Примечания:
Задачка со звёздочкой.
Дано:
x(a + i) = ai
где a – Сакура, с которой всё ясно;
i – Саске, и это не просто переменная, а мнимое число, которое так-то есть, но вроде бы его и нет;
ai – известный ответ уравнения, то, что дано каноном: СасуСаку (ai в переводе с японского – любовь, хотя какое уж там…)
x – самое интересное неизвестное – родители Сакуры. Канон не говорит о них ровным счетом ничего. Они нигде не фигурируют, Сарада ни разу не упоминала о бабушке и дедушке, они не помогали Сакуре, когда та своими руками оставила себя без дома и слегла от нервного истощения. То ли их нет в живых, то ли они с дочерью находятся в серьёзном конфликте. И от этого, на самом деле, многое зависит в становлении пары СасуСаку. Я отталкивалась от того, что родители погибли. Но если вдруг покажут, что с ними всё в порядке, и они ещё всех нас переживут, я напишу другой фик, но это будет уже стёбная комедия про то, как бедного Саске окольцевали. Потому что таких тестя и тёщу и врагу не пожелаешь.
В общем, я попытаюсь решить приведённое выше уравнение в меру своих сил. Поэтому:
1) или у меня получится найти объяснение тому, как сложилась эта странная ячейка общества;
2) или я потерплю крах, так как (см. выше) «Саске - самовлюблённый эгоист и отмороженный асексуал».
Ветер ли старое имя развеял,
Нет мне дороги в мой брошенный край,
Если увидеть пытаешься издали,
Не разглядишь меня, не разглядишь меня,
Друг мой, прощай!
Я уплываю, и время несёт меня с края на край,
С берега к берегу, с отмели к отмели, друг мой, прощай.
Знаю, когда-нибудь с дальнего берега давнего прошлого
Ветер весенний ночной принесёт тебе вздох от меня.
Ты погляди, ты погляди, ты погляди
Не осталось ли что-нибудь после меня?
«Последняя поэма»
Какаши Хатаке никогда не хотел становиться Хокаге. Долг и обязательства претили его свободолюбивой натуре. Ему бы поспать, почитать, поваляться на диване, предаваясь думам мирового масштаба. Это раньше он бежал от воспоминаний, забываясь в службе и каждодневном чувстве опасности. Но сейчас он поговорил с Обито, принял то, что произошло с Рин, посмотрел на прошлое под иным углом и нашёл точку равновесия. Теперь ему стало спокойно и хорошо, и вот пожалуйста, получите, распишитесь — кресло Хокаге со всеми вытекающими. А это и груз ответственности на плечах, когда от тебя всё зависит и даже в выходные тормошат, спрашивая совета; и плотный льняной плащ, в котором жарко и душно; и график работы дохрена через нихрена. Иногда он всерьёз хотел подать самому себе прошение об отставке и удовлетворить его.
Хех, занятная фраза, прямо как из обожаемых романов!
Какаши с тоской глянул в окно, где погожий весенний день катился к полудню (ох, отцвела, наверное, сакура над любимой лавочкой для чтения, их с Рин и Обито лавочкой!), закрепил в папке очередной отчёт и водрузил пухлый том на полку. Стопки бумажек никак не таяли, напротив, они, похоже, размножались. Коноха развивалась, а вместе с ней развивалась и бюрократия, и Какаши порой казалось, что его преемника бесконечные документы похоронят с головой. Шизуне две недели назад оставила пост советника, увязавшись за Цунадэ в путешествие, как только та её поманила. С Шизуне работалось оперативнее, порядка было больше. Теперь же должность и.о. советника занимал Шикамару, подсоблял, как мог, спасибо ему, конечно, но чутьё подсказывало Какаши, что его помощник — тот ещё саботажник. И отлынивает от дел только так! И выполняет в два раза меньше, чем должен бы, а свободное время посвящает ничегонеделанию. Но, оттого что Шикамару был гением, как и все Нара, с поличным его пока не поймали.
