Глава 1.
Не буди ветер
Ночь выдохлась, как бокал шампанского после праздника. Воздух стоял тёплый, пах карамелью, духами и усталостью. По углам квартиры ещё блестели редкие конфетти, в волосах у Алины путались крошечные блёстки, а мандариновая кожура на подоконнике подсохла, оставив за собой аромат Нового года, который давно закончился, но не уходил.
Она вернулась поздно, как всегда после корпоративов — на автопилоте, с внутренним «улыбайся и не спорь», балансируя на каблуках и улыбаясь манекенам в витринах, будто они понимали.
Сняла туфли, вздохнула, и только тогда почувствовала — ноги горят, спина гудит, а голова гудит не меньше.
— Миссия «улыбайся и не спорь» выполнена, — сообщила она квартире. — Побочный эффект: лёгкая ненависть ко всему человечеству.
Коридор встретил её тишиной, чуть влажной после вечернего душа. Лаванда, сушившаяся в мешочке у батареи, пахла как спокойствие. На стене висела старая карта Европы, испещрённая флажками — мечты, маршруты, несостоявшиеся отпуска.
Алина прошла босиком на кухню. Квартира была маленькая, но уютная: белые стены, подоконник с книгами, гигантский торшер, пара живых растений, которые чудом выжили. На холодильнике — магнитики с цитатами: «Кофе — это тоже чувство» и «Жизнь коротка, пей капучино».
Она достала чайник, насыпала в чашку зелёный ганпайдер и села прямо на пол, прижимая колени к груди. Отражение в стекле дверцы — девушка с растрёпанными волосами цвета мокрого каштана, с зелёными глазами, уставшими, но всё ещё насмешливыми.
На щеках — румянец, в уголках губ — ирония, в движениях — привычная усталость сильных женщин, которые всё делают сами.
Телефон мигнул на столе. Незнакомый номер. Сообщение:
> Л.: Подтверждаю контракт. Срок — семь дней. Предмет — ветер. Заказчик — Алина С.
Она нахмурилась.
— Это ещё что за… маркетинг ароматов? — пробормотала и отпила чай.
Телефон вибрировал снова:
> Л.: Ваш пункт о добровольности: “каждый ветер призывается с согласия стороны”. Вы согласны?
«Какой ещё ветер?..» — подумала она, но пальцы уже ткнули «да». Усталость делала человека уступчивым.
— Всё, мир, я пас, — сказала Алина и поплелась в спальню.
Простыня пахла свежестью, подушка — детством, а на щиколотке поблёскивал браслет с янтарной каплей — сувенир, купленный «на удачу» на арт-ярмарке. Продавец тогда улыбнулся и сказал: «Ветер слушает тех, кто слушает себя.»
Она фыркнула, легла на бок и мгновенно уснула.
---
Сон был странным.
Море — серебряное, будто из жидкого света. Ветер гладил песок, воздух дрожал от музыки, похожей на дыхание флейты. Из тумана вышел мужчина.
Высокий, с длинными, почти белыми волосами, глаза — цвета неба перед рассветом. Лёгкий плащ колыхался, будто соткан из облаков.
— Вы опоздали на семь лет, — сказала Алина, сама не понимая почему.
— Я не принц, — ответил он. — Я ветер.
— Тогда дуй на мои дедлайны, может, успею хоть раз.
Он улыбнулся, и улыбка его была тёплой, как весенний порыв. Ладонь провела по воздуху — песок под её ногами вспыхнул светом, а волосы Алины заколыхались, будто их тронул невидимый поток.
Мир дрогнул и растворился.
---
Будильник взвыл, как сирена. 06:59.
— Кто вообще придумал утро… — простонала она и потащилась на кухню.
На столе стояли две чашки кофе. Горячие. Настоящие.
А рядом — записка:
«Доброе утро. Кофе без сахара. Контракт вступил в силу. — Л.»
Алина застыла. Взяла чашку. Тепло. Пар. Аромат — свежесмолотый.
— Так, — сказала она, — либо я завела заботливого призрака, либо кофе начал варить себя сам.
Телефон мигнул.
> Л.: Через час загляну. Не бойтесь. Я вежлив.
— Не надо заглядывать! — крикнула она. — У меня бардак и нет пирожков!
