- Вы следующая, – тычет в меня пальцем грозный старикан.
От страха поджимаются пальцы на ногах. Опускаю глаза в пол и судорожно пытаюсь сморгнуть закипающие слёзы. Не возьмут. С большим опытом вылетали, как пробки из бутылки. А у меня только курс педвуза за плечами и присмотр за малышами в садике.
Как же нужны деньги! Скоро сессию оплачивать, а на карте пусто.
- Зверь лютый, а не работодатель, – бормочет очередная претендентка на роль гувернантки. На ходу одергивая короткую юбку, бросает в нашу сторону. – Бегите, девочки. Он ненормальный. Халк бешеный!
По левую сторону разочарованно выдыхают еще три соискательницы. Я же, сцепив зубы, упрямо таращусь в закрытую дверь. Мне нужны деньги! И будь там хоть сам людоед, не отступлю. И так поступила в вуз тогда, когда нормальные люди его заканчивают. В двадцать два быть на первом курсе такое себе удовольствие. Кто же знал, что там деньги драть будут за каждый экзамен.
- Дарья Крутских, проходите.
Плюнув три раза через левое плечо, решительно встаю. Да что я с ребенком семилетним не справлюсь? Стучу, жду, врываюсь и замираю.
Господи.
Мама.
Помогите…
В глубоком кресле сидит небритый громила. Огромные руки, сложенные на столе, шарами бугрятся, еще немного и разорвут натянутую футболку. Подтяжки перерезают могучую грудь. Весь вид выражает скуку и презрение к происходящему. Очевидно, что все ему в тягость.
Безразлично окидывает нечитаемой пеленой и кивает на стул. Присаживаюсь на самый краешек. Черт меня дернул надеть юбку-карандаш, кроме неудобства ничего не испытываю. Шов еще дурацкий тянет ткань, того и смотри треснет.
- Здравствуйте, меня зовут Дарья. Опыт работы…
- Папку давай.
Хам пещерный.
Он скрещивает руки на груди, от чего футболка трещит по швам. Странно, живет в богатом доме, а маечки не по размеру покупает. Может жлоб? Скряга? Донашивает с прошлой жизни вещички. А как тогда платить собирается?
Кладу на стол, аккуратно пододвигаю к громиле.
Открывая папку, быстро ворошит пальцем жидкое досье. Брезгливо морщится. Брови съезжаются в одну кучу. Прочитав о последней работе, кривит губы. Не нравится, значит.
Если так дальше пойдет, то боюсь остаться без денежек. Он злит меня невозможно. Чувствую себя, как нищенка на паперти. Если честно, то я почти ею являюсь, но гордость и достоинство человеческое никто не отменял.
Пока великан копается в листах, глазею на стены. Внимание привлекает портрет нежной девушки. Пепельный цвет волос, синие глаза и чувственный рот. На голове красуется огромный венок из полевых цветов. Опускаю взгляд ниже и вздрагиваю. В углу рамка перевязана траурной лентой. Громила перехватывает мое разглядывание, снова недовольно морщится.
- Простите, как к Вам обращаться?
- Не густо у тебя с опытом.
Он глухой? Еще и «тыкает»!
Нет, это ни в какие рамки.
- Мы на «ты»? Извини-ТЕ, я не заметила. Опыт… Да, не густо, но я перспективная. И умная! В отличие от свиристелок за дверью. И еще я учусь в педагогическом! Если не устраивает, могу уйти. Хотя и так... К черту! До свидания.
- Рот закрой и села на место. Бегом!
Басовитый рык заставляет меня зависнуть над стулом с выгнутым задом. Он не разговаривает, нет. Он давит, угнетает и растаптывает голосом. Рычит, как лютый зверь перед тем, как убить. Зачем я пришла сюда? Может он убийца? И портрет на стене его жертва?
Пот проступает на спине, рубашка мокнет и прилипает к коже. Трясусь, как лист от страха. Неведомая сила припечатывает назад к мягкому сиденью.
- Не могу сесть бегом, – нахожу силы слабо огрызаться, – могу просто сесть.
Нагловато пищу перехваченным горлом, а сама умираю от ужаса.
- Меня зовут Лекс, то есть Алексей Адамович. Сына - Егор. Семь лет. Задача: учеба, проверка домашки, следить за питанием, тренировки. Уяснила?
Значит меня взяли?
Значит могу оплатить учебу, а потом продолжить развиваться в педагогике? Одновременно облегчение и страх охватывают, рождая смешанные ощущения. Можно и потерпеть, зарплата же достойная, а с характером справлюсь как-то.
- То есть я принята?
- На испытательный срок, – давит, как стена. – Жить будешь здесь. Комнату покажет Михал Михалыч. С Егором познакомишься, как с занятий придет.
- Я могу приезжать, жить в вами необязательно. У меня квартира оплачена на месяц вперед. Я бы не хотела, чтобы пропали деньги. Буду вовремя…
- Молчать. Сказал жить здесь. Всё. Иди.
Точка кипения вырывается через мозги. Мне кажется, что из макушки идет дым. Пусть хоть раздавит меня, но разговаривать подобным тоном с собой больше не позволю.
- Алексей Адамович! Я бы попросила ТАК со мной не вести себя. Можно сбавить на полтона ниже? И не нужно мной командовать, будто я Ваша вещь. Чуть больше уважения. Чуть больше.
Брови работодателя ползут вверх. Впервые за время нашего общения в глазах мелькает капелька удивления. И тут происходит то, от чего мои колени подгибаются. Бугай встает и его рост не заканчивается. Выпрямившись в двухметровый утёс, скрещивает повторно руки на груди.
- Привет, папа сказал, что ты теперь моя няня.
- Не совсем так, Егор, – присаживаюсь перед ним на колени. – Я буду еще тебя немножко учить. Сопровождать на тренировки и много чего еще.
- А зачем? Мне же семь! Я все могу сам.
- Не сомневаюсь, но все же чуть-чуть стану помогать.
- Только чуть-чуть, – бычится мальчик, но любопытство пересиливает. – Со мной долго не могут. Жалуются папе.
- Поживем-увидим. Пошли свою комнату покажешь сначала.
Очень странно, но с ребенком сходимся на раз-два. Пока бредем по дому, он даже умудряется взять за руку и направлять по бесчисленным коридорам. Пока повороты выучу, запутаюсь на фиг, но где наша не пропадала. Ради денег еще не так запрыгаешь и не такие катакомбы запомнишь. Лабиринт Минотавра в действии. Кстати, мой хозяин и похож на чудище. Надо его в телефоне, как критское чудовище забить. Минотавр Адамович.
- Не дом, а Кносский лабиринт.
Мальчик показывает свое расписание. Мне становится относительно понятно, как выстроить работу. По крайней мере ничего сложного не вижу. Задания знакомы, еду по вкусовым предпочтениям согласую с поваром и, конечно, тренировки.
- Мы на твоей машине будем ездить на самбо?
- На моей что? Э-э-э…
В требованиях не было заявлено водительских прав. Они есть, но к стыду, документ подтверждающий право вождения, почти куплен. Водитель из меня, как из поролона крепость. Автомобиль отсутствует по причине тотального безденежья. Но буду честной, никогда не села бы за руль с таким анамнезом, так что я безлошадная.
- Ясно, – сокрушенно вздыхает Егор. – Значит опять с дядей Мишей ездить, а он ползает как черепаха. Думал хоть с тобой с ветерком.
- Эй, парень, – щиплю его за бок. – Откуда такая страсть к ветру?
- Да-а-а, – машет рукой. – Мечтаю только. Папка не может каждый день возить. Вот он гоняет, знаешь как! Фью-ю-ю и на трене! Мне-то за руль не дают.
Улыбаюсь, треплю за непослушный вихор на макушке. Радуюсь, что так быстро нашли общий язык с Егором. Как только собираюсь попросить его показать учебные тетради, в комнате раздается грозный голос.
- Егор, сюда иди.
Мальчик резко разворачивается и марширует навстречу Минотавру. Тот грозно нахмурив брови, громовержит сверху вниз.
- Слушаю, па.
- Приёмы самбо используются где?
- В зале.
- Почему мне звонит мать Вани и сообщает, что вы снова подрались с ним за пределами секции. Мне это надо?
- Мы просто пробовали новую отработку.
- Помнишь, что тебе говорил?
- Да.
- Исполнять.
- Есть.
Егор опускается на пол и начинает отжиматься.
Это что такое творится?
Обхватываю себя руками, в порыве недоумения, а еще больше от жалости к ребенку. Ищу в его наказании горькую обиду, но не нахожу. Мальчик споро отрабатывает штраф и на лице никакой скорби не вижу. Может папаша ему запрещает проявлять слабость и как только тиран уйдет, Егор заплачет? Я тогда Минотавру голову ночью разобью стулом.
- Может хватит? – помимо воли вырывается гневный крик из моего рта.
В один момент оба поворачиваются на меня. Егор смотрит удивленно, а Алексей Адамович прямо сейчас испепелит взглядом. Может зря я влезла? Я же пока не знаю, что тут за правила. В доме всего ничего нахожусь, а уже выступаю. Но я же педагог! Пусть будущий дипломированный специалист, но все же. Имею право или тварь я дрожащая?!
