(Рус)
Не знаю, сколько нужно сил, чтобы встать. Я до сих пор не могу этого сделать. Когда передо мной щёлкают пальцами. Что-то мне говорят. Пытаются спрашивать, я пребываю в состоянии прострации. Ничего не слышу, ничего не вижу. Не хочу жить. Во рту сухо. Горло дерёт. И меня самого разрывает на «до» и «после».
– Где Ваш телефон? Давайте позвоним родным? – звучит чей-то голос, эхом доносящийся до черепной коробки, а я бубню себе под нос:
– В огне…
«Я предупреждал, что заберу у тебя самое важное, Руслан. А теперь баю бай, ублюдок»… Эти слова не выходят из моей головы. Когда я его найду…
Больницей он больше не ограничится… И банальной смертью тоже.
– В машине кто-то был? – слышу вопросы на втором плане. Разговор каких-то мужиков в форме. Пожарные, скорая, менты. Все здесь.
– Обстоятельства выясняются.
Надо брать себя в руки и звонить всем. Звонить Грише… Надиным родителям, Киру… Твою мать…
Как сообщить им такую новость??? Как вообще с этим можно жить дальше…
Чувствую себя месивом. Не человеком…
Так и сижу, пока вдруг не вижу перед собой Гришанину тачку.
– Рус, какого хрена?! – подлетает он ко мне, держась за голову. – Что произошло?! Я в новостях услышал.
– Он написал мне, Демид… Он дождался, когда я позвоню Паше… Видимо, мой телефон слушался и читался… Я не подумал об этом… Какой же я, блядь, кретин…
– Ладно… Успокойся. Разберёмся. Надя где?
– Ты издеваешься? Она там была… В машине, блядь…Демид.
– Нет, не было, – отвечает он, нахмурившись.
– В каком смысле не было? С чего ты взял?!
– Там криминалисты работают. Тачку потушили. Достали тело. Пашино тело. Больше ничьих там нет, Рус, – заявляет он, а у меня внутри штормовое предупреждение. – Я выяснил, как только подъехал. Звонил тебе – ты выключен. Надя тоже…
– Надя выключена? Ты уверен, что её там нет?
– Ну как они могли не заметить тело? Даже если разорвало, увидели бы.
– Дай мне телефон… Мне надо позвонить её матери.
– Уверен?
– Выбора нет, Гриша. Надо звонить. Потому что либо она не садилась в машину вовсе, либо её вытащили по дороге. Вопрос, почему Паша не позвонил?
– Этого мы уже не узнаем, – заявляет Демид. Проницательный пидрила, блядь.
– Давай сюда телефон.
– Вот нахера свой угандошил? И вообще у меня нет её номера, – протягивает он мобилу, и я ищу нужный. Если бы он знал нахера… Знал бы каково мне было, когда я подумал, что она внутри. Я туда же хотел залезть. Прямо в горящую машину.
– Зато у тебя есть номер Кира… – выдыхаю я, и Демид смотрит на меня, округлив глаза.
– Ты чё… – он не успевает договорить. У меня нутро всё скручивает. Но не из-за страха перед Киром, а из-за страха за саму Надю.
– Кир? Это Рус. У меня для тебя новости. Не самые лучшие. Подруливай к пятисотке. Я там буду через десять минут. Это срочно, – он соглашается, я сбрасываю. Тянуть кота за яйца больше нет смысла.
– Ты ёбу дал? Я с тобой поеду, – тащится за мной Демид.
– Это ещё нахуя?!
– Потому что он тебя пристрелит нахер, – заявляет Гришаня, а мне смешно.
– Пристрелит да пристрелит. Значит венок мне купишь.
– Придурок.
Мы садимся в его тачку и едем. У меня трясутся руки. Если её не было в машине…Это она писала мне последние сообщения или кто-то другой? Могли ли они вытащить её по пути в аэропорт? Где тогда был Паша? Почему не предупредил? Что-то, сука, не вяжется во всей этой странной истории.
– Рус, я против, сразу говорю, – перебивает Демид. – Сейчас надо Надю искать, а не разборки устраивать.
– Это не разборки, Гришаня. Я должен ему рассказать. Иначе как мне её искать, блядь? Под предлогом кого? Хуя с горы?! – рявкаю я на него, скрипя зубами.
Он ничего мне не отвечает. Приезжаем на место, и я нервно выхаживаю из стороны в сторону. Даже не знаю, что буду говорить. Не планирую, надеясь, что внутренний голос сам подскажет.
И едва новая тачка Кира подъезжает к пустырю на пятисотом километре вверх от аэропорта, где мы обычно встречаемся, Демид напрягается, а я мысленно отпускаю все свои прошлые опасения. Срать мне. Знаю, что втащит, и будет прав.
– Чё такое, пацаны? – выходит он и здоровается с нами по очереди. Смотрит напряженно. – По Филичеву чё-то?
– Нет, Кирюх, – мотаю я головой. – Это я… С Надей я. – сразу рублю правду-матку.
Мне кажется, он впадает в какой-то ступор. Смотрит на Гришу, потом медленно переводит взгляд на меня.
– Чё? – переспрашивает, будто послышалось.
– Так вышло. Можешь втащить мне, но сейчас ты должен позвонить матери. Потому что мою машину сегодня подорвали, когда я думал, что Надя едет на ней в аэропорт ко мне… Но её тела там не нашли… – отвечаю я, Кир хмурится. Сплёвывает в ноги и через секунду жёстко даёт мне в торец с кулака. Глаза автоматически наливаются кровью. Я слишком зол на всю ситуацию в целом. Не хотел отвечать. Не хотел, блядь, Бог – свидетель, но что-то внутри заставляет ударить в ответ. И начинается полноценный жёсткий спарринг. Демид орёт на нас, чтобы успокоились, а мы пиздим друг друга и скручиваем прямо на грязной земле.