Ответа не было.
Она пошла в ванную. Зеркало запотело, и на нём проступили слова:
«Согласие получено.»
Алина вздохнула:
— Вот почему нельзя читать сообщения после полуночи.
---
Звонок в дверь раздался ровно через час.
Она выглянула через цепочку — и чуть не ахнула.
На пороге стоял он. Тот самый из сна.
Высокий, в длинном пальто цвета грозового неба, с холодно-синими глазами и волосами, будто подсвеченными луной.
— Доброе утро, Алина Сергеевна, — сказал он низким, вибрирующим голосом. — Можно войти?
— А вы, простите, кто?
— Лайрэн. Ветер по контракту. Срок — семь дней.
— Простите, я не заказывала духа ветра! — фыркнула она.
— Напротив. С вашего согласия. — Он чуть улыбнулся. — Я умею приносить свежий воздух в застойные квартиры.
Алина устало сняла цепочку.
— Ладно, проходите, мистер Сквозняк. Только не вздумайте пылесосить карму.
Он вошёл. Осторожно, будто боялся разрушить уют.
Взял вторую кружку кофе, вдохнул аромат.
— Вы пьёте без сахара.
— Сахар — это иллюзия стабильности, — ответила она.
— Тогда мы похожи, — спокойно заметил он.
---
День прошёл в странной тишине.
Алина работала за ноутбуком, а воздух в квартире будто стал чище. Лампа светила мягче, занавески двигались от лёгкого сквозняка, и даже сосед-гитарист вдруг сыграл ровно.
— Это вы? — спросила она, не отрываясь от экрана.
— Просто воздух, — ответил он. — Я убрал шум.
Он умел быть рядом, не мешая. Готовил кофе, читал её книги, оставлял короткие записки на зеркале: «Дыши. Я рядом.»
Иногда она ловила себя на том, что ищет его взгляд.
— Семь дней, да? — спросила вечером.
— Семь. Потом я уйду. Так устроены ветры.
— А если я не подпишу акт приёмки?
— Тогда я останусь в окне.
Она улыбнулась.
— Осторожно, у меня сквозняки обычно с последствиями.
— Я — ветер. Я привык к последствиям.
---
Вечером она включила музыку. Джаз, тихий, с хрипотцой.
Он подошёл ближе, протянул руку.
— Разрешите?
— Я плохо танцую.
— Тогда я научу вас дышать в ритм.
Глава 2.
Семь ветров
Утро началось с запаха ванили и лёгкой тревоги.
Алина лежала на кровати, глядя в потолок, и пыталась убедить себя, что всё происходящее — просто следствие переутомления, кофеина и хронической фантазии.
Но на кухне снова стояли две чашки кофе. Одна — её, в кружке с надписью «Никто не идеален, но я близко», другая — совершенно новая, белая, гладкая, без рисунков.
Он уже был там.
Стоял у окна, смотрел на рассвет, держал в руках книгу.
— Вы читаете? — спросила она, облокотившись о дверной косяк.
— Я учусь понимать, — ответил он спокойно. — У вас на полке слишком много книг, где герои мучаются из-за глупостей.
— Это и есть человечество, — пожала плечами она. — Мы же не ветры. Мы не умеем просто… дуть.
Он обернулся.
Волосы чуть тронуты утренним светом, глаза — стальные, но тёплые. На нём — рубашка цвета неба и джинсы, которые точно не были из её шкафа.
— Вы сами себе всё усложняете, — сказал он, ставя книгу. — А потом страдаете от того, что слишком сложно.
— Простите, философ, вы из какого отдела погоды?
— Из отдела дыхания, — усмехнулся он. — Мой контракт — освободить пространство, где застоялся воздух. И вас.
Она поджала губы.
— Меня?
— Ваши мысли гремят громом, — произнёс он, как факт. — Ваши слова пахнут молнией, а сердце давно просит дождя.
Алина уставилась на него.
— Вы это всегда так говорите женщинам?
— Нет. Обычно я просто улетаю.
Он сказал это с лёгкостью, но в голосе проскользнула тень одиночества.
Она вдруг поняла — он и правда не человек. И в этом было не что-то пугающее, а наоборот — завораживающее.
---
К обеду они сидели за кухонным столом.
