая.
— И сколько же стоит эта красота? — вскидывает бровь женщина, с трепетом проводит по ткани пальцами.
А я оглядываюсь по сторонам, чтобы никто не услышал, приближаюсь к ней и шепчу в ухо:
— Одно свидание со мной, — лукаво ухмыляюсь.
— Господь с тобой, Леся! С кем? С Эдиком?
— Не-а, — отрицательно качаю головой, — с богатым мажором.
Складываю руки на груди, прохожусь взад-вперед по залу.
— Да ты никак с ума сошла, девка. Эдик узнает — убьет и тебя, и мать твою, и меня заодно, потому что живу с вами.
— Тс-с-с-с. — Прижимаю палец к губам. — Об этом никто не узнает. Никто. Да и вообще, это пока все вилами по воде писано.
— А платье?
— Он на меня налетел в свадебном салоне…
— Он?
— Его зовут Анри, крестная, — криво хмыкаю, — и он похож на иностранца. Тетя Клава, а может, это моя судьба? Предзнаменование? Порванное платье? Может, мне не стоит за Эдика выходить замуж? — Я с надеждой смотрю крестной в глаза, мысленно моля ее о том, чтобы она мне поддакнула.
— Не говори глупости, Леся. Это все предрассудки. Зачем ты тогда ждала Эдика из армии? Зачем письма писала? Зачем надежду давала? Ты вообще видела, какой он пришел? Да с него станется нас троих прихлопнуть. А главное, ничего за это ему не будет, когда папа — мент.
Понуро опускаю голову.
— Крестная, Эдику всего двадцать лет.
— А тебе восемнадцать.
— Я не хочу выходить за него. Не хочу!
— Все уже оговорено, Леся. Назад пути нету. Если ты пойдешь против них, детка, они нам жизни здесь не дадут. Ты же знаешь.
— Знаю. — Расковыриваю носком кеда выщерблину в кафельной плитке на полу. — Ну а как же мои интересы, крестная? — поднимаю на нее глаза.
— А разве Эдик тебе запрещает учиться? По-моему, Оля с ним обговаривала этот момент.
— Не запрещает, пока мы с ним не женаты, крестная.
— Ты себе надумываешь, Лесёнок. И вообще будешь за Зверевым, как за каменной стеной.
— Крестная, а может, мне сбежать?
— Даже не смей думать об этом! Это убьет твою мать и … меня.
— Не буду… — хмурю брови.
— Ну что, мышонок, посмотрела платье? Выбрала?
Эдик бесцеремонно хватает меня за попу, как будто это его собственность, и, поднимая, сажает на капот машины. Сам же устраивается между моих ног, вдавливая в меня свое возбуждение.
— Эдик, прекрати! Ты же знаешь, что мне не нравится, когда ты так напираешь.
Уворачиваюсь от поцелуя.
— Какая-то ты недотрога стала, Олесь, — раздраженно поджимает губы парень. — Что-то не так?
Мое внутренний голос кричит, чтобы я ему сказала правду о том, что я больше не люблю его, что все прошло, но, когда замечаю, как в его взгляде скользит что-то страшное, дьявольское, у меня язык не поворачивается сказать ему что-то против.
— Волнуюсь перед выступлением. Ты же понимаешь, что для меня это важно. Если я выиграю турнир, то у меня будет возможность попасть в основную лигу.
— У нас с тобой свадьба через неделю, мышка. А ты о своих ленточках и прыжках думаешь, — фыркает Эдик и, оттолкнувшись от машины, отступает, а я с облегчением вздыхаю.
— Прости, но ничего не могу поделать. — Но тут меня неожиданно прорывает: — Эдик, а может, мы спешим со свадьбой? Может, есть смысл подождать?
Я затаиваю дыхание, дожидаясь ответа, а вместе со мной его как будто и природа замерла: сверчки умолкли, ветерок опал. И даже заливистое щебетание птиц в кустарниках прекратилось. Мы все не дышим. А Эдик молчит.
Парень так резко разворачивается, что я аж вздрагиваю. Подскакивает ко мне, сжимает мое горло пятерней.
— Ты моя, Олеся! Слышишь? Моя! — цедит сквозь зубы с такой яростью, что у меня на затылке волосы шевелятся. — И никаких «подождать». Свадьба через неделю. Поняла?!
Я не успеваю ни кивнуть, ни отрицательно покачать головой, как он меня сразу же отпускает. Мой ответ уже лишний. Эдик все решил за нас.
— Все, давай собирайся. — Он сдергивает меня с капота. — Отвезу тебя домой.
