Это была случайность.
Их много бывает в жизни.
И многие из них роковые.
(из к/ф Этим вечером ангелы плакали)
Я гипнотизирую огромного монстра под названием кофемашина, что уже давно сварил посредственный американо для очередного посетителя.
— Девушка, кофе уже готов? — скрипучий голос женщины проходится лезвием по ушам.
Хватаю стаканчик, чтобы избавить наш слух от недовольных замечаний, и через секунду осознаю, что забыла надеть дополнительный слой картона. Разжимаю пальцы, выругавшись, шиплю. А после и вовсе подпрыгиваю, когда на ноги летят брызги горячего напитка из ударившегося о пол стаканчика.
— Вы всегда такая неуклюжая? — у женщины нет совершенно ни такта, ни чувства сострадания.
Я смотрю на обожженную красную ладонь, что стремительно покрывается волдырями, сжимаю челюсть, закрываю глаза. Я обещала Реммао быть более приветливой, не хамить посетителям. Даже если они ведут себя хуже стаи шакалов. Но понимаю, что не в этот раз, когда слышу очередной упрек.
— Милочка, ты можешь пошевелиться? Тебя тут, вообще-то, ждут. Дома насмотришься на свои кривые ручки.
Единственным желанием становится стереть эту отвратительную самодовольную усмешку с лица заносчивой стервы. Желательно половой тряпкой. Это идея. Я точно не смогу смолчать. А, значит, меня точно уволят. Пусть мой уход будет красивым. Я фальшиво улыбаюсь и сквозь зубы произношу:
— Простите, пожалуйста, давайте я Вам сделаю комплимент от шефа за счёт заведения? — моргаю глазами, создавая ангельский образ добродушной дурочки.
— Надеюсь, шеф — это не ты?
Ничего не ответив, я делаю новый кофе одной рукой, ставлю без крышки на столешницу и прошу не брать пока. Ухожу в кладовую, беру половую тряпку, мочу в ведре, воду из которого я так и не вылила утром. Выхожу, снова улыбаюсь. Подойдя к стойке, продолжаю смотреть ей в глаза и демонстративно здоровой рукой выжимать грязную воду в стакан с кофе. Лицо стервы меняется в секунду. Она что-то начинает кричать об увольнении, суде и прочем. Но мне уже без разницы. Я снимаю с себя надоедливый отвратный фартук и бросаю его на ближайший столик.
Стеклянная дверь громко стукнула из-за отсутствующего доводчика. Когда-нибудь Ремм перестанет жадничать денег на ремонт и зарплату своим сотрудникам. Когда-нибудь… Но меня, слава Богу, тут уже не будет.
Иду по улице, заглядывая в витрины магазинов: лёгкое платье, грубые ботинки и косуха — не самое лучшее сочетание для поздней осени. Я немного сгорбленная, тщетно пытаюсь укутаться в куртку, чтобы уберечь от прохлады свое тощее тельце. Пронизывающий насквозь ветер спутал мои длинные темные волосы, превратив локоны в стог сена на голове. Но, несмотря на это, я ощущаю эйфорию. Я уволилась. Бросила к чертям эту отвратительную работу, где получала всего двадцать баксов за смену. Да, я не могла работать полноценные двенадцать часов из-за университета, но Реммао подло пользовался моим положением. Каждый раз, когда я говорила, что мне необходимо больше платить, он искал отговорки и показывал сомнительные жалобы.
Радость от свободы стремительно покатилась к чертям, когда пришло осознание, что меня убьет Ремм, когда узнает, что я бросила вот так свое рабочее место. А ещё выслушивать от матери за то, что подставила ее такого замечательного знакомого… Ну вот и работала бы сама на этого скрягу, раз он такой весь замечательный и распрекрасный. Тираду негодования, что я себе бубнила под нос, прервала песня «Way Down We Go» KALEO. Мне конец — пронеслось в голове. Это звонит телефон… А там или Ремм, или мама…
***
До общежития при университете я дошла под возгласы о том, что я неблагодарная дочь и сегодня должна обязательно приехать домой для разговора. Прекрасно, тарахтеть час на электричке, чтобы выслушать все то же самое, только теперь с видеосопровождением. В комнате я отогрелась горячим чаем, покрутилась у зеркала и решила, что переодеваться не буду.