Вскидываю подбородок, упрямо принимая взгляд демона из ада.
- В кабинет, – изрыгает на меня пламя. – Продолжать, – это Егору.
Толкает дверь, которая ударяется о стену. Егор и бровью не ведет. Бодро отжимается и, не сойти мне с места, еле сдерживает смех. Ладно, потом разберусь.
Семеню за Минотавром. Пока пялюсь ему в бритый затылок, думаю о том, что с мальчиком сошлась по всем полюсам. За время практики впервые случилось полное единение. Я будто знаю парня всю жизнь. Бывает же так, непривычно немного, но честно? Я так рада нормальному ребенку, хорошему отношению к себе со стороны мальчика. Невредный, положительный со всех сторон. И все это за полчаса поняла. Жаль будет, если его отец сейчас меня выставит по профнепригодности. Я-то, конечно, не считаю, что не пригодна, а вот мускулистый маньяк наверняка.
- Садись… тесь.
Ну что ж, здравствуй, смерть в столь раннем возрасте. Сейчас он меня замочит прямо в этом уютном креслице.
- Алексей Адамович, я хочу просить Вас меня извинить. Я совершила ошибку, больше такого не повторится.
Боже, я передумала. Не выгоняйте только. На всякий случай скручиваю пальцы под столом в фигу.
- Я не просил говорить, – вновь давит гнётом тяжелых слов. – Уясни…ТЕ себе одну вещь, Дарья. Мой сын занимается спортом, а этот факт предполагает серьезную дисциплину. Каждый проступок чреват последствиями. И ни Ваше обаяние, ни Ваша симпатичная безвинная мордаха, ни копна рыжих волос не окажет никакого воздействия. В моём доме есть правила, которые нужно неукоснительно соблюдать. Я понятно объясняю?
Пот заливает глава, но жить без железа уже не в силах. Навешиваю еще блинов. Напрягаю все поджилки и рву из-под себя. Так нужно. С некоторых пор вся моя жизнь уход из реальности. Так легче, так правильнее.
Делаю подход и даю себе отдохнуть немного.
- Пап, – оборачиваюсь на зов сына. – А когда мне так можно будет?
- Иди сюда, боец, – хлопаю на лавку рядом с собой. – Поговорим.
Егор резво бежит, а я хмуро отсекаю каждую попрыгушку. Не упал бы. Гоняет, как подорванный. Маленьким то и дело грохался откуда только можно. Сын прыгает с размаху и затихает.
- Так когда? – нетерпеливо сверкает глазенками.
- Не надо пока, Егор. Железо не для малышей.
- Кто малыш? – хмуро вскидывается и сводит брови к носу. Сдерживаю улыбку. Даже эта пресловутая складка на лбу и то моя. – Я большой.
- Вот станешь еще побольше, так и начнем. А пока тормознемся.
- Хочу быть, как ты. Здоровым!
- Два метра не так уж и здорово. Я с трудом одежду подбираю. Так что минус есть.
- И че! Зато ты великан. Мне знаешь, как пацаны завидуют. Ты у меня ого-го! Халк! Только не зеленый, а нормальный. Ну это... Как его… Э-э-э… Розовый.
Ржу и треплю Егора по вихрастому затылку. Он все, что держит меня в этой гребаной жизни. Мой сын, мой смысл. Егор гоняет по домашнему залу, перекатывает гири и виснет на снарядах, я же просто смотрю.
Сначала не мог проникнуться. Когда Катя умерла ничего не хотел. Во время родов по страшному стечению обстоятельств начался необратимый процесс. Врачи сделали все, но вытащить ее не смогли. Сказали, что ее больше нет и мир потух. Все исчезло, провалилось в преисподнюю вместе со мной.
Я честно пытался сдохнуть, но Макс вытащил. Когда его самого так прокрутило в жерновах, что еле ноги унес. Все равно пришел возвращать меня к жизни. Едва очухавшись, сидел около и вещал, как труба, чтобы я повернул голову к оставшемуся в живых ребенку.
Много раз проклинал себя, что не было рядом. Катя сама справлялась с трудностями быта. А я воевал. Упивался авантюризмом и опасностью. Рубил капусту огромными качанами так, что складывать стало не куда. Бабло променял на семью. Думал, что обеспечу по самые ноздри и закончу с опасной работой. Но вышло что вышло.
- Па, а тебе Даша понравилась?
- А тебе?
- Да. Она добрая и веселая. Не то, что другие зануды.
Не особо слушаю. Понравилась и слава богу. По крайней мере в девчушке брызжет фонтаном жизнь. Остальные были тухлее сюрстремминга. Пусть опыта немного, но это не проблема. Должны сработаться. Реально задрало, когда по дому тетки шныряют и при моем появлении замирают, начиная вести себя, как обоссавшаяся болонка. Хуже только претендентки на мамочек. Тех без разговора сразу навылет.
Надо пробить ее повнимательнее. Если чернуха отсутствует, то отлично. Первичные сведения неплохие, но этого мало. Я должен знать все. Чем дышит, чем живет, сколько половых партнеров было, чем болела в детстве. Короче, все.
- Егор! – слышится крик Даши. Вот и она. – Куда ты убежал? Я ищу тебя уже долго-о-о!
Киваю сыну. Он, состроив хитрое лицо, крадется на цыпочках к двери. Не мешаю шалить. Ничего страшного, со страха никто не умрет. Сын с рыком выскакивает. Раздается оглушительных визг, а потом хохот. Удивительно, как же они сошлись так быстро. Не бывает такого, но данная обратная ситуация рушит утверждение на корню.
- А я с папой, – сообщает Егор.
- С папой? – тихо спрашивает. – Тогда я пойду.
- Нет, не уходи. Пошли посмотришь, что у нас есть. Там целый папин зал.
Поднимаюсь с лавки и ищу исчезнувшую майку. По мне лучше бы она не появлялась, но радушный сын готов ей по всей видимости по всему дому экскурсию устроить. Провалилась куда хламида! Как черти из рук утащили.
- Здравствуйте.
- Виделись, – продолжаю искать, даже не обернувшись.
- Помочь?
- Чем?
- Ну Вы явно что-то потеряли.
Оборачиваюсь. Засовываю руки в карманы. Грудные мышцы непроизвольно дергаются. Ебана-мать! Будто специально играю ими. Кидаю на рожу максимально наглое выражение и качаю башкой. Типа, вали отсюда, не очень-то рад тебя видеть. Она и глазом не моргает. Вот только прокалывается капитально. Елозит глазенками по буграм, скрывая восхищенное любопытство. Был бы я девкой, закатил глаза, ей-богу.
- Они настоящие?
- Что? – не понимаю куда пропал Егор.
Как корова языком слизала. А Даша тогда какого-то хера тут стоит и пялится. Строю максимально свирепое выражение, но рыжей походу похер.
- Мускулы Ваши. Вы здоровый, как гризли. И вот это все, – обводит пальцем атрибутику. – Вы готовитесь к чему-то?
Нет, она невыносимая. Егору может Даша понравилась, но мне категорически нет. Лезет куда не просят, спрашивает, что не нужно. Пиздец просто. Бешеная белка ни больше ни меньше.
- Зачем знать? Какой интерес?
- Здравствуйте, – смущаюсь под изучающим взглядом тренера Егора. – Я за Булатовым. Приятно познакомиться. Дарья.
- В курсе, – кивает Мистер Олимпия. – Я Даниил. Лекс предупреждал. А Вы теперь у него работаете няней?
Так значит я называюсь. Мой начальничек дал мне характеристику. Ничего не имею против нянь, но я не она. У меня ужасное убеждение, что Гризли и сам не знает, как моя должность правильно обзывается. Это меня нисколечко не волнует. Точнее, совсем капелюшку задевает. Граммулечку. Мизер. Не более того.
Булатов-старший смотрит на меня, будто я ему на больной мозоль наступила и держу. Зверина необузданная, стальной чувал. Хотя бы раз увидеть, как он улыбается. Зачем мне это не знаю, но даже интересно, как это будет.
Да нет… Пеннивайз накаченный мне ни к чему. Ночью приснится, помру. А мне еще учиться быть великим педагогом. Обхожу его стороной, как Дракулу, боюсь погрызет и стану я такой же нелюдимой и гавкать на всех ни с того, ни с сего. То есть кровь пить, конечно. Я это имела в виду.
- Да. Работаю.
Для поддержания разговора перекидываемся незначительными мелочами. Сжигаю время в ожидании. Я думала девочки долго переодеваются, но и мальчишки скажу я вам не меньше. Таким образом приходится занимать время болтовней с сенсеем. Он такой разговорчивый, что только киваю. Меня не напрягает. Пусть говорит.
- Телефончик дашь?
- Чего-о? – смена темы меня обескураживает.
Неосознанно отшагиваю назад.
Что за наглость? Какой такой ему телефончик. Высокие очки, незаслуженно подаренные тренеру при первом впечатлении стремительно падают и разбиваются. Нет, я не дикарка. Просто мне кажется, что вот прямо наглость с его стороны пилить в лоб. На втором свидание как планирует? «В койку!» Размениваться не любит на ухаживания, у него на лбу написано.
- Что время терять? Давай сходим в кафе-кино? У тебя есть выходные?
Теперь мы еще и на «ты» резко стали.