Я, дрожа как осиновый листок, забираюсь на переднее сиденье. А ведь крестная права. За спиной Зверева я действительно буду … как в клетке. Золотой клетке.
Нервно сглатываю, потирая шею ладонью.
Почему-то в этот момент вспоминается Анри. Он хоть и был как скала, но в то же время казался таким … добрым, что ли. В его взгляде я видела тепло, даже когда он рассердился на меня и сунул под нос телефон. И в тот момент он мне не казался таким ужасающим, каким сейчас предстает мой будущий жених.
— Пристегнись, — грубо бросает Эдик. — Не хочу без повода с отцом цепляться за штрафы.
Я трясущимися пальцами перекидываю ремень через плечо и вставляю его в замок до щелчка.
— Обломала мне такой настрой, Олесь. Теперь даже не знаю, как быть, — с досадой в голосе произносит парень.
Зато знаю я. Представляю, что завтра мне будет Маринка рассказывать о похождениях Эдика сегодняшней ночью. Брат Марины, Дима, и Эдик дружат. Поэтому каждый шаг моего жениха мне известен чуть ли не по минутам.
— Я не хотела тебя обидеть, Эдик. — Отворачиваюсь к окну.
Но меня, если честно, не трогают похождения жениха. Главное, чтобы он не лез ко мне. И этого достаточно.
— Андрей, — одергивает меня отец.
Поднимаю на него взгляд.
— А? — скупо отвечаю.
— Убери к чертовой матери свой телефон! За столом сидим. Не оскверняй хотя бы это место своими игрушками, — грозно говорит отец.
— Господи, — закатываю глаза и сую купленный Викой айфон в задний карман.
— Вот и отлично. А теперь можно и поговорить. Вика, расскажи, как идут твои приготовления к свадьбе с американцем?
— Все нормально, пап. Платье купила. Туфли и все сопутствующее тоже. А всю следующую неделю как раз посвящу поискам помещения и приглашению гостей…
— Умница, дочка. И этому охламона куда-нибудь пристрой, чтобы не шатался без дела, — кивает в мою сторону отец.
— А может, я сам решу, куда мне себя пристроить? — недовольно бурчу. — У меня и так дел по горло.
— Каких? Изобретения свои запатентовывать собрался? — с иронией хмыкает отец.
— А даже если и так, но тебе же это не интересно, отец. Тебе бы только капиталы удваивать...утраивать…
— Андрей, хватит… — обрывает меня Вика.
Отец зло щурит глаза.
— Мать бы не одобрила такого разговора со мной, сын. Так что давай не портить этот день нашими препираниями, а почтим ее память. Уже год прошел, как ее нет с нами…
Оставшийся час мы с отцом проводим молча. За столом кто и говорит — так это Вика. И только благодаря ей я не заканчиваю обед раньше времени.
— Я рад за тебя, дочь. — Отец обнимает Вику за плечи. — Ты заглядывай к нам почаще. А то в этом доме без тебя совсем стало пусто.
Отец треплет сестру за щеку, а у той глаза блестят от влаги.
— Папуль, я скоро приеду. Побуду с вами несколько дней. Жених же не должен видеть невесту перед свадьбой, — шмыгает носом Вика.
— Конечно, дочка, приезжай, — отец еще раз обнимает ее и отчаливает в свой кабинет.
Как только он скрывается из виду, у Вики мгновенно высыхают глаза, и она накидывается на меня с претензиями:
— Анри, ты что творишь? Хочешь, чтобы и отца из-за твоих выходок инфаркт накрыл, и он не дожил до моей свадьбы, как и мама? — сестра пилит меня глазами.
— Когда мама была жива, ты замуж не собиралась еще, — за ироничной улыбкой пытаюсь скрыть боль, которую приносят мне ее слова.
— Да, в тот момент обо мне и речи не могло быть, ты был на первом плане. Что, полегчало? Отпустило? И опять за свое? — не прекращает засыпать своими претензиями сестра.
— Вик, успокойся и давай уже вали к своему Энрике.
— Его зовут Эрнест, Андрей! Пора бы уже запомнить. А еще пора бы уже затолкать тебе свой эгоизм и мальчишество в зад и повзрослеть. Надоело! И хватит троллить отца. Лично мне он нужен живым, а не в могилке на кладбище.
Больше не могу ее слушать. Резко разворачиваюсь и ухожу, оставив сестру без прощальных лобзаний.
— Я завтра заеду за тобой. Поможешь мне с подбором помещений.
— Возможно, — бормочу под нос и, перепрыгивая ступеньки, поднимаюсь к себе в спальню.