От кампуса до аудиторий идти максимум минут пять, не отморожу, надеюсь, свои придатки. Посмеялась сама своим же мыслям. Так всегда говорила моя бабушка, когда забирала со школы слишком легко одетую. Потому что после смерти папы маме стало как-то совершенно наплевать на то, что с ее дочерью. Сначала в десять лет я пыталась выживать сама: готовила есть, убирала, искала варианты подработки, чтобы купить себе хоть что-то поесть, пока она пьяная валялась на диване в гостиной или с очередным мужиком в спальне.
Я никому не рассказывала о том, что происходило дома, потому что было стыдно. Просто прятала синяки, царапины и другие вариации побоев за объемными свитерами и джинсами. Наверное, по этой причине сейчас, когда я живу здесь сама, стараюсь носить красивую одежду, которая может подчеркнуть мою физическую форму, привлекательность. Мать стала игнорировать всех наших родственников, запрещать им приезжать, постоянно ссылаясь то на мою болезнь, то на мое неадекватное поведение из-за горя. Да, мне было плохо, хотелось волосы вырвать и кожу содрать ногтями, чтобы хоть как-то отвлечься на физическую боль с моральной. Но все слезы и крики в подушку я оставляла на ночь. Днём же занята была проблемами насущными.
Сама не заметила, как свыклась с таким положением дел, привыкла к такому распорядку. Утром — школа, днём — раздача листовок и разнос газет, журналов по домам нашего квартала, вечером — магазин, готовка, уроки, ночью — слезы и короткий сон, полный кошмаров и ужасов. За полгода я очень похудела и стала походить на скелета, обтянутого кожей, синяки под глазами, вечно подрагивающие руки. Это не особо бросалось в глаза из-за объёмной одежды, потому тревогу никто не бил. Пока на перемене меня нечаянно не сбил одноклассник во время погони за другом. Я упала, ударилась головой и провалилась в темноту.
Поднимаю голову и встречаюсь глазами со своим вчерашним знакомым. Мне бы сказать хоть что-то, но я могу лишь молча смотреть и утопать в бездонных светлых омутах. Понимая, что я задержалась слишком долго в его объятиях, резко отстраняюсь и чувствую — начинаю гореть.
— Прости, голова просто закружилась.
— Ага, поэтому глаз оторвать от меня не могла?
— Что?
Как дать бы! Что он возомнил о себе. Подумаешь, высокий, идеально сложенный голубоглазый блондин. Мало ли таких красавчиков…
— Я говорю, поехали, отвезу тебя домой. Чтобы не напрягать твоего друга.
Он, словно хищник, прищурился, не сводя глаз с Ливия. Наблюдал за его реакцией? Зачем? Ливий, в свою очередь, тоже сменил улыбку на серьезное выражение лица и встал рядом со мной. Тут мне почему-то вспомнилось видео из детства. Папа любил смотреть Discovery и National Geographic. И сейчас я на этих двоих смотрела, как на приматов, что помечают территорию. Не выдержала и засмеялась на всю улицу.
— Ливий, это Амен. Он вчера меня сначала напугал до чертиков, а потом спас. Амен, это Ливий. Он заведующий отделением, где я лежала.
Мужчины пожали друг другу руку, но сверлить взглядом не перестали. Первый начал Ливий:
— Думаю, будет правильнее, если ее отвезу я. Всё-таки я врач, в случае чего, смогу…
— Если Вы ее выписали, Врач, — Амен перебил его и демонстративно выделил последнее слово, — то, значит, с ней все в порядке. А, следовательно, медицинская помощь ей не нужна. Эва, садись. Если тебе нужно в Нью-Йорк, то нам ещё и по дороге. Я еду как раз туда.
Я оттаскиваю Ливия в сторону и шепчу ему, что волноваться не стоит. Умоляюще смотрю на друга в надежде, что тот не станет устраивать истерики и спокойно отпустит.
— Да ладно тебе, твои горящие глаза говорят намного больше слов, — он, как всегда, видит даже малейшие изменения во мне.
Пусть мы сейчас видимся реже, но общение через смс и видеосвязь никто не отменял. Я стою, раскрасневшаяся, и не знаю, куда деть руки. Будто у папы отпрашиваюсь с парнем погулять.