Все интереснее и интереснее беседа складывается. Беру минуту на раздумье. Отшивать грубо не хочется, нам теперь общаться придется, но желание сложить фигу и сунуть под нос пересиливает. Сжимаю кулаки и срочно пихаю руки в карман, чтобы не опозориться детским жестом. Хлопаю глазками, как сломанная кукла и тут меня спасает Егор.
- Даша, я все.
- Эй, привет! А мы тут с тренером тебя заждались.
Егор поворачивает голову и вдруг выдает.
- А это не мой тренер. Он у других ребят. А мой заболел. Вот пришлось у Даниила Викторовича заниматься.
- Да? – я растерялась или сошла с ума? На всякий случай решаю просто удалиться. – Спасибо, Даниил. Егор, давай руку. До свидания.
Забираю у Егора сумку. Он смотрит и дергает ручки назад. Возмущается. Даже обижено выговаривает, что мужчины сами таскают свою ношу. Тихо умиляюсь и восхищаюсь, ну что за ангел мой воспитанник.
- Даша, – догоняет ухажер. – Так что на счет выходных?
- Я, наверное, не смогу. У меня график…
- Ненормированный! – грозовой рёв раздается прямо в шаге от нас.
Да медведь же ты шатун!
Когда-нибудь я перестану пугаться. А возможно даже и заикание пройдет. И частично энурез. А к постоянно выпученным глазам привыкла, даже и не удивляюсь своему отражения в зеркало. «В» – вылупленные очи. Полет нормальный.
Усмиряю стук зубов и киваю громадине. В который раз поражаюсь его наряду. Карго с неизменными подтяжками, обтягивающая торс футболка и берцы. Небритый кусок тестостерона, излучающий мощь. Вдруг мимо нас гуськом начинается дурацкий парад мамочек, какие пришли на треню за детишками. Ты глянь, они как к Мавзолею выстроились. Хоть кассу ставь и обилечивай.
Лекс здоровается с каждой, но при этом выражение лица не меняет. Боже мой. Боже…
- Дарья, – гремит он. – В машину.
- Я т-такси вызвала, – продолжаю заикаться и трястись.
- Отмени.
- Как прикажешь.
Я что только что тыкнула? Судьба, помоги мне! Умоляю. Я так хочу жить.
- Как прикажете, Лекс Булатович.
Твою мать! Успеваю выхватить неясной природы искорки в глазах и прихватив Егора пулей бросаюсь на выход. Егор просит не нестись, как на олимпиаде, но упорно тащу. Параллельно понимаю, что черта с два знаю машину. Спрашиваю Егора о ней, пока он отвечает, уже находим огромный джип. Да сюда трап подавать нужно, как же влезать в нее? У меня ножек не хватит.
Машина моргает. Поняв, что Гризли идет, дергаю дверь. Напрягшись, влезаем в салон и затихаем на заднем сиденье. Пить хочу. И есть. В животе начинает предательски урчать. Я сегодня не успела перекусить.
- На свидание звал?
Кошусь на Егора, но он залип в телефоне. Никак не могу опомниться от человеческого вопроса. У Булатова оказывается нормальный голос. Приятный, низкий, очень волнующий. Стоп, Даша… Стоп.
- Да, – сиплю. Потом прокашливаюсь и вновь повторяю. – Да.
Не вижу смысла врать. Зачем?
Просыпаюсь рано-рано. Сизый рассвет ползет в комнату. Через открытое окно врывается птичий гомон. Поднимаюсь с кровати. Прекрасно… Я в трусах и в майке, остальное снято. Рядом на кресле валяется одежда.
Надеюсь, что раздевал кто-то из женщин или вызванный доктор хотя бы. Хотя вряд ли. Не дай Бог Гризли стаскивал одежду, тогда стыда не оберешься.
Гоню от себя крамольные мысли подальше, успокаиваю тем, что не будет опускаться до этого. Не по барину честь. А что отволок на руках до кровати, хрень все. Ему что гири таскать, что меня, разница одна.
Прислоняюсь лбом к стеклу. Такая красота за ним неописуемая. Никогда бы не подумала, что Гризли любит эстетику. Распахиваю окно шире и перевешиваюсь. Сладкий воздух напоен ароматами, вдыхать которые одно удовольствие.
Внезапно вспоминается обрывочное детство. Кажется, было что-то подобное и у нас, но четко воспроизвести не могу. Словно стерто все. Кадрами возникает огромный дом, няня, счастливая мать и редко приезжающий суровый отец.
Настолько редко, что почти не помню его. Мама говорила, что он космонавт. Такие дела. Нет, я н была обделена любовью, ее мать давала в тройном размере. Все изменилось, когда приехали какие-то люди и после ряда странных событий мы стали жить обычной среднестатистической жизнью. Но кажется, то было так давно, что воспринимается уже, как сказка. Привыкла и почти не вспоминаю.
Живот присох к спине. Поесть же не удалось. А если стащу на кухне пару бутеров никто же не убьет. Тварь я дрожащая или право имею? В конце концов я живу в этом доме.
Быстро чищу зубы и умываюсь. Натягиваю шорты, меняю майку и с чистой совестью пилю на кухню. Дом еще спит. Не упускаю возможность рассмотреть все получше. До этого только косилась. С таким хозяином рот не поразеваешь. С ним как по команде марширую. Солдатушки, браво ребятушки! Вот мое поведение в присутствии Медведя.
Уютно. При минимализме все красиво и невероятно тепло. Картины, фото маленького Егора и фото женщины в венке из полевых цветков висят на стенах. Изображения хозяина нет. Странно. Но может он просто не любит себя в кадре?
Останавливаюсь напротив девушки. Красивая она. Доверчиво смотрит в камеру. Так можно позировать, когда тебя любимый фотографирует. Прикипаю к ней, не могу оторваться. Фото словно гипнотизирует. Глаза выражают бескрайнее обожание. Невыразимое восхищение прорывается и сейчас сквозь время. Я больше, чем уверена, что ее запечатлел Медведь. Они в поле, кажется. Ну да, точно, где бы она еще ромашек набрала тогда. Может луг, не знаю.
Радужка насыщенная, даже пресыщенная. Бездонная красота… Он её любил…
Начинает внезапно щипать нос. Настроение портится. Быстро отхожу от стены. Холодно здесь. Нужно было мастерку накинуть. Любил и любил! Мне какое дело. Делать нечего хожу туплю на чужую жизнь.
Неужели он способен так сильно чувствовать? Он же каменный. Утес, о который разбиться в кровь можно, а тот и не заметит. А то, что в комнату отволок так это беспокоился, что ему новую воспитательницу искать.
Что несу… Даша, заткнись. Собиралась стырить хлеб с колбасой вот и иди. Сейчас поем и все ненужные мысли пропадут из головы.
Ассортимент холодильника поражает. Чего только нет! Полки забиты всяким-разным. Выуживаю ветчину, сыр и вяленые помидоры. Ваяю пару огромных бутеров и завариваю большую кружку чая. Аккуратненько ставлю на поднос. Здесь есть не хочу, пойду к себе. Сяду на подоконник и буду есть, слушая садовых птичек.
В небольшом коридоре чуть не падаю, зазевавшись на фотку хохочущего Егора, сидящего на горшке. Опираюсь локтем и нечаянно открываю дверь. Чертыхнувшись, оттопыриваю мизинец в попытке закрыть ее. Распахивается еще больше. Передо мной открывается нечто, и я застываю.
Оружие. Много оружия. Если бы кто знал, как я хорошо стреляю…
Как воришка застываю посреди сокровищ. Прикрываю за собой плотнее дверь. Вот это красота. Вот это арматура (в старину называли украшение фасада дворца военными трофеями – прим. Автора)! Блеск. Загляденье.
Прямо посреди стоит стол из красного дерева, в центре которого гордо возвышается бронзовый витой светильник. Скорее чаша, только отчего цветные птицы по краям мне непонятны. Водружаю поднос на поверхность и тихо ступаю к первому шкафу. За стеклом находятся раритетные вещи. Ничего себе! Двустволка Вильям! С благоговением рассматриваю серебряный медальон и гравировку. Мама дорогая… Причем дорогая во всех смыслах. Пять лимонов! Да Гризли богач из богачей!
И Савана тоже здесь. Поражена и убита наповал. Может Гризли охотится на львов? Если да, то готова поставить на кон последний рубль, что там сдохли все от зависти. Эти шикарные экземпляры стоят особняком. Залипаю надолго. Разглядываю вновь и вновь. Пальцы зудят, как хочу прикоснуться к отполированному ореховому дереву. А уж выстрелить… Тогда и умереть не жалко.
На современном долго не задерживаюсь. Знаю я его. Круто, но не так, как до. А вот около ножей останавливаюсь будто меня вкопали.
Нет на земле более смертоносного оружия, а уж если в резвых руках, то вообще без слов. Моя любовь. Никому не распространяюсь о своем умении. Ну как умении, так… увлечении. Однажды мама познакомила меня со своим знакомым и черт знает почему он решил, что я меткая. Попробовали пару раз, начала заниматься. Естественно, могла позволить себе что-то недорогое, а историю клинков никто запретить изучать не мог. Вот я и шпарила.
С чего бы Дарье интересоваться оружием?