Алина с ноутбуком, он — с чашкой чая, который она всё же настояла заварить.
— Вы мешаете мне работать, — сказала она, не отрывая взгляда от экрана.
— Нет, — возразил он, — я просто двигаю воздух между буквами. Вам стало легче печатать.
— Вы слишком самоуверенны.
— А вы слишком красивы, чтобы прятаться за таблицами.
Она едва не пролила чай.
— Так, стоп. У вас в контракте пункт о флирте?
— Это не флирт. Это наблюдение. — Он наклонился ближе. — Вы румянеете, когда злитесь.
— Ещё слово — и я включу вентилятор, посмотрим, кто кого сдует.
Он рассмеялся. Смех у него был чистый, лёгкий, будто порыв свежего ветра.
Алина впервые за долгое время тоже улыбнулась искренне.
---
К вечеру она заметила, что квартира словно ожила.
Лаванда на подоконнике зацвела повторно. Вода в аквариуме стала прозрачной. Сосед перестал сверлить стены. Даже кошка, вечная хандра и гудящий комок, внезапно урчала, как довольная флейта.
— Это вы? — спросила она.
— Я просто позволил воздуху вспомнить, каково это — быть чистым.
— Вы всегда так делаете?
— Только когда кто-то забывает, что мир дышит вместе с ним.
Алина задумалась.
В ней боролись логика и ощущение чуда.
— А зачем вам я?
— Чтобы помнить.
Он встал, подошёл ближе. Его пальцы коснулись её щеки, лёгкие, прохладные.
— Люди забывают дышать сердцем. Вы — помните, но боитесь.
Она сделала шаг назад.
— Я ничего не боюсь.
— Тогда почему ваши окна всегда закрыты?
Ответа не было. Только дыхание.
Оно стало общим.
---
Позже, когда он ушёл на балкон — «посмотреть на небо» — Алина сидела с чашкой вина и думала.
Смешно, конечно, разговаривать с воплощением стихии, но в этом было… настоящее.
Он не требовал. Не осуждал. Просто был.
Телефон мигнул.
Сообщение от коллеги:
> «Ты где? У нас совещание!»
Она глянула на часы.
Время стояло. Буквально — стрелки не двигались.
Она медленно вышла на балкон.
Он стоял спиной, глядя на огни города. Волосы колыхались от ветра, которого не было.
— Время остановилось, — сказала она.
— Я дал тебе передышку. Иногда минуты стоят дороже часов.
— А если я попрошу, чтобы оно остановилось навсегда?
— Тогда ты перестанешь быть живой.
Он повернулся.
— Люди ценят ветер, только когда он уходит.
Она закрыла глаза.
— А если я не хочу, чтобы вы уходили?
Он не ответил. Только подошёл ближе.
Мир сузился до звука дыхания.
До запаха озона и кофе.
До касания его ладони к её волосам.
Он наклонился, но не поцеловал.
Просто коснулся лбом к её виску.
— Семь дней, Алина. Не больше. Я не должен оставаться.
— А если нарушишь правила?
— Тогда умрёт ветер.
Она тихо рассмеялась.
— Сомневаюсь, что вас можно убить.
— Можно. Тишиной.
---
Ночь пахла дождём.
Он ушёл — просто растворился в воздухе.
Алина сидела на балконе, слушая, как за окном шелестят листья, и думала: «Может, в каждом человеке живёт маленький ветер, просто мы его не слышим, пока кто-то не откроет окно».
На подоконнике осталась записка:
«Сон — это тоже дыхание. Засыпай. Я рядом.»
И ей впервые за долгие годы хотелось верить.
Глава 3.
Где живёт ветер
Тишина сначала показалась неестественной. Такая плотная, что слышно, как в батареях лениво колышется горячая вода, как в стекле дрожит тончайшая ниточка света, как кошка, обиженно фыркнув на чужака, цокает когтями по паркету и уходит под диван — пережидать перемены. Алина сидела у окна, завернувшись в грубый шерстяной плед, и наблюдала, как город неспешно просыпается, вытягивая улицы, словно конечности после долгого сна.