— Ладно, Эва. Езжай уже. Но будь на связи. Вдруг он захочет с тобой…
— Да может и к лучшему! Сколько можно…
Ливий знает, что я шучу, но намеренно делает строгое лицо и толкает меня легонько в бок.
— Прошу тебя, только не с первым встречным и не в машине, — он шлёпает себя по лбу ладонью и подталкивает вперёд к Амену. Мой прекрасный альбинос тем временем делает вид, что совершенно не замечает наших переговоров.
Подойдя к Амену ближе, я мило улыбнулась и подождала, пока тот мне откроет дверь. Внутри я вдохнула необычное сочетание запахов. Будто что-то хвойное в тандеме со сладковатыми нотами.
— Это друг твой, — он заводит машину и поворачивается ко мне, приподняв один угол губ.
— Кто? Ливий? Да… Мой друг, — не сразу поняла вопроса, а потому слегка запнулась я.
— Я не спрашивал. Это утверждение, — как приказ, отчеканил он, а мне стало не по себе.
Из колонок ласкает уши инструментал Cry me a river, а в свете фонарей его усмешка на его лице начинает казаться зловещей. Да, он красив, слишком даже, и голос, такой низкий, грудной, дурманит. Но, черт возьми, Эва! Что ты творишь!? Ты вчера его до чёртиков напугалась, а сегодня сама прыгнула в машину, словно под венец собралась… Идиотка, может он реально маньяк и заманивает вот таких дурочек своей внешностью. Инстинктивно начинаю рыться в рюкзаке рукой в поисках очередного оружия для самообороны. Это, естественно, не уходит от внимательного взгляда моего водителя.
— Только не говори, что ты решила использовать на нас ещё один баллончик. Тебе вчера мало было? — ехидничает Амен.
— Нет, но… ты ведёшь себя странно, — вжимаюсь в кресло и продвигаюсь ближе к двери.
— Не вздумай катапультироваться, я потом как твоему другу рассказывать буду, что тебя собирать по дороге придется? Он же меня попытается уничтожить своим смертоносным взглядом, — смеётся так, словно каждый день подбирает и подвозит девушек.
Я молчу, думая, смогу ли спастись длинным ключом в случае чего. Воткну в горло, а дальше что? Куда бежать, блин.
— Так, расслабься, чего напряглась, будто я реально маньяк?
— А чего ты устроил тут? Друг, не друг… — я нахмурилась и принялась снова рассматривать его необычную внешность. У нас в меде очень много иностранных студентов, самых разных. Среди них, в том числе, есть альбинос, который пошел учиться на врача-генетика. Он хочет помочь таким людям продлить жизнь. Но о нем можно сказать — необычный. Амен же, при всей своей необычности, ещё и безумно красив…
— Я лишь констатировал факт. Такой, как ты, не подходит такой, как он. Помешанный на своей работе педант.
— И что? — фыркнула я обиженно. Нет, ну в романтическом плане мне до Ливия действительно не было дела. Но почему-то вот эти слова задели. Потому что мне снова пытаются указывать. — И кто же, по твоему мнению, подходящая партия для меня? Удиви-ка!
Я сразу же вспомнила вчерашний разговор с мамой. И от этого стала заводиться.
— У тебя красивое лицо, фигура. Ты, судя по всему, вспыльчива и безрассудна. Поэтому тебе нужен подходящий внешне мужчина рядом, который, к тому же, сумел бы укротить твой нрав.
— С чего ты взял, что у меня хорошая фигура? Худи явно не даёт это увидеть.
— Думаешь, когда ты вчера полезла искать рюкзак, я не заметил твой кругленький зад, торчащий кверху между сиденьями?
— Да ты извращенец! — бросаю в Амена ошметками салфетки, что разорвала на части, пока разговаривала с ним.
— Вовсе нет, Эва. Ты же взрослая девушка, понимаешь, что мужчины на такое обращают внимание. Всегда.
Я потупила взгляд в пол. Что я, блин, понимать должна? Я целовалась-то пару раз в жизни. Да, было много желающих завести со мной отношения. Но от всех я отскакивала, как от огня. Мне слишком сложно было сближаться с людьми в принципе, а с мужчинами и подавно. Либо просто не появлялся рядом такой, как Амен. Слегка улыбнулась сама своим же мыслям. Мы проехали поворот к общежитию, а я снова стала переживать, куда едем, черт возьми?