И пока дни беспрерывно шли друг за другом, сменялись времена года. Наступило лето, и после осени с зимой вновь пришла весна. И только тогда я осознал, что она исчезла из моей жизни.
Не было громкого ухода. Не было последнего послания. Просто в один момент я понял, что уже несколько недель не искал её следов в сводках новостей. Не вслушивался в шум города в надежде услышать отголосок её смеха.
Город затянул шрамы, оставленные ею. Новые скандалы, новые катастрофы, новые мемы. Её единороги окончательно поблёкли. Мир, который она так яростно пыталась расшевелить, зевнул, повернулся на другой бок и уснул.
И я, кажется, уснул вместе с ним.
Жизнь обрела странную, плоскую ясность. Я ем, сплю, читаю. Иногда выхожу из дома. Всё как у всех. Всё правильно. И до тошноты скучно.
Сегодня на книжной полке нашёл пыльную стопку старых газет. Тот самый номер с розовым единорогом. Выбросил, не перечитывая. Кажется, впервые за долгое время я по-настоящему, без всякой позы, ничего не почувствовал.
Это не исцеление. Это опустошение.
Сегодня был в кофейне, где мы однажды сидели с ней. Заказал тот же напиток, что и она тогда. Горький, с привкусом дыма. Пил и ждал... Чего? Всплеска эмоций? Пробуждения?
Ничего. Только горечь во рту.
Возможно, она была болезнью. А то, что я сейчас чувствую, — это не здоровье, а просто апатия выздоравливающего.
Что-то случилось.
Ничего глобального. Никаких взломов или поджогов. Просто сегодня утром, заказав кофе в автомате, я получил стаканчик. На нём, поверх стандартного логотипа, кто-то от руки нарисовал маленький, почти невидимый шип.
Просто линия. Кого-то детская шалость или чья-то нелепая шутка.
Но я стою уже десять минут и смотрю на этот рисунок. И сердце бьётся с той самой знакомой, погасшей было частотой.
Потому что я вдруг отчётливо вспомнил. В ту ночь на электростанции, на её куртке, среди чёрной ткани, была такая же вышивка — одинокий, изящный шип.
И это не было прощением. Это было напоминание.
«Я ещё здесь.»
Шип. Этот, черт возьми, шип. Я провёл весь день, пытаясь найти логичное объяснение. Случайность. Чья-то глупая шутка. Может, я сам его нечаянно нарисовал, сам того не осознавая, задумавшись? Но нет. Чернила другие. Стойкие.
Я даже сходил в ту кофейню, поговорил с бариста. Девушка посмотрела на меня как на сумасшедшего.
«У нас миллион стаканчиков проходит за день, мистер».
Вернулся домой. Компас всё так же лежит в ящике. Но я больше не смотрю на стрелку. Я смотрю на сам ящик. И он кажется мне теперь гробом, в котором похоронено не направление, а предупреждение.
Снова начал читать сводки. Вслушиваться в новости. Проверять местные паблики в поисках аномалий. Не её почерка. Ничего даже отдалённо похожего. Только серая, унылая криминальная хронику.
Это безумие. Она бросила камень в воду и скрылась. А я стою и часами смотрю на расходящиеся круги, пытаясь угадать по ним форму руки, которая его бросила.
Я превратился в самого жалкого из фанатов. В архивариуса собственного помешательства.