За тонким стеклом падал редкий мартовский снег — хлопья, как размокшие конфетти, расползались на асфальте прозрачными звёздами. Воздух был светлый, звонкий, будто первая нота в пустом концертном зале. Лайрэн стоял рядом — почти не касаясь подоконника, чуть повернувшись к свету; тень от его плеч ложилась мягким облаком, и эта тень была прохладнее комнаты.
— Не знал, что вы умеете так долго молчать, — сказал он наконец, не нарушая тишину, а как будто вплетая в неё слова.
— Я просто наслаждаюсь тем, что никто не требует отчёта, — ответила Алина и усмехнулась. — В моём мире молчание — роскошь.
— Тогда я нарушу идиллию, — он приблизился на шаг; в воздухе еле слышно шелохнулось. — Почему вы боитесь весны?
Она посмотрела на своё отражение в стекле: знакомая упрямая линия подбородка, тени под глазами, волосы с медными искрами и тот самый румянец, который выдаёт и злость, и смущение. Отражение устало, но живо.
— Весна — это напоминание, что всё меняется, — сказала она. — А я… как видите, сижу на месте.
— Вы не сидите, — тихо возразил он. — Вы идёте против ветра. Иногда это кажется неподвижностью.
— Остроумно, — фыркнула Алина. — У ветров есть корпоративные курсы по поэзии?
— Не у всех, — он улыбнулся уголком губ. — Только у тех, кто задерживается дольше, чем положено.
В этом «дольше, чем положено» было что-то слишком человеческое, и она, чтобы не отвечать, поднялась, натянула пальто, замоталась в шарф.
— Прогуляемся, — сказала. — Хочу проверить, существует ли город без электричества и кофе.
— Я с вами.
---
Снег шёл лениво, как будто не решаясь остаться. Воздух пах холодом, хлебной коркой из ближайшей пекарни и чем-то новым — тонкой, едва уловимой ноткой сырости, от которой у Алины всегда чесались ладони: казалось, что мир вот-вот распакуют заново. Люди торопились, прятали лица в воротники; автобусы фыркали выхлопом; на перекрёстке кто-то ругался, пританцовывая от холода.
Рядом с Лайрэном воздух жил иначе: он был чистый, как ледяная вода из поилки в школе — та самая, из которой в детстве Алина пила, задерживая дыхание и слыша пульс в висках. Она поймала себя на том, что идёт ближе, чем нужно. Не потому что холодно. Потому что рядом с ним всё, что в голове обычно шумит, вдруг раскладывается по полочкам.
— Вы вмешиваетесь в погоду? — спросила она, щурясь на солнечный блик в лужице.
— Нет, — покачал он головой. — Я — её часть. Там, где слишком много лишних слов, ветер перестаёт слышать себя. Я просто убираю шум.
— У нас в офисе ураган, — отмахнулась Алина. — Пусть бы и там убрали шум. А то, кажется, меня скоро сдует с совещаний.
— У вас — буря, — спокойно уточнил он. — Но шторм иногда нужен, чтобы смыть старую пыль.
— И кого-то заодно, — буркнула она. — Особенно того, кто не умеет молчать о дедлайнах.
Он не успел ответить: навстречу, покачивая сумкой, шла соседка тётя Мила — короткая шуба «под горностая», маленькая собачка в свитере, взгляд, который прицельно отмечает всё, что можно пересказать в чате «Наш подъезд». Глаза соседки скользнули по Лайрэнову лицу и задержались — подозрительно светлые, слишком холодная красота для мартовского утра. Секунда — и тётя Мила, не сказав ни слова, кивнула Алине и очень быстро увела собачку в сторону.
— Видите? — Алина усмехнулась. — Взгляд «а это кто такой» засчитан. Добро пожаловать в реальность. Здесь так смотрят, когда ты пришёл без справки.
— Она почувствовала перемену воздуха, — сказал Лайрэн.
— Ох, началось. — Алина закатила глаза. — Если вы сейчас скажете, что люди — это барометры, я…
— Люди — это флюгеры, — серьёзно ответил он. — Иногда их крутит не туда, куда им хочется.
Она рассмеялась — неожиданно громко, искренне. Смех ей шёл: он стирал усталость с лица быстрее любого тонального крема.
---
Кафе на углу было почти пустым; стекло окна запотевало красивыми овальными пятнами — кто-то рисовал пальцем солнца и смешные рожицы. Они заняли столик у батареи; официантка принесла чай: жасминовый — ей, крепкий чёрный — ему.
