Если бы год назад мне кто-то сказал, что я добровольно променяю уютное загородное поместье на город, где воздух состоит на три части из угольной пыли и на одну часть из амбиций, я бы посоветовала этому человеку проверить температуру. И тем не менее, вот он, особняк на Беркли-сквер, и вот я, Эвелин Мейфейр, официально вступаю в роль светской гувернантки для своей племянницы.
Линди летала по гостиной с таким выражением лица, будто собиралась заключить в объятия не только солнечные лучи, но и весь Лондон целиком. Я же, снимая перчатки, мысленно обнимала ванну и восемь часов сна. Для нее это первая поездка в большой город, для меня же — возвращение к воспоминаниям, которые стоило хранить запертыми. Джонатан предусмотрительно все отремонтировал в Мейфейр-Холле, надеясь стереть из моей памяти события десятилетней давности. Если чем-то Господь и благословил меня, так это любящим и понимающим старшим братом.
Линди подбежала к окну.
— Тетя Иви, смотри! Вид на сквер! О, я уже чувствую, что мой первый сезон будет волшебным!
Я тоже кое-что чувствовала. Что первый сезон будет полон мышиной суеты, сплетен и молодых людей, чьи сердца были приклеены к банковским счетам. Но держала это при себе. Моя задача в этом году не найти жениха для Линди, а научить ее искусству светского общения и не дать налететь на острые углы общества.
Я опустилась на диван, прикусив язык. Дорога меня утомила, к тому же не обошлось без форс-мажора, из-за которого мы задержались с прибытием в Мейфейр-Холл ровно на сутки. Мне хотелось принять ванну и лечь в кровать, но на часах было всего лишь время завтрака. И хоть в свои тридцать я еще была достаточно энергична — рядом с восемнадцатилетней Линди чувствовала себя старым часовым механизмом, который нужно заводить с толком, иначе рискуешь остаться без точного времени в самый неподходящий момент.
— Помни, что наша цель в первом сезоне — флирт, новые знакомства и ни одного жениха. Пока что. Чтобы твой отец спал спокойно.
— Да, тетя Эвелин, — ответила она с видом святой.
Святой, которая уже планировала согрешить. Что-то мне подсказывало, что ее покорность продержится не дольше холодных сливок на солнце.
— Скоро ты поймешь, что из себя представляет светское общество, или как я его называю — дикое общество. Как в джунглях, здесь своя пищевая цепочка, но укусить может каждый.
— Повезло, что кожа у тебя, тетя, как у крокодила. Так просто не прокусишь.
Служанка внесла чай и пирожные. Я довольно вздохнула. У кремовых розочек на бисквитах всегда был шанс смягчить меня.
Линди внезапно потухла. Она еще не умела скрывать свое волнение.
— Я хочу поскорее стать как ты! — сказала племянница.
— Сладкоежкой?
— Крокодилом! — выдохнула она. — Чтобы всегда знать, что сказать. Чтобы не бояться. Вдруг я все испорчу?
Если бы эта девочка знала, как я стала толстокожим крокодилом, то она бы побоялась своих слов.
— Ты не хочешь быть, как я. Ты хочешь быть лучшей версией себя. А теперь глубоко вдохни и съешь пирожные. Голодная женщина принимает неверные решения.
Подготовка к представлению королеве — процесс, способный заставить даже самую здравомыслящую женщину поверить в суеверия и важность таких вещей, как точный угол наклона страусиного пера в прическе дебютантки. Поэтому следующие два часа после чая прошли в предсказуемом хаосе. Перед первым сезоном мы не пожалели денег на новые наряды, которые лакей заносил в комнаты целых полчаса. Линди, охваченная благородным ужасом, металась по комнате с энергией молодого лосося, впервые плывущего против течения. Я в основном сидела в кресле и играла роль советчика, оставляющего комментарии в стиле: «Да, это перо лучше выглядит, когда повернуто на северо-запад».