Держала девочка в руках и то и другое, уверен почти сто процентов. Не смотрят именно ТАК простые обыватели. Профессионал вряд ли, но любитель рыжая точно. Запястный сустав, когда вертела им около стенда, работал неплохо. Ну и что? Маневренность все равно не усмотришь. Вот если бы глянуть в деле, можно вынести суждение.
Какого она именно около клинков залипла? И почему ее заинтересовали именно наши? Базару нет, вещь хорошая, но не каждой девочке понять для чего зазубренность.
Может зря загоняюсь? Что взять с Дарьи? Безалаберная, вечно попадающая в ситуации болтушка. Один плюс в карму, сын от нее без ума. Ради этого только не выпер. Ходят как два брата близнеца, не отгонишь друг от друга.
Рыжая внесла в мой дом сумятицу. Размеренное существование нарушено. Даже Михалыч стал припадочным. Орет, как резаный. Вечная колгота на кухне, спортзал периодически занят, бассейн тоже. Какого хера?! Она как наглая прилипала, которой разрешили только зубную щетку оставить, а потом раз – и вещи по всему дому разложены. Может не совсем, я преувеличиваю, но так реально кажется. Раздражает.
- Макс, – включаю громкую связь. – Напомни, когда Сыч выйдет из отпуска. Забыл.
- На днях. Точнее десятого. Проблема?
- Нет. Хочу, чтобы порыл немного на человека.
- Серьезно там?
- Ерунда. Не стоит загоняться. Завтра экипа придет. Ты будешь?
- Конечно. Допом оптика прибывает раньше. Так что повозимся.
- Отлично.
Отбиваю звонок. Устраиваюсь удобнее и размышляю о поставке. Крепкое снаряжение придет. Бойцам не стыдно будет в глаза смотреть. Прошлый раз чуть рвача-поставщика не пропустили, которого проебланил наш контролер. Надеюсь, месяц без зарплаты его полностью устроит. Вообще за такое сразу увольнять нужно, но смягчающие были. А того урода, что дрянь скинул, в ЧС занесли. Теперь они ссаного носка никому не продадут.
Со двора доносится дикий ор, который перерастает в не менее громкий ржач. Они дадут покоя мне? Пытаюсь вновь погрузиться в мысли, как доносится грохот. Да ебена-мать! Индейцы галопирующие, а не нянька с сыном.
Подрываюсь на улицу, готовый убить их на месте. Фигурально, конечно. Специально медленно иду, чтобы дать себе остыть. На меня зараза перекочевала, злюсь не по делу. Что за вирус по имени Дарья? Разбрызгивает бактерии с возбудителем веером и заражает всех вокруг.
Прекрасно. Рассадили клумбу. В кустах валяется велосипед с крутящимся колесом и эти двое. Егор с перепачканной моськой и Фрекен Бок наоборот с драными коленями.
- Здрассьте… Мы тут катались немножко, – оправдывается никуда негодная воспитательница оборванца.
Егор сидит на траве и приставляет оторванный карман рубашки. Кусок, естественно, падает. Сын раздупляется, поняв, что чуда не случится, глубоко и покаянно вздыхает. Дарья бросается ему вытирать земляной нос. Тревожно при этом на меня поглядывает и трет, пока кожа не превращается в блестящую.
- Извините. Мы не хотели.
- Па, мы не хотели. Колесо само закрутилось и все.
Молча разворачиваюсь и иду в кабинет. Кого я взял на работу? Свистуху без мозгов? Какого хрена держу? У нее поступки с Егором одинаковые. Вот же придурь, навязал на свою голову проблему. Завтра же уволю идиотку.
В дверь навязчиво скребутся. Рявкаю, позволяя войти. В проеме показывается мой невыносимый раздражитель. Виновато улыбается и совершенно по-детски шмыгает носом.
- Простите, Алексей Адамович. Это была моя идея прокатится на велосипеде вдвоем. Егор ни при чем. Я пришла просить Вас не ругать его.
- Даш, что у тебя в голове?
Вопрос рыжую скорее всего оскорбляет. Она поджимает губы и становится максимально серьезной. Надо же даже в лице меняется. Полностью меняется. Уходит дурашливая смешливость, глаза меняют радужку и становятся цепкими и колкими. Нос заостряется и белеет. Даже форма подбородка меняется, он клянусь, становится острее. Передо мной совершенно другая девушка. Черная мамба не иначе.
Я настораживаюсь. Ловлю в перемене мне понятную информацию и впитываю с крейсерской скоростью. Давай. Давай еще. Покажись.
Заметив интерес, Дарья осекается и медленно смаргивает. Шея дергается и, будь я проклят, лоб покрывается мелкой испариной. Все произошло буквально за несколько секунд, но я хорошо понял, что за внешностью раздолбайки скрывается серьезный человек. Отложим пока увольнение, только зачем ей маска нужна, в которой каждый день ходит, не ясно.
- Алексей Адамович, я пришла Вас просить, – в кабинет так и не прошла. Мнется около двери как сирота казанская. – Можно мне сегодня уехать?
- Куда?
- Завтра выходной. Я подумала, что Егору не нужна буду. Занятия все равно с понедельника. Подружка пригласила кое-куда.
- Отвязная тусовка? Алкоголь рекой, эротические танцы и мальчики?
Сойдет за подъёб?
Судя по расползающимся пятнам по лицу просящей – нет. Она плотно сжимает губы. Непроизвольно взмахивает волосами, которые при минимальном движении рассыпаются огненным каскадом по плечам и спине. С интересом наблюдаю. Кожа на лбу стягивается и брови сползают вниз. И опять! Опять Дарья прокалывается. Ураган так и норовит вырваться наружу.
Проблема моего существования в том, что чутко сплю. Образ жизни заставил быть всегда настороже. Иногда с тоской вспоминаю прошлое. С одной стороны хорошо, что закончилось. Больше не душишься гарью, спишь каждую ночь в нормальной постели. Там иногда по двое суток в полглаза чисто где упал, там и кровать, а потом штурм. Нигде в жизни больше нет распирающего адреналина. Всплеск всех чувств одновременно взрывает. Сродни наркоте, наверное. Херачит так, что обостряется даже то, о чем не подозреваешь. С другой стороны рад, что все позади.
Итог неутешителен.
Как шутит жизнь жестко, диву даешься. Давая одно, безжалостно забирает другое. Не бывает весов равноценных, всегда перевешивает что-то. У меня судьба забрала Катю. Только год назад сниться перестала. Ни с кем не делюсь волнением. Кто меня знает и сейчас не разберутся, могу чувствовать хоть малую толику или нет. Пусть думают, что нет. Тайпанов понимает, этого достаточно.
Макс дружище. Если бы не он, сдох бы. Вместе с тех времен двигаемся, чему радуюсь безмерно. Он и Ника моя семья. Крестница Машка красавица и парни-близнецы. Блядь, мне же завтра в баню! Валюсь обратно в подушки, злясь на себя безмерно. Какого хера! Стал как истеричка. И все рыжая виновата.
Тихий шум подъезжающей машины заставляет подняться. Три ночи. Бросаю взгляд на время.
Хлопает дверь. Ясно. Гулящая приехала с тусовки. Сейчас греметь будет, как ненормальная. Легче самому ворота открыть, весь дом разбудит.
Накидываю спортивки. Майку натягивать лень. Велика честь наряжаться. Потерпит. Куда сланцы вечно деваются. С переездом рыжей в доме все периодически пропадает. За высоким забором слышится разговор. Что за херня?
Рыжая достаточно резко кого-то отшивает. Как назло, в уши лезут слова.
- Даш, хорош ломаться. Нам же нормально было там. Продолжим?
- Отвали. Мы всего лишь танцевали. Руки пусти, мне пора.
- Так жопой не вертят просто так. Я не дурак. Понял, что намекаешь.
- Я ни на что не намекала, Саш. Уезжай.
Ее голос звенит и плавит мой мозг. Внутри закипает раздражение. Наловила там приключений безголовая. Что же ты хотела в сверкающей тряпке? Дура.
- Иди ко мне. Мы в машине ща по-быстрому.
- Я не хочу.
- Хочешь. Просто выебываешься и все.
Она пищит. Прибавляю шаг. Об забор бьется тяжелое. Отмыкаю ворота и делаю шаг. Закладываю руки в карманы и внимательно смотрю. Растрепанная Дарья и слюнявый шкет. Напомаженный гандонище держит Дарью за запястья. Сожгу на хер тряпку, пока в моем доме, порно-дрянь носить не будет. Не видит, что веревки съехали в сторону и торчат сиськи, нет? Тут у любого крыша отлетит.
Она понимает, что я вижу зачетные дыньки. Начинает изворачиваться и трясти телом, чтобы тряпка прикрыла обнаженное тело. Еще хуже. В лунном свете колыхание просто пиздец. Мажор тоже залипает. Его похотью шибает на весь поселок. Еще немного и слюной зальет по колено.
- Дарья, домой.
Она с силой дергается и опустив голову шмыгает мимо меня. Почти бежит в дом. Я разворачиваюсь к малохольному. Ничего не говорю, смотрю. Долго. Внимательно. Упорно.
Недотырок угрюмо пялится ей в след, пока не хлопает входная дверь. Выпалив со злостью ругательство, как припадочный резко срывает с места. Подрочит, ничего страшного.