Какаши вернулся к столу, взял подшивку сегодняшних новостей, которую младший секретарь Сайто занёс час назад. Чисто для галочки пролистать, что в Конохе случилось за первую половину дня и требуется ли вмешательство Хокаге. Первая же копия газетной статьи заставила Какаши вздохнуть: взрыв бытового газа — это всегда чья-то трагедия. Он и отложил бы вырезку в сторону, но глаз за что-то зацепился. Как и в бою, чутьё сработало раньше разума. Какаши ещё раз внимательно пробежался по строчкам. Взрыв в многоквартирном доме. Рано утром, когда жители ещё спали. Несчастный случай. Задело десять квартир, с первого по третий этажи. Шесть человек погибли. Десять ранены, один ребёнок в тяжёлом состоянии. Адрес. Имена жертв.
Давно Какаши не встречался со Смертью, но сейчас этот костлявый старик снова встал за плечом и дунул могильным холодом. Повеяло сладковатым амбре, едва уловимым. Многие говорят, что запах смерти — это чушь, но некоторые утверждают, что чувствуют его, хотя и описывают по-разному. Какаши, например, определял его, как что-то сладкое и сандаловое, оно витало в воздухе, когда хоронили отца, только Какаши не понял тогда, что это, списал на благовония. Флёр этого аромата донёсся, когда на его руках умирала Рин, в окружающем смраде из грязи, дождя и крови сандалом тянуть точно не могло, но Какаши его явственно слышал. И после сталкивался не раз, и боялся этого запаха, хотя суеверным себя не считал. Последние три года выдались относительно спокойными, и вот пожалуйста. Снова.
Он помнил адрес. У этого дома Какаши впервые наблюдал за своей будущей ученицей Сакурой Харуно. Ученицей! Какое громкое слово, уж её он точно ничему не обучил. Понятия не имел, что делать с девочкой, кроме как оберегать и ни в коем случае не пускать на передовую. Тем более когда она стала так походить на Рин. Медицина. Манера одеваться. Голосок, что звенел колокольчиком. И двое пацанов из её команды, вьющихся вокруг, хотя последнее утверждение Какаши преувеличил. Вдвое.
И то, что было — набело,
Откроется потом.
Мой рок-н-ролл — это не цель и даже не средство.
Не новое, а заново,
Один и об одном.
Дорога — мой дом, и для любви это не место.
Прольются все слова, как дождь,
И там, где ты меня не ждёшь,
Ночные ветры принесут тебе прохладу.
На наших лицах без ответа
Лишь только отблески рассвета,
Того, где ты меня не ждёшь.
«Мой рок-н-ролл» Би-2
В баре пахло кровью и мочой. Несмотря на подкатывающую тошноту, Рю пытался дышать глубже, успокоиться, но паника держала цепко, заставляя ребра ходить ходуном, а сердце стучать в заполошном темпе. Этого нельзя допускать! Ток крови должен быть медленным, если он не хочет окочуриться — так его учили.
На улице взревел шторм, море ударило в прибрежные скалы, а дождь в два раза яростнее забарабанил по слюдяным окнам.
— Имя и порт, — у спрашивающего был негромкий голос, но он каким-то чудом перекрывал буйство стихий.
Рю замычал.
Удав на его шее предупреждающе шевельнулся.
— Имя и порт! — напомнил мучитель.
Рю молчал. Если не скажет, его пришьют здесь и сейчас, если скажет — его пришьют позже, но уже свои. Так какая разница?
Мелкие змеи, обвившие руки и ноги, вжимали его спиной в столб посреди зала. Он чувствовал шершавую древесину сквозь майку, насквозь мокрую от ледяного пота. Но больше всего Рю пугали не удав на шее и не змеи, распявшие его на столбе. У него была отрублена кисть руки, он видел её на полу, лежавшую поодаль, как что-то чужое, и не мог поверить глазам. Пока мелкая змея петлёй стискивала запястье, кровь из перерезанных вен вытекала медленно, как из плохо закрытого крана. И тяжёлые капли ежесекундно срывались вниз. Если бы не оглушительный шторм, Рю слышал бы, с каким стуком они ударяются о замызганный пол, унося с собой жизнь.
— Имя и порт.
— Я ничего не знал!