Моя спальня напоминала место военных сборов. Она была больше и светлее, поэтому Линди созвала всю прислугу сюда. Платье для представления королевскому двору ждало своего часа на манекене. Прислуга обходила его, как ценнейшую реликвию, особенно, если несла что-то в руках. Оно и правда было прекрасно — из тяжелого белоснежного атласа, с ручной вышивкой на лифе и рукавах.
Миссис Эпплби, парикмахер со взглядом генерала, командовала помощницами, вооруженными щипцами, шпильками и целым арсеналом помад и пудр. Мягкие рыжевато-золотистые локоны племянницы собрали в скромный изящный узел, чтобы королеву ничего не отвлекало от юного лица дебютантки. Линди была ангелом, а я… крокодилом, который присматривал за тем, чтобы этот позолоченный ангелочек не упал со своих облаков.
— Ниже, мисс, голову ниже, — бормотала миссис Эпплби, прикрепляя к волосам Линди главный опознавательный знак дебютантки — три страусиных пера.
Я сидела в кресле у окна и внимательно просматривала газеты за последние несколько месяцев.
— Чью блестящую голову посетила мысль украшать дебютанток именно страусиными перьями? — проворчала Линди, пока миссис Эпплби ковырялась шпилькой в ее волосах. — Вряд ли существует более изысканный способ сообщить миру, что тебя собираются пустить в бульон.
Племянница явно перенимала не только мои манеры, но и умение метко стрелять словами. Я поймала ее взгляд в зеркале и подняла бровь — молчаливый сигнал остановиться, но в уголках моих губ все же дрожала улыбка.
Линди моргнула, и самое маленькое из перьев затрепетало.
— Не дышите так громко, мисс! — шикнула миссис Эпплби.
Я отложила газету, в которой как раз освещались последние долги некоего легкомысленного лорда.
Мои сборы много времени не заняли. Миссис Эпплби уложила мне волосы быстрее, чем Линди надела перчатки.
В экипаже до дворца я боролась со сном, а моя подопечная — с тошнотой от волнения. Она постоянно спрашивала, на месте ли перья, вытягивая меня из дремоты.
— Тетя Иви, ты слышала, что я сказала?
— Да, перья в порядке.
— Нет, смотри! У этих дам что-то случилось с их каретой.
Кажется, я и правда задремала, потому что не сразу поняла, что наша карета стоит в нелепом дорожном заторе. Линди отдернула шторку и заставила меня выглянуть в окно. Перепуганная дебютантка стояла на дороге в сопровождении своей матери — дамы с лицом, выражавшим ту степень ужаса, которую обычно вызывают лишь государственные измены. Кучер бессильно кружил вокруг отвалившегося колеса.
Нам недолго пришлось отдыхать от светских мероприятий. Уже на следующий день я сопровождала Линди на приеме у леди Рэдклифф. В плане на вечер были танцы, знакомства и отстрел охотников за приданым. Видел Бог, я старалась не смущать племянницу своим постоянным присутствием и общалась с другими матерями-наседками, давая девочке насладиться вечером. Но мои глаза всегда следили за ней, и стоило подойти джентльмену, чья репутация весьма громко обсуждалась в узких кругах — я спешила прошептать пару слов на ухо Линди.
Первым подлетел молодой виконт с масляными глазами и слишком громким смехом. Бедолага говорил с таким захлебом, что кто-то должен был привести его в чувство.
— Мисс Мейфейр, позвольте уверить, что ваш вальс — это сама поэзия в движении! Я бы сравнил его с полетом бабочки!
— Его собственные финансы порхают не менее изящно — прямиком из кошелька в карманы карточных игроков, — сухо прошептала я на ухо Линди, плавно разворачивая ее спиной к виконту.
Следующим был майор с бакенбардами, густыми, как кустарник, и громким, командным голосом.
— Мисс Мейфейр! Какая честь танцевать с самой прекрасной розой этого сезона!
— А шипы здесь только у майора, — заметила я, направляя племянницу к буфету. — Его долги имеют обыкновение цепляться за дамские кошельки с упорством репейника.