В доме решаю расставить сразу все точки. Надо возвращать свою нормальную жизнь. Хочет пусть принимает, нет, пусть катится. Без стука вхожу в ее комнату.
Да ебена-мать! Ломлюсь назад сразу же, но оттиск на сетчатке зарабатываю. Что сука за трусы? Она куда собиралась? На оргию? Можно хотя бы чуток жопу прикрыть было, что за нитки с куском кружева?
В бессильном раздражении опираюсь на стену. Зашел побазарить, придурь. Занималась она чем-то в прошлом, блядь буду. Слишком заточена вся. Пресс, ноги прорисованы, жопа орех, все дела. И руки. Бабам их тяжелей всего сделать, а у этой…
Топчусь, как медведь. Что предпринять? Ломится вновь или подождать еще?
Ох сиськи у нее… Это ж просто… Твою мать вашу-нашу!
Сдохнуть можно. Еще и стояк. Колом застыло! Да нет, ничего такого, просто обычная реакция. Это абсолютно ничего не значит. Вообще ноль! В молоко. Все просто – тело среагировало на тело. Рядовое явление.
- А Вы что здесь делаете? – еще и профукал, когда она в дверь высунулась.
- Поговорим! – злюсь на себя, на нее, на все, толкаю назад в комнату.
Даша скрещивает руки и стоит совсем близко. Переоделась. Миленькая пижамка. Но теперь не об этом.
- Слушаю.
- Мне это надо?
- А именно?
- Что за хуйня была около ворот?
- Саша, – растерянно бормочет. – В смысле он не х… Ой!
- Имею в виду, что тебя трепали как грелку.
- Я не просила меня защищать! – вскидывается, как всегда, когда ее что-то бесит.
- Не тебя защищал. Ор возле дома не нужен! Понимаешь ты это или нет?
Повышаю голос. Доколе буду дергаться? Летит кувырком выдержка, к чертовой матери рушится самообладание и сыплется терпение. Выбешивает дрянь, вымораживает. Неодолимая тряска переходит в безумие, когда Даша распахивает рот и начинает задыхаться от моего вопроса.
- Опять мне с Машкой в куклы играть, – бормочет Егор, глядя в окно.
- Почему? – удивляюсь, вытаскивая из шкафа свежую одежду для мальчика.
После того злосчастного поцелуя прошло пять дней. Гризли не смотрит в мою сторону. Ведет себя так, будто это я набросилась на него в злосчастный вечер. Будто я была виновата в затмении мозга господина Булатова.
Я долго думала, что же с ним случилось. Ни за что не поверю, что бесчувственный воспылал мгновенной страстью. Все просто – он так наказал меня. Сработала на инстинктах тактика внезапного нападения. Для показательного усмирения. Только так могу объяснить атаку.
- Егорик, – зову Булатова-младшего, разворачивая рубашку. – Красивая вещь. Может наденем?
- Мне все равно, – пыхтит, сворачивая эластичные бинты. На мой удивленный взгляд поясняет. – Сумку спортивную проверял, вот размотались. Непорядок! Нужно устранить помеху.
- Господи, парень, – бормочу под нос. – Сколько тебе лет? Все по полочкам у тебя, все свернуто.
Вспоминаю свои полки и ужасаюсь. Вернемся наведу армейский порядок.
- Я как папа, – задирает подбородок мини-боец.
Папа… Святая Мария.
Когда же перестану трястись при одном упоминании Булатова. Нет, я не боюсь. Точнее, он грозен, опасен, что безусловно. Скорее трепещу при нем, но никогда не скажу об этом.
Да не собираюсь я в него влюбляться! Глупо. Недальновидно. Смешно!
Все нужно быстрее забыть. Ручищи-капканы, идеально прокачанный грудак, непередаваемую мощь и черт бы их побрал властные губищи. При воспроизведении записи, что стоит у меня в мозгу на перемотке и услужливо включается каждый раз, вздрагиваю сильнее обычного.
Ни один меня так не целовал. Ни один.
Если учесть, что поцелуй был грубым, но произвел неизгладимое действие, то что же будет, когда Гризли будет нежным? С ума сойду и окончательно лишусь покоя? Хотя стоп. С чего я размечталась о повторном. Он не допустит никогда, да и я тоже. Ошибки дважды не допускают.
Понимаю все, но, как назло, в голове вертится и вертится рефрен злополучного вечера. На что рассчитывала, спускаясь в пайеточном куске ткани? Убить наповал Булатова? Ему плевать.
Специально нарядилась. Ровно же было на компашку и в целом на развлечения, наряжалась и красилась только для одного человека. Я не рассчитываю ни на что, мне хотелось, чтобы он наконец увидел во мне не только воспитательницу сына, не только попадающую в нелепые ситуации неумехи, а женщину.
Для чего? Не знаю!
Я же видела, как Булатов отреагировал. Как сверкнули глаза и тут же погасли, как напрягся, но быстро взял себя в руки. И за ворота зачем вышел? Моя жизнь его не касается, сама бы выкрутилась. Потом поцелуй, который изменил мою жизнь буквально за одну ночь.
- А к рубашке что? Джинсы или брюки? – дергает Егор.
Отмираю и растерянно улыбаюсь. Снимаю джинсы с полки, суетливо подаю. Пока Егор одевается, присаживаюсь на край кровати.
Лекс взволновал меня. Пусть никакого романтизма не присутствовало, но все же. Его напор сбивает с ног. Гризли хочется подчиняться, уступать. Отдаваться на милость победителя и наслаждаться.
Даша. Даша-а. Заткнись, Даша. Такого никогда не будет.
Так что засунь свои мечты куда подальше и просто работай. Как только Гризли заплатит тебе кругленькую сумму, собирай манатки и проваливай из этого дома куда глаза глядят. В педагогику, например.
- Я готов.
- Спускаемся вниз, – улыбаюсь пареньку. – Маше подарок взял?
- Взял, – бурчит он, схватывая со стола премиленький букетик садовых цветочков.
Неспеша идем в гостиную, взявшись за руки. Такая тактильная привычка выработалась у нас очень быстро. Я росла без братьев и сестер, мне некого было нянчить, а сейчас по статусу не подходит. Но я использую каждое мгновение, чтобы дотронуться до Егора. Он не против. Правда при наличии свидетелей выскальзывает и сторониться. Понимаю, спортсмен же. Негоже телячьи нежности окружающим демонстрировать.
Егор рассказывает смешной случай на тренировке, и мы хохочем во весь голос, пока не наталкиваюсь на мрачный взгляд хозяина дома. Егору нипочем вечно хмурый отец, я же будто в лужу ледяную с размаху наступаю. Замолкаю и жду пока они выйдут, а я за ними.
- Сын, мы надолго. У Макса баня будет. Я предупреждал, – гудит Булатов.
- Что ж, папа, – мужественно кивает в ответ. – Я морально подготовился к игре с Машулькой. Так и быть… Поиграю.
- Займи ее, – советует отец. – Покажи ей пару приемов.
- Не могу отказать Маше. Она же девочка! Главное, чтобы мой секрет никто из посторонних не узнал. Смеяться будут.
- В нос дашь, не будут.
- Отличный совет! – не удержавшись, влезаю.
Парни молча обуваются, даже взглядом не удостаивают.
Куда я лезу? Пусть дерутся, мне что жалко, что ли. Они выходят на улицу я же оттягиваю момент посадки в гономобиль. Мне заранее страшно. Гризли опять втопит педаль в пол. Очень медленно завязываю шнурки и раз сорок перешнуровываю. Нужно идти. В дверях нос к носу сталкиваюсь с Булатовым. Успеваю отшатнуться назад, но он ловит меня за талию.
- Как Ника переносит беременность? – спрашиваю Тайпанова, зная, как для него это важно.
Друг расслаблено улыбается и кивает. Чертяка. Плывет каждый раз стоит о жене заговорить. Понимаю и чуть-чуть завидую.
- Хорошо, Лекс. Лучше, чем с Машей. Двойня, представляешь? – улыбается, как шальной. – Сыновья. Мои! Я давно ходить по земле перестал. Летаю.
- Вижу, – по-доброму ухмыляюсь. – Я рад, Макс. Ты заслужил.
Глаза Тайпанова по-мальчишески сверкают. Он ничего не говорит. Запивает клубящееся счастье стаканом травяного чая, я же вспоминаю его борьбу за Нику. Прошли через ад, но не предали друг друга. Не каждая способна так верить и ждать, а Ника смогла. Даже когда весь мир был против Макса – смогла. Он к ней считай с того света вернулся. *
- Как новая воспитательница? Прижилась смотрю.
При вопросе о Дарье морщусь. Не готов пока обсуждать ее. До сих пор задаюсь вопросом, что заставляет меня ее все еще держать около. Рассказывать, что рыжая в моем доме творит, не буду. Во-первых, Макс от смеха сдохнет раньше времени, а за это его ненаглядная мне башку оторвет, а во-вторых, мне бы самому разобраться.
Знаю одно. Меня придавил внезапный груз вины. Даже сейчас изнутри стылым холодцом заворачивает. Паршиво на душе каждый раз, когда опаляет жженым – я предаю память Кати. Она единственная женщина, что смогла оставить след. Единственная, кого любил. Всегда знал, что меня ждут дома, от этого всеобъемлющего чувства домой возвращался, выбирался из самых страшных передряг без потерь.
