Загородный дом. Вечер.
Алексей.
Запах дымка от камина и жареного мяса смешался с вечерней прохладой, вползающей в распахнутую дверь на террасу. Игорь, громко смеясь, жестикулируя, переворачивал на решётке гриля последние креветки. Он был в своей стихии — центр тяжести этого маленького мира. Солнце, вокруг которого мы вращаемся.
А я стоял у косяка, наблюдая... Всегда наблюдая.
Всю жизнь я стою у косяка. В её доме, в её жизни, в её счастье. Пятнадцать лет. Половину жизни. Игорь — мой лучший друг. Брат, которого у меня не было. Он шумный, как гроза, и так же очищает воздух вокруг себя. А она… Тоня.
Она вышла из дома, неся салфетки. В простом свитере, волосы, собранные в небрежный пучок, из которого на шею падали непослушные пряди. Ей тридцать девять. И с каждым годом она становится только прекраснее. Не в этом гламурном смысле. А в своей настоящести и той глубине, что таится в её взгляде. В спокойствии, с которым она движется.
Она подошла к Игорю, положила руку ему на спину, что-то тихо сказала. Он повернулся, ослепительно улыбнулся и поцеловал её в висок. Этот жест — привычный, домашний, почти ритуальный — всегда обжигает меня изнутри. Не ненавистью. Не злостью. Белой, раскалённой добела печалью.
Я молчу все эти годы. Потому что я люблю их обоих. Его — как брата. Её — как недосягаемую звезду, свет которой мне дарован лишь по дружбе. Разрушить это — всё равно что поджечь собственный дом.
Тоня подошла ко мне, протягивая бокал с вином.
—Холодно тебе тут одному? — спросила она. Её голос — низкий, тёплый. В нём всегда есть отзвук какой-то тайны.
— Нет, всё в порядке. Просто наблюдаю, — сказал я, принимая бокал. Наши пальцы не соприкоснулись. Я слежу за этим.
— За чем? — она повернулась, прислонилась спиной к косяку рядом со мной, глядя на Игоря.
Игорь.
Вот она, моя вселенная. Моя Тонечка и Лёха. Два самых дорогих человека на свете. Иногда я ловлю себя на мысли, как мне повезло. Настоящая дружба, проверенная годами, и любовь, которая с годами не тускнеет, а только глубже уходит корнями.
Я видел, как она подошла к нему. Они стоят рядом, молчат, смотрят на меня. Картина, от которой на душе становится светло и спокойно. Лёха — тихий, надёжный. Как скала. Иногда мне кажется, он знает Тоню лучше, чем я. Он больше молчит, а возможно значит — больше видит.
Я поймал её взгляд и подмигнул. Она улыбнулась в ответ. Эта улыбка… В ней есть всё. И доверие, и усталость от будней, и та самая, пронзительная нежность, которая заставляет сердце биться чаще. Я готов свернуть горы ради этой улыбки. И ради него — тоже. Он был со мной в самые чёрные времена. И сейчас, в светлые, он — часть семьи.
— Готово! — объявил я, сгребая креветки в тарелку. — Расходитесь по местам, голодающие!
Алексей.
Она стояла так близко, что я чувствовал исходящее от неё тепло. Дышал с ней одним воздухом.
— За вами, — тихо ответил я на её вопрос. — Вы как… живая картина. Совершенная.
Тоня повернула ко мне голову. Её глаза, тёмные, глубокие, изучали моё лицо. Она всё понимала. Я в этом уверен. Все эти годы она читала меня, как открытую книгу. И так же молчаливо принимала моё обожание, мою преданность. Никогда не делала шаг вперёд. Никогда не отшатнулась.
— Иногда мне кажется, ты видишь нас слишком… идеальными, Лёш, — сказала она так тихо, что только я мог расслышать.
«Ты не представляешь, насколько», — подумал я.
— Это ты́ Игоря идеализируешь, — сказал вслух, пытаясь шутить. — А я-то знаю все его тёмные стороны — поднял я бровь.
Она усмехнулась, но в её взгляде была не шутка, а какая-то бесконечная грусть. И понимание. Стопроцентное, оглушающее понимание.
— Я тоже, — прошептала она. — Знаю — и посмотрела на меня своим глубоким и будто обнажённым взглядом.
И в этот момент что-то ёкнуло внутри. Она не о нём. Она обо мне. О моей тихой, неприкаянной любви. Она знает. Знает и молчит. Да. Эта любовь не для действий. Эта любовь для молчания.
Игорь подозвал нас к столу. Тоня оттолкнулась от косяка и пошла. А я остался на секунду, глядя ей вслед, выпивая залпом невысказанное за пятнадцать лет.
Игорь.
Они подошли к столу. Что-то было в воздухе между ними. Какая-то тишина, слишком густая. Старая дружба, наверное. У них там свои шутки, свои взгляды. Иногда, очень редко, меня посещает странное, мимолётное чувство… не ревности, нет. Скорее, лёгкой зависти к их молчаливому пониманию. Я — громкий, я — на поверхности. А они могут часами молчать в одной комнате, и будто это их способ общения.
Но это ерунда. Это мои люди. Моя жена и мой лучший друг.
— Лёх, держи, лучшая креветка для самого терпеливого зрителя михалковского кино про шашлык, — я протянул ему тарелку.
Он взял, кивнул. Его добрые, усталые глаза встретились с моими.
— Спасибо, Игорь.
— За что? За креветку? — рассмеялся я.
Алексей посмотрел на Тоню, которая наливала чай, потом снова на меня.
—За всё.
И мы сели ужинать — трое под холодным осенним небом, озарённые светом из дома и теплом нашего общего молчания. У каждого — своего.