Третий претендент, щеголь в идеально сидящем фраке, уже открыл рот, чтобы пригласить ее на котильон. Он был молчалив и загадочен, что могло бы показаться интригующим.
— Мистер Блэквуд, — предупредила я Линди. — Известен тем, что ставит на все — от погоды на скачках до того, сколько капель дождя скатится по оконному стеклу. Твое состояние он воспримет как личный вызов фортуне и проиграет в течение года.
— Тетя Иви, откуда ты все это знаешь? — спросила племянница с восхищением в голосе.
— Думаешь, я читала газеты ради их литературных достоинств? Нет. Газеты — это светский эквивалент криминальной хроники. От всех этих ухажеров у меня разболелась голова. Я подышу свежим воздухом.
Я вышла на балкон и вдохнула ночную прохладу. Зал за спиной звенел смехом и скрипками, а здесь было почти тихо. Если бы не кучка джентльменов, которая толпилась внизу. В руках сигары, во рту — праздные разговоры. Они явно не догадывались, что я слышу каждое их слово.
— Говорю вам, Мейфейр всех разгоняет, — жаловался один. — Как будто у нее на визитке написано «Комендант исправительной колонии».
Отличное предположение. Пожалуй, добавлю на свою визитку.
— Согласен, — поддакнул другой. — А между тем сама не дурна. Ей бы подумать о собственном браке, пока еще можно выставить товар лицом.
— Она все еще молода, — вставил третий с ленивой усмешкой. — Хотя в ее случае «молодость» уже тянется подозрительно долго.
Я мысленно поставила им тройку за остроумие и уже приготовилась уйти, как вдруг четвертый голос, спокойный и резкий, осадил всех сразу.
— Джентльмены, если мисс Мейфейр отшила всех вас, то она провела блестящую селекцию. С таким чутьем бездарей ей бы поручить набор в парламент.
Я наклонилась через балюстраду, стараясь разглядеть говорящего в темноте. В тот же миг сережка предательски сорвалась с уха. Она звякнула о каменную плитку внизу, и мужчины резко подняли головы. Я поспешно отступила, проклиная собственное любопытство и любовь к украшениям.
Сердце ушло в пятки. Быть пойманной за подслушиванием... Нет, это было бы непростительно.
Я сняла вторую сережку и спрятала ее, а затем быстро ретировалась в зал. Сердце бешено колотилось. Взяв со стола бокал лимонада, я присоединилась к миссис Каннингем, стараясь казаться невозмутимой.
— Все хорошо, дорогая? — спросила она.
— Просто ужасно душно.
В этот момент я заметила Линди, которая танцевала с неизвестным молодым человеком. Высокий, стройный брюнет. Он смотрел на нее с таким обожанием, что это было почти трогательно. Его рука едва касалась ее талии, словно он боялся повредить хрустальную фигурку. Линди сияла.
— Кто этот молодой человек? — спросила я миссис Каннингем.
— Не знаю, но он очаровательно нервничает, не правда ли?
— Хм. Прошу прощения, — сказала я, давая понять миссис Каннингем, что оставлю ее.
Пришлось подойти поближе, чтобы внимательно его разглядеть. Нет, он мне совершенно не знаком. В этот момент со мной поравнялся высокий молодой мужчина. Он встал слишком близко, чтобы это можно было считать случайностью.
— Вы уже отстреляли половину зала, — сказал незнакомец. — Этот юноша тоже на мушке, мисс Мейфейр?
Я опешила от его наглости.
— Милорд?
Его лицо с выточенными чертами не выражало ни тени улыбки. Темные глаза смотрели с таким упорством, что у меня перехватило дыхание. Безупречно уложенные каштановые волосы и строгий камзол глубокого синего цвета придавали ему вид человека, который привык держать все под контролем. И все же в этой холодной собранности было что-то неоспоримо красивое, то, от чего взгляд сам тянулся к нему, даже когда разум советовал отстраниться.
— Лорд Даниэль Ленгфорд, к вашим услугам! — произнес он с легким поклоном.