— Всё ты знал. Твоё судно зафрахтовано для переправки медикаментов в Страну Полумесяца. Гуманитарная помощь от Страны Огня для пострадавших от цунами.
— Я ничего не знаю!
Допрашивающий его мудак сощурил глаз. Второй скрывался за чёлкой, и Рю не горел желаем узнать, есть ли там глаз вообще. Совсем юнец, такие худосочные у мамкиных юбок сидят. Однорукий, но это мало кого удивляло, с войны многие вернулись калеками. Когда Рю зашёл в бар пропустить стаканчик, он на этого дурилку и внимания не обратил, а тот вдруг возьми да достань из-за спины катану, да как начни резать направо и налево завсегдатаев, ни в чём неповинных, или почти неповинных, а кто не без греха? Многих моряков Рю лично знал, а теперь кому полбашки снесло, кому ноги отрезало, кому грудь разворотило. Рю пытался бежать, но двери заблокировало. А потом его привязали змеями к столбу. И отрубили руку с ножом. Скрюченная кисть до сих пор валялась рядом белым пауком, никому не нужная… Его родная кисть…
И примерно тогда начался шторм… Его ж вроде не было, когда Рю понесло в клятый бар…
— Ты знал, что твой груз — медикаменты, — псих с катаной не шевелился, стоял, как истукан, но это и пугало больше всего. — И слил информацию. Мне нужен порт, куда ты сгружаешь часть гуманитарки с наркосодержащими анальгетиками. И имя заказчика.
— Пшёл ты…
Удав стиснул кольца. Силища у этой твари была неимоверная. Словно пеньковый канат скрутили на горле.
— Название порта. Имя.
Рю захныкал. Сердце стучало, как сумасшедшее, он его чувствовал — кусок плоти в груди. Запястье онемело, но разгоняемая бешеным пульсом кровь вытекала быстрее и быстрее. В ушах тонко зазвенело.
— Рю-кун! — раздался знакомый голос. Миюки? Она-то откуда здесь?
— Рю-кун! — веснушчатое лицо Миюки возникло перед глазами. — Чёй-то с тобой? Отвести тебя домой?
Кухарка в затюханном баре, его лучик света, та, кто всегда встречала на берегу, когда он приходил из морей.
— Беги! — взвыл Рю.
Мудак схватил Миюки за волосы и приставил катану к тонкому женскому горлу с голубой ниточкой жилки.
— Порт и имя.
— Порт Акинори в Стране Морей! — заорал Рю, трепыхаясь в своих узах. Миюки, милая Миюки, только не так, только не тебя! — Суи из клана Тачибана!
* * *
— Рю-кун! Рю-кун, чёй-то с тобой? Очнись, Рю! — веснушчатая женщина лет тридцати — тридцати пяти тормошила за плечо дебелого моряка, лежавшего головой на стойке бара в лужице собственной крови, что только что шла носом.
— Порт Акинори в Стране Морей… — бормотал тот. — Суи из клана Тачибана.
— Суи — так Суи. Только пойдём домой! Чё ж ты так наклюкался! Нос об стол расквасил…
— Миюки, — вмешался дядька за стойкой, перебирающий бутылки. — Сделай доброе дело, уведи отседова своего хахаля! И убери за ним, он, тля, тут лужу напрудил! Всех клиентов расшугает!
— Да, да, — закивала Миюки, запрокидывая безвольную руку Рю себе на шею. — И уйдём, и приберусь, всё-всё сделаю. Только не пои его больше своим пойлом, он весь барыш здесь спускает!
— Э, он и пригубить не успел! Почём я знаю, с чего его развезло? Где-то уже хлебнул, поди, сивухи, с утра-то пораньше!
— Порт Акинори в Стране Морей… — повторял Рю, пока его вели к выходу.
Саске поморщился и отодвинулся от заляпанного места соседа по стойке, чей взгляд он перехватил минуту назад и погрузил в гендзюцу. Иллюзия спадёт, а что дальше случится с этим Рю — не его забота. Огляделся на посетителей, которые обсуждали погоду и улов, перемежая слова отборным матом. «Защищать Коноху из тени» звучало романтично, на деле же оказалось то ещё дерьмо, и Саске не любил в нём валяться.