В одной неизвестной стране, в одном неизвестном городе жил-был Джек. Он был довольно тихий и незаметный. Никто бы не подумал, что я этим мужчиной что-то не так, хоть он и был немного странным. Обычный сосед с "добродушной" улыбкой и беззаботным видом. Всегда был вежливым и обходительным, но, несмотря на это, довольно скрытным и вёл замкнутый образ жизни. С виду ничем не примечательный, законопослушный гражданин, иногда чудак с небольшими странностями. Но каким он был на самом деле?
Джек родился в мире, где границы между реальностью и кошмаром были стёрты ещё до его рождения. Его мать, женщина с глазами, полными пустоты, забеременела от отца, которого она описывала как "тень в углу комнаты" — мужчины, чьё лицо Джек никогда не видел, но чьё присутствие ощущал в каждом ночном кошмаре. Отец исчез за неделю до родов, оставив мать в приюте для психически больных, где она пыталась убить себя, проглотив иголки. Врачи диагностировали у неё шизофрению с параноидальными галлюцинациями: она видела демонов в стенах и слышала голоса, шепчущие о крови. Джек унаследовал это — не как генетический груз, а как проклятие, впитанное через пуповину, пропитанную ее безумием.
С раннего детства Джек проявлял признаки психопатического расстройства личности, хотя никто не диагностировал его вовремя. Он не чувствовал боли — ни физической, ни эмоциональной. В пять лет он разрезал котенка на части, чтобы "посмотреть, что у него внутри", и наблюдал, как животное дёргается, с улыбкой, которая выглядела безумной. Его глаза были пустыми, как у куклы — холодными, без стыда, без жалости. Психиатры позже назвали бы это аффективным расстройством личности: отсутствие способности к сочувствию, привязанности или любви. Джек не плакал, когда мать умирала от передозировки транквилизаторов, которые она глотала горстями, бормоча о "доме из плоти". Он просто сидел рядом, трогая её остывающее тело, и думал: «Почему она не шевелится? Может, она просто спит внутри себя?»
В подростковом возрасте Джек начал убивать систематически. Первой жертвой стал одноклассник, который дразнил его "психом". Джек заманил его в лес, связал проволокой и медленно разрезал, наслаждаясь криком. Он не испытывал оргазма от боли (как некоторые садисты), а скорее эйфорию от власти — контроля над жизнью и смертью. Его главной целью стало доминирование: каждая жертва была "материалом" для его творения, способом заполнить пустоту внутри. Садизм проявлялся в деталях: он оставлял жертв в сознании, пока резал, шепча: «Ты станешь частью меня. Мы будем семьёй». Это было его версией любви — искажённой, патологической, где привязанность выражалась через насилие.
Его мотивы были не просто жаждой крови — это было бы слишком примитивно для такого, как он – творца и архитектора смерти. Джек страдал от диссоциативного расстройства идентичности, где его разум раскалывался на фрагменты, как разбитое зеркало. В одном осколке он был ребёнком, ищущим семью, которой никогда не имел; в другом — богом, творившим мир по своему образу. Дом, который он строил, был манифестом этой раздвоенности: попыткой создать "идеальную семью" из частей тел, где каждый элемент — кожа, кость, орган — представлял утраченную связь. Он верил, что, слившись с жертвами, обретёт бессмертие. «Они станут мной, а я стану ими», — шептал Джек себе, когда резал. Это было не убийство ради удовольствия (хотя садизм был частью его природы), а ритуал трансформации. Он читал книги по психиатрии, украденные из библиотек, и диагностировал себя как "шизоидного психопата с некрофильскими тенденциями": отсутствие интереса к живым, но одержимость (совсем не сексуального характера) мёртвыми телами как объектами контроля.
Методы убийств Джека были тщательно спланированы, как хирургические операции в его больном разуме. Он выбирал жертв по принципу "полезности": мужчин для костей и мышц, женщин для кожи и органов, детей для "непорочности" — чтобы их страх был чище, а плоть мягче. Заманивание было манипулятивным, используя его психопатическую харизму: Джек притворялся дружелюбным, предлагал помощь или подарки, заманивая в заброшенный дом на окраине, который служил ему мастерской. Там, в подвале старого дома, оборудованном самодельными инструментами, которые, порой, были или найдены где-то или просто сворованы из магазинов с инструментами и хозяйственными товарами — ножами, пилой для костей, клещами и верёвками — где стены пропитаны кровью, а воздух тяжёлый от запаха крови, плоти и органов, он творил своё искусство. Психопат-садист не просто убивал — он создавал. Создавал из боли, страха и смерти нечто, что называл своим «творением».
Убийство всегда было медленным, чтобы максимизировать страдания и "собрать" все нужные части свежими. Его руки, покрытые коркой засохшей крови, методично работали. Инструменты пыток лежали на столе — каждый имел своё предназначение, каждый был частью симфонии страданий. Он любил этот процесс, любил каждую деталь: как лопается кожа под лезвием, как хрустят ломающиеся кости, как булькает воздух в умирающем горле. Джек начинал с фиксации: привязывал жертву за руки и ноги к металлическому столу, обтянутому прочной прозрачной плёнкой, растягивая тело, чтобы кожа натягивалась. Он не использовал анестетики — наоборот, вводил стимуляторы, чтобы жертва оставалась в сознании. «Ты должна чувствовать каждую секунду», — бормотал Джек, его голос был ровный, без эмоций. Затем следовала фаза сбора "материала": он резал кожу длинными полосами, начиная с живота, где плоть была самой мягкой более податливой. Нож скользил по коже, отделяя её пласт за пластом, как бумагу, пока жертва вопила, а кровь брызгала ему на лицо и "униформу": пластиковые очки и маску для защиты лица, одежду дворника и кожаный фартук мясника. Он собирал кожу в вёдра, пересыпал её солью для консервации, чтобы она не гнила, и думал: «Это будет крыша — тёплая, живая».