— Без сахара? — переспросила она, как будто это было преступление.
— Без, — кивнул Лайрэн. — Сладость мешает услышать вкус.
— У него крестовый поход против сахара, — шепнула Алина. — На всякий.
Официантка понятия не имела, как реагировать на людей, обсуждающих вкус ветра и заговор сахара, поэтому вежливо улыбнулась и ушла. Алина, глядя ей вслед, тихо хихикнула, а потом повернулась к Лайрэну и поймала его взгляд: ровный, внимательный, будто он читает не лицо, а воздух около него.
— Вы всё время говорите загадками, — сказала она, капнув чай на блюдце, чтобы охладить.
— Прямые ответы перекрывают кислород воображению, — ответил он.
— А я привыкла к цифрам и договорам. У меня всё по пунктам.
— Тогда я стану пунктом ветра. Первым и последним, — он произнёс это так спокойно, что она невольно замолчала.
В тишине слышно было, как чайник где-то в недрах кухни вздыхает паром, как с улицы доносится скрип снега под чьими-то торопливыми шагами. Алина почувствовала, как сердце делает лишний удар — ещё один. Её раздражало, что рядом с этим существом из стихии она настолько… телесна. Слишком живо чувствует всё: собственные щеки, на которые ползёт жар, пальцы, рвущие пакетик чая ровно пополам, язык, который ищет слова и не находит.
— Перестаньте смотреть так, будто читаете меня вслух, — не выдержала она.
— Я читаю воздух между вами и мной, — мягко поправил он. — Он сейчас тоже румянец.
Глава 4.
Контракт на ветер
Иногда утро начинается не с кофе. Иногда — с паники.
Алина проснулась от того, что кто-то листал её документы.
Не метафорически. Настоящие, бумажные, лежащие на столе договора с красными подписями, штампами, исправлениями и тем самым запахом типографии, от которого у неё всегда начинала болеть голова.
— Не подглядывайте! — крикнула она, подскочив и натягивая халат.
— Я не подглядываю, — спокойно ответил Лайрэн. — Я читаю. Воздух на них запомнил ваши слова, они звучат громче, чем печать.
— Замечательно. Вы ещё скажите, что мой сканер тоже поёт.
— Нет, он просто грустит. Вы слишком часто на него кричите.
— О, Боже. Я завела призрака айти-отдела, — простонала Алина и плюхнулась на диван. — Может, вы хотя бы не касаетесь моих налоговых?
— Не прикасаюсь, но удивлён, что вы платите их добровольно.
Она хмыкнула и всмотрелась в него. Сегодня он выглядел почти «человеком»: рубашка навыпуск, рукава закатаны, волосы чуть растрёпаны, будто ветер, наконец, дул против себя самого. И всё равно — в нём было что-то неуловимо иное. В воздухе рядом с ним всегда появлялось лёгкое давление, как перед грозой.
— Ладно, философ, — Алина встала и пошла к окну. — Объясните. Я, человек с кредитом, тремя дедлайнами и котом с ПТСР, подписала что-то ночью. Это был какой-то договор.
— Контракт, — уточнил он.
— Да-да, контракт! — взмахнула рукой она. — Но вы-то откуда взялись? Из облака? Из какой-то духовной HR-службы?
Он чуть улыбнулся.
— У нас нет HR. Есть Дыхание.
— Простите?
— Древний порядок, — произнёс он, словно проверяя, не распадутся ли слова в человеческом языке. — Когда-то мир людей и мир стихий были связаны. Люди знали, как разговаривать с ветром, водой, пламенем, землёй. Потом вы решили, что достаточно научиться их измерять.
— Мы называем это «наука», — парировала Алина.
— А я называю — «удобное забывчивость».
Он подошёл к окну, провёл пальцем по стеклу — и оно запотело изнутри. На нём появились тонкие линии, словно дыхание рисовало карту: вихри, спирали, струи.
— Вот мир, — сказал он. — Видишь эти круги? Они пересекаются. Люди живут здесь, в центре. А мы — в слоях. Когда кто-то из вас слишком сильно желает перемен — один слой открывается.
— И оттуда выходит вы?