Она любила меня. Принимала таким какой есть. Лютого, дикого (права рыжая) не всегда правого. Катя ждала и верила. Наша история с самого детства. Когда в детдом привезли кроху с лучистыми глазками, ее сразу начали обижать. Защищал. Все поняли, что малыха под моим присмотром. А потом мы выросли и влюбились друг в друга. Два покинутых человека в океане соединились. Дальше квартира от государства родного, кое-как обустроенный быт и моя опасная работа. А где было денег взять? Только там.
Катя ни разу не попрекнула. Терпеливо переносила все невзгоды, терпела разлуку и налаживала нашу жизнь. А я ее любил. Любил так, что страшно становилось. И чувствовал за не огромную ответственность. А уж когда забеременела, то границы мои и вовсе потеряли жирную черту. Думал все, последнее задание и уволюсь. Налажу дома что-то типа маленькой конторки, буду вместе с женой рядом. Не вышло. Затянулось задание, и я не успел. Катя моя умерла.
Окатывает кожу лютым морозом. Макс просекает мое состояние и замолкает. Он как чувствует, что падаю в черную бездну воспоминаний.
Она боролась как могла. Доктор сказал, что до конца кричала, чтобы сохранили ребенка, спасли его. На себя ей было наплевать. Стоя в палате реанимации, готов головой стекло пробить лишь бы осталась жить, готов был отдать всё, что есть, но не взяли мою жертву. Я, блядь, тогда впервые молился. За нее. Не знаю кому, но кому-то могущественному. Просил взять мою жизнь взамен, жертву не приняли. Кровавый бог захотел забрать Катю.
Токсичная вина травит мое тело. Преступления еще не было, но уже готов сожрать себя за него. Нет, я не евнух. Девки были, что говорить. Дорогие лощеные куклы на ночь и только. В дом не тащил никогда, нечего там делать. Пользовал в отелях, саунах и где телу угодно. Делал что хотел и как хотел, а потом швырял деньги и уходил спокойно и без всякого стыда.
Но рыжая… Это другое.
Она… Дергает внутри.
С того самого раза, как зашла в кабинет в своей узкой юбке. Трогает бесшабашностью и безалаберностью. Тем, что лезет куда не надо, спорит и обзывается, думая, что не слышу. Она взрывает мой мир и рушит возведенные границы.
Целовать её… Это просто вышибает из рамок. Но не могу предать память, не хочу. Меня устраивает полностью моя жизнь, а рыжий ураган лишь мешает.
- Сыну нравится, – неопределенно пожимаю плечами. – Пусть работает пока.
- Раз Егору понравилась, то безусловно да, – кивает Макс. Вроде серьезно говорит, но знаю же, сука, что сарказма полон. Душевед, его мать. – Нике моей тоже понравилась. Ходил в дом, сидят трещат, как будто попеременно пулемет строчит.
Я будто злость ощущаю за то, что Дарья пришлась ко двору Макса. Не в традиционном смысле, просто симпатию вызвала, но она же не виновата, что я досаду чувствую. Смятение душит. Волнуется внутри, будто шторм начинается.
- Макс, её нужно пробить, – наконец, говорю. Такой подход возвращает меня к делу, начинаю чувствовать себя живым. – Сыч постараться должен. Есть пара вопросов.
- На чем основано подозрение?
- Да не подозрение, – раздраженно отмахиваюсь. – Она по ходу знает что-то об оружии и ножах. Точно пока не скажу. Спровоцировать времени не было. Скорее всего начальные навыки, но знать бы нужно. Егор с ней, понимаешь? Я последние дни отпуска догуливаю. Ничего особенного, но больше знаешь, лучше спишь. Пробить лишним не будет.
- Не пыли, – осаживает Макс. – Проверим. Что бесишься?
Хлопаю Тайпанова по плечу и ничего не отвечаю. Не успеваю отойти от нахлынувшего раздражения, как вижу идущую Дарью. Она робко поглядывает на нас, но с пути не сворачивает. Затягиваю простынь крепче. После бани никто не одевается, если что. Потерпит. Нечего краснеть. Не все же ей с голенькой жопкой передо мной щеголять.
Слава небесам, что мне досталось сиденье позади. Егор всю дорогу заполняет неловкие паузы, пока едем. Но потом он засыпает и приходится переложить его назад, а мне соответственно занять место рядом с Гризли.
Отодвигаюсь к двери, будто меня это должно спасти. Боком прижимаюсь к пластику и туплю в окно. Медведь молчит, и я тоже не собираюсь с ним затевать беседу. Все равно одни маты сыплются в итоге. Не то, чтобы я нежная ромашка и завалюсь в обморок от ненормативной лексики, просто поняла, что не хочу слышать в свою сторону брань. От Булатова особенно.
- Сядь нормально, – льется первый приказ. Как он умудряется говорить, будто каждый раз неопровержимую команду отдает. Тело само реагирует, мозг подключается позже. – Не хватало скрюченной тебя таскать в Бору. Что жмешься?
- Вам кажется. Все хорошо.
- Именно с таким лицом говорят подобное, когда на самом деле все очень хуёво. Расслабься, сказал, – летит очередной приказ.
Да господи! Невыносимый. Разваливаюсь на сиденье как пьяный мужик. Сползаю попой вниз и расставляю ноги. Мне хочется достать Булатова, раздраконить его своей выходкой, потому что меня коробит от команд, что как собаке бросает. Стекаю лицом и повернувшись спрашиваю.
- Устраивает?
Реакция Гризли заставляет меня застыть. Он смеется. Нет, он неприлично громко ржет. От шока прийти в себя не могу, залипаю на нем, оторваться не могу. Какой же он красивый. Да. Да! Он вашу мать красивый!
Несмотря на внешность варвар смеется идеально. О ржании загнула, что скрывать. Раскатисто, басисто, но проскальзывают особо бархатные нотки. Он настолько заразительный и искренний, что не могу не улыбнуться. У глаз Гризли собираются морщинки, черты лица разгладились и вообще… И вообще…
- Рада, что повеселила.
Булатов кивает и замолкает. Я все же присаживаюсь нормально, но начинаю испытывать неловкость. Мне не нравится, что это чувство теперь является моим постоянным спутником.
Раньше никогда не испытывала ничего подобного, но может только потому, что никто так не нравился. Да, не нравился. Моя тайна умрет, ее никто никогда не узнает. Я же не в сказке живу, где богач влюбляется в бедняжку и потом гоняет за ней всю жизнь, одаривая миллиардами роз и кучами бриллиантов, а та выделывается. На то она и сказка. Я приземленный реалист, поэтому сколько бы мне не нравился Гризли – без вариантов. И тот несчастный поцелуй абсолютно ничего не значит. Ни-че-го!
- Жарко?
Его вопросы начинают бесить. Изо всех сил пытаюсь привести себя в себя, а он только мешает. Но разговаривать ему не запретишь. Такому вообще ничего запретить нельзя, ему все равно на чьи-то желания. Как ему сказать, что меня даже его голос сейчас очень большая провокация. С трудом справившись, выдавливаю натужное.
- Нет.
- Ты красная. Горишь. Кондей включить сильнее?
- Нет! Егору будет мешать. Вдруг перед соревнованиями заболеет.
Оборачиваюсь назад, чтобы посмотреть. Мне кажется, что он уснул посередине сиденья. Лицо ребенка находится прямо перед обдувом. Отстегиваюсь и лезу поправить, он скатился к самому краю, боюсь упадет.
Танк Булатова очень большой, мне приходится сильно изогнуться чтобы пролезть к дитю, но удается. Подоткнув Егора к стене, пытаюсь вылезти назад и терплю фиаско.
Еложу туда-сюда, подтягиваюсь на руках пока у Лекса не заканчивается терпение. Он ухватывает меня за пояс джинсов и рывком дергает, сажая на место. От внезапного сальто-мортале в голове мутится, но позорно молчу. Без комментариев, как говорится. На самом деле я ловкая, у меня период просто сложный. Но Дракуле об этом знать необязательно.
- Даш, кофе налей.
- Й-я… Я сейчас.
Простая просьба шокирует. Дело не в требуемом, а то, как он произнес предложение. Будто мы сто лет знакомы. Будто я его близкий человек. Будто… я ему принадлежу. Будто он мой, а я его.
Не понимаю, что происходит. Мы то злимся так, что искры летят, то разговариваем, как ни в чем не бывало. Разве так ведут себя работодатель и подчиненная? Думаю, что нет, но у нас именно так и получается.
Дрожащими руками наливаю стакан и протягиваю. Булатов не отрывая взгляд от дороги берет его. Отпивает первый глоток и немного морщится.
- Сахар забыла положить?
Вздыхаю.
- Так точно.
- Склероз?
- Ваш лишний вес, – неосмотрительно роняю. – Шучу. Сахар вреден.
Он щурится и отпивает еще глоток.
- У меня нет лишнего веса. Все мышцы, – дергает плечом, на котором тут же вздувается бугор. – Но мне нравится. Без сахара.