(Надя)
Не хочу его видеть. Не хочу больше знать. Ненавижу!
Предатель, скотина, эгоист!
А как смотрел… Как трогал, как притворялся…Говорил, что единственная.
У меня внутри всё бомбит из-за этого. Как же можно сначала так в себя влюбить, а потом вот так поступать???
– Ты успокойся, малышка… Я всё понимаю… Пей давай, – Ольчик суёт мне в руки бокал, а я напиваюсь до вертолётов. Пусть теперь ищет меня, где хочет, и с мамой моей самой объясняется. Я на все две недели здесь останусь. Сволочь беспринципная, козёл! Ненавижу.
– Оля, давай позвоним каким-нибудь классным парням, а… – не вяжу лыком, а она ржёт надо мной.
– Наденька, зачем? Чтобы они смотрели, как ты блюешь? – издевается она, глядя на меня, и кривит губы. Иногда она бывает жуткой занудой, но сейчас, похоже, права.
– Да иди ты... Ольчик... Мне так плохо... Он меня никогда... Никогда меня не любил, – рыдаю я, роняя из рук бокал прямо на кровать. Она матерится и вытирает за мной мокрое пятно, а я продолжаю ныть, пачкая тушью её белоснежную подушку.
– Ты – ходячая катастрофа... С чего ты взяла это? Мужчины, они ведь полигамны...
– Я ему это «полигамны»... засунула бы в одно место... Никогда не прощу. Никогда. Пошёл он нахрен. Назло буду с Ширяевым встречаться. Прямо сейчас позвоню!
– С кем?
Я открываю телефон, но перед глазами всё плывет. Чёрное пятно…
– Он что выключен? – бормочу я еле-еле. Голова кружится, как заведённый электрический волчок.
– Ну конечно, ты же без звонка приехала. Просто нагло ввалилась в мою квартиру, – смеётся она, поглаживая меня по голове.
– Успокойся, Надя... Может, ты что-то неправильно поняла...
– Ненавижу... – на этих словах я приземляюсь на подушку и проваливаюсь в сон.
***
Я открываю глаза от яркого солнца, долбящего в лицо и чувствую огромное пятно слюней на подушке, а передо мной сидит встревоженный Кир, который просто терпеливо ждёт, когда я очнусь от алкогольного коматоза. Его фигура кое-как появляется из сумрака моего сознания, и я истерично вздрагиваю.
– Надя... – смотрит он исподлобья, и я подрываюсь, вытирая лицо от слюней.
– Боже, что ты тут делаешь?! – выпаливаю в растерянности, рыская по кровати руками в поисках опоры.
– Я приехал по звонку твоей подруги...
– Надь, прости. Ты отключилась, а я испугалась... – пищит она, а я смотрю на неё как на врага народа.
– Нам надо поговорить, – заявляет Кир взволнованным тоном.
– Ты что подрался? У тебя синяк и бровь разбита, – хмурюсь я, разглядывая его, и по выражению его лица вижу, что что-то не так. Мне вдруг становится не по себе.
– Оль, мы поговорим немного, можешь нас оставить? – прошу я её, и она выходит из комнаты, а я смотрю на Кирилла виноватым взглядом.
– Это правда? Рус? Серьёзно? – спрашивает он, и мне вдруг становится больно дышать.
Я в страшном сне не могла себе такого представить. Точнее, что вот так с похмелья меня застанут врасплох, да ещё и после нашей с ним ссоры.
– Откуда ты... С чего ты взял? – дрожу я, нахмурившись. Мне и так плохо после выпитого, а сейчас ещё и этот страх. Тошнит и дурно.
– Надя... Он позвонил. Ты хоть знаешь, что произошло?
– В смысле? – сглатываю я. – Что произошло?
– Вчера та машина, на которой ты должна была ехать, взорвалась прямо в аэропорту, Надь... С Пашей внутри.
– О, Господи, Паша умер??? Как Руслан?! Он живой?! – вцепляюсь я в его рукав. И Кир злится, но не ругает меня. Терпит. Видимо, профилактика Сони пошла ему на пользу.
– Он живой, А Паша мёртв, да. Как ты могла мне не сказать?
У меня от этих новостей волосы дыбом. Паша, Господи… Как же его жаль. Какой жуткий кошмар.
– Я собиралась... Мы собирались... После путешествия... Но потом. Всё пошло не по плану... Я не села в машину... И, о чёрт, – я прикрываю рот рукой. – Я что... Могла умереть?
– Могла, Надь... Уже второй раз могла. У тебя очень сильный ангел-хранитель, Гербера. Но выбор... Твой выбор просто ужасен... – заявляет он с болью на лице. И мне жаль, что он узнал об этом вот так.
– Я... Я понимаю. Я уже не хочу с ним быть, мы не вместе, – хмурюсь я, на что Кир нервно смеётся.
– Не вместе? А Рус это знает? Потому что мне так не показалось... – цедит он, и я взволнованно дрожу.
– Что он тебе сказал? Вы с ним подрались?
– Подрались. Сказал, что любит тебя. А ты говоришь, что не вместе... Как понимать?
– Любит... Так и сказал? – я поднимаю на него глаза, из которых льются слёзы. – Он сказал, что любит?
– Сказал... А ты ничего ему не рассказывала... Ты не говорила ему про то, что случилось с тобой...
На этих словах у меня и вовсе всё внутри каменеет. Я чувствую себя живым мертвецом.