— Или кто-то похуже, — спокойно ответил он. — Иногда мы откликаемся на зов, иногда зов сам находит нас.
— Прекрасно, — хмыкнула Алина. — То есть я, значит, позвала ветер, потому что у меня не сдан отчёт и закончился шампунь.
— Нет, — он посмотрел на неё внимательно. — Ты позвала меня потому, что перестала дышать.
Она хотела пошутить, но язык прилип к нёбу.
— Это метафора, да?
— Это диагноз, — мягко сказал он. — У тебя внутри всё время буря, но ты делаешь вид, что штиль.
— Отлично, доктор ветер, а как лечить?
— Открыть окна.
Она не выдержала и рассмеялась — громко, с наклоном головы назад.
— У вас серьёзно проблемы с инструкциями по применению. А пункт «побочные эффекты» где?
— Сильные ощущения, возможное влечение, временное счастье, — перечислил он. — Редко — зависимость.
— Охренеть. Вы — инструкция к отношениям!
Он не понял, но улыбнулся.
---
Днём они пошли в город. Лайрэн хотел «показать ей пересечения».
Оказалось, под этим он имел в виду самые обычные улицы — мосты, перекрёстки, скверы, где воздух будто дрожал чуть дольше, чем положено.
— Здесь дышит старое, — сказал он, когда они проходили мимо фонтана. — Здесь, когда-то, ветер помогал строить каменные дома. Каждый архитектор знал: без воздуха стены падают, даже если прочные.
— Звучит логично, — заметила Алина. — Воздух нужен, чтобы не задохнуться.
— И чтобы не задушить.
Он посмотрел на неё с улыбкой — той самой, от которой внутри начиналось лёгкое электричество.
— А вы? — спросил он. — Чем вы были до того, как стали прятаться в эксель-таблицах?
— Живой, — ответила она быстро. — Наверное. Потом жизнь поняла, что я слишком живая, и предложила ипотеку.
Он кивнул.
— У ветров тоже есть цепи. Невидимые, но тяжёлые.
Она удивлённо подняла глаза.
— А вы тоже… работаете?
— Контракты, Алина. Нас вызывают, мы приходим. Семь дней — и обратно. Иногда нас зовут из любви. Иногда из отчаяния. Ты — не первая, но… особенная.
— Почему?
— Потому что ты не хочешь чудо. Ты хочешь выдохнуть.
Она замолчала.
Ни один психолог, ни один мужчина, ни одно зеркало не формулировало это так точно.
---
Вечером они сидели дома. Кот, обычно недоверчивый, спал у ног Лайрэна. На столе — бокал вина и миска с яблоками. В воздухе пахло корицей и озоном.
— У вас тут уютно, — сказал он. — Я думал, люди держат свои жилища в клетках из стекла.
— Держим, — усмехнулась она. — Просто иногда открываем двери.
Он подошёл к её рабочему столу.
— Этот мир странный, — сказал он, касаясь пальцами клавиатуры. — Всё движется, но никто не летает.
— Зато мы падаем с достоинством.
Он рассмеялся, и в его смехе звенел ветер — тот, что гуляет по крышам весной.
— Алина, — вдруг сказал он. — Ты знаешь, что если человек зовёт ветер второй раз, он не возвращается прежним?
— А вы уверены, что я когда-нибудь была прежней?
Он подошёл ближе.
— Осталось шесть дней, — сказал он. — Миры редко пересекаются дольше.
— Тогда поторопитесь научить меня дышать, пока я не передумала.
---
Позже, когда она уже почти уснула, ветер шевелил занавески, а рядом на тумбочке лежала записка:
> «Контракт — не приказ, а приглашение. Мир держится на дыхании. Не забывай.»
Алина улыбнулась и подумала:
«Может, этот ветер и есть мой шанс наконец перестать быть осадком после чужих бурь.»
И впервые за долгое время ей снилось не офисное стекло, а небо — без пароля и отчётов.
К обеду город сменил кожу: с крыш стекали тонкие струйки, витрины отражали белёсое небо, люди спешили, на ходу раскусывая булочки. Алина тащила из магазина бумажные пакеты — молоко, яйца, базилик в горшочке, лосось «на ужин, если мир не рухнет». Лайрэн шёл рядом, не касаясь, и пакеты будто стали легче.