Он точно жрет девственниц в полнолуние. Как можно ТАК зачаровывать голосом? Он невероятный, глубокий тембр, божественный рокот никак не иначе. Воздух становится гуще, приторнее. Задыхаюсь и отворачиваюсь. Подсовываю руки под бедра, сжимая их в кулаки. По спине размахом дрожь идет. Немею, как статуя.
Надо бежать. К черту все. Надо спасаться. Я окончательно понимаю, что Булатов интересует меня, как мужчина. Это плохо. Все очень-очень плохо. Ни разу в жизни не испытывала подобного. Никогда. Парни были в большей степени залогом самооценки не более. Понятия не имею, что такое притяжение, но именно это я теперь чувствую. Хочу его потрогать. Прикоснуться к коже, ощутить под ладонями силу. Впитать мощь и власть, вбить себе под кожу. Дышать ароматом хочу. Боже мой!
- Я буду спать в кресле, – показываю на огромную сидушку.
- Не дури, Даш, – устало гудит Гризли.
- Здесь одна кровать, – решительно возражаю. – Вы не видите?
Он насмешливо смотрит и тянут уголок рта вверх. Это не улыбка, это звериный оскал, высказывающий мощнейшее пренебрежение.
- Не нужно переживать. Ты меня не интересуешь ни в каком значении данного слова. Совсем. Понимаешь?
Ах, ну если так, то прямо сейчас ложусь. Гад!
- Прекрасно.
Отворачиваюсь и подхватываю сумку с вещами. Нужно срочно переодеть футболку, иначе рехнусь. Захлопываю дверь ванной, сажусь прямо на пол. Обнимаю себя руками и ненавистные слезы проливаются сразу двумя полноводными реками. Терпеть не могу слезы. Презираю себя за слабость. Куда я полезла? На черта мне кровь из носа нужно было пилить к нему на смотрины гувернанток? Именно к нему? Дура я.
Ничего не отмотать, время назад не вернешь. Поступки не исправишь и отношение к себе не изменишь. Гребаная жизнь. Почему мне было не родится тупой дурой? Жила бы себе спокойно, так нет же.
Приедем, пойду в тир. Мне нужно. Очень нужно.
«Даша, всю злость оставляй за бортом. Когда стреляешь, нужно быть максимально сосредоточенной. Нажимай курок, лови ритм сердца. Держи мишень.»
В прошлом. Все в прошлом. И мамин знакомый тоже. Теперь сама.
Умываюсь до красна. Освежаюсь, надеваю новое и нацепив на лицо маску, выхожу. Лекс уже переоделся. Он задумчиво тарабанит пальцами по подлокотнику. Будто не здесь, витает где-то. Трет небритый подбородок, я наблюдаю за ним не отрываясь. В голове стучит один и тот же вопрос, как я буду с ним спать одной постели?
Два метра сокрушительно ходячего тестостерона. Накачанная громада мышц. Геракл, его мать. Неотразимый Атлант. Притягательный людоед с неопровержимо примагничивающей энергетикой. Сексуальный до изнеможения брутал.
- Я готова. Там свободно, если хотите.
- Нет. Пошли поедим? Жрать хочу, как собака.
- Шикарный лексикон, Алексей Адамович. Продолжайте в том же духе.
Подначиваю с дерзкой улыбкой. Мне легче, когда мы на такой волне общаемся. Он не против, как я поняла. А меня сей факт более чем устраивает. Я броню себе таким образом набиваю. Защищаюсь.
- Потерпишь.
- Конечно, – важно киваю. – Вы же мне платите. Еще не такое проглотишь.
- Иди уже, Даш. Язык тебе укоротить.
- Попробуйте.
- Да иди же! – выталкивает из дома и запирает дверь. – Направо.
- Старшие вперед.
Пропускаю его, чтобы не маячить перед ним. Во-первых, я не знаю где кафе, во-вторых, мне так комфортнее. Держу в фокусе только его обувь и ни в коем случает не выше. Внимания на восторженные приветствия не обращаю, хотя встречные из кожи вон лезут как стараются. Особенно девушки. Оказывается, Булатова многие знают. Это естественно, он же бывал в Бору.
- Здравствуй, Лекс, – неожиданно втыкаюсь носом ему в спину.
Отпечатавшись от Булатова, лицезрею неземной красоты женщину. Она так вожделенно пожирает Булатова взглядом, что мне становится крайне неудобно.
- Здравствуй, Арин. Какими судьбами?
- Как обычно, – беспечно отмахивается. – Финансирование. Ты как?
- Отлично.
Козлина! Лыбится ей, как…
- Пересечемся?
Вот же наглая. Я, конечно, понимаю, что никто и ничто в их глазах, но можно хотя бы ни при мне договариваться «за потрахаться». Тотальное возмущение порождает спазм, удержать который не в силах. Оглушительно кашляю, зажав горло.
- Даш, - выдергивает меня Булатов из-за спины. – Вон кафе. Беги, закажи нам поесть и быстрее воды купи. Держи, – сует в руки огромный бумажник, из которого торчит толстая пачка денег.
Зажимаю купюры и топаю в указанном направлении. Сбагрил умело, красавчик. Ну он же дядька стреляный, знает, как избавиться безболезненно от докуки. Не успеваю сделать и десяти шагов, как першение проходит, только горло неприятно саднит. С ненавистью жму пачку. Смахнуть бы ее и смотаться. Сиди потом, бомжуй тут без баблишка, Казанова-Гризли!
- Девушка, определились? – склоняется симпатичный официант.
Как же она перед ним выламывается. Вроде тетка упакованная, а жмется перед Булатовым, как сука течная. Еще немного и хвост задерет, выпрашивая чтобы он ее прямо на глазах у всех оприходовал. Хохочет, колокольчиком разливается.
- Да. Минуту.
Арина тянет руку к его лицу, смахивает невидимую ресничку. Гризли перехватывает ладонь и неопределенно мотнув ею, отпускает. Не дает до себя дотрагиваться. Неожиданно поднимается настроение и хочется любить весь мир. А потом он ее обнимает. Деликатно мажет поцелуем по щеке.
- Мясо с кровью одну порцию. Почти сырое, – чеканю парню. – А мне нормальное. Жареное. И сок.
- То есть для двоих заказ, – уточняет официант.
- Я же ясно сказала? – срываюсь на него.
- Мне нужно уйти?
Она краснеет, как пионерка. Твою ж мать, девке двадцать два, а она еще не разучилась это делать. От того, что не знает куда деть руки, становится пиздец как неуютно. Стальная ромашка рассыпается в металлическую стружку.
Забавно, как она перескакивает с «вы» на «ты». Мне все равно как Даша ко мне обращается. На этот счет компклексов не имею. Без разницы вообще. Но она же сама не замечает, что в минуты особого состояния перескакивает на ступень ближе. И мне это нравится. Она настоящая. Не скрывает эмоции, не выебывается и не жеманничает.
Заводит. В самом трахательном смысле заводит. Много думал и сопротивлялся, но понял, что не прочь покувыркаться с ней как следует. Понятия не имею, что из этого выйдет, но хочу.
- Не уходи, если некуда, – еле слышно пищит.
Не ошибся.
Думал злится, что влетела в меня. Оступилась и чуть не упала перед другой женщиной. У них на подсознательном уровне записано, что надо друг другу что-то доказывать. С Дашкиным гонором вообще засада при посторонних лажать. При мне можно, а при других нет. У Тайпановых по струне ходила, будто под куполом цирка балансировала на канате. Ника от нее без ума.
Не хочу смущать, дергаю дверь душевой. Сажусь на край выступа.
Она белее мела. На ужине еле языком ворочала. Боится меня опять? С ней реально с ума сойдешь. То шкодит, как ребенок, то переживает до посинения. Мотает как летающую петарду.
Может ревность? Так с хера? Я ей кто?
Арина достала. Уже давно ее не трахаю, как еще намекать, что настоебенила не понимаю. Грубо отшить, не по-братски как-то, но ведь по-другому сука не поймет. Липучка. Нарисовала себе розовые облака и качается на них, как макака на лиане. Сразу сказал, что без обязательств. Не дошло.
А Дашка… Она другая. Но с ней будет также, как с Ариной и всякими другими. Примет? Поймет? Только секс и все.
При одной мысли, что буду рыжую трахать, встаёт. Морщусь от болезненной тяжести, выкручивает жестко. Не признаваться же ей, что ее сиськи снятся с завидной регулярностью. Охуенная стоечка, дыньки-тройка, как на заказ. Хоть дрочи на них. При мысли, что кончу на торчащие соски выламывает яйца. Это просто адовый пиздец. Член распухает густой наполненностью крови. Все сливается до капли туда.
Со злости дергаю себя за член и почти приседаю. Ебена-мать! Как пиздюк подвисаю, что за напасть. Радует одно, что интерес к ней чисто постельный. Иначе от ноющего баклажана отъехать можно, если так на постоянке прикручивать станет.
Знал бы Макс, о чем думаю. После того, в каком дерьме были и что пришлось пройти…
Терпелка железная была. Здесь же разматывает на куски. Подрочить может? Отпустит и хер с ней. Никто же не узнает, если передерну затвор разок.
Вместо этого врубаю ледяную воду. Беру лейку и тушу пожар, не задумываясь о последствиях. С трудом, но гашусь. Остужаю допом башку. Можно жить дальше, правда чуть не разорвало, но не выходить же с оттопыренным полотенцем. Это же пиздец кромешный.
Неспеша вытираюсь и накидываю трусы. Надеюсь, в обморок не свалится.
О, как!
На постели лежит зачетная горка, сооруженная из многочисленных подушек. Ровно посередине топорщится. Пока созерцаю Мамаев курган, мимо меня шмыгает Дарья и плотно закрывает дверь.
Ясно, потрахаться не светит. Но буду честен, не намекал даже. Все происходило исключительно в моей голове. Даже повода ни разу не дал так думать. Атака в ее спальне не в счет. То было наказание за длинный язык.
Разваливаюсь на своей половине. Одеялом прикрываю только член, хотя что его прятать, он и так в трусах. Пока копаюсь в почте, возвращается рыжая. Не смотрю на нее, чтобы не смущать. Она сбрасывает халат, остается в мини-шортиках с кружевом и такой же майке. Да что за…
Натягиваю одеяло, формируя ком на натянутых боксерах. Углубляюсь в письмо и не вижу ничего, кроме прямой спины и аккуратной жопки, сидящей на краешке кровати. Косу на ночь заплетает.
- Я свет погашу?
- Без разницы, – глухо отвечаю.
- Алексей Адамович, – настороженно начинает. – Ситуация весьма странная и я не ожидала, что нам придется вот так…
- Лечь в одну кровать? – поднимаю бровь.
- Да.
- И что? Мы же не делаем ничего противоестественного. Ты одета, – ползу по ней взглядом. Застреваю на гребаном декольте, из которого выглядывают бомбячьи сиськи, черт бы их побрал. Вымазываю похотью ложбинку капец как жадно, но там запрет написан красной строкой. Девки такие на операции себе вшивают, а у нее натуральные. Пиздец. Сдохнуть можно. – Я тоже. Граница на замке, – киваю на гору. – Или это китайская стена?
- Давайте спать, – сухо отвечает и прячется за буграми, накрываясь одеялом с головой.
- Давайте, архитектор Дарья, – подтверждаю ответной реакцией.
Пока она возится, мобилизирую остатки силы воли и заставляю себя заснуть в буквальном смысле. Проваливаюсь в темное марево-. Барахтаюсь в нем, ищу что-то и бегу за ярким пятном.
Беспокойство растет и растет.
Стреляют. Снова стреляют.
- Даш, – хрипло шепчет Булатов. – Что случилось?
Лежу под ним, распятая мощным телом. Его необузданная стихийная сила сводит с ума.
Мои руки за головой зажаты в его тиски, пошевелиться не могу, как бы не старалась. Я бы сама не дотронулась, если бы он не стал вдруг метаться и расшвыривать подушки. Звал Макса, что-то о стрельбе. Как только вынужденно коснулась лба, чтобы разбудить, мгновенно оказалась подмятой.
- Вы лежите на мне, – умудряюсь выпалить сухими губами.
Я погибаю. Он смотрит. Лекс так разглядывает, что становится еще жарче, будто его кипяточного тела не хватает. Градус страшным образом повышается и все начинает бурлить. Атмосфера накаляется до предела. Смотрит… Гризли просто так не отступит, почти уверена. Постепенно просыпаясь, уходя от своего сна, осознаннее мечется по лицу взглядом. Слежу настороженно, боюсь и желаю его.
Лекс лежит между моих ног. Мы не шевелимся, только тяжелое дыхание бьет по ушам. Во внутреннюю сторону бедра упирается огромный член. Он почти у края шорт, почти на грани. Булатов склоняется ниже и ниже. Задевает бретельку, которая тут же соскальзывает, обнажая затвердевший сосок. Поправить ткань не могу, он не даст этого сделать как бы не дергалась.
- Даш, – глаза Булатова заволакивает, а меня жаром окатывает от того, как произносит имя. Песня для ушей, таю и размякаю. Он расфокусировано наблюдает за моей мимикой, касается своими губами моих. Будто ток нас пронзает. Вырабатывается электричество, которое огромной вспышкой взрывается. Еще немного и я слечу с катушек. – Ты же хочешь. Давно хочешь.
Мотаю головой, отказываюсь, хоть это и глупо выглядит. А у самой хоть трусы выжимай! Насквозь поток промочил. Никого и никогда так не вожделела. Меня подбрасывает от желания неимоверно сильно, начинает бить крупной дрожью.
- Нет, – сорвано выдыхаю. – Неправда.
Отрицаю. Что еще делать, когда понимаю, как дальше будет. Он меня трахнет. Будет бомба не сомневаюсь. Я влюблюсь в него и буду выть от тоски, когда вышвырнет меня из своей жизни. Булатов выставит за дверь, не задумываясь и не жалея. Я такая же, как остальные. Арина и кто там еще, не знаю.
- Доказать? – едва заметно улыбается.
Превращаюсь в кусок желе. Что собирается сделать? Мне ведь одного маломальского движа будет вполне достаточно, чтобы отъехать в преисподнюю дьявольского разврата.
Давай, Булатов. Добей меня еще тем, как ты умеешь редко, но обаятельно улыбаться. Будто твоего голоса мало. Закрываю глаза и пытаюсь отключиться от реальности. Рука Лекса нагло лезет в мои шорты. Он пробуривается, несмотря на сопротивление и мажет пальцами по горящей промежности. Вскрикиваю и трясусь еще сильнее.
- Прекрати!
- Смотри, – тянет влагу по пальцам. – Ты течешь. Мокрая, как губка.
- Нет, – хнычу отчаянно.
Еще пару нажатий и меня разорвет. Он словно читает мысли и вновь лезет. Раздвигает залитые секретом складки, бьет пальцем по пульсирующему клитору. Горячим окатывает низ живота, скручивает тягучим спазмом. Кусаю губу, сдерживаю рвущийся крик. Нежный удар и следом в меня проникают пальцы.
- Кончай, Даш, – шепчет на ухо, нажимает внутри меня на спусковой крючок. Дергаюсь и заливаю его ладонь. Стон сквозь зубы. Впиваюсь в широкие плечи Гризли, царапаю и раздираю кожу, не в силах контролировать свое тело. – Кричи.
Пальцы творят внутри безумие. Теряюсь, падаю в параллельную реальность и парю на крыльях. Булатов рывком стаскивает шорты. Подчиняюсь, потому что от меня уже ничего не зависит. Покоряюсь и отдаюсь ему.
Майка летит следом. Чувствую зубы вокруг соска и густой выдох. Булатов целует, лижет мою грудь. Кусает и всасывает. Выгибаюсь дугой над кроватью, терпеть слишком острое удовольствие становится невыносимо и вместе с тем хочу еще. Грязнее, неистовее. Хочу познать бурю, упасть в самый эпицентр.
- Лекс, – цепляюсь за шею. – Лекс!
- Не сдерживайся, – даже когда соски языком ласкает, все равно смотрит. Как же это заводит, как же подстегивает. – Хочу тебя видеть настоящей.
Раскидываю ноги шире и поднимаю таз. Хочет видеть, пусть смотрит. Все равно это наш первый и последний раз, понимаю же. Булатов замедляется, чувствует изменение. Поймав одному ему ведомое согласие на безумство, раздвигает губы в намеке на улыбку. Я же опускаюсь и тяну его выше.
- Хорошо. Такая, какая есть. Бери.
Выпаливаю со злым жаром. Бешусь, что так на меня действует. Неистовствую, что растекаюсь перед ним и теряю разум. Значит, я тоже возьму свое и будь что будет. Важно, что именно сейчас происходит.
Оттягиваю трусы и обхватываю толстый член. Шипит, как разбуженный зверь. Вот это размер… Глажу по всей длине, гоняю кожу. Задеваю рукой головку, размазывая по ней выступивший эякулят.
- Рискуешь быть выебанной прямо сейчас, – предупреждает он, прищурив глаза.
- Не испугаешь, – нахожу силы оговариваться.
Дш-ш-ш… Шипит он сквозь зубы.
- Даш, – темнеют его глаза. – Сосешь?
Распаленное желанием сознание откликается. Я делала такое всего раз. Не считала нужным использовать такого рода ласки. Но ему хочется дарить. Жадное желание попробовать на вкус Гризли становится навязчивым и всеобъемлющим. Сглатываю вязкую слюну и киваю.
- Тебе – да.
Он поднимается на руках, а я замираю от восторга. Не знаю, как выживу потом, но в эту минуту поглощена происходящим. С упоением смотрю как отбрасывает боксеры. Пружинящий член, наполненный горячей кровью, смотрится угрожающе. Понятия не имею, как он поместится во рту, но я готова.
- Расслабься и не бойся.
Я только сейчас понимаю, почему он предупредил. Булатов нависает сверху, седлает как дикую кобылу. Прохладные простыни единственный источник, иначе я близка к тому, чтобы сжариться заживо. Я горю, между ног пылает, огненный член Лекса качается и приближается.
- Раскрой рот, – командует, зажав ствол рукой.
Размыкаю губы. Толстая головка проникает и заполняет полость, с готовностью принимаю. Сдержанный стон Булатова возносит меня на седьмое небо. Его колени около моих плеч, голова опущена, руки сильно напряжены и весь он как скала, готовая рассыпаться